VOOKstock-Project
Главная  |  MP3  |  VOOKstock-Gallery  |  Материалы  |  Гостевая книга  |  ЧАТ  |  Архив  |  О Проекте
   |  ALEX KERVEY & T-OUGH PRESS (filial)   |     ССЫЛКИ     |  VOOKstock-Project (english version)  |   

  СИЛА ВОЛКА
ДУГЛАС ВАЛЕНТАЙН

Перевод книги и предисловие - Олег Борисенков
Редакторы - Алексей Воронков, Александр Керви
Отдельная благодарность Юрию Хангиреевичу Тотрову за рекомендацию
автора и ценные советы при подготовке этого издания к публикации
       

Предисловие:

НАРКОВОЙНЫ (САМАЯ ДОЛГАЯ БОРЬБА ЧЕЛОВЕЧЕСТВА).

Создание образа врага (наркотики с древности до начала 20 века).
Проблема наркотиков в современном мире стоит как никогда остро. Это одна из сложнейших проблем в истории человечества и одна из самых далеких от разрешения. Ежегодно развитые страны мира тратят миллиарды на борьбу с наркочумой, но победы так и не видно. Почему? На этот вопрос нельзя ответить однозначно. Обратимся к истории. Употребление наркотических веществ и галлюциногенов было свойственно человечеству ещё на ранних этапах его развития. Наркотические вещества использовались при проведении различных религиозных церемоний у первобытных народов - это подробно описал в своих книгах Карлос Кастанеда. Дурманящие свойства мака подметили еще шумеры 5000 лет назад. На клинописных табличках, обнаруженных при раскопках в Месопотамии, рассказывается о приготовлении и употреблении опиума. В Китае около 2700 г. до нашей эры употребляли в качестве лекарственного средства настои из конопли. На барельефах храмов в Южной и Центральной Америке изображены листья коки. В письменах ацтеков и майя и в преданиях других индейских народов говорится о различных растениях, вызывающих галлюцинации. Употребление их приравнивается к общению с богами. Упоминается об опиуме и в древнегреческих мифах, связанным с богом сна Гипносом, символом которого был мак, навевающий грезы.
Об опиуме упоминает Гомер в «Одиссее» (около 700 г. до нашей эры). Название «опиум» происходит от греческого слова «opion», что означает «маковый сок». Вероятно около 300 г. до нашей эры опиум попал в Персию и Индию вместе с войсками Александра Македонского. В античные времена подметили и медицинские свойства опиума. Об этом говорится в книге «Materna Medica» древнегреческого врача Диоскурида, в сочинениях римского медика Клавдия Галена. Есть упоминания о широком распространении опиума в Риме в начале нашей эры. Именно тогда, в эпоху античности, были подмечены и первые случаи борьбы с потреблением наркотиков, правда весьма своеобразными методами: в частности, говорится об увеличении поставок и производства вина, дабы люди не варили и не пили зелья из полыни и мака, «после которого ходят, как в дурмане». Далее в Восточную Азию он попал с арабскими купцами примерно в 300 г. уже нашей эры. В VI веке в странах Ближнего и Среднего Востока стал распространяться ислам, одним из требований которого было полное запрещение употребления алкоголя. Именно в этот период стали широко распространяться его заменители: гашиш и опиум в качестве «рекреативного стимулятора». Однако масштабной проблемой распространение наркотиков становится только с 1700-х годов, когда европейские купцы превратили торговлю этим зельем в прибыльный бизнес. С 18-го века опиум использовался как в медицинских целях, так и в качестве средства расслабления. Основной сферой применения все же оставалась медицина. В те времена, когда практика находилась на достаточно примитивном уровне, опиум становится главным средством для облегчения боли, его выписывают практически при любых заболеваниях, он становится важным ингредиентом для значительного количества лекарств. Между тем, как уже упоминалось, опиум стали применять и в качестве расслабляющего средства. В XVIII-XIX веках его стали воспевать именно как средство релаксации английские интеллектуалы. Сэмюэль Тейлор Кольридж и Томас де Куинси писали о «божественной роскоши» употребления опиума. Однако в то время массовое потребление опиума в Европе не получило развития. Кстати, именно в это же время появляются сообщения и о вреде наркотиков, правда, речь шла в основном о конопле. Так, адмирал Нельсон сокрушался, что матросы на кораблях «курят канаты», которые в то время делались из конопли. Наполеон во время египетского похода сообщает о том, что многие арабы пребывали в «душевном недуге», связанным с курением гашиша. Ему также приходилось вести борьбу (вплоть до применения жестких наказаний) с курением этой заразы солдатами его армии.
Но все же массовая вспышка наркомании в Европе началась примерно с 40-х годов XIX века. Становление мировой колониальной системы предоставило возможность народам Европы познакомиться с целой группой диковинных товаров, названных колониальными. Но наряду с чаем, кофе, табаком, пряностями и какао на европейском рынке появились опиум и гашиш. Главными поставщиками этой отравы в те времена были Турция и Аравия. Кроме того, стремясь извлечь выгоду из торговли опиумом, английские купцы стали развивать маковые плантации в Индии и продавать опиум в Китай и страны Юго-Восточной Азии. Откуда он также возвращался Европу. В Англии, например, в 40-50 годы XIX века по самым скромным подсчетам опиум потребляло примерно 5 % населения. Он продавался открыто и даже популяризировался «как средство борьбы с пьянством», ежегодное потребление равнялось примерно 61 тыс. фунтов. Во Франции аналогичное распространение получил и гашиш. В Париже существовал даже «Клуб любителей гашиша», среди активистов которого были Теофиль Готье и Бодлер. Дело дошло до того, что во время революции 1848-го года парижские студенты выдвигали одним из своих лозунгов «право на свободное курение гашиша». Так наркотики становились частью политической и экономической жизни. Начиная с 60-х годов XIX века, наркотики играют все большую роль и в мировой политике. Англичане поставляли индийский опиум на китайский рынок. Именно в Китае потребление наркотиков приняло характер настоящего национального бедствия. И именно в Китае была предпринята первая попытка реальной борьбы с этим злом. Еще в 1799-ом году китайский император запретил потребление опиума в стране. Опиум изымался властями и подлежал уничтожению, а его продавцы и потребители - строгому наказанию. Однако декларировать оказалось легче, чем реально противостоять этому. Повальная чиновничья коррупция, в том числе и среди тех, кто должен противодействовать распространению опиумной контрабанды, приводила к тому, что объемы ввозимого в страну опиума только возрастали. К тому же англичане не желали допустить потери прибыльного рынка сбыта. В 1860-х годах разразились две «Опиумные войны», приведшие к насильственному открытию китайского рынка для массового сбыта опиума. В этот же период стала появляться и организованная преступная сеть, занявшаяся наркобизнесом. Возникшие тайные общества – триады – стали заниматься контрабандой опиума, расширяя свои границы и постепенно охватывая не только Китай, но и другие страны мира, прежде всего Европу и Америку. Английские прибыли от опиумной торговли стали сокращаться вследствие роста его производства в самом Китае. Теперь уже Китай стал продавать опиум на Запад. Бумеранг возвращался. В этот же период китайский опиум появился и на американском рынке. Поначалу он завозился в США для нужд китайских эмигрантов. Местами наибольшего распространения опиума стали города Тихоокеанского побережья, где в китайских кварталах появились десятки курилен опиума. Первые законы, направленные на запрет наркотиков, были приняты в Сан-Франциско, а позже и в других городах Калифорнии. Правда, опиумную проблему тогда американцы решали весьма своеобразно. В 1882-ом году был принят закон, запрещающий иммиграцию в США китайских кули (его отменили только в 1943-ем году по военным соображениям, предоставив Китаю квоту в 150 человек в год).
В 1883-ем году Конгресс увеличил пошлины на ввоз опиума в США, а в 1887-ом году его вообще запретили. Правда, главными потребителями наркотиков в США были вовсе не китайцы, а белые американцы. Как считалось, типичным «опийным наркоманом» в XIX веке в США была белая женщина средних лет из высшего или среднего классов, получавшая опиум, правда, не у китайцев, а в виде таблеток, выписывавшихся некомпетентными врачами. Белыми курильщиками опиума были по большей части представители преступного мира. Власти принимали законы против курилен опиума и налагали запреты на ввоз опиума в США, но только для китайцев; американцев эти запреты не касались. Они по-прежнему могли ввозить опиум в страну, и пользовались этим правом, продавая его китайцам.
Запреты на иммиграцию в США китайцев вызвали недовольство в Китае. Стремясь усилить свои позиции на китайском рынке и распространить свое влияние на эту страну, США поддержали антиопиумную компанию МБР (Международного Бюро по реформам - организации, включавшей около 30-ти миссионерских обществ, ставивших целью борьбу за трезвость). МБР пыталось добиться запрещения производства опиума и его производных (имелся в виду морфин, начало распространения которого относится к 60-70-ым годам XIX века.). В 1901-ом году был принят закон, запрещающий продажу опиума, табака и алкоголя туземным племенам, как в Штатах, так и за рубежом.
В 1908-ому году Конгресс США запретил продажу опиума на Филиппинах, которые являлись владением США в Азии. Однако эти меры оказались неэффективными, и потребление опиума на Филиппинах продолжало расти. Епископ Епископальной церкви Чарльз Генри Брент выступил за созыв в Шанхае международной конференции по опиуму. Эту идею поддержал и президент США Теодор Рузвельт.1 февраля 1909 года в Шанхае была созвана конференция Международной Комиссии по опиуму, в которую вошли представители 13 стран. Конференция приняла ряд положений:
- правительства всех стран должны принять меры к пресечению курения опиума, как в своих странах, так и в заморских владениях;
- опиум может использоваться только в медицинских целях;
- страны-участницы должны выработать меры по прекращению экспорта опиума туда, где его импорт запрещался.
Именно в 1909-ом году было положено начало международному сотрудничеству в области борьбы с распространением наркотиков. Однако этой проблемой были всерьез озабочены только США и Китай. Остальные страны, хотя на словах и одобряли эти меры, не торопились с их выполнением. Германия, чья фармацевтическая промышленность бурно развивалась в начале ХХ века, считала, что подобные меры можно принимать только при единодушном согласии всех стран-участниц, Португалия не собиралась закрывать опиумную торговлю в Макао, то же самое стремились делать голландцы в Ост-Индии и французы в Индокитае, а Иран, Турция и Россия стремились расширять посевы мака в медицинских целях. Таким образом, единогласия не получилось. В 1912-ом году в Гааге была, наконец, принята Международная конвенция об опиуме, призывавшая различные страны принять национальные законы, ограничивающие опиумную торговлю и его производство. Однако решение проблемы сводилось к доброй воле государств, подписавших эту конвенцию. В 1913-ом году Конвенцию ратифицировал Конгресс США, а в 1914 году президент Вудро Вильсон одобрил закон Харрисона, представлявший собой попытку выполнять положения Гаагской конвенции.

Наркотики в России.

Увлечение наркотиками, охватившее во второй половине XIX века Европу и США, не обошло стороной и Российскую империю. Правда, изначально опиум пришел в Россию в качестве лекарства. Им пытались лечить психические болезни и алкоголизм. Алкоголизм пробовали лечить опиумом, а это, в свою очередь, приводило к опиумной зависимости, которую пытались лечить…морфином. Однако, кроме медицинских целей, в конце XIX века в России стали пропагандировать и «наркотическое расслабление».
Это происходило под влиянием французской литературной и богемной среды. Вслед за Францией в России появились и общества курильщиков гашиша, и тайные мистические клубы, практикующие наркотический транс. Правда, в отличии, скажем, от Британии и США, наибольшее распространение в России получил гашиш. Многие путешественники, посещавшие Египет и другие страны Ближнего Востока, писали о привычке местного населения курить гашиш. Так, например, востоковед Березин, побывавший в Каире, отмечал, что гашиш, хотя и влияет на психику, но если придерживаться нормы, в бытовом отношении он безвреден. В Императорском медицинском обществе зачитывались доклады о различии свойств индийской и отечественной конопли, в них подчеркивалась безвредность этого зелья. Однако все эти исследования, как и мода на увлечение курением «травки», коснулись только богемной среды и части элиты. Наркомания в России тогда не получила широкого распространения, так как основным народным средством для «релаксации» оставался алкоголь. Проблема возникла позже, когда Россия начала активно осваивать Среднюю Азию и Дальний Восток. Но и тогда основными группами, подверженными воздействию наркотических средств, оставались мусульмане и китайцы. По данным Туркестанского генерал-губернаторства, из 15-миллионного мусульманского населения Края многие жители (примерно 1 миллион) активно употребляли гашиш, причем эта привычка начала передаваться и русским поселенцам из крестьян и казаков. На Дальнем Востоке, в Приморской области, китайцы, переселявшиеся туда на заработки, открывали курильни опиума, привозили опиум для продажи, а некоторые даже арендовали земли у местных казаков, используя их под посевы опийного мака. Вместе с этим на территорию России стали проникать и китайские преступные сообщества - триады. О китайских бандах, промышлявших опиумом, сообщают в своих донесениях многие полицейские чины на Дальнем Востоке. Из Китая и Персии культура опийного мака стала проникать и в Среднюю Азию, где также производился опиум, в основном - уйгурскими поселенцами. Улучшение транспортного сообщения между окраинами и Центральной Россией привело к тому, что опиум стал перевозиться в центральные губернии. В отдельных источниках имеются упоминания и об использовании России в качестве канала для контрабанды опиума из Азии в Европу. Рост потребления и торговли опиумом в России заставил власти начать решительную борьбу с этим. Так, 7 июня 1915-го года император Николай II подписал закон «О мерах борьбы с опиекурением». Правда, применять этот закон решили постепенно, начав с наиболее опиумоопасных районов Дальнего Востока. В то же время, Департаменту полиции предписывалось всячески поощрять открытие частных клиник для лиц, страдающих наркотической зависимостью.
С началом Первой мировой войны в России начал получать широкое распространение кокаин, эта тема нашла широкое освещение в литературе. Вспомните Агеева и его «Роман с кокаином» или есенинское «кокаином, серебряной пылью…». Получает распространение также и героин. Правда, это было все же болезнью элиты и богемы (в отличии, скажем, от Великобритании и США), что позволило впоследствии большевикам записать наркоманию в число буржуазных пороков, якобы не присущих социалистическому обществу. (В США же ее напротив считали «порождением социалистических идей».) Проблемы наркотиков и их потребления обсуждались в российском обществе того времени. Государственная Дума, особенно левые и либеральные партии, ратовали за легализацию наркотиков, против неё выступали МВД и Церковь - два учреждения, пытавшиеся бороться с этой проблемой. Наркотиками в МВД Российской империи ведал Медицинский департамент, а священнослужителям приходилось принимать исповеди продающих и потребляющих зелье.

Так или иначе, несмотря на имевшиеся проблемы, в конце XIX и начале ХХ века, наркомания не приняла характер массовой эпидемии и не была связана (за исключением Китая) с преступностью, специализировавшейся на наркотиках. Опиаты и другие наркотики в те времена еще не ассоциировались в общественном сознании с преступностью, хотя это явление и осуждалось церковью и общественностью как аморальное. Тем не менее, отношение общества в целом к ним было терпимым, как к людям, страдающим тяжелой болезнью. Наркоманов не подвергали общественному остракизму, их не преследовали и не наказывали. Все это придет позже, когда власти встанут на путь запретительных мер и преследования лиц, употребляющих наркотики. Но чем больше станет запретов, тем более выраженной станет проблема. Именно отказ от контроля и регулирования приведет власти к карательной реакции и, как следствие, наркотики окончательно уйдут в криминальную сферу. Их потребление при этом только возрастет.

Война без конца и победы.

20-е годы ХХ века стали переломными во взглядах на проблему наркотиков. Законодателями мод здесь стали Соединенные Штаты. Прежде всего, изменился характер употребления наркотиков. В это время стало ясно, что опиаты приводят к постоянной зависимости, вследствие этого началось сокращение их использования в медицинских целях. Главными потребителями становятся представители социального дна, завсегдатаи различных игорных заведений. Наркотики, оттесненные на периферию общественной жизни, теперь ассоциировались в основном с маргинальной средой и этническими меньшинствами. Эта сфера все больше уходила из-под контроля общества, перемещаясь в криминальную область. Однако законодательство о наркотиках, основанное на Акте Харрисона, нуждалось в процедурном обеспечении. Поначалу Закон касался вопросов применения наркотиков в медицинской практике, которые власти пытались урегулировать с помощью налогов, фактически предоставив монопольное право на использование наркотиков Американской Медицинской Ассоциации. В 1915-ом году Акт Харрисона был передан в ведение Службы государственных внутренних доходов (IRS).
После Первой Мировой войны и большевистской революции в России США охватила эпидемия ксенофобии, выражавшаяся в стремлении оградить страну от чуждого влияния и очистить ее от всевозможных грехов, «подрывающих дух нации». США резко ограничили въезд в страну иностранцев, которые стали ассоциироваться в сознании рядового американца с алкоголизмом и наркоманией. В 1919-ом году в США был принят «сухой закон», установивший запрет на продажу спиртного. Провозглашенную серию антиамериканских «измов», наряду с коммунизмом, анархизмом и алкоголизмом, стали дополнять морфинизмом. В 1919-ом году в рамках осуществления «сухого закона» было создано Отделение по наркотикам со штатом в 170 агентов и бюджетом в 270 тыс. долларов. В 1918-ом году за нарушение федерального законодательства о наркотиках было арестовано 888 человек, в 1920-ом г.– 3477, а в 1925-ом уже 10 297. В 1923-ем году в Конгрессе был предложен законопроект о сокращении импорта опиума с целью производства героина. Речь в данном случае шла о запрете героина вообще. Препарат был признан самым опасным из всех производных опиума. Таким образом, за исключением ограниченного применения опиатов в медицине, весь аспект потребления и производства наркотиков был отнесен к криминальной сфере. Бурные двадцатые и тридцатые захлестнули вчера еще спокойную Америку невиданным всплеском гангстеризма. Этому немало поспособствовал и «сухой закон». Просто всякая власть любит выращивать запретные плоды, будто не понимая, насколько сладкими они становятся. Сокращение потребления алкоголя, по крайней мере, официальное, привело к увеличению потребления наркотиков. В 80-90-е гг. эта ситуация почти зеркальным образом повторится в России. Рост потребления наркотиков и неэффективность действий отдела по наркотиками, действовавшего в рамках Бюро по применению сухого закона, привели к тому, что в 1930-ом было создано особое ведомство по борьбе с наркотиками - ФБН - Федеральное Бюро по наркотикам.
В истории борьбы с наркотической эпидемией впервые появилась организация, которая сосредоточила свою деятельность исключительно на наркотиках. Предлагаемая читателю книга Дугласа Валентайна «Сила Волка» посвящена истории этой борьбы. ФБН мало известно массовому читателю в России. Эта организация находится как бы в тени другой, более широко известной - Федерального Бюро расследований (ФБР). Действительно, большинство заслуг в борьбе с Мафией принято приписывать именно ФБР, хотя решающий удар по ней нанесло Федеральное Бюро по наркотикам. Думаю, что, прочитав эту книгу, вы яснее себе представите как особенности структуры американской правоохранительной системы, так и то, что именно ФБН сыграло решающую роль в борьбе с организованной преступностью, хотя заслуг ФБР никто при этом не умаляет. Изначально ФБН создавалось как организация профессионалов узкой специализации, и в этом была его сила. «…Каким бы ни было их прошлое, федеральным агентам из отдела наркотиков не было равных в области усиления закона. После поступления на службу в Бюро им выдали оружие и жетон, научили, как проводить аресты, собирать улики для предоставления в суде, проводить тесты и обращаться с конфискованными наркотиками, вести незаметное наблюдение над подозреваемыми и держать своих информаторов в ежовых рукавицах.
Их обучали, как маскировать свою внешность, использовать меченые купюры и служебных собак, натасканных на поиск опиума, проводить операции по зачистке притонов наркоманов и «столовых-галерей», мест употребления зелья. Они с успехом применяли подслушивающие устройства, жучки и спрятанные микрофоны: а если не поступали судебные запросы о предоставлении материалов электронного наблюдения, то «люди прослушки» покидали ряды, и процесс продолжался sub rosa, методом добычи дополнительных сведений.
В роли провокаторов эти самые делопроизводители «создавали преступления», выступая в качестве покупателей и заключая сделки. Подвергая себя серьезному риску, они жили в криминальной атмосфере и при необходимости разрабатывали тактику, подчинявшуюся законам лишь по обстоятельствам. Сотрудники знали, как проводить заседание «суда на тротуаре» и вершить «уличное правосудие». Они умели орудовать дубинкой и кастетом вместо кулаков, могли проникнуть в помещение, не оставив и следа, справиться со своими колебаниями перед дверью, за которой их могло ожидать что угодно: ведь работа была достаточно скользкой, как, к примеру, исследование шва кармана, носков или слизистой полости сопливого, шмыгающего, кишащего вшами наркомана» (читаем мы в главе 2).
Американское антинаркотическое законодательство того времени было направлено не только на продавцов наркотиков, но и на их потребителей. Наркоман ассоциировался в общественном сознании с преступником, чему немало содействовали и взгляды Комиссара по наркотикам Гарри Энслинджера, считавшего, что потребление - это такое же преступление. Смысл был предельно прост: наркоман, потребляя наркотики, способствует повышению спроса на них, а раз есть спрос, то неизбежно растет и предложение, а значит, наркоторговцы увеличивают свои поставки. Поэтому борьба с низшим звеном цепочки - потребителем должна подорвать рынок наркотиков и привести к сокращению их нелегального оборота. (К слову, подобной точки зрения долгое время придерживались и наши правоохранительные органы. Стереотипы вообще очень живучи, невзирая на национальную принадлежность тех, кто им подвержен.) Главным врагом в США был объявлен героин, но при этом не оставались без внимания и другие наркотики, в частности марихуана. Но здесь следует отметить, что, как и в случае с опиумом, запрет марихуаны носил также чисто этнический характер и был в первую очередь направлен против мексиканцев и черных, как основных производителей и потребителей этого наркотика.
Антимарихуановое законодательство было принято в 22 штатах с многочисленным мексиканским населением. Однако, несмотря на антимарихуановую кампанию, ее потребление в США было до 60-х годов достаточно умеренным и связывалось в общественном сознании с отдельными категориями населения: мексиканцами, представителями богемы и мелкими преступниками. Героиновая проблема имела под собой и важный международный аспект, прежде всего затрагивающий отношения США и Китая. Главными поставщиками этого препарата на мировой рынок наркотиков были в 30-е годы Китай и Япония. А главным потребителем этого зелья - США. Особенно после отмены сухого закона и потери прибыли от бутлегерства, американская преступность была вынуждена переключиться на наркотики, сулившие громадные прибыли. В самой Японии были приняты жесткие законы против наркотиков (в стране, например, не было ни одной курильни опиума), официальная пропаганда проповедовала недопустимость потребления наркотиков японцами. Так, в специально изданной брошюре для японских солдат в Китае говорилось: «Параграф 15. Употребление наркотиков - недопустимое занятие. Наркоман недостоин называться японцем, носить военную форму нашей армии и почитать божественного Императора». Зато на занятой японскими войсками территории Манчжурии и Северного Китая вовсю процветало и поощрялось производство опиума, который продавался в Китай и оттуда попадал в США и Европу. Это было зафиксировано и в докладе Лиги наций от 12 июня 1937 года: «В трех северных провинциях Китая площади, предназначенные под посевы мака, увеличились на 17 % по сравнению с 1936 годом. Предполагаемый валовой доход от продажи опиума в 1937 г. на 28 % выше, чем в 1936 г.». Стюарт Фуллер по поручению Рузвельта неоднократно выражал протест относительно деятельности опиумной монополии в Манчжурии. Еще хуже дела обстояли в гоминдановском Китае. Страна раздиралась гражданской войной, в некоторых провинциях, лишь номинально подчинявшихся Чан Кайши, генералы превратили опиум в основной источник получения доходов. Не брезговали этим бизнесом и высокопоставленные чины гоминдановского режима, в том числе и из окружения Чан Кайши, зачастую выступая торговыми партнерами тех же японцев. Шанхай превратился в крупнейший центр торговли наркотиками и связанной с ней организованной преступности. Среди шанхайских триад особо выделялись Зеленая и Красная банды. Лидер Зеленой банды Ду Юшен, например, проживал во Французской концессии и имел большие связи во Французском Индокитае, он также занимался и поставкой наркотиков в Европу. (Не отсюда ли берет свои истоки описанная в книге знаменитая Французская сеть?) Ду Юшен помог Чан Кайши во время осады гоминдановцами Шанхая в 1927 году, когда созданные им банды громил развернули охоту на коммунистов и рабочих активистов в городе. И впоследствии он неоднократно использовал свои силы для борьбы с врагами Гоминдана. В качестве благодарности гоминдановцы смотрели сквозь пальцы на его героиновый бизнес. В 1935 году, по данным Шанхайского муниципального совета, город являлся важнейшим центром экспорта в Соединенные Штаты героина, поставляемого с плантаций и опиумных фабрик в долине Янцзы и провинции Юньнань. Достаточно отметить, что Ду Юшен являлся при этом также главой Банка «Чун Вэй» и председателем совета директоров Коммерческого Банка Китая, через которые проходило финансирование основных импортно-экспортных операций Гоминдана. Понятно, что американцев такое положение дел никоим образом не устраивало. Однако верх взяли политические соображения. Острое соперничество США с Японией в Азиатско-тихоокеанском регионе и активное проникновение в Китай американского капитала привели к тому, что наркотическая деятельность Гоминдана попала в Соединенных Штатах в число запретных тем. И хотя периодически производились аресты членов китайских триад на тихоокеанском побережье США, сами гоминдановские представители оказывались вне линии огня. Такое положение сохранится вплоть до 60-х г.г., так как Гоминдан оставался важным союзником Америки сначала против Японии, а потом и против коммунистов.
30-е годы стали эпохой становления и расцвета в США организованной преступности, при этом наибольшую известность получила Мафия, занявшая свое место в политической и экономической жизни Америки. Правда, полный анализ феномена Мафии не входит в число тем, представленных в данной книге, но попытка провести параллель между торговлей наркотиками и политической коррупцией четко прослеживается. Сама по себе актуальность этого вопроса не снята с повестки дня и сегодня, причем не только в США. Обращает на себя внимание усилившаяся международная деятельность правительства США, направленная на борьбу с наркобизнесом. Правда, основное внимание было сосредоточено на Европе, как на более старом канале нелегальных поставок, а также потому, что китайский вопрос был слишком щекотливым. С началом китайско-японской войны в 1937 году стало невозможно использовать шанхайский порт и осуществлять прямые поставки опиатов в США. Тогда стали пользоваться популярностью кружные маршруты через Юго-Восточную Азию и Индию в Европу, где уже действовала отлаженная сеть контрабандистов, вроде тех же Элиопулоса и Лиона. Сутью политики, осуществляемой Энслинджером на международной арене, стал метод, который можно назвать «путь к источнику», то есть перенос деятельности своих агентов напрямую в страны, поставляющие либо сырьё, либо его производные. Создание широкой международной антинаркотической сети было прервано Второй мировой войной. Военные действия и меры, принятые для обороны побережья Соединенных Штатов существенно сократили поток героина в Америку. Казалось, что на этот раз героиновой наркомании придет конец. Однако этого не произошло. Вновь в дело вмешалась политика, началась Холодная война. Развернувшаяся после войны борьба с коммунизмом привела к тому, что наркоторговцы стали использоваться обеими враждующими сторонами в своих интересах. Использование Мафии в интересах разведки началось еще в годы войны (так называемый «Проект Лючиано») и продолжалось позже. ЦРУ активно стало использовать наркодельцов в своих интересах и в Европе, и на Ближнем Востоке, и в Юго-Восточной Азии. А когда в дело вмешивалась Большая политика, закон отступал. Несмотря на это, ФБН в 50-60-х годах удалось добиться значительных успехов в борьбе с организованной преступностью и существенно потрясти сами основы Мафии. Так почему же, в конечном счете, им так и не удалось одержать победу в этой войне?! Одна из причин этого кроется в особенностях правоохранительной системы самих США. Дело в том, что в Соединенных Штатах вопросами борьбы с наркотиками и организованной преступностью занималось несколько правительственных агентств. Формально это являлось прерогативой только ФБН, но фактически его агенты постоянно конкурировали с агентами ФБР, также занимавшимися организованной преступностью и периодически пересекавшимися с ФБН по отдельным делам. Взять, к примеру, дело Валачи - нашумевшее на всю страну дело известного мафиози, открыто дававшего показания по национальному телевидению. Изначально Валачи был арестован и привлечен к сотрудничеству агентом ФБН Фрэнком Сельваджи (одним из лучших в истории ФБН), благодаря этому удалось раскрыть несколько крупных сетей наркоторговли не только в США, но и в Канаде и Италии. Однако впоследствии ФБР забрало Валачи к себе и использовало его для создания саморекламы. Это позволило общественности утверждать, что именно ФБР является главным борцом с Мафией в стране. И это не единственный пример вмешательства ФБР в расследования Бюро по наркотикам. Причем в стремлении выставить агентов ФБН в невыигрышном свете использовались далеко не дипломатичные методы (подтверждением тому служит история Сельваджи). Кроме ФБР существовало острое соперничество и с Таможней, которое началось еще в 30-е годы (противостояние Эла Шарффа и Чарли Дайэра в 30-е годы во Франции). Таможня также претендовала на ведущую роль в борьбе с наркомафией, ставя себе в заслугу конфискацию львиной доли наркотиков. Кроме того, наркотиками в США занимались и ФДА (Федеральная служба по контролю над продовольствием и лекарствами) и появившееся впоследствии Бюро по контролю над распространением лекарственных препаратов (BDAC). В результате в ведении ФБН осталась преимущественно борьба с распространением героина.
Другим отрицательным фактором для ФБН стало сотрудничество с ЦРУ. Как говорилось выше, ЦРУ было глубоко вовлечено в международную наркоторговлю, и этот фактор препятствовал проведению многих расследований. Агенты ФБН часто делились своей информацией, да и своими способностями с ЦРУ, однако если речь шла о клиентах ЦРУ в наркоторговле, на двери зажигалась надпись «Вход воспрещен». Кроме того, многие сотрудники ФБН оказались вовлечены в зловещие проекты ЦРУ по созданию психотропного оружия (печально известная программа MKULTRA).Все это сказывалось самым неблагоприятным образом, как на имидже организации, так и на ее оперативных возможностях.
Среди факторов, предопределивших судьбу ФБН, можно также назвать неготовность организации ответить на вызовы времени. Дело в том, что «идеология» ФБН формировалась в 30-е годы и во многом была связана с именем ее бессменного лидера (до 1962 года) Гарри Энслинджера. Краеугольным камнем этой идеологии был карательный подход к проблеме наркотиков, заключавшийся в том, что власти не видели различий между торговцем наркотиками и рядовыми наркоманами. Этот взгляд нашел свое отражение в принятом в 1955 году Акте Дэниела, согласно которому … «подросток с косяком марихуаны мог представлять такую же угрозу, как и дон Мафии».
Этот подход уже в 50-е годы подвергся критике со стороны общественности. Так, Руфус Кинг говорил: «Миллиарды в нашем обществе тратятся на применение карательных мер к наркоманам, единственным результатом этого явилась защита потребительского рынка, непомерное раздувание цен и сохранение их на фантастически высоком уровне. Ни одна другая нация не травит своих наркоманов так, как это делаем мы, ни у одной нации нет ничего похожего на наши проблемы». Однако все оставалось по-прежнему и в 60-е годы. При этом количество наркоманов, как и объем поступающих в США наркотиков не только не уменьшался, но все более возрастал. В 60-е годы вопросами наркомании озаботились и руководители государства, при этом, однако, стал приветствоваться не только карательный, но и гуманный подход. Официально наркоманов признали, прежде всего, больными людьми, а не преступниками. Кроме того, 60-е ассоциируются еще и с появлением новых видов наркотиков и психоделических препаратов, а также с началом изменения традиционных маршрутов их поставок. Бурные 60-е гг., совпавшие с «парижской весной», левым радикализмом, вьетнамской войной, расовыми бунтами и появлением альтернативной культуры (тех же хиппи), стали временем распространения таких наркотиков, как марихуана (неотъемлемый атрибут культуры хиппи), кокаин (распространившийся в среде богемы и элиты) и психоделики, прежде всего ЛСД, породившие псевдорелигиозные культы. И ФБН оказалось совершенно к этому не готово.
Но последний удар легендарному агентству был нанесен изнутри. Как замечал в свое время директор ФБР Эдгар Гувер: «Где наркотики, там и коррупция». Коррупция сопутствовала борьбе с наркотиками практически на всем её протяжении. Первые скандальные дела относятся к 20-30-м годам, однако широко она распространилась в 50-60-е годы. Отчасти это было связано с особенностями предмета интересов. В сфере наркооборота вращались огромные деньги, что порождало соблазны. Кроме того, заработная плата полицейских и федеральных агентов в то время была достаточно низкой, что приводило к тому, что этими соблазнами пользовались. Коррупция приводила к череде внутренних расследований, выявлявших «оборотней в погонах», а это не только не способствовало авторитету организации, но и порождало рост недоверия и подозрительности внутри Бюро. Положение осложнялось борьбой за власть в эшелоне высшей бюрократии, начавшейся после ухода Энслинджера. Раскол штаб-квартиры на враждующие клики привел к длительной междоусобной войне, в которой обвинение в коррупции стало оружием расправы с противниками. Все эти причины в комплексе привели к тому, что «пройдя свой путь, величайшее из федеральных правоохранительных агентств постепенно исчезло из общественного сознания Америки, тихо, без фанфар, посреди суматохи, вызванной Новогодним наступлением (имеется в виду наступление Вьетконга во время праздника Тет - вьетнамского Нового года в 1968-ом году), убийством Мартина Лютера Кинга и быстро раскрывшегося сообщества наркоманов». Но война на этом не закончилась. Ее продолжили преемники ФБН: сначала - BNDD, а после - DEA (Агентство по борьбе с наркотиками.)

Сводки с фронта

Ситуация с оборотом наркотиков в настоящее время столь же далека от разрешения, как и во времена ФБН. В каком-то смысле положение стало гораздо хуже, ибо прибавились новые страны, втянутые в наркобизнес, открылись новые пути для наркотраффика. Сегодня главными районами, поставляющими на рынок тонны отравы, являются, прежде всего, Центральная Азия (так называемый «Золотой полумесяц») и Латинская Америка. При этом снизилась доля традиционного поставщика опиатов - Золотого треугольника. Рассмотрим коротко, каково положение дел в указанных регионах.
Итак, старый район производства опиума, Золотой треугольник. О нем много написано в «Силе волка», о той роли, которую сыграли ЦРУ и французская разведка, гоминдановские и красные китайцы в формировании этого центра наркоторговли. Окончание вьетнамской войны и падение королевского режима в Лаосе, более жесткие меры, принятые против торговли наркотиками в Таиланде, Сингапуре и Малайзии (напомню, что за торговлю героином там предусмотрена смертная казнь), привели к сокращению производства и торговли опиатами в этих странах. В результате единый Золотой Треугольник разделился на фрагменты, и сегодня активную роль играет его бирманская составляющая. Причиной этого является крайне запутанная политическая ситуация в Бирме/Мьянме. В северных и северо-восточных районах Бирмы, начиная с 50-х годов, идет непрекращающаяся гражданская война, которую ведут местные племена шанов, каренов, хмонг, ва против центрального правительства. Война, а также действия бирманских коммунистических партизан и оставшихся в живых гоминдановцев (уже третье поколение потомков солдат Китайских иррегулярных вооруженных сил, которые теперь представляют непонятно кого), привели к тому, что значительные районы не контролируются никем, кроме наркоторговцев. Основным источником дохода этих повстанцев является контрабанда, в том числе и наркотиков. Интересно, что причиной, побудившей горные племена выращивать опиум, явились природно-климатические условия этого региона. В бирманских горах достаточно трудно выращивать рис и другие сельскохозяйственные культуры, зато превосходно растет опийный мак, за который платят неплохие деньги. Все попытки бороться с этим, предпринимавшиеся еще англичанами в начале века, успеха не возымели. Контролировать эти районы достаточно трудно из-за отсутствия элементарной дорожной сети, так что они долгое время оставались как бы на обочине цивилизации. Политика подавления национальных меньшинств, проводимая центральным правительством, привела к восстанию шанов и созданию Объединенной Армии Шанов - Армии Монг Таи, которая фактически стала контролировать этот район. В зоне бирмано-таиландской границы проживает более 300 племен, основным источником дохода для них является производство и продажа героина. Во главе этой шанской территории стоит генерал Кхун Са, за поимку которого с последующей передачей его американскому суду США назначили вознаграждение в 3 млн. долларов. В 1995 году армии и силы безопасности Таиланда и Мьянмы провели совместную операцию «Капкан для тигра», которая привела к разгрому армии Кхун Са. В том же году полиция Таиланда арестовала 15 основных наркодельцов из армии Монг Таи и передала их США, где они предстали перед американским судом. Сам Кхун Са после понесенных поражений согласился на капитуляцию перед правительством Мьянмы. После этого поток героина из Мьянмы в США существенно сократился. Однако это не привело к полной ликвидации бирманского звена наркоцепи. Кроме шанов наркоторговлей в Бирме занимаются и вооруженные формирования племен ва. Эта тема требует краткого изложения. В книге Валентайна рассказывается об обвинениях в наркоторговле, предъявляемых коммунистическому Китаю. С одной стороны, в этих обвинениях было много надуманного, а с другой - была доля правды. Надо отметить, что непосредственно из Китая опиум не вывозился, зато активно использовались повстанческие движения в Юго-Восточной Азии, прежде всего - в Бирме и Таиланде. На территориях, контролируемых бирманскими коммунистическими повстанцами, основным доходом являлся опиум, получаемый в виде налога с местного населения. Последний перерабатывался в лабораториях, контролируемых коммунистами, или переправлялся в районы, граничащие с китайской провинцией Юньнань. После разгрома отрядов компартии и отказа КНР от ее поддержки, партия развалилась, часть её капитулировала перед Рангуном, другая часть образовала Объединенную Армию государства Ва, которое пользуется определенной тайной поддержкой Китая, но основной доход получает от торговли наркотиками. Традиционные «держатели» наркобизнеса в Юго-Восточной Азии, китайские триады, сегодня оказались в достаточно сложном положении. Это произошло вследствие успешных действий полиции и специальных служб ряда государств Юго-Восточной Азии, а также вследствие передачи Гонконга и Макао под юрисдикцию Китая, что если и не привело к разгрому деятельности триад, то существенно осложнило им жизнь. Сегодня основным районом, где чувствуется влияние китайской мафии, является Камбоджа и, в меньшей степени, - Таиланд. Хотя и там торговля наркотиками стала лишь одной из сторон ее незаконной деятельности. Китайско-тайская мафия сегодня имеет многопрофильный бизнес, отмывая деньги, накопленные ранее от торговли наркотиками, в сфере туризма, азартных игр, торговли золотом, банковской деятельности и новых технологий. Правда, в США и Канаде еще продолжают действовать традиционные китайские банды, но и они все больше модернизируются.
Можно ли в свете всего вышесказанного говорить о победе в войне с наркотиками на «Дальневосточном фронте»? На мой взгляд, такой вывод является преждевременным. Дело в том, что наркотики никуда не исчезли из жизни азиатского общества. Так, в КНР (из данных Бюро по борьбе с распространением наркотиков) в 2004-ом году насчитывалось до 1 млн.140 тысяч наркоманов. Борьба с героином привела к тому, что его доля снизилась в номенклатуре потребляемых наркотиков, зато возросло потребление синтетических наркотиков и сильнодействующих препаратов, производство которых в Азии возрастает. Кстати, многие из этих препаратов свободно продаются в аптеках. По данным DEA, азиатские страны поставляют на американский рынок сегодня большинство синтетических наркотиков (надо сказать, эти «синтетики» многие исследователи уже называют «наркотиками будущего» или «высокотехнологичными наркотиками»).
Основным фронтом борьбы с наркобизнесом является сегодня Центральная Азия - регион, включающий в себя Пакистан, Афганистан и государства Средней Азии, - это так называемый «Золотой полумесяц». Этот район возник после Второй мировой войны и его территория в основном локализовалась в так называемом Ландикотале - приграничном районе Пакистана и Афганистана. Труднодоступный горный район, населенный воинственными пуштунскими племенами, он практически никогда не контролировался ни британскими, ни пакистанскими властями. Именно здесь находились основные плантации опийного мака, произведенный из него опиум переправлялся кочевыми племенами в крупные города Пакистана и Ирана, а оттуда шел дальше в Европу и Америку. Основным же распространенным наркотиком в этих местах являлся гашиш, который потреблялся повсеместно и являлся частью местной культуры (в свое время эти регионы являлись места паломничества хиппи). Ситуация изменилась в 80-е годы. Афганская революция и последовавший затем ввод советских войск в Афганистан привели к тому, что район, представлявший ранее интерес только пакистанских и афганских полицейских патрулей и агентов американского Управления по борьбе с наркотиками, неожиданно оказался в центре мировой борьбы с коммунизмом, а дикие племена, живущие за счет опиума, стали внезапно передовым отрядом борьбы с коммунизмом. Опиум стал тем средством, которое позволяло добывать деньги на оружие и военные материалы. При этом там, как и в Юго-Восточной Азии, причастность ЦРУ к операциям моджахедов как бы давала им карт-бланш в торговле наркотиками. С усилением военных действий, приводивших к разорению и без того скудных афганских земель, опиумный мак захватывал все новые площади, становясь основной сельскохозяйственной культурой Афганистана. И хотя с 1991-го года всякая помощь со стороны США и других западных стран афганским племенам была прекращена, наркоторговлю это не остановило. С приходом к власти режима Талибана опиумный мак окончательно становится символом Афганистана. Поток наркотиков из Афганистана устремляется в соседние страны, прежде всего в Таджикистан, а оттуда идет в Россию. Ситуация с наркотиками нисколько не изменилась после свержения талибов, наоборот, данные говорят о том, что производство наркотиков в Афганистане только возрастает. «Золотой полумесяц» стал не только угрозой для здоровья миллионов людей, но и источником финансирования другой чумы нашего времени - терроризма. Исламский терроризм использует наркодоллары для финансирования своих операций по всему миру, а также является оружием для подрыва потенциальных противников изнутри. А если при этом учесть, что героин, поставляемый в Россию, происходит в основном из «Золотого полумесяца», то его покупатели в погоне за прибылями от наркоторговли порой не отдают себе отчета, что именно они финансируют. Центрально-азиатский фронт наркомафии направлен непосредственно против России, но, к сожалению, в решительную и непримиримую борьбу с этим злом снова вмешивается политика. Необходимость сохранить свое влияние в странах Средней Азии порой приводит к игнорированию фактов причастности многих властных структур этих стран к наркобизнесу (такая же «неудобная» тема, как и в свое время в США роль Гоминдана). То же самое проявляется и в отношении к отдельным политическим силам в Афганистане. На мой взгляд, весьма странным является тот факт, что у России имеется граница огромной протяженности, практически неохраняемая, с Казахстаном, находящимся на самом наркоопасном направлении. Думаю, что нехватка средств на это не должна служить оправданием в том случае, когда речь идет о здоровье и безопасности нации, как не должны быть оправданием и разговоры о дружбе народов. Остается важнейшим звеном поставок наркотиков в Европу и Турция, которая в свое время также являлась объектом пристального внимания ФБН.
Только теперь турецкая мафия, babas, занимается в основном транзитом героина из «Золотого полумесяца», используя страны Восточной Европы: Болгарию, Румынию, Чехию, а после войн в Югославии одним из важных звеньев наркоторговли в Европе стали Босния и Косово, контроль над балканскими путями перешел в руки албанской мафии. Не брезгуют торговлей наркотиками и старые традиционные группы, вроде неаполитанской каморы и корсиканских банд. Хотя теперь в Европе можно говорить об Интернационале наркомафии.
Если «Золотой полумесяц» представляет угрозу России, то Латиноамериканское направление является угрозой для безопасности США. Основным товаром, поступающим из Латинской Америки, является кокаин. Еще в 60-70-е годы основным наркотиком, потребляемым в США, был героин. Кокаин использовался в основном среди представителей богемы и элиты, а также у латиноамериканских эмигрантов. Однако так же, как и в Юго-Восточной и в Центральной Азии, латиноамериканский наркорынок был создан Холодной войной. Как рассказывается в «Силе волка», ЦРУ намеренно игнорировало тот факт, что антикастровские кубинские группировки в странах Центральной и Южной Америки используют торговлю наркотиками для финансирования своей борьбы. Этим же занимались и представители многочисленных диктаторских режимов, которые вели борьбу с повстанцами. В ответ эти же партизаны прибегали к выращиванию коки и продаже кокаина для финансирования закупок оружия и обеспечения идеологической поддержки своих действий в западной прессе. Кокаин стал средством политической борьбы. Дело также в том, что, во-первых, кока в некоторых странах является сельскохозяйственной культурой уже многие тысячелетия. Она используется и в лекарственных целях, и как тонизирующие средство в условиях высокогорья. Листья коки открыто продавались и продаются на рынках в городах андского высокогорья. Но в качестве сырья для производства кокаина ее стали выращивать, начиная с ХХ века. В связи с ростом спроса на кокаин в 80-е годы в США производство кокаина приняло поистине промышленные масштабы. Главными наркопроизводящими странами в Латинской Америке являются Колумбия, Перу, Боливия и Мексика. О колумбийской мафии написано и рассказано достаточно. Имена колумбийских кокаиновых баронов, таких как Пабло Эскобар, обошли страницы мировой прессы, как и названия Медельинского и Калийского картелей. В 90-е годы власти Колумбии приняли решительные меры по разгрому наркокартелей, в результате производство кокаина в Колумбии стало сокращаться. Сегодня эстафету в кокаиновом бизнесе приняли Перу и Боливия. Производство наркотиков в Латинской Америке, как я уже упоминал, густо замешано на политике. Правда, теперь в качестве наркоторговцев стали выступать революционеры из многочисленных партизанских группировок, среди которых выделяются Революционные вооруженные силы Колумбии, перуанское революционное движение «Тупак Амару» и ряд других организаций. Латиноамериканские революционеры таким способом финансируют продолжение своей вооруженной борьбы. И здесь, в Латинской Америке, наркоторговля смыкается с терроризмом, становясь, в результате, частью общемировой проблемы. Несколько особняком стоит Мексика. Как рассказывается в книге Валентайна, Мексика достаточно давно стала главным перевалочным пунктом в поставках наркотиков в США. Немало наркотиков производилось и в самой Мексике. Прежде всего, это марихуана и героин, производство которого всецело обязано своим появлением «Французской сети». Через пять лет после выхода французов из этого бизнеса Мексика становится одним из ведущих экспортеров героина в США. В Мексике имеются достаточно обширные площади, пригодные для выращивания опийного мака и для его переработки. Население в этих местах достаточно редкое, а поля - малых размеров, что затрудняет их обнаружение. В Мексику опиум попал в XIX-ом веке с китайскими иммигрантами, но широкое распространение получил только во второй половине ХХ века. В основном в стране вырабатывается так называемый черносмольный героин, грубой очистки, более дешевый в производстве. Граница с Соединенными Штатами, протянувшаяся на 2 тыс. миль, охраняется слабо, контрабанда доставляется в основном мексиканскими рабочими, приезжающими в США. Вдобавок, в приграничных с США районах имеется большое количество взлетно-посадочных полос для частных самолетов, использование которых никого не удивляет, ибо частный авиатранспорт получил широкое распространение в пустынных малонаселенных местностях Техаса, Аризоны и сопредельного мексиканского штата Сонора. В разоренной экономическим кризисом, страдающей нищетой Мексике наркоторговля является прибыльным бизнесом, в который вовлечены многие государственные, полицейские и военные чины. В стране процветает коррупция, охватывающая общество снизу доверху. Кроме того, через Мексику проходят транзитные пути для южноамериканского кокаина. Это бизнес, в котором используется авиация и морские суда, вовлечено множество людей. Несмотря на интенсивную борьбу, которую ведет DEA, существенного перелома ситуации пока добиться не удалось.

И снова Россия.

В России сегодня складывается достаточно тревожная ситуация с наркотиками. Эта проблема давно заняла свое место в ряду первостепенных для современного общества. В советский период долгое время считалось, что наркомании у нас нет и быть не может, потому как отсутствуют причины, ее порождающие. Наркомания и наркоторговля считались пороками, присущими «загнивающему» капитализму. Потом вдруг оказалось, что наркомания у нас не только существует, но и процветает. В советские времена с наркоманией боролись только карательными методами, наказывая продавца и потребителя. Эти стереотипы долгое время сохранялись в практике нашей правоохранительной системы. Сфера наркотиков оставалась частью уголовного права. В 90-е годы эту проблему уже невозможно было игнорировать. Количество лиц, употребляющих наркотики, неуклонно возрастало, параллельно, используя общий кризис в российском обществе, нарастал и поток ввозимых в страну наркотиков. Россия стала звеном мировой наркоторговой цепи, расположенным на пути из Центральной Азии в Европу. Тогда был создан первый специализированный орган для борьбы с наркоторговлей - Управление по борьбе с незаконным оборотом наркотиков (1994 г.), позднее он был преобразован в самостоятельное ведомство Госнаркоконтроль. Главной задачей этой организации стала борьба с нелегальной торговлей наркотиками. Ситуация в деле борьбы с наркобизнесом в России во многом напоминает картину, описанную в книге «Сила Волка». Если заменить название организации и имена агентов, то сходство возрастает, не во всем конечно, так как чисто американская специфика все же налицо. Прежде всего, сходство прослеживается в самом подходе к проблеме. Карательный и запрещающий методы имеют у нас давнюю историю. Следовательно, главный упор делается на уголовную составляющую. До недавнего времени сюда же попадали и обычные наркоманы. Запретительный метод проявляется в составлении списков запрещенных лекарств и препаратов, объявленных наркотиками. Список этот достаточно обширен, хотя реально из него на рынке фигурирует только треть средств, в то время как некоторые из перечисленных лекарств находятся в свободном использовании в большинстве стран. Отсюда и перегибы - вроде «кетаминового дела», когда в незаконном использовании наркотических средств обвинили врачей-ветеринаров. С моей точки зрения, подобные списки должны составляться не правоохранительными органами, а министерством здравоохранения, фармкомитетом, так как эти организации больше знакомы с особенностями фармацевтики, чем сотрудники органов. Впрочем, для нас это знакомо: сначала все запретить, а потом разбираться. Но, если в практике применения лекарств имеются претензии и вопросы к правительственному агентству, то борьба с наркобизнесом может только приветствоваться. Сегодня в России наркомафия носит четко выраженный этнический характер (опять параллель с США 50-х гг.). Речь идет о господствующих на рынке сбыта наркотиков цыганских и таджикских преступных группировках. Об этом много говорят и пишут, но этот аспект касается сложной проблемы межнациональных отношений, что неизбежно сказывается на работе правоохранительных органов. Американцы не стесняются говорить об итальянской, китайской, мексиканской мафии. Мешает решительной борьбе с наркобизнесом и большая политика. О протяженной открытой границе России с Казахстаном я уже упоминал. Проблема состоит и в том, что этот вопрос затрагивает отношения России со странами Средней Азии. Ситуация там довольно сложная. Целые районы живут за счет доходов, получаемых от наркоторговли. В наркотраффик вовлекаются и представители официальных структур. До настоящего времени поток наркотиков из Афганистана сдерживается заслоном российских войск в Таджикистане. Что будет, когда войска уйдут, несложно себе представить. Мешает решению проблем и коррупция, затрагивающая многие властные структуры, и во многом являющаяся следствием низкой зарплаты сотрудников правоохранительных сил. Так что и нашим агентам приходится бороться в сложнейших условиях, ступая иногда по минному полю политики.
Проблема наркотиков сегодня является и вопросом выживания нации в прямом смысле, учитывая сопутствующие наркомании инфекции типа СПИДа и парентеральных гепатитов. Можно говорить о том, что сегодня против России осуществляется настоящая наркоагрессия, развязанная теми же силами, что стоят и за международным терроризмом. Думаю, эта книга поможет лучше понять проблемы, которые стоят перед людьми, посвятившими себя профессиональной борьбе с наркомафией.
Несмотря на многовековую традицию, стоило бы, используя мировой опыт, учиться на чужих ошибках.
ОЛЕГ БОРИСЕНКОВ


«Сила Волка»

I
РОЖДЕНИЕ БЮРО.

«Теперь мы видим как бы сквозь тусклое стекло, гадательно, тогда же лицом к лицу»
1-ое послание к Коринфянам Св. Апостола Павла, глава 13, стих 12

Лучшим началом этой книги может служить всемирно известное расследование дела Ротштейна о контрабанде наркотиков, проведенное министерством финансов. В нем есть описания типа людей, политической и национальной безопасности, деталей целостности, которая всегда характеризовала положение Америки в войне с наркотиками.
Сын ортодоксальных евреев второго поколения, Арнольд Ротштейн был типичным криминальным гением - настолько изощренным в своей злонамеренности, что он подстроил результаты ежегодного чемпионата США по бейсболу в 1919-ом, и ему удалось скрыться! Присвоение Ротштейном национальных забав, и его способность избежать обвинения, принесла ему всенародное признание и известность: спортивный журналист и писатель Дэймон Раньон прозвал этого заблудшего «Мозгом» (“the Brain”), а писатель Ф. Скотт Фицджеральд был настолько поражен, что использовал его в качестве прототипа Дюжея Гэтсби, межклассового прыгуна. (1)
Ранион и Фицджеральд - люди своего века, для них Ротштейн, с абсолютно черными волосами и пронизывающим взглядом, олицетворял свободного Американского антигероя; отчаянный человек, который рассчитывал только на свой разум в борьбе с системой. В этом отношении Ротштейн был похож на главенствующих воров своего времени. Но в отличие от Моргана, Меллона и Рокфеллера доля его акций была по-человечески скромна. На протяжении 20-х годов Ротштейн был рэкетиром рынка труда, "держал" игорный бизнес, контрабанду спиртного и наркотиков. Он знал, что, несмотря на запрет, люди будут пить, спать с проститутками, невзирая на брачные отношения, и играть, не считаясь с неудачами. В молодости он испытал соблазн курения опия и понимал эйфорию притяжения наркоты. Так что, когда федеральное правительство объявило в 1915-ом опиаты вне закона вместе с принятием Акта Харрисона о наркотических веществах, Ротштейн знал, что люди, у которых нет другой панацеи от их недугов, как и толпы, ищущие зрелищ – неважно, спортивных или театральных, - найдут заменитель на черном рынке.
Ротштейн сыграл на разногласиях, и размер прибыли от запрещенной торговли наркотиками не был достаточно емким до 1921-го, пока Верховный Суд не постановил рецептуру наркотиков пристрастившимся не легитимной. Именно на этом этапе, когда законный сбыт прекратился, Ротштейн сосредоточил в своих руках весь черный рынок. Используя разработанный им принцип контрабанды ликеров, он посылал покупателей в Европу и организовывал внешние компании по импорту и распространению. В середине 20-х годов он стал единственным человеком, контролировавшим прибыльный рынок продажи героина, морфия, опия и кокаина, а так же сумел внедрить изощренную систему политических взяток, вымогательств, договоров с такими же гангстерами, которые, в конце концов, убили его и разделили на части громадную подпольную империю.
 Ротштейн допустил фатальную ошибку. Осторожность была непреложным правилом любого преступного предприятия, но все же в июле 1926-го он предоставил облигации для двух рабочих, пойманных при переправе значительного количества наркотиков из Германии. Ротштейн предложил внести залог за контрабандистов, проходивших по той же статье в 1927-ом и 1928-ом годах. Таким образом, этот шаг привлек внимание прессы к его партнерам по бизнесу, и подобное неблагоразумие, плюс факт наличия уязвленного чувства справедливости – все это и послужило причиной его смерти.
В финале злой гений, терзавший слабости человеческие, оказался уничтоженным безрассудной глупостью. Он был убит в номере шикарного отеля «Парк-Сентрал» в Нью-Йорке выстрелом в пах. Рана была ужасной, болезненной, с расчетом причинить невероятную боль. Ротштейн умер несколькими днями позже. Смерть его окутана противоречиями и тайнами. Убийство до сих пор считается нераскрытым. Тем не менее, многие из его секретов были преданы огласке, благодаря склонности его бухгалтера к ведению аккуратных записей.


ПОЛИТИЧЕСКОЕ ВЛИЯНИЕ РАССЛЕДОВАНИЯ ДЕЛА РОТШТЕЙНА

Арнольд Ротштейн был легендой своего времени, достойной пера литературных гигантов, по причине высокого стандарта, установленного им в качестве образца уголовного этикета. На самом же деле, расследование министерства финансов США о сети распространения положило начало некоторому процессу, который в свою очередь привел к усилению политики национальной безопасности и укреплению законодательства. Эти исправления дошли в практическом приложении до наших дней.
В процессе укрепления законодательной системы, расследование деятельности Ротштейна приоткрыло завесу над шаткими просторами нелегального наркотраффика. Именно это открытие и привело к реорганизации Отдела Наркотических веществ Внутренней службы управления невероятно коррумпированного Отдела по борьбе с незаконным оборотом спиртного (чаще упоминаемого как «Сухой Закон»). В результате в июне 1930-го было создано Бюро по борьбе с наркомафией.
Эти бюрократические нововведения начались, когда нашли документацию одной из компаний недвижимости, которую Ротштейн использовал в качестве прикрытия для своих махинаций. Эти документы подтверждали то, что Ротштейн финансировал международный наркокартель, находившийся в Голландии. Также стало известно, что эта организация поставляла (в основном путём морских судовых перевозок в Канаду) наркотики стоимостью на миллионы долларов для американских гангстеров с1925-го года, пока представители Ротштейна впервые не переговорили с китайской группировкой в Шанхае. После изъятия у несговорчивых детективов полиции разоблачающих бумаг, агенты министерства финансов были абсолютно уверены в том, что убийство имело отношение к продолжающейся борьбе за контролирование расцветающей подпольной торговли. Тем более, что полученные доказательства могли служить дополнительными зацепками в некоторых схожих расследованиях.
И они оказались правы. Несмотря на тщетные попытки следственных мероприятий в деле об убийстве, бухгалтерских записей Ротштейна оказалось достаточно для того, чтобы, действуя без вмешательства полиции, перехватить партию стоимостью в несколько миллионов долларов в начале декабря 1928-го и установить прямую связь между Ротштейном и наркотиками, которые вполне легально производили в Европе, а после швыряли на черный рынок, откуда они переправлялись во Францию и далее.
Принятые статьи закона не смогли серьезно исправить положение по причине политических неурядиц, сопутствовавших этим нововведениям. Наибольшее воздействие было замечено в Нью-Йорке после публикаций в прессе материалов о финансовых отношениях Ротштейна с известными людьми города, в том числе - с мэром города Нью-Йорка, Джеймсом Джоном «Джимми» Уокером. Вдобавок, Нью-Йорк Таймс сообщала, что Ротштейн использовал часть доходов от продажи смертоносного зелья для поддержки коммунистических забастовок в одном из округов города. В истории Америки это стало первым случаем изобличения сотрудничества большевиков, наркоторговцев и полиции. Вместе с обвинениями, предъявленными официальным лицам Демократической Партии в том, что они получали деньги от Ротштейна, признаки подстрекательства к политическому мятежу дали возможность прокурору от Партии Республиканцев Чарльзу Х. Таттлу требовать немедленной отставки всех представителей, состоящих в контакте с Таммани-Холлом (печально известная независимая организация демократической партии в Нью-Йорке), а также отставки некоторых судей. (2)
Две недели спустя, после сокрушительных обвинений Таттла, Стивен Дж. Портер, председатель Комитета Международных Отношений, прибыл в Нью-Йорк. Портер был носителем национальной идеи борьбы с наркомафией, его сопровождал полковник Леви Дж. Натт, глава Отдела по борьбе с наркотиками министерства финансов. 11-го декабря Нью-Йорк Таймс цитировала Портера и Натта, утверждавших, что нити расследования по делу Ротштейна были у них в руках с самого начала. Уже потом Портер разложил борьбу на международные пропорции, заявив, что некоторые европейские компании, легально производившие наркотики, не придерживались соглашений, заключенных в Гааге на Опиумной Конвенции 1912 года, «с выводом о том, что пути наркомафии существовали с начала мироздания». (3)
Портер был сторонником запрета и изоляции, он верил, что проблема наркомании в Америке была вызвана обилием поставок, а не спросом. Годами он метался между колониальными властями (Министерство по делам колоний существовало с 1854 по 1966), руководившими Лигой Наций и Опиумным Совещательным Комитетом, и в 1925 г. он и Американская делегация вырвались с митинга протеста по отказу Опиумного Блока сдержать масштабы производства. Оппортунист Портер и его интерес в усилении антинаркотического законодательства, цитируя историка Вильяма О. Уокера III, «был интересен не только в аспекте общечеловеческом, но и потому что это было отличной темой для публикации в газетах». (4)
У Прокурора США Чарльза Таттла была своя скрытая программа действий. Он и наиболее влиятельный нью-йоркский брокер, республиканец Джекоб Ливингстон и Кингслэнд Мейси получили громадное удовольствие, дискредитировав мэра Джимми Уокера. Они предприняли все меры для ускорения его отставки в сентябре 1932-го, и вымостили путь для избрания республиканца Фьорелло Х. Ла Гуардиа в 1934-ом.
Уроки и последствия дела Ротштейна неоспоримы: первые и ведущие политики обнаружили, что война с наркомафией может служить вполне строгим, определенным целям; неохватность проблемы наркомании в Америке стала общественным вопросом, требующим пристального внимания и немедленной реакции.


БЕССПОРНЫЕ ПОСЛЕДОВАТЕЛИ РОТШТЕЙНА

Спустя несколько недель после убийства Ротштейна, агенты министерства финансов допросили значимых свидетелей по делу, одним из которых был Сидни Стайер, сообщивший о международной разветвленности организации. Находясь под арестом по другому обвинению и будучи не в состоянии внести ссуду залог под поручительство, Стайер, в обмен на свободу, рассказал следователям о своих поездках в Европу в 1927-ом году в качестве покупателя товара, отклоненного и списанного с фармацевтических фирм Германии. Стайер рассказал и о поездках в Китай, Формозу (Тайвань) и Гонконг в1925-ом, о том, как устанавливал торговые линии и покупал опиум для Ротштейна на неконтролируемом Дальневосточном рынке.
Агенты министерства финансов опросили еще одного свидетеля, не желавшего сотрудничать, упомянутого в Нью-Йорк Таймс как Чарльз Лючиано. Эмигрант с Сицилии (настоящее имя Сальвадор Лючаниа), он был задержан за соучастие в вооруженном ограблении. (5) Федеральные агенты знали, что он был торговцем наркотиками с 1916-го года, пока его не арестовали за наличие небольшого количества героина, но к тому же он и его подельники, – Фрэнк Костелло, Мейер Лански, и Луи Бучалтер, - были назначившими сами себя наследниками Ротштейна и его империи наркоторговли. Агентуре также стало известно о созданных Лючиано узлах сообщения с главными источниками поставки в США: братья Эзра в Китае и Элиопулос в Париже. В 1929-ом эти две группировки были основными силами, эксплуатирующими экономические потоки, уводившие производителей запрещенных препаратов все дальше в подполье, и открывшие Дальний Восток как главный источник наркотиков в расследовании по делу Ротштейна.
Грек по национальности и космополитический аферист, сын Турецкого дипломата, Эли Элиопулос начал заниматься контрабандой наркотиков с 1927-го г., когда приехал в Китай и связался с греческими соотечественниками, замешанными в торговле опиума. Он организовал морскую перевозку опия-сырца двум совместным производителям во Франции, подкупил полицию Парижа, и в мае 1928-го уже продавал отклоненный фармацевтического уровня товар в Америку, в основные сети распространения наркотиков. В 1930-ом он финансировал подпольную лабораторию в Турции, потом наркота попадала из Турции и Китая к Полю Вентуре (Поль Карбоне), боссу корсиканский мафии в Марселе, а затем направлялась Американским Экспрессом владельцу ресторана в Париже Луи Лиону, чтобы упаковать и переправить товар морем в Америку. В 1930 и 1931 от имени синдиката Элиопулоса перуанский дипломат Карлос Фернандес Бакула совершил шесть поездок в Нью-Йорк, каждый раз привозя 250 килограммов зелья, защищенный дипломатическим паспортом. (6)
У братьев Эзра, Иуды и Исаака, было другое происхождение и образ действий. Отец братьев владел легальным бизнесом опия в Шанхае до начала Первой Мировой Войны и, со слов Терри Парссинена, «некогда возглавлял Опиумный Картель». (7) В отличие от братьев Элиопулос, братья Эзра имели большой запас опия и получали неплохой куш в 1912-ом, пока Гаагская Конвенция не объявила вне закона импорт опия из Индии в Китай.
Оставшись при своей схеме работ, дегенеративные братья Эзра растратили семейную фортуну и в середине 1920-х начали заниматься переправкой запрещенной наркоты. Иуда открыл компанию по торговле и импорту шелка для прикрытия контрабандных поставок из Европы в Китай. В 1931-ом он основал импорт древесины и нефти в Шанхае и начал переправлять опиум, кокаин, героин и морфий на японских грузовых кораблях в Сан-Франциско, где Исаак арендовал склад и наладил контакты с китайской и итальянской группировкой, включая члена мафии «Черного Тони» Пармианьи. Агент Партии Гоминдан Чан Кайши Йе Чин Хо (он же Пол Йип) был основным контактным лицом в Китае. С благословения Национального правительства Чианга, которое всецело зависело от доходов с продаж опия, Йип управлял фабрикой по производству морфия в отвратительном, открытом всем ветрам городе Шанхай. (8)


СВЯЗЬ С КИТАЕМ, КОРРУПЦИЯ, И НАЦИОНАЛЬНАЯ БЕЗОПАСНОСТЬ.

Братья Эзра установили свои контактные пути до Гаагской Конвенции, в то время, когда Асторы и родственники Рузвельтов (Рассел и Компания в Бостоне) увеличили благосостояние своих семей при помощи корабельных отправок опия из Турции, Ирана и Индии в Китай. Так или иначе, пока большинство американских корабельщиков выполняли условия Гаагской Конвенции, многие европейские колониальные власти не считались с обязательством чтить правила, установленные истово религиозными американскими моралистами. Опиумный Фланг пробил бреши в соглашении, которые позволяли им продолжать легитимную продажу опиума на Дальнем Востоке, наряду с такими подпольными контрабандистами, как братья Эзра.
Международная политика контроля над незаконным оборотом наркотических веществ претерпела некоторые изменения в 1928 году с учреждением Постоянного Отдела Контроля при Лиге Наций. Целью создания было предотвращение диверсий, используя законных производителей наркотиков, которые бы докладывали в Отдел Контроля. Дальнейшая установка контрольной сети была завершена в 1931-ом г., когда, учитывая Ограничительное Соглашение Лиги, лидеры европейских мануфактур согласились остановить избыточное производство наркотических препаратов. Но исключения в торговле опием остались. Особенно Великобритания с начала восемнадцатого века целиком рассчитывала на опийную торговлю, чтобы поддерживать свою империю и колонии. Чтобы сохранить свободную торговлю, Британцы провели две Опиумные Войны в девятнадцатом веке, тем самым подталкивая распространение пристрастия на весь Дальний Восток. Так что в 30-х Шанхайские, Британские, Французские, и международные концессионные договора оставались удобнейшими мотивами для финансовых и мореходных приготовлений для торговли опиумом. Исходя из заметок профессора Парссинена, «в 1933-ем году Китай и Япония стали главными экспортерами опиатов на рынок США, и эту позицию они удерживали в течение десяти лет». (9)
В министерстве финансов имели четкое представление об этом факте, и в 1926 году агент Отдела Наркотиков Ральф Х. Ойлер, ответственный по делу Ротштейна, прибыл в Китай для оценки ситуации. Попытки Ойлера и его коллег справиться с проблемой были расстроены Войной и Государственными Департаментами, у которых была необходимость обеспечить себе стратегически выгодно расположенного союзника, Националистский Китай, вопрос выживания которого стоял в прямой зависимости от выгодной контрабанды. И как это было в начале, так оно и будет далее: интересы национальной безопасности вытесняют агентства в вопросах усиления законодательства правительством США. (10)
Первенство Китая как источника наркотиков было известно правительству США с начала столетия, после того как отец-основатель Акта о Наркотиках Харрисона, Д-р Гамильтон Райт, склонявшийся на сторону невежественных, отсталых, пристрастившихся к опию народов Дальнего Востока, убедил Президента Теодора Рузвельта в том, что темп наркомании в Америке столь высок благодаря избытку опия в Китае. Правительство не сидело, сложа руки, и, в конечном счете, послало Уолтера Адамса, Офицера Внешней Разведки, в город Чанша, в Китай, специально чтобы отсечь часть контрабанды китайских и американских перевозчиков. 8-го августа 1921-го г. вице-консул Адамс, не без помощи морских сил крейсера «Вилла Лобос» Флота США, перехватил тонну опиума, хранившуюся во владениях Американского коммерческого концерна, прямо рядом с кабинетами консульства в Чанше. (11)
Эта первая победа не привела к решению проблемы, и 3-го декабря 1925 заголовок в Нью-Йорк Таймс гласил: «Американец направляет опиумный путь на Дальнем Востоке». Таймс утаила подлинное имя респондента из соображений национальной безопасности, но в статье сообщалось о том, что огромная партия наркотиков, отправленная в Шанхай через Россию, явилась причиной сражения между китайскими военачальниками и китайским флотом близ острова, где и хранились наркотики.
Другим примером вмешательства правительства США в китайскую опиумную политику был так называемый «Опиумный Скандал» апреля 1927-го. В его эпицентре оказался Леонард Хьюзер, бывший прокурор США в Шанхае. В 1924-ом г. Хьюзер и его адвокат установили отношения с полковником Хсю, военачальником, боровшимся с Чан Кайши и Партией Гоминдан (КМТ) за контроль в Шанхае. Со знанием изнанки Государства и Военных Департаментов, Хьюзер поставил полковнику Хсю 6500 Маузеров, полученных у итальянского торговца оружием, в обмен на партию опиума стоимостью $500,000. (12)
Посредником в этой сделке выступал специальный сотрудник Государственного Департамента А.М. «Трейси» Вудвард. Несмотря на то, что он хорошо ориентировался в подобного рода сделках, в 1925-ом г. его все-таки поймали во время переправки судна со злополучным грузом, которое направлялось из Ирана в Шанхай. На слушании его дела в Консульском Суде в городе Башире Вудварду как бы пошлепали по рукам и перевели в Шанхай, где Хьюзер уничтожил копии судебных протоколов за плату в $25,000. (13)
До правительственных кабинетов это бы и не дошло, если бы факты сами не свалились как снег на голову в 1927 году, когда жена Хьюзера на бракоразводном процессе в Сан-Франциско не открыла все его грязные секреты. (Общественная фигура, явленная публике отпетым мерзавцем, Хьюзер рассчитывал на избрание на пост губернатора Калифорнии.) В результате изучения предоставленных Миссис Хьюзер свидетельств, федеральному расследованию стало известно, что капитан Уильям Эйслер из Американской Торговой Палаты был с Хьюзером при передаче взятки. Присутствие Эйслера требовало принятия официальных санкций, а прибыль со сделки опиум - оружие, по слухам, плавно перешли обратно к конгрессменам США.
Достоверные сведения о вовлеченности представительных лиц в Опиумный Скандал так и не были опубликованы, и вся шумиха внезапно оборвалась после того как Хьюзер был приговорен к двум годам федеральной тюрьмы. Вскоре Чан Кайши и его Национал-Революционная Армия выдворили Чана из Шанхая и обратили свой гнев на коммунистов. Члены Зеленой Банды Ду Юшена, вооруженные пятью тысячами винтовок, которыми их предварительно снабдил Стерлинг Фессенден, американец, ведавший Международным поселением в Шанхае, расположили свой лагерь во Французской концессии, убили сотни бастующих портовых рабочих. Так называемый «Белый Террор» сделал безопасным город для КМТ и ее американских покровителей-капиталистов.
Фашистская Партия Гоминдан, под руководством Чана, позднее преобразованная в Китайское Национальное правительство, создала опийную монополию, целью которой было положить конец нелегальной торговле. Но в итоге это обеспечило полную уверенность в том, что вся система будет под контролем Партии Гоминдан и сосредоточена в руках криминального авторитета - Ду Юшена. «В благодарность за службу, оказанную во время Белого Террора1927-го года, - пишет исследователь Джон Маршалл, представитель Французской концессии в Шанхае, - капитан полиции Этьен Фиори и его руководитель, генеральный консул Коэхлин, согласились оберегать организацию Ду и опиумные торговые операции». (15)
Укрепив свою власть, Чан объявит Ду Юшена зависимым от опия, а уважаемого члена Шанхайского Муниципального Совета – Главным Агентом Подавления Коммунистов в Шанхае и шефом Бюро подавления торговли опиумом. Ду давал взятки, которые дошли и до Французских представителей в Париже. Стоило только начаться разбирательству, как тут же назначали новый контингент сотрудников в Шанхай, а Ду перемещался подальше от города и с прежним энтузиазмом продолжал свои аферы в союзе с китайским флотом и братьями Эзра в Шанхае, с которыми обеспечивал связь вышеупомянутый мистер Пол Йип.
Благодаря восхождению Чан Кайши и с его санкции контрабанда из Китая стала официальной, хотя и негласной политикой, и в июле 1929-го, гоняясь за уликами по делу Ротштейна, федеральные агенты арестовали в Сан-Франциско миссис Йанг Као. В багаже у нее было большое количество опийной, героиновой и морфийной основы. Необычным это дело казалось лишь потому, что муж миссис Као был официальным лицом в Китайском консульстве в Сан-Франциско. Канцлер Консула был осужден наряду с четой Као, как и Китайский министр в Вашингтоне. (16)
Као и их коллеги требовали дипломатической неприкосновенности, и до слушания дела в суде США Секретарь министерства финансов Эндрю В. Меллон направил его к Секретарю Генри Л. Стимсону. Поставив государственные интересы выше законодательных, Стимсон решил отправить Као на суд в Китай. В декабре 1929-го чета отбыла на суд в Китай. Таким образом, процесс усиления законодательства снова претерпел необратимый регресс. (17)


УПРАЗДНЕНИЕ ОТДЕЛА НАРКОТИКОВ

Пока Стимсон улаживал дела семьи Као, группа агентов отдела по приказу Ральфа Ойлера сворачивала следствие по делу Ротштейна. Они арестовали четырнадцать торговцев, задействованных в основных кругах распространения: одного задержали на выходе из ночного клуба в Гарлеме; другого взяли на восточном побережье, в заказной почтовой компании, которая посылала свою продукцию в основном в Голливуд; третьего - в Атлантик-Сити. В Вашингтоне помощник секретаря Комиссии по контролю над оборотом наркотиков при министерстве финансов объявил о серии аналогичных арестов, включая один в далеком Давенпорте, штат Айова. (18)
Как и Эли Элиопулос в Париже и Ду Юшен в Шанхае, управляющий ночного клуба в Гарлеме в свое время уплатил полиции за безопасность мероприятий - и местный магистрат также получал процент.
Но все-таки без поразительных разоблачений не обошлось, и финальным завитком в создающем прецедент расследовании дела Ротштейна было заявление большого федерального жюри об очевидном сговоре между агентами наркотического отдела и дилерами в Нью-Йорке. Агентурные сотрудники употребляли наркотики, продавая их. Обворовывали государственные фонды, подтасовывали, подбивали доклады и давали ложные сведения, выдавая городские расследования за федеральные. Дело об империи контрабандистов Ротштейна провело агентов через лабиринт коррупции и вывело к дверям собственных кабинетов, и 13-го января 1930 года Прокурор США Таттл начал процедуры допроса федеральных агентов, обвиненных большим жюри в безнравственных действиях. Каждого сотрудника спрашивали о его или ее роли в структуре распространения Ротштейна, и после допросов в прессу просочилась информация о выдающихся политиках, прокурорах и отдельных гражданах также бывших в звеньях цепи.
 Потом произошла вообще потрясающая вещь. Четырнадцатого января 1930-го, сын руководителя Отдела Наркотиков полковника Леви Натта предстал перед Большим Жюри. Он работал налоговым юристом в столице страны. Роланд Натт был обвинен в заполнении поддельного заявления о доходах не кого-нибудь, а самого Арнольда Ротштейна! Возникло неслучайное предположение, что Роланд был вовлечен в торговлю наркотиками. Уязвленный нападками, Роланд настаивал на своей невиновности. Да, он проверял уплату по налоговым извещениям Ротштейна в 1926 году – но только ради оказания услуги для своего шурина! (19)
Страсти после скандала улеглись, и к концу февраля в потоке обвинений в адрес Отдела Наркотиков в «проявлении халатности, некомпетентности и нарушении долга» большое жюри вынесло свой окончательный вердикт. В нем содержались доказательства того, что Депутат Комиссии Отдела Наркотиков Уильям С. Бланшар проинструктировал Джорджа В. Каннингхэма (заместителя Ойлера по Отделу в Нью-Йорке) «подбивать» результаты докладов. Бланшар, в свою очередь, указал на полковника Натта, который, по его словам был, одержим состоянием «проявления успеха». (20)
Все это привело к понижению полковника Натта в должности и его изгнанию в Департамент государственных сборов в сельской части Нью-Йорка. Конгрессмен Гамильтон К. Фиш (округ штата Нью-Йорк) позже предоставил конгрессу план реорганизации Отдела Наркотиков. Никаких дальнейших расследований по фактам взяточничества в официальных кругах не проводилось, и какие-либо существовавшие отношения между федеральными агентами и конгрессменами канули в лету.


ОБРАЗОВАНИЕ БЮРО

30-го июня 1930 года из остатков Отделения Наркотиков и Комитета Внешнего Контроля при министерстве финансов было сформировано Бюро по борьбе с Наркобизнесом. В качестве одного из нововведений Президент Герберт К. Гувер назначил Гарри Джекоба Энслинджера, по рекомендации Представителей Портера и Уильяма Рэндольфа Херста, действующим Членом Комитета.
Энслинджер не был единственным претендентом на эту должность, но он был невероятно компетентен. Бывший капитан Железнодорожных сил полиции штата Пенсильвания, он понимал необходимость безопасности частного промышленного производства и был в состоянии справиться с грубой работой детектива. Отслужив в чине офицера Иностранного Формирования с1918 по 1926 гг. в Германии, Венесуэле, на Багамских островах, он также приобрел дипломатический опыт, необходимый для представления Америки за рубежом. Эта последняя характеристика была особенно важна ввиду поручения, возложенного Конгрессом на Члена Комитета по наркотикам, а именно - внедриться в один из иностранных источников наркоты, снабжающих Америку, не разбросав при этом яблок и леденцов с тележки Государственного Департамента. (21)
Боле того, Энслинджер был знаком с образом действий международных контрабандистов. В 1926 г. его перевели из министерства иностранных дел в министерство финансов, где он дослужил до 1929 года в качестве начальника Отдела по Запрету при Отделении Внешнего Контроля. В этом отношении он отточил свои бюрократические навыки, работая со старшими распорядителями в нескольких государственных агентствах над вопросом остановки потока нелегального оборота спиртного и наркотиков через морские порты США. В 1929 г. он возглавил пост помощника Члена Комитета по запрещению, и боле года управлял давно известным Отделом по Запрещению, элитной группой захвата, составленной из лучших агентов министерства финансов, направленной против междуштатных и международных контрабандистских кругов обращения алкоголя и наркотиков. Но его женитьба на племяннице Эндрю Меллона, Марте Деннистон Лит, закрепила за ним пользующуюся популярностью должность Члена Комитета по наркотикам. Эта устроенность семейных связей и экономическая надежность, которую она за собой влекла, означала то, что Энслинджер, в отличие от своего неблагополучного предшественника – Полковника Натта, не мог быть подкупленным и не стал бы использовать служебное положение в целях личного обогащения. К тому же, подобная ситуация только помогла ему заручиться также поддержкой промышленников, деловых ассоциаций, и социальных организаций, инвестировавших усиление законодательства в отношении наркотических веществ. Среди поддерживавших Энслинджера (позднее названых «Армией Энслинджера») были лоббисты "голубых фишек" (высокодоходных, нерискованных предприятий), заинтересованные в фармацевтическом производстве, несколько консервативных газетных издателей, общественность, выступавшая за усиление законодательства о наркотиках, движение евангелистов Южан и могущественное Китайское Лобби. Родственные отношения Энслинджера с семейством Меллон также способствовало укреплению его идеологического сотрудничества с другими Республиканскими потомками Рузвельта в Американском Истэблишменте. (22)
Энслинджер возглавил Бюро по борьбе с Наркобизнесом в сентябре 1930-го, в возрасте тридцати восьми лет. Ему были предоставлены широкие международные полномочия по отслеживанию источников распространения и влияния кругов контрабанды, которые размножились и разрослись в 1920-х годах. Он также был обязан работать с государственными и местными бюро, чтобы раздробить междуштатные поставки и искоренить коррупцию. Как свидетельствуют записи, Энслинджер выполнял свою работу в особом стиле, самозабвенно и талантливо. На протяжении тридцати двух лет, до ухода в отставку 1962-ом году, его личность, совокупность взглядов и устремлений были четким фарватером Бюро по борьбе с Наркобизнесом и войны нации с наркотиками.


2
КОМИССАР И ЕГО КЛИКА


«Во всем том, что Закон оставляет открытым, слово Волка-Вожака есть Закон».

Редьярд Киплинг, «Закон Джунглей»

Невзирая на свое странное существование, Бюро по борьбе с Наркотиками начало с наиболее удачной попытки укрепления федерального закона в истории Америки. С расчёта на душу населения, они поместили множество опасных преступников за решетку и глубже проникли за кулисы этого мира, чем их соперники – ФБР. Притягательность этого достижения еще сильнее потрясает в том случае, если подсчитать количество сотрудников Бюро, которое редко достигало цифры трехсот, и если представить, что эти триста полагались на небольшой процент так называемых «делопроизводителей», чтобы выполнять опасную работу под прикрытием и справляться с двуличными информаторами, необходимыми для благополучного исхода дела.
История агентов-делопроизводителей - это сердце трагедии Бюро по Борьбе с Наркотиками, роковой промах в войне Америки с дурманящим зельем. Во время охоты за хищными торговцами смертоносного товара эти превосходные агенты постоянно были на грани раскрытия тайных отношений с Американским Истэблишментом, который являлся «привилегированной группой людей власти, управлявших государством или обществом с позиций частных соглашений и решений». (1)
На примере дел Ротштейна, Хьюзера и Као политический бомонд предпочитал, скорее, устранить Отдел Наркотиков, чем столкнуться с последствиями тщательных расследований, которые смогут установить коррумпированность всей системы и тот факт, что правительство защищало интересы националистского Китайского контрабандного наркосиндиката. В результате оказалось, что сотрудники держали в руках нити разгадки. Причиной, удерживавшей их от пересечения этой зыбкой границы - и разрушения Бюро - был Гарри Дж. Энслинджер, непревзойденный Уполномоченный член Комитета с1930-го по 1962-ой.
Гарри Энслинджер был внушительной фигурой - крепко сложен, около шести футов роста, с устрашающим взглядом, властолюбивого нрава и с чутьем неминуемых повышений в должности. Но главной и отправной точкой его сущности был патриотизм и чувство глубокой неизменной озабоченности делом безопасности правящей элиты Америки. По природе своей аппаратный служащий корпоративной страны, он преданно подчинил федеральный проект по усилению законодательства о наркотиках вопросам национальной безопасности Истэблишмента и затем, как того и требовало положение вещей, скрыл участие государства в международных махинациях с нелегальным оборотом наркотических веществ.
Ситуация на внутреннем политическом фронте не усложнялась. Энслинджер держал Конгресс в состоянии удовлетворенности посредством стойкого подхода - закон и порядок в политике по отношению к наркомании. Он помнил и о государственных, и об официальных местных лицах – все оставались довольны политически мудрыми назначениями в четырнадцати разных кабинетах Бюро, которые он наполнил членами городского правления, избранными в основном из-за их контактов, а не благодаря навыкам работы в управлении. От новых служащих требовалось твердо придерживаться схем и методов Энслинджера при разрешении вопросов недостойного поведения агентов на местах без лишней шумихи. Младшие сотрудники, в отличие от «Специально Назначенных», отличавшихся от тех уникальной квалифицированностью и редкими способностями (как, например, способность общаться на сицилийском диалекте), были выпускниками колледжей со степенями в фармацевтике или в юриспруденции, в то время как старшие были ветеранами Первой Мировой Войны, бывшими детективами по частному сыску или бывшими агентами – блюстителями «сухого закона».
Каким бы ни было их прошлое, федеральным агентам из отдела наркотиков не было равных в области усиления закона. После поступления на службу в Бюро им выдали оружие и жетон, научили, как проводить аресты, собирать улики для предоставления в суде, проводить тесты и обращаться с конфискованными наркотиками, вести незаметное наблюдение за подозреваемыми и держать своих информаторов в ежовых рукавицах. Их обучали, как маскировать свою внешность, использовать меченые купюры и служебных собак, натасканных на поиск опиума, проводить операции по зачистке притонов наркоманов и «столовых-галерей», мест употребления зелья. Они с успехом применяли подслушивающие устройства, жучки и спрятанные микрофоны. А если не поступали судебные запросы о предоставлении материалов электронного наблюдения, то «люди прослушки» покидали ряды, и процесс продолжался sub rosa*, (* sub rose (лат.) – тайно, без огласки, секретно) методом добычи дополнительных сведений.
В роли провокаторов эти самые делопроизводители «создавали преступления», выступая в качестве покупателей и заключая сделки. Подвергая себя серьезному риску. Они жили в криминальной атмосфере, и при необходимости разрабатывали тактику, подчинявшуюся законам лишь по обстоятельствам. Сотрудники знали, как проводить заседание «суда на тротуаре» и вершить «уличное правосудие». Они умели орудовать дубинкой и кастетом вместо кулаков, могли проникнуть в помещение, не оставив и следа, справиться со своими колебаниями перед дверью, за которой может ожидать что угодно; ведь работа была достаточно скользкой, как, к примеру, исследование шва кармана, носков, или слизистой полости сопливого, шмыгающего, кишащего вшами наркомана.
Метод подставной работы требовал наибольшей концентрации от агентов, ведь надо было одурачить и запутать контрабандиста или наркомана, а консерваторам судьям импонировала подобная действенная стратегия. В итоге, Бюро по борьбе с Наркобизнесом заработало себе репутацию наиболее дерзкого, бесстрашного и эффективного, хотя и беспринципного, из всех федеральных силовых структур. Выходя за рамки закона, делопроизводители развили у себя неизменную неприязнь к либеральным адвокатам и снисходительным судьям. Разочарованные в том, что они считали системой правосудия, они видели в Билле о Правах препятствие, и вместо того, чтобы действовать в строгом соответствии с правами подозреваемого, они образовали неписаный код молчания для собственной защиты.
Сокровенным ритуалом преобразования была работа по легенде, под прикрытием. Проникая в мерзкие уголки криминального мира, принимали во внимание личные качества преступника и продолжали работать в одиночку, отрезанные от внешнего мира. Побитые в тюрьме полицейскими, чаще всего не имевшими представления о подлинных личностях этих «заключенных». Или проверенные на выдержку теми уголовниками, которых они обманывали, агенты внутреннего расследования, тайные агенты, делали все необходимое для того, чтобы их не раскрыли и придерживались своего кредо.
Результат был ошеломляющим, и, будучи негласным агентством, по лоббированию укрепления законодательства, Бюро издало иерархию преступного мира Америки в том виде, в каком она была составлена боссом боссов мафии, Чарльзом Лючиано, и его партнером, польским евреем по происхождению, Мейером (настоящая фамилия - Суховлянски) Лански. Целеустремленность Бюро и его мощь завоевали Энслинджеру доверие общественности, выступавшей за укрепление законодательства. Но заслугой Энслинджера, а не его агентов, было то, как он, полагаясь на свои силы, заполучил фонд американских промышленников в области фармацевтики, неистово поддерживая предложение на заседании Лиги Наций об открытом, конкурентоспособном рынке лекарственных средств. Ограниченная Законами Запрещения, американская фармацевтическая индустрия имела множество недостатков по сравнению с общемировыми показателями. Выдающаяся роль Энслинджера заключалась в выводе на утверждение «Соглашения об Ограничении» в 1931 году. Тем самым шансы игроков на поле уравнялись. С того момента, как в 1933-ем г. соглашение было подписано, и Америка официально присоединилась к Лиге Совещательного Опийного Комитета, Энслинджер стал, вероятно, самым влиятельным членом всемирной наркотической общественности.
Он, несомненно, был наиболее агрессивным ее членом, и в дипломатических кругах его главными оппонентами были благопристойные джентльмены из Опийного Блока – почтенные представители колониальных властей, которым принадлежала самая доходная часть нелегальной торговли опиумом. При помощи разведывательных учреждений и тайной агентуры Энслинджер создал свою клику в 1931-ом г., образовав Комитет Одной Сотни, секретную группу, состоявшую из офицеров Канады, Великобритании, Германии, Голландии, Франции, Швейцарии, и еще около дюжины разных стран, которым, исходя из «Соглашения по Ограничению», потребовалось бы прежде учредить бюро, какое сумел создать Энслинджер.
Вдобавок ко всем новообразованиям и установлению разведывательной сети (той самой, что помогла распутать дело Элиопулоса), Энслинджер был тесно связан с Ассоциацией Внешней Политики и лицами, лоббировавшими интересы производителей по вопросам урегулирования внешней и внутренней политики в отношении наркотиков в сторону преимущества индустриальной элиты. Поддержка частного сектора, шпионаж Истэблишмента, так же как и Комитета Одной Сотни, снабдил Энслинджера уникальным неофициальным аппаратом, содействовавшим подпольной деятельности Бюро.
В будничной своей занятости Энслинджер был бюрократом и проявлял успех в сдержанной манере. Он достиг этой черты во время Великой Депрессии, перехватив крупную партию наркотиков на сумму более трёх миллионов долларов. Агентов он держал на скудном жалованье, ведь он был хорошим управляющим.
Энслинджер эксплуатировал противоречия национальной политики для поддержания своей позиции при Вашингтонском консервативном Истэблишменте. Его основным оружием был талант на создание сенсационного паблисити, поднимавшего его статус на уровень заголовков газет и журналов. Таким образом, у него появлялась возможность вывести на всеобщее обозрение ученых социальной сферы и прочих либералов, выступавших за легализацию и сокращение стоимости рецептов лекарственных препаратов как наиболее рентабельных методов борьбы с контрабандой наркотиков. Распространение таких прогрессивных идей было главным пунктом по отношению к обществу, он аккуратно поставил в тупик всех критиков, делая ударение в основном на злодеяниях мафии и ее призрачных коммунистических союзников, а не на неправедных провизорах и семейных врачах, выписывавших наркотические средства в основном пристрастившимся женщинам. В этом отношении Член комитета передвинул дебаты о национальной политике подальше от неясного пункта спроса, который контролю не поддавался, к вопросу о поставках – собственно, это и было предметом партизанской войны организации.
Дабы убедить относящиеся к конгрессу комиссии по назначению в том, что расходы по снаряжению проводились эффективно и рационально, и получить редкий доступ к экономическим ресурсам во времена Депрессии, Энслинджер предоставил корректную, но несколько сомнительную статистику о количестве и природе поведения наркоманов. Таким образом, он обеспечил Конгрессменов программой проведения новых выборов под лозунгом «борьбы с преступностью», гарантировавшим уверенное переизбрание. Каждый новый состав Конгресса требовал более сильного медицинского средства для борьбы с этой чумой, поразившей нацию. Энслинджер выступал за смертную казнь и более суровые сроки наказания. Утвердившись во мнении, что агенты Энслинджера были единственной преградой, стоявшей между впечатлительной американской молодежью и тяжким соблазном наркотиков, Конгресс со своей стороны предоставил Бюро больше власти, большую свободу делопроизводства, укрепив тем самым боевой дух агентов.

ВНУТРЕННИЙ КРУГ ЭНСЛИНДЖЕРА.

Будучи рузвельтовским республиканцем, Энслинджер был вынужден пойти на трудный союз с министром финансов Генри Моргентау-младшим. Для контроля над соблюдением законов Моргентау в 1934 году создал в своем ведомстве отдел по контролю над соблюдением законов, включавший руководителей Секретной Службы Бюро по налогам, алкоголю и табаку, разведывательный отдел налогового управления, Береговую охрану, таможенную службу и Бюро по наркотикам. Целью отдела было улучшить эффективность работы через закрытую координацию. Таким образом, шеф Отдела становился боссом Энслинджера.
Гарольд Грейвз был первым шефом-координатором, и после его назначения помощником секретаря министерства финансов в 1936 году, во Внутренней налоговой службе его сменил инспектор Элмер Айри. Зная, как это подпортит репутацию Энслинджера, Айри в 1925 году арестовал нескольких агентов Отдела по наркотикам в Чикаго. Позднее он и Энслинджер сблизились. Это было в 1931 году, когда они, не привлекая всеобщего внимания, сорвали план, вовлекавший президента Гувера и Эндрю Меллона в тайное бутлегерство на несколько миллионов долларов. Они стали пионерами тайных расследований, и в1937 году Айри основал Школу обучения сотрудников министерства финансов по контролю над соблюдением закона. Находясь под покровительством Моргентау, он являлся последним шефом-координатором, имевшим большую власть, чем Энслинджер. (2)
С 1932 года Стюарт Джей Фуллер был основным соратником Энслинджера в Госдепартаменте. Фуллер был главой Восточноазиатского отдела; он подчеркивал важность для США поддержки китайских националистов и выступал за отмену изоляционистского курса Конгресса, поддерживал экспансионистскую политику, защищаемую Ассоциацией Внешней политики и другими организациями высших кругов. Как государственному представителю Консультативного комитета по опиуму, Фуллеру, работающему рука об руку с Энслинджером, до его смерти в 1941 году принадлежала ведущая роль в формулировании внешней наркополитики.
Главным помощником в штабе Энслинджера был прокурор Малахи Л. Харни. В начале 1920-х годов Харни служил контролером в Разведывательном отделе Внутренней налоговой службы Айри. В конце 1920-х он заслужил репутацию как «сокрушитель гангстеров», когда наблюдал за действиями Элиота Несса и «легендарных неприкасаемых» в их успешном преследовании Аль Капоне в Чикаго*. (* «Неприкасаемые» (The Untouchables) - группа агентов ФБР во главе со специальным агентом Э. Нессом своей работой в конце 1920-х в немалой степени способствовала созданию образа неподкупного федерального агента. Сыграла решающую роль в разгроме преступной группировки, которой руководил Аль Капоне.) Высокий, обладающий чувством собственного достоинства, несгибаемый, Харви служил в Летучем отряде Энслинджера, затем присоединился к ФБН. Как помощник Энслинджера в наблюдении за соблюдением закона, Харви планировал процедуры операций ФБН и методы управления информаторами, разрабатывал тайные планы против наиболее известных наркоторговцев в 1930-х и 1940-х годах. Его карьера достигла пика в середине 1950-х годов с назначением на должность помощника министра финансов по контролю над соблюдением законов.
В 1930-х ведущим зарубежным агентом Энслиджера был оперативник Чарльз Б. Дайэр. Свободно владея французским, немецким, голландским и итальянским, Дайэр поступил в Госдепартамент в 1906 году, служил в американском посольстве в Берлине во время Первой Мировой войны, докладывая о политической, экономической и военной ситуации. После перевода в 1918 году в Гаагу, Дайэр встретился и подружился с Энслинджером, который, также свободно владея немецким и голландским, в это время присоединился к Госдепартаменту и исполнял обязанности, связанные с разведкой и безопасностью посольства. Энслинджер с почтением смотрел на Чарли «Сфинкса» Дайэра, известного своей способностью быть вежливым даже под нажимом. После того, как его назначили руководителем отдела внешнего контроля, Энслинджер пригласил Дайэра в качестве Инспектора по контролю над соблюдением сухого закона. Дайэр работал в Летучем отряде в Канаде на протяжении 1927 года, пока помощник госсекретаря Сеймур Лоумэн персонально не назначил его в Берлин, где он прослужил весь 1930 год, до тех пор, пока Энслинджер не забрал его в ФБН. (3)
Подобно многим основным агентам Энслинджера, Дайэр получил специальную работу, соответствующую его лингвистическим способностям - он контролировал разведывательные операции, собирал факты, оставаясь обходительным; будучи весьма искушенным, он достаточно жестко управлял опасными информаторами, которые заманивали в ловушку наркоторговцев. Энслинджер в 1931 году поручил Дайэру проводить все расследования ФБН в Европе, в этой роли он отвечал за раскрытие связи между Элиопулосом и его американскими покупателями.
Дайэр и Энслинджер стали ближе в 1934 году, когда резко снизилось количество захватываемых наркотиков в Америке. Ответственность за это Моргентау возложил на их плечи. Проблемы начались в конце 1933 года с закрытием в Болгарии последнего в мире легального производства героина, когда международные наркоторговцы открыли тайные фабрики, начав использовать малые суда для ускользания от преследования. В связи с изменением образа действия подполья, Моргентау в 1934 г. поручил таможенной службе осуществлять расследования деятельности наркоторговцев в Азии, Мексике и Латинской Америке, чем непреднамеренно затруднил работу ФБН. Бюро сохраняло под свой юрисдикцией другие районы, но начало конфликту было положено, и он вспыхнул в 1937 году, когда Моргентау поручил агенту Таможенной службы Элвину Ф. Шарффу контролировать антинаркотические операции в Европе. Амбициозный и высокомерный Шарфф убедил Моргентау в том, что Таможенная служба может проводить расследования и бороться с контрабандой наркотиков лучше, чем ФБН.
Соперником внутреннего круга Энслинджера, кроме Эла Шарффа, был также директор ФБР Эдгар Гувер. Базируясь в Техасе, Шарфф проводил экспертную работу в Мексике во время Первой Мировой войны. Будучи специальным работником Военного и Юридического министерств, он разоблачил двух германских шпионов. Впоследствии он возглавил Таможню и перехватил множество поставок алкоголя и наркотиков. В 1936 году ему удалось сокрушить сеть контрабандистов, простиравшуюся из Шанхая - через Гавану - в Мехико-Сити, что привело к началу соперничества Шарффа с Энслинджером, Дайэром и ФБН в целом. Круг наркодельцов, изображенный в 1948 году в фильме «К краю Земли», включал в себя евразийских роковых женщин, прусского графа, нацистского шпиона, проживавшего в Париже плейбоя, брата любовницы Румынского короля, и жившего в Стамбуле пасынка шефа полиции Мехико-Сити. Все они объединялись Эли Элиопулосом. (4)
Проблемой для Энслинджера было то, что, несмотря на прецедент в Мексике, Шарфф возглавлял и развивал свое руководство информаторами в Европе и не собирался допускать к участию в этом ФБН. В результате Моргентау потерял доверие к Энслинджеру, начал инструктировать американское посольство в Париже, оказывать содействие Шарффу (как утверждает его биография «Цена контрабанды») в организации системы борьбы с потоком наркотиков с Дальнего Востока через Европу в США.
В дополнение руководство Морской разведки было обязано добывать для Шарффа «точную информацию из Европы на предмет, еще не исследованный другими агентами». Ясно, что позднейшие оценки наркоисследований Шарффа, были просто прикрытием шпионской активности. (5)
В Европе Шарфф использовал «неограниченные представительские средства», обеспечив работой 46 агентов в центральных городах Европы. Опираясь на эту сеть информаторов, он получал информацию о том, как наркотики с Дальнего Востока контрабандно провозились через Суэцкий канал в Италию и Турцию, через Корсику в Марсель, а французские корсиканцы, финансируемые греческими рэкетирами, контролировали этот путь. Шарфф также раскрыл материковый путь контрабанды наркотиков, включающий в себя Транссибирскую магистраль и Венский экспресс из Стамбула в Париж. Он определил местонахождение маковых полей в Югославии и изучил, как наркотики попадают в Триест, Рим и Неаполь, где он «видел американские танкеры, перекачивающие нефть германским субмаринам и баржам, и цистерны, направляющиеся в Берлин». (6)
В Париже, выполняя свою шпионскую миссию, Шарфф работал с послом Уильямом С. Буллиттом, пытался проникнуть в контролируемую Луи Лионом фракцию в Сюретэ. Используя семейные связи своей жены, Иды Нуссбаум, чей племянник был в хороших отношениях с французским премьером Леоном Блюмом, Шарфф, в конце концов, смог инициировать действия против Лиона. Эти действия заслуживали поощрения.
Как отмечалось в 1 главе, Лион работал с контрабандистами Элиопулоса, поставляя наркотики американским гангстерам. Лион вел двойную игру; французские официальные органы, опираясь на поставляемую им информацию, смогли выслать Элиопулоса из Франции. При поддержке Лиона, в Париже работала фабрика героина, расположенная прямо напротив французского министерства иностранных дел. С его фабрик в Турции и Китае тонны опиума попадали к его корсиканскому сообщнику Полю Карбоне в Марселе. После взрыва его парижской фабрики в 1935 году Сюретэ защитила Лиона. Все знали Лиона как владельца фабрики, но он не попал под следствие 1938 года, а отделался легким испугом. Почему? Потому что высшие официальные круги Франции, включая Макса Дормоя, бывшего социалистического министра внутренних дел, использовали Лиона для шпионажа за французскими фашистами, связанными с нацистской Германией. (7)
В 1940 году Франция была глубоко идеологически разобщена, и его бывшие партнеры Эли Элиопулос и Поль Карбоне стали нацистскими коллаборационистами. Лион вел тройную игру; выражая симпатии нацистам, он помогал разоблачать агентов гестапо, пытавшихся проникнуть в ряды Сопротивления. Энслинджер как-то сказал: «Во время войны французское правительство наградило бывшего игрока, бывшего букмекера и бывшего распространителя наркотиков Лиона Орденом Почетного Легиона». (8)

За все время своего пребывания в Европе, Шарфф вел честолюбивую борьбу с Чарли Дайэром, за которым наблюдал с 1937 года. В июле 1940 г. Шарфф в письме своему представителю в Эль-Пасо пренебрежительно невежливо писал о Дайэре: «Насколько я знаю, он не сделает ничего, пока я не покину Париж».(9)
Представьте утонченного, неразговорчивого Чарли Дайэра, спокойно переносящего удары со стороны Эла Шарффа в его ковбойских ботинках и с неприятной техасской манерой растягивать слова, что вызывало раздражение французских официальных лиц, неспособных перехитрить его. В свою очередь и Дайэр не был непродуктивным. После Первой Мировой войны он помог французской контрразведке разоблачить около 13 тысяч германских шпионов, впоследствии Дайэр удачно использовал своих друзей в Сюретэ в своих европейских расследованиях по делам о наркотиках. В то время, когда Шарфф попытался проникнуть в Сюретэ, эти два человека столкнулись непосредственно, что закончилось уступкой Таможне в 1937 году. После того, как Шарфф покинул Париж и вернулся в Техас, атташе Казначейства снова потребовал от Дайэра возобновить свой контроль. Дайэр оставался во Франции до тех пор, пока его расследования не были прерваны Второй мировой войной, он получил новое назначение, это привело в смятение Шарффа в Эль-Пасо. Так междоусобица между Таможенной Службой и ФБН медленно закипела в самом сердце жаркого Техаса.

Дома лучшим охотником Энслинджера был неустрашимый Ральф Ойлер - лучший наркоагент 1920-х. В 1916 переведенный в отдел по наркотикам как специальный сотрудник Ойлер провел успешное расследование дела наркомана Джима Фьюи Моя в Питтсбурге. Последний был арестован, потому что его доктор прописал ему наркосодержащие препараты. Отдел по наркотикам хотел оспорить легальность и разумность этого действия, так как наркосодержащие препараты были прикрытием при лечении многих заболеваний в то время. Значительной вехой в разработке законодательства, касающегося наркотиков, было то, что дело Моя, отправленное в Верховный Суд, вернулось оттуда с решением против Моя, положив начало использованию эффекта скрытой полицейской власти (так называемый Акт Харрисона, законодательно регулирующий меру получения дохода). (10)
В 1921 году Ойлер приступил к другому делу, явившемуся следующей вехой в судебной практике, - против крупнейших американских производителей лекарств и оптовых торговцев. Так, по оценкам, 300 000 унций героина производилось ежемесячно в Нью-Йорке, что превышало нужды всех больниц района. Лицензию получить было достаточно легко и это приводило к тому, что часть лекарств поступала на черный рынок. По распоряжению Ойлера, на каждое предприятие и в каждую компанию, занимающуюся импортом, направлялся агент в качестве первоначального покупателя, а заодно для получения сведений о производителях лекарств и оптовых торговцах. Результатом был Акт Джонса - Миллера 1922 года, который стандартизировал лицензирование и регистрацию производства и применения этих препаратов, а также отделил владение наркосодержащими лекарствами от преступлений в этой сфере. Акт Джонса - Миллера также предусматривал наличие федеральной комиссии по лекарственным препаратам, которую позднее возглавил Энслинджер. Она контролировала импорт и экспорт наркотических препаратов. (11)
Ойлер был также скандально известным тайным героем битвы «Короля Александра» - греческого корабля, чья команда перевозила для Мафии контрабандный опиум и кокаин на миллион долларов. 9 сентября 1921 года семнадцать агентов во главе с Ойлером организовали рейд на корабль. «Нью-Йорк Таймс» писала: «Ойлер и его компаньоны свободно и эффективно использовали свои револьверы». (12) Два члена команды были убиты, четверо госпитализированы, двадцать восемь взяты под арест и одиннадцать осуждены.
Ойлер был не только квалифицированным следователем, он также имел контакты с высокопоставленными военными. Наиболее важным было сотрудничество с помощником министра юстиции США Уильямом Дж. Донованом. Вместе они разорвали международный круг наркотиков, базировавшийся в Буффало (штат Нью-Йорк) и провели большую конфискацию в Канаде, ставшей горячей темой на конференции по опиуму в Женеве в 1924 году; предложили Представительские перевозки как средство отслеживания потока наркотиков из колоний английского и французского опиумного блока. Вполне вероятно, что Ойлер представил Донована Энслинджеру. Вместе с Донованом будущий директор ЦРУ Аллен Даллес, зять Эндрю Меллона Дэвид. К. Брюс (ранее посол во Франции, Германии и Великобритании). Энслинджер был одним из организаторов Управления Стратегических Служб во время Второй мировой войны и ЦРУ в 1947 году.
Поворотным пунктом в карьере Ойлера было его участие в расследовании Ротштейна и последующее вознаграждение за решительную операцию против крупнейшего международного сообщества торговцев наркотиками. После раскрытия коррупции в Наркодивизионе он был быстро переведен в Чикаго. Но Энслинджер признал таланты Ойлера, а в1934 году легализовал его деятельность, назначив руководителем округа в Детройт. Ойлер прослужил в этой должности до своей смерти в 1947 году, проведя множество интересных, но местных операций против банд торговцев опиумом и марихуаной, представленных китайцами и неграми
.
Времена пребывания Ойлера в Детройте были отмечены, главным образом, малыми и безопасными расследованиями; агенты под прикрытием постоянно преследовали торговцев героином и создали базу для большой послевоенной охоты ФБН на Мафию. Скромный, в очках, маленького роста человек по имени Бенедикт («Бенни») Покороба был одним из агентов внедренных ФБН, которому удалось незаметно проскользнуть в верхние эшелоны Мафии. Человек большой храбрости, Покороба в 1918-1928 гг. работал в частном детективном агентстве, когда начал собственное расследование деятельности Мафии. Благодаря своему опыту, он приобрел способность проникать внутрь секретной организации, разоблачал наркоторговцев из китайских и еврейских банд. Покороба был привлечен Энслинджером в 1930 году и получил задание внедриться в подразделения Мафии в Калифорнии, Виргинии, Пенсильвании, Огайо и Нью-Йорке. (13)
Пунктуальный, в отличие от вспыльчивого Ральфа Ойлера, Бенни Покороба был не таким обаятельным и не столь броским персонажем, достойным освещения в прессе, но он и несколько итальянских, китайских и еврейских агентов под прикрытием (о которых можно сказать: «сделаны бюро»), в конце 1930-ых годов составили точный список высшей иерархии Мафии.

В 1937 году восходящей звездой ФБН был Джордж Хантер Уайт, обладавший крайне ярким и противоречивым характером. Предметом гордости Уайта была тайная операция, которую он провел в 1937 году против Хип Синг Тьонга из Китайско-Американской торговой ассоциации, печально известной как организация, поставляющая наркотики. Представленный как Джон Вильсон - племянник «Дяди Сэма» (тогда еще неизвестного гангстера, создавшего новый наркосиндикат), Уайт приступил к делам в Сиэтле, где пересекся с членами организации Хип Синг Тьонга для закупки большой партии опиума. Следуя легенде, Уайт представился Тьонгу, подтвердив клятвой «смерть через сожжение» священную присягу тайне. (14) Следствие достигло кульминации в ноябре 1937 года, когда прошла серия эффектных арестов, один из которых коснулся Чарльза Лючиано - через аресты жены и брата одного из его главных помощников. Дело Хип Синг Тьонга утвердило статус Уайта в качестве высшего агента ФБН.
Ростом в пять футов и семь дюймов и весом в 200 фунтов, Уайт со своей гладко выбритой головой был воплощением легендарного детектива, который, небрежно здороваясь, «уделывал» плохих парней и вежливо разговаривал с полицейскими. Уроженец Калифорнии, Уайт был полон энтузиазма, будучи в то же время человеком скрытным; работая некогда репортером криминальной хроники «Сан-Франциско Колл Буллетин», он имел чутье на опасность, но его бедой было то, что он получал от этого удовольствие больше, чем от чего-то другого. Это не означало, что он коллекционировал конфискованные трубки для курения опиума или неумеренно пил; будучи резким и жестким, Уайт сражался с противником на переднем крае. Но для его босса, жаждущего публичной славы, более важными были его связи в газете. После того, как он, не привлекая внимания, помог вытащить из затруднительной ситуации племянника Энслинджера Джозефа, Уайт стал любимым и наиболее доверенным агентом Энслинджера.

Главным оперативным руководителем Энслинджера был Гарленд Уильямс из Прентисса (штат Миссисипи). Получив степень инженера по гражданскому строительству в 1929 году, Уильямс служил в Национальной Гвардии Луизианы, где он присоединился к таможенной службе. Как неустрашимый и храбрый сотрудник Уильямс работал у Энслинджера в Летучем Отряде Службы Заграничного Контроля, принимал участие в нескольких важнейших и значительных операциях. Чрезвычайно надежный агент, Уильямс в 1936 году был направлен на переговоры с мексиканским президентом Ласаро Карденасом для заключения соглашения против контрабанды, которое позволяло агентам Казначейства работать на территории Мексики. В эти годы Уильямс организовал таможенную службу юго-западного Пограничного патруля в Эль-Пасо, штат Техас, ведущую наблюдение за всей границей между США и Мексикой. (15)
Уильямс присоединился к Бюро в ноябре 1936 года, после того как Прокурор Манхэттена Ламар Харди доложил Секретарю Моргентау о неспособности ФБН за последние два года достичь успехов в деле борьбы с торговлей наркотиками в Нью-Йорке. Моргентау, не уведомляя Энслинджера, направил для выяснения обстоятельств агентов ИРС. Агенты ИРС пришли к выводу, что офис Бюро парализован коррупцией и недостатком компетентности руководства. Состоялась конфиденциальная беседа Моргентау с Энслинджером (который был на грани потери работы и фактически облысел в результате стресса), результатом чего стало направление Уильямса на работу по проведению чистки в Нью-Йорке. (16)
В качестве главы нью-йоркского отделения (известного как «место обитания Сорока Воров») Уильямс действовал как независимый руководитель оперативных агентов внутри страны, используя свои связи в Тяньцзине (Китай), выявлял связи с бандой Яши Катценберга - группой еврейских наркоторговцев, осуществлявших свои поставки через Японию. В это же время, в марте 1937 года, Энслинджер обвинил Японию в распространении опиума в Маньчжурии в качестве орудия войны.
Дело Катценберга стало поворотным пунктом в истории международной торговли наркотиками. Яша Катцеберг руководил обширной сетью наркоторговцев, прибегая к помощи коррумпированных таможенников, нелегально ввозил огромные партии наркотиков для Мафии и еврейских распространителей в Нью-Йорке на комфортабельных лайнерах из Китая. В 1937 году Катценбергу было предъявлено обвинение, после чего Уильямс преследовал по всей Европе и захватил в Греции. Когда его доставили в Нью-Йорк, Катценберг, представ перед судом, «перевернулся» и стал главным свидетелем против своих приятелей. Из множества его разоблачений самыми значительными были показания против Джузеппе «Джо Адониса» Дото, похитившего его последнюю партию наркотиков и установившего контроль над всем наркоимпортом. Значимость показаний Катценберга против Дото трудно переоценить, так как они подтвердили предположение, что Мафия всегда поставляла наркотики с Дальнего Востока, перехватывая наркотраффик у еврейских банд. Но самым главным было выявление ФБН главного члена тайного сообщества - Прокурора района Бруклин Уильяма. О'Двайера, являвшегося политическим прикрытием Мафии. (17)

ПОЛИТИКА УБИЙСТВ В НЬЮ-ЙОРКЕ.

Член преступной семьи Винсента Маньяно, один из боссов Мафии в Бруклине, Джо Адонис, поднялся к вершинам преступного мира благодаря компании «Форд Мотор», которой понадобились его мускулы для сокрушения забастовки автомобильных рабочих в окрестностях Детройта в 1932 году. Он был вознагражден прибыльной лицензией, и по 1951 год включительно его Компания автоперевозок свободно перемещала седаны и наркотики между Детройтом и Нью-Джерси, а оттуда - по всей Новой Англии и Восточному побережью. «В течение восьми лет, с 1932 по 1940 год, - писал в своем журналистском расследовании Фред Кук, - эта контролируемая Адонисом компания получила от «Форда» целых 8 миллионов долларов». (18)
Руководство ФБН располагало информацией об Адонисе, но Катценберг снабдил следствие потрясающими новыми сведениями о связях между Адонисом, Мафией, еврейскими партнерами и нью-йоркскими политиками. Согласно Катценбергу, Адонис употребил свое политическое влияние, чтобы гарантировать бруклинскому полицейскому Уильяму О’Двайеру сначала место в магистрате, а затем и должность Окружного прокурора Бруклина. В 1941 году О’Двайер был непоколебимо уверен в своих правах и планировал пройти как кандидат в мэры Нью-Йорка от демократов, предположительно - при поддержке мафии.
Энслинджер и Харни знали о том, что О’Двайер во время службы Окружным прокурором расследовал убийство профсоюзного лидера Джо Розена. Они знали, что информатором О’Двайера в этом деле был Эйб Релес, профессиональный киллер из Корпорации убийц (совместная Еврейско-мафиозная операция, санкционированная преступным сообществом убийц в стране), связанный с финансистом Катценбергера Луи «Лепке» Бучалтером, заказавшим убийство Розена. О’Двайер, конечно, обвинил Бучалтера в убийстве, но Энслинджера и Харни насторожило то, что Релес также называл имена Джо Адониса, Вилли Моретти, Мейера Лански, Бенджамина Сигела, Фрэнка Костелло и Альберто Анастасиа как сообщников Бучалтера, и обвинение им так и не было предъявлено. Разумеется, когда обвинители в Калифорнии добились от Релеса свидетельских показаний, позволивших обвинить Сигела в организации убийства, О’Двайер отказался выдать его. (19)
Позже, 12 ноября 1941 года, Релес («канарейка, которая не могла летать») трагически выпал из окна шестого этажа «Half Moon Hotel»(Отеля «Полумесяц») на Кони-Айленде, где он находился под защитой шести полицейских, все они задремали, когда произошло падение. Так как не было других свидетелей, которые могли дать показания против Адониса и других членов Корпорации убийц, дело против них было прекращено. (20)
Большие проблемы возникли у ФБН после того, как замолчал Релес. Через две недели после японской атаки на Перл-Харбор американское общество было реорганизовано, что открыло в истории ФБН период неопределенности. События мировой войны вынудили врагов Энслинджера пойти на нежелательный для себя союз и на долгое время изменить закон о наркотиках.

ПРОТИВНИКИ ЭНСЛИНДЖЕРА.

В 1930 году босс из боссов Мафии Чарльз Лючиано и его партнер, еврей польского происхождения Мейер Лански, объединили криминальную Америку. Будучи финансовым менеджером организации и исполнительным продюсером порока, Лански прикрывал инвесторов от многочисленных рэкетиров и направлял доходы бандитов во всевозможный легальный бизнес, включая сделки с земельными участками во Флориде, мексиканские конвейеры и казино на Кубе. Финансовый гений и государственный информатор, когда это соответствовало его целям, Лански был респектабельным фасадом. Но он никогда не мог примириться с изменениями, вытекающими из Акта об общественном здоровье, поощряющими насильственные законы о наркотиках, воздействию которых подвергся в январе 1929 года его партер и друг детства Бенджамин «Багси» Сигел. (21)
Другой его друг детства Чарльз Лючиано родился на Сицилии в 1897 и прибыл в Нью-Йорк в 1904 году. Он был закоренелым игроком и пятым по счету в мафиозной иерархии. Его первый арест по героиновому делу состоялся в 1916 году. Второй случился в 1923-ем, в это время он сотрудничал с агентом нью-йоркского отдела по наркотикам Джо Брански и заставил соперничающую банду изменить профиль. Шесть лет спустя, промозглой октябрьской ночью Лючиано заслужил свое знаменитое прозвище. Как сообщает «История Лючиано», корабль с наркотиками от банды Элиопулоса прибыл в Нью-Йорк по греческой океанской линии. Не подозревая, что соперники выдали его, Лючиано отправился на причал получать груз, но был выслежен агентами Отдела по наркотикам. Он заметил агентов перед обменом и хотел уже повернуть назад, но агенты решили узнать, где спрятаны наркотики; они задержали Лючиано, отправили в уединенное место на Стейтен-Айленд, где устроили ему жестокий допрос. (22)
Лючиано был сильно избит, правый подбитый глаз наполовину заплыл и это причиняло невыносимую боль, но, придерживаясь мафиозного кодекса омерты (слово omerta происходит от сицилийского «umirta» - истолковывается как «скромность, сдержанность, умеренность» и одновременно – «круговая порука», или испанского «hombre» - «держаться мужиком»), ничего не сказал. Эта история стала известна всему городу, в результате Лючиано получил прозвище Лаки (Счастливчик), а пережитый им ужас прибавил ему уважения в преступном мире. В нем кипела яростная сицилийская ненависть к федеральным агентам по наркотикам, в особенности - к их боссу Энслинджеру, над которым он насмехался, называя «Эсликер» (Asslicker от ass – «задница» и to lick – «лизать», т. е. «жополиз»). Это стало началом ожесточенного противостояния, которое определило курс истории ФБН.
Через некоторое время после своего побега от федеральных агентов Лючиано отстранил старых донов мафии («дон» – главарь мафии, крупный мафиози), основавших 5 нью-йоркских криминальных семей, добился мира с соперничающими главарями преступного мира Чикаго и основал национальный совет боссов мафии. Финансовым руководителем его стал Лански, который также сотрудничал с еврейскими бандами по всему миру, а респектабельный Фрэнк Костелло стал своего рода премьер-министром, взаимодействовавшим с другими главарями преступного мира. Комиссия обсуждала и регулировала четыре вида преступных направлений: трудовой рэкет, проституцию, игорный бизнес и импорт наркотиков, а также развитие профсоюзов, которые, согласно Энслинджеру, были их легальными отделениями и служили для накопления сил. Под руководством генерального менеджера Николы «Ника» Джентиле (члена семьи Маньяно) этот наркосиндикат Мафии прочно контролировал монополию (в действительности основанную еврейскими бандами) на распространение наркотиков между штатами, чем и заслужил в конце 1930-х годов, пристальное внимание ФБН. (23)
Невероятно, но ранг Лючиано - capo di tutti capi («главарь всех главарей») - не был упразднен в конце 1936 года, когда специальный прокурор штата Нью-Йорк Томас Э. Дьюи приговорил Лючиано к тридцати пяти годам тюрьмы, но его статус «босса боссов» мафии сохранился и за решеткой. Дьюи использовал прослушивание в борделях Лючиано, склонил к даче ложных показаний трех проституток-наркоманок, а также опирался на показания ренегата мафии Джо Базиле и информацию агента ФБН Рея Оливейры. Длинная рука закона не дотянулась до Лански, а наркосиндикат продолжал действовать как семья Лючиано под руководством хитрого Фрэнка Костелло, и в 1942 году Мафия стала одним из внушительных союзов Америки.
Подобное развитие событий явилось ужасным ударом для Гарри Энслинджера. Он не был последователем правовой школой, не мог вдалбливать правовые каноны, но понимал значение власти, привилегий и должности. Он выстоял с гордо поднятой головой, был воплощением силы и уравновешенности. Энслинджер проводил время в своем доме в Холлидейсбурге в Пенсильвании или в резиденции - в отеле «Шорхэм» в Вашингтоне. Круг его друзей включал юристов, банкиров, дипломатов и влиятельных политиков, которые любили охотиться на медведей и лосей в Канаде, на оленей и фазанов в разных штатах Америки. Он выглядел не человеком - страдальцем, а был похож на одинокого гангстера. Конечно, многие агенты ФБН встречались с Комиссаром, по возможности сопровождали его, куда требовалось, когда он искал расположения шефов полиции или политиков. Энслинджер обсуждал задачи Бюро только со своими помощниками, но никогда - с агентами. Общаясь с агентами, он был сдержан, говорил мягко, но твердо и аргументировано. «Если вы слышали от него «неплохо сделано», - вспоминал агент Говард Чэппелл, - это было похоже на цитату из кого-то другого». Было лишь несколько агентов, с которыми Энслинджер разговаривал на равных; Чарли Дайэр был его близким другом, таким же, как и Ральф Ойлер. Они оба, как и Энслинджер, женились по расчету, и это приносило Бюро благоприятные результаты.
Многие из внутреннего круга Энслинджера пришли из старого Отдела по наркотикам. Когда он стал Комиссаром, он взял этих людей в ФБН и сделал руководителями филиалов. Он знал все слабые места ветеранов, вроде Джорджа Каннингхэма, его заместителя с 1949 по 1958 г., или Джо Брански, старейшины районных контролёров в Филадельфии. После Второй мировой войны никто из агентов ФБН не был столь близок к нему, как они, плюс – Росс Б. Эллис в Детройте и Джордж Уайт.
С началом «холодной войны» не было агентов, которым хватало мужества публично обсуждать политику Энслинджера. Его контроль над ФБН и его агентами был абсолютным, что приводило к увеличению числа ошибок, главной из которых было требование к агентам раскрытия не меньше двух дел в месяц, это заставляло их арестовывать все больше и больше наркоманов. Принцип «две закупки и арест» предоставлял ему возможность искусственно формировать статистику, в которой он нуждался, чтобы произвести впечатление на Комитеты по Ассигнованиям Конгресса, подстраховываясь при этом тайными расследованиями, которыми руководили кадры из преданных друзей. Все это фокусировало общественное мнение на наркоманах, оставляя в стороне распространителей, стимулировало внутреннее ожесточение и недовольство агентов под прикрытием друг с другом с неприятными для ФБН последствиями.
Энслинджер был прототипом того, кого современные агенты за глаза называют «пиджак». Его поединки происходили в кабинетах совета директоров, в залах Конгресса и в прессе. Его деятельность определялась национальной правящей элитой, а не обычными гражданами, их классовое сознание служило только для усиления его мистического образа - образа заботливого искусного человека, служившего высоким целям, которому его агенты могли всегда доверять. И они доверяли. Они смотрели на Энслинджера с ностальгическим благоговением, как на символ высшей власти. Его тень присутствовала всюду.

3
ВОДОВОРОТ ЭНСЛИНДЖЕРА

«Видите ли, мы выполняем за кого-то ещё их грязную работу»
Лепке Бучалтер, обращаясь к Лаки Лючиано.

Несмотря на издание официальной биографии Гарри Энслинджера (изданной в целях саморекламы, главным образом), многое из предвоенной деятельности ФБН в интересах национальной безопасности просто не фиксировалось властями. Только в откровенной и приукрашенной автобиографии Мориса Хельбранта «Агент по наркотикам» она была детально описана. (1)
Родившийся в Румынии и выросший в Бруклине, Хельбрант был британским шпионом в Палестине во время Первой мировой войны. Эта работа вовлекла его в региональную наркоторговлю. Вернувшись в Америку, он присоединился к Наркодивизиону. Самостоятельный, внимательный, физически крепкий и бесстрашный, Хельбрант был идеальным агентом под прикрытием, он мог изображать из себя сумасшедшего кокаиниста, когда работал на улицах, или преуспевающего подпольного финансиста, когда общался с распространителями. Кроме многочисленных личных достижений, Хельбрант расследовал дело Якоба Полакивитца, основного покупателя у синдиката Элиопулоса для крупнейшего еврейско-американского синдиката контрабандистов наркотиков перед Второй Мировой войной.
Как пишет Хельбрант в своей книге, в ранний период ФБН агенты мало контролировались руководством. Они сами определяли ход своих действий. Сухой закон провел нечеткую линию между разрешенным и запрещенным. Агенты стали учиться потакать амбициям своих боссов, которые стремились подчеркнуть свою успешную деятельность - вынуждали их незаконно прослушивать телефонные разговоры или проникать в дома торговцев наркотиками для добычи улик, что могло подвергнуть их опасности. Они также подозрительно относились к руководителям, которые требовали от них следовать указаниям.
История жизни Хельбранта четко отразила это затруднительное положение. В конце 1934 года он получил сведения через информатора в Новом Орлеане, что двое ловцов устриц подрядились доставлять героин на своем судне для синдиката, возглавляемого Сильверстро «Сэмом» Кароллой (главой мафии в Новом Орлеане) и его помощником Онифио «Нофи» Пекораро. Хельбрант впоследствии выследил ловцов устриц вплоть до их встречи с поставщиками. Один из них, Юджин Коиндет Агилар, был арестован. После рутинных поисков Хельбрант обнаружил письмо с адресом Коиндета. Обследовав жилище, он нашел партию героина на сумму в 100 000 долларов. Кроме этого он обнаружил список огнестрельного оружия, которое Коиндет планировал закупить на деньги, полученные от продажи героина ловцам устриц. Как удалось выяснить Хельбранту, Коиндет решил использовать свою прибыль от продажи наркотиков для оказания помощи гондурасскому оппозиционному лидеру Хосе Мария Гийен Велесу в проведении революции в Гондурасе, где после краха банановой экономики президент Тибурсино Кариас Андино (человек, которого собирался свергнуть Гийен) также быстро переключился на контрабанду наркотиков.
Все изменилось к худшему, когда Хельбрант неумышленно коснулся активности Реймонда Дж. Кеннетта, транспортного менеджера, работавшего в конце 1934 года на грузовой авиалинии «Транспортес Аэрэос Сентро-Американос» (ТАСА). Кеннетт был арестован в начале 1930 годов при продаже наркотиков в Новом Орлеане, но шеф полиции Гай Р. Мэлони принял его предложение и, оставив свой пост, стал инспектором по вооружениям гондурасского правительства. В это дело вместе с Кеннеттом оказались вовлечены также контрабандист оружия Эдвин Е. Хубер, глава «Хубер-Гондурас Компани», связной по поставке наркотиков из Германии в Северную Америку Исодор Слоботски, владелец мебельной компании «Стар», агент ТАСА в Новом Орлеане и владелец ТАСА Лоуэлл Йерекс.
В записках Хельбранта дело «Гондурасские наркотики в обмен на оружие» охарактеризовано как «международный инцидент со странным детективами, таинственно появлявшимися из Вашингтона и исчезавшими. Оно прогремело в Новом Орлеане как маленькое землетрясение, перевернув новоорлеанский подпольный мир». (2) Как он намекает, «странными детективами» из Вашингтона были защитники Кеннетта и его компаньонов из ТАСА. В октябре 1936 года в Гондурасе должны были состояться выборы. Кеннетт с сообщниками поддерживали проамериканского кандидата Тибурсино Кариаса Андино, обеспечивая ему защиту. Госдепартамент «приказал прекратить контроль над деятельностью всей группы ТАСА» и детективы завершили свое расследование в марте 1936 года, без всяких намеков на причастность ТАСА к торговле наркотиками. (3) Кариас выиграл выборы, несмотря на то, что ФБН было известно о его причастности к контрабанде наркотиков из Панамы на самолетах ТАСА в 1937 году. Высшие официальные лица США, включая Гарри Энслинджера и Стюарта Фуллера, не обращали внимания на это, так как Кариас проводил курс правительства США и стоящих за ним корпораций; это был важный союз в условиях приближавшейся войны, в то время, когда враги США пытались распространить свое влияние на этот регион.
Историки Киндер и Уокер упоминали об этом деле: «Защита западного полушария от стран Оси вынуждала не обращать внимания на персональную причастность менеджеров крупной грузовой авиакомпании к контрабанде». (4)
Другой автор, Питер Дейл Скотт, эксперт по тайной политике, писал о других аспектах дела о контрабанде наркотиков, намекая на то, что Энслинджер «разрушил связи либеральной оппозиции в Новом Орлеане с торговцами героином, но не препятствовал деятельности правительственной сети (Кариаса)». (5)
Правительственное псевдорасследование деятельности ТАСА было закончено в 1938 году постановлением министерства финансов «о прекращении всякого наблюдения за деятельностью Йерекса всякий раз, когда он прибывает в США». В марте 1939 года ТАСА обслуживала грузовые концессии в Коста-Рике, Никарагуа, Гватемале, Сальвадоре и Гондурасе и продолжала активную контрабанду, «практически незатронутую вниманием правительства». Уильям К. Джексон, вице-президент «Юнайтед Фрут», так рассматривал ситуацию в экономической перспективе: «Развитие наших торговых отношений с Латинской Америкой весьма способствовало уменьшению их зависимости от причуд европейских диктатур». (6)
Подобно Опиумному скандалу 1927 года и делу Као в 1929 г., дело ТАСА продемонстрировало, что государство покровительствовало наркоторговцам, когда это касалось дела национальной безопасности или защиты интересов корпораций. На виду был тот печальный факт, что агенты вроде Хельбранта, зная об этих махинациях, не могли их остановить. Энслинджер следовал этой политике двойных стандартов: он нуждался в привлечении к суду наркоманов для оправдания необходимости существования Бюро. Разумеется, вынужденный придерживаться политических целей при расследовании деятельности круга наркоторговцев, он стал центральным игроком в тайной деятельности власти.

ОРУЖИЕ, НАРКОТИКИ И НАЦИОНАЛИСТИЧЕСКИЙ КИТАЙ.

Энслинджер был подходящим бюрократом, обладавшим секретной полицейской властью; она предоставляла ему возможность принимать решения после инструкций высших политических кругов, которые постоянно держали на прицеле круг наркоторговцев, но при этом не трогали их. Это относилось, прежде всего, к китайскому националистическому правительству, которое со времени своего возникновения в 1927 году, в значительной степени зависело от доходов, которые давала торговля наркотиками.
Доклады представителей Госдепартамента, военных атташе, информаторов и атташе министерства финансов М. Р. Николсона в Шанхае свидетельствовали о том, что Китай и Япония являлись крупнейшими экспортерами опиатов для нелегального рынка США в 1930-е годы. (7) Как отмечали историки Киндер и Уокер, «Фуллер и Энслинджер прекрасно знали о связях Чана с торговцами опиумом». (8)
Энслинджер знал, что Шанхай был «главным производителем и экспортером на нелегальном мировом рынке наркотиков» через синдикат, который контролировал криминальный лорд Ду Юшен. Он поддержал кровавый приход Чана к власти в 1927 году. (9) В 1932 году Энслинджер узнал, что Ду оказывал политическую поддержку Чану и его министру финансов Т. В. Сунгу. Энслинджер получил доказательства того, что американские тьонги получали от Ду и его помощников в Гоминдане партии наркотиков, а затем распространяли их через мафию. Так, после ареста в 1933 году агентами ФБН, Эзра подтвердил что, Пол Йип был их контактом в Шанхае. Йип работал вместе с Ди, японскими оккупационными силами в Маньчжурии и доктором Лансингом Лингом, «который снабжал наркотиками китайских официальных лиц во время их поездок за рубеж». (10) В 1938 году Чан Кайши назначил доктора Линга главой Департамента по контролю над наркотиками.
Доказательства продолжали поступать, и в октябре 1934 года атташе министерства финансов Николсон представил доклад, в котором обвинил Чан Кайши и, возможно, Т. В. Сунга в торговле героином в Северной Америке. (11) В 1935 году он сообщил, что протеже Сунга, суперинтендант Морской таможни в Шанхае, «был активным агентом Чан Кайши, защищавшим корабли с грузом наркотиков для США». (12) Доклады Николсона ложились на стол Энслинджера, ему было прекрасно известно, что видные деятели Гоминдана и торговые представительства исправно снабжали американских тьонгов наркотиками, а их в свою очередь перекупали американские торговцы наркотиками. Тьонги исправно выплачивали долю прибыли, финансируя режим Чана, который никогда не раскрывал своих секретов. (13)
После взятия Шанхая японскими войсками в 1937 году Энслинджер почти добровольно стал честно разбираться в ситуации. Он знал, что Ду заседал в Шанхайском муниципальном совете вместе с Уильямом Дж. Кесуиком, директором пароходной компании «Джардин Мейтсон». Через Кесуика Ду нашел прибежище в Гонконге, где он был благосклонно принят британцами, чьи пароходные и банковские компании получали большие доходы, предоставляя возможность Ду торговать наркотиками в несчастном Китае. Потрясающе правдивый доклад полковника Джозефа Стилвелла, военного атташе США в Китае, отмечал: «в 1935 там было 8 миллионов наркоманов, потребляющих героин и морфин, 72 миллиона китайцев были опиумными наркоманами». (14)
Корпоративные прибыли были важны и для национальной безопасности, в 1938 году Ду стал сотрудничать с японцами, когда его «Зеленая Банда» шпионила у них для разведки Чана. В интересах национальной безопасности, которых Энслинджер твердо придерживался, агенты Ду снабжали информацией шефа разведки Чана, генерала Тай Ли, в качестве компенсации - возможность провозить на грузовых кораблях персидский опиум, который Тай Ли и Ду продавали японцам для распространения в Китае. Получаемые Ду большие доходы позволили Гоминдану потратить31 миллион долларов на покупку боевых самолетов через торговца оружием Уильяма Паули. Энслинджер знал, что это необходимо для национальной безопасности, невзирая на всевозможные моральные издержки, возникающие при торговле с врагами.
Его решимость подкреплялась фактом надвигающейся войны с Японией. Он подготовил доклад для Ассоциации Внешней политики, в котором предлагал освободить националистов и обвинял Японию в возникших проблемах с наркотиками в Китае. После того, как десятки компаньонов Лаки Лючиано были арестованы во время встречи с Хип Синг Тьонгом в ноябре 1937 года, он был вынужден обратиться за информацией к ненавистному конкуренту. Летом 1938 он послал Джорджа Уайта (агента ФБН, который вел дело Хип Синг Тьонга) и агента Секретной Службы Джона Хенли допросить Лючиано в тюрьме Даннемора на севере штата Нью-Йорк. Хенли доложил, что Лючиано не может быть полезен, а флот может установить отношения с мафией, что, при допущении контактов Хип Синг Тьонга с Гоминданом, приведет к продолжению безнаказанных поставок опиума с Дальнего Востока. (15)

ТОРГОВЛЯ НАРКОТИКАМИ, НАЦИОНАЛЬНАЯ БЕЗОПАСНОСТЬ И МАФИЯ

Энслинджер не только кооперировался с высшими кругами американской разведки при защите наркоторговли националистического Китая, он также закрывал глаза на операции ТАСА и, в значительной степени, - мафии, осуществлявшей поставки из Луизианы. В это время Фрэнк Костелло и Мейер Лански открыли игорные заведения в Новом Орлеане, поручив это главарю Мафии Сэму Каролле. Он был осужден за убийство федерального офицера наркослужбы в 1932 году, но, используя свои доходы от торговли наркотиками на оплату политической поддержки, был помилован губернатором Луизианы О. К. Алленом, отсидев всего два года за свое преступление. (16)
Энслинджер писал в своей книге «Защитники» (The Protectors) об этом инциденте, рассказывая, как Каролла застрелил агента Мура. На протяжении всей своей карьеры Энслинджер связывал проблемы наркотиков в Америке с влиянием мафии на коррумпированные местные власти. (17) Но все-таки Энслинджер был не совсем честен - он знал о причастности Кароллы к делу ТАСА и о том, что руководство разведки защищает источники снабжения Кароллы.
На публике он был непоколебимым защитником закона, но за кулисами - соучастником тайных операций. В 1940 году, например, специальная группа агентов министерства финансов под руководством секретаря Гарольда Грейвза раскрыла верхушку японских агентов-наркоторговцев. Синдзи Танигучи использовал наркоторговцев Западного побережья для шпионажа за американскими военными. Это означало, что и другие секретные службы не могли удачно работать без помощи тайных информаторов, при проведении секретных операций иностранные разведки пользовались услугами наркоторговцев. (18)
Итак, Энслинджер оказался перед выбором: если это соответствовало национальным интересам - мафиози могут использоваться властями и продолжать распространять наркотики, а если нет - агенты Энслинджера могли энергично преследовать их. С арестом в 1937 году Ника Джентиле произошел крупный прорыв в борьбе с мафиозным Национальным синдикатом наркоторговцев. После ареста компаньонов Лаки Лючиано, Джентиле был главным менеджером, отвечавшим за распространение наркотиков. Когда его арестовали, при нем обнаружили две адресные книги, раскрывающие его контакты по всей стране.
Следующей важной вехой был арест в апреле 1941 года агентами ФБН в Канзас-Сити Карло Карамуссы. Через Карамуссу - первого торговца наркотиками, ставшего информатором, а также благодаря адресным книгам Джентиле ФБН составило карту потоков наркотиков из Европы и с Дальнего Востока через Мексику и Кубу во Флориду и далее в Канзас-Сити, для распространения по всей стране. Так была опровергнута безопасность американских портов и судоходства - это уже было достижением, особенно в то время, когда Америка вступала во Вторую Мировую войну. Таким образом, ФБН оказалось в центре одного из грязных американских скандалов, получивших наименование «Проект Лючиано» или операция «Подполье».
Государственная секретная политика в плане подчинения закона о наркотиках делу защиты национальной безопасности была сформирована в феврале 1942 г., когда французский океанский лайнер был затоплен в бухте Нью-Йорка. В ответ Флот, который использовался для защиты американских портов, был объединен с федеральными властями, администрацией штатов и местными службами охраны порядка по всей Америке. Агенты ФБН в Сиэтле и Сан-Франциско помогали интернировать японцев, в Техасе Эл Шарфф обратился к боссу Мафии Галвестона Сэму Масео с просьбой использовать своих мелких сошек для слежения за германскими субмаринами вдоль побережья Мексиканского Залива. Масео, как было известно Шарфу и Энслинджеру, подчинялся Каролле и был арестован в 1937 году вместе с Джентиле и 87 другими соучастниками по специальному делу ФБН № 131. Но Масео, как и Каролла, обладал возможностями уйти от правосудия.
Фаустовская сделка государства и мафии получила дальнейшее развитие в Нью-Йорке, когда Окружной прокурор Фрэнк С. Хоган предложил Флоту использовать мафиози нижнего уровня для слежки за потенциальными саботажниками на побережье. Они отказывались от сотрудничества без разрешения своих боссов. Тогда помощник прокурора Мюррей Дж. Гурфейн представил офицеров Флота адвокату Мейера Лански Мозесу Полакоффу. Бывший помощник Генерального Прокурора объяснил Лански, что офицеры Флота не интересуются его преступными делами, но для интересов национальной безопасности проще будет ответить на предложение мягким согласием. Чтобы решить этот вопрос Лански нуждался в одобрении старого друга Лаки Лючиано, находящегося в тюрьме Даннемора.
Для успешного осуществления этого мероприятия первым условием был перевод Лючиано в тюрьму Грейт Медоуз около Олбани в мае 1942 года. Чтобы ускорить решение вопроса офицеры Флота посетили босса боссов и других гангстеров Лански, Фрэнка Костелло и Багси Сигела. В обмен на обещание сократить продолжительность его тюремного заключения Лючиано дал свое согласие. Так было выполнено второе условие Лански. Боссы мафии начали выполнять соглашение с флотом и стали легально использовать работу на рыболовных судах от Флориды до Мэна. Они помогали разоблачать нацистских шпионов, но наиболее важным было недопущение забастовок портовых рабочих во время войны.
Ответственный за реализацию Проекта Лючиано Командующий Флотом Чарльз Р. Хэффенден успешно поддерживал тайное сотрудничество с мафией. Такого рода сделки осуществлялись и нижестоящими чинами, для этого допускалось использование преступников как рядовых граждан американского общества. В качестве компенсации их защищали от судебного преследования за десятки убийств, совершенных в годы войны, включая убийство издателя «Иль Мартелло» Карло Треска в Нью-Йорке 11 января 1943 года. Непреклонный антифашист и социалист, Треска в начале 1930-х годов был предупрежден одним из высших членов семьи Лючиано, Вито Дженовезе, который выступал против основания социального клуба для итальянских моряков, который создавался как центр борьбы с контрабандой наркотиков. Треска также угрожал обнародовать связи Мафии с профашистским издателем Дженерозо Попе. После приказа Дженовезе убить Треска Дженовезе вышел сухим из воды, используя «модус вивенди» между государством и Мафией (modus vivendi зд. - временное соглашение).
Убийство Треска оставило брешь в «броне» мафии. Треска был респектабельным издателем, и его убийство не могло остаться незамеченным. Окружной прокурор Фрэнк Хоган начал расследование и разрешил прослушивание телефонных переговоров Костелло, случайно узнав, что Костелло обеспечил магистру Томасу А. Аурелио место в Верховном Суде штата Нью-Йорк. Кто-то, скорее всего, Джордж Уайт, как мы увидим позже в этой главе, получил запись части разговоров Костелло с Аурелио и опубликовал их в «Нью-Йорк Таймс» от 29 августа 1943 года. Аурелио давал клятву в «вечной верности» Костелло.
Фраза «вечная верность» подчеркивала влияние Мафии внутри Таммани-холла, она не имела никакого отношения к убийству Треска и не могла быть использована против Костелло. Но обязательства, налагаемые секретным пактом, заключённым между мафией и властями, где посредником выступал Костелло, откладывали любые действия против него до окончания войны. Когда пришло время, власти взяли реванш, как и предвидел Энслинджер.

ГЕРОИНОВАЯ ПОЛИТИКА В НЬЮ-ЙОРКЕ В ПЕРИОД ВТОРОЙ МИРОВОЙ ВОЙНЫ

После того как в 1936 году Лаки Лючиано был отправлен в тюрьму, его обязанности по руководству семьей были возложены на Вито Дженовезе. Но Дженовезе был обвинен в убийстве в 1939 году и бежал в Италию, тогда руководство перешло к Фрэнку Костелло, который прекрасно справлялся со своей работой, оставаясь незаметным, в отличие от других: его никогда не видели в ночных клубах с подружками, он избегал публичных контактов с представителями преступного мира. Под управлением Костелло находились наиболее известные гангстеры страны, такие как caporegimes* (* capo (итал.) – глава, капо, главарь, глава банды, крестный отец; regime – режим, строй, структура, порядок) Томас Эболи и Жерардо Катена, consigliere («консильере» (итал.) - «советник, советчик») Мишель Миранда и главари банд Винсент Ало, Майкл Коппола и Энтони «Тони Бендер» Стролло. Костелло руководил общенациональной сетью игорного бизнеса и казино вместе с Мейером Лански и букмекером Фрэнком Эриксоном. Он управлял казино в Луизиане вместе с уроженцем Туниса Карлосом Марчелло (настоящее имя - Калогеро Минакора) и братом Лански Джейком. Они с Багси Сигелом организовали игорные предприятия в Калифорнии, а с Джо Адонисом - в Нью-Джерси. Как премьер-министр Мафии он поддерживал связи со многими конгрессменами и боссами Таммани (здание нью-йоркского суда) и персонально с Майором Уильямом О’Двайером. Он говорил, что был партнером по бутлегерству с Джозефом Кеннеди, богатейшим патриархом Бостона и послом США в Великобритании, отцом Джона Кеннеди (JFK).
В то время как Аурелио поднял в своей газете скандал о клятве «вечной преданности», Энслинджер был хорошо осведомлен о неприкосновенности Костелло в рамках «Проекта Лючиано», но он смотрел в будущее - дал распоряжение нью-йоркскому офису ФБН проследить связи Костелло с наркоторговцами из т. н. «Банды 107 улицы» Восточного Гарлема. Под руководством главы отдела Роберта В. Артисса нью-йоркский офис вел наблюдение за бандой на протяжении всего 1939 года. Агентам отдела было известно, что Джо Гальяно, главарь банды торговцев наркотиками, организовал поставки опиума из Мексики через Техас в Нью-Йорк, где он перерабатывался в героин в подпольных лабораториях; после следствия 1942 года вся верхушка банды, включая главу преступной семьи Томаса Луччезе, была осуждена.
В 1942 году Луччезе сменил Джон Орменто, и деятельность банды продолжилась. Агенту Дж. Рэю Оливейре удалось выявить новую сеть в Карибском регионе. Обозначенное как Специальное дело 204, расследование Оливейры достигло пика, когда арестовали 106 торговцев наркотиками в Мексике, включая нескольких немцев, и осудили нескольких торговцев из мафии в США. Несмотря на то, что это дело спутало все планы и, конечно, принесло финансовые потери тайной организации, Томас Луччезе, Мейер Лански и Фрэнк Костелло не были привлечены к суду. Причины были легко объяснимы – этот триумвират организованной преступности оказывал военным многочисленные услуги. Ими выполнялась определенная грязная работа, чем они обеспечивали себе политическую защиту.

ОСС ПОДДЕРЖИВАЕТ МАФИЮ В ИТАЛИИ

В январе 1943 года союзники планировали высадку в Сицилии - несколько морских офицеров, отвечающих за Проект Лючиано, были направлены в Алжир в штаб 7-ой армии. В июле 1943 года участник проекта Пол А. Алфьери был отправлен на Сицилию с морским десантом с приказом установить контакт с членами сицилийской мафии из бруклинской семьи Винсенто Маньяно. Как рассказывал участник Проекта Лючиано Родни Кэмпбелл, успешным было привлечение сотен информаторов Маньяно и его caporegime Джо Адониса в Италии. (20) При помощи этих контактов мафии Алфьери пробрался через вражеские позиции на виллу, занимаемую итальянским морским командованием. Он смог взломать сейфы и раздобыть кодовые книги и документы о размещении итальянских и германских морских сил в Средиземноморье.
Помощь Мафии была действенной. Согласно историку Ричарду Смиту, «несколько сотрудников ОСС напрямую использовали членов Корпорации убийц и детройтской «Пурпурной банды». После установления контроля союзников над Сицилией руководство деятельностью мафии перешло от флота в руки сотрудников ОСС». (21) Один из них, Винсент Дж. Скампорино, в своем докладе от 13 августа 1943 года описывал степень зависимости ОСС от Мафии на Сицилии: «Только Мафия поставляла утаенное для снабжения черного рынка и осуществляла основную власть над «контадини» (ит. - крестьянами, мужиками), которые составляли большую часть населения. Мы постоянно совещались с их лидерами». Скампорино добавляет: «было достигнуто соглашение о том, что они будут выполнять все наши приказы», и далее: «мы создали разведывательную сеть, протянувшуюся через весь остров». (22)
Работая вместе с армейским отделом по связям с гражданским населением, ОСС способствовало выдвижению мафии на вершину политической жизни Сицилии. Дон Калогеро Виццини - босс из боссов Мафии на Сицилии - был утвержден в должности мэра города Виллаба. В 1954 году его наследником на этом посту был Дженко Рассо, которого называли майор Муссумели. Как узнали сотрудники ФБН, Виццини и Рассо организовывали операции сицилийской мафии по торговле наркотиками в предвоенный период, во время и после войны. Позже мафиози продолжили сотрудничество, помогая расширять американское влияние на основной территории Италии, оказывая поддержку полковнику Чарльзу Полетти, главе Американской военной администрации на оккупированных территориях (AMGOT) в Риме и ватиканскому служащему Баттисте Монтини (позже он стал Папой Павлом VI), чья папская разведывательная сеть оказывала помощь по всему миру. (23)
Основой этого сотрудничества был секретный пакт между Мафией и американскими мастерами шпионажа, сложившийся еще перед войной. Согласно историку Ричарду Смиту, Эрл Бреннан, молодой сотрудник Госдепартамента в Канаде «установил контакт с главарями итальянской мафии, бежавшими от Муссолини». (24) Опираясь на эти связи, офицер ОСС Дэвид К. Брюс (друг Энслинджера и зять Эндрю Меллона, на чьей дочери Брюс был женат) привлек Бреннана в качестве руководителя специальной разведки ОСС. Так, не подвергая себя опасности, Энслинджер глубоко внедрялся в решение этих задач как секретный специалист. По утверждению Смита, Бреннан «оставался в стороне, отчасти - благодаря настойчивости майора Джорджа Уайта, директора подготовки контрразведки Донована и ветерана ФБН, который отказывался доверять синдикату». (25)
Бреннан мог оставаться в стороне, но по свидетельству Скампорино, между мафией и ОСС сложились доверительные отношения, и Уайт был просто вынужден работать с ними и делал это с большой неохотой.

ФБН И ПРОЕКТ ЛЮЧИАНО

Два человека из группы секретных агентов ФБН, - Джордж Уайт и Гарленд Уильямс, - были выбраны для службы в ОСС. Они оказались вовлечены во множество шпионских интриг с торговцами наркотиками.
Гарленд Уильямс как нельзя лучше подходил для того, чтобы решать разведывательные задачи. В июне 1941 года он командовал Армейским Корпусом разведывательной полиции, который он реорганизовал в Корпус контрразведки. Затем Уильямс служил инструктором в Школе химических вооружений, в июне 1942 года присоединился к ОСС и был послан вместе с М. Престоном Гудфеллоу, бывшим администратором Херста и редактором газеты «Бруклин Игл», в Лондон для совещания с главой Британского Штаба Специальных операций(SOE), Уильямом Кесуиком, тем самым Уильямом Кесуиком, который заседал в шанхайском муниципальном совете вместе с Ду Юшеном. Кроме того, брат Уильямса Джон вместе с главой разведки Чан Кайши генералом Тай Ли направлял деятельность SOE в Чунцине, куда в 1941 году перебрался и Ду.
После встреч с мастером британского шпионажа Кесуиком Уильямс вернулся в Вашингтон с инструкциями по обучению SOE и помог основать тренировочную школу ОСС в Мэриленде и Виргинии. Он был руководителем учебного центра ОСС по подготовке диверсий, членом Армейского Стратегического Комитета по снабжению, сотрудничал с 101-ым подразделением ОСС в Бирме, возглавляемым таможенным агентом Карлом Эйффлером, с которым он был знаком, когда работал с Пограничным патрулем Юго-запада и в 1944 году служил на тайной работе в Подразделении Y, секретном отряде ОСС в Куньмине, на базе знаменитых контрабандных авиалиний «Летающие тигры».
Джордж Уайт также был привлечен к особо секретной работе. В конце 1941 он был назначен в Управление по координации информации (OCI), в феврале и марте 1942 года направлен в контрразведывательную школу ОСС в Торонто, обучаться многим искусствам (как он сам говорил) - «убийству и нанесению увечий». Летом 1942 года он становится членом контрразведывательного учебного подразделения Х-2, и, как писал репортер Эл Остроу, «основал первую американскую школу шпионажа и контршпионажа». Эту идею Уайт озвучил так: «коп будет учить других, как совершать побег, не попавшись копам». Он должен был также обучать, как не попасться агентам ФБН. В качестве переводчика Уайт был отправлен в Северную Африку - перед высадкой союзников организовывать группы сопротивления среди арабов. (26)
Уайт прибыл в Каир в начале ноября 1942 года и направился в Ливан, Сирию, Ирак и Иран, где он провел оценку запасов опиума. В начале 1943 года он был в Иерусалиме вместе с полковником Гарольдом Хоскинсом, офицером ОСС, отвечающим за операции на Ближнем Востоке, и Улиусом Амоссом, греко-американским импортером и специальным сотрудником Ближневосточного отдела ОСС. Уайт и Амосс встретились в феврале 1942 года, в период работы над делом Элиопулоса вместе с агентом Чарли Сирагуса (протеже Уайта) и Чарли Дэйером (оба они вместе с Дж Рэем Оливейрой, а также множеством других агентов присоединились позднее к ОСС). В течение марта 1943 года Уайт и Амосс расследовали связи (27) между контрабандой и шпионажем, пока Амосс не испугался за свои операции, грозившие «тюремным заключением в Соединенных Штатах за убийство эксперта». (28) Все знали, что убийцей был Уайт, а не Амосс, но офицер безопасности ОСС Роберт Делани уберег Уайта от возможного ареста. Очевидно, что сам Амосс больше не мог быть использован, но не его криминальные связи. Уайт снова встретился с Делани в апреле и обсуждал с ним эту проблему, получившую в его дневниках название «План Мафия». (29)
В 1943 году «План Мафия», как писал историк Родни Кэмпбелл, стал частью Проекта Лючиано, также называемый «Операция Подполье». Несмотря на заявление историка Ричарда Смита, Уайт был сердцем этого проекта. С лета и до конца 1943 года, как он писал в своем дневнике, Уайт провел ряд встреч в рамках плана Мафия, включая посещение Чайна-тауна в августе вместе с Джеймсом Энглтоном, который также стал руководителем операций ОСС Х-2 в Риме, а позднее - шефом отдела контрразведки ЦРУ. Месяцем позже Уайт снова сопровождал Энглтона в Чайна-таун, вместе со своим шефом отдела Ближнего Востока, полковником Хоскинсом. Принимая во внимание то, что ОСС передавал в это время информацию сотрудникам Х-2 через офис ФБН в Нью-Йорке, основной целью этих путешествий было уточнение плана Мафия, который вводил агентов в мир торговли наркотиками, шпионажа и убийств.
Как отвечающий за безопасность плана Мафия, Уайт делил офис с Джоном Хенли, агентом Секретной Службы, с которым он в 1938 году нанес визит Лаки Лючиано. Позже, находясь на службе в качестве морского офицера, он, принимая участие в Проекте, привлек Уайта, которого считал соответствующим его требованиям. Хенли часто говорил о нем со своим боссом Чарльзом Хэффенденом, который был участником встречи с Фрэнком Костелло, записанной прокурором Фрэнком Хоганом. На этом этапе Уайт решал несколько задач. Через Хэнли он сотрудничал с Энслинджером в политических махинациях Хэффендена; в качестве ответственного за безопасность Плана Мафия, он использовал пленки Хогана, чтобы оказывать давление на Фрэнка Костелло. Например, он использовал неосторожную «клятву верности» магистра Аурелио, отраженную в «Нью-Йорк Таймс». Если этого было недостаточно, Уайт начинал действовать иначе.

«ЛЕКАРСТВА ПРАВДЫ», НАРКОТИКИ И КОНТРРАЗВЕДКА

В начале 1942 года шеф ОСС Уильям Донован решил, что выуживание сведений из вражеских солдат и шпионов является необходимым элементом победы в войне - он дал приказ своему штабу организовать научные исследования для разработки «Лекарства правды». Ученые работали под руководством комитета, включавшего Энслинджера и Мэла Харни. После исследования множества сильных препаратов, ученые остановились на препарате ацетат тетрагидроканнабинола, активном химическом компоненте марихуаны. Однако у них не было возможности для проведения испытаний лекарства, тогда Донован и Энслинджер обратились к Джорджу Уайту с просьбой провести испытания Лекарства правды, чтобы это не вызвало ненужных подозрений, на убийцах, шпионах и других преступниках. (30)
В мае 1943 года группа агентов ОСС, отвечающих за «Лекарство Правды», собралась в офисе Энслинджера со стаканами, наполненными жидкостью экстракта марихуаны и пипетками. Они обрабатывали листья табака, скручивая их в сигареты - «косяки», что вполне было как пинок под зад для Уайта. Под кайфом, как Растафари, и, вероятно, смеясь, иронизируя над энслинджеровской компанией борьбы с марихуаной, он начал свою миссию.
Задача Уайта заключалась в том, чтобы выяснить, как шпионы использовали всемирную сеть контрабанды наркотиков. Подобно своим последователям из ЦРУ, ОСС хотел использовать тайные каналы поставки наркотиков для переброски своих агентов через вражеские линии, вербовать иностранных торговцев наркотиками в интересах борьбы за свободу и демократию. Освобождение оккупированной Франции было основной задачей, и в ОСС знали, что некоторые наркоторговцы работали на Гестапо, а другие сотрудничали с Сопротивлением. Одним из экспертов по этому вопросу был помощник Лаки Лючиано Огюст Дель Грацио, который представлял интересы Эли Элиопулоса в Мафии. Он управлял героиновой фабрикой в Стамбуле от его имени, пока консул США в Турции не увидел имя Дель Грацио в черном списке Комитета Ста. Энслинджер информировал германскую полицию, Дель Грацио был арестован в Берлине в 1931 году и на короткое время помещен в тюрьму. Покорившись своей судьбе, Эли Элиопулос инициировал встречу с Чарльзом Дайэром в Афинах, куда он прибыл вместе со своим партнером Луи Лионом. Десятью годами позже симпатизирующий нацистам Элиопулос и его брат Джордж были арестованы в Нью-Йорке Джорджем Уайтом, Чарльзом Дайэром и Чарльзом Сирагусой, но это не имело смысла, так как закон о сроке давности распространялся и на дела от 1931 года - Элиопулос и его брат были освобождены. Лион тем временем организовал убийство своего бывшего компаньона и партнера Элиопулоса, агента Гестапо Поля Каброне в декабре 1943 г., вынудив протеже Каброне Франциско Спирито бежать в Мадрид. (31)
Эксперименты Джорджа Уайта с «Лекарством Правды» были связаны с этими интригами. Он прибыл в Нью-Йорк в мае 1943 года, чтобы протестировать свой препарат на Дель Грацио, связи которого с корсиканскими наркоторговцами и Мафией были известны. Согласно автору Джону Марксу, «все подробности о торговле наркотиками, рассказанные Дель Грацио, были настолько важны, что ЦРУ, получив эти документы от ОСС, использовало их тридцать четыре года спустя». (32)
Сеанс Уайта с Дель Грацио имел успех, и позже эксперименты с «Лекарством Правды» стали продолжаться на германских военнопленных и американских солдатах, подозреваемых в симпатиях к коммунизму. 25 сентября 1943 года Уайт посетил в Сан-Франциско отвечающего за безопасность Манхэттенского Проекта Джона Лэнсдейла и содействовал применению «Лекарства Правды» для контроля над учеными, работавшими над созданием американской атомной бомбы.
После выполнения этого поручения Уайт был отправлен в качестве главы ОСС Х-2 на Индийско-бирманско-китайский театр военных действий. Одной из его задач было проверить слухи о том, что Отдел 101, организованный Гарлендом Уильямсом под руководством бывшего таможенного агента Пограничного патруля Карла Эйффлера, снабжал опиумом бирманских партизан, воевавших с японцами. Слухи подтвердились и, как помощник Энслинджера, Уайт приказал Эйффлеру прекратить это. Но офицер ОСС отказался. (33)
Заменивший Эйффлера Уильям Пирс кратко добавил: «Если опиум будет полезен для достижения победы, значит - логика ясна. Мы должны использовать опиум». (34)
Американские разведчики не могли отслеживать связи наркоконтрабандистов, которые они создали во время войны. ФБН стремилось держать ситуацию под контролем, возлагая на себя непрямую роль в активном использовании наркодельцов в шпионаже, что отрицательно сказывалось на деятельности Бюро. Проект Лючиано и программа «Лекарства Правды» - характерные примеры этого, равно как и создание Китайско-Американской Кооперативной Организации(SACO) Морским Секретарем Фрэнком Ноксом, шефом ОСС Уильямом Донованом и шефом разведки Чан Кайши генералом Тай Ли. SACO должна была эффективно контролировать оборот наркотиков во всем националистическом Китае.
SACO начала свою деятельность в 1943 году, когда группа американцев во главе с агентом министерства финансов Чарльзом Джонстоном прибыла в Чунцин, чтобы обучать сотрудников тайной полиции Чан Кайши. Милтон Майлз, морской офицер, который был направлен к генералу Тай Ли, описывает Джонстона как человека, потратившего пятнадцать лет на «наркоигры». (35)
Когда Джонстон и его команда, включающая агентов ФБН, прибыла в Китай, Тай Ли тайно сотрудничал с наркодельцом Ду Юшеном в Чунцине (что не являлось секретом). Агенты Тай Ли сопровождали караваны с опиумом из Юньнаня в Сайгон и использовали операции Красного Креста для продажи опиума японцам. Его операции, несомненно, достигали берегов Америки, но он также был назначен одним из директоров SACO и получил неприкосновенность, предоставленную ему Отделом 101.

ВИТО ДЖЕНОВЕЗЕ ТАЩИТ ВСЁ ДОМОЙ

В июле 1944 года Армейский Следственный Отдел установил, что бывший лейтенант губернаторства штата Нью-Йорк, полковник Чарльз Полетти, направленный AMGOT в Италию, был уполномочен в качестве переводчика организовать встречи Вито Дженовезе с представителями Армейского Гражданского отдела и Генерального Прокурора сначала на Сицилии, потом в Неаполе. Это было потрясающе! Один из наиболее жестоких и продажных главарей Мафии получал специальную работу в армии США! Но разведчики были уверены в своей политике использования преступного мира. Дженовезе развил свои контакты, установленные в Европе еще в 1933 году, когда он создал сеть торговли наркотиками в Италии, завоевав дружеское отношение секретаря Фашистской партии. Шестью годами позже, когда имя Дженовезе прозвучало в связи с убийством гангстера Фердинанда Боччиа, он бежал в Италию, где, благодаря дружбе с приближенными Муссолини, он нашел доброжелательное отношение; особенно после того, как пожертвовал 250000 долларов в партийную казну. Вернувшись на родину, Дженовезе приобрел электростанцию близ Неаполя и стал управляющим сети банков, контролировавшихся фашистским правительством. После выполнения приказа убить издателя-антифашиста Карло Треска в 1943 году в Нью-Йорке он был удостоен высшей чести для граждан Италии - его принял сам Муссолини.
Сеть торговли наркотиками, основанная Дженовезе, по поступавшим сообщениям, поддерживалась зятем Муссолини. Опиум доставлялся по воздуху из Турции и очищался в Милане. Героин переправлялся в средиземноморские порты на самолетах итальянских ВВС и поставлялся Дженовезе Николо Импостато, убийце из Канзас-Сити, который передавал его Нику Джентиле, позже в Италии помогавшему Дженовезе и Полетти как генеральный менеджер американского мафиозного наркосиндиката. (36)
Когда война подходила к концу, Дженовезе использовал свое привилегированное положение как связной между Полетти и итальянской мафией, чтобы создать обширный черный рынок, охватывающий Германию, Югославию и Сицилию. Правда, это удачное предприятие закончилось в июне 1943 года, когда агент CID Орандж Дики арестовал двух канадских дезертиров при попытке угнать два грузовика Армии США. Канадцы указали на Дженовезе как на своего босса, и 27 августа 1944 г. Дики отправился к нему и арестовал. Дженовезе, заранее предупрежденный, предъявил ему рекомендательные письма от трех армейских офицеров, восхвалявших его как участника разоблачений во многих делах о взятках и торговле на черном рынке. Эти письма и тот факт, что Дженовезе был предупрежден, только разожгли любопытство Дики. Он связался с ФБН и выяснил, что Дженовезе было предъявлено обвинение в убийстве Боччиа, и он находится в розыске.
Во время обыска в доме Дженовезе был обнаружен мощный радиоприемник. Дики получил разрешение на проведение обыска в подвалах его банка, но итальянские следователи отказались участвовать в нем. После долгих уговоров Дики удалось убедить их, но подвалы были пусты. Разочарованный Дики написал рапорт, в котором указал имена нескольких армейских офицеров высокого ранга, которые оказывали Дженовезе тайную поддержку. В заключении консул США сказал Дики, что Дженовезе является гражданином Италии и не может быть отправлен в американскую тюрьму.
Убедившись в прочности связей Дженовезе, Дики отправился в Рим просить совета у Полетти, где случайно встретился с Уильямом О’Двайером, бывшим бруклинским прокурором и другом Джо Адониса и Фрэнка Костелло, который был представителем Генерального Прокурора в Италии. Когда Дики рассказал о расследовании по делу Дженовезе, О’Двайер сказал, что это дело не находится в армейской компетенции и предложил связаться с прокурором Бруклина, что Дики и сделал. Окружной прокурор запустил судебную машину в действие, и в ноябре 1944 года Государственный Департамент выдал Дженовезе паспорт, чтобы возвратить его в США и предать правосудию за убийство Боччиа. Но в этом деле фигурировало имя генерала, и в декабре начальник военной полиции приказал Дики перевести Дженовезе в гражданскую тюрьму в Бари, где офицер ОСС и бывший сотрудник ФБН Чарли Сирагуса допросил его. Как потом вспоминал Сирагуса, «когда я был гражданским полицейским, я не мог прикрывать преступников в Нью-Йорке. Я знал, что они будут использовать это, чтобы водить меня за нос». (37)
В своем отчете Сирагуса назвал допрос пустой тратой времени, возможно, потому, что он получил инструкции выдать Дженовезе бесплатный билет. Во многом усилия Дики в этом деле по доведению правосудия до конца встретились с другими препятствиями, когда в январе 1945 года главный свидетель по делу Дженовезе умер в бруклинской тюрьме от передозировки барбитуратов. Но, несмотря на убийство главного свидетеля, процесс экстрадиции Дженовезе продолжался, и Дики в одиночку доставил его в Нью-Йорк в мае 1945 года. Но там его ожидал последний сюрприз. Когда Дики прибыл в офис Окружного прокурора, генерал О’Двайер уже ушел, что, конечно, было плохо, но не сводило на нет все его усилия, сопряженные с угрозами жизни ему и членам его семьи. Дики исполнил свои обязанности и передал Дженовезе в руки правосудия. О’Двайер был избран мэром Нью-Йорка, и дело против Дженовезе было прекращено. Как писал в своём дневнике (30 июня 1945 года) бригадный генерал Картер Кларк: «папка Дженовезе была так горяча, что было бы лучше ее не касаться вообще». (38)
Профессор криминологии Алан Блок заметил, что дело Дженовезе «поставило важную точку в американской политической истории», в которой профессиональные преступники могли продолжать свою деятельность, но уже «для новых хозяев». (39)
И этими «новыми хозяевами», несомненно, были американские разведчики.

4
ФБН ИЗНУТРИ

«Что миновало – лишь пролог».
Уильям Шекспир, «Буря», акт II, сцена 1

После окончания Второй Мировой войны произошли важные изменения в американской внешней и внутренней политике, которые повлекли за собой радикальные перемены в организационных вопросах и направлениях деятельности ФБН. Внутри ФБН главной проблемой были коррупция и соревнование между агентами, расовые отношения, скрытое приспособление к правительственным службам безопасности и разведывательным агентствами, последствия Проекта Лючиано и бюрократические конфликты с ФБР и Таможенной Службой. В этот переходный период был отмечен продвижением правового применения законов о наркотиках в течение второй половины двадцатого века, продолжавшееся вплоть до «кончины» ФБН в 1968 году.
Основным создателем ФБН и его мозгом был Гарри Энслинджер. В отличие от многих подобных ему членов высших бюрократических кругов, Энслинджер осознавал приближение войны и стремился гарантировать доступное обеспечение американских военных и гражданского населения опиумом в течение 5 лет. В 1939 году он «договаривался с производителями наркотиков, чтобы создать достаточный стратегический запас для США и их союзников на весь период конфликта». (1) Он делал это без ассигнований Конгресса, используя частные фонды, напрямую договариваясь с производителями опиума в Турции, Иране и Индии. Для обеспечения секретности этой операции он убеждал Лигу Наций в необходимости посещения этих стран американскими экспертами; в начале 1942 года он инструктировал Корпорацию Снабжения Обороны «покупать опиум, используя все доступные средства, готовясь к длительной войне». (2) Он персонально определял количество опиума, которое доставлялось из Турции и Ирана, а также отправлял инспекторов на производства в этих странах.
«Он посылал конфискованные наркотики в Форт Нокс американским экспрессом, - вспоминал агент Мэтт Сейфер. - Десять грузовиков с опиумом, охраняемые агентами ФБН, вооруженными автоматами Томпсона, прибывали туда. Из Форт Нокса опиум поставлялся фармацевтическим компаниям, которые перерабатывали его в морфин в Лигитсе, Нью-Йорке, Маллинчродте, и Мерке. Энслинджер создал контрольный комитет, устанавливавший квоту для каждого производителя».
В результате усилий Энслинджера Союзники имели в Америке большую часть своих запасов опиума. Энслинджер выступал гарантом легальной мировой торговли наркотиками. Когда он узнал, что в Перу построена фабрика кокаина, Управление по экономической борьбе тут же конфисковало весь продукт на том основании, что он мог быть продан Германии или Японии. В другом случае Энслинджер и Джордж Морлок (который заменил Стюарта Фуллера в Госдепартаменте) предотвратили кредитование Аргентины компанией «Хоффман Ля Роше» для поставок наркотиков в Германию. Он встретился со своим секретарем, отвечающим за контрразведку, и дал разрешение «американским компаниям перевозить по морю наркотики из Юго-Восточной Азии, пренебрегая докладами разведки о том, что французские власти разрешают контрабанду опиума из Китая и сотрудничают с японскими наркоторговцами». (3)
Главным содержанием всей его деятельности на посту Комиссара по наркотикам являлось создание благоприятного для ФБН имиджа в глазах общественности как организации, несовместимой со шпионажем и стоящей на страже закона об обороте наркотиков.

АКТИВИЗАЦИЯ БЮРО

В военное время престиж Энслинджера и его власть среди руководства национальной безопасности неизмеримо усилились. Это не было результатом сенсационных дел о наркотиках - закон о контроле над наркотиками имел косвенное отношение к людям в военной форме. Многие из его агентов были призваны на армейскую службу, таким образом, силы его агентуры резко сократились, в его распоряжении оставалось всего 150 агентов. Энслинджер начал кампанию по привлечению общественного мнения к проблемам своей организации.
Кампания началась в 1945 году в Вашингтоне (округ Колумбия), когда он обвинил правосудие в слишком мягком отношении к преступникам, связанным с наркотиками. В ответ на его вызов судьи выдвинули предположение, что агенты Энслинджера могли быть непригодны к своим обязанностям. Комиссар был готов к этому и ждал чего-то подобного. Он через своих друзей в прессе сообщил, что на весь отдел в Вашингтоне имеется всего три агента, а по стране их набирается не более пятидесяти, поделенных на две группы. (4) С помощью местной полиции и помощников шерифов эти группы проводят постоянные рейды по многим наркопритонам. Одна из групп - под руководством агента ЛеРоя Моррисона - арестовала 200 чернокожих в столичном гетто и захватила большое количество героина, распространяемого в Гарлеме. Другая группа, руководимая агентом Гон Сэм Мью, арестовала 123-х китайцев, подозреваемых в содержании 14 курилен опиума в деловой части города. Эти рейды показали необходимость решения проблемы борьбы с наркотиками и продемонстрировали, что агенты ФБН вовсе не глупы и не так уж некомпетентны. Они также добавили очков Энслинджеру среди вашингтонских журналистов и повысили его популярность в глазах общественности. (5)
Заручившись поддержкой и пониманием общественности, нуждающейся в решительных действиях, Энслинджер дал разрешение своим агентам принять меры против известных людей, таких как Роберт Митчум (арестованный за потребление марихуаны) и Эррол Флинн (обвиненный в употреблении кокаина). Агенты ФБН обратили также пристальное внимание на черных джазовых музыкантов, таких как Билли Холлидей, арестованный агентом Джо Брански в Филадельфии в 1947 году, и саксофонист Чарли Паркер, арестованный Джоном Т. Кьюсаком в Нью-Йорке в июне 1948 года.
Привлечение знаменитостей к проблемам наркотиков выдвигало на первый план возрастание популярности героина в качестве замены потреблению марихуаны, обращало внимание на рост преступности среди несовершеннолетних, гомосексуализм, межрасовые связи и другие общественные пороки, возникшие в результате разгула либерализма. Энслинджер поддерживал карательные меры по отношению к потребителям наркотиков, его консервативный курс нашел поддержку в Конгрессе и в тоже время способствовал удовлетворению нужд его организации.
Другой аспект публичной компании Энслинджера выявился в январе 1946 года, когда губернатор Томас Дьюи санкционировал изменение меры пресечения для Лаки Лючиано с учетом его заслуг в военное время. Лючиано был депортирован в Италию и, к радости его сообщников из Мафии, освобожден в феврале 1946 года. Энслинджер был вне себя от ярости и через год заявил, что Мафия объясняет освобождение Лючиано действиями агентов ФБН, побуждавших Дьюи враждовать с Энслинджером. Но Энслинджер был одним из руководителей шпионских структур, который проявил интерес к Проекту Лючиано, и слишком быстрая депортация Лючиано способствовала увеличению активности ФБН в проведении публичной компании по поискам «козлов отпущения». Дело Лючиано привело к тому, что после его возвращения в Италию вместе с боссом боссов сицилийской мафии Доном Калогеро Виццини, его приятелем по депортации, деятельность ФБН получила освещение.
Энслинджер объявил, что дело Лючиано - это часть коммунистического плана по наводнению Америки наркотиками. Это бездоказательное обвинение якобы подтверждалось достоверными фактами, имевшимися у ФБН, но в то время эта фикция получила поддержку и помогла Энслинджеру убедить Конгресс принять меры против заморской торговли наркотиками до того, как они попадут на американский берег. Эти меры были объявлены одной из важных задач национальной безопасности, что соответствовало возникающим представлениям Холодной войны и оправдывало вмешательство в дела других стран, а также существенно усиливало позиции и без того обладавшего большой властью ФБН.

АКЦЕНТ МАФИИ

Пока Энслинджер использовал американские предрассудки и страхи, чтобы усилить внимание к деятельности ФБН, преступный мир занялся реорганизацией индустрии контрабанды и распространения наркотиков. Главным пунктом этой реорганизации было освобождение из тюрьмы Вито Дженовезе 24 июня 1946 года. Работая на американскую армию, Дженовезе пользовался политической неприкосновенностью на Манхэттене, где он основал многомиллионную Итальянскую лотерею. После того, как дело стало набирать обороты, он стал строить планы захвата контроля над семьей Лючиано и отстранения Фрэнка Костелло, заявив свои притязания на титул cappo di tutti capi Американской мафии.
В этот переходный период гангстеры, ветераны Проекта Лючиано, начали играть более важную роль в теневой политике американского общества. Подтверждением произошедших изменений стало убийство в 1943 году издателя «Иль Мартелло» Карло Треска, оно продемонстрировало тайный союз между преступниками и правящими кругами.
Треска был социалистом, а его политическим оппонентом был редактор профашистской газеты «Иль Прогрессо Итало-Американо» Дженерозо Попе. Для фашистов несложно было найти покровителей в Америке, но все прекратилось, когда Америка вступила в войну с Италией. Попе удалось заручиться поддержкой конгрессмена из Нью-Йорка Сэмюеля Дикштейна, соучредителя Комитета Американских активистов (HUAC). В 1941 году Дикштейн защитил Попе перед Конгрессом - факт, свидетельствующий об успехе попытке Попе выглядеть респектабельным. (6)
Имея поддержку Дикштейна, Попе стал посредником между Истеблишментом и Мафией, а также заручился поддержкой влиятельных друзей, подобных редактору Дрю Пирсону (бывшему сотруднику «Иль Прогрессо») и Помощнику Генерального Прокурора Рою Кону. Попе использовал свои политические связи, чтобы покрывать друзей-гангстеров. Фрэнк Костелло, например, был крестным отцом его детей. Но одним из близких друзей Попе был Джозеф Бонанно, подвластный ему наркоделец Кармине Галанте так никогда и не был осужден, хотя его опознали как убийцу Трески. (7)
Все семейства Мафии вкладывали средства в профсоюзы, и Попе присоединился к Международному Союзу швейных рабочих, возглавляемому Луиджи Антонини, по договоренности с Фрэнком Гарофало, консильере Джо Бонанно. Порочный убийца Гарофало был «фактотум» (доверенным лицом) Попе с 1934 года, как утверждал профессор Алан Блок. Попе использовал его, чтобы запугивать «другие антифашистские италоязычные газеты, направленные и против Попе». (8) Треска угрожал, что раскроет связи Гарофало с Попе, кроме того, он блокировал усилия Дженовезе по основанию социального клуба для прикрытия торговли наркотиками. Дженовезе приказал убить его. Треска был застрелен 11 января 1943 года, Галанте был арестован и оставался в заключении восемь месяцев, но осужден не был, ФБР не имело доказательств его связей с другими мафиози, хотя было известно, что средства для защиты Галанте поступали от члена семьи Луччезе Джозефа Ди Палермо и профсоюза водителей грузовиков.
Известно также, что Мафия охотно служила новым хозяевам, привлекшим ее к реализации Проекта Лючиано. Попе использовал все свое влияние для укрепления поддерживаемой ЦРУ Христианско-демократической партии и стал ключевой фигурой при формировании внешней политики США в Италии. Его отношения с высшими кругами разведки еще больше укрепились, когда его сын, послужив некоторое время в ЦРУ, приобрел газету «New York Enquirer» и использовал ее для влияния на общественное мнение, как и бульварную газету «National Enquirer», поддерживаемую мафией. (9) С этого началась послевоенная эра мафии, которая заняла прочное положение в политических и экономических структурах, а также в сфере национальной безопасности. Чего нельзя сказать о ФБН, испытывающем недостаток кадров и урезанном в правах и средствах.

ПЕРИОД РЕОРГАНИЗАЦИИ

В 1945 году в составе ФБН было примерно 150 агентов и инспекторов. Агенты сдавали экзамен в министерстве финансов и проводили две недели в Правовой школе, а иногда как специально нанятые работники получали освобождение от обычной государственной службы. Они обладали уникальной квалификацией, к примеру, умели разговаривать на сицилийском диалекте. Инспекторы ФБН были дипломированными фармацевтами и врачами. Некоторые из них также работали агентами.
Среди этой небольшой группы сотрудников выделялась еще меньшая группа агентов под прикрытием, руководители которой выделялись своими организаторскими способностями. Их шефом был Джордж Уайт. Активно участвуя в Проекте Лючиано во время войны, он оказался в центре союза ФБН со службами американской разведки и безопасности.
В июле 1945 года Уайт возвратился в США, и после беседы с Уильямом Донованом посетил Гарленда Уильямса (после войны он вновь стал главой отдела ФБН в Нью-Йорке) для изучения материалов, имеющихся в офисе, и встречи с экспертом по мафии Артуром Джулиани. В начале августа Уайт и помощник Энслинджера по правовым вопросам Малахи Харни отправились в Канзас-Сити допросить одного из боссов мафии Чарльза Бинаджио и ознакомиться с делом Импостато – Де Люка 1942 года. (10)
Как уже упоминалось в предыдущей главе, в середине 1930-х годов Канзас-Сити был перевалочным пунктом на пути мафиозной общенациональной системы распространения наркотиков, находящимся под покровительством Джозефа Де Люка. Имея базу в Канзас-Сити, Ник Джентиле организовал торговлю наркотиками до своего ареста ФБН в 1937 году, в рамках специального дела 131, заведенного в отношении Ника Импостато, перевозившего по стране наркотики из Флориды через Канзас-Сити в Денвер, Даллас и Лос-Анджелес, а также другие города Запада. Но успех общенациональной операции зависел от политической безопасности в Канзас-Сити и причастности к этому Джо Де Люка, который являлся ключевой фигурой до своего падения в 1942 году. Как писал о расследуемом ФБН деле 1942 года автор книги «Мафия» Эд Рейд, «мафиози Канзас-Сити были потрясены до мозга костей». (11) Но в 1945 году Джеймс Балестрере, глава базировавшейся в Чикаго службы прослушивания телефонных переговоров в Канзас-Сити и Чарльз Бинаджио, взаимодействующий с Мафией в махинациях Пендергаста в Канзас-Сити, снова попали под наблюдение.
Две особенности, не говоря уже о главной роли в наркосиндикате Мафии, придавали Канзас-Сити важное для ФБН значение в августе 1945 года. Первая была персональная – Карл Карамусса, член синдиката и один из главных свидетелей в деле Импостато-Де Люка 1942 года, был застрелен из автомата двумя месяцами ранее в Чикаго, где он жил под вымышленным именем. Но этого оказалось явно недостаточно, и убийцы из Мафии повесили венок на гараж местных агентов ФБН как своеобразное издевательское предупреждение. Энслинджер, Харни и Уайт пришли в ярость; решено было вернуться к временам, предшествовавшим Проекту Лючиано.
Другая особенность носила политический характер и касалась причастности президента Трумэна к печально известным махинациям Пендергаста в Канзас-Сити. Прирожденный игрок, удачливый бизнесмен, хитроумный создатель образа политиков, Томас Пендергаст помог Трумэну на выборах в Сенат в 1934 году и поддерживал его в течение всей карьеры. Но Пендергаст вызвал недовольство ФБН, когда успешно помог Канзас-Сити пережить период Депрессии, превратив этот город в город азартных игр, чернокожих джазовых музыкантов, втянув его, таким образом, в наркосиндикат Мафии.
Эксперты ФБН обладали информацией, что мафии в Канзас-Сити удалось пережить катастрофу 1942 года, и она функционировала под руководством новых боссов - Джеймса Балестрере и Чарли Бинаджио. Помощник Энслинджера по правовым вопросам Мэл Харви (стойкий республиканец) знал: махинации Пендергаста зависят от Бинаджио и Балестрере, обеспечивших голоса избирателей Норт-Сайда на прошедших выборах. Поэтому Харви заинтересовался вопросом, почему голоса неизменно доставались демократам. Его персональное расследование выборов в Канзас-Сити сделало его врагом Трумэна и обеспечило его повышение в должности при администрации Эйзенхауэра.
Несмотря на личные симпатии к демократам, Уайт был протеже Харни, а после рейда по игорным притонам Бинаджио, он долго и тщательно водил Бинаджио за нос, скрывая свою непримиримость и жесткость. (12) Под руководством Харни Уайт встретился с боссом мафии Западной Пенсильвании Джоном Ларокка. Он посетил главных мафиози Чикаго, Невады, Нового Орлеана (где встречался с Сэмом Кароллой) и Нью-Йорка. Наконец, 3 сентября состоялась его встреча с Санто Траффиканте в Тампе. В своих дневниках Уайт не раскрывает цели этих встреч, но он знал, что синдикат Канзас-Сити снабжался наркотиками от «агентов Мафии в Тампе, Флорида, которые в свою очередь получали контрабандные наркотики из Марселя через Гавану». (13)
Уайт, несомненно, допускал, что Траффиканте осведомлен об интересе ФБН к его активности, но он догадывался, что речь идет о чем-то более существенном. Траффиканте, Ларокка и множество других связанных с Мафией владельцев грузовиков, которых Уайт посетил летом 1945 года, косвенно вовлекались в интриги ЦРУ на Кубе, и никто не помог мафии так реорганизовать свою наркоактивность после войны, как это делали в своих интересах ее новые хозяева, руководители разведывательных служб. Скажем, Уайт имел только косвенные улики, но сразу же после встречи с Уайтом Санто Траффиканте одержал победу в схватке с другими мафиози Флориды и вместе с ветераном Проекта Лючиано Мейером Лански установил полный контроль над транспортировкой наркотиков с Кубы в Тампу.
12 сентября, имея определенные контакты с множеством из могущественных мафиози Америки, Уайт отправился в Чикаго, где занял место Джеймса Биггинса в качестве главы отдела Округа 9, включавшего в себя Иллинойс, Индиану и Висконсин. Уайт оставался на этом посту до июня 1947 года, когда он сменил Ральфа Ойлера на посту главы округа
в Детройте.
Между тем Гарленд Уильямс в 1945 году вернулся на свою должность главы отдела в Нью-Йорке, и под его руководством офис сосредоточил внимание на Банде 107 улицы и ее мексиканских контактах, отшлифованных Фрэнком Костелло, который привлек внимание ФБН в связи со скандалом Аурелио в 1943 году, и обаятельным Джо Адонисом (одним из главарей мафиози, чья штаб-квартира находилась в Нью-Джерси).
Пропагандистская компания ФБН против Фрэнка Костелло началась со статьи на первой странице «Нью-Йорк таймс» 19 декабря 1946 года, где описывался арест шестерых человек из «Наркотического синдиката Восточного Гарлема». Среди этих шестерых были капореджиме Вито Дженовезе - Майк Коппола, а также наркоменеджер Тома Луччезе, Джозеф Гальяно. Уильямс представил их как «молодую Мафию в Гарлеме» и обвинил Фрэнка Костелло в том, что он является их «идейным вдохновителем и руководителем». (14) В статье, опубликованной 21 декабря 1946 года в «Таймс», Костелло решительно опроверг это заявление.
Но была и доля истины в голословном утверждении Уильямса. Так ФБН сконцентрировало свое внимание на бруклинском мафиози Джо Адонисе, который был гораздо сильнее вовлечен в наркоторговлю, чем Фрэнк Костелло. До своего перевода в ОСС Уайт участвовал в расследовании ФБН активности Джо Адониса в торговле наркотиками. В марте 1941 года Уайт и агент Уильям Дж. Крейг проследили Адониса до бара «Дьюкс Клам» в Форте Ли, Нью-Джерси, где Адонис регулярно встречался с Вилли Моретти, Томом Луччезе и другими главарями Мафии для обсуждения деловых вопросов. (15)
Под руководством Гарленда Уильямса агент Росс Б. Эллис вышел на след в 1945 году и получил запись телефонных переговоров в «Дьюке», из которых он узнал о существовании обширных связей Адониса с торговлей наркотиками и азартными играми в Саратога Спрингсе, Нью-Йорке, Майами и Детройте. Все это закручивалось в созданный Мейером Лански «Пурпурный Круг», с которым Адонис владел игорными домами во Флориде, являясь также партнером Фрэнка Копполы и других известных мафиози из Детройта. Эллис также прослушал переговоры Адониса с Лаки Лючиано, капореджиме Вито Дженовезе Тони Бендером, капореджиме Винсента Маньяно Альбертом Анастасиа. В декабре 1945 года Гарленд Уильямс объединил свои усилия с окружным прокурором Фрэнком Хоганом, через Элисса внедрил информатора в «Дьюк» (доктор Х. Л. Сье - торговец предметами китайской медицины и азартный игрок) и дал команду о начале разработки Адониса. (16)

ФРАКЦИИ И РУКОВОДСТВО ФБН ПОСЛЕ ВОЙНЫ

Закончив свой военный тур в Италию вместе с ОСС, Чарли Сирагуса вернулся в Нью-Йорк и стал помощником Гарленда Уильямса в качестве руководителя группы итальянских агентов. В 1946 году в Нью-Йорке Чарли Сирагуса, Джо Амато, Артур Джулиани и Анджело Зурло сформировали настоящий Итальянский отряд, который вплотную занялся проникновением в ряды Мафии и заложил основы того, что впоследствии стало Международной группой, важнейшим центром зарубежных операции Бюро.
Кроме того, в Нью-Йорк прибыл высокий обаятельный Говард Чэппелл, который подружился с Гарлендом Уильямсом во время службы в качестве парашютного инструктора в Армейской школе подготовки десантников в Форт-Бэннинг. Шеф ОСС Донован в это время отправил Уильямса в Армейскую Школу десантников, там Уильямс столкнулся с бесстрашием Чэппелла, его спокойствием и боевым духом, ему удалось привлечь Чэппелла к работе в ОСС. Как офицер ОСС Чэппелл давал распоряжения итальянским партизанам при проведении опасных акций диверсий за линией фронта, после войны его подвиги были описаны в одной из статей в «Ридерз дайджест» по указанию «Дикого Билла» Донована, который нуждался в хорошем отношении прессы к ОСС в связи с недовольством директора ФБР Эдгара Гувера и Объединенного Комитета начальников штабов. Но усилия Донована потерпели неудачу - ОСС был расформирован, а после того, как фанфары утихли, Чэппелл стал искать себе работу.
«В 1947 году я решил зайти в офис ФБН на Черч-стрит, 90, и увидел там Гарольда Уильямса, - вспоминает Чэппелл, - он предложил мне пойти работать в Бюро, что я и сделал. Мне предоставили работу в моем родном городе Кливленде, и в 1947 году я начал вести дела под руководством Джо Белла в Детройте».
Чэппелл описывает основную группу, руководившую ФБН в то время, когда он присоединился к Бюро: «Энслинджер был Комиссаром, Мэл Харни и Джордж Каннингхэм были его заместителями. Харни был надменным и во всех отношениях правильным человеком, но при этом - неутомимым работником, тогда как Каннингхэм был организатором, его любили все агенты. Другом Каннингхэма был сенатор штата Кентукки Албен Беркли. После того, как в 1949 году Беркли стал вице-президентом у Трумэна, Каннингхэм стал заместителем Энслинджера. Каннингхэм лоббировал интересы Бюро на Капитолийском холме среди демократов, тогда как Энслинджер и Харни имели влияние на республиканской стороне, они также пользовались поддержкой влиятельных людей вне правительства.
«Бакстер» В. Т. Митчелл из Тупело, Миссисипи, был главным консультантом и помощником Каннингхэма. Его учителем был сенатор штата Миссисипи Теодор Дж. Бильбо. Митчелл умер молодым, и на его место был назначен Карл Ди Баджио. Бетси Макк держала в своих руках все финансовые операции, включая санкционирование расходов поручителей. Бетси было около пятидесяти лет. Это была высокая, привлекательная женщина, дружелюбная от природы, до тех пор, пока вы с ней откровенны, но иногда становилась резкой, если кто-то пытался лукавить с ней. Бетси также была заместителем Энслинджера, у него также был шофер по имени Томас Эндрюс. Эндрюс к тому же работал в качестве агента в вашингтонском отделе, который не имел отношения к штаб-квартире. Штаб-квартира Бюро занимала два этажа в здании Береговой охраны на Пенсильвания-авеню, 290.
«Гарленд был отправлен в нью-йоркский офис для помощи руководителю группы Ирвину Гринфилду. Грини был известен своей изобретательностью и интеллигентностью, Гарленд относился к нему с большим уважением, он назначил его исполняющим обязанности начальника отдела в свое отсутствие, к ужасу итальянских и ирландских агентов в офисе.
«Кстати, - продолжает Чэппелл, - вы знаете, как мало людей пришли работать в Бюро в конце 1940-х годов? Помните, что у нас было только 160 агентов, а бюджет составлял 2 миллиона долларов. У нас были отделы, состоявшие из одного человека в таких важных городах, как Цинциннати, Буффало, Майами и Новый Орлеан».

КОРРУПЦИЯ И КОНКУРЕНЦИЯ ВНУТРИ ФБН

Штаб-квартира ФБН в то время состояла из элитной группы ветеранов, пытавшихся контролировать руководство четырнадцатью округами, жестко конкурировавших друг с другом и формировавших фракции. Помощник Энслинджера Мэл Харни наблюдал за этими Старыми Бизонами. Коррупция, которая обычно принимала форму взяток от распространителей наркотиков в среде наркоманов-информаторов, стала крупной внутренней проблемой ФБН, в фокусе внимания которого был Чикаго.
Чикаго был городом, известным своей сомнительной репутацией еще с 1925 года, когда Элмер Айри арестовал главу Наркотического управления Уильяма Бича и трех агентов за продажу наркотиков гангстерам. Перед отправкой в Чикаго в 1927 году, Морис Хельбрант говорил новому начальнику: «Никаких наркотиков в Чикаго». И далее: «Никакой моральной регенерации». Хельбрант язвил: «Ничего кроме цен на наркотики не интересовало, а бизнес этот был самым прибыльным». (17)
Ситуация не стала лучше и в 1948 году, когда агент Мартин Ф. Пера был назначен на должность в Винди-Сити. Он был одним из представителей нового племени молодых агентов, в числе которых были Фрэнк Сожа, Пол Гросс и Джордж Эмрих, присоединившиеся к ФБН в Чикаго после войны. Пера родился во Франции и свободно говорил по-немецки, по-французски и владел ассирийским языком. Он служил в Армейском Сигнальном Корпусе во время Второй мировой войны, страстно увлекался электроникой и после учебы в Северо-западном университете присоединился к ФБН.
Пера описывал Чикаго как «чертову дыру», где было два типа агентов - «старорежимные, еще периода сухого закона и рассказывавшие истории о том, как они устраивали внезапные облавы, предупреждая капитанов по громкоговорителю, во время своих рейдов на суда контрабандистов, напоминавших пиратские налёты; и молодые выпускники колледжей с большими перспективами. Они знали, что местная коррупция - это факт, но в то же время видели и большую роль федерального законодательства, которое в основном было сосредоточено на борьбе с распространением наркотиков между штатами и не могло быть охвачена деятельностью 150 агентов».
Пера и его «новое племя» в Чикаго удачно попало под руководство видного титулованного специалиста Винса Ньюмена, «единственного агента из старой гвардии, у которого была светлая голова».
Пера поясняет: «Ньюмен работал с Джорджем Уайтом по делу Хип Синг Тьонга, он доказывал нам важность специального расследования, он научил нас читать архивы, чтобы знать, как они работали; в результате чего я понял три вещи: ничего не изменилось, я должен уехать из Чикаго, для того, чтобы пробиться к верхушке Бюро, вы должны проявлять уважение к старшим сотрудниками и покровителям, таких как Уилбур Миллс из Комитета по Ассигнованиям. Многие из старых сотрудников знали это и относились предвзято. Они занимались нудной работой в качестве руководителей. Только один из старых сотрудников был активен - это был Бенни Покороба, который занимался специальными проектами по личному распоряжению Энслинджера. Бенни обладал огромным терпением, «он долго подкармливал голубков, заманивал их в ловушку, готовил и съедал».
«В Чикаго было всего двадцать пять агентов, когда я туда прибыл, - продолжает Пера. - Было очень интересно узнать, как эта система работает. Первый руководитель группы дал мне 50 долларов и сказал, что я должен приобрести травку, на это мне была дана неделя. Я отважился на это в Чикаго, один, начав покупать травку, изредка - героин. Сделав две или три покупки, я попал в притон наркоманов, специализирующийся на травке. Я чувствовал себя хорошо и, в конечном счете, решил, что делаю настоящее дело: три покупки, маркировки, никакой защиты. Хорошо, что судья это опроверг; «обычное дело», как он сказал
Пера округляет свои глаза: «Чикаго был невероятно коррумпированным местом, я не удивился, когда одним из моих первых поручений была слежка за сержантом полиции нравов. Я следовал за ним на протяжении всего его пути и везде он собирал деньги или наркотики. Я отправился к руководителю отдела Р. В. Артиссу, но он приказал мне молчать. Так я узнал, что это было обычным делом для полиции нравов больших городов, в которые обычно проникали парни с сомнительной репутацией, работавшие с проститутками, дегенерировавшими любителями азартных игр и торговцами наркотиками. Получение взяток было для них некоторой прибавкой к жалованью. В больших городах, таких как Нью-Йорк, Чикаго и Лос-Анджелес, во времена, предшествовавшие Кеннеди, как правило, все контролировалось политиками, работавшими вместе с полицией нравов и Мафией. Это были не торговцы наркотиками из Саус-Сайда в Чикаго, которых полиция не могла пропустить по политическим соображениям».
Пера был непоколебим в своем стремлении найти лучший путь, решением было специальное конспиративное расследование, и его агенты следовали этому, работая через границы районов, он использовал все возможности следствия, которые были в его распоряжении: агенты под прикрытием, записи разговоров, информаторы. За образец была взята модель дела Джорджа Уайта против Хип Синг Тьонга.
Но Пера вскоре разочаровался в агентурной работе. «Только четыре или пять агентов из всей организации были пригодны для этой работы. Большинство были коррумпированы соблазнами, предоставляемыми преступным миром. Они оставляли свою мораль за дверью и лгали, жульничали и воровали, а возвращаясь, пытались реабилитироваться. Вы не могли так поступать. Но если вы хотели быть удачливыми, то могли делать все, что хотели, в том числе вы могли использовать в качестве своих инструментов ложь, мошенничество и кражу, на том основании, что также поступала и бюрократия. Мы говорили о парнях, которые зависели только от своих способностей и добивались успеха. Такие люди, как правило, выбивались в боссы, и работа под прикрытием была их кредо, они обладали безграничными источниками для того, чтобы пускать пыль в глаза с выгодой для себя. Между тем, агенты теряли свою скромность и способности.
Бесчестная природа работы под прикрытием выливалась в жесткую конкуренцию между руководством четырнадцати округов, но только четыре из них, самые крупные, лидировали. Конкуренция между их сотрудниками была жесткой. В тоже время бюджетные ограничения делали продвижение очень трудным, особенно для старых агентов, работавших еще в старом Полицейском отделе. Вдобавок шла настоящая королевская битва между инспекторами по наркотикам и уличными агентами. В это время инспектора имели преимущество, потому что большая часть наркотиков, которые захватывались на улицах во время войны, добывалась нечестным путем у докторов и фармацевтов. Демонстрация результатов и получение одобрения своей работы были более важны, чем агентурная работа под прикрытием. Агенты-фармацевты, вроде Джозефа Брански и Генри Джордано, выдвигались из рядового состава на руководящие должности.
Брански считался любимым агентом Энслинджера. Не только потому что он арестовал Лаки Лючиано в 1923 году. Куда важнее было участие Брански в деле Компании прямых продаж в 1941 году, которая поставляла таблетки морфина по почте врачам в Южной Каролине. Более 1350 продавцов снабжали врачей наркотиками, дело о прямых продажах положило конец этой практике. Энслинджер тогда гордо заявил в газете «The Protectors», что Брански «был инструментом, при помощи которого Верховный Суд нанес удар по распространителям наркотиков и поставил медиков перед необходимостью контроля под угрозой распространения наркомании».
Но наиболее удачливым из фармацевтов был Генри Л. Джордано. Фармацевт из Сиэтла, Джордано стал полноценным агентом, работая над важными делами в Канаде. О нем можно сказать многое, но никто не мог предположить, что в 1962 именно Джордано сменит Энслинджера на посту Комиссара по наркотикам.

РАСОВЫЕ ОТНОШЕНИЯ ВНУТРИ ФБН

После войны, когда Мафия вернулась к прежним делам, в том числе – к международной торговле наркотиками, особое значение приобрело изменение тактики работы в сторону работы агентов под прикрытием и ведения тайных дел. В этих условиях уличные агенты становились более важными, чем инспектора. Более того, война привела к десегрегации общества и массовой миграции негров с юга в северные города. Следствием был рост числа наркоманов, прежде всего среди бывших солдат, особенно в негритянских сообществах. Конгресс объявил о наступлении настоящей героиновой эпидемии и испытывал потребность в результатах борьбы, которые Энслинджер был счастлив продемонстрировать. Но для достижения этих результатов Энслинджер был вынужден привлекать большое число агентов из негров, что привело к пересечению жизненных интересов организации с его персональными предрассудками.
Энслинджер хвастался тем, что работников-негров у него больше, чем других агентов. В газете «The Protectors» он заявлял, что его «антинаркотические действия против черных музыкантов не связаны ни с какими предрассудками». Он сам в свое время работал ночами пианистом в немом кино, любит джаз и сочувствует людям, разрушившим свою карьеру из-за увлечения наркотиками. Он тоже имел отношение к бедным людям, выказывал сочувствие им, зная, что «наркотики заглушали свет и звуки бедности». Но в силу своего положения Комиссара по наркотикам он маскировал свою политику сегрегациониста, он рекомендовал своим инспекторам использовать черных агентов, а в частном порядке ехидно замечал, что это «аттракцион», цель которого состоит в постоянном переводе черных агентов из одного района в другой, чтобы они долго не оставались на одном месте и не выражали свою индивидуальность, а также не могли приобрести какое-нибудь влияние. Следствием было растущее недоверие между белыми и черными агентами.
«Агенты под прикрытием использовались против своих этнических групп, - говорил Мэтт Сейфер, защищая Энслинджера и ФБН, - итальянцы работали против итальянцев, евреи против евреев, а черные против черных». Это была одна из многих попыток ослабить напряжение, так как нельзя было оставаться безразличным к своему наследию. Люди часто поддразнивали Бенни Покоробу, потому что он говорил на ломаном английском и мочился в бутылку».
Но ирландские, итальянские и еврейские агенты всегда продвигались на руководящие должности, тогда как черные, во все возрастающем количестве привлекались к работе как агенты под прикрытием. (Единственным агентом, владеющим испанским, которому доверили работу в офисе, был Дж. Рэй Оливейра, в связи с благоприятным отношением к нему Конгрессмена Б. Кэрролла Риса, его наставника.) Если быть честным, то белые агенты часто прикрывали свои спины, а черные агенты почитали за честь принятый в ФБН кодекс молчания.
Затруднительное положение черных агентов хорошо показывает Уильям Б. Дэвис. После окончания Университета Ратджерса, Дэвис отправился в Нью-Йорк, слушал певицу Кейт Смит, превозносимую агентом Биллом Джексоном в радиошоу. «Она объяснила ему как черный юрист, что было бы хорошей работой стать федеральным агентом по наркотикам, и это его вдохновило. Я обратился с заявлением в Бюро по наркотикам и меня приняли, но обнаружил там существование своего рода неписаных законов. Так, черные агенты не могут продвигаться по службе, становиться лидерами групп или входить в руководство Бюро, а также давать распоряжения белым агентам. Многие черные агенты могли оказаться в затруднительной ситуации. Где угодно их могли оскорбить или унизить», - горько замечает он.
Дэвис рассказывает, как Уэйд Маккри, работавший агентом ФБН с 1930-х годов, получил патент для работы врача, её звали «Льстивая гусыня Мамы Маккри». Но Маккри совершил ошибку, написав письмо Элеоноре Рузвельт с жалобой на то, что федеральные прокуроры на юге называют черных агентов «ниггерами». В результате Энслинджер изменил официальный статус Маккри, не позволив использовать оборудование ФБН для получения его патента по медицине. Маккри уволился, и его увольнение произвело волновой эффект, ясно давая понять: недовольство черных агентов не будет приветствоваться.
Кларенс Джаруссо, ветеран наркоагентов в Новом Орлеане и шеф полиции в 1970-х годах так объясняет эту ситуацию с точки зрения локального законодательства: «Мы заводили дела на черных соседей, потому что это было легко. Мы не нуждались в ордерах на обыск, что позволяло нам выбирать свою квоту и не тратить время на предварительное расследование. Если нам надо было найти наркомана среди черных, мы просто отправляли его в тюрьму на несколько дней и ни о чем не заботились. У него не было денег на адвоката, и суды всегда были готовы осудить его. Это не оправдало ожиданий адвокатов, но мы могли закрывать дела. Таким образом, он становился информатором, с помощью которого мы могли раскрывать множество дел среди его сородичей, которыми мы интересовались. Мы не заботились о Карлосе Марчелло или о Мафии. Городская полиция не очень интересуется теми, кто доставляет наркотики, это дело федеральных агентов».
Так, под чутким руководством Энслинджера, его агентурные силы часто использовались для полного искоренения преступлений в сфере наркотиков в американских гетто.

ДВОЙНЫЕ СТАНДАРТЫ ЭНСЛИНДЖЕРА И ИХ ПОСЛЕДСТВИЯ

ФБН было политическим зверем и охотником одновременно, и в этом состояла его особенность. Мэтт Сейфер вспоминает, что в то время Элеанор Рузвельт была недовольна Энслинджером и хотела заменить его. Тогда он назначил на должность главы отдела в Денвер школьную подругу Первой Леди. «Она (Элизабет Басс) всегда ходила в сопровождении двух агентов-мужчин, - продолжает Сейфер, - всегда носила два полуавтоматических пистолета в своей сумочке; приезжая в отель, она ставила свою сумку в углу и я мог слышать лязганье оружия внутри. У нее был спокойный характер».
Но рыба, как говорится, гниет с головы, чары покровительства Энслинджера благоприятствовали его агентам, но в то же время создавали обстановку, благоприятствовавшую коррупции. Злоупотребления властью Энслинджером начались еще в 1939 году; когда профессор Альфред Линдесмит задал ему вопрос по поводу применения карательных мер против обычных наркоманов и высказал мнение о том, что политика Энслинджера приводит только к увеличению нелегальных поставок наркотиков. В отместку Энслинджер отправил Джеймса Биггинса, главу отдела в Чикаго, в Университет Индианы, чтобы он предупредил руководство. Фонд наркотических исследований Линдесмита, который оправдывал наркоманов и игнорировал исходящую от них угрозу, спонсируется «криминальной организацией», чего на самом деле не было. (21)
Оправдывая свои карательные меры, а также затраты на проведение тайных расследований, Энслинджер фокусировал внимание своей агентуры на задержании наиболее известных наркоманов, создании базы отпечатков их пальцев и учет их количества в своей статистике. Но за кулисами некоторые из его агентов продавали наркотики наркоманам, способствуя развитию их привычек, потом заводили дела, увеличивая, таким образом, свою статистику, способствуя распространению коррупции в организации.
«Энслинджер выбирался из трудной ситуации с помощью убийства, - говорит Мэтт Сейфер. - Он обеспечивал здоровье граждан и преследовал их детей, направляя их в Лексингтон, где находился Общественный центр по лечению лиц, страдающих от употребления наркотиков. Он играл в политику, но был хитрым. Наша юрисдикция в Бостоне охватывала Новую Англию до Канады, и некоторые наркопритоны частично находились здесь, частично - там. Например, один из агентов убил канадца. Но Энслинджер отказался выдать его канадцам. Он обеспечил ему хорошую защиту».
Пренебрежение недовольством черных агентов и пренебрежение полицейскими также способствовали распространению коррупции, мешали и черным, и белым агентам. Энслинджер умел создавать эффектную мистификацию и видимость лояльности абсолютного большинства своей агентуры.
«Агенты ФБН были специализированы, - гордо продолжает Сейфер. - Никто из этих девяти пятерок... Мы работали по сто часов в неделю, переодевались в офисах. Как и в старые времена, нам приходилось тратить собственные деньги. Так, Эрл Титс на свои деньги обучил своих собак различать опиум по нюху. Грини говаривал: «Вы сошли с ума».
Для Энслинджера и его агентуры был важен сам процесс производства. Имея приказ завести дело, агенты начинали с наркоманов на улице и разрабатывали всю цепочку поставок от Мафии. Подготавливая почву для своих людей, Энслинджер развивал миф о том, что наркоманы несут такую же ответственность, как и нарколорды, которые заправляют торговлей наркотиками. Изобличение и криминализация обычных потребителей не могли удовлетворять общественным потребностям, но это облегчало работу агентам, способствуя привлечению наркоманов в качестве информаторов. Ирония была в том, что этот неправильно понимаемый путь и миф, создаваемый вокруг курильщиков марихуаны и потребителей героина, был краткосрочным интересом ФБН. Фактически, это было подготовкой его эпической охоты на Мафию.

5
Труд Божий

«Когда вы долго всматриваетесь в бездну, бездна начинает всматриваться в вас».
Фридрих Ницше, «По ту сторону добра и зла»

В середине 1946 года Лаки Лючиано поселился в Риме вместе со своими соратниками, также депортированными из Америки, и начал устанавливать тесные контакты с сицилийским мафиози. Так, в октябре 1946 года, он предпринял попытку реорганизовать американский рэкет под своим контролем, преступник были отправлен в Гавану под видом покойника, и после установления контактов его передали бывшим соратникам. Между тем это было платой за почитание, и среди похитителей «трупа» были Вито Дженовезе, Мейер Лански, Фрэнк Костелло, Джо Адонис, Санто Траффиканте, Карлос Марчелло и чикагский мафиози Чарли Фичетти. На этой печально известной кубинской встрече преступников Мафия поставила своей целью реорганизацию наркосиндиката и урегулирование споров между конкурирующими группами связных. В центре обеих этих группировок был буйный Багси Сигел.
Чтобы разобраться в этой ситуации необходимо знать некоторые детали грязной истории Мафии. В 1937 году Лански и Костелло послали Сигела в Лос-Анджелес, чтобы вместе с главным мафиози Калифорнии Джеком Драгна взять под свой контроль многочисленные игорные заведения Западного побережья, а также трудовой рэкет. Благодаря перспективам, возникшим от ощущения собственной свободы, Сигел энергично развернул деятельность как независимый организатор собственного конвейера и игорных домов, вместе с тем установил контроль над Континентальной Пресс-службой Джеймса Рагена из Чикаго с помощью «Транс-Америки». Таким образом, он и Джек Драгна сформировали в 1945 году свою группу связи. Чикагская банда, которая присоединилась к Лански и Костелло в рискованном начинании на Западном Побережье, стала финансировать богатое предприятие вместе с Рагеном, сделав ему предложение, от которого он не мог отказаться. Но яркий газетчик обратился за помощью в ФБР, что явилось его большой ошибкой. 24 июня 1946 года Раген был застрелен в традиционном для гангстеров стиле, когда стоял на углу улицы. Он умер неделю спустя в чикагском госпитале, как утверждалось, от «смертельного укола коммерции».
С уходом Рагена Мафия взяла под свой контроль телеграфный бизнес Западного побережья, и ее уверенность в делах только возросла. Но Сигел, страдающий манией величия, отказался соединить Континентальную Пресс-службу с «Транс-Америкой». Следуя принципу «проволока служит войне» примерно в течение года (что было плохим бизнесом для любого, кроме Багси, который контролировал обе службы), извлекая двойную выгоду из предложений букмекеров купить обе компании. Сигел все больше раздражал своих патронов, используя значительную часть своих денег на строительство отеля «Фламинго» в Лас-Вегасе, попытался установить контроль над мексиканской торговлей наркотиками.
Тем временем, 11 февраля 1947 года, радиокомментатор Уолтер Уинчелл объявил всему миру, что Лаки Лючиано составил компанию наиболее известным криминальным авторитетам на Кубе. Тогда Гарленд Уильямс послал своего ветерана агента Дж Оливейру в Гавану, чтобы он провел расследование. Работая вместе с представителем министерства финансов Джозефом А. Фортиером и шефом кубинской тайной полиции Ренито Эррера, Оливейра раскрыл вовлеченность Лючиано посредством многих кубинских генералов и политиков, таких как сенатор Эдуардо Суарес Ривас и конгрессмен Инделисио Пертиерра. «Ось» - так Оливейра называл эти связи кубинских и американских гангстеров. (1) Одним из их совместных предприятий была маленькая авиалиния, проложенная в Ки-Уэст, минуя таможню, служившая для контрабанды наркотиков.
Вовлеченный в бизнес с Мафией, сенатор Суарес Ривас расписался на въездной визе Лючиано и был горд стать его политическим защитником. Через Лаки он установил крепкие связи со многими важными лицами на Кубе, включая Первую Леди Паулину Алейну Иду де Грау, племянника ее мужа Мануэля Ариаса, организатора казино «Насиональ» и сенатора Пако Прио Сокарраса, наркомана и брата премьера (и будущего президента) Карлоса Прио Сокарраса. (2)
Через своих информаторов и установленные в офисе Суареса Риваса потайные микрофоны Оливейра выяснил, что сенатор ведет дела с Лански, что Костелло стал собственником отеля «Президент», а Лючиано приобретает часть казино «Насиональ». Он также доказал, что перуанская женщина продает кокаин Суаресу Ривасу и Пако Прио Сокаррасу; наиболее важным было то, что Лючиано планирует направлять экспорт наркосодержащих лекарств с Кубы для американских фармацевтических компаний посредством черного рынка.
Выражая возмущение тем, что Лючиано тайно организовал поставки на черный рынок наркотиков всего в 90 милях от флоридского побережья, Энслинджер угрожал прекратить поставки всех медицинских препаратов на Кубу в случае, если Лючиано не будет немедленно выдворен оттуда. Он не имел достаточной власти, чтобы объявлять эмбарго, но Генеральный Прокурор Томас Кларк и Государственный Департамент поддержали его. Вследствие чего кубинский президент Рамон Грау Сан Мартин принял ультиматум Энслинджера. Лючиано был арестован 23 февраля 1947 года и в начале марта отправлен обратно в Италию на борту турецкого парохода. Оскорбленный бандит прибыл в Геную 11 апреля 1947 года, его безрассудный план преобразования наркосиндиката Мафии потерпел провал. Энслинджер одержал очередную победу.

ПОДЪЁМ ЭНСЛИНДЖЕРА И КИТАЙСКОЕ ЛОББИ

Энслинджер стал грозной силой в 1947 году. Его служба в военное время, закон и порядок, к которым он стремился, его усилия на благо все более развивающейся фармацевтической индустрии были оценены, что обеспечило поддержку в Конгрессе, способствуя на международной арене формированию всемирной политики в области наркотиков под американским контролем. При официальной поддержке представителя Госдепартамента Джорджа А. Морлока и лоббиста фармацевтической индустрии Херберта Мэя, Энслинджер организовал Комиссию ООН по наркотикам и поместил ее лабораторию в Нью-Йорке. Он использовал гораздо большее влияние, чем ранее, для контроля над производством наркотиков и торговли по всему миру, соединяя национальный статус с предоставлением займов Международного Валютного Фонда тем нациям, которые разделяют американскую наркополитику.
Дальний Восток стал объектом особого внимания Энслинджера, и в ноябре 1945 года он направил Ральфа Ойлера, как «исключительно одаренного от природы», с «секретной миссией» исследовать запасы опиума и наркотиков, конфискованные у японцев. (3) После встречи в Токио с генералом Дугласом Макартуром, он обследовал опиумную фабрику в трех милях в пригороде Сеула. Он докладывал, что фабрика охраняется военной полицией США и заполнена опиумом и морфином. Открыв подвалы фабрики, Ойлер обнаружил там пятьдесят тонн опиума, которым, по его мнению, можно было снабжать преступный мир в течение двух с половиной лет. (4)
Затем он отправился в Китай, в Тяньцзин, где коммунисты закрыли все японские курильни опиума, которые действовали в период оккупации. Несколькими днями позже, прибыв в Пекин, Ойлер стал очевидцем сжигания тридцати тонн опиума, конфискованного коммунистами у японцев.
Из доклада Ойлера следовало, что именно коммунисты, а не националисты проводят в Китае активную антинаркотическую политику. Подтверждением этому было то, что националисты были глубоко вовлечены в мировую торговлю наркотиками. Но Энслинджер не был расположен принять эту информацию, он предал забвению доклад Ойлера, впоследствии синхронизировал применение законодательства по наркотикам с интересами национальной безопасности. Энслинджер отправил агента Таможни Мелвина Хэнкса в Манилу, чтобы доказать, что китайские коммунисты поставляют наркотики на Филиппины; послал агентов ФБН Уильяма Ф. Толленджера и Уэйленда Л. Спира в Японию для решения некоторых политических задач. (5) После разработки японского антинаркотического законодательства и организации отдела по борьбе с наркотиками, Толленджер и Спир проехали через весь Дальний Восток с агентами армейского отдела уголовного розыска, выискивая доказательства организации китайскими коммунистами наркотической цепочки, объединяющей Японию, Китай и Корею. (6)
Эти события обозначили поворотный пункт в истории ФБН, после неожиданности, которая была вызвана докладом Ойлера, касательно антинаркотической активности китайских коммунистов, далее последовали публикации, направленные на причинение вреда коммунистам. Энслинджер сделал ФБН составной частью американской пропагандистской машины. Итогом чего явилась постоянно растущая лояльность к китайскому лобби сенаторов Патрика А. Маккаррана (председателя Юридического Комитета Конгресса), Джеймса О. Истленда (главы подкомитета внутренней безопасности) и Ричарда Б. Расселла (председателя Комитета по Ассигнованиям). Энслинджер обеспечил бюрократическую поддержку ФБН в то время, когда администрация Трумэна подумывала о включении ФБН в состав Министерства юстиции.
Привязанность Энслинджера к Китайскому лобби также являлась чем-то вроде саморекламы. Имея доказательства о деструктивных действиях Лобби от Джона С. Сервиса (офицера зарубежной службы, который докладывал о распространении наркотиков при поддержке Гоминдана), Комиссар был хорошо осведомлен о своей власти, способной решать судьбу государственных служащих. По этим соображениям дело Сервиса так и не было предано гласности.
По долгу своей службы генерал Стилвелл взаимодействовал в 1944 году с китайскими коммунистами. Сервис докладывал об особенностях жизни в Куньмине, городе, где располагалась штаб-квартира «Летающих Тигров» и ОСС, где все было связано с курильнями опиума. (7) Он говорил, что Националисты загнивают, что идет свободное распространение опиума и они «не способны решить проблемы Китая». (8)
Сервис был старшим офицером, многие годы проработавшим в Китае, и его доклад способствовал решению администрации Трумэна не предпринимать серьезных мер по спасению Чан Кайши. В отместку агенты генерала Тай Ли в Америке обвинили Сервиса в раскрытии военных планов Гоминдана в левацкой прессе. (9) Его арестовали в июне 1945 года, хотя он не был виновен ни в каких противоправных действиях. Китайское лобби упорно продолжало нападки на него в течение последующих шести лет. Его лояльность подвергалась сомнению, и он был уволен из Госдепартамента в 1951 году.
Преследование Сервиса стало показателем того, что людей, связывающих Националистический Китай с мировой торговлей наркотиками, как минимум, обвинят в симпатиях к коммунистам и репутация их будет испорчена. Это явилось также предупреждением для Энслинджера.

МЕКСИКАНСКАЯ СЕТЬ

Середина 1947 года стала поворотным моментом в отношениях ФБН с руководством разведки. При символической поддержке администрации Трумэна война китайских националистов против коммунистов нерешительно продолжалась, а в Таиланде в это время развернулась война полиции против торговцев опиумом. В качестве специального зарубежного агента при тайском правительстве в Бангкок прибыл бывший шеф ОСС Уильям Донован с целью примирения соперничающих фракций и создания стратегического альянса против коммунизма. Китайские националисты выступали посредниками в производстве и транспортировке наркотиков из Таиланда в Гонконг и Макао, а также на другие азиатские рынки; поездка Донована была воспринята ими с выгодой для себя.
Одновременно деликатная ситуация, связанная с вопросом национальной безопасности и торговлей наркотиками, сложилась во Вьетнаме. Во время войны Иран, при содействии своих американских советников, переправил тонны опиума в контролируемый вишистской Францией Сайгон. Под давлением Энслинджера Франция в июне 1946 года обещала вывезти его, но после того, как через несколько месяцев началось восстание, организованное Вьетминем * (полное название – Вьетнам док-лап донг-минь – Лига борьбы за независимость Вьетнама, в 1941-51 единый национальный фрон Вьетнама – прим.ред.), Франция, при молчаливом согласии Америки, продолжала торговать опиумом, чтобы обеспечить средствами операцию против повстанцев.
Вклад в формирование общественного мнения внес бывший посол США во Франции и России Уильям Буллитт. Один из многочисленных дипломатов, связанных с контрабандой, он предпринял поездку на Дальний Восток как журналист, работавший на члена Китайского лобби Генри Люса. (10) Позже, в своей статье, написанной для «Life Magazine», он подверг резкой критике Трумэна за то, что тот не оказывал поддержку Националистам в Китае и поддержал лозунг республиканцев «Трумэн теряет Китай», который они использовали для борьбы против демократов. Буллитт также регулярно обедал в Париже с известным вьетнамским плейбоем императором Бао Даем, курильщиком опиума, который использовал доходы от наркоторговли для финансирования своего разлагающегося режима.
Секретная государственная поддержка торговли наркотиками, осуществляемая Националистами, имела рационалистическое объяснение, тем более что возникающие вследствие этого проблемы со здоровьем ограничивались только районом Дальнего Востока. Но в середине 1947 года гоминдановские наркотики стали попадать в США через Мексику. В этот процесс оказалась вовлеченной Мафия, в частности, Багси Сигел через свои болезненно любовные отношения с курьером гангстеров Вирджинией Хилл. Охарактеризованный Энслинджером как «известная личность в мире наркобизнеса», Сигел в 1947 году стал предметом тайного расследования ФБН, в которое были также вовлечены Лаки Лючиано, Джой Адонис, Мейер Лански, Фрэнк Костелло и чикагский мафиози Чарли Фичетти. (11)
Тайное увлечение Сигела наркотиками началось в 1939 году, когда по просьбе Мейера Лански, Вирджиния Хилл отправилась в Мексику и соблазнила «многих представителей мексиканской политической верхушки, армейских офицеров, дипломатов и офицеров полиции». (12)
Хилл открыла собственный ночной клуб в Нуэво-Ларедо и стала совершать частые поездки в Мехико в компании доктора Маргарет Чанг (почетного члена Хип Синг Тьонга и лечащего врача «Летающих Тигров»), прибегая к услугам частной авиакомпании, сформированной при помощи Китайского Лобби генералом Клэром Шено для снабжения националистов в Куньмине, городе, который Джон Сервис отметил как место, заманчивое для агентов ОСС и славящееся опиумом. Более точно это описал в своем журналистском расследовании Эд Рейд. Он написал статью «Хозяйка и Мафия», где отмечал, что ФБН осведомлено о том, что доктор Чанг возглавляет «наркоторговлю в Сан-Франциско». (13)
Чанг получала крупные суммы от Сигела и Хилл и передавала посылки Хилл в Новом Орлеане, Лас-Вегасе, Нью-Йорке и Чикаго. Это вовлекало их в гоминдановскую наркоторговлю, но, несмотря на факты, агенты ФБН пренебрегли этой информацией: «она много лет была под наблюдением полиции», но «они не нашли ничего, что бы позволило завести дело против нее». (14)
А почему нет? Да потому, что она находилась под защитой. Адмирал Честер Нимитц, командующий Тихоокеанским флотом, являлся только одним из ее многочисленных влиятельных друзей в Вашингтоне. В отличие от Багси Сигела, она не обладала взрывным характером, хотя как раз Сигелу не удалось провести переговоры. Он был убит за разбазаривание денег Мафии на отель «Фламинго». Но агент ФБН Джо Белл, преемник Джорджа Уайта на посту главы отдела в Чикаго, выдвинул свою версию убийства Сигела: «это было подготовкой почвы для установления контроля над нелегальным распространением наркотиков в Калифорнии Мафией». (15)
Белл упомянул операцию Лански по контрабанде наркотиков, организованную в Мехико в 1944 году под руководством Гарольда «Счастливчика» Мелтцера. Описываемый как «человек, который боялся быть захваченным Багси в Мехико», Мелтцер начал свою операцию в Ларедо, прямо через границу от ночного клуба Хилл, и переправлял наркотики организации Драгна в Калифорнии. Мелтцер был помощником Джона Орменто, связанного с семьей Луччезе через босса Мафии в Далласе Джо Чивелло и работал он с мексиканским консулом в Вашингтоне, который опекал торговцев и подкупал пограничную стражу. Финансируемый Лански и Гарри Стромбергом из Филадельфии, Мелтцер регулярно совершал поездки между Мехико-Сити, Кубой, Гонконгом и Японией. Он также был профессиональным убийцей, и в декабре 1960 года ЦРУ предложило ему присоединиться к команде профессиональных убийц - это наводило на мысль, что его контакты с руководством разведслужб берут начало со времен Проекта Лючиано, одновременно с контактами Лански и Сигела. (16)
Соседство Мелтцера с Вирджинией Хилл в Ларедо означало, что он был покупателем гоминдановских наркотиков доктора Чанг. И в этом было все дело. Агенты Мафии могли не убить Сигела, но агенты правительства США опасались, что он захватит контроль над мексиканской сетью, что поставит под угрозу контролируемую доктором Чанг гоминдановскую операцию. В конце концов, Сигел был убит двумя выстрелами в голову, что было отмечено, как «весьма нехарактерное для гангстеров». (17)
Защита мексиканской сети была обычным делом для руководства разведки. Когда 15 июня 1947 года Сигел был убит в доме Вирджинии Хилл, она находилась во Франции как агент по импорту, чтобы проработать один из путей транспортировки наркотиков для Мафии в Америку. Это было доказательством того, что секретные агенты правительства оказывали содействие Хилл в этом деле; ее паспорт был украден во Франции и, не смотря на доказательства ее причастности к преступлению, Государственный департамент выдал ей новый.
В августе Хилл прибыла в Майами и открыла счет на крупную сумму в Национальном Банке Мексики, а затем встретилась с доктором Чанг в Мехико-Сити, где в начале 1949 года возобновила с ней связи. Затем Хилл снова отправилась в Европу, чтобы встретиться с Лаки Лючиано, партнером Лански в новой операции, предпринимаемой французскими корсиканцами (многие из которых имели связи с разведкой). Он также планировал создание тайных лабораторий для производства высококачественного героина во Франции и на Сицилии.
Кто осуществлял правительственную защиту этих операций наркоторговцев? Питер Дейл Скотт предложил теорию, заключавшуюся в том, что существует выбор: «что вы предпочтете: организованную преступность, неорганизованную преступность или политический радикализм?» (18) И в середине 1947 года это означало не только поддержку националистического Китая, но и поддержку Израиля. Многие гангстеры, участвовавшие в Проекте Лючиано, включая Лански, были активно вовлечены в торговлю оружием и наркотиками на Ближнем Востоке. Так, в статье, появившейся в «Нью-Йорк Таймс» 28 ноября 1948 года, отмечалось: «Новое государство Израиль сражалось, раскидывая сеть контрабанды наркотиков при помощи не более чем сотни преступников», которые незаметно организовывали и практиковали искусство черного рынка, что помогало выживать во время войны.
Из докладов Джона Сервиса трёхлетней давности Энслинджер знал о том, что националистический режим в Китае полностью зависел от незаконных операций с наркотиками. Так, в докладе Государственного Департамента, представленного 14 июля 1947 года, говорилось: националистические власти в то время «продавали опиум, преследуя цели получения средств, необходимых для оплаты войск, сражавшихся с коммунистами». (19) Он также знал, что гоминдановский опиум и наркотики поступают в Мексику. В докладе от 15 ноября 1946 года, предоставленном Энслинджеру главой новоорлеанского отдела Терри А. Талентом, говорилось, что «многие официальные китайские лица получают реальную прибыль от этой незаконной торговли», а «последний съезд Гоминдана в Мехико-Сити настойчиво ходатайствовал о фондах для будущих операций с торговлей опиумом». Талент прилагал к докладу список известных китайских наркоторговцев по именам.(20)
Такие же доклады поступали из Мексики с сообщениями о множестве доказательств существования сети Мафия-Гоминдан. Например, в феврале 1947 года атташе министерства финансов, бывший офицер ОСС Долор ДеЛаграв докладывал из Мехико-Сити, что три главных группы торговцев наркотиками продолжают действовать, но при этом он не упоминал о связях Вирджинии Хилл с Альбертом Спитцером и Альфредом Блюменталем. (21) Эти связи могли разоблачить сенатора Эстеса Кефовера. Энслинджер знал, что Спитцер и Блюменталь были помощниками Лански, а крупные партии опиума отправлялись из Мексики на кораблях, сопровождаемых «полицейским эскортом» и не являлись подконтрольными ФБН. (22) В 1948 году ФБН заявит, что Мексика является источником половины незаконных поставок наркотиков в Америку, но ничего не предпримет по этому поводу.
Ничего не предпринималось потому, что торговля наркотиками санкционировалась Центральным Разведывательным Управлением (ЦРУ), которое в 1947 году разрабатывало планы по дестабилизации мексиканского правительства, противопоставлению центральной власти в Мехико-Сити военным губернаторам в северных приграничных провинциях. ЦРУ пошло на уступки, видя достигнутый компромисс по поводу наркотиков с кубинским правительством, приветствовался и тот факт, что капитан Рафаэль Чаварри основал мексиканскую версию ЦРУ - Федеральный Директорат Безопасности(DFS), (23) а также поддерживал отношения с мексиканским наркоторговцем Хорхе Морено Шове. Согласно профессору Скотту, эти действия ЦРУ «втягивали его в интриги, связанные с торговлей наркотиками и защитой DFS». В 1950 году Шове поставлял наркотики через сеть Лански - французские контакты Лючиано. К тому же связанный с гангстерами бывший мэр Нью-Йорка Уильям О’Двайер стал американским послом в Мексике.

ПЕРЕСЕЧЕНИЕ: ДЕТРОЙТ, ЦРУ И ИТАЛЬЯНСКАЯ МАФИЯ

Пока в центре внимания ФБН была коррупция официальных лиц Мексики, Мафия переправляла высококачественный героин через Канаду в Детройт, куда прибыл Джордж Уайт, в июне 1947 года сменивший Ральфа Ойлера, умершего в марте. Сердечный приступ случился с Ойлером после того, как газета «Детройт таймс» назвала Детройт «ключевым городом» на новом маршруте поставок наркотиков, проложенном Лаки Лючиано. Энслинджер сослался на то, что после выдворения Лючиано из Гаваны, ФБН раскрыло схему Мафии, включавшую Тампу и Новый Орлеан как «новые главные порты, открытые для огромных потоков незаконных поставок наркотиков». Энслинджер добавил, что Мафия «приобретала наркотики в большом количестве, используя мародеров в последние недели хаоса европейской и азиатской войн». (24)
Откровения Энслинджера и ситуация в Детройте - только два примера деятельности ФБН по нейтрализации Мафии в конце 1940-х годов. Одна причина была в снижении силы ФБН, но это было скорее плохой новостью, чем хорошей. Согласно Полу Ньюи, агенту ФБН в Детройте с 1943 по 1948 год, «мы были ограничены в возможностях открывать дела, касающиеся Мафии до того, как большое жюри присяжных США, исключая Прокурора США получало одобрение Министра Юстиции в Вашингтоне. По моему мнению, это был способ извлечения политической выгоды».
Из портов Марселя и Гонконга на улицы американских городов политические интересы пролегали пути наркоторговли. Во время двадцатилетнего пребывания Ойлера на посту главы отдела в Детройте агенты под его командованием были вынуждены придавать значение политической корректности при заведении дел против курильщиков опиума, черных потребителей героина и китайских держателей курилен опиума. Мафия, контролировавшая ввоз и распространение наркотиков, могла не беспокоиться. Назначение Джорджа Уайта в качестве главы отдела не было воспринято ими как сигнал к изменению политики. Характеризуя начальный период работы Уайта в Детройте, можно сказать, что он добился хорошего отношения прессы к ФБН. «ФБР предоставляло работу людям, формирующим общественное мнение, - объясняет Ньюи, - но Энслинджер не имел достаточно средств, чтобы делать что-то похожее, поэтому у Бюро были такие люди, как Уайт, создававшие нужное общественное мнение».
Уайт, как писала газета «Детройт Таймс» 27 июля 1947 года, прибыл в город с автоматом Томпсона в одной руке и опиумной трубкой в другой. В течение 1946 и 1947 годов Уайт продолжал эксперимент с «речью, убеждающей, что наркотик может быть таким же, как алкоголь или представлять собой кристалл, вкладываемый в сигарету». (25) Это его стремление в завоевании общественного мнения и активность, поощряемая руководством разведывательных служб, занимала гораздо больше времени, чем его расследования деятельности Мафии в Детройте и являлось критической точкой в течение всей войны.
Тем временем Энслинджер выяснил, что детройтские торговцы наркотиками получали товар от Санто Траффиканте из Тампы через Новый Орлеан. Эта связь была выявлена в декабре 1945 года, когда Костелло и Лански открыли «Беверли-клаб» в Новом Орлеане под руководством Сэма Кароллы и Фрэнка Копполы. Будучи членом семьи Лючиано, Коппола прибыл в Детройт в конце 1930-х годов и получил политическую защиту, присоединившись к Джимми Хоффа и профсоюзу владельцев грузовиков, который вытеснил из города Конгресс Индустриальных Организаций в 1941 г. Коппола был крестным отцом приемного сына Хоффы, который стал одним из распространителей наркотиков Копполы в Детройте. Джона Прициола и Рафаэле Куасарано, «были приписаны к местному 985-ому отделению профсоюза водителей грузовиков». (26)
Из штаб-квартиры Хоффы в Детройте водители грузовиков содействовали работе мафиозной системы в деле распространения наркотиков по всей стране. После поставок из-за рубежа наркотики, принадлежавшие Фрэнку Коппола, переправлялись Джо Чивелло в Даллас и Фрэнку Ливорси в Нью-Йорк на грузовиках компании Джона Орменто. Фамильные связи были ключом к успеху, родственники Ливорси, включая Орменто и братьев Джона и Фрэнка Диогуардиа, контролировали местные профсоюзы водителей грузовиков в Нью-Йорке и Флориде. Вместе со своим дядей Джеймсом Плюмери они входили в семью Луччезе.
Другую выгоду приносил политический контроль на местном уровне, так как Мафия смело развивала свою национальную сеть торговцев наркотиками, федеральное правительство начало депортировать мафиози. В послевоенные годы были высланы десятки мафиози. Поворотным пунктом была депортация в мае 1947 года на Сицилию босса новоорлеанской мафии Сэма Кароллы, в январе 1948 в Италию был депортирован и Фрэнк Коппола, который передал руководство новоорлеанской операцией уроженцу Туниса Карлосу Марчелло. Но операции с наркотиками продолжались, поскольку Марчелло имел хорошую защиту дома. В 1938 году агенты ФБН арестовали его за продажу 23 фунтов марихуаны, он стал известен как контрабандист и «член наиболее крупной группы торговцев наркотиками в районе Нового Орлеана». Губернатор Луизианы О. К. Аллен сократил его срок и через девять месяцев заключения Марчелло снова вернулся на улицы. (27)
Депортация не изменила стиля деятельности Кароллы и Копполы. Через много лет Коппола стал совершать частые поездки по Европе для закупки наркотиков, он вместе с Кароллой возродили свою базу на Сицилии, где они продолжали работать с членами круга наркоторговцев Сицилии Бадаламенти и Грекосом. Оба, подобно Каролле и Копполе, были продуктом Проекта Лючиано и антикоммунистической активности, частью того, что профессор Скотт охарактеризовал как «послевоенное сотрудничество Мафии и разведки», которая «использовала международную наркоторговлю в своих целях». (28)
Основание для таких тесных отношений было заложено еще ОСС в годы войны, когда в политических целях укреплялись позиции Мафии на Сицилии и в Италии, и оказывалась помощь в ее сотрудничестве с христианскими демократами. Вовлеченность в эту криминальную конспирацию имела истоки в Секретной полиции Муссолини (ОВРА), в Итальянской масонской ложе, P-2, в разведывательной службе Ватикана и ЦРУ, через Международную Коммерческую Корпорацию, созданную Уильямом Донованом. Созданная в 1947 году при финансовой поддержке Рокфеллера, ВКК являлась частной версией Плана Маршалла, инвестировавшей средства главным образом в военное производство и стратегические материалы. ВКК базировалась в Панаме и была укомплектована бывшими офицерами ОСС, её можно охарактеризовать как «соединение импортно-экспортных операций и коммерческую ориентацию шпионской сети». (29)
Преобразование и коммерческое использование международных наркоторговцев было инструментом, способным заменить коммунистические и рабочие организации. Например, в мае 1947 года мафиози Сальваторе Джулиано и его банда убили восемь человек и ранили тридцать три в сицилийской деревне, жители которой проголосовали на выборах четырьмя днями ранее за кандидатов от Коммунистической партии. Фрэнк Коппола со своей базы в окрестностях Партинико снабдил Джулиано взрывчаткой и ружьями, которые сам приобрел, благодаря «финансированию бывшего главы ОСС Уильяма Донована». (30)
Коппола был контролером перед сценой, создателем «сицилийских и римских депутатов». Писатель Гайя Сервадио отмечал в книге «Мафиози»: «божий промысел для саги Сальваторе Джулиано». (31)
В 1948 году ЦРУ было настолько влиятельно в Италии, что лидер коммунистов Пальмиро Тольятти обвинил США во вмешательстве в итальянские национальные выборы. Он также обвинил репортера Майкла Стерна (который восхвалял Джулиано в серии статей для «True Magazine» в 1947 году), что он являлся шпионом Донована и сенатора Карла Мундта из Китайского Лобби, одного из главных противников Энслинджера. Это означало, что Энслинджер был в курсе «послевоенного союза Мафии и разведки», а также знал об использовании «международной наркоторговли в политических целях». (32)

КИТАЙСКАЯ НАРОДНАЯ РЕСПУБЛИКА ПРОТИВ ТАЙВАНЯ

Правительство США поддержало контрабандистов наркотиками в интересах национальной безопасности, когда в октябре 1949 года Гоминдан перебрался на Тайвань, а в Китае была создана Народная республика. При американской поддержке националисты были признаны в ООН в качестве законных представителей Китая. В то же время под руководством ЦРУ наркоторговец генерал Ли Ми и его 93-я дивизия националистов пересекла бирманскую границу и при помощи агентов ЦРУ во Вьетнаме, Лаосе и Таиланде развернула партизанские операции против Китая. Поддерживая операции ЦРУ, представитель Китайского Лобби сенатор Пэт Маккарран в феврале 1949 года затребовал 1,5 миллиона $ на помощь Гоминдану, и в апреле 1949 года сенатор Ноуленд обрушился на критиков Гоминдана в Государственном Департаменте. Стремясь решительно предотвратить признание американским правительством КНР, Китайское лобби развернуло массивную пропагандистскую компанию, основываясь на предположениях Энслинджера о том, что КНР является источником всей нелегальной торговли наркотиками, простирающейся в Японию, на Филиппины и в Гонконг, игнорируя статью в «Нью-Йорк Таймс» от 23 июля 1949 года, сообщавшую, что в гонконгском аэропорту Кайтак перехвачено 22 фунта героина для ЦРУ, поставленного из гоминдановского центра в Куньмине.
Энслинджер выполнил свою долю работы по многим направлениям: в 1950-ом году Китайская народная республика предложила на легальный рынок 500 тонн опиума, он отклонил возможность приобретения образцов компаниями «Нью-Йорк Куинни» и «Кемикал воркс». Его задачей было предотвращение получения КНР стратегических запасов валюты от этих продаж. Энслинджер объяснил, что он опасается использования КНР валюты для покупки оружия и поддержки коммунистических повстанцев по всему миру. Но этот запрет таил в себе скрытое коварство, ставя целью побудить КНР продать опиум на черном рынке, или хотя бы сделать вид, что она собирается это сделать. Это подкрепило бы пропагандистскую дискредитацию коммунистов.
Для защиты Тайваня от Китайской Народной республики Китайское лобби собрало около 5 миллионов долларов частных средств, которые ЦРУ использовало для авиации генерала Шено и преобразования ее в первые военно-воздушные силы ЦРУ, «Гражданский Авиатранспорт» (CAT). Вместе с Шено работал Уильям Пирс, глава представительства ЦРУ в Тайбэе (бывший командир подразделения ОСС - Отряда 101, переправлявшего опиум) и Десмонд Фицджеральд, отвечающий в ЦРУ за азиатские дела. Как и Пирс, Фицджеральд не был чужд опиумных дел. Будучи офицером связи в войсках националистов, сражавшихся с японцами во время войны, он «наслаждался экзотикой жизни в джунглях, курил опиум вместе с бирманскими партизанами». (33)
Адвокат с Уолл-стрит Фицджеральд, фигура весьма важная в тайной истории ФБН, также занимался грязной нелегальной политикой в Нью-Йорке. В феврале 1949 года он объединился вместе с Кленденином Дж. Райаном и другими реформаторами-республиканцами, назвав свое объединение Комитет пяти миллионов. Миссия этой организации состояла в том, чтобы разоблачить мэра О’Двайера и его связи с Фрэнком Костелло, а также торпедировать усилия Демократов на предстоящих выборах мэра. Как сообщает его биограф Эван Томас, Фицджеральд «оказался в затруднительном положении» в марте, когда два из нанятых Комитетом частных детектива, сделали запись телефонных переговоров лидера Таммани-Холла. Фицджеральд планировал обсудить эти записи, и так как обвинить было некого, он перенёс «свой энтузиазм в сферу публичной политики». (34) Но это только стимулировало его продвижение в высшие звенья ЦРУ и его сумасбродные приключения в интересах Республиканской партии получили неожиданное продолжение.
Объединил Фицджеральда и Пирса в 1950 году генерал Ричард Стилвелл. Как специальный военный представитель при посольстве США в Италии с 1947 по 1949 год Стилуэлл помогал Христианским Демократам и Мафии утвердить их позиции. Отвечая за материально-техническое обеспечение операций ЦРУ в Азии с 1949 по 1952 гг., он организовал CAT для поддержки вторжения отрядов генерала Ли Ми из Бирмы в Юньнань и предоставил возможность генералу поставлять на рынок «треть мировых незаконных поставок наркотиков». (35)
План спасения Тайваня был выдвинут 7 ноября 1949 года, когда Уильям С. Паули получил полномочия от Государственного секретаря Дина Ачесона возглавить группу, состоящую из армейских офицеров, созданную адмиралом Чарльзом Куком и направляемую в Тайвань в качестве советников Гоминдана по вопросам безопасности. Не чуждый политических амбиций и связанный с криминальным миром, Паули владел сахарной плантацией, авиалинией и автобусной компанией на Кубе, он также был связан с Мафией, которая там же имела свои интересы. Кроме этого, он был связан с руководством разведки. Билл Донован встретился с министром обороны администрации Чан Кайши и главой секретной полиции, чтобы подстраховать в случае неудачи Паули. Уильям Буллитт в декабре начал собирать средства для Консультативной миссии Паули - Кука, - львиная доля помощи поступила для группы от техасского нефтепромышленника и ультраправого фанатика Г. Л. Ханта, в прошлом - профессионального карточного игрока, который в молодости создал свою финансовую империю, основанную на частном тотализаторе на бегах. (36)
Так в смелое предприятие Паули-Кука был вовлечен М. Престон Гудфеллоу, бывший издатель «Brooklyn Eagle», посланный Донованом вместе с Гарлендом Уильямсом для взаимодействия с Уильямом Кесуиком и британской SOE в 1942 году. Позднее Гудфеллоу руководил тайными операциями ОСС в Бирме и Китае, тайно сотрудничая с генералом Тай Ли и наркоторговцем Ду Юшеном. Согласно историку Корейской войны Брюсу Каммингсу, Гудфеллоу мог удачно сочетать связи бизнеса с «правыми режимами в Азии и интересы в Центральной Америке». (37)
Сговор Паули с Куком, Донованом, Гудфеллоу, Буллиттом и Хантом может служить хорошим примером для учебного пособия о том, как наемники создавали тайное правительство. В январе 1950 года Гудфеллоу посетил Тайбэй вместе с Куком, а в апреле прибыл посланец Буллитта. Впоследствии «полковник Уильямс» представил этого посланца Сатирису Фассулису, «который дал ему 500 тысяч $ для организации пропагандистской компании в интересах Тайваня». (38)
А что предпринимал в это время Гарленд Уильямс? Уильямс был занят в сети Иран-Китай. В 1948-1949 годах он проводил обследование иранской опиумной продукции, доводя до сведения Энслинджера информацию об этом. О том, в частности, что множество влиятельных иранских семейств связывают свое будущее с опиумной торговлей и умышленно сохраняют слабое антинаркотическое законодательство. (39) Он знал, что Иран отправил морем тонны опиума в Индокитай через греческих и американских брокеров вроде Фассулиса. Но Уильямс также обеспечивал безопасность секретных служб и в то время как глава ЦРУ Аллен Даллес встретился с официальными представителями Гоминдана, чтобы скрепить соглашение о сделке с Паули - Куком, он снова был призван на военную службу и назначен командиром армейской 525 группы военной разведки. Кроме всего прочего, 525 группа военной разведки готовила офицеров для службы в Корее и командир группы Уильямс получил распоряжение поддержать усилия Миссии Паули - Кука или Сатириса Фассулиса.
Со своей стороны Фассулис отрицал, что когда-либо встречался с Уильямсом или получал деньги от Ханта, а также и то, что был связан с Паули. Он отрицал все. Конечно, он был американским пилотом в Китае в годы войны, где он встречался с Гарлендом Уильямсом; в 1950 году он был вице-президентом Международного Комитета по Китаю (CIC), субсидировавшегося ВКК Донована. CIC был исключен из Акта регистрации зарубежных агентов и снабжал Миссию Паули - Кука всем от противогазов до самолетов. Также против него выдвигалось обвинение в контрабанде наркотиков в США. (40)

ОТ МАСКИРОВКИ К ОБМАНУ

CIC был обвинен, но его вина не была доказана. В свою очередь, ФБР и армейская контрразведка расследовали критику, которая обвиняла спецслужбы в операциях по контрабанде наркотиков. В октябре 1951 года никто иной, как адмирал Чарльз «Савви» Кук, клятвенно утверждал, что сотрудник Государственного департамента Джон Сервис, докладывавший о гоминдановских распространителях наркотиков, является сторонником коммунистов. Подобные же доказательства приводил и сотрудник Государственного департамента Оливер Е. Клабб в одном из своих докладов, сообщая об использовании Чаном опиумной торговли для поддержки соей диктатуры нацистского типа. (41) Позднее редактор журнала «Тайм» и бывший коммунист Уиттакер Чэмберс заявили на заседании Подкомиссии по внутренней безопасности, что Клабб выдал профессору Оуэну Латтимору (автор декоративной фразы «Китайское Лобби») фальшивый паспорт. Клабб был уволен из Государственного департамента в июле 1951 года.
Всё больше и больше докладов, поступающих в ФБН, связывали либералов с наркоторговлей коммунистов. Так, производя расследование по делу Лаки Лючиано на Кубе, агент Рей Оливейра, например, (информацию сообщили в штаб-квартиру ФБН скандально известные авторы Джек Лайт и Ли Мортимер) утверждал, что перуанские коммунисты построили семнадцать кокаиновых фабрик в Лиме, но игнорирование того факта, что может возникнуть «Новое государство торговцев наркотиками», докладчики называли «преступной халатностью». (42)
Между тем Энслинджер обхаживал конгрессменов по вопросу морфийной наркомании. «Энслинджер объяснял конгрессменам угрозу распространения морфия, подобно другим наркотикам, - писал один журналист, - указывая на то, что затрагивались национальные интересы». (43)
В июне 1950 года началась Корейская война и всё перевесили национальные интересы. В юридической трактовке закона о наркотиках это означало поддержание мифа об отравлении Америки наркотиками, происходящими из-за «Железного Занавеса». Россия якобы использует доходы от наркотиков для оплаты своих секретных агентов в Америке, руководство Коммунистической партии Кубы предлагало Лючиано убежище и «розовые юристы» представляли интересы наркосиндиката Мафии в Восточном Гарлеме через «левого конгрессмена Вито Маркантонио». В период доминирующего влияния Маркантонио, - говорили Лайт и Мортимер, - районные лидеры Рабочей партии обеспечивались полицейской защитой (распространители наркотиков), через союз Таммани-Холла и противника Таммани-Холла мэра ЛаГуардиа». (44)
Они утверждали, что у Энслинджера «восемнадцать лет были связаны руки», благодаря либеральным юристам, которые уверенно предохраняли уличных торговцев наркотиками «от тюрьмы потому, что те получали взятки или им морочили голову». (45)
Лайт и Мортимер не были пророками, но их книги были популярны и способствовали разжиганию массовой истерии в общественном восприятии в эпоху Маккарти, помогая объяснить, почему «компания Энслинджера» против Лючиано и Мафии связана с мифической тайной наркоторговлей коммунистов, и таким образом разжигали предрассудки и заставляли верить в это.
Некоторые политики осмеливались оспаривать утверждения Энслинджера, что КНР использует доходы от продажи опиума, чтобы финансировать войны в Корее, Вьетнаме и Малайзии, особенно, если эти утверждения противоречили фактам. Но в тягостной атмосфере маккартистской эры достоверность была не так уж важна. И было не важно, что, например Хуанг Чаочин, который «с трудом избежал заключения, когда был генеральным консулом в Сан-Франциско в 1937 году и подозревался в контрабанде наркотиков в Соединенные Штаты», а потом входил в Центральный Комитет Гоминдана, или что Гоминдан организовал массовую бойню своих оппонентов на Тайване, или что советники из ЦРУ при тайной полиции помогали формировать полицейское государство вместе с сыном Чана и его наследником Цзян Цзинго. (46)
И не имело значение то, что ЦРУ защищает союзников Америки, которые занимались поставками наркотиков, чего Энслинджер с его широкими плечами и Геркулесовыми пропорциями был не в силах изменить. Климат Холодной Войны диктовал правила игры.

6
ПОРОЖДЕНИЕ ПРЕСТУПЛЕНИЯ.

«Люди это - толпа, которая делает шесть процентов на долларе».
«Сумасшедший Уилли» Моретти, цитируемый в «Тайных правителях»

Охота ФБН на Мафию начиналась с использования наркоманов-информаторов, «испачканных мукой на своей мельнице», но наркотики не оставляли выбора, и таким образом агенты под прикрытием создавали преступления.
Согласно бывшему наркоману и популярному автору Уильяму С. Берроузу, «схватить кого-нибудь с джанком и держать в камере до тех пор, пока человека не начнет ломать, и он не размякнет – это накатанный ход. Дальше куют, пока горячо, и следует разговор по душам. «За хранение мы можем засадить тебя на пять лет. Но с другой стороны, ты можешь выйти отсюда прямо сейчас. Решение зависит только от тебя. Будешь работать с нами – мы гарантируем хорошее содержание. Ну а главное, будешь иметь достаточно джанка и карманные деньги. Так будет, если ты согласишься. У тебя есть несколько минут, чтобы спокойно все обдумать».
Берроуз продолжает словами, что пока наркоман обдумывал такое предложение, агент выкладывал на стол несколько доз героина. «Это тоже самое, как если бы перед человеком, умирающим от жажды, медленно опорожняли стакан ледяной воды, - замечает Берроуз. - И джанки начинает называть имена». (1) * (У.Берроуз. «Джанки» - перев. Алекса Керви)
Целью агента было продвинуть цепочку: вынудить наркомана сдать торговца, заставить торговца сдать поставщика, а поставщик сдаст оптового торговца героином. Некоторых арестовывали за продажу килограмма наркотика, они могли получить до десяти лет тюрьмы, схватить же с поличным оптового торговца из Мафии было мечтой любого агента под прикрытием.
Но это было возможно только для внедренных агентов, которые закупали героин для донов Мафии, но информаторы в высшем эшелоне Мафии были редки, и их судьба была предопределена, как, например, судьба Карла Карамуссы, имевшего горький опыт. У ФБН никогда не было больше пяти информаторов внутри Мафии, которая только в Нью-Йорке насчитывала 2000 постоянных официально установленных членов, все они были готовы «провести время» в тюрьме, защищая своих уважаемых и беспощадных боссов.
Запутывал дело тот факт, что большинство информаторов приобретались через нудную работу по принципу «две покупки, один арест»: две покупки были необходимы по закону для превышения полномочий с целью провокации преступления и доказательства намерений. Агенты ФБН рыскали по городским отелям, крышам, темным аллеям, разыскивали наркоманов или уличных торговцев наркотиками, чтобы завлечь в свою ловушку представителей мафии, которые могли руководить ими в глубинах темного мира международной тайной наркоторговли.
Рутинный принцип «две покупки и арест» был платой за возможность ФБН записывать и собирать биографические данные на наиболее известных торговцев наркотиками, создавая весьма обширный черный список. Домашние преступники были систематизированы в алфавитном порядке и внесены в темно-коричневый Национальный список, тогда как зарубежные составляли темно-красный Международный список. Обе книги были опубликованы Министерством Финансов и стали доступной информацией для агентов ФБН. Отдельная книга по Мафии была весьма специфической по своей манере и представляла собой книгу толщиной в восемь с половиной дюймов.
Книга содержала данные приблизительно о 800 наркоторговцах, их прозвищах, помощниках и способах совершения преступления. В дни, когда еще не было компьютеров, этот список и собрание фотографий преступников были больше, чем энциклопедия торговцев наркотиками. Это было первое основательное исследование преступного мира. Книга также раскрывала их взаимоотношения и приоткрывала завесы корпоративных тайн, бизнеса, осуществляемого в других странах и нелегальных банковских операций. Это предоставляло возможность агентам ФБН отслеживать списки пассажиров океанских линий и экипажей торговых судов в поисках известных контрабандистов, что иногда позволяло им предупреждать ввоз наркотиков и осуществлять их захват. Но больше всего книга потрясла политиков.
Используя этот черный список, привлекая информаторов, разрабатывая тактику тайной войны и используя местное, общегосударственное и зарубежное законодательство, ФБН в 1950 году отправило в тюрьму множество преступников. Другие федеральные агентства проводили свои расследования, опираясь на эти данные в сфере азартных игр, налоговых преступлений, торговли оружием и в делах о подделке денег и документов. Как отмечал в журналистском расследовании Фред Кук, ФБН всегда знало, что может случиться, но «это все же случалось». (2)

БАНДЫ НЬЮ-ЙОРКА

В начале 1950 годов Нью-Йорк являлся главным портом, через который проходила значительная часть ввозимых в Америку нелегальных наркотиков. Спрос возрастал, и высокие доходы обеспечивали концентрацию мафиози в Нью-Йорке в гораздо большей степени, чем по всей стране. Мафию представляли так называемые пять семейств во главе с царем металлолома Вито Дженовезе, импортером оливкового масла Джо Профаци, импортером сыра Джо Бонанно, импортером томатов Винсентом Маньяно и производителем одежды Томасом Луччезе.
В эти дни главной мишенью ФБН была неунывающая банда 107 улицы, распространявшая героин для еврейских, итальянских, чернокожих и пуэрториканских банд далее по всему городу. Проследить операции банды было легко, агенты ФБН могли находиться за пределами их складов, наблюдать за покупателями, затем следовать за ними к подпольным фабрикам по переработке, где сотрудники нью-йоркского подразделения по борьбе с наркотиками могли, выражаясь их жаргоном «постучать в дверь», то есть произвести полицейскую облаву на основании подозрения.
Но прикрыть эту банду все же было невозможно, согласно Лайту и Мортимеру (основываясь на подсказках руководства ФБН), так как местные руководители Рабочей партии были лояльны к конгрессмену Маркантонио, осуществлявшему свою политическую защиту через свой альянс с Таммани-Холлом. Это соглашение, как утверждается, позволяло политическим сторонникам Маркантонио ввозить пуэрториканских иммигрантов вкупе с поддержкой наркоторговли Мафии и поддерживать через своих соотечественников выдвинутых Мафией кандидатов. В связи с этим официальные лица Демократической партии были обвинены в тайном сговоре с наркоторговцами, с черными, пуэрториканцами, левым крылом рабочего движения и коммунистами. (3)
ФБН выделяло Томаса Луччезе как главного организатора этого сговора по двум причинам: потому что Джон Орменто - высокопоставленный член своей фамилии - руководил всеми операциями банды, связанными с наркотиками. И по той причине, что Вито Маркантонио был политическим патроном Луччезе. Маркантонио отправил сына Луччезе учиться в Уэст-Пойнт. Круг влиятельных друзей Луччезе также включал в себя закулисных политиков, в том числе Республиканцев, местного прокурора Майлза Дж. Лейна, одного из тех высокопоставленных помощников, которые оплачивали номер для Луччезе в «Астор-отеле» в марте 1948 года. В 1950 году Луччезе занимал вместе с Джо Адонисом место среди наиболее разыскиваемых ФБН наркодельцов, к которым также относился Фрэнк Костелло. Его, в свою очередь, тоже можно охарактеризовать как наиболее разыскиваемого человека. (4)

ПРЕЛЮДИЯ «СУДА КЕНГУРУ»

Том Луччезе олицетворял собой все, что правящий слой общества презирал в иммигрантах, рабочем классе и профсоюзах. Он родился в Палермо в 1899 г., а его первое зафиксированное преступление датируется 1921 годом; десятью годами позже Лаки Лючиано назначил его главой одной из пяти семей, а в 1939 году он начал формировать отношения с Таммани-Холлом, таким образом, крестный отец среднего ранга заменил Луи Бучалтера в качестве босса преступного мира в Нью-йоркском районе. Занимаясь вымогательством, торговлей наркотиками (в международном списке наркоторговцев он стоял под номером 139) и трудовым рэкетом, он организовал собственный легальный швейный бизнес с грузовыми перевозками, охватывавшими Новую Англию и Нью-Джерси. Позже, став главой Семьи, он стал одним из менеджеров наркосиндиката, а его семья оказалась в приоритетном списке. Он лично не прикасался к наркотикам, и только через хорошо организованное тайное расследование ФБН смогло доказать его вину. Но иначе было невозможно, так как комплексное тайное расследование предполагало обязательное вовлечение в дело высокопоставленных юристов, прокуроров и политиков, многие их которых защищали его.
Был только один способ воздействия на эту систему, представлявшую альянс между гангстерами, полицейскими, политиками под тайным контролем высшей власти. Энслинджер и его внутренний круг хорошо это понимали, их безжалостная пиар-компания базировалась на утолении жажды национальной прессы в получении сенсационных материалов: репортер Эд Монтгомери, например, выиграл Пулитцеровскую премию за серию репортажей об организованной преступности в газете «San Francisco Examiner», Дон Петит прославился разоблачением банды во Флориде, Эд Рейд заслужил аплодисменты разоблачением деятельности нью-йоркских букмекеров, которые выплачивали Полицейскому департаменту Нью-Йорка 1 миллион $ в год за предоставление защиты, а также публикацией материалов об оказании покровительства людям, связанным с Альберто Анастасиа и его бандой убийц, со стороны одного из служащих мэра О’Двайера. (5)
В марте 1950 года последовала лавина публикаций в прессе с требованиями скорейших эффективных действий. Представитель правительства штата Нью-Йорк Кингслэнд Мейси (республиканец времен Тафта, ветеран скандала Ротштейна и страстный приверженец теории о происхождении преступности из Таммани-Холла) организовал расследование Конгресса. Его вызов принял Эстес Кефовер, сенатор-демократ от штата Теннеси, чьей целью было выдвижение своей кандидатуры на пост президента в 1952 году. Его стратегия состояла в привлечении внимания нации к роли организованной преступности в политической коррупции, распространении нелегальных азартных игр и трудовом рэкете. Для выполнения такой опасной миссии необходимо было одобрение президента Трумэна и Председателя Комитета по законодательству Пэта Маккаррана - это было непростой задачей, но амбициозный сенатор возлагал на это большие надежды. (6)
Консервативная идеология и недовольство Демократами Большого Города способствовали признанию Маккарраном идеи Кефовера как заслуживающей внимание. Несмотря на легализацию в 1931 году азартных игр, Невада оставалась центром организованной преступности. В связи с лоббированием Маккарраном интересов владельцев казино, его шутливо называли «Сенатор от азартных игр». Этот факт настраивал Маккаррана на компромиссную позицию - он решил сам провести расследование. Сенатор Джозеф Р. Маккарти быстро завоевал известность в феврале 1950 года, предоставив список из 250 человек в Государственном Департаменте, которые были «известными членами» Американской Коммунистической Партии; Маккарран обратил свое внимание на многообещающую охоту на ведьм и основал сенатский Подкомитет по внутренней безопасности. Будучи не в состоянии руководить обоими проектами, он пришел к соглашению с Кефовером.
Трумэн, конечно, был обеспокоен тем, что эти расследования выявят его связи с махинациями Пендергаста в Канзас-Сити. Но его опасения рассеялись, когда Маккарран согласился допустить вице-президента Беркли (закадычный друг помощника Энслинджера Джорджа Каннингхэма) к назначению четырех членов Комитета. Маккаран и Беркли провозгласили создание Специального Комитета по расследованию деятельности организованной преступности в междуштатной торговле. Комитет возглавил Эстес Кефовер, чья цель сводилась к разоблачению системы, связывающей полицейских, преступников, политиков и бизнесменов, и угрожающей американскому обществу.
Кефовер между тем встал в оппозицию директору ФБР и стал действовать лучше Дж. Эдгара Гувера. При расследовании деятельности игорного синдиката Кефовер предполагал разоблачить преступные связи многочисленных патронов гуверовских высших кругов, но директор ФБР отверг участие своих агентов в расследованиях, проводимых Комитетом. Гувер утверждал, что он очень занят, спасая страну от коммунистов. Кроме того, было бы непродуктивным использовать ресурсы Бюро для расследования, которое, по его мнению, будет бесполезным. Однако, несмотря на то, что предлог был мнимый, Генеральный Прокурор Дж. Говард Макграсс был нерасположен сердить Гувера и поддержал его решение.
Без поддержки ФБР Комитет Кефовера имел небольшой шанс выявить тайные криминальные связи между штатами, но они существовали всегда, и в них было вовлечено множество высокопоставленных политиков. В тот момент, когда казалось, что Кефовер совершает политическое самоубийство, из тени появился Энслинджер. 6 июня 1950 года на закрытом заседании Комитета Кефовера Энслинджер представил каждому из членов по экземпляру копии Книги Мафии. Когда сенаторы увидели, что огромное количество имен на этих страницах принадлежали людям итальянского происхождения (или они принадлежали к другим нежелательным национальным меньшинствам, часто объединенных в союзы), они испытали облегчение. Представители высшего слоя не относились к водителям грузовиков, портовым грузчикам, официантам. Их классовые различия делали возможным признание ими предположений Энслинджера о контроле Мафии над преступностью в Америке через торговлю наркотиками между штатами при помощи владельцев и водителей грузовиков, а международная контрабанда наркотиков, видимо, осуществляется с помощью рыбаков и грузчиков. (7)
Далее Энслинджер представил свою позицию, предложив сделать агентов ФБН экспертами в каждом городе, который планировали посетить члены Комитета, что должно было компенсировать отсутствие поддержки ФБР. Он предложил добровольное сотрудничество своего главного агента Джорджа Уайта, который покинул свой пост руководителя отдела в Сан-Франциско в июне и занял резиденцию в Нью-Йорке (в мае ее покинул Гарленд Уильямс, занимавший должность главы нью-йоркского отдела ранее). В ожидании этого назначения Уайт присоединился к штабу Комитета Кефовера как постоянный консультант, он сопровождал следователей в Канзас-Сити по всей сети торговцев наркотиками во все потайные места организованной преступности.
Вместе с суперагентом ФБН Джорджем Уайтом, задававшим тон расследованию, Комитет предъявил доказательства (раннее предоставленные ФБН и разведывательным отделом IRS) совместного финансового предприятия, затрагивающего наркоторговлю, азартные игры и трудовой рэкет. По подсказке Энслинджера Комитет предоставил улики, продемонстрировав обществу окончательный вердикт: Мафия (параллельно с коммунизмом) является центром международного тайного заговора, который контролирует преступность в крупнейших городах Америки. Но это было неожиданным выводом для Энслинджера, как его удивило и то, что Комитет поручил провести обстоятельное тайное расследование ФБН, что провоцировало столкновение с ФБР и ЦРУ и навсегда изменяло природу войны с торговлей наркотиками.

СЛУШАНИЯ КЕФОВЕРА

Слушания Кефовера начались летом 1950 года. Журналист Дрю Пирсон, процитировав Энслинджера, охарактеризовал Мафию как пятьдесят человек во главе с Лаки Лючиано; все, кроме одного (Мейера Лански), были итальянцами. Критики тут же назвали это абсурдом. Энслинджер представил список лиц и доказывал свою точку зрения. Возглавляли список Комитета на публичных слушаниях, которые собрались в начале 1951 года в Нью-Йорке, Фрэнк Костелло, так и не явившийся по вызову, - как планировал Главный советник Комитета Рудольф Хэли, - и старый противник Энслинджера по Проекту Лючиано, бывший мэр Уильям О’Двайер. (8)
На протяжении всех слушаний Кефовера Энслинджер и Уайт задавали им тон, а агенты ФБН были постоянными участниками расследований Комитета. На публичных слушаниях по всей стране агенты ФБН объясняли, как организована Мафия, каким образом отмываются деньги, направляемые в легальный бизнес, как через проценты от азартных игр финансируется торговля наркотиками. В июле в Канзас-Сити агент ФБН Клод Фоллмер описывал Чарльза Бинаджио (Комитет планировал вызвать его в качестве свидетеля, но он был убит тремя месяцами ранее) как одного из городских политических боссов и доказанного члена Мафии. Фоллмер указал на итальянский след в махинациях Пендергаста через главных руководителей наркосиндиката Ника Импостато, а также нью-йоркских семей Маньяно и Профаци. Он объяснил, как Канзас-Сити получал французский героин через Тампу и Гавану, несколько драматизируя серьезность ситуации, рассказав также об убийстве Карла Карамуссы.
Уайт содействовал делу Фоллмера, подтверждая связь боевика Маньяно Джо Адониса с Фрэнком Костелло. Он представил документы, связывающие царя игорного бизнеса Фрэнка Эриксона с Демократической партией, легальными организаторами азартных игр и политиками во Флориде, таким образом, проложив дорогу Комитету по слушаниям в Солнечный штат. Было продемонстрировано, что Адонис, Эриксон и Лански инвестировали деньги бандитов в отели, легальную инфраструктуру штата и незаконные букмекерские предприятия. Санто Траффиканте в Тампе в течение двадцати лет подозревался в четырнадцати убийствах, включая убийство Джеймса Лумиа (другого потенциального свидетеля, которого планировал заслушать Комитет) в июне 1950 года. Шеф полиции Тампы рассказал Комитету, что Мафия применяет стандартную процедуру убийства, которая включает приглашение наемных убийц из других городов, при этом труп жертвы сложно было идентифицировать.
Слушания в Новом Орлеане определили Карлоса Марчелло как главного жулика в преступном мире южных штатов. Агент ФБН Томас Е. Макгуайр (ветеран расследования дела Ротштейна, известного своим костюмом в шотландскую клетку и зелеными носовыми платками Келли) связывал Марчелло с Траффиканте и Фрэнком Костелло, а также с политическими оппонентами конгрессмена от Луизианы Хейла Боггса.
Но наиболее сенсационные разоблачения были сделаны Уайтом в связи с его заявлением о том, что был «построен трубопровод» во «внутренний круг» четырех боссов Мафии (Нью-Йорк, Лос-Анджелес, Канзас-Сити и Чикаго), «которые отдавали приказы об убийствах преступников, причем оказывалось давление на методы совершения убийств по законам Мафии». (9) Убийства Бинаджио и Лумиа (оба были приглашены Комитетом, чтобы давать показания), были интерпретированы Комитетом как неопровержимые доказательства существования как группы наемных убийц, так и самой Мафии.
Наконец, в конце сентября 1950 года Комитет приблизился к Чикаго. Группа наемных убийц нанесла удар, уничтожив бывшего капитана полиции Чикаго Уильяма Друри за несколько дней до дачи им показаний перед Комитетом. В 1947 году он арестовал трех подозреваемых в убийстве Джеймса Рагена и публично связал их с одним из боссов Мафии Тони Аккардо, заправляющим в Чикаго торговлей наркотиками и проституцией. Джордж Уайт был главой отдела ФБН в Чикаго во время расследования Рагена и знал, что он выявил связь между шерифом округа Кук Даном Джилбертом, известным как «богатейший шериф в Америке», с Мафией и политиками- демократами. Уайт был твердо уверен, что Друри был убит потому, что точно определил эту связь. Импульсивная, необдуманная попытка была козырем убийц Друри. Уайт допустил намеренную утечку информации в прессу относительно предварительного расследования Друри, содержание которого было бы раскрыто на тайных слушаниях. Как результат Лайт и Мортимер комментировали «Демократическая грязь в качестве официальной версии». (10)
Уайт добился своей цели в разоблачении связей преступного мира с высшими кругами Чикаго, но высокой ценой. Следующий скандал разразился вокруг сенатора- демократа от штата Иллинойс Скотта Лукаса во время выборов в ноябре 1950 года после того, как он отслужил свой срок и не был переизбран в Конгресс. Сенатор Лукас отклонил просьбу Кефовера выдать ордер на арест чикагских мафиози Тони Аккардо и Чарли Фичетти. В дополнение Уайт был отстранен от работы в Комитете и к всеобщему разочарованию заключительный отчет Комитета не содержал обещанных им разоблачений деятельности внутреннего круга Мафии.
Но что не менее важно: Кефовер предложил ФБР расследовать убийство Друри, но «Гувер нашел это дело не относящимся к юрисдикции своей агентуры». (11)
Эта неудача почти забылась в январе, когда Кефовер начал слушание в Нью-Джерси и удачно предъявил обвинение против Джо Адониса и Уилли Моретти. Адонис не смог организовать защиту в мае 1951 года и получил два года тюрьмы, а после долгих дебатов был депортирован в Италию в январе 1956 года. Прямым результатом Слушаний Кефовера стала депортация более двух десятков иностранных мафиози и натурализованных граждан. «Сумасшедший Уилли» Моретти не был столь удачливым. На публичных слушаниях, состоявшихся 13 декабря 1951года, он заявил Комитету: «Конечно, я знаю Джорджа Уайта долгое время. Джордж важная персона». Уайт вовсе не был в восторге от этого заявления, и Моретти был наказан за свою болтливость - он был убит 4 октября 1951 года в номерах Джо Элбоу в Палисейдсе, Нью-Джерси.

БОЛЬШОЙ ФИНАЛ

В начале 1951 года Комитет Кефовера разрешил полиции нравов «осуществлять контроль над доходами от криминального бизнеса несколькими официальными лицами и использовать законодательство о нарушениях морали в целом». Это означало, что местное законодательство применялось к преступлениям местного уровня, «что местные официальные лица искали компромисс между законом и реальностью, при этом более важными, чем азартные игры, ставились политические вопросы» и федеральное правительство не могло остановить это. В результате компания дискредитации Кефовера набирала обороты, неожиданно возник повод, после того, как он коснулся деятельности Мафии в Техасе, связанной с нефтепромышленником Хантом и в Луизиане - с конгрессменом Боггсом. (15) Дрю Пирсон также утверждал, что чикагский гангстер Тони Аккардо оказывает влияние на Белый дом через помощника Трумэна генерала Гарри Вогана. (16)
В марте 1951-го года цирк Кефовера приближался к Гранд Сентрал Стейшн, зарождающееся в те годы телевидение неотлучно сопровождало слушания, ожидая следующей сенсации. Слушания в Нью-Йорке не разочаровали, особенно с появлением в Виргиния-Холл бандитских курьеров и бывших покровителей Джо Адониса и Багси Сигела. Слушания в Виргиния-Холл начались с решительной речи Председателя Комитета Рудольфа Хэйлли, связавшего бывшего мэра Нью-Йорка Уильяма О’Двайера с Фрэнком Костелло.
Впоследствии перед Комитетом предстал сам О’Двайер. В 1949 году он был переизбран на второй срок, но в июне 1950 года назначен послом в Мексику. Вызванный Кефовером для объяснений его прошлой деятельности, О’Двайер завуалировано сослался на Проект Лючиано, объяснив Комитету, что Костелло помогал ему в его расследованиях для армии в период войны. Не раскаиваясь, он сказал, что был благосклонен к легализации азартных игр, ссылался на издержки, получаемые от монополизации Парком Дэвисом и Эли Лилли рынка желатиновых капсул в ущерб рабочему классу; он предложил Комитету изучить изнанку торговли на Уолл-стрит, которая ничем не отличается от получения доходов людьми в результате пари в таких спортивных соревнованиях, как скачки. (17)
О’Двайер не раскаивался в своих действиях и не помог Комитету установить связи Фрэнка Костелло. Тогда как Хэйлли систематически связывал его с Лючиано в Италии, Лански в Лас-Вегасе, Адонисом во Флориде и Фичетти в Чикаго, сомнительными техасскими нефтепромышленниками, игорными притонами Нового Орлеана, интригами внутри Таммани-Холла, и конечно букмекерами. Костелло проявлял беспокойство перед телекамерами, слушая свое обвинение. Как улику Хэйлли продемонстрировал запись разговора, где Моретти обращается к Костелло, называя его «шеф». (18)
Завершая компанию по обработке общественного мнения, начатую ФБН в декабре 1946 года, Гарленд Уильямс охарактеризовал его как «абсолютного руководителя Мафии и ее наркосиндиката». Костелло отправили в тюрьму за неуважение к органам власти. Пока он оставался в тюрьме, агенты IRS собрали факты, обвиняющие Фрэнка Костелло в уклонении от уплаты налогов, и элегантный премьер-министр Мафии без промедления был отправлен отбывать тюремное заключение в Атланту.

ПРАВДА ИЛИ ПОСЛЕДСТВИЯ

Слушания Кефовера были благоприятными для ФБН и позволили Энслинджеру в мае 1951 года доказать, что контрабанда героина «является самой большой проблемой Америки». (19) Помощник Комиссара Джордж Каннингхэм в июне обратился с заявлением о том, что ФБН нуждается в большем количестве агентов для решения этой проблемы. И на следующий день конгрессмен Чарльз Керстен представил закон, разрешающий привлечь ещё 132 агента. Каннингхэм связал подъем наркомании с чересчур либеральным законодательством, - и конгрессмен Боггс незамедлительно внес закон, увеличивающий сроки наказания за распространение наркотиков. Сенат принял закон в июле, увеличив власть ФБН и выделив средства для подготовки новых агентов. На волне общественной поддержки Женская федерация призвала ввести карантин для наркоманов, сенатор Эверетт Дирксен (R-IL) призвал ввести смертную казнь для торговцев, продающих наркотики детям, главный раввин Нью-Йорка В. Ф. Розенблюм призвал ФБН «идти к источнику», имея в виду противников Израиля - Египет и Ливан. (20)
Слушания также усилили давление на организованную преступность. Не считая осуждения Костелло и Адониса, обвинения были предъявлены Лански и его помощникам. Луччезе пустился в бега. Фил, брат Винсента Маньяно, был убит в апреле 1951 года, что Лайт и Мортимер назвали «невероятным совпадением» (21), Сэм Масео и Чарли Фичетти умерли с промежутком в неделю летом 1951 года перед их появлением в Комитете, который с мая по июль возглавлял сенатор Герберт Р. О'Коннор (D-MD) с агентом ФБН Чарльзом Сирагусой в качестве главного обвинителя.
Далеко не каждый заметил, что отличительной чертой одновременной смерти Чарльза Фичетти и Сэма Масео и убийств Джеймса Лумиа, Чарльза Бинаджио, Уильяма Друри, Фила Маньяно и Уилли Моретти было то, что все они предшествовали их вызову для дачи показаний Комиссии Кефовера. Эта самая мистическая команда убийц Мафии появилась как по волшебству Джорджа Уайта. Убийство Уилли Моретти в октябре 1951 в особенности обеспокоило и побудило эксцентричного миллионера из Нью-Джерси Кленденина Райана, финансиста из Комитета Пяти Миллионов Десмонда Фицджеральда, заявить: «Совершенно ясно: убийства предваряли дачу показаний, затрагивающих сферу азартных игр и коррупции». (22)
Наверное, Райан сомневался, что убийство Моретти было совершено Мафией. Скорее оно было совершено людьми, находящимися на государственной службе, теми, кто были охарактеризованы Комитетом Кефовера как «посредники между законом и реальностью», теми, кто мог многое потерять от показаний Моретти. Или же новыми хозяевами криминального мира, американскими разведывательными и секретными агентствами, избавляющимися от причиняющих беспокойство мафиози? Мастера шпионажа, несомненно, обладали определенными возможностями, у них имелась собственная команда наемных убийц под командованием полковника Бориса Паша, бывшего шефа контрразведки Манхэттенского проекта и коллеги Джорджа Уайта по программе ОСС в разработке «Лекарства правды». Как показали сенатские слушания в 1976 году, в марте 1949 года полковник Паш присоединился к Службе Полицейской координации, возглавив отдел из пяти человек, который занимался убийствами по поручениям ЦРУ и Государственного Департамента. (23)
Возможно, именно Паш и его команда устранили Моретти и, по-видимому, других фигурантов Проекта Лючиано, чтобы избежать утечки информации о связях Мафии со спецслужбами на слушаниях Комитета Кефовера, - в том числе, с людьми, подобными закадычному другу Кефовера Уильяму Доновану, чья адвокатская фирма обеспечивала Комитет штатными сотрудниками. Несмотря на широко распространенное мнение, эта теория имеет множество подтверждений. Как кратко сказал Сальваторе Виццини, агент ФБН с обширными связями в ЦРУ: «Начиная с 1947 года серьезных успехов у Мафии просто не было».
Мафия была серьезно подчищена после слушаний Кефовера. После того, как брат Винсента Маньяно Фил был убит и его крупнейший финансист Джо Адонис был отправлен в тюрьму, Винсент ушел в отставку и передал контроль над семьей Альберту Анастасиа. После того, как Костелло ушел со сцены, а Луччезе скрывался от преследований ФБН, Вито Дженовезе получил больше власти, чем прежде; его капореджиме Джоуи Рао и Майк Коппола установили контроль над распространением наркотиков в Гарлеме и Бронксе.
Слушания Кефовера имели негативные последствия не только для Мафии. Вызов Кефовера Национальной Комиссии по преступности привел в замешательство Дж. Эдгара Гувера. Когда в 1952 году Кефовер был объявлен кандидатом в вице-президенты, Демократы стали синонимом понятий преступность и коррупция. Слушания обернулись для них потерей мест в Сенате и поражением на президентских выборах 1952 года. После расформирования Комитета его дела были переданы Министерству Торговли, где они были преданы забвению.
Слушания нанесли определенный ущерб также ФБН. Рост общественного внимания к проблеме наркоманов породил понимание необходимости государственного контроля, и в ноябре 1951 года Трумэн сформировал Межведомственную Комиссию по наркотикам для координации федеральных агентств в новой войне против наркоторговли. Энслинджер возглавил INC, его представитель в Федеральном агентстве безопасности Оскар Юинг публично определил наркоманию «как проблему со здоровьем, имеющей отношение к общедоступной медицине». Юинг впервые в истории допустил чернокожих врачей к работе в вашингтонских госпиталях и обратил внимание на то, что чернокожие дети не получают необходимой медицинской помощи, он распорядился обеспечить медицинское обслуживание, финансируемое через социальную безопасность. АМА (Американская медицинская ассоциация) вкупе с другими его противниками и сегрегационистами с определенным успехом выступали против него и его начинаний. (24)
Юинг публично защищал лечение от наркомании как альтернативу карательной тактики Энслинджера и, таким образом, был в оппозиции властным силам, его поддерживал в этом Руфус Кинг (председатель Американской ассоциации адвокатов, ААА). Кинг и ААА выступали против окончательного приговора и развернули компанию против Боггса Билла, акцентируя внимание на том, что законодательство не совершенно, так как не делает различий между обычными наркоманами, людьми, один раз покурившими марихуану, и распространителями наркотиков из Мафии.
В ходе Слушаний выявилась и персональная неприязнь, сопровождавшая ФБН. В марте 1951 года Чарли Сирагуса вернулся в Нью-Йорк после открытия своего первого зарубежного офиса в Риме и дал показания перед Комитетом. Представленный как эксперт по Мафии, Сирагуса заявил, что Лючиано был королем Мафии в изгнании и опроверг слухи о том, что изменение его меры пресечения было результатом подкупа. Шокирующим был вызов для дачи показаний губернатора Дьюи (именно во времена правления Дьюи закипала вражда с Энслинджером). В отчаянии Дьюи «вызвал директора ФБР Эдгара Гувера и решительно заявил, что Энслинджера нужно побудить уйти в отставку с поста Комиссара по наркотикам». Но у Энслинджера имелись горячие поклонники среди Республиканцев (особенно в фармацевтической индустрии, которую поддерживало ФБН), и их одобрение было в его пользу. (25) Когда эта затея в 1954 году провалилась, Дьюи был направлен Уильямом Херлендсом (Комиссар по расследованиям штата Нью-Йорк) руководить расследованием, чтобы окончательно себя реабилитировать.

НЬЮ-ЙОРК - ЦЕНТР ОПЕРАЦИЙ ФБН И ИНТРИГ

Помимо того, что во время Слушаний Кефовера было нажито множество политических и бюрократических врагов, ФБН был причинен значительный ущерб междоусобицей среди важных персон, разгоревшийся внутри нью-йоркского офиса. Пик был достигнут в связи с привлечением к активной работе в июне 1950 года Гарленда Уильямса. Несомненно, его выбрали на смену главы отдела Джорджа Уайта. Как вспоминал агент Джордж Н. Гафни, «он развешивал фотографии своих подвигов, включая фотографию одного японца, которого он убил собственными руками в Нью-Дели. Снимки были здесь примерно две недели, потом Джордж был переведен в Бостон».
Существовало два объяснения перемещений руководства отдела. Одной из причин было недовольство Трумэна, особенно после попыток Уайта связать его с махинациями Пендергаста в Канзас-Сити. Другой причиной было беспокойство Гувера все более возрастающими дружескими отношениями Уайта с ЦРУ. Но последней каплей было вето, наложенное Дьюи, который обвинил Уайта в продолжение расследования скандала, связанного с Лючиано. Уайт, будучи важной фигурой, проигнорировал это. Энслинджер стремился избежать конфронтации со своим противником и высоко оценивал Уайта. Он предложил ему должность главы округа в Бостоне. Исключительность агента Уайта была неоспорима. Взамен он сохранил свою квартиру в Нью-Йорке и передал дела Ньюболду Моррису, функционеру Рабочей партии, который служил помощником Генерального Прокурора по организованной преступности с февраля по апрель 1950 года, когда Гувер быстро прекратил свое расследование. Перед Уайтом выросли большие перспективы, и он, подписав контракт с ЦРУ, начал работу над секретным проектом, связанным с LSD, который впоследствии стал предметом множества дискуссий. Соглашение с ЦРУ предоставляло Уайту возможность развернуть операции в Нью-Йорке, к ужасу Джеймса Клемента Райана, который был назначен на должность главы отдела ФБН в Нью-Йорке.
Бывший офицер Корпуса Морской пехоты, Райан вышел из агентов-ветеранов с большим послужным списком, включавшим расследования в Латинской Америке. Но основную часть своей карьеры он сделал в Нью-Йорке, где опекал ирландскую общину через ее духовного лидера, кардинала Спеллмана, имел множество друзей в Департаменте полиции Нью-Йорка. Один из его коллег, Джордж Гаффни, описывает его как «замечательного агента, честного, порядочного и уважаемого всеми человека» и говорит, что Райан вызывал восхищение у всех коллег своей талантливостью. Другой агент сравнивает его по внешнему виду и стилю с Джоном Уэйном и добавляет, что он был последним руководителем отдела в Нью-Йорке, пользовавшимся большой популярностью.
Когда Райан принял руководство отделом, в Нью-Йорке работало примерно 60 агентов, что составляло треть всех действующих оперативных сил ФБН. В самом офисе было четыре группы наблюдения, согласительный отдел и три группы для Специальных расследований, под управлением агентов ЛеРоя Моррисона, Прайса Спиви и Дж. Рэя Оливейры. Другая группа, которую возглавлял Джо Амато, занималась деятельностью Мафии и ее международными связями. По одному агенту находилось в филиалах в Буффало, Ньюарке и Паттерсоне (Нью-Джерси), последний был открыт Энслинджером по персональному распоряжению члена палаты представителей Гордона С. Кенфилда, председателя Комитета по ассигнованиям.
Наиболее выдающимися членами райановской «Кельтской клики» были Чарльз Дж. «Пэт» Уорд (руководитель наблюдательной группы 3), Патрик П. О'Кэрролл, Бенджамин Фицджеральд, Джордж Гафни, Джон Т. «Джек» Кьюсак, Томас «Старый Том» Даген, и ЛеРой «Рой» Моррисон, единственный агент не китаец, работавший с тьонгами в Нью-Йорке, независимо от Джорджа Уайта. Фицджеральд, как утверждали, был доверенным лицом Райана. Известный своими очками в роговой оправе и румянцем на лице, «Фиц» часто проводил совещание с Райаном в местном салоне, где они обсуждали всевозможные слухи и проводили время за игрой в долларовый покер. Упрямый Уэлшмен из Кухни Дьявола, Пэт Уорд был шефом-лейтенантом Райана, он знал всех детективов, занимающихся наркотиками в городе, а также наркоторговцев по именам и внешности, управлял из офиса наиболее важными расследованиями. Макси Родер - немецко-американский агент, который находился в Нью-Йорке с тех пор, как служил в наркодивизионе полковника Натта, был связующим звеном между Райаном и капитанами округов полицейского департамента Нью-Йорка и основывался на его превосходстве, посещал офис ирландского тотализатора на скачках.
Ключом к успеху Райана явилось установление отношений с отделом по наркотикам Полицейского департамента Нью-Йорка, который обладал властью выдавать ордера на обыски, делился с Райаном своими многочисленными информаторами, а заодно и своими связями в телефонной компании и в офисе Окружного прокурора. В свою очередь Райан предлагал городскому наркодивизиону последние технологии в области слежки и звукозаписи, а также разведывательные данные о национальной и международной активности наркоторговцев.
Проблема заключалась в том, что райановская «Кельтская клика» была равнодушна к представителям других этнических групп, что вызывало обиды и приносило разочарование. Ховард Чэппелл пишет: «Это означало, что агенты, являющиеся ирландскими католиками, были предпочтительнее других. Они обычно выражали недовольство, когда на время своего отсутствия Гарленд Уильямс назначал Ирвина Гринфилда исполнять обязанности главы округа».
Чэппелл (он прибыл в Нью-Йорк в 1949 году и служил в группе наблюдения у Сэма Левина в течение 1951 года) в качестве примера их работы приводил дело Эллсворта Р. «Бампи» Джонсона, крупнейшего распространителя героина в Гарлеме. Имея Мейера Лански в качестве консультанта, Джонсон занимался всевозможным рэкетом в 1930-х годах, но когда его противники поставили под сомнение его власть, он стал распространять наркотики, которые получал от Мафии. Его снабжал героином Джоуи Рао - капореджиме Вито Дженовезе. В 1951 году черный агент Билл Джексон сделал две подставные покупки у Бампи, в то время как Чэппелл прикрывал его под руководством Сэма Левина. Но Райан дал возможность Пэту Уорду и Джорджу Гафни произвести арест, тем самым, подорвав доверие к себе.
Хотя недовольство фаворитизмом раздражало, основной головной болью Райана был Джордж Уайт. Уайт имел обширную сеть информаторов в Нью-Йорке, и его частные расследования часто сбивали с толку Райана. Плохо было то, что Уайт посылал ядовитые письма Энслинджеру, распространяя слухи про Райана и членов его внутреннего круга, в частности - обвиняя их в коррупции. Источниками сплетен Уайта была его собственная клика агентов, включавшая тех, кто укрывался в Чайна-тауне и Маленькой Италии, работавших в широком диапазоне отряда Джо Амато, занимавшегося Мафией.
Главным членом клики Уайта был Прайс Спиви. Типичный представитель американского Юга, Спиви начал тайную работу в Нью-Йорке вместе с Уайтом перед войной, во время войны он в армейской разведке отслеживал дельцов черного рынка во Франции, после возвращения на работу в ФБН Спиви занимался специальными расследованиями (SE226), сосредоточившись на контрабандных операциях Гарольда Мелтцера из Мексики. В октябре 1950 года его участие в этом деле едва не прекратилось, когда Спиви со сломанной ногой, с семью переломанными ребрами был брошен бандитами на дороге возле Атлантик-Сити. Несмотря на это, после трех недель критического состояния, он вернулся к активной деятельности, и в марте 1951 года снова погрузился в дела. Мелтцеру был вынесен приговор в Калифорнии, его нью-йоркский компаньон Джон Орменто был осужден только на два года. Не попали под суд только сообщники, включая Мейера Лански и Микки Коэна в Калифорнии.
Одной из задач офиса в Нью-Йорке стало отслеживание скрывающихся от суда участников дела Мелтцера. Во главе списка был Фрэнк Торнелло, крупный торговец наркотиками, чей арест мог привести к краху всей послевоенной французской сети наркоторговли и обеспечил быстрый успех агента Джорджа Гафни.
Выпускник Военно-морской Академии Гафни служил штурманом на линкоре «Миссури» во время войны. Но его основное призвание состояло в разведывательной работе, так он и объяснил при увольнении в 1949 году и, основываясь на коротком знакомстве с адмиралом Роско Хилленкоеттером, первым директором ЦРУ, поступил туда на службу. Хилленкоеттер, однако, разочаровал Трумэна, и после его ухода Гафни обратился с заявлением об отставке. Уйдя из ЦРУ, он обратился в ФБН, и в1949 Гарленд Уильямс принял его на работу. Чарли Сирагуса был его первым руководителем группы, а Пэт Уорд стал его главным партнером по группе № 3. В 1950 году он обучался в Школе расследований в Кэмп Гордоне, после своего возвращения был направлен в группу №1, которую возглавлял Ирвин Гринфилд, и начал выслеживать Фрэнка Торнелло.
Партнер Гафни в деле Торнелло, Майк Пицини, был немного старше его и имел собственную марку в качестве агента под прикрытием, который делал закупки в Лос-Анджелесе у Вакси Гордона (настоящее имя Ирвинг Векслер), печально известный торговец наркотиками ещё с 1917 года!
Присоединение Пицини к ФБН достойно описания, для этого проиллюстрируем его путь с 1940-х. Начав свою карьеру в армейской контрразведке, Пицини оканчивает Юридическую школу при университете Ратджерса, затем начинает работу в качестве юриста в Кэмдене (Нью-Джерси). Однажды он, предъявляя рецепт для юриста в местной аптеке, был замечен Джо Брански, главой отделения ФБН в Филадельфии. Брански руководил инспекцией, проверяющей соответствие продажи лекарств закону. Пицини настолько был внешне похож на типичного мафиози, что Брански предложил ему работу.
Пицини предложение принял, и после короткого ознакомительного периода был направлен в Вашингтонский оперативный отдел, где под руководством Мэла Харни он был послан в Лос-Анджелес для разработки Вакси Гордона вместе с руководителем округа в Сан-Франциско Эрни Джентри. Представившись гангстерами с Восточного побережья, Пицини и специальный сотрудник Джон Питта (бывший распространитель наркотиков Мафии), работали над этим делом восемнадцать месяцев. Пицини говорил с гордостью: «Только двенадцать из нас делали эту работу, находясь под прикрытием, трое итальянцев: я, Тони Зирилли и Бенни Покороба, - остальные были черные».
Когда Гордон был арестован, Пицини выследил Фрэнка Торнелло в Нью-Йорке. Хотя глава округа Райан и не горел желанием допускать Пицини из Вашингтона в сферу своего влияния для независимого расследования, он вызвал Гафни и других оперативников и приказал им оказать помощь Пицини и арестовать Торнелло. Гафни вспоминает: «Торнелло был торговцем подержанными автомобилями, последнее время его видели за рулем Кадиллака Седана 1946 года. Я знал номер этой машины и известил об этом семь штатов и Канаду, но, в конце концов, я нашел его в коктейль-холле бара в Истчестере, штат Нью-Йорк, в январе 1952 года».
«Что?» - воскликнул Пицини с притворным недоверием, когда говорил об апокрифическом успехе Гафни в деле Торнелло. «Правда, - продолжил он, - эти несколько парней, вошедших в клуб в Истчестере, увидели лицо Торнелло в журнале «True Detective». Это было наградой за обильную информацию, способствовавшую его аресту, которую собрал редактор Рене Бюзе. Джордж Гафни был другом Бюзе, в пятницу накануне он рассказал ему о том, что Торнелло бывает в этом клубе. Джордж рассказал мне, и мы согласились подождать до понедельника, чтобы взять его. Так что же случилось? - Пицини засмеялся. - Было достаточно легко взять его в то время, когда я был дома, навещая свою жену в Нью-Джерси в выходные».
Пицини, как и Гафни, был удовлетворен успешной карьерой в ФБН, сделав себе имя в деле Гордона; его не волновало то, что Гафни заявил о своих правах в деле Торнелло, несмотря на то, что этот эпизод занижал его заслуги, его отвагу и успех могли подтвердить другие агенты ФБН. В то же время дело Торнелло было больше, чем просто средством продвижения по карьерной лестнице Гафни. После ареста Торнелло он принялся за расследование на важнейшем французском направлении.
Между тем агент Генри Джордано, работавший по делу о французской сети в Канаде, произвел закупки у Джорджа Маллока, крупного наркоторговца, работавшего с Мафией и французскими поставщиками в Канаде. В это время Джордж и его брат Джон Маллок исчезли до ареста Монтье. Энслинджер восхищался стилем Джордано и проявлял персональный интерес к его карьере (некоторые сплетничали о том, что мать Джордано была важной персоной в Республиканской партии), предложив ему должность агента по поручению в Миннеаполисе в 1952 году и главы округа в Канзас-Сити в 1954 году.
Двумя годами позже произошел удачный поворот судьбы, открывший двери в штаб-квартиру. В 1956 году Ирвин Гринфилд работал в должности главы округа в Балтиморе и волей судьбы стал оперативным управляющим Энслинджера. Но у его любимого младшего брата внезапно произошел роковой сердечный приступ. Грини был опустошен и оставил свой пост по болезни. На время его отсутствия работу поручили Джордано. Он останется в штаб-квартире вплоть до конца своей карьеры, пользуясь благосклонностью Энслинджера, приспосабливаясь к его спартанскому стилю руководства и участвуя в военном походе против марихуаны. Фармакологическое образование Джордано располагало к нему Энслинджера и давало возможность предоставлять конгрессменам необходимые пояснения, почему метадон не может считаться лекарством от наркомании.
После того, как в 1962 году он стал Комиссаром по наркотикам, Джордано пытался продолжать политику Энслинджера. Но политика была достаточно старой, и ему приходилось использовать свою харизму, оставив в покое энслинджеровскую изящную мистификацию. Через шесть лет ФБН под руководством Джордано постепенно кануло в лету.
Но подобный итог был делом далекого будущего. В 1951 году для ФБН были славные дни, во многом благодаря соперничающему с Джордано несравненному Чарли Сирагуса.


7
КОНТИНЕНТАЛЬНЫЕ ПРЫЖКИ


«В конце концов, это стало маленьким преступным подпольем»
Морис Хельбрант, «Наркотический агент»

Между тем ФБН сосредоточило свои немногочисленные международные силы на контрабандных операциях Мафии за пределами Мексики. Фрэнк Коппола и его помощник Сэм Каролла планировали операции на Сицилии и расширяли дела за пределами Европы, так как Лаки Лючиано и его окружение из депортированных мафиози находились в Риме. Мейер Лански между тем постепенно вкладывал средства в сферу проституции, азартных игр и в наркобизнес на Ближнем Востоке. Вместе с двумя корсиканскими криминальными авторитетами - Марселем Франциски в Марселе и Джо Ренуччи в Танжере, лейтенанты, подчиняющиеся им, контролировали торговлю наркотиками в Средиземноморье и устанавливали связи с Восточной Азией. Результатом было появление белоснежного французского героина, легкодоступного через мафиозных дилеров для большого числа покупателей на американских улицах.
Учитывая изобретательность в международной контрабанде наркотиков, приходилось сочетать запросы Энслинджера и возможности влияния ФБН дома и за рубежом. Политическая обстановка, в особенности в Италии, располагала к этому. Угроза исходила от коммунистических движений в Югославии, Албании и Греции, Ватикан молил о помощи, и американские католические епископы отреагировали созданием Комитета Спасения Европы; Государственный Департамент передал миллиард долларов в качестве чрезвычайной помощи Христианским демократам в Риме. Когда коммунисты начали организовывать итальянских крестьян для подготовки к всеобщим выборам в 1948 году, секретарь по безопасности Джон Форрестол приказал ЦРУ обеспечить поставки американского оружия Итальянской армии, Королевской службе контрразведки и Корпусу карабинеров. Как заявляли итальянские левые, бывший шеф ОСС Уильям Донован также передавал оружие и пропагандистские материалы для особых отрядов, включавших в себя фашистов и мафиози, в том числе и Сальваторе Джулиано и Фрэнка Копполу, действовавших под защитой местной полиции.
Для отражения советской экспансии и защиты американских инвестиций в Европе, Конгресс принял План Маршалла, который предлагал помощь в размере нескольких миллиардов долларов для поддержки стран, настроенных антикоммунистически. Защищая эти солидные инвестиции, 19 декабря 1947 года собрался Комитет по национальной безопасности, отдавший распоряжение ЦРУ развернуть полномасштабную компанию экономической, политической, психологической войны против Страны Советов. В июле 1948 года Советы ответили блокадой Берлина. Холодная война неумолимо приближалась. Азиатский штамм вируса Холодной войны вырвался в октябре 1949 года с образованием Китайской Народной республики и разгорелся горячей Корейской войной в июне 1950 г.
Возрастание американского влияния за рубежом в ФБН сочли благоприятным для создания своей постоянной заграничной базы. Энслинджер полагал, что коммунисты и наркоторговцы тайно подрывают американскую безопасность, распространяя наркотики. Он стремился расширить влияние ФБН по всему миру, прежде всего в Европе и в Азии.

ЕВРОПЕЙСКИЙ ПЛАН

25 февраля 1947 года Энслинджер сказал Рею Ричардсу из «Детройт Таймс»: «Мафия приобретала наркотики в большом количестве, используя мародеров в хаосе последних недель европейской и азиатской войн». (1) И это была правда. Черный рынок переживал бум в послевоенной Европе, наркотики были одним из наиболее ценных товаров, появлявшихся на этом рынке. Центром торговли была Германия, потому что Немецкий медицинский корпус оставил большие запасы кокаина в Гармише (город к югу от Мюнхена, в зоне американской оккупации). Группа бывших польских военнопленных обнаружила эти запасы и продала их в Италии и во Франции в 1946 году. Другие наркоторговцы, как и следовало ожидать, потянулись в Гармиш следом за поляками, и через два года он стал центром трех важнейших групп наркоторговцев. Немец китайского происхождения по имени Лео был одним из них, он переправлял героин в Больцано (Италия). Другая группа была основана Лаки Лючиано и базировалась в отеле «Белая лошадь» в Гармише, месте постоянных сборищ криминальной и шпионской публики. Действовали они через своего представителя Рино Сан Галли. Польские контрабандисты, просочившиеся туда, поставляли кокаин через Бари (Италия) в Каир. (2)
Расследование CID (армейской контрразведки) доказало, что в наркоторговлю в Гармише было вложено 3 миллиона $ из тех, что были украдены американскими офицерами из Рейхсбанка. Но высшее командование армии США препятствовало расследованию контрразведки на том основании, что оно разрушало положительный образ «хороших американских парней». В эти дни армейская контрразведка утверждала, что не имеет «бумаг», подтверждающих расследования, связанных с наркотиками с 1945 по 1948 годы. (3)
Проблемы имиджа армии достигли критической точки в декабре 1947 года, когда Гюнтер Райнхардт, сотрудник армейской контрразведки, раскрыл участие офицеров контрразведки в контрабанде наркотиков, организованной Губертом фон Блюхером, богатым влиятельным баварцем. Блюхер, бывший офицер германской разведки, в апреле 1945 года помог двум американским полковникам похитить золото на 15 миллионов долларов из отделения Рейхсбанка в Гармише. Это было прибыльным предприятием, позволившим фон Блюхеру стать главным акционером «Пан-Американ Эруэйз» и успешным сценаристом в Голливуде после своего отъезда в Аргентину, а позже, в 1951 году, в Калифорнию.
Идеалист Райнхардт показал материалы своих разоблачений в коррупции и торговле наркотиками помощнику секретаря армейского командования Гордону Грею, но Грей, будучи реалистом, не горел желанием поднимать скандал, в который вовлекались контрразведка и фон Блюхер. Одна из наиболее значительных фигур в мире шпионажа, Грей, несомненно, опасался, что это опрометчивое расследование участия в наркоторговле американской армии и бывших нацистских офицеров подвергнет опасности операцию «Бладстоун», осуществляемую разведкой США с целью перемещения нацистских ученых и шпионов в США, Канаду и Южную Америку. Таким образом, Райнхардт был отстранен от дел. Генерал Люциус Клэй (глава военной администрации Западной Германии) распорядился прекратить Гармишское дело 1марта 1948 года, несмотря на то, что к ужасу американцев эта история попала в восточноевропейскую коммунистическую прессу. Энслинджер был в курсе всех этих дел и немедленно направил в Германию Чарли Дайера, чтобы привести дела в порядок. Представившись в офисе генерала Клея как офицер по контролю над оборотом наркотиков, Дайер отправился в Гармиш в марте 1948 года, чуть позже закрытия дела генералом Клеем, а 3-го марта 1948 он докладывал Энслинджеру, что коммунистическая пресса перепечатала из газеты «Нью-Йорк Геральд Трибьюн» от января 1948 года статью, в которой репортер Эд Хартрич называет «состоятельного баварца» «руководителем группы наркоторговцев». (4) Коммунисты копнули глубже и выяснили, что эта группа финансировалась украденными из Рейхсбанка деньгами и включала бывшего шефа Гестапо Эрнста Кальтенбруннера, занимавшегося отправкой бедных немецких девушек в бордели Южной Америки.
Дайер докладывал о том, что фон Блюхер был осведомлен об этом, возглавляя наркогруппу. Позже, в октябре 1948 года, договорившись о приобретении швейцарского паспорта, наци бежал в Аргентину. Далее Дайер докладывал, что польские и китайские торговцы наркотиками продолжают свои операции в Гармише, а Гамбург становится новым центром наркотической активности в Германии. В заключении он попытался вести дело польских торговцев кокаином, но армейская контрразведка США перестала снабжать его деньгами. Его информатор винил в этом CID, опасавшуюся выяснения всех подробностей Дайером, что означало бы конец их карьеры. (5)
Райнхардт попытался искупить свою вину, написав в 1953 году книгу, в которой утверждал, что бывший агент Гестапо Ирмгард Биддер была также советским агентом, руководившим китайскими коммунистическими наркоторговцами в Европе после войны. Он полностью игнорировал Гармиш, утверждая, что тонны опиума из Китая поступают восточногерманским фармацевтическим фирмам, где перерабатываются в героин. Он говорил, что советские агенты снабжают Лючиано в Италии и что фрау Биддер имеет 4000 агентов, выполняющих ее приказы, включая бывших нацистов, работающих на Советы в Аргентине. Таким образом, история была переписана. (6)
Энслинджер знал, что гармишские наркоторговые операции в течение трех лет контролировались офицерами американской контрразведки в сотрудничестве с группой бывших нацистов, что проценты от этих сделок направлялись на финансирование операции «Бладстоун», благодаря которой фон Блюхер отправился в Аргентину. Но было бы бюрократическим самоубийством раскрывать эти факты, а вот миф о том, что Лючиано снабжают наркотиками Советы и китайские коммунисты как нельзя лучше подходил американской пропаганде.
Ситуация в Азии требовала спокойного подхода.

ЛИКВИДАЦИЯ ОБОРОНЫ НА ДАЛЬНЕМ ВОСТОКЕ

Энслинджер знал, что китайские националисты развернули контрабанду наркотиков в Гонконге, но не хотел повторять судьбу Джона Сервиса или Гюнтера Райнхардта, предоставляя неопровержимые улики о гоминдановской торговле наркотиками. Тогда он выдвинул, выражаясь словами историка Уильяма О. Уокера III, «стратегию уклонения от обороны». (7)
Уклонение заключалось в предоставлении прессе недостоверной информации в чередовании с обвинениями. После того, как Китайская Народная республика запретила выращивание опиума в ноябре 1950 года и начала штрафовать нарушителей, Энслинджер организовал кампанию дезинформации, получаемую от представителя Тайваня в ООН Хсиа Чинлина. В 1952 году Хсиа утверждал в ООН, что коммунистические военные власти содержат фабрики по очистке наркотиков в Китае и производят до 300 фунтов морфина в день, который затем отправляется через весь Китай к юго-восточной границе. Имея в помощниках представителя генерала Тай Ли в Китайском посольстве в Вашингтоне, он был хорошо осведомлен о маршрутах наркоторговли.
Эти вызывающие сомнения сведения Гоминдана подкреплялись докладами агентов ФБН Билла Толленджера и Спира, что согласовывалось с целями Энслинджера. Сначала их послали в Японию для организации отделов по наркотикам вместе с японской полицией, однако их миссия изменилась в 1949 году после того, как националисты проиграли войну. В этом году при помощи CID агенты ФБН впервые услышали о коммунистической героиновой лаборатории в Тяньцзине, а в 1950 году, уже при помощи ЦРУ, они выявили связь между распространителями наркотиков из числа коммунистов в Японии и Китае. Как утверждалось, ими руководили Советы. С точки зрения Райнхардта, в 1953 году этот круг включал японских военнопленных. Во время своего заключения в Северной Корее и Китае японцы якобы подверглись промыванию мозгов нечестивыми Советами и по возвращении в Японию сформировали группу продаж, распространявшую китайские коммунистические наркотики ничего не подозревающим американским солдатам, финансируя, таким образом, активистов коммунистической партии.
Джек Пруитт, агент CID, вспоминал, как работали торговцы наркотиками: «Мы впервые услышали об этом, когда японские солдаты покидали Шанхай, где мы устанавливали доверительные отношения с континентальным Китаем. Тайваньские суда, которые поставляли материалы, необходимые для восстановления Японии, особенно сахар, зерно, строевой лес и сталь, всегда останавливались в Шанхае, где на них загружались контрабандные наркотики».
В то же время Энслинджер знал, что большие партии опиума из Ирана, Таиланда, Лаоса и Бирмы поступают на рынок Восточной Азии не только через китайских националистов. После своего визита в Сайгон агент Толленджер докладывал, что опиум «представлял важнейший источник доходов» для французов. (8)
Это было политически некорректно, но честно укрепляло энслинджеровскую стратегию «избегания обороны». С началом Корейской войны и после того, как сотрудники ЦРУ перебрались с континента на Тайвань, Спир и Толленджер покинули этот регион. Отсутствие новостей - тоже хорошие новости. Пройдет десять лет, прежде чем агенты ФБН вернутся сюда на постоянную работу.

БОЛЬШОЕ ПРИКЛЮЧЕНИЕ ДЖОРДЖА УАЙТА

С Ираном и Дальним Востоком связаны определенные ограничения для разведывательных служб, ФБН обратило свое внимание на операции, которые, как утверждалось, контролировались Лаки Лючиано в Риме, турецкий морфин и опиум контрабандой поступали в Италию через Югославию, а во через Ливан - во Францию. Чтобы получить информацию об этих операциях и понять, что можно сделать, Энслинджер решает послать Джорджа Уайта и Гарленда Уильямса в несколько стран Европы и Ближнего Востока. Он ставил цель основать постоянный офис в Европе под предлогом расследования, чтобы агенты ФБН (Джордж Уайт) могли проводить тайные операции в Европе, а также (Уильямс) могли убеждать руководящие органы национального здравоохранения и полиции стран, производящих опиум, сломить торговцев наркотиками и не поддерживать Россию. В марте 1948 года Комитет Конгресса по ассигнованиям выделил необходимые средства, и Энслинджер смог послать Уайта, а через несколько месяцев и Уильямса выполнять свои задания.
Континентальный прыжок Уайта начался в Нью-Йорке. Представившись торговым моряком, он нанял опиумных торговцев Айвена и Катину Додиг, чтобы они связали его с турецким поставщиком по имени Сев Далгаркиран. Затем Уайт отправился морем в Стамбул.
Недостаток плана Уайта через несколько лет раскрыл Говарду Чэппеллу Джесси Джексон, профессиональный карманник и информатор ФБН, он был контактом Уайта с Додигами. Он не знал, что Уайт был секретным агентом, работающим под прикрытием до того, как он напился. Он обыскал его карманы и нашёл там полицейский значок. Джесси предупредил Додигов и только ради забавы они решили послать Уайта. Они, как обычно, договорились обо всем, но при этом предупредили Далгаркирана, что Уайт - федеральный агент. На заранее подготовленной встрече в Стамбуле Далгаркиран разоблачил его фальшивую роль и взял его в заложники. Но Уайт фантастическим способом бежал и вернулся с отрядом стамбульской полиции, захватившей злодеев и обнаружившей их наркотики. Эта его выходка была описана в газете «Нью-Йорк Таймс». (9) Затем он отправился в Бахрейн, «добывать факты» о возникшей на Ближнем Востоке преступности, затем он отправился в Марсель, где, согласно репортеру Элу Остроу из «St. Louis Post Dispatch», «он изучал информацию о портовых ныряльщиках в связи с ресурсами наркотиков, приготовленных к отправке в Америку. Он рассказал о своих находках французской полиции, и они произвели аресты по его наводке». (10)
В телеграмме, направленной Энслинджеру 22 июня 1948 года, Уайт в сжатых фразах сообщил, что он работает вместе с французским наркоагентом Робером Паскве, а также что он приобрел «четверть килограмма героина у трех инодокитайцев и одной белой леди, арестовав их». Уайт доложил, что ситуация «стала понятной», что индокитайцы в Марселе «прибрали к рукам значительную часть турецкой опиумной торговли, посылая опиум через китайских моряков». (11)
Несколько дней спустя в Триесте Уайт совещался с агентом CID Генри Л. Манфреди о наркооперациях Лаки Лючиано в Италии. Манфреди впоследствии начал свое собственное расследование. 6 октября 1948 года он определил местонахождение партии опиума, морфина и кокаина около Бад Ишля (Австрия). По всей вероятности, этот груз был отправлен из Гармиша. Удивившись тому, что разведка прикрывала операции наркоторговцев, Манфреди присоединился к ФБН и к ЦРУ. (12)
Из Триеста Уайт отправился в Рим, где встретился с Уильямом Донованом. Его заданием был сбор информации о наркотической активности Лаки Лючиано, необходимо было через Донована установить контакт с местным отделением ЦРУ. Уайт проник в сеть Лючиано и продал двадцать килограмм героина для распространения Нику Ди Марцо, члену семьи Дженовезе, имеющему связи в Техасе, Чикаго и Калифорнии. (13) Через Ди Марцо Уайт также выяснил, что основным поставщиком наркотиков для Лючиано является Пол Гамбино в Палермо, он стал планировать поездку в Палермо для расследования. Но Ди Марцо знал, что Уайт является агентом ФБН, и раскрыл его. Так что Уайт путешествовал дальше вместе с итальянским полицейским информатором в Геную, имея при себе пистолет, полученный им от «человека из ЦРУ». (14)
Согласно журналисту Майклу Стерну (другу Уильяма Донована), Уайт и его итальянский информатор имели легенду, выдавая себя за «итальянских представителей торговой фирмы с Уолл-стрит». После встречи с Лючиано в Риме они отправились в Геную, куда поступали контрабандные наркотики из Китая «как транзит товаров». (15) Несмотря на то, что Уайт был неспособен вести какое-нибудь дело, его миссия имела огромный пропагандистский успех: Стерн докладывал, что группа Лючиано получала наркотики из коммунистического Китая, и к этому делу Уайт привлек левый Национальный Союз моряков, обвиненный в наркоторговле.
Вернувшись домой в Сан-Франциско, Уайт купил за 600 долларов партию опиума у разных поставщиков и провел неделю со своими помощниками в Лос-Анджелесе, где он договорился о приобретении опиума у Франсиско Лавата, главного представителя Мексиканской гражданской авиационной администрации. (16) Уайт отправился в Мексику, чтобы помочь провести арест, а по возвращении получил хорошо оплачиваемую должность главы отдела в Сан-Франциско.
Эксцентричные поступки Уайта в Турции, Франции, Италии и Мексике создали ему благоприятную общественную репутацию, а благодаря ему - и ФБН. Он получил Премию за гражданскую службу, присужденную министром финансов Джоном Снайдером в конце 1948 года. Но многое из его паблисити базировалось на фабрикациях, благодаря репортеру Эл Остроу, назвавшего его «одиноким волком». На самом деле Уайт активно привлекал иностранных полицейских, а позднее и ЦРУ в каждом из своих дел. Это показало важность экстренного содействия и подтолкнуло Энслинджера к решению направить Гарленда Уильямса с инспекцией в Европу и на Ближний Восток в качестве подготовки для основания постоянного офиса.

ИНСПЕКЦИЯ УИЛЬЯМСА

Осенью 1948-го и в начале 1949 года Уильямс посетил Иран, Ирак, Сирию, Ливан, Египет, Турцию, Грецию, Югославию, Италию и Францию с целью изучения источников и маршрутов наркоторговли, а также для установления тесных отношений с каждой из национальных служб по борьбе с распространением наркотиков. Это была не легкая задача. «В Италии, - докладывал Уильямс Энслинджеру, - законодательство по наркотикам отсутствует». (17) В Египте он встретился с представителем Арабской Лиги относительно незаконной торговли гашишем; в Сирии и Ливане он совещался с официальными представителями по поводу производства гашиша. Его самым неотложным делом были встречи в Иране, который наводнял Французский Индокитай опиумом, несмотря на призывы США по дипломатическим каналам. (18)
Доклады Уильямса об Иране рисовали безрадостную картину. Крупнейшие семейства страны связывали свое будущее с опиумом, они сознательно сохраняли слабое антинаркотическое законодательство, в стране было более миллиона наркоманов. Но спецслужбы делали все возможное, чтобы сохранить власть шаха, что было важнее реформирования антинаркотического законодательства. И в апреле 1949 года буквально по пятам Гарленда Уильямса в Иран прибыла маленькая американская делегация экономических и инженерных экспертов во главе с официальным представителем Алленом Даллесом, посоветовавшим шаху игнорировать «стихийные политические или общественные протесты». (19) Шах следовал совету Даллеса, но иранский народ не желал этого, и в 1951 году к власти пришло правительство премьер-министра Мохаммеда Моссадека. Юрист, получивший образование в Европе, надеялся реформировать антинаркотическое законодательство, свергнуть шаха и национализировать Англо-Иранскую нефтяную компанию.
Политика, проводимая Моссадеком, не была частью антинаркотических акций, спланированных Энслинджером. В 1953 году Моссадек был свергнут в результате кровавого переворота, организованного англичанами совместно с ЦРУ.

ЭНСЛИНДЖЕР ПОСЫЛАЕТ СИРАГУСУ В ИТАЛИЮ

Италия в 1950 году была страной, которую было логично выбрать для основания первого зарубежного отделения ФБН, и не только благодаря тому, что являлась базой для операций Лючиано, но и по политическим соображениям. В отличие от Франции, итальянцы были более благосклонны к вмешательству США. Обеспокоенные промышленники в Милане упрашивали Уолл-стрит об экономической помощи, Ватикан умолял друзей в Америке защитить их от посягательств коммунистов Югославии, Греции и Албании.
В пользу открытия отделения ФБН в Италии было и то, что Бюро могло способствовать тайной деятельности ЦРУ. Оккупированный американскими и британскими войсками Триест был важной точкой наркотраффика и базой для операций ЦРУ, использующего программы помощи политическим эмигрантам и владельцев торговых компаний для фильтрации своих агентов за Железный занавес. Постоянно нуждаясь в надежности и определенности, офицеры ЦРУ подкупали американских бизнесменов и правительственных служащих, которые имели легальный статус в зарубежных странах. В то же время, международная преступность и вражеские шпионы направляли значительные суммы, выделяемые по Плану Маршалла в Советский Блок; так как Конгресс пытался защитить свои инвестиции, ФБН было позволено открыть свое зарубежное отделение наряду с военными и для усиления контрразведывательных операций ЦРУ. Но при одном условии: они не должны приводить в замешательство Государственный департамент.
Уклоняясь от помощи Государственного департамента, Энслинджер полагался на своих друзей в промышленности, особенно на руководителя «Пан-Американ» Сэма Прайора. В 1940-1941 годах Приор создал пятьдесят аэродромов в Южной Америке в качестве сдерживающих мер для готовящейся, по слухам, интервенции Оси в Южную Америку, во время войны он руководил дочерним предприятием «Пан-Ам», которая осуществляла полеты по ленд-лизу в Чунцин, снабжая из Индии националистический Китай. В 1949 году он помогал националистам перебраться на Тайвань; вернувшись к своим патриотическим обязанностям, он получил правительственную награду в виде привилегий для «Пан-Ам» в Турции, Иране, Ливане, Африке, Италии и Франции. Впоследствии Прайор предоставил материально-техническое обеспечение и прикрытие для зарубежных агентов ФБН и ЦРУ. (20)
Прайор был выходцем из высших слоев общества, от которого зависел Энслинджер; для ФБН было благоприятным обстоятельством иметь такого Комиссара, который тесным образом контактирует с высшими кругами спецслужб - людьми, подобными Биллу Доновану и Дэвиду Брюсу, - который, сговариваясь со своими британскими кузенами, основывал исследовательский фонд, освобожденный от уплаты налогов, проводя изменчивую политику через журналистов, академиков и бизнесменов, связанных с Советом по международной политике и Ассоциацией Внешней Политики.
Опека большого бизнеса и удовлетворенность ЦРУ были основой успеха Энслинджера, когда он принял решение послать Чарли Сирагусу в Рим для создания отделения ФБН. В своих очках в роговой оправе, с сицилийской внешностью, постоянно курящий, неутомимый Чарли Сирагуса, похожий на неистового Граучо Маркса, мог показаться не лучшим выбором представителя правительства США за рубежом. Но Сирагуса был человеком состоятельным, обладающим харизмой, глубоко приверженным делу национальной безопасности, так же как и законодательству о наркотиках. Он обладал глубоким профессиональным чутьем. Один из его друзей стал жертвой антиитальянских предрассудков и вернулся на Сицилию, а другой был застрелен мафиози. Таким образом, его священной миссией было вырвать Мафию с корнем и восстановить потускневший в общественном мнении образ итальянцев до их классической привлекательности.
Выпускник колледжа, происходивший из семьи среднего класса в Бронксе, Сирагуса работал стенографистом в Иммиграционной службе с 1934 по 1939 год. Бросив нудную службу клерка, он присоединился к ФБН и начал выполнять задания в Чайна-тауне и Маленькой Италии в качестве руководителя группы и подручного Джорджа Уайта. Как протеже Джорджа Уайта Сирагуса учился определять наркоманов, использовать информаторов, выдавать себя за моряка и проводить рейды в опиумных притонах. Он обучался быстро и был вознагражден специальным назначением. Его отправили в Канаду на секретную работу с Монтье, затем - в южные штаты с информатором по имени Кенни, чтобы арестовывать фермеров, производивших марихуану. Когда Кенни украл ожерелье в Далласе, Сирагуса, как он пишет в своей автобиографии, предпочел избрать другой путь. Он был горяч, но в тоже время не мог не подчиняться Джорджу Уайту, он знал, что агенту не позволено даже малейшее нарушение закона, которое может представлять опасность для всего расследования.
Способности Сирагусы и его дружба с Джорджем Уайтом способствовали тому, что на него обратили внимание руководители спецслужб, и в 1944 году он был направлен в контрразведывательный отдел ОСС. Для прикрытия шпионской работы его уволили с должности лейтенанта Флота, а потом отправили в Италию, где он работал вместе с Джеймсом Энджелтоном, другом Уайта. В конце 1944 года его шпионская и наркотическая миссия соединились, когда он допрашивал Вито Дженовезе в тюрьме в Бари по просьбе Эндрю Бердинга, главы контрразведки ОСС в Италии. Сирагуса вспоминал: «Будучи гражданским полицейским, я не мог прикрывать его нью-йоркские махинации. Было понятно, что он опять всех обманет». (21)
По оценке Сирагусы, беседа с Дженовезе была пустой тратой времени, после этого короткого пустого разговора он получил удовлетворение от преследования Анабеллы фон Ходенбург, руководившей нацистскими шпионами в Италии. Сирагуса захватил баронессу в 10 милях от перевала Бреннер, и в марте 1946 года вернулся в Нью-Йорк как настоящий герой войны.
Под руководством титулованного Гарленда Уильямса Сирагуса был выдвинут на должность руководителя группы и присоединился к «крестовому походу» против наркосиндиката американской Мафии, возглавляемого Лаки Лючиано в Италии, связанного с коммунистическим и рабочим движением в Нью-Йорке. Уильямс инструктировал Сирагусу и в искусстве дезинформации. На пресс-конференции в 1948 году Уильямс объявил о серьезном успехе ФБН в удачном расследовании дела пуэрториканских моряков, доставлявших героин в Нью-Йорк. Назвав Лючиано в качестве источника, Уильямс подчеркнул «огромную важность» этого дела. (22) Когда таможенники нашли героин у моряков в январе и мае 1949 года, Уильямс возложил ответственность за это на Лючиано, когда нью-йоркский таксист был в июне арестован в Италии с 9 фунтами героина, Уильямс был уверен, что и это дело Лючиано. Как учили Сирагусу, не имело значения, что отсутствовали улики, связывающие Лючиано с наркотиками, задача была обеспечить сенсационные заголовки в прессе, что могло быть использовано Энслинджером для оказания давления на Италию в ООН.
Уильямс отправил агентов Джона Хенли (лучшего друга Уайта в ФБН) и Крофтона Хейса на встречу с Мейером Лански в отеле «Плаза» в Нью-Йорке, чтобы выяснить, почему главный финансист гангстеров ездил в Италию. 28 июня 1949 года Лански, охарактеризовав себя как «обыкновенного игрока», сказал агентам, что он действительно планировал встретиться с Лючиано, однако эта встреча не состоялась и он никоим образом не имеет отношения к наркотикам. (23) Но Хенли и Хейса не заботило то, что он сказал; когда Лански на следующий день отбыл на своем судне, они встретились с репортерами и фотографами из «New York Sun». Через несколько дней газета вышла с заголовком «Лански отбыл на своей роскошной яхте в Италию для совещаний с Лючиано». Агенты никогда не предполагали, что Лански даст показания против себя, но они создали ему хорошее паблисити.
Следующей задачей Сирагусы было обеспечить эффективную работу с зарубежной полицией. Энслинджер посылал его в Пуэрто-Рико, чтобы организовывать отдел по наркотикам в полиции. Он успешно выполнил свою задачу, и следующим его поручением была поездка в Грецию - потревожить старого Эли Элиопулоса, который использовал фонды Плана Маршалла для развития золотых рудников на севере Греции в районе, где произрастал мак. Прибыв в Афины летом 1950 года, Сирагуса посетил местного резидента ЦРУ Тома Карамессинеса, с которым его связала долгая дружба. Сирагуса предоставил ему информацию, Карамессинес предложил ему свои контакты и после их сговора факты деятельности Элиопулоса появились в греческой прессе. Заем по Плану Маршалла был блокирован, и неустрашимый Элиопулос направил свою энергию на биржевые махинации и контрабанду оружия в Израиль.
Следующей остановкой Сирагусы был Триест, где вместе с тайным агентом Бенни Покороба они расставляли ловушку для Матео Карпинетти, главного поставщика героина Калифорнийской Мафии. Надеясь подготовить покупку товара, Сирагуса связался со своим старым другом Хэнком Манфреди, офицером армейской контрразведки в Триесте. Занимая должность руководителя отдела Округа 17 в Риме, Сирагуса полагался на Манфреди как в деле Карпинетти, так и в общем успехе ФБН в Европе, который во многом был связан с тесными контактами Манфреди с итальянской полицией и службами безопасности.
Для финансирования дела Карпинетти Манфреди представил Сирагусу шефу контрразведки армии США в Триесте, через которого 10 000 фальшивых долларов были переданы Покоробе с целью совершить закупку у Карпинетти. Манфреди имел право производить аресты в оккупированном Триесте, он лично надел наручники на Карпинетти. На допросе, надеясь на снисходительность, Карпинетти назвал имя своего поставщика, доктора Рикардо Морганти из RAMSA (оптовой компании по торговле лекарствами в Триесте). Морганти выдал секрет - он получал героин от фармацевтической компании Чапарелли в Турине, которую снабжало опиумом югославское правительство. Морганти назвал имена контрабандистов в Белграде и фабрикантов в Италии, которые производят лишний героин для поставки на черный рынок.
При выяснении всех обстоятельств этого дела, становилось ясно, что попалась крупная рыба. Сирагуса установил отношения с югославской полицией, где он приобрел информаторов из числа югославских антикоммунистов, впоследствии он передал их Тому Карамессинесу и ЦРУ. Благодаря приобретенным контактам Сирагусы с армейской контрразведкой, по делу Морганти было проведено армейское расследование, установившее факты контрабанды героина в США. Сирагуса выявил сержанта, возглавлявшего группу, и выяснил имя их поставщика - греческого дельца черного рынка Мариноса Буюкаса.
Как можно быстрее Сирагуса начал проводить операцию против Буюкаса, офицер ЦРУ Карамессинес снова предложил ему помощь, только теперь это был захват. Карамессинес верил, что Буюкас использовал коммунистических шпионов для контрабанды героина через Египет в Америку, и Сирагуса был в этом с ним согласен. Но когда Карамессинес предложил, чтобы ЦРУ и ФБН осуществляли контроль поставок внутри США для идентификации принадлежности к организации Буюкаса, Сирагуса возразил ему. Позволять Кенни красть ожерелье было одним делом, но, как пишет Сирагуса в своей автобиографии, «ФБН никогда сознательно не допускало поставки двух фунтов героина в Америку и передачу его покупателям из Мафии в районе Нью-Йорка, даже если в результате долгого пути мы перехватим больший груз». (24)
Сирагуса подвел черту под планами обеспечения торговцев наркотиками, но он помогал ЦРУ в других делах. Например, он, по имеющимся сообщениям, помогал передавать наличные деньги ЦРУ итальянским политикам от шефа контрразведки Джеймса Энджелтона. Он материально поддерживал итальянских военных, особенно Итальянский Флот; Энджелтон доверял исключительно только Сирагусе и Манфреди, получая через них доступ к контактам с преступным миром, а также к итальянской полиции, чьи материалы содержали множество скрытой информации о некоторых частных лицах, необходимых для проникновения в иностранные разведки и проведения операций политического шпионажа. (25)
Сирагуса оказал особую помощь ЦРУ в расследованиях нарушений условий Плана Маршалла. В одном деле он получил от информатора сведения о том, что торговый атташе румынского посольства в Берне переправлял подшипники американского производства в Советский Союз, а Советы использовали их в производстве танков для Северной Кореи. Согласно Сирагусе, атташе поставлял подшипники в обмен на героин, что было частью зловещей схемы получения одной рукой стратегических материалов с Запада, а другой - поставки ему отравы в виде наркотиков. (26)
В результате бернского дела команда, посланная ЦРУ под военным прикрытием, остановила диверсию и при помощи Сирагусы перекрыла все возможные пути поставок стратегического сырья, включая уран для советской атомной программы. В различные схемы вовлекалось множество иностранных официальных лиц, включая ближневосточного короля, швейцарского миллионера, высокопоставленного клерка, польского шпиона и турецкого торговца оружием и наркотиками в Женеве. Сирагуса разоблачал их, организуя утечку информации об их злодеяниях в прессе. Таким образом, проводимое ФБН расследование преступлений, связанных с наркотиками, дополнялось интересами национальной безопасности США и интересами американского бизнеса за рубежом.
В октябре 1950 года Сирагуса вернулся в Нью-Йорк, чтобы внимательно ознакомиться с материалами отдела по работе с Мафией и подготовить доклад Энслинджеру в Вашингтоне. Три месяца спустя он вернулся в Европу вместе с главой отдела Мафии Джо Амато и Мартином Пера и организовал первое постоянное представительство ФБН за рубежом в Риме. Он помнил, что Энслинджер обещал ему, что он, вероятно, станет его наследником в качестве Комиссара, если дела будут складываться удачно. Вместе с Хэнком Манфреди, который был его правой рукой, Сирагуса стал одним из итальянцев, использующих информаторов и тайных агентов. Он мечтал также о расширении своей империи.

РАЗОБЛАЧЕНИЕ ФРАНЦУЗСКИХ СВЯЗЕЙ

В апреле 1951 года ФБН провело показательное расследование дела Джозефа Орсини, корсиканца и бывшего нацистского коллаборациониста, а также поставщика наркотиков в США с 1946 года. Орсини использовал французских моряков для поставок героина члену семьи Луччезе Салу Шиллитани и его мафиозным подручным. Этот круг включал в себя Джованни Маусери в Италии, нацистского коллаборациониста Антуана д'Агостино в Канаде, Энджела Абаделейо (известного как бывший нацистский коллаборационист Огюст Рико) в Буэнос-Айресе, героя Свободной Франции Марселя Франциски в Марселе, химика Доминика Ресана в Марселе, Люсьена Игнаро в Тунисе, середнячка Джина «Лагета» Дэвида и бывшего агента Гестапо Франсуа Спирито. Под покровительством Пола Карбоне Спирито доставлял югославский опиум в Марсель, где его перерабатывали в героин в подпольных лабораториях, принадлежащих виноторговцу Мариусу Ансальди. (27)
Арест двух наркоторговцев - Орсини и Шиллитани - произошел в момент кульминации Слушаний Кефовера, но в этом деле был один недостаток - отсутствовали доказательства связи с Лючиано, и невозможно было использовать его для того, чтобы вызвать общественный эффект. Это был первый послевоенный удар по французской сети, и его важность трудно было переоценить. Агент Энтони Зирилли, изображавший покупателя с Западного берега, выполнял свою секретную работу с помощью Пьера Лафитта, бывшего торговца наркотиками, который стал успешным ресторатором в Новом Орлеане. Под угрозой депортации на остров Эллис-Айленд, Лафитт стал сотрудничать с агентом ФБН Ирвином Гринфилдом и предложил сдать своего сокамерника Джо Орсини. Лафитт и Орсини были знакомы друг с другом двадцать пять лет, но Лафитт хотел остаться в Америке с женой и детьми. После своего освобождения с Эллис-Айленд в мае 1951 года он систематически доносил на своих бывших сообщников-наркоторговцев, многие из них были арестованы в июле. Орсини получил десять лет и был отправлен в тюрьму в Атланте в декабре. (28)
Дело Орсини было первым обращением ФБН к деятельности французской сети, которая была восстановлена в 1949-1950-ых годах. Они подготовили информацию для французской полиции, позволившую арестовать виноторговца Ансальди в 1952 году. Но это также наводило на мысль о шпионских интригах. Спирито был выдан во Францию как скрывающийся нацистский коллаборационист, но так и не предстал перед судом. Подобно другим бывшим агентам Гестапо, он вернулся к торговле наркотиками с прежней безнаказанностью. В то время расследование выявило, что Марсель Франциски связан с Лански в Бейруте, но при этом не было никакой информации об источниках Франциски в Индокитае, и французы в дальнейшем не предпринимали против него каких либо действий.

ИМПЕРИЯ СИРАГУСЫ

В то время как агенты Ирвина Гринфилда разоблачали французскую сеть, Сирагуса и отряд итальянской полиции арестовали в Неаполе депортированного Фрэнка Каллаче с шестью килограммами героина. Следствие выяснило, что сырье поступало от лицензированного поставщика наркотиков из Милана, а через него - к главному химику фирмы «Чапарелли» Карло Мильярди, который получил из него около 300 килограммов героина и морфина в период между 1948 и 1951 годами. Это дело стало большим бриллиантом в короне Сирагусы и со временем привело к открытию того факта, что приблизительно 800 килограмм героина были отправлены мафиози на отрезке времени между 1946 и 1953 годами. В результате посол США в Риме Клэр Бут Люс пригрозил приостановить всякую помощь из-за рубежа до тех пор, пока правительство Италии не введет запрет на производство героина, что и было сделано.
После демонтажа итальянской героиновой индустрии Мафия потеряла основные источники снабжения. Но поступления наркотиков продолжались, увеличиваясь в объемах, и, несмотря на наличие доказательств в обратном, Энслинджер продолжал возлагать ответственность на коммунистический Китай. Он назвал имя «По И-по» как директора героиновой фабрики в Тяньцзине (Китайская Народная республика) и обвинил По в руководстве 4000 секретными агентами (то же число Райнхардт приписывал фрау Биддер), чья работа состояла в том, чтобы распространять героин среди американских солдат в Корее. (29) И в то же самое время советник ФБН Бакстер Митчелл описал Фрэнка Копполу, депортированного мафиози, который, как утверждается, был связником Донована на Сицилии, как «главаря». (30)
Сирагуса знал, что Митчелл был прав, и пока Энслинджер продолжал обвинять во всем Народный Китай, Сирагуса тайно сосредоточил свое внимание на Копполе. Расследование началось в Сан-Диего, когда в сентябре 1951 года был арестован Сал Витале, который стал давать показания, приведшие к арестам около десятка групп наркоторговцев в Детройте в феврале 1952 года. Последовало множество директив, и в апреле 1952 года Сирагуса с отрядом итальянской полиции совершили рейд в дом Копполы в окрестностях Палермо, арестовав депортированного наркоторговца Серафино Манкузо и нескольких его компаньонов с шестью килограммами героина. Грин Транк, известный своим «делом Алькамо», получил указание арестовать распространителей Фрэнка Копполы: Джона Прициолу и Ральфа Куасарано в Детройте. Но Лючиано и его лейтенанты Джо Пици и Ник Джентиле ускользнули от властей, как и Коппола, который посредничал в сделке. Он не был арестован до декабря 1953 года и в конечном итоге был признан невиновным.
Сирагуса нанес сокрушительный удар по священной для Мафии детройтской сети, но он потерпел неудачу в деле против своего врага, Лаки Лючиано. Сирагуса добился определенного успеха, когда Лючиано был выслан из Рима в Неаполь. Но этого было недостаточно, чтобы сократить героиновую торговлю. Как писал Питер Дейл Скотт об арестах в Детройте и Алькамо: «Произошедшее после Прициолы и Куасарано уже становилось несущественным в основной Операции Х (под которой он подразумевал французскую сеть в Юго-Восточной Азии). (31)
Другой рынок сбыта открылся в 1952 году, когда турецкие, иранские и азиатские наркотики доставлялись через Бейрут в Марсель и перерабатывались в героин бандами Франциски и Гуэрини под защитой ЦРУ и Французской разведки. Французский писатель Ален Жубер писал, что в Бордо в 1952 году корсиканский бандит Антонио Гуэрини встречался с Ирвином Брауном (представителем Американской Федерации труда в Европе), химиком Гуэрини Джо Чезари и двумя другими торговцами. (32) Жубер сообщает, что корсиканский преступный авторитет Гуэрини был завербован агентом ЦРУ Брауном для контактов с Мафией в Италии.
Намеки на то, что ЦРУ руководило различными аспектами международных тайных наркоопераций подтвердили последующие события. В это время, когда агент ЦРУ Ирвин Браун встречался с корсиканскими и мафиозными наркодельцами, Мейер Лански приобрел долю в казино Кабаре Монмартр в Гаване и начал сотрудничество с кубинским диктатором Фульхенсио Батиста. Вследствие Слушаний Кефовера были закрыты игорные клубы во Флориде, и сделка с Батистой давала гангстеру контроль над кубинскими отелями и туристическими центрами, превращая Гавану в известный бордель в западном полушарии. Сделка также давала возможность Санто Траффиканте перемещать наркотики с Ближнего и Дальнего Востока через Кубу в Майами, где покупатели со всей страны предлагали свои цены за товар. Партнер Лански Джон Пульман основал «Эксчендж энд Инвестмент Бэнк» в Женеве, специально для отмывания денег для руководства этого могущественного наркосиндиката.
По соображениям национальной безопасности союз наркоторговцев с антикоммунистом вроде Батисты на Кубе и антикоммунистическая фракция с участием Мафии и французской сети выходили за пределы понимания Чарли Сирагусы. Это было для него все равно что проглотить горькую пилюлю, но его bete noir (фр. – «злой гений») Лаки Лючиано, хотя был персонально отстранен от сделки во время войны, также вовлекался во временное соглашение руководства спецслужб с криминальным подпольем. Танцы с дьяволом продолжались десятилетие. В этот период Сирагуса и Манфреди через итальянскую полицию прослушивали телефонные разговоры Лючиано и фотографировали его визитеров. Лючиано публично выражал недовольство тем, что домогательства Сирагусы делают его доступным закону, и в частном порядке предостерегал членов своей семьи держать открытыми свои шкатулки и проверять свои карманы на наличие героина; он был уверен, что Сирагуса подбросит наркотики даже в его гроб, когда он умрет. Но это была игра. Лючиано оставался на свободе а его официальный следователь Хэнк Манфреди, работавший одновременно на ЦРУ и ФБН, мог контролировать его контакты с преступным миром и официальными властями. ЦРУ могло прибегнуть к шантажу или подкупить этих людей и таким образом вовлекало их в свою войну с коммунизмом. Таким образом, национальная безопасность перевешивала законодательство о наркотиках, не оставляя выбора Чарли Сирагусе, но необходимость защищать Лючиано порождала в нем только озлобление.
Слушания Кефовера четко установили, что местные правоохранительные силы должны использовать полицию нравов в соответствии со стремлениями политиков контролировать мошенничество. Проще говоря, Сирагуса и Манфреди моделировали эту ситуацию, но применительно к ЦРУ. Никакой другой агент ФБН не знал лучше Чарли Сирагусы, что Мафия не так хороша и может безжалостно обманывать. Он знал, как изводит прикрытие и что надо сделать, чтобы открыть дело. Но многие из его коллег воспринимали его как никуда не годного для привлечения внимания кого-нибудь еще. Джордж Уайт особенно возмущался поведением Сирагусы из-за того, что тот не предоставил ему возможность, которую он заслуживал как наставник. Кроме того, конечно, все знали, что Сирагуса зависел от Манфреди и итальянской полиции. Некоторые говорили, что такой ас тайной работы как Бенни Покороба докладывал обо всех рисках, связанных с Италией, когда Сирагуса писал рапорты и получал добро. Его наиболее страстный критик, агент Джим Атти, отводил грозу от Чарли и, как мы увидим в других главах, ему приходилось платить за это высокую цену. Специалист по арабскому языку и наиболее хорошо законспирированный агент ФБН, Атти работал в одиночку от Бейрута до Мехико, торгуясь с бандитами при покупке тонн опиума. Атти был абсолютно независим, и, в отличие от Сирагусы, мог не проявлять почтения к субординации.
Сирагуса был целиком и полностью предан своему делу, и агенты, которые его уважали, группировались вокруг него. В те дни многие верили, что если он заменит Энслинджера как Комиссар, это спасёт Бюро по наркотикам от ужасного рока, тяготеющего над ним.
«Чарли был самым лучшим, - говорил один из ветеранов. - Он работал в нервной обстановке, от которой судорогой сводило мышцы лица. Временами боль была такой сильной, что он надевал повязку на один глаз». Ветеран улыбался: «Я могу представить его стоящим на дороге в маленькой Италии, зимой, с повязкой на глазу, в шляпе от Борсалино и черном пальто, в ожидании схватки. Да, Чарли был лучшим. Чарли ни в ком не нуждался».
Вклад Чарли Сирагусы в ФБН был ни с чем не сравним. Это доказывало то, что агент ФБН мог устанавливать тесные отношения с иностранной полицией и вести дело, он сделал возможной зарубежную экспансию ФБН. К тому же его агенты и информаторы проводили разведку, что влияло на последовательность в проведении тайных расследований дома и было названо Золотым веком ФБН.


8
БЕЙРУТСКИЙ ОФИС

«Швырните помидором в толпу ливанцев, и вы непременно попадёте в торговца гашишем»
Агент Пол Найт.

Пол Эмерсон Найт был утонченным, обаятельным человеком, интересующимся поэзией, философией и шпионажем. Выпускник Академии в Экзетере, он поступил на военную службу в семнадцать лет и был закален тяжелыми боями во время высадки в Нормандии. После войны он остался во Франции и поступил в университет Гренобля на один год. В 1950 году он окончил Гарвард и вернулся в Нью-Гемпшир, «горя желанием вернуться назад за границу», где он мог использовать знание языков, которыми владел, и изучить их лучше. Благодаря знакомствам, он обратился с просьбой о работе в ФБН и ЦРУ.
ФБН откликнулось первым; в 1950 году, после встречи с Энслинджером и помощником Комиссара Джорджем Каннингхэмом Найт был принят и направлен на работу в Нью-йоркский офис. Он обучался основам следственной работы в школах армейской контрразведки и законодательного отдела Казначейства. После своего возвращения в Нью-Йорк он изучал основы уличной работы в Нижнем Ист-Сайде под руководством титулованного ветерана, агента Бенджамина «Бенни» Гроффа и с помощью черного информатора по имени Хаббард в Гарлеме.
Но так как Найт хотел работать только на международной сцене, он предложил себя и в Группу Специальных расследований Прайса Спиви в тот момент, когда они сосредоточились на французской сети, а также в итальянский отдел Джо Амато, боровшийся с организованной иерархией Мафии. Изучив материалы этих групп, Найт стал близким другом некоторых темных личностей и потерявших связи групп, вовлеченных в международную наркоторговлю.
Благодаря Найту, ФБН всегда было в курсе того, какие народы производят опиум и перерабатывают морфин в героин, но это было результатом деятельности Спиви и Амато, вследствие чего ФБН знало, что итальянские и французские наркоторговцы доставляют опиум и морфин от поставщиков из Ливана. В это же время, благодаря невмешательству, оно было в центре международной конспиративной работы.
«Спиви и Амато были правы, - утверждал Найт, - но они хотели внушить руководству, что идея конспирации была трудновыполнима, так как скооперироваться с информаторами стоило больших трудов. Активность агентов побуждала высший эшелон Мафии скрываться, их трудно было обнаружить; невозможно было представить, чтобы дон Мафии сказал: «Пожалуйста, продайте мне кило героина». Так, начиная с 1950 года политика тайных расследований стала трудноосуществимой. Политическая стратегия определялась штаб-квартирой в Вашингтоне и могла быть использована только для работы на улице; причем многие ветераны, подобные Бенни Гроффу, выполняли большую часть простой работы по делам неявок в суд подозреваемых».
Зная, что Чарли Сирагуса открыл зарубежный отдел в Риме, обеспокоенный расследованием международных тайных аспектов в применении закона о наркотиках, Найт попросил направить его за рубеж. Наступало его время. Представленный как покупатель наркотиков для Мафии, он был отправлен Чарли Сирагусой в Марсель в мае 1951 года с ограниченными полномочиями. Марсель кишел французскими и индокитайскими торговцами наркотиками, условия для тайных расследований были превосходными, но марсельский отдел по наркотикам состоял только из двух человек. Одним из наиболее активных сотрудников был инспектор Робер Паскве. Он жил в двухкомнатной квартире, предаваясь воспоминаниям о нью-йоркском жилье, будучи стесненным в средствах из-за ничтожных доходов и слабых возможностей. Паскве был арестован Джорджем Уайтом в прошлом году по обвинению в хранении 15 килограммов опиума и получил всего один месяц тюрьмы. (1)
Паскве, тем не менее, был хорошо информирован, и известил Сирагусу, что французская таможня изъяла 300 килограммов опиума на борту французского судна, прибывшего из Бейрута. Груз предназначался Антуану Кордолиани, известному наркоторговцу в Марселе, который имел перерабатывающую лабораторию недалеко от Парижа. Он продавал чистый героин итальянцам в Риме и Милане. Таким образом, французско-американским расследованием занимался Итальянский отдел. Паскве также представил Сирагусе информацию о контактах в Египте и Бейруте, как о слабом звене в контрабандной цепочке, берущей свое начало в Турции.
Отчаянно нуждаясь во франкоговорящих агентах для проведения этого расследования, Сирагуса в 1952 году пригласил Найта присоединиться к нему в Риме. После прибытия в Вечный Город Найт жил в отелях, постоянно переезжая с места на место, перебиваясь на одних суточных. Но такой свободный стиль жизни устраивал его, и он составил свой доклад Хэнку Манфреди в предельно вежливой форме. При помощи Манфреди он начал изучать итальянский язык и проводить тайные расследования по всей Европе вместе с полным, преждевременно облысевшим Джоном Кьюсаком. Тот был первым агентом в Европе, присоединившимся в 1951 году к Сирагусе, совершившим подставную закупку у химика Мариуса Ансальди в Париже. При этом он потерпел неудачу, но впоследствии это позволило французским тайным агентам под руководством Комиссара Эдмона Бейоля провести операцию. Принимая участие в расследовании, Кьюсак мог требовать большего доверия к себе; он находился в Риме как временный помощник, являясь глазами и ушами руководителя нью-йоркского отдела Джима Райана. Рим являлся подотделом Округа 2, Райан и Сирагуса боролись за право проводить большие расследования.
Не владевший французским языком в совершенстве, Кьюсак посылал рапорты и поддерживал Найта и многих других агентов, присланных для временной работы, включая Джорджа Лендриаса, Майка Пицини, Грегори Пулоса и Энтони Зирилли, которые развертывали свою тайную работу за пределами Рима. Найт работал во Франции и Германии, Лендриас и Пулос - в Греции и на Ближнем Востоке, Зирилли и Пицини - в Италии и на Сицилии. Для каждого из них воображение и новые идеи были залогом успеха.
Найт, например, знал, что международных торговцев наркотиками осведомлены о том, что американские агенты работают среди полицейских разных стран, неотступно преследуя их. Он придумывал правдоподобную легенду, позволявшую ему проводить тайное расследование или выдавать себя за распространителя. Через своего приятеля, который работал в туристическом агентстве в Нью-Йорке, он напечатал бизнес-карту с фотографией человека верхом на глобусе и представлялся как Роберт Мартель, канадский сотрудник туристического агентства. В следующий раз он представлялся как пилот ВВС США, датский моряк, пилот «Пан-Ам» и член какой-нибудь шайки.
Способности Найта к перевоплощениям были подвергнуты испытаниям весной 1953 года в Париже. Примерно в 1951 году ФБН получило сведения о том, что Махмуд Пахлеви (младший брат иранского шаха) занимается перемещением партий наркотиков между Тегераном, Парижем, Нью-Йорком и Детройтом. (2) В феврале 1949 года Гарленд Уильямс доложил, что влиятельные иранские семьи богатеют на торговле опиумом и умышленно сохраняют антинаркотическое законодательство уязвимым. «Несомненно, - утверждал он, - что иранская правящая династия Пахлеви владеет обширными полями опиумного мака».
Первое документальное подтверждение вовлеченности Пахлеви было получено в феврале 1951 года. Сирагуса и Джо Амато были в Гамбурге, когда специальный сотрудник Принс Витторио Сан-Мартино увидел молодого персидского принца, разъезжающего на красном кадиллаке с двумя красивыми женщинами. Мартино сообщил агентам, что Пахлеви был известным «плейбоем и бонвиваном», который также занимался и контрабандой наркотиков. (3)
Получив доклад Сирагусы, Джим Райан не мог поверить, что младший брат шаха при его положении и богатстве может быть контрабандистом. Сирагуса пояснил, что за несколько месяцев до этого он арестовал принца Алессандро Русполи, обнаружив при нем 10 фунтов опиума. Принц Русполи был миллионером и членом королевской семьи, оказавшись к тому же наркоманом. Сирагуса заподозрил то, что Пахлеви также может оказаться наркоманом и снабжать своих элитных друзей, чтобы они могли наслаждаться эксклюзивным «кайфом».
Большая часть информации поступила зимой, когда французский наркоторговец Луи Карличчи («близкий друг пользующегося дурной славой Джо Ренуччи, корсиканского бандита, проживавший в Танжере») представил одного из информаторов Сирагусы Махмуду Пахлеви в Париже. (4) Семья принца владела крупными плантациями опиума, и корсиканец поинтересовался у него возможностью поставок наркотиков и строительства в Тегеране фабрики по выработке героина. Принц выразил согласие организовать поставки и построить фабрику; информатор, в свою очередь, согласился стать химиком, но Карличчи был арестован по другому делу, до того как началась операция Пахлеви.
Несмотря на эту неудачу, Пахлеви продолжал торговать наркотиками, и в марте 1953 года Найт выяснил, что принц, используя вымышленное имя Мармуд Кава, поставляет героин из Ирана в Париж, Нью-Йорк и Детройт. Основываясь на этой информации, собранной Найтом, агент Джордж Лендриас попытался организовать подставную закупку у принца в отеле «Империал Корт» в Нью-Йорке. Лендриас потерпел неудачу, но полученная при этом информация вывела Найта через сверкающую Ривьеру к Ингеборд Гриффелль, красивую певицу-немку из ночного клуба, продающую морфин и героин богатым американцам в Европе.
Найт информировал комиссара Мишеля Гюго, главу отдела по наркотикам Сюретэ в Париже, и вместе они организовали ловушку. Ингеборд Гриффелль была частью банды наркоторговцев, в июне после завоевания ее расположения, Найт смог встретиться с ее боссом, Арменом Нерсессяном. На встрече Найт купил немного героина у Нерсессяна и договорился о покупке нескольких килограммов. Заранее было условленно место и дата, но во время встречи в назначенном кафе Нерсессян сообщил Найту о желании изменить план и предложил ему отправиться в место хранения героина. Найт согласился и, к удивлению французских полицейских, прикрывавших его, спокойно вышел и сел в машину Нерсессяна. Французские полицейские, подождав немного, поехали за его «ситроеном». Они следовали за ними, стараясь оставаться незамеченными, но Нерсессян, следуя через весь Париж, заметил их в зеркале и запаниковал. Проявив твердость, Найт сказал, что неподалеку есть место, где можно спрятаться и направил Нерсессяна в гараж Сюретэ, где, достав пистолет, арестовал его.
Арест произвел фурор в Париже, прославив Найта: герой- Пол Найт - очаровательный блондин, Ингерборд - роковая женщина, темноволосая красавица, один из членов банды служил иранским консулом в Брюсселе и Каире, жена Нерсессяна приходилась дочерью южноафриканскому министру во Франции. Но в то время ЦРУ организовало заговор с целью свержения правительства в Иране и восстановления власти шаха, и в штаб-квартире ФБН так и не узнали, что Пахлеви направлял Нерсессяна. В письме Энслинджеру от 22 февраля 1954 года Сирагуса просто писал, что в Иране имеются достаточные излишки опиума, которые могут быть реализованы. (5) В августе, после удачного переворота, организованного ЦРУ, национализированные нефтепромыслы были возвращены британским и американским хозяевам.

АНГЕЛЫ ЧАРЛИ

Пораженный утонченностью и спокойствием Найта, Сирагуса послал его на совместную с ЦРУ и военной разведкой операцию. «Вначале, - объяснял Найт, - мы выполняли множество различных поручений по заданию правительства. Многие расследования касались Закона о контроле над экспортом от 1949 года, заключавшемся в том, что стратегические материалы не должны попадать к противнику за Железный занавес. Мы выполняли много работы в Милане, используя как источник восточноевропейское эмигрантское сообщество. Министерство финансов уточняло у военных: «Это реальная компания?» И мы отвечали, что «нашли то, что нашли».
«Это не было тайной операцией, - уточняет Найт, - это была помощь людям». Чарли обменивался информацией с американским полковником в Риме.
Их участие в теневой области шпионской деятельности явилось ценным опытом для Найта и его приятелей - зарубежных агентов, что помогло ФБН установить тесные отношения с ЦРУ и военной разведкой. «Но работа на них отнимала у нас половину времени и в результате операции ФБН в Европе в начале 1950-х годов начали медленно сокращаться». Под руководством Сирагусы эти ранние операции были организованы по принципу «Ловить! как можно больше ловить». Несмотря на свое главенство, Сирагуса был доступен, и Найт объясняет суть этого: «Если вы имеете шанс, воспользуйтесь им».
«Расследуя эти дела, мы могли остановить героин на пути в Америку, но поначалу получали ограниченный результат: только три или четыре килограмма. В процессе мы изучали корсиканцев, таких как Дом Альбертини. Он управлял героиновыми лабораториями в Марселе и мафиози вне Сицилии, которые вели свои дела в Риме. Мы наблюдали за черными военнослужащими, переправлявшими героин в Гарлем, и за шайками наркоторговцев из «Эр Франс». Но наиболее привлекательным было выяснение того, что делать с источниками сырья, поступающего из Ирана и Турции в Ливан».
Основным в операциях ФБН в Европе была специальная разработка Орландо Портале, депортированного мафиози, и Карло Дондола, греко-ливанского контрабандиста и члена Ливанской Христианской Фаланги. Дондола перемещал всевозможную контрабанду между Италией, Грецией, Израилем, Ливаном и Африкой, подобно Портале часто вступая в сделки с агентами ФБН. Таким образом, Портале и Дондола могли претендовать на лидерство среди наркоторговцев, с которыми тайные агенты ФБН желали бы установить контакт. И они с готовностью шли на контакт с ФБН в поиске связей с корсиканскими или итальянскими контрабандистами.
Усложняло дело то обстоятельство, что во многих европейских странах агенты ФБН осуществляли запрещенные законом односторонние операции или проводили аресты, инициируя контакты с информаторами без позволения местных властей. Едва ли не каждое дело зависело от установления хороших отношений с местной полицией. Провокации с целью изобличения преступлений использовались во Франции, при этом агенты учились расследованию дел без провокаций, прежде всего - в покупке и продаже наркотиков. Согласно Найту, с молчаливого одобрения заранее уведомленных официальных лиц, тайно проводились организованные покупки, при которых не было свидетелей. Кому-то из иностранных полицейских сопутствовала удача, кому-то - нет, но в то же время Сирагуса, Кьюсак, вернувшийся в 1953 году в Нью-Йорк, и Манфреди были известны в полицейских управлениях по всей Европе. В течение 1954 года их деятельность была официально оформлена, и ФБН было готово начать операции на Ближнем Востоке под руководством Чарли Сирагусы.

ОТКРЫТИЕ БЕЙРУТСКОГО ОФИСА

В 1954 году Сирагуса решает открыть офис в Бейруте. Поводом для этого послужило несколько соображений. Для начала - отклонение давления Мафии на итальянское правительство побудило ее членов искать новые источники снабжения. После того, как в 1954 году была разоблачена героиновая лаборатория Дона Калогеро Виццини в Палермо, было установлено, что большая часть незаконных поставок героина осуществлялась из Бейрута, где корсиканцы работали с помощником Мейера Лански Сами Хури, печально известным сирийским контрабандистом и фальшивомонетчиком. Женатый на французской певице, Хури «имел влияние и солидную поддержку среди высокопоставленных полицейских и политиков». (6)
Операции Хури по контрабанде наркотиков продвигал Мунир Алауи, сотрудник отдела криминальных расследований ливанской Сюретэ. Их план совершения преступления был прост: Алауи и Хури отправляются в Дамаск (Сирия), приобретают партию морфина, перемещают ее через границу при помощи сообщников из ливанской таможни, в бейрутском «Казино дю Либан» договариваются с корсиканскими помощниками Марселя Франциски, затем отправляют наркотики на секретные лаборатории в Марсель и его окрестности.
Сирагуса был осведомлен об операциях Хури еще с 1950 года, но в тоже время было множество политических соображений, мешавших ФБН основать свое представительство в регионе. Арабы были рассержены созданием государства Израиль; в 1951 году Египет подал в ООН жалобу с заявлением о том, что Израиль и ливанские наркобароны сознательно разрушают его экономику. Согласно поступающим новостям, ливанский гашиш контрабандой доставляется египетским наркоманам через Израиль. Доходы от этого являлись значительным источником для пополнения зарубежных счетов в Израиле и Ливане, но операции на черном рынке серьезно истощали египетские финансы. (7)
Пытаясь оказать нажим на египтян и учитывая медленное советское проникновение в этот регион, Государственный департамент решил оказать Ливану финансовую помощь в обмен на обещание ливанского премьера подавить наркоторговцев. Но, как писала в своем выпуске от 2 июля «Нью-Йорк Таймс», когда ливанский премьер Абдулла Яфи послал армейские части уничтожить посевы гашиша на северо-востоке, «люди, занимавшие высокое положение, пришли в ярость». (8)
Многие из этих высокопоставленных чиновников были членами Маронитской христианской общины и ее вооруженного отряда - Фаланги. Десятилетия марониты служили посредниками между турками и французами вдоль сирийской границы, они также поддерживали фашистов в период Второй Мировой войны, марониты тайно сотрудничали с Израилем, в обмен на политическую и финансовую поддержку США против соперничающих мусульманских фракций в Ливане.
Сирагуса был тесно связан с ЦРУ, когда в начале 50-ых годов марониты и израильтяне оформили свои отношения. В течение 1954 года, тем не менее, обе стороны решительно отстаивали свои позиции, и Сирагуса санкционировал открытие офиса в Бейруте, основываясь на имевшихся у него данных о том, что город является воротами для незаконных поставок наркотиков из Греции, Турции и Сирии в Западную Европу. Открывая работу офиса, он нуждался в одаренных личностях из числа способных американцев, свободно владеющих иностранными языками, а также умеющих легко работать с иностранными официальными лицами. Такая работа была поручена Полу Найту.
Открытие офиса в Бейруте требовало разрешения ливанского правительства, которое следовало убедить в отсутствии опасности того, что проводимое расследование не приведет к арестам кого-нибудь из известных маронитов. Расследование было нацелено на ливанско-израильский круг наркоторговцев, управляемый владельцем кафе «Палестина» Махмудом Абу Сулейманом. Эта группа поставляла гашиш в Египет, имела лабораторию по выработке героина в Тель-Авиве и отправляла наркотики в Италию. (9) Сирагуса руководил операцией из Рима, и в июле 1954 года, основываясь на разведывательных данных, полученных от Найта и Орландо Портале, ливанская Сюретэ арестовала Сулеймана вместе с коррумпированными агентами ливанской таможни, которые способствовали отправке контрабандой трех килограммов морфина на корабле в Неаполь, где обитал Лаки Лючиано. (10)
Всегда готовый к сотрудничеству, Найт стремился к лучшим и большим результатам, его следующее дело зависело от международного теневого дельца Карло Дондола. Представившийся Сирагусе как «агент греческой разведки, а заодно израильской и арабской», Дондола в один прекрасный момент своей знаменитой карьеры «продал несколько лошадей израильтянам, договорившись украсть их, затем перепродал их арабам… и ни разу не был пойман». (11)
«Когда я первый раз встретил Карло в 1953 году, - вспоминал Найт, - он работал на Чарли в Болгарии, представляясь наркоторговцем. Ему сопутствовала удача, когда он занимался контрабандой золота из Африки через Ливан в Египет».
История Найта с Карло началась в связи с обманом Дондолы бейрутским менялой Абу Сайя в одной финансовой операции. Дондола попытался отомстить, добровольно показав ФБН, как легко можно проворачивать дела с наркотиками на Ближнем Востоке. Он начал распространять наркотики с Сайя, приобретая их тайно, конечно, у Найта. Затем он убедил поставщика Сайя в Сирии по имени мистер Тифанки связать со своим снабженцем опиумом в Турции Мехметом Озсаяром. Дело набирало обороты, Дондола познакомил Сирагусу, представившегося как Кал Салерно (продажный пилот ВВС США), с Озсаяром. Сирагуса поручил агенту Джорджу Абрахаму работать с Тифанки, а затем договорился о покупке определенного количества опиума у Озсаяра в Адане, Турция.
Выстроив при помощи Дондолы в линию все фигуры, Сирагуса убедил руководство полиции Ливана, Турции, Сирии и Греции поддержать его расследование. Совместно с греческими и турецкими властями Сирагуса в начале апреля 1955 года арестовал Озсаяра. Два дня спустя сирийская полиция с помощью Джорджа Абрахама арестовала Тифанки в Алеппо после того, как шеф ливанской Сюретэ эмир Фауд Чехаб, нагрянул в тайную лабораторию в Бейруте вместе с начальником Ливанской таможни Эдмоном Азизи и Полом Найтом. Общее число арестованных наркоторговцев составило двадцать семь человек, при этом был опознан лидер круга Омар Маккоук (тем не менее, он оставался на свободе), при этом было конфисковано 800 фунтов опиума и сорок четыре фунта морфина. (12)
Сирагуса говорил с гордостью: «Мы уговорили греков поработать с турками, хотя они враждовали друг с другом. Нам удалось убедить сирийцев работать с турками, хотя между ними не было особой любви». (13)
Вскоре после этого по инициативе Пола Найта был открыт второй офис ФБН в Бейруте. В это время Ливан был кипящим котлом политических интриг. Считая, что французы отрезали часть их страны, сирийцы рассматривали Ливан как свою украденную собственность, сирийские агенты с энтузиазмом тайно ввозили оружие для ливанских мусульман, которые воевали с маронитами. Ливан также наводнили палестинцы. Египтяне провоцировали войну федаинов (* арабские партизаны) против Израиля. Израиль в ответ совершал рейды против Сирии, Египта и Иордании. Англичане отказались от своих обязательств в этом регионе. Америка осторожно протискивалась в образовавшуюся брешь. В безвыходном положении, сдерживая Советы и защищая нефтепровод Арабо-Американской нефтяной компании (ARAMCO), идущий из Саудовской Аравии к ливанскому побережью, ЦРУ начало тайно вооружать христианских и израильских союзников, подкупая местных политиков, поддерживая Стравоса Ниархоса, конкурировавшего с Аристотелем Онассисом в получении прибыльного контракта на танкерную перевозку саудовской нефти.
Когда Найт прибыл в Бейрут, он занял комнату в американском посольстве, в отделе общественной безопасности Агентства международного развития, которое проводило программу материальной помощи ливанской полиции. Но официальные ливанские органы безопасности были осведомлены, что офицеры ЦРУ работают под прикрытием программ общественной безопасности, так что Найт вынужден был сохранять определенную дистанцию с посольством. Он также испытывал трудности в налаживании отношений с руководством ливанской полиции. У него был обычный, а не дипломатический паспорт, он проживал в отеле «Сент-Джордж», изображая туристического агента с заданием проводить тайные операции. Зная о разнообразии созданных им образов, официальные ливанские лица относились к нему с подозрением. «Они не были абсолютно уверены в причинах, по которым я был здесь, - продолжает Найт. - Не являюсь ли я израильским шпионом?»
Первоначальным контактом Найта был шеф Ливанской службы национальной безопасности эмир Фауд Чехаб, но влиятельная семья Чехаб была вовлечена в коррупцию во времена французского мандата, который закончился в 1945 году. И, разумеется, по утверждению Найта, «по политическим, экономическим и культурным соображениям» не было никого, кто мог помочь ему в расследованиях дел о наркотиках лучше Чехаба. Не было до тех пор, пока капитан Азизи - служащий таможни - не представил его Ханна Язбеку, лидеру маронитской общины. Таким образом, Найт получил возможность вербовать информаторов и проводить разведку среди местных наркоторговцев.
Найт объясняет: «Система в Бейруте не была похожа на Чикаго, каждый человек в городе принадлежал к определенной религиозной или этнической общине. Каждая община имела своего лидера, «абада» (abada), под протекцией которого находились и бизнесмены, и преступники. Ханна Язбек, известный вокруг как Абу Жорж (что означает «отец Жоржа»), был маронитский абада. У него были связи по линии торговли гашишем с семейством Гемаель, которые контролировали фашистскую Фалангу и сотрудничали с вишистскими властями Франции, так что он не любил ни англичан, ни израильтян. Но он был незаменим для работы».
Сначала Найт встретился с Абу Жоржем в его доме, где абада представил его своим помощникам. Многие информаторы приходили к нему в офис. Но некоторые не открывались, планируя обмануть его. Найт решил доложить Абу Жоржу об этом, поинтересовавшись у него, кем они были. Подобно Орландо Портале в Риме, Абу Жорж был своеобразным информатором, ибо все, что он делал, не шло вразрез с его собственной торговлей гашишем. «Он только укреплял свои позиции, - объяснял Найт, - когда помогал в делах против Сами Хури или the Druze».
Марониты были глубоко вовлечены в финансовые преступления и торговлю гашишем. Эта часть ливанской культуры не нравилась Найту, но по необходимости ему пришлось договариваться с Абу Жоржем. После этого знакомства они стали друзьями, тем не менее, их встречи были недолгими, Абу Жорж представил ему своего племянника Элие, консьержа отеля «Капитоль», впоследствии он обеспечил Найту необходимые контакты с бейрутским теневым миром.
Через Абу Жоржа, Элие и благодаря своим собственным односторонним контактам, Найт начал собирать разведданные об операциях с наркотиками в Бейруте и в районе долины Бекка, древней библейской земле между Сирией и Ливаном, где выращивался гашиш и откуда поставлялись наркотики. В содружестве с офицером таможни Азизи Найт передавал полученные сведения тайному агенту Джиму Атти, имитировавшему связи со многими важными лицами.

ДЖИМ АТТИ – АС ПОДПОЛЬНОЙ РАБОТЫ

Джим Атти обладал уникальной квалификацией для подпольной работы на Ближнем Востоке. Его отец командовал отрядом ассирийских повстанцев, защищавших христианские поселения от нападения османских турок. Будучи кандидатом на петлю палача в Стамбуле, Атти-старший бежал в Детройт, где Джим рос в жалкой нищете. Во время войны он служил во флоте и принимал участие в чемпионатах Тихоокеанского флота по боксу. После войны он прослушал курс в колледже. Получив степень, он начал работать терапевтом в Администрации ветеранов. Гордый, неугомонный и жаждущий приключений, Атти присоединился к ФБН в Детройте в 1950 году. В 1954 году под руководством главы детройтского отдела Росса Эллиса он принял участие в расследовании дела несчастного ливанского пекаря. Это дело обратило на него внимание Энслинджера и способствовало началу его карьеры как секретного агента на Ближнем Востоке, где у него возник серьезный конфликт с Полом Найтом и Чарли Сирагусой.
«Все началось с дела, которое я вел в Детройте, - уныло говорил Атти. - В то время я испытывал жалость к бедному парню (Хуссейну Хидеру). Он только подумывал о том, чтобы начать дело, и я поговорил с ним об этом. В конце концов, он дал мне номер, и я был послан в Бейрут, чтобы встретиться с политиком и торговцем коврами Амиром Гхориабом. В Бейруте я уговорил Гхориаба передать мне 2 килограмма морфийной основы, там же в мае 1955 года он был арестован ливанскими таможенными агентами.
После своего ареста Гхориаб сказал мне: «Ты никогда не уедешь отсюда живым». И он едва не оказался прав. Я остановился в отеле, который являлся опорным пунктом торговцев наркотиками. Через несколько дней после ареста Гхориаба я вышел в холл отеля и был арестован. Меня привезли в штаб-квартиру Сюретэ, и я предстал перед Хаджем Тума, главой отдела безопасности этой организации. Тума сам являлся крупным наркоторговцем, по его приказу допрашивающий спросил меня, кто я такой. Я ответил, что я турист и не понимаю, за что меня арестовали. После этого они надели на меня наручники. Затем Тума вытянулся и ударил меня по лицу».
«Ну ладно, - спокойно продолжает Атти, - скованный наручниками спереди, я двинулся к нему. Прежде чем я успел схватить его за горло, другие агенты набросились на меня. Они сковали меня наручниками сзади и хорошенько отделали. На мое счастье шеф таможни Эдмон Азизи (контакт Пола Найта), вошел и увидел мое окровавленное лицо. Азизи, который также был связан с наркоторговлей, забрал меня в штаб-квартиру таможни и постарался все уладить».
Атти не держал зла на Тума, но он испытывал большую обиду на Пола Найта в этом инциденте. Этому способствовала и персональная враждебность, которая вспыхнула после того, как теща Найта назвала сына Атти «маленьким грязным арабом». Атти также возненавидел Чарли Сирагусу. Он чувствовал, что Сирагуса больше всего беспокоится о своем собственном гнезде через имеющиеся у него благоприятные связи в маклерской конторе Меррилла Линча в Риме, чем о проведении расследований. Это была другая причина обид Атти, которая возникла позднее. Но его первым противником был Пол Найт.
Как вспоминал Атти, «Найт всегда общался с Элие Язбеком. Дядя Элие был гангстером, под контролем которого находились азартные игры и контрабанда в Бейруте. Он работал с Гемаелями, в свою очередь контролировавшими побережье и получавшими плату с каждого корабля, приходившего в док. Президент Чехаб был также вовлечен во все это. И обо всем Найт говорил: «Так или иначе, в это время, направляясь от Язбека и Азизи к Сами Хури, я знал, кто продал израильтянам 50000 автоматов».
Согласно Атти, израильтяне истратили миллионы долларов ЦРУ, подкупая официальных лиц в Европе и на Ближнем Востоке для получения информации и защиты. Он утверждал, что Хури доверял главе таможни Эдмону Азизи свою защиту в Ливане, а израильтяне обеспечивали ему контакты и деньги, которые позволяли Хури перемещать наркотики через всю Европу. С гарантиями, полученными от МОССАД, Хури загружал в свой автомобиль партию морфийного сырья и ехал во Францию, где находился под прикрытием солидной израильской фирмы. Атти также утверждал, что израильтяне старались не допускать ФБН к проведению расследований против торгующих наркотиками израильских агентов в городе Алеппо (Сирия), который являлся основным транзитным пунктом в регионе.

ЧЕТЫРЕ ВСАДНИКА

Несмотря на политические препятствия и минимальный бюджет, операции на Ближнем Востоке имели огромную общественную поддержку ФБН. В ноябре 1955 года Атти без посторонней помощи захватил значительное количество героина, принадлежавшего наркобарону Мохаммеду Оз Юрику в Турции. И в мае 1956 года (через год после того, как Лига Арабских стран назвала Израиль главным источником незаконных поставок наркотиков в Ливан) агенты ФБН и ливанской таможни во главе с Эдмоном Азизи арестовали Омара Маккоука, владельца крупнейшей лаборатории в Бейруте. Дело было широко освещено в прессе, так же, как и перестрелка, которая произошла между Полом Найтом и торговцами наркотиками в Сирийской пустыне.
Каждое приключение Найта и Атти помогало Сирагусе лучше понять, как наркотики поступают в Америку. Следствием этих дел на Ближнем Востоке стали имевшие большое значение аресты, проведенные в Америке. Так, например, подсказка агента Тони Зирилли из Италии позволила ФБН арестовать беглого Джорджа Маллока в Нью-Йорке и захватить его брата Джона во время полета в Мексику. Дело братьев Маллоков послужило началом дел в Голливуде и Чикаго, а также расследования деятельности членов французской сети в Мексике, Канаде и Нью-Йорке.
Успех ФБН на Ближнем Востоке был особо значимым для Гарри Энслинджера. В июне 1955 года на заседании подкомитета по законодательству Комиссар с гордостью говорил, что армия, флот, береговая охрана и ФБР не могли остановить поток героина в Нью-Йорк. Но четыре человека: Чарли Сирагуса, Пол Найт, Хэнк Манфреди и Джим Атти совместными усилиями перехватили 40% героина.
«Эти четверо, - сказал Энслинджер, - стоят целой сотни!» (14)

9
ТАЙНЫЙ ПОЛИЦЕЙСКИЙ

«В чем заключалась легенда Эй-Джея? Международный плейбой и любитель безобидных розыгрышей. На приеме в американском посольстве по случаю 4 июля разбавил пунш смесью из яхе, гашиша и йохимбина, что вызвало оргию».
Уильям С. Берроуз, «Голый Ланч».

Пока Сирагуса основывал свою заокеанскую империю и представлял себя в качестве преемника Энслинджера, его наставник Джордж Уайт начал свою секретную миссию, которая навсегда изменила американское законодательство о наркотиках.
Этот процесс начался во время второй мировой войны, когда ОСС изобрела «Лекарство Правды», полученное из марихуаны, а Уайт был избран руководителем проведения испытаний на людях. Эксперименты Уайта с марихуаной продолжались до конца 1947 года, но прекратились, не достигнув желаемого результата. Затем, в 1950 году несколько американских солдат были захвачены в Северной Корее, последовало публичное заявление о том, что все они являлись членами секретного подразделения по использованию бактериологического оружия. Это все изменило. Допуская, что военнопленные были подвергнуты промыванию мозгов и что Америка, хочет она того или нет, должна начать состязание с коммунистами в использовании методов ментального контроля, ЦРУ разработало секретную программу исследований в многочисленных психиатрических клиниках, университетах и фармацевтических компаниях, пытаясь получить наркотик более сильный, чем марихуана, чтобы с его помощью осуществлять манипуляцию мыслями и поведением человека. В феврале 1951 года Гарри Энслинджер и его помощник Джордж Каннингхэм предоставили ЦРУ образцы всевозможных наркотиков - ЦРУ получило возможность осуществлять потенциально смертельные эксперименты на многих ни о чем не подозревающих американских гражданах. (1)
Через какое-то время ЦРУ пришло к выводу, что диэтиламид лизергиновой кислоты (ЛСД) является наиболее эффективным наркотиком для распознавания двойных агентов, извлечения информации из бывших военнопленных, а также для «внушения мыслей и других форм ментального контроля». (2) ЛСД также можно было использовать для дискредитации оппозиционных политиков. И одни раз, согласно Майклу Макклинтоку, в 1953 году агенты ЦРУ накачали наркотиками президента Филиппин Элпидио Куирино накануне его выступления с речью, в результате чего «его выступление показалось бессвязным». (3)
ЛСД также мог потенциально использоваться для разоблачения и подрывания морального духа внутренних врагов, особенно рабочих лидеров и граждан, подозреваемых в шпионаже в пользу Советов. Соответствующая статья Акта о национальной безопасности была изменена и санкционировала участие ЦРУ в программах по обеспечению внутренней безопасности. И в 1952 году ЦРУ наняло Джорджа Уайта для испытания ЛСД на неназванных американских гражданах в Нью-Йорке. Важный и необходимый для этих целей статус федерального агента предоставлял Уайту карт-бланш на руководство испытаниями на ком угодно и где угодно. Его советниками были эксперт контрразведки ЦРУ Джеймс Энджелтон и бывший шеф ОСС Уильям Донован. Но отличная квалификация Уайта использовалась в нечистоплотных целях.
После того, как Пол Ньюи ушел из ФБН и поступил в 1951 году на работу в ЦРУ, он встретился с офицером безопасности ЦРУ, который руководил обеспечением прикрытия Уайта. Офицер безопасности ЦРУ рассказал Ньюи, что садомазохизм Уайта получил подтверждение имиджа несчастного, который развился у него в 1945 году, когда его вторая жена Рут бросила его, назвав «большой жирной грязью». Слова больно ранили, так что Уайт (5 футов, 7,2 фунта) пытался побороть свое раздражение причинением боли другим. Множество подходящих дел подлежало обсуждению.
Оперативное сотрудничество Уайта с ЦРУ началось в апреле 1952 года, когда его представили профессору Сидни Готтлибу, косолапому, заикающемуся ученому, выбранному ЦРУ для управления программой по испытанию ЛСД. Уроженец Нью-Йорка, Готтлиб возглавил химический отдел в Службе технического обеспечения ЦРУ. Готтлиб и Уайт быстро составили доклад, и в 1955 году вместе руководили программой испытаний ЛСД в Нью-Йорке, а в 1957 году - в Сан-Франциско, когда Готтлиб был отозван, и вновь с 1961 года вплоть до выхода Уайта в отставку в 1965 году. Таким образом, можно с уверенностью сказать, что эти два эксцентричных человека ввели Америку в ее психоделический век. (4)
Помогая найти неназваных субъектов в Нью-Йорке для испытаний ЛСД, Уайт привлек Гилберта Фокса, фотографа, снимающего порно, которого он встретил в октябре 1952 года.
«Я хорошо знал Джорджа, - говорил Фокс. - Чрезвычайно хорошо, отчасти - благодаря странностям. Мы встретились с художником Джоном Уайли, владевшим маленьким журналом «Bizarre», особенностью которого были публикации снимков полуодетых женщин на высоких каблуках. Джорджу это нравилось. Еще ребенком он сходил с ума от своей тети, которая всегда надевала обувь на высоких каблуках. Таким образом, фетишем Джорджа стали туфли на высоких шпильках и кожаные сапоги. Ему также нравились мои книги и он просил меня написать что-нибудь про высокие каблуки».
«Джордж был интересным парнем, особо чувствительным, - поясняет Фокс. - Он любил маленьких птичек, особенно канареек. Он также любил пить джин и был пьяницей. Он пил утром, днем и вечером. Он пытался реализовывать свои сексуальные фантазии. Однажды мы с моей женой Пэт и Джорджем пошли в отель снять проститутку. Она привязала его к кровати и лупила его по заднице. Она была на высоких каблуках».
«Жена Джорджа, Альбертина, на которой он женился в августе 1951 года, знала о приключениях Джорджа на стороне, - продолжает Фокс, - но она была карьеристкой и поддерживала его в работе. В то время Джордж был значительной фигурой на выборах мэра Нью-Йорка. Человеком, которого он поддерживал, был Рудольф Хэйлли, являвшийся одним из руководителей Слушаний Кефовера и баллотировавшийся на пост мэра Нью-Йорка по мандату Объединенной партии. Если Хэйлли выигрывал выборы, он назначал Джорджа на должность комиссара Департамента полиции Нью-Йорка».
Ходили слухи, что Уайт подложил большую, чем ЦРУ использовало против филиппинского президента Элпидо Куирино (5), дозу ЛСД в питьевую воду одного их оппонентов Хэйлли на политических дебатах. Но, скорее всего, это были только слухи, а вот в своем дневнике от 28 ноября 1952 года он рассказывает, как подложил ЛСД Джилу и Пэт Фоксам и их друзьям Кай и Джо Юргенсонам.
Фокс вспоминает: «Мы все были пьяны и целыми днями курили марихуану. Однажды вечером Джордж дал нам ЛСД. Он исчез незаметно для нас. Кай и Джо пришли к нам и мы направились на обед к Уайтам. Позже мы забрели в трущобы вокруг Лоувер-виллидж. Шел снег. Мы остановили машину на Корнелиус-стрит. Снег был красным, зеленым, голубым - тысяча прекрасных цветов - и мы танцевали на улице. Джо думала, что на ней кружевные перчатки до локтей. Затем мы зашли в лесбийский бар и Пэт пришла в возбуждение. Пэт искала неприятностей в течение всего путешествия. Жена Кая Джо позже воображала себя женой Элиота Смита».
Фокс говорил, что был сердит на Джорджа. Но он и его жена оставались добрыми друзьями с Уайтами, как будто ничего и не произошло. Принимая во внимание все их наклонности, это было правдой. И на самом деле Фокс предоставил следующих неназванных жертв уже через несколько дней.

Элиот Смит знал Джил Фокс по кружку в Гринвич-виллидж, в котором практиковались беспорядочные сексуальные связи. В середине декабря 1952 года Элиот и его 19-летняя жена Барбара присоединились к Фоксам на обеде у Уайтов на Вест-стрит, 12. Пытаясь вовлечь Смитов в оргию, Уайт гордо продемонстрировал им гардероб своей прекрасной жены, переполненный туфлями на высокой шпильке. Элиот нашел все это омерзительным и оргия так и не состоялась. Но все оставались друзьями, и пока Элиот был за городом, его молодая жена согласилась присоединиться к Уайтам пообедать и выпить. Барбара была так наивна, что взяла с собой их годовалую дочь Валери.
Представим вечер 11 января 1954 года, когда так же скрытно ЛСД подмешали Кларисе Стайн, подруге Альбертины и коллеге по работе в универмаге «Абрахам и Страус» в Бруклине. В случае с Кларисой этот эксперимент закончился травмой.
По воспоминаниям Кларисы, вечер начался довольно успешно. Уайт подал мартини и примерно через полчаса Клариса, Барбара и Альбертина пришли в состояние легкого опьянения. Но забава кончилась, когда Клариса отправилась домой и ей начали мерещиться многоцветные образы всякий раз, когда она закрывала свои глаза. Она испугалась и позвала на помощь Уайта, но он не проявил сочувствия, в ответ подняв ее на смех, и бросил трубку. Ее страх перерос в жуткий ужас, который стал нарастать, и она испугалась, что если она никогда не уснет снова, - что представлялось ей определенно возможным в то время, - она смогла бы даже убить себя. Но ее симптомы затихли на следующий день, и она снова возобновила дружбу с Альбертиной. (6)
Барбаре Смит не повезло. Через какое-то время после того, как ей подсыпали ЛСД, у нее развилась паранойя, и в 1958 году ее поместили в психиатрическую клинику в Нью-Йорке. Впоследствии у нее был диагностирован рак (как и у Кларисы), и в 1978 году она умерла. Никто не знал, что случилось с Барбарой и ее дочерью в ту ночь, она никогда не говорила Элиоту, что была там. Но исходя из этого, Элиот подозревал, что Джордж Уайт, неистовствующий тайный полисмен ЦРУ, мог приставать к ней.

НАРКОТИКИ И НЕОБЪЯВЛЕННАЯ ВНЕШНЯЯ ПОЛИТИКА АМЕРИКИ

В то время как Джордж Уайт с увлечением занимался бесчестной программой ЦРУ по испытанию ЛСД, он продолжал служить как агент ФБН, и в октябре 1953 года он отправился на Кубу оценить, по просьбе Энслинджера, степень приверженности новоизбранного президента Фульхенсио Батисты антинаркотическому законодательству. Трудно было поверить, что Энслинджер питал какие-то иллюзии относительно этого. Для Уайта через своих информаторов в преступном мире было невозможно установить что-нибудь новое, кроме того, что было известно, в частности, что кубинский диктатор восстановил незаконные связи Мейера Лански, установленные еще его предшественниками, и что наркотики шли через Кубу в Америку таким потоком, как никогда до этого. Но на Кубу распространялась юрисдикция американской таможенной службы, и агенты ФБН не допускались к операциям до тех пор, пока Министерство финансов не обращалось к ним за помощью - в этом был чисто бюрократический смысл. Энслинджер был вынужден скрывать правду о ситуации на Кубе. Это положение позволило Батисте списать со счета антинаркотическое законодательство на острове, в результате чего ФБН преследовались только те торговцы наркотиками, которые не платили ему требуемый тариф. Согласно Салу Виццини, агенту ФБН, тайно работавшему на Кубе с середины до конца 50-х годов, этот тариф достигал до 50% от дохода.
В ситуации, связанной с обеспечением национальной безопасности, для Энслинджера было выгоднее держаться подальше от Кубы. В апреле 1952 года батистовские таможенники задержали двух советских дипломатов, которые прибыли из Мексики с двумя чемоданами весом 154 фунта. Что бы ни было внутри этих чемоданов, большую ценность представляло то, что Советы прибегли к разрыву отношений с Кубой, предпочитая это разрешению проводить их досмотр. (7) Куба находилась всего в 90 милях от Флориды, и в этом безвыходном положении Энслинджер, опасаясь влияния Советов, использовал секретную службу как козырь по отношению к закону о наркотиках. В ответ ЦРУ поддерживало его и намеренно использовало наркосиндикат Мафии. Позднее Энслинджер оправдывал себя, написав: «Наши агенты провели более 50 дел против кубинских мелких и крупных наркоторговцев в эпоху Батисты. Правительство Батисты ничего не делало, чтобы отправить этих людей в тюрьму, вопреки нашему сотрудничеству с их собственными людьми, добывавшими улики. Так что я вынужден был сказать своим агентам, чтобы они прерывали сотрудничество и возвращались домой». (8)
Джордж Уайт, тем временем, завершил свою кубинскую инспекцию и организовал расследование в Эквадоре и Перу, что принесло ФБН поддержку общественности. Он вернулся в Нью-Йорк в апреле 1953 года, страдая алкоголизмом, и возобновил свои опыты с ЛСД. Администрация Эйзенхауэра приняла программу впрыскивания наркотика при содействии Аллена Даллеса, директора Центрального разведывательного управления, и Ричарда Хелмса, шефа секретных служб ЦРУ. Оба были готовы использовать любое оружие для борьбы с коммунизмом, и 3 апреля 1953 года при поддержке Даллеса Хелмс предложил дать программе биохимических вооружений наименование MKULTRA, которая предполагала использование наркотиков. Она предоставляла ЦРУ возможность дискредитации друзей, скорее похожих на врагов, а также тайного устранения неугодных лиц, не оставляя следов. Секретные познания Уайта о мафиозном комитете по уничтожению, а также его методы убийств (такие, как приглашение на работу иностранцев и закатывание в бетон провалившихся двойников) определяли его уникальную квалификацию как эксперта по этим смертельным аспектам их деятельности. 13 апреля 1953 года Даллес одобрил операции MKULTRA, и ЦРУ всерьез занялось поисками создания идеальных методов убийств. (9)
Затем Уайт перенес свои операции по программе MKULTRA из своего дома на специальную конспиративную квартиру на Бэдфорд-стрит, 81, в Гринвич-виллидж. Используя связи Моргана Холла, он начал вытягивать деньги на аренду с уполномоченного банка ЦРУ. Пэт Фокс украсил апартаменты, личный специальный работник Уайта Пьер Лафитт (агент-провокатор в деле Орсини) установил кондиционер, телефон и оборудовал кабинет, наполнив его оружием. Техники ЦРУ установили два двойных зеркала, скрытые микрофоны и снабдили Уайта новейшим фотографическим оборудованием. Лафитт нанимал девушек по вызову для привлечения шпионов, дипломатов, политиков и даже обычных граждан. Жертвы накачивались афородизиаком или ЛСД, а Уайт и его когорта из ФБН вместе с отобранными ЦРУ учеными наблюдали за ними через двойное зеркало или записывали всё на кинопленку или магнитофоны.
Первый брифинг Уайта по программе MKULTRA на Бэдфорд-стрит произошел 23 июня 1953 года. Присутствовали Джеймс Энджелтон, доктор Джеймс Хэмилтон и Грегори Батесон, бывший офицер ОСС, известный своими радикальными взглядами на политику и психологическое оружие. Хэмилтон был партнером Уайта по программе ОСС в создании «Лекарства правды», руководил опиумными инспекциями в Бирме во время войны. В 1953 году его привлекли к психологической оценке субъектов, подобранных Уайтом по программе MKULTRA. (10) Энджелтон был контрразведчиком, который знал, как ЛСД может помочь ему в разоблачении тайных вражеских агентов внутри ЦРУ и проникновении в иностранные спецслужбы. Батесон также был уверен в том, что ЛСД и другие наркотики могут быть использованы для реконструкции американского общества. В меморандуме, который он направил Уильяму Доновану через девять дней после сбрасывания США атомной бомбы на Хиросиму, Батесон предсказывал эру, в которой пропаганда будет низвергнута и «социальные и этнические манипуляции» станут более решающими, чем посланные ракеты. (11)
Экспертиза этих людей, встретившихся в апартаментах на Бэдфорд в июне, выделила две тактики ЦРУ в работе над поисками способов завоевания мира: 1) использование ЛСД как оружия в психологической войне; 2) превращение наркоторговцев в пятую колонну, подрывающую способность зарубежных стран и нежелательных меньшинств в Америке к экономической, политической или военной организации.


ОПЕРАЦИЯ Х И ИНИЦИАТИВЫ ЦРУ В НАРКОТОРГОВЛЕ

Однако продвижение плана, изобретенного Энджелтоном, Хэмилтоном, Батесоном и Уайтом случайно совпало с непредсказуемой брешью в системе безопасности, которая произошла в марте 1953 года, когда Бирма обвинила гоминдановского генерала Ли Ми в торговле опиумом. Зная, что обвинение обоснованно, ЦРУ потребовало «быстрой эвакуации с целью предотвращения утечки информации об опиумном бизнесе Гоминдана», и в ноябре 1953 года Государственный департамент дал разрешение на перевозку сил Ли Ми принадлежащими ЦРУ самолетами «Сивил Эйр Транспорт» на Тайвань. (12) На деле же многие из них вернулись назад в Бирму или просочились в северный Таиланд с согласия генерала Пао, высокопоставленного полицейского и наркодельца. Даже посол Уильям Дж. Себальд не был одурачен этим крючкотворством и спросил: «Если ЦРУ сознательно способствует возвращению гоминдановских войск в Бирму, значит, оно хочет, чтобы они продолжали свой опиумный бизнес» (13), которым они занимались?
Работа Энслинджера изменила отношение к ЦРУ, и в июне 1953 года, когда в Нью-Йорке был подписан протокол об ограничении производства опиума в Болгарии, Греции, Индии, Турции, Иране, СССР и Югославии, он использовал заявление о причастности Китайской Народной Республики к контрабанде наркотиков в качестве дубинки. Он утверждал, что Бюро по предотвращению опиумной торговли КНР, направляет опиумные караваны из провинции Юньнань в Бирму, где их агенты передают опиум неназваным мафиози из Гонконга. В высказанных им замечаниях на заседании Комиссии ООН по наркосодержащим лекарствам в апреле 1953 года Энслинджер ссылался на доклады, которые он получал, включая публикации Верховного командования союзных войск (SCAP) в Японии, доказывающие, что весь героин, захваченный в Японии «происходит из коммунистического Китая». (14)
Не только атташе казначейства США в Гонконге мог предложить доказательств дикости подобных обвинений в адрес КНР, но и историк Уильям О. Уокер III, который также писал, что ссылки Энслинджера на SCAP неискренни. SCAP на самом деле утверждал, что героин - «азиатского происхождения, но происходит из неопределенных источников». (15)
Энслинджер знал, что эти неопределенные источники находятся в мифическом Золотом треугольнике, богатом опиумом районе, включавшем часть территорий Бирмы, Лаоса и Таиланда. Из доклада агента Толленджера в 1948 году он был осведомлен и о том, что опиум был «важнейшей статьей доходов» во Французском Индокитае. В своей «Политике героина» профессор Альфред В. Маккой описывал, каким образом французы использовали подобную статью доходов, получившую название «Операция Х». Она началась в 1950 году, когда французское разведывательное агентство, Служба важнейшей документации и контрразведки (SDECE), переправляла опиум из Лаоса во французский специальный военный лагерь на мысе Сен-Жак в Южном Вьетнаме. Из Сен-Жака опиум продавался консорциуму, состоящему из вьетнамских гангстеров, гоминдановских брокеров и корсиканцев в Сайгоне. Корсиканцы доставляли его в Марсель, гоминдановцы переправляли в Гонконг, вьетнамцы продавали на месте. В этом и состояла сама «Операция Х». (16)
Согласно Маккою, после того, как Америка заменила Францию во Вьетнаме в 1953 и 1954 годах, ЦРУ унаследовало многие контакты SDECE среди торговцев наркотиками в Лаосе и Вьетнаме. Энслинджер был осведомлен об этом так же, как и о том, что французская сеть из Юго-Восточной Азии тянется через Батисту, Лански и Санто Траффиканте на Кубе по направлению к американским гетто. Но он выбрал использование своего положения мирового лидера власти, контролирующей наркотики, для одурачивания американской публики. Он злоупотреблял своей огромной властью, чтобы прикрывать вовлечение вверенного ему Бюро в серию экспериментов по MKULTRA и неудачные подкупы.

ТАЙНЫЕ ПЕРЕГОВОРЫ, ОСЛОЖНЕНИЕ БОЛЕЗНИ И ТЩАТЕЛЬНОЕ ПРИКРЫТИЕ

Первое потенциальное бедствие произошло в Нью-Йорке 12 сентября 1953 года, когда восходящая звезда, актриса Линда Кинг, кричащая и неистовствующая, была доставлена в больницу Ленокс-Хилл и обвинила Джорджа Уайта и агента ФБН Пола Кросса в том, что они накачали ее наркотиками. Как писал Уайт в своем дневнике, он, несомненно, дал Линде Кинг тайком дозу ЛСД, и Кросс при этом присутствовал. Офицеры безопасности ЦРУ предвидели, что когда-нибудь некоторые из подопытных кроликов MKULTRA вычислят, что произошло, и подадут иск. Но Уайт поддерживал «тайные рабочие отношения с местными полицейским властями, которые в критической ситуации могли погасить любые протесты». (17) Договоренность распространялась также и на больницы, так что доктора в Ленокс-Хилл просто проигнорировали обвинения Кинг. После того, как Кинг отошла от своих галлюцинаций, она, подобно Кларисе Стайн, решила перестать обсуждать это и остаться частью избранного социального круга Уайта. Рассматривая произошедшее с Кинг, можно раскрыть роль ФБН в программе MKULTRA, но вместе с этим следует заметить, что система безопасности работала, и Уайт был непобедим.
Следующим тайным сообщением была смерть в конце сентября агента Крофтона Хейса от передозировки героина. Выпускник Фордхема, член «Кельтской клики» Джима Райана Хейс служил агентом обвинения в офисе в Ньюарке (штат Нью-Джерси). Как вспоминал агент Джон Л. «Джек» Келли-младший в своей автобиографии «На улице», за день до смерти Хейса руководитель группы предложил Келли наложить арест на героин, являвшийся искушением для информаторов. Келли выполнил распоряжение, но на следующее утро он узнал о смерти Хейеса от передозировки «того самого героина, который предложил ему начальник». (18)
Если это знал Келли, то это знал и Энслинджер. Но начинать расследование обстоятельств смерти Хейса Комиссар не отважился - для этого следовало бы раскрыть тот факт, что в нью-йоркском отделе есть другие наркоманы и что агенты заставляют информаторов подчиняться при помощи захваченного героина. Это было зловещей практикой. Ходили слухи, что Хейс сознавался в своем грехе и вовлекал других агентов в незаконную деятельность. В результате он был убит своим коллегой, получив большую дозу наркотика. Это было следствием MKULTRA. Многие агенты знали об экспериментах Уайта с ЛСД, в 1979 году агент Пэт Уорд заявил на комиссии по расследованию деятельности ЦРУ, что сотрудник офиса был «берсеркером» в момент смерти Хейса и что Уайт накачал клерка, а, возможно, и Хейса, ЛСД. (19) Из этих соображений было официально объявлено, что смерть Крофтона Хейса наступила от печеночной недостаточности, и вновь это произошло по договоренности с руководством больницы.
Другая потенциальная проблема встала перед Энслинджером через несколько дней. Глава отдела по расследованию злоупотреблений при Генеральном прокуроре США в Вашингтоне (DC) Томас А. Уодден выдвинул два поразительных обвинения в статье, опубликованной 3 октября 1953 года в газете «Saturday Evening Post». Согласно Уоддену, агенты ФБН передавали захваченные наркотики из специального отдела министерства финансов по распоряжению конфискованными наркотиками «Большому Джиму» Робертсу, «чернокожему преступному королю Вашингтона». Более сенсационным было утверждение Уоддена о том, что его расследование развалено Энслинджером. Комиссар, в конечном счете, сообщил, что имела место мелкая кража, но он возложил вину за кражу наркотиков на черных уборщиков. Уодден быстро ушел в отставку после своего расследования, но ему так и не удалось установить агента ФБН, причастного к этому делу. Он так никогда и не узнал, что Энслинджер и Джордж Каннингхэм передавали наркотики из отдела по распоряжению конфискованными наркотиками ЦРУ для экспериментов по программе MKULTRA.
Следующее осложнение произошло две недели спустя. В конце ноября 1953 года, когда Гарленд Уильямс неожиданно объявил о своей отставке из министерства финансов. Цепочка событий, приведшая к неожиданному развитию, началась в сентябре 1952 года, когда Уильямс закончил свою службу в качестве командира 525-го армейского разведывательного корпуса. Он хотел вернуться на свое старое место руководителя управления в Нью-Йорке, но, как рассказывал Говард Чэппелл, «в гостинице не было мест. Джим Райан прочно отстаивал свою позицию, и Гарленд стал помощником Комиссара разведывательного подразделения Внутренней налоговой службы, где его не особо приветствовали».
К несчастью для Уильямса, он внедрился в IRS в неподходящий момент. IRS в последнее время привлекало внимание Инспекторского отдела, и когда Уильямс приступил к своим обязанностям, Инспекторский отдел начал расследования в отношении верхнего эшелона IRS, противоправных поступков некоторых бюрократов и политики назначений, включая назначение Уильямса, который не уплатил налоги с некоторых облигаций, находившихся в его собственности. Уильямсу позволили сослаться на состояние здоровья, как было сказано в официальном сообщении об его отставке, но репутация его пострадала. Некоторые агенты ФБН верили, что он должен был скомпрометировать себя каким-то преступлением или считали, что к его отставке, возможно, причастен Энслинджер или ЦРУ. Так или иначе, Уильямс нашел утешение в том, что было более привычным для него – в секретности. После своей формальной отставки в марте 1954 года он начал свою двух летнюю одиссею, которая привела его вначале из Вашингтона (DC) к неуказанной деятельности в Сан-Франциско, где в 1955 году Джордж Уайт основал вторую конспиративную квартиру MKULTRA, а затем - обратно в Вашингтон, где он организовал специальный отдел в Армейском химическом корпусе. (20)
Потом, 28 ноября 1953 года, последовало самоубийство Фрэнка Олсона. Ученый ЦРУ, специализировавшийся на болезнях, распространяющихся воздушно-капельным путем (например, сибирская язва), Олсон был привлечен к программе MKULTRA под прикрытием Министерства обороны. Его странности проявились вечером 19 ноября 1953 года, когда в уединенном загородном домике в пригороде Вашингтона, служившем прибежищем для исследователей, занятых в программе MKULTRA, один из в равной степени невменяемых коллег доктора Готтлиба подбросил ЛСД Олсону в бокал с «Куантрэ». Не подозревая о том, что его накачали наркотиком, Олсон впал в ужасные галлюцинации, приведшие к нервному срыву, а неделей позже - и к принудительному посещению доктора Гарольда Абрамсона в Нью-Йорке. Аллерголог Абрамсон, работавший в программе MKULTRA по контракту, угостил Олсона хорошей яичницей с бурбоном. Эффект имел тяжелые последствия. После празднования с Абрамсоном Дня Благодарения на Лонг-Айленде Олсон вернулся в свой номер в отеле «Статлер» на Манхэттене и, как утверждалось, в присутствии психиатра ЦРУ Роберта Лэшбрука рванулся через всю комнату, выпрыгнул в окно и разбился насмерть. (21)
Нью-йоркские детективы сначала назвали это «убийством», поскольку Лэшбрук был в комнате, но потом предложили инспектору ЦРУ генералу Лайману Б. Киркпатрику закрыть дело, чтобы избежать дальнейших хлопот. Смерть Олсона была официально квалифицирована как самоубийство. Впоследствии, в 1994 году, отец Фрэнка, Эрик Олсон, добился эксгумации его тела и, основываясь на аутопсии, выяснил, что Фрэнка Олсона ударили тупым предметом, а затем толкнули в окно, чтобы предотвратить разоблачение им программы МКULТRА, а также использование ЦРУ биохимического оружия в Северной Корее.
Даже если теория Эрика верна, Джордж Уайт, согласно его дневнику, был в Калифорнии, когда умер Фрэнк Олсон, и, следовательно, не мог принимать участия в его убийстве. Это было благоприятно для ФБН, потому что помощник Уайта порнофотограф Джил Фокс осознавал последствия смерти Олсона для них. Можно было предположить, что Олсон посещал конспиративную квартиру на Бэдфорд-стрит, когда приезжал в Нью-Йорк. Но связь между ФБН и программой МКULТRА так и не была установлена и, подобно инциденту с Линдой Кинг, несчастье с Олсоном было сохранено в тайне.
Но проблемы неприкосновенности продолжали беспокоить ФБН. Через несколько месяцев Полицейский департамент Нью-Йорка довел до сведения Энслинджера, что получены записи разговора, в котором агент ФБН обсуждал дела с торговцем наркотиками по прозвищу Тони Айодин (настоящее имя Диадоне). Полиция не могла поверить, что агент ФБН получал взятки от Айодина. Но агент был вовлечен в важное расследование против крупного наркоторговца Сола Гелба, который предположительно имел источники в КНР, и дело против Гелба в результате развалилось.10000 $, которые Джим Райан выдал агенту для покупки полкило героина у Гелба, были утеряны. В 1954 году 10000 $ составляли месячный бюджет нью-йоркского офиса. (22)
Стараясь сгладить воздействие и последствия этого инцидента, Энслинджер в 1961 году сослался на это как «на разновидность шока, который время от времени случается в нашей работе». В то время как будто этот шок был в перспективе, он говорил об агенте, который был «шпионом преступников» и убил несколько наркоторговцев для своих работодателей из Мафии. Энслинджер утверждал, что эти агенты-убийцы совершают самоубийство за пределами своего офиса, после того как Энслинджер становится противником их преступлений. (23)
Агенты ФБН, нанимаемые в качестве убийц, агенты, пойманные за продажей вне дела, агенты - героиновые наркоманы и один умерший от передозировки, обвинения агентов в похищении изъятых наркотиков, находящихся в комнате вещественных доказательств штаб-квартиры - все эти дела были обычны для Энслинджера, и он просто использовал внутренние проблемы ФБН в политике «уклонения от обороны», на что он соглашался, когда осуществлялись сделки с союзными наркоторговцами типа Батисты или китайских националистов. Энслинджер видел другой путь распознавания величины коррупции внутри ФБН, способный поставить организацию на колени, а также возможного разоблачения экспериментов Джорджа Уайта с использованием ЛСД на неназванных людях совместно с ЦРУ. Энслинджер пошел по другому пути и в результате проблем только прибавилось.
Так, Энслинджером была сплетена сеть обмана вокруг ФБН. В январе 1954 года губернатор Дьюи попросил шефа Комиссии по расследованиям штата Нью-Йорк Уильяма Б. Херлендса проверить источник циркулирующих слухов о том, что Дьюи смягчил срок заключения Лаки Лючиано в обмен на взятку. Это расследование представляло серьезную угрозу для Энслинджера, так как находилось вне его компетенции, а множество агентов ФБН играли роль в распространении этих слухов.
Лаки Лючиано и другие мафиози помогали правительственным разведывательным службам во время войны - этот факт обнаружился во время расследования Херлендса. Однако подробности были неизвестны общественности почти двадцать лет, правду тогда знали только Энслинджер, Джордж Уайт и Чарли Сирагуса. Неприятности начались в 1947 году, когда Уолтер Уинчелл предположил, что Лючиано может быть награжден Почетной медалью Конгресса за свою службу в военное время. Понимая, что пропагандистская компания против Лючиано с трудом может протиснуться сквозь грязный правительственный секрет, Гарленд Уильямс сумел получить опровержения от Уильяма Донована и Чарльза Хэффендена, и повторил их 22 февраля 1947 года в статье в «Нью-Йорк таймс». (24)
Чтобы утаить правду Энслинджер стал распространять слухи о том, что Дьюи получил взятку за изменение срока Лючиано. Наиболее активным его глашатаем был Майкл Стерн. В нескольких статьях, которые он написал для «True: The Man's magazine», Стерн утверждал, что смягчение наказания Лючиано «стоило ему 75000$ в поддержку избирательной компании Республиканцев», а «эксперты в этой области подсчитали, что он потратил приблизительно 200000$». (25) Стерн предположил, что Дьюи имел свободный доступ к Лючиано, персонально ответственного за наркотические проблемы в Америке. Основываясь на измышлениях Стерна, Сенатор Кефовер поднял этот вопрос в 1951 году, и демократический сенатор от штата предположил, что Лючиано дал взятку Дьюи в размере 300000 $. (26)
Дьюи сносил грязные обвинения до 1954 года, когда он дал распоряжения Херлендсу предать эти слухи забвению раз и навсегда. Протоколы Комиссии должны были держаться в секрете двадцать лет, но всем было известно что Мафия и лично Лючиано служили правительству, а Джордж Уайт и Чарльз Сирагуса дали ложные показания во время слушаний Кефовера. Когда Сирагуса предстал перед Комиссией Херлендса, он «неохотно признавал редактирование части статьи Стерна». Он отрицал, конечно, что редактированию подверглась та часть статьи, где говорилось о взятке. Это также было ложью. Сирагуса в 1952 году в письме Энслинджеру сообщал, что основывается на фальшивых предположениях, высказанных в меморандуме руководителя группы по борьбе с Мафией Джо Амато. Направленный Амато Джиму Райану меморандум от 16 августа 1952 года содержал информацию о том, что 500 000 $ были заплачены нужным людям за «пароль» Лючиано, взамен Мафия оказала поддержку на президентских выборах 1948 года. О меморандуме упоминается и в статье Стерна в «True Magazine». (27)
В свидетельских показаниях Сирагусы вместе с офицерами разведки Флота, которые были предоставлены Херлендсу и другим влиятельным членам, допускалось, что ЦРУ и военная разведка использовала Лючиано и прочих наркобаронов. Было прикрытие и использование агентов ФБН в качестве убийц ЦРУ? Ящик Пандоры был открыт. Как сообщил в своем интервью Энслинджер, ЦРУ направило телекс Херлендсу с предупреждением о том, что его расследование угрожает национальной безопасности. Он быстро свернул свою деятельность, а Джордж Уайт продолжил свои не подпадающие под действие закона эксперименты по программе МКULТRА. (28)
В качестве постскриптума этого скандального эпизода в истории ФБН, который был бы вскрыт в результате расследования Комиссии Херлендса, сенатор Джо Маккарти завершал свою карьеру, пользующуюся дурной репутацией, утверждая наличие подрывной деятельности внутри армии и ЦРУ. Маккарти направил свои нападки на офицера ЦРУ Корда Мейера. Глава отдела международных операций ЦРУ, Мейер отвечал за проникновение во внутренние и зарубежные профсоюзы и предотвращение захвата контроля над ними коммунистами. Его поиски так называемых «совместимых Левых» были связаны с тайными интригами и объединялись с операциями, контролируемыми шефом контрразведки ЦРУ Джеймсом Энджелтоном и его активными помощниками в ФБН Чарли Сирагусой и Джорджем Уайтом. Другими словами, Маккарти через свое расследование деятельности Мейера хотел прекратить использование ЦРУ международной тайной наркоторговли.
Сенат начал расследование Маккарти после его атак на руководство спецслужб (по этим соображениям они никогда не были опубликованы), он был подвергнут цензуре и ограничен во власти своими коллегами в декабре 1954 года. Эти расследования касались наркотиков. В 1962 году Энслинджер признавался в своей книге «Убийцы», что он обхаживал важного конгрессмена, используя его зависимость от наркотиков. Может быть, этим конгрессменом был Маккарти? Если так, то хозяева Энслинджера из ЦРУ поощряли его вовлечение в эту незаконную деятельность? Получается, лучшим выходом было одобрить политический компромисс? Энслинджер поддерживал Маккарти в то время, когда ЦРУ снабдило его списком врагов, и когда он стал помехой, они стали чинить ему препятствия. Если это правда, то это было безупречное применение операции МКULТRА.

СКОТСКАЯ ПРИРОДА БИЗНЕСА

Операции МКULТRА координировались с политическими операциями ЦРУ по защите путей следования наркотиков. Как сообщалось, одна из таких операций, по имеющимся сведениям, направлялась Джорджем Уайтом от имени Рудольфа Хэйлли. В 1953 году Хэйли как кандидат на пост мэра от Объединенной партии работал с двумя непосредственными фондами отделов международных операций ЦРУ: сопредседателем Объединенной партии Дэвидом Дубински из международного профсоюза производителей женской одежды и Ирвингом Брауном из Американского фонда труда. (29) Президент Союза моряков Пол Холл был также привлечен к работе по дискредитации левых профсоюзов моряков, портовых рабочих и официальных союзов с использованием торговцев наркотиками. Джордж Уайт подмешал ЛСД в питьевую воду одного из оппонентов Хэйлли, что являлось другим безошибочным способом дискредитации.
Агенты ФБН также помогали обеспечивать безопасность операциям ЦРУ по контрабанде наркотиков, сохраняя под своим контролем портовых грузчиков, потому что «они работали вместе с контрабандистами». (30) Эти портовые грузчики были постоянными связными между левым Национальным приморским союзом и контролируемой Мафией Международной Ассоциацией портовых рабочих. Возглавлял список грузчиков-наркоторговцев Росарио «Саро» Могаверо, бывший вице-президент 856 отделения ILA. Он оставил свой пост в 1953 году после того, как был уличен в вымогательстве. Сын Могаверо был женат на дочери Рокко Пеллегрино, а Пеллегрино контролировал весь рэкет в округе Вестчестер, Нью-Йорк. Пеллегрино снабжал героином Джо Сивелло в Далласе, через Могаверо он был связан с Джоном Орменто, руководившим синдикатом по распространению наркотиков. (31)
ILA больше всего соперничала с Международным Братством портовых рабочих, связанным с ЦРУ. Ситуация была чревата политическими интригами, и Уайт переадресовал эти проблемы своему старому другу Прайсу Спиви, который покинул ФБН и ушел в профсоюз моряков как секретный специалист после того, как гангстеры подбросили героин в машину президента профсоюза Пола Холла. (32)
2 октября 1954 года Уайт встретился с другим своим старым приятелем из ФБН Джоном Хенли, который обсуждал с Секретной Службой проблему, названную им в своем дневнике «Авеню ЦРУ». Этим термином обозначали защищаемые ЦРУ пути наркопоставок для Мафии с Дальнего Востока через Кубу в Нью-Йорк. Двумя днями позже Уайт и Хенли встретили Саро Могаверо, плетущегося за Джоном Орменто, контролирующим оборот наркотиков в гавани, фигуранта в деле Хэппи Мелтцера, которым руководил в 1952 году Джон Спиви. Будучи членом семьи Дженовезе, Могаверо был признан виновным и получил небольшой срок тюрьмы. Это давало право Орменто уйти или, более точно, поехать на Манхэттен к Джорджу Уайту. Согласно Уайту, они прибыли выпить, и Орменто обещал, что будет хорошим мальчиком, тот сделал вид, что поверил ему.
Было множество аспектов в последовательности этих событий. В сентябре 1954 года информатор агента Бена Фицджеральда предложил купить героин в количестве килограмма у чикагского бандита Джекоба Клейна, Клейн согласился представить информатора Могаверо. Но кто-то предостерег Клейна, и в последнюю минуту он отказался от встречи с тайным агентом Анджело Зурло. Дело в результате развалилось на части в октябре, а Клейн продолжал распространять наркотики в Чикаго с мнимой неприкосновенностью. То есть, в январе 1958 года агент Джек Лав засек Клейна в компании Саро Могаверо в баре «Шеридан» в Чикаго, но Лав вскоре был переведен в Лос-Анджелес, и дело Клейна передали другому агенту. И в 1960 году дело Клейна рухнуло, раз и навсегда, когда был убит новый агент-информатор. (33)
Сознательное разрушение этого дела было началом провала нью-йоркского мероприятия Клейна, что дало возможность Могаверо попасть под влияние Орменто, а для Орменто открывались новые ворота с Кубы, при несомненном молчаливом одобрении Джорджа Уайта. Кроме того, Уайт придавал значение обещанию Орменто прекратить торговлю наркотиками, когда это будет необходимо. Взамен Орменто оформил союз с Джо Бонанно, заправлявшим наркоторговлей у Кармине Галанте, и начал поставки больших партий наркотиков с Кубы и из Монреаля в Нью-Йорк, Чикаго и Даллас. Было неправдоподобной тайной то, что Уайт встретился с Орменто точно в тот момент, когда агенты ФБН имели шанс прикончить крупнейшую операцию Мафии по поставке наркотиков (Авеню ЦРУ) в зародыше. А так Уайт от имени ЦРУ и Орменто со стороны Мафии тайно сговорились.
Это только один из настораживающих моментов в этой истории. В начале 1955 года через полицейскую систему прослушивания агенты Грег Пулос и Луис Пагани услышали, где и когда произойдет передача наркотиков. Они упорно ждали и, когда Джон Орменто и его носильщик Сал ЛоПорто получили товар, агенты нагрянули и обыскали машину. В тайнике под передним сидением они не обнаружили наркотиков, зато нашли 5000$ наличными и автомат 22-го калибра, из принадлежащих к тому типу оружия, который используется ЦРУ. (34)
Арестовав Орменто и предотвратив убийство, Пулос и Пагани перепрыгнули в высшую лигу. Однако это дело имело роковые последствия. Через неделю их перевели в другое место (подобно вышеупомянутому Джеку Лаву в Чикаго), а дело Орменто передавалось от одного агента к другому. ЛоПорто, подобно Могаверо до него, выгораживал Орменто, и агент Грегори Пулос, возненавидевший «скотскую природу бизнеса», с отвращением покинул ФБН.
То, что было наиболее чудовищным в этом направлении работы, Уайт изложил в эксцентричном письме своему партнеру по программе МКULТRА Сиду Готтлибу. В нем Уайт говорит: «Я был немного миссионером, а в действительности - еретиком, но я усиленно трудился от всего сердца на винодельне, потому что это было забавно, забавно, забавно. Где еще можно лгать, краснея, как американский мальчик, убивать, мошенничать, воровать, грабить и мародерствовать, имея санкцию и благословление Высших сил?» (35)
На самом деле, где еще?
Давая согласие, Джордж Уайт был в заблуждении. Важно помнить, что только некоторые агенты ФБН принимали вместе с ним участие в нелегальных операциях ЦРУ. Но Уайт был тайным полицейским ЦРУ и всегда был защищен, его пробудил «экзамен» Херлендса (как саркастически назвал это доктор Готтлиб), достигнув договоренности прикрыть жилище на Бедфорд-стрит. Последний раз Готтлиб посетил Джорджа Уайта и Пьера Лафитта в Нью-Йорке 6 декабря 1954 года. Он прибыл со стреляющей фонтанчиком ручкой, с написанной от руки инструкцией, как использовать наркотики и проституток для обольщения. Это было частью нового секретного проекта в рамках программы МКULТRА, контролируемой Уайтом в Сан-Франциско, куда он был назначен новым руководителем отдела ФБН.


10
ЧЕСТНЫЕ ДЕТЕКТИВЫ

«Собака с полным желудком не захочет охотиться»
Помощник Комиссара Джордж Каннингхэм.

Джордж Гафни арестовал беглого Фрэнка Торнелло в январе 1952 года и через несколько недель захватил сообщника Торнелло по делу Орсини Рея де Мартино в отеле «Нью-Йоркер». Невозможно было сделать моментальное фото де Мартино для его опознания, не спугнув его, и Гафни нарисовал эскиз портрета беглого наркодельца по памяти и распространил его среди других агентов ФБН. Благодаря отличной памяти и художественным способностям Гафни, днем позже де Мартино был с легкостью арестован в вестибюле отеля.
Сыграв ведущую роль в захвате Торнелло и де Мартино, подтверждая свои исключительные способности множеством других способов, Гафни в 1953 году был готов к очередному специальному назначению как представитель ФБН в создаваемом Судебном отделе. Отчасти в ответ на Слушания Кефовера Конгрессом был принят закон, согласно которому любое соучастие в преступлении, вне зависимости от его тяжести, заслуживало наказания. Этот новый закон был потенциальным оружием, и его выполнение требовало скрытой координации между федеральными законодательными агентствами и прокурорами; для претворения новых законов в жизнь министерством юстиции был сформирован специальный отдел в Нью-Йорке. Расположенный в здании Федерального суда, под руководством помощника прокурора Роберта Паттерсона-младшего судебный отдел состоял из представителей таможенной службы, разведывательного отдела Внутренней налоговой службы(IRS), отдела IRS по тарифам на табак и алкоголь, ФБН и Секретной службы. Но, как язвительно заметил Гафнии, «ФБР не захотело присоединиться, потому что они не захотели делиться информацией».
Торнелло, между тем, стал информатором ФБН и под руководством руководителя Группы 3 Пэта Уорда представил тайного агента Анджело Зурло известному французскому контрабандисту наркотиков Жану Давиду по прозвищу «Серебряная Лисица» - владельцу фешенебельного ресторана в мидтауне Манхэттена. Зурло совершил покупку килограмма героина у Давида, и обходительный француз был арестован в апреле 1953 года.
И хотя Давид отказался сотрудничать, дело продвинулось в связи с обнаружением в его квартире в мидтауне письма из Мексики, в котором отправитель интересовался ценами на белье в Нью-Йорке. В декабре под руководством Пэта Уорда франкоговорящий агент от имени Давидом написал ответ. Можно было просто сообщить, что цены очень хорошие. Тем не менее, письмо долго обдумывалось, уловка сработала, неожиданный ответ был предельно откровенен.
В то время ветеран, агент Анджело Зурло делил свою квартиру в Бруклине с подающим надежды новым агентом Эндрю Тартальино. Согласно Эндрю, однажды он вернулся с работы и застал перед входной дверью взволнованную пожилую домовладелицу, итальянку. Она прошептала: «Там наверху, в вашей комнате человек, он хочет поговорить с Анджело».
Тартальино понял, что человек наверху прибыл в ответ на сочиненное письмо, но беспокоило его то, что многие вещи в комнате указывали на его принадлежность к ФБН и могли выдать его и Зурло. Но французский контрабандист Робер Кудер не обратил внимания на все эти изобличающие вещи. После приветствий и нетерпеливого ожидания он полностью поверил утверждениям Тартальино, что он партнер Зурло по наркобизнесу.
Зурло вернулся домой несколькими часами позже и после торга с французом по поводу цен и количества, он согласился купить пять килограммов героина. Доля Кудера могла быть определена после выяснения качества товара. Кудер клятвенно заверил Зурло, что он 99 % очистки. Героин такого высокого качества был редкостью и Зурло спокойно ответил, что если он 99 % очистки, то он будет стоить 7000 $ за килограмм. Услышав это, Кудер быстро потерял свое хладнокровие и стремительно покинул квартиру, лихорадочно припомнив, что незадолго до этого продал Энтони Фарина, своему партнеру из Мафии, героин по цене 4 500 $ за килограмм. Но Фарина, к ужасу Кудера, отверг предложение вернуть наркотик.
Несколькими днями позже Кудер передал Зурло образец - одну унцию героина из лаборатории в Марселе. «Но так как Фарина отказался вернуть часть его героина, - объяснял Гафни, - Кудер сказал Зурло, что он может предложить пять килограммов, которые ему обещали доставить из Мексики. Мы прослушали телефонные разговоры, которые Кудер вел со своими сообщниками в Мексике, затем уведомили об этом таможенного агента Бена Уайта в Мехико-Сити. Уайт проследил номер до дома генерала, командующего федерального округа. Кроме этого от Уайта мы узнали, что письмо Зурло было отправлено в кафе, находящемся в квартале от американского посольства и что владелицей кафе являлась любовница мексиканского президента».
«Кудер сказал Зурло, чтобы он не беспокоился, - продолжал Гафни, - что он поедет в Мексику и привезет героин сам. Затем он спросил Энди, знает ли он кого-нибудь, кто может отремонтировать чемоданы. Энди не знал никого, кто мог бы это сделать, но он пообещал выяснить. В конце концов, Кудер дал ему ключ от камеры хранения на вокзале Пенн-стейшн. Мы отправились туда и достали эти чемоданы. Осмотрев их, мы обнаружили скрытое отделение с остатками героина. Зная о том, что это собственность Кудера, а заодно и то, что он передал образец героина Зурло, я арестовал Кудера, - сказал Гафни с гордостью, - а Пэт Уорд арестовал Фарина».
«Раньше Фарина был солдатом итальянской армии в Эфиопии, - продолжает Гафни. - Он был крепким парнем и не сказал ни слова. Но Кудер представлял отделение корсиканской сети, и выложил, как он был в Мексике у Антуана Д'Агостино, Поля Мондолони и Жана Кроса. Он сообщил, что Мондолони был полицейским в Сайгоне, что он был арестован во время ограбления Ага Хана на Французской Ривьере. Мы ничего не знали об этом раньше, и это было замечательно». (1)

СКАНДАЛЫ ДЖОРДЖА УАЙТА

В то время как Нью-йоркский офис распутывал реорганизованную французскую сеть, Энслинджер в январе 1954 года назначил Джорджа Уайта единственным и главным контролером ФБН (должность, учрежденная Энслинджером специально для него) и в мае 1954 года, после допросов на Комиссии Херлендса, Уайт отбыл в Техас рассмотреть, как таможенная служба использует конвои, а также расследовать заявления о том, что таможенный агент Элвин Шарфф посылал информаторов в Мексику покупать наркотики и с их помощью арестовывал в Техасе местных подозреваемых.
С начала 1950 годов конвой являлся специально разработанной таможенными агентами техникой расследования. Он начинался с момента захвата таможенным инспектором наркотиков в порту назначения, зачастую был связан с рутинными поисками. Далее через информаторов инспектор узнавал, где и когда корабль с наркотиками пересечет границу. В любом случае после того, как инспектор обнаруживал наркотики, он оповещал таможенных агентов, работающих в стране, из которой следовал груз. Через информаторов, в обмен на обещание смягчения приговора, агенты обхаживали человека, доставляющего наркотики. Далее наркотики смешивались с мукой, затем один из таможенных агентов забирался в багажник автомобиля и с водителем-информатором следовал с этим заменителем к месту назначения, в том числе и в пакгаузы Чикаго, где и производился арест. Таможенные агенты считали, что конвои исключают использование посредников и приводят их непосредственно к потребителю гораздо быстрее и эффективнее, чем две провокационные покупки и технология пыли ФБН.
Главу округа ФБН в Хьюстоне Пини Уильямса не волновало то, что таможенные агенты организуют конвои. Неодобрение исходило от Энслинджера. В 1954 году на юго-западе таможенные агенты изъяли такое большое количество наркотиков и произвели множество арестов, что могли позволить себе больше высокомерия, чем ФБН. Через свою сеть информаторов в Мексике они также вмешивались в операции ФБН. Энслинджер обратился в суд и поставил под сомнение легальность конвоев и право таможенных агентов нанимать информаторов в Мексике. В особенности он был зол на своего старого недруга Эла Шарффа. Читатель, наверное, помнит, что Шарфф был специальным сотрудником Министерства юстиции, разоблачивший двух германских шпионов в Мексике во время Первой мировой войны. Присоединившись к таможенной службе, перед Второй мировой войной он непродолжительное время возглавлял наркооперации министерства финансов в Европе, послужив причиной многих неприятностей для Энслинджера и Чарли Дайера. Непростительным грехом Эла Шарффа было отстаивание идеи о том, что все наркотики, контрабандно поступающие в Америку, находятся под юрисдикцией Таможни.
Конфликт между Энслинджером и Шарффом достиг своей кульминации весной 1954 года, когда многочисленные детективы хьюстонского наркоотряда были обвинены в нерациональных операциях по захвату наркотиков. Поначалу это выглядело обычным делом, подобным другим делам о коррупции в больших городах. В марте координатор Департамента по контролю над исполнением законов министерства финансов Джеймс Меллони послал агента Фреда Дугласа в Хьюстон проверить эти слухи. Через две недели Дуглас установил, что Шарфф был вовлечен в дело через одного из своих информаторов, - и это тогда, когда Энслинджер послал Уайта в Техас. Его миссия заключалась в том, чтобы избавить Энслинджера от раздражающего Эла Шарффа раз и навсегда.
Описывая Эла Шарффа как «деспотичного и жестокого», Уайт начал допросы главных подозреваемых о предполагаемой роли Шарффа в транспортировке изъятых наркотиков к местным торговцам. (2) Одним из допрашиваемых Уайтом был несчастный хьюстонский детектив по имени Биллнитцер - и тогда случилась беда. Через час после последнего допроса Уайта Биллнитцер был найден мертвым в комнате отдела по наркотикам департамента полиции Хьюстона. Установить точно, что именно произошло, так и не удалось: агент ФБН Джек Келли утверждал, что на месте Биллнитцера «любой сошел бы с ума, если бы кто-то доводил его до этого». (3) По другим данным, Биллинцер выстрелил себе дважды в сердце. Двадцать пять лет спустя, когда ЦРУ подверглось официальному расследованию по программе МКULТRА, Джордж Гафни предположил, что самоубийство Биллнитцера могло быть связано с получением им дозы ЛСД от Джорджа Уайта. (4)
По разным сведениям, Шарфф обвинял Уайта в том, что тот подтолкнул Биллнитцера к роковой черте. Стремясь к мести, он вынул пистолет из кобуры и, подняв голову, отправился в «Уильям Пенн отель» на разборку. Когда он прибыл, Фред Дуглас и Генри Джордано сидели в кафе за столиком. Они пригласили Шарффа присоединиться к ним.
«Биллнитцер только что застрелился», - сказал Шарфф, проклиная Джорджа Уайта, подходившего к столу, одетым во все черное. Он посмотрел на Шарффа с озабоченным видом и «с намеренно подчеркнутым презрением». Уайт спросил Шарффа, что, черт возьми, так взволновало его? (5)
Этот «вызов» раззадорил Шарффа. «Посмотри сюда, - сказал он Уайту. - Если тебе не нравится то, что я только что сказал, я всажу тебе шесть пуль в бедро. Подставь его».
Согласно биографу Шарффа, только «своевременное вмешательство Дугласа и Джордано позволило охладить пыл и взять ситуацию под контроль».
Разозленный на Шарффа, Уайт с прежней энергией продолжил свое расследование, в результате главе отдела полиции нравов Хьюстона было предъявлено обвинение, кроме этого обвинения по десяти пунктам были выдвинуты и против Шарффа. Но дело капитана полиции нравов в результате сошло на нет в суде присяжных, избежал наказания и Шарфф. ФБН, таким образом, заплатило гораздо более высокую цену. Сложилось негативное общественное мнение по поводу визита Уайта, отцы Хьюстона вынудили Энслинджера перенести региональный офис ФБН из города. Впоследствии он был переведен в Даллас. Руководитель регионального отдела Пини Уильямс (ветеран старого отдела по наркотикам) был направлен исполняющим обязанности главы отдела в Атланту, Говард Чэппелл был назначен действующим агентом по делам в Хьюстоне.
Обнародование сомнительных методов Шарффа удовлетворило Энслинджера, и Уайт получил новое назначение на пост главы округа в Сан-Франциско, заменив ветерана ФБН агента Эрнста М. Джентри на этом посту. Последний был переведен на работу в Даллас, где был втянут в священную войну ФБН против Эла Шарффа и таможенной службы, за что и обижался на Джорджа Уайта.
Уайт поселился в районе залива Сан-Франциско в марте 1955 года, где продолжил свои эксперименты по программе MKULTRA в течение последующих десяти лет. В июне он тайно привлек агента Айра «Айка» Фельдмана к своей деятельности. Бегло владеющий множеством китайских диалектов, Фельдман служил офицером разведки в годы Корейской войны и был знаком с Гарлендом Уильямсом, предложившим ему пойти в ФБН. Один из наиболее колоритных агентов в истории ФБН, Фельдман был пяти фунтов десяти дюймов ростом, одет в черную шляпу, длинное пальто с вельветовым воротником от Честерфилда и курил знаменитые сигары, подобно Уинстону Черчиллю. Неприветливый и жесткий, он был похож на сводника, который работал, как агент под прикрытием, и считал возможным использовать в своей работе проституток, не отказывающих себе в привычке употреблять героин. Таким образом, он вернулся к привлечению «ночных леди» для заманивания на вечер в квартиру уайтовских экспериментов MKULTRA неназванных жертв на Честнат-стрит, 25, для научных наблюдений. Гарантируя конфиденциальность программы ЦРУ, Уайт использовал кодовую систему предупреждения полиции Сан-Франциско всякий раз, когда одна из девочек Фельдмана арестовывалась по обвинению в употреблении наркотиков и проституции. (6)
В последующие пять лет Уайтом и Фельдманом при помощи представителей ЦРУ Сида Готтлиба и доктора Реймонда Трейчлера в районе залива Сан-Франциско были открыты две конспиративных квартиры МКULТRА, так в начале 1960 годов в Сан-Франциско зародилась американская психоделическая субкультура.

ПОЯВЛЕНИЕ МАРТИ ПЕРА

Пока разгоралась война между Таможней и ФБН за сферы влияния на юго-западе, Уайт переместил в Сан-Франциско свой маленький магазин ужасов МКULТRА; Джон Кьюсак вернулся из Европы и занял место Джорджа Гафни в судебном отделе Нью-Йорка, Гафни перешел на место Пэта Уорда в качестве руководителя группы 3, Уорд стал заместителем Джима Райана. Переломным моментом для операций ФБН явилось то, что Нью-Йорк стал первым офисом, в штате которого была учреждена должность инспектора по надзору за исполнением законов. Затем, в 1956 году, честный детектив Джордж Гафни был назначен на должность главы округа в Атланте, за время его отсутствия в нью-йоркском офисе появился Мартин Ф. Пера и стал новой сияющей звездой.
Интересна предыстория взлета Пера в ФБН. Вернувшись в 1951 году из пятимесячной командировки по Европе, он присоединился к Джорджу Уайту и Пьеру Лафитту в расследовании коррупции полицейских и наркоторговцев на юго-западе. «Мы были довольны, - вспоминает Пера, - но операция завершилась разногласиями в связи с тем, что мы прибыли из разных округов, не поставив в известность руководство о своих намерениях. Джентри в Сан-Франциско был в не себя от ярости. После этого я вернулся назад, в Чикаго, на улицах которого появился синтетический наркотик амадон, явившийся причиной многих передозировок. Никто с ним еще не сталкивался, я ознакомился с этим, благодаря своему химическому образованию, и выяснил, как дилеры производят его. Два промышленника из района Нью-Йорка были основными производителями амадона, и в 1953 году меня послали туда довести дело до конца. Я помогал Международному отделу Джо Амато (бывшему отделу по борьбе с Мафией) вместе с Энди Тартальино, Доном Миллером и Артуром Джулиани, который прибыл из Службы специальных расследований ВВС в Италии».
Когда Амато в 1956 году стал руководителем группы 4, Пера возглавил Международный отдел. Как он объяснял, работа включала консультации с Чарли Сирагусой в Риме, сбор информации и выявление лидеров, имевших отношение в США к поставкам из-за рубежа, возвращение беглых преступников и руководство специальными проектами. Под началом людей, обладавших уникальной квалификацией, Международный отдел увеличил свою численность с четырех до двенадцати человек, став мощнейшим оружием в арсенале ФБН.
Залогом успеха Международного отдела была дружба Пера с Джорджем Уайтом. Последний, являясь энтузиастом высоких технологий, узнал, что Пера применяет различные приспособления из магазинов электроники. Он оборудовал ими свой офис. Помогая Пера в его исследовательской работе, Уайт представил его Элу Стерну из инженерной фирмы «Девенко», которая тесно сотрудничала с ЦРУ, занимаясь разработкой и поставкой различной шпионской техники. При помощи «Девенко» Пера создал несколько специальных приспособлений, включая миниатюрный передатчик для прослушивания телефонных переговоров, микрофоны, которые можно было использовать в комнате, не открывая дверь, а также определитель направленных радиоволн, которые тайно могли использоваться в автомобиле. Все это существенно расширяло возможности ФБН. Из-за своих технических инноваций Пера получил прозвище «Капитан Видео», чем вызвал недоверие некоторых своих коллег, которые опасались использования его приспособлений в тайных внутренних расследованиях, проводившихся по инициативе из Вашингтона сомневающимся Ли Спиром.

ЧИКАГО И ВОСКРЕШЕНИЕ ГОВАРДА ЧЭППЕЛЛА

В Хьюстоне, взбудораженном газетной статьей «Скандалы Джорджа Уайта», которая была опубликована в местной газете, откровенный Говард Чэппелл реконструировал свои отношения с прокурорами и полицией. Чэппеллу трудно было служить в Далласе под руководством Эрни Джентри. Тощий уроженец Алабамы, Джентри был несказанно зол на друга Чэппелла Джорджа Уайта, заменившего Эрни в Сан-Франциско. Свое зло он вымещал на Чэппелле, а после как тот отказался прекратить расследование связей Джона Орменто в Техасе, Джентри наложил на него дисциплинарное взыскание за несоблюдение субординации. Билл Толленджер провел два года в качестве инспектора, расследующего преступления агентов; он два года провел в качестве агента по надзору в Сент-Луисе, затем был направлен в Хьюстон заменить Чэппелла. Помощник Комиссара Джордж Каннингхэм, вопреки своему желанию, был вынужден сослать Чэппелла в отдел, состоящий из одного сотрудника, в Толедо, штат Огайо.
Энслинджер приказал Чэппеллу совместно с Тони Зирилли принять руководство общим расследованием нескольких дел в районе Чикаго, которые проводились в Толедо либо непосредственно исходили оттуда. Зирилли был мужественным и сообразительным тридцатилетним тайным агентом с типичными для урожденного итальянца манерами и знанием нескольких диалектов. Он умел скрывать свои мысли и действия, мог втереться к кому-нибудь в доверие, при этом он не был слугой двух господ или, как говорится на жаргоне ФБН, «задницей ботинка и туфли». Зирилли был высококлассным азартным игроком и, в то же время, позером.
«Тони был чертовски неподражаем, - отмечал Чэппелл. - Но он был слишком импульсивным. Мы работали в районе Чикаго, не поставив в известность Эла Амана, который был в сомнительных отношениях с местными гангстерами, в чем его ограничивал сенатор Пол Дуглас, один из наиболее ярых сторонников Энслинджера, так что мы были защищены. Мы с Тони изображали азартных игроков, при этом я был его финансистом и охранником. Разыгрывая свои роли, мы проводили разведку и делали множество закупок. Чикагский агент Джордж Блэк собирал улики и отвозил их в Детройт для анализов. Три человека, в том числе Белк, в Вашингтоне и Росс Эллис в Детройте знали о нас. Такая конфиденциальность была необходима, так как мы получали сведения от лейтенанта полиции Чикаго, который имел информаторов в синдикате. Политики также были вовлечены».
«Тони был азартным игроком, - сделал ударение Чэппелл, - и это было не только ролью, которую он играл. Когда он был агентом в Нью-Йорке, он мог задержаться в день зарплаты и заключить пари с Анджело Зурло. Многие агенты теряли двухнедельный заработок в пятницу вечером, а затем возвращались домой к женам с пустыми руками. Это было большой проблемой. Тони не был исключением: во время нашей работы по делу в окрестностях Чикаго он потерял 10 000 $ наличными, полученными из штаб-квартиры для прикрытия. Он в одиночку начал игру с местным агентом под прикрытием, называвшим себя Джонни С. Тони. Оскорбленный проигрышем, он хотел отыграть свою десятку, но у Джонни не было наличности. Сначала он предложил нам право собственности на свой кадиллак, а когда мы отказались от этого, вернулся с подносом бриллиантов. «Это гораздо лучше», - сказал он.
«Я позвонил в Вашингтон, - продолжал Чэппелл, - и попросил Энслинджера придержать Б. Т. Митчелла, который хотел закончить операцию на следующий день. Энслинджер, не желая знать подробности, дал мне срок в двадцать четыре часа, чтобы избавиться от камней. У меня появилась идея. Мы с Тони сели в мою машину и отправились к боссу Джонни С. в Калумет-Сити. Он согласился принять нас, и я объяснил ему причину нашего появления. Я сказал ему, что знаю, что Джонни С. - его человек. Так что наша проблема - это его проблема. Он согласился и поинтересовался, чего я от него хочу. Я отдал ему камни и сказал, чтобы он отправил перевод на сумму 10 000 $ Энтони Зирилли на Черч-стрит, 90, в Нью-Йорк. Что он и сделал».
Спокойное совместное тайное расследование в Чикаго выявило связи между местной полицией и мафиози. В результате Эл Аман был смещен, а на его место был назначен Джордж Белк. Благодаря быстрому решению Чэппелла стал возможен возврат 10 000 долларов в штаб-квартиру и, тем самым, спасение карьеры Тони. В награду за это, с благословения его начальников, Чэппелл был восстановлен в должности, и в апреле 1956 года он заменил Джорджа Дэвиса (с согласия Эрни Джентри) как агент по надзору в офисе Лос-Анджелеса, который играл все более важную роль в системе ФБН. Его босс был другом Джорджа Уайта в Сан-Франциско. Чэппелл быстро установил отношения с офисом местного шерифа и расширил штат отдела с двенадцати до тридцати трех агентов. Он обеспечил своих агентов отличным оружием и последними технологиями, установил дружеские и взаимовыгодные отношения с таможенным агентом в Мексике Беном Уайтом, обратив его пристальное внимание на дела в северо-западной Мексике.

ЭНДЖЕЛТОН, ЛЕЙБОРИСТЫ И МЕЖДУНАРОДНАЯ ТОРГОВЛЯ НАРКОТИКАМИ


Джордж Уайт, находясь на своем посту в Сан-Франциско в качестве эксперта по Китаю, сосредоточил внимание на постепенно нарастающем потоке героина из восточной Азии, захлестывающем Западное побережье. Политическая подоплека этой проблемы изменилась после того, как в мае 1954 года вьетнамцы разгромили французов под Дьенбьенфу и США взяли на себя ответственность по защите юго-восточной Азии от коммунизма. По умолчанию Штаты также установили контроль над наркоторговлей в Южном Вьетнаме, где Нху, - брат президента Нго Динь Дьема, - был глубоко вовлечен в региональную опиумную торговлю через свои секретные службы. Исходя из этих соображений, контроль над наркотиками в Юго-Восточной Азии стал важнейшей задачей для дипломатов, шпионов и генералов.
Стало известно, что некоторые американские солдаты на Дальнем Востоке стали наркоманами, и, основываясь на этом, официальные представители, руководившие операцией против повстанцев, отказались направить агента ФБР для создания временной базы в Южном Вьетнаме. С пропагандистской целью в январе 1954 года Энслинджер отправил в Сайгон Ли Спира, а в мае, основываясь на его докладе, Комиссар заявил на заседании подкомитета по международным отношениям, что Китайская Народная республика является «основным источником нелегального оборота наркотиков». (7) Энслинджер, безусловно, знал, что эти измышления несостоятельны и что наркоторговля в Юго-Восточной Азии сосредоточена в руках вьетнамских политиков, генералов и гангстеров, работающих вместе с корсиканцами в Золотом треугольнике, так же, как и находящиеся под защитой ЦРУ гоминдановские брокеры в Бангкоке, Гонконге и Сайгоне. Тем не менее, он повторил свои обвинения в 1955 году перед Комитетом Сената по внутренней безопасности, заявив, что 95 % героина доставляется в Сан-Франциско из КНР.
Энслинджеру в распространении дезинформации оказывали помощь Комитет одного миллиона, лобби, включающее потомков высших кругов, знаменитых сенаторов, в том числе - восторгавшегося им вышеупомянутого Пола Дугласа- сенатора от штата Иллинойс. Отдел Комитета, созданный в 1953 году, ставил своей целью не допустить принятие КНР в ООН, используя обвинение Китая в развитии международной сети торговли наркотиками для финансирования коммунистических переворотов в Азии.
Энслинджера поддерживал и Ричард Л Дж. Девералл, представитель Американского комитета свободных профсоюзов в Индии и Японии. В своей книге, вышедшей в 1954 году и озаглавленной «Грязная наркотическая война Красного Китая», Девералл благодарил Энслинджера и повторял его измышления о том, что 4 000 коммунистических агента распространяют наркотики среди американских солдат в Японии. Девералл был близким другом многих известных профсоюзных руководителей, работавших вместе с Отделом Международных операций ЦРУ, особенно Джея Лавстоуна из АФТ и Ирвинга Брауна, в связи с чем его поддержка Энслинджера против КНР была вполне понятна. Тем не менее, профсоюзы лоббировали свои интересы в пользу национального медицинского страхования, против которого выступал Энслинджер. Книга Девералла высвечивала темные моменты в истории, была показательной, демонстрируя читателю, как американские лидеры рабочего движения предавали своих членов профсоюзов, распространяя дезинформацию ЦРУ, тем самым, способствуя его антирабочей направленности. Что касается законодательства о наркотиках, об этом пакте между рабочими лидерами и ЦРУ стало ясно в 1955 года, когда шеф контрразведки ЦРУ Джеймс Энджелтон стал фактически руководителем Джея Лавстоуна. Бывший коммунист Лавстоун основал Комитет свободных профсоюзов, который с помощью черной кассы ЦРУ финансировал совместимые левые профсоюзы за пределами США. Организованная преступность также была вовлечена в эти доказанные акции ЦРУ. Согласно исследователю Тому Мэнголду, «финансирование Лавстоуна было сосредоточено в руках Марио Брода, адвоката по трудовым вопросам в Коннектикуте и Нью-Йорке, который, будучи офицером армейской контрразведки, работал вместе с сотрудниками ОСС Джеймсом Энджелтоном, Винсентом Скампорино и Чарли Сирагусой во время войны в Италии». Мэнголд ссылается на Сэма Папича, осуществлявшего связь между ФБР и ЦРУ. Папич сказал: «Марио имел контакты с Мафией». (8)
Марио Брод был контактом Энджелтона с Мафией и через Сирагусу и Хэнка Манфреди он был осведомлен о путях распространения наркотиков. Через своих представителей рабочего движения, подобных Лавстоуну, Брауну и Девераллу, он мог слышать об этом и поддерживать контакты с наркоторговцами по всему миру. И даже больше. Шеф отдела контрразведки ЦРУ был связан с многочисленными американскими правоохранительными организациями и множеством зарубежных полицейских агентств, он один располагал информацией о тайных израильских счетах. Энджелтон и его доверенные лица сами были связаны с МОССАД, который при одобрении агента ФБН Джима Атти прикрывал наркооперации Сами Хури на Ближнем Востоке. Энджелтон был вовлечен в центр тайных наркотических операций ЦРУ, в которых он сам же и участвовал; была доказана и его роль в проникновении в коммунистический и гоминдановский Китай через разведывательные структуры Франции.

АКТ ДЭНИЕЛА

В 1955 году некоторые люди мечтали о вовлечении ЦРУ в международную торговлю наркотиками. Но глубокое расхождение между государственным положением и тайной политикой увеличивалось сообразно с ростом общественной потребности в наркотиках. Многие люди недоумевали по поводу энслинджеровской политики в отношении к наркомании. Руфус Кинг сказал в тот год: «Миллиарды в нашем обществе тратятся на применение карательных мер к наркоманам, единственным результатом этого явилась защита потребительского рынка, непомерное раздувание цен и сохранение их на фантастически высоком уровне. Ни одна другая нация не травит своих наркоманов так, как это делаем мы, ни у одной нации нет ничего похожего на наши проблемы». (9)
Сказав это, Кинг призвал Конгресс пересмотреть свою позицию. Его вызов принял сенатор Прайс Дэниел (Даллас-Техас), член сенатского подкомитета по внутренней безопасности, участник сенатских слушаний 1955 года по расследованию участия коммунистического Китая в незаконной торговле наркотиками. В ходе этих слушаний Энслинджер убедил сенатора Дэниела, что КНР несет ответственность за распространение наркотиков во всем мире. Дэниел пришел к выводу, что наркотики связаны с коммунизмом, он мог оправдать карательный подход по отношению к наркомании в Америке, что следовало из закона и соответствовало позиции кандидата, таким образом, он смог бы реализовать свои жизненные амбиции и быть избранным на пост губернатора штата Техас.
Дэниел прыгнул обеими ногами, из июня в декабрь 1955 года, его подкомитет по уголовному законодательству с главным следователем Ли Спиром допросил агентов ФБН Джима Райана и Эрни Джентри о связях КНР с международной торговлей наркотиками. Джентри пошел дальше, утверждая, что КНР использует наркотики как оружие психологической войны, «чтобы деморализовать наших людей и влиять на них». (10) Энслинджер 1 августа 1955 года назвал КНР «крупнейшим поставщиком наркотиков в истории». (11)
Результатом слушаний Дэниела явилось принятие Сенатом закона, увеличивающего наказание за распространение наркотиков. Сенатское законодательство в значительной степени основывалось на обвинениях, выдвинутых Энслинджером и другими экспертами ФБН против КНР, которые были проведены через Белый дом одним из главных сторонников ФБН конгрессменом Хейлом Боггсом, чей подкомитет по контролю над наркотиками, барбитуратами и амфетаминами собирался с октября по декабрь 1955 года. И вновь понадобился Джордж Уайт - один из знаменитых полевых агентов Энслинджера; на заседании Комитета Боггса он заявил, что КНР с каждым рейсом корабля «Президент Лайн» отправляет наркотики в обмен на золото, с помощью которого покупаются стратегические материалы для вооружения Северного Вьетнама.
Акт Дэниела в истории ФБН явился наиболее значимой частью законодательства. Оглашая окончательный приговор, это давало возможность ФБН легче приобретать информаторов и, таким образом, добиваться значительных успехов в расцветающей войне с наркотиками. Однако, по новым законам, тинэйджер с косяком марихуаны мог представлять такую же угрозу, как и дон Мафии - многие юристы оказывали сопротивление претворению в жизнь этого закона, несмотря на критику Энслинджера. Альфред Линдесмит в 1956 году высказался о «пагубных последствиях передачи в руки полиции того, что составляет сугубо медицинскую проблему и при этом делает неизбежным постоянный рост арестов, связанных с наркотиками». (12)
Но пагубные последствия в основном явились главной проблемой для черных горожан, еще не видимой для значительной части населения. Большая часть населения не была затронута этим и верила пропаганде Энслинджера. Таким образом, Конгресс обеспечил поддержку своему твердому курсу, полагая, что лучшее - это держать в узде наркоманов, возлагая вину за международную торговлю наркотиками на КНР. Проблема состояла в том, что Энслинджер был не прав в обоих случаях.

ПЕРВОЕ ВЕСКОЕ ДОКАЗАТЕЛЬСТВО СОУЧАСТИЯ ЦРУ

Первая трещина в теории Энслинджера о коммунистическом наркотическом заговоре обозначилась в августе 1955 года. Свидетельствуя перед Комитетом Дэниела, Энслинджер заявил, что гоминдановские войска не производят опиум в Бирме, а Таиланд не вовлечен в наркоторговлю. Но неделю спустя премьер-министр Таиланда отстранил от занимаемой должности шефа полиции Фао Шриянонда за присвоение им (по совместительству он исполнял обязанности и министра финансов) 1 миллиона $, полученных при изъятии двадцати тонн опиума на тайско-бирманской границе. Официальные лица были шокированы, посол США Джон Пьюрифой критиковал Фао и советовал тайским военным принять закон против распространения наркотиков. Пытаясь оправдаться, Пхао заявил, что конфискованный опиум принадлежал Гоминдану. (13)
Месяц спустя, в октябре 1955 года в репортаже «Nation» утверждалось, - со ссылкой на официальных лиц ООН, - что роль КНР в торговле наркотиками была сильно занижена. Газета также опубликовала заявление, сделанное русским представителем в ООН о том, что сфабрикованные документы о наркоторговле подбрасываются в Секретариат ООН. Статья ссылалась на представителя Британской Таможни в Гонконге, сообщившего американским журналистам, что доклад Энслинджера является «политическим преувеличением», и описавшего крупнейший арест американских солдат в Гонконге за ввоз и хранение наркотиков. (14) Автор статьи Джон О'Керни сообщал, что Интерпол арестовал 27 китайцев в 1954 году, делая при этом акцент на том, что среди них не было ни одного коммуниста. Он упомянул Индию, Ливан и Иран в качестве крупнейших источников наркотиков и сообщил, что у ФБН нет агентов, работающих на Дальнем Востоке, но они пользуются информацией, поставляемой с Тайваня, контролируемого гоминдановцами, и из других иностранных источников.
Репортер Даррелл Берриган развернул обсуждение О'Керни в экстраординарной статье, опубликованной в мае 1956 года в «Saturday Evening Post». Бросив вызов энслинджеровской пропаганде, Берриган описывал, как тайваньские бизнесмены финансировали наркоторговлю в Таиланде в содружестве с южновьетнамскими генералами. Он выяснил, что бизнес, приносящий 70 млн. $ в год, начался в 1947 году с примирения шефа таиландской полиции и генерала Сарита Танарата. «Случайно, - пишет Берриган, - посредниками между Юньнанем и Таиландом были 3 000 гоминдановских солдат, которые летом 1955 года поставили около 20 тонн наркотиков». (15) Берриган связывает Гоминдан с международным кругом наркоторговцев, осуществляющих поставки на кораблях и самолетах, с использованием секретных аэродромов в Лаосе и ЦРУ.
В статье Берригана цитировался Энслинджер, его утверждение о том, что КНР поставила полтонны опиума в Южный Вьетнам. Но Комиссар умышленно игнорировал факт монополизации Таиландом опиумной наркоторговли, постоянно расширяя плантации опиумного мака, уже имея в запасе около 50 тонн опиума. Он игнорировал и тот факт, что ЦРУ способствует наркобизнесу в Таиланде через свою Корпорацию снабжения по морю, базирующуюся в Майами и находящуюся в собственности ЦРУ с официальным руководителем Полом Хелливелом, бывшим сотрудником ОСС, советником тайской полиции и тайным поставщиком оружия для гоминдановских сил вдоль бирмано-тайской границы.
Пол Хелливел возглавлял респектабельный и финансовый аспект международной наркоторговли ЦРУ. Во время Второй мировой войны, когда он служил офицером армейской разведки на Ближнем Востоке, он был выбран Уильямом Донованом для руководства специальными разведывательными операциями ОСС в Китае. В этой деликатной должности Хелливелл работал вместе с шефом разведки Чан Кайши, генералом Тай Ли и через него - с контрабандистами наркотиков из Зеленой Банды в Шанхае. Под его руководством офицеры ОСС использовали опиум как оружие для политической борьбы. Историк Ричард Х. Смит информирует нас: «Через своего агента Ле Ксяна (офицер ОСС) Робертс подкупил старого вьетнамского националиста сумкой опиума и, таким образом, мог тайно выяснить всю революционную подноготную Хо, включая его документы о годах его пребывания в Москве». (16)
Это не было пустяковым событием. Полученные данные не смогли убедить американцев поддержать вьетнамских националистов против французов в Индокитае, но изменили общее направление истории.
В 1947 году, после службы в качестве главы отдела стратегических служб на Дальнем Востоке, Хелливелл поступил в адвокатскую фирму Майами. Как специалист по частному финансированию он помогал принадлежащим ЦРУ компаниям «Civil Air Transport», позже переименованной в «Эйр Америка», а также «Sea Supply» в Таиланде, а в 1952 году стал генеральным консулом Корпорации морского снабжения («Sea Supply») и почетным консулом Таиланда в Майами. Хелливелл, будучи депутатом и финансистом Республиканской партии Флориды, по имеющимся сведениям, помогал тайским представителям вкладывать проценты от наркоторговли в покупку земли во Флориде, представляя Национальный Банк Майами и Генеральную Компанию развития Лу Чеслера. Надо отметить, что в это же время Мейер Лански и Гоминдан делали то же самое. (17)
Энслинджер знал об этом, но, несмотря на это, настаивал в Конгрессе на принятии жестких законов против наркотиков; он распространял мифы, которые не только затрудняли решение проблемы на долгое время, но имели отрицательное воздействие на его собственных агентов. Ничего из этого не было еще известно в 1956 году, от этого ситуация все более ухудшалась, но никто внутри ФБН не осмелился опровергнуть высказывания Энслинджера.

ГРУППИРОВКИ ВНУТРИ ФБН.

В 1956 году Энслинджер спокойно и решительно контролировал политику ФБН. Было очевидно, что он не собирается подавать в отставку, вопреки желанию Мэла Харни, который давно хотел бы подняться до уровня Энслинджера. Он согласился с назначением на должность помощника секретаря Министерства финансов по контролю над исполнением законов и теоретически, если не практически, являлся боссом Энслинджера. После ухода Харни юрисконсульт Б. Т. Митчелл временно исполнял обязанности помощника по наблюдению и вместе с заместителем Комиссара Джорджем Каннингхэмом руководил ежедневными операциями Бюро. Между тем, агенты знали, что дни Энслинджера сочтены: после того, как в 1962 году истечет срок его мандата, он уйдет в отставку. И в предвкушении борьбы за право быть его преемником они начали формировать фракции. Основными претендентами были Чарли Сирагуса, Генри Джордано и Ли Спир.
После работы в должности главы округа в Канзас-Сити, в июле 1956 года Джордано стал оперативным начальником ФБН, а в сентябре занял место помощника в администрации. Год спустя он сменил Митчелла в должности помощника по наблюдению, став третьим по счету в штаб-квартире. Он был утвержден и претендовал на лучшую должность при поддержке своего покровителя. Он продемонстрировал свою силу, создав пятую наблюдательную группу в Нью-Йорке, а его сторонник Майк Пицини получал выгоду от руководства группой. Существенное значение имели связи Энслинджера со многими видными конгрессменами в технических вопросах. Все это делало Джордано сильнейшим претендентом.
Чарли Сирагуса был высококвалифицированным кандидатом, поддерживаемым многими агентами, чьи операции по всему миру создали разведывательную сеть, результатом этой деятельности были многочисленные конфискации и аресты в Америке. Но его шансы базировались на обещании Энслинджера заменить его в работе - при условии его возвращения в Вашингтон с последующим заявлением прав на пост в штаб-квартире. Таким образом, Сирагуса был поставлен перед выбором отказаться от своей зарубежной власти, голосуя за Энслинджера.
Положение Спира не являлось однозначным. После возвращения из Японии он стал инспектором ФБН в паре с Биллом Толленджером. Следя за нарушениями агентов, он использовал рычаги управления ими, освобождая от дел агентов, запятнавших свою репутацию. Составление черных списков было способом усиления его влияния внутри штаб-квартиры. Вдобавок Спир имел покровителя в лице сенатора от штата Техас Прайса Дэниела. Спир, как главный последователь Дэниела, играл главную роль в принятии Акта Дэниела, отчасти благодаря его триумфу Дэниел был избран губернатором Техаса. В благодарность Дэниел поручил карьеру Спира своему приятелю, техасскому демократу и спикеру Палаты представителей Сэму Рейберну. У присутствовавшего на дебатах Энслинджера были сомнения по поводу Спира, но он был вынужден ожидать, когда Рейберн потребует, чтобы Спир занял должность помощника по наблюдению за применением законов, что и произошло в ноябре 1958 года, когда Джордано стал Заместителем Комиссара. Это явилось важным поворотным пунктом, Спир стал полновластной фигурой и развернул кампанию за право стать наследником Энслинджера.
Благодаря большому влиянию в Министерстве финансов и при поддержке помощника секретаря Харни ФБН извлекало немалую выгоду из сотрудничества с Бюро по Бюджету и Комитетом по ассигнованиям. Но это поощрение предвещало зловещее развитие событий, настраивая при этом Джордано против Сирагусы, а их обоих - против Спира, не имевшего такой поддержки среди агентов, как его оппоненты. На самом деле большой ошибкой Спира была развязанная им война против коррупции и противостояние Джорджу Гафни и его секретным агентам в Нью-Йорке, чем он спровоцировал собственное падение.
В то время, как ФБН сконцентрировалось на борьбе за преемственность на посту Энслинджера, Мафия сцепилась в кровавой борьбе за собственную власть. Санто Траффиканте-старший, святой покровитель наркоторговцев, умер в 1954 году; его сын, названный в его честь, унаследовал бизнес во Флориде и на Кубе, подобно своему отцу был деловым партнером Мейера Лански. Принимая во владение семью Маньяно после десяти месяцев тюрьмы за уклонение от уплаты налогов, Альберт Анастасиа решил, что Лански и Траффиканте-младший (в дальнейшем обозначаемый просто как Траффиканте) скупятся. В надежде на их слабость он сделал попытку прибрать к рукам дела в Гаване. В результате в 1956 году началась война гангстеров, перекликаясь с усиливающейся междоусобной борьбой внутри ФБН.






9
СЕРЖАНТ АРМИИ СВЯТОГО МИХАИЛА.

«Этот огромный мир вокруг… в котором учитываются телеграммы и гнев».
Е. М. Форстер, «Конец Говарда»

Возможности ФБН преследовать наркоторговцев расширились в конце 1954 года, когда, по желанию помощника секретаря Министерства финансов по надзору за соблюдением законов, правительство США стало полноправным членом Интерпола. С этого момента Чарли Сирагуса, как глава недавно созданного отдела округа № 17 в Риме, начал участвовать в ежегодной Генеральной Ассамблее Интерпола, встречаясь и сотрудничая с высшими полицейскими чинами всего мира. Через эти официальные контакты в Интерполе Сирагуса получал поддержку своим расследованиям, повышая, таким образом, за границей престиж ФБН в целом и свой собственный в частности. (1)
Как основное государственное правоохранительное агентство ФБР логически должно было сотрудничать с Интерполом, но Джон Эдгар Гувер, полагая, что расположенная в Париже организация представляет определенный риск для безопасности, отвергал партнерство. ЦРУ, в свою очередь, хотело проникнуть в Интерпол именно потому, что он базировался в Париже. Но шпионское ведомство нуждалось в некотором прикрытии; чтобы обеспечить это спорное мероприятие, - как требовали из Белого Дома, - агент Министерства финансов Фред Дуглас был назначен официальным государственным представителем в Интерполе. Дуглас действовал как тайный информатор ЦРУ о делах в Интерполе, как Сирагуса и множество других. ЦРУ усилила привязанность к Министерству финансов и ФБН. А именно ЦРУ использовало соответствующим образом атташе Министерства финансов и его таможенных агентов, а также позиции ФБН за рубежом для своего прикрытия. Плюс к тому Управление также использовало позиции шести национальных координаторов, которые были назначены Советом по законодательству Министерства финансов и равномерно распределялись по всей стране под руководством шефа-координатора, являясь также прикрытием ЦРУ для операций внутри США. (2)
Интерпол обеспечивал важную информацию о главных торговцах наркотиками четырем агентам ФБН, имевшим постоянную базу в Риме. Ими были Чарли Сирагуса, Пол Найт, Хэнк Манфреди и Джим Атти. Этой четверке, а также агентам, прибывавшим на временную работу с целью обеспечения помощи в их расследованиях, позволительно было заявлять, что они успешно работали при содействии Интерпола. Но обвинения в тайных наркооперациях были небезосновательны. Агенты терпели и неудачи: приведем в качестве примера дело Доминика Альбертини. Последний, являясь, наверное, самым крупнейшим производителем незаконного героина в 1955 году, управлял несколькими тайными лабораториями во Франции и сотрудничал с Сами Хури в Бейруте и с мафиози в Италии и Америке.
Дело Альбертини началось в 1954 году, когда Джованни Маусери, беглый итальянец, фигурировавший в деле Орсини, предложил продать Полу Найту десять килограммов героина. Несмотря на то, что в этом не было необходимости, Маусери был обвинен в попытке продать наркотик. В октябре 1955 года он согласился помочь ФБН завлечь в ловушку своего поставщика, Дома Альбертини. Накануне тайно был арестован химик Альбертини, и тот присматривал ему замену для управления своими лабораториями во Франции. Воспользовавшись этой возможностью, Сирагуса вместе с французскими властями разработал смелый план, согласно которому предполагалось обучить Джима Атти способам переработки морфийной основы в героин. Шесть недель спустя Маусери представил Альбертини «новоиспеченного химика из Бейрута», связанного с преступным миром, и, полагаясь на слова поручителя, Альбертини пригласил Атти на работу. Но либо сам Маусери, либо кто-то из продажных французских официальных лиц осмелился раскрыть внедренного тайного агента. Атти едва успел скрыться, спасая свою жизнь. Месяцы дорогостоящих приготовлений были потрачены впустую; пройдет пятнадцать лет, прежде чем будут обнаружены лаборатории Альбертини в Марселе и в его окрестностях.
Для округа № 17 в Риме проблемой являлись не только бродячие информаторы и коррумпированные чиновники. Напряженная работа также приводило к потерям.
«Джим был боксером-любителем, - пояснял Пол Найт, - во всех схватках он создавал самому себе проблемы. После того, как он был избит Хаджем Тума (это описывалось в главе 8), у Джима развилась нарколепсия: секунду он бодрствовал, а в следующий момент уже засыпал, сидя за столом. Его речь стала нечленораздельной, когда он разговаривал, это воспринималась очень забавно. Ему казалось, что за ним следуют израильские агенты. Я беспокоился за его здоровье и сказал об этом Чарли, последний настоял на том, чтобы Джим был помещен в римский госпиталь. Когда у него был диагностирован энцефалит, Джим был отправлен в госпиталь для ветеранов в Детройте, а Чарли перепутал энцефалит с сифилисом, написав ужасное письмо, в котором сообщал, что Джим не заслуживает льготного обеспечения, потому что заболел венерической болезнью».
Ошибочно расценивая природу заболевания Джима, Сирагуса обвинил его в том, что он симулировал болезнь и объявил о его увольнении. К счастью, в штаб-квартире разобрались, что была допущена ошибка, и после того, как Атти вышел из госпиталя, он смог вернуться к работе в Чикаго под руководством главы округа Эла Амана. Как бы то ни было, ему было горько, он до сих пор был еще слаб, а его боссы сомневались в его возможностях нормально работать. Аман не позволял ему управлять служебным автомобилем. Но они разрешили ему вести опасные тайные расследования против чикагской Мафии и в мексиканской глубинке. Несмотря на проблемы со здоровьем, отважный Джим Атти был одним из высококлассных агентов ФБН.

ПОЯВЛЕНИЕ ЭНДИ ТАРТАЛЬИНО

Энди Тартальино - один из наиболее выразительных и полемических характеров среди драматических персон в ФБН. Осенью 1956 года он сменил Джима Атти в Риме. О нем говорили, что он обладал умом математика и душой доминиканского монаха. Тартальино окончил Джорджтаунский университет в 1949 году. Годом позже, во время его службы на корабле Морского резерва в Средиземном море, он встретил штурмана, который когда-то работал в старом отделе министерства финансов по налогам на табак и алкоголь. Стоя ночью на мостике, составляя курс по звездам, штурман развлекал Тартальино долгими историями о достоверных преступлениях. Мечтающий о деятельной жизни тайного агента по наркотикам Тартальино сблизился с Сирагусой, когда сошел на берег в Неаполе и обратился с просьбой принять его на работу в ФБН.
«Бюро объявляло специальный набор из шести человек в год, - вспоминал Тартальино. - Моей особенностью было то, что я говорил на итальянском диалекте. Я сказал, что поеду в Вашингтон, там я был принят на работу с 1951 года, так как все еще продолжал службу в Резервном Флоте».
Тартальино, только что освободившийся от флотской кутерьмы, был поражен по прибытии в Нью-йоркский офис в 1952 году. «Бюро было плохо укомплектовано, - объяснял он. - Были силы, которые препятствовали нормальной работе и требовали принятия соответствующих контрмер. Некоторые из них были бюрократическими, другие выявляли собственную слабость агентов. В Нью-Йорке, - говорит он печально, - некоторые агенты были наркоманами». (3)
«Энслинджер никогда не задавал вопросов о наличии достаточных ресурсов для расследования коррупции внутри Бюро, - продолжает Тартальино, - и, даже, несмотря на усиление пагубных привычек, его волновали доктора, использующие метадон, который было трудно регламентировать, но возможно было найти на улицах. Это негативное отношение штаб-квартиры затрудняло многие не силовые решения проблемы».
Невзирая на трудности, Тартальино заинтересовался международной наркоторговлей и под попечительством Анджело Зурло начал работать секретным агентом. Он покупал наркотики у Жозефа Армона, подопечного семьи Анастасиа, организовал основную работу по делу Энтони Велуччи - Натан Берман (крупнейшей в то время операции против Итальянско-еврейско-французской сети). Когда боссы узнали его как честного, обладающего руководящими способностями агента, Тартальино был направлен в Международную группу для проведения зарубежных операций Джо Амато, где он быстро подружился с Мартином Пера. Тартальино, будучи представителем молодого поколения агентов, стремившихся в прошлом побороть инерцию и коррупцию, внимательно прислушивался к советам Пера относительно работы за рубежом.
Мартин Пера вспоминал: «В 1951 году я был выбран для 90-дневной командировки в Европу вместе с Чарли Сирагусой и Джо Амато. Сирагуса отбыл в Италию, Амато - в Германию, я отправился в Турцию, где к власти пришло проамериканское правительство, которое предложило США разместить там свои военные базы. Это было началом серьезного американского присутствия там.
Как вы знаете, Джордж Уайт был в 1948 году в Турции, и Голливуд снял фильм о его тамошних приключениях под названием «На краю земли» (To The Ends Of The Earth, с Диком Пауэллом в главной роли), в котором турецкие полицейские показаны неумелыми глупцами, каковыми они не являлись на самом деле. Так что когда я встретил Камала Айгюна, главу турецкой Сюретэ в Стамбуле, первое, о чем он мне рассказал, было абсолютное несоответствие действительности репортажам в прессе и кино. Уайт очень плохо организовал операцию. Он никогда не проводил рейдов или арестов - это факт; турецкая полиция официально передала пять килограммов героина Уайту, чтобы успокоить Энслинджера, который, к огорчению турок, не отклонил резолюцию ООН. Они оказали Энслинджеру огромную поддержку для того, чтобы он смог сохранить лицо. В результате всех негативных действий Уайта Турция стала парией.
После нашего разговора Айгюн спросил меня, что я намерен здесь делать? Я ответил, что провожу тайное расследование. На что он заметил: «Мы тесно сотрудничали последнее время, но это обернулось против нас. Так что на нашу помощь не рассчитывайте». Вслед за этим он пожелал мне удачи».
Пера замечает: «Из Стамбула я отправился в провинцию, где обнаружил, что сообщения фермеров о производстве опиума в основном обманчивы. Они продают то, что обязывает правительство, а остальное - перекупщикам, но по более высоким ценам. Я пытался решить эту проблему здесь, - он сделал ударение, - до того, как она выйдет за границы Турции. И я выяснил это без Хэнка Манфреди, Чарли Сирагусы, самостоятельно».
В начале 1956 года главной задачей Пера как руководителя Международной группы было отслеживать пути героина из-за рубежа к американской Мафии. «Часть указаний исходила от Фрэнка Сожа, - говорит он, - после назначения Сожа в Турцию для приведения в порядок их отчетности. Другие исходили от Пола Найта в Бейруте. Но основная часть шла от Манфреди в Риме; тогда я осознал, как чрезвычайно сильна связь Хэнка с итальянской полицией. В первые послевоенные дни он покупал им еду и одежду; когда их социальное положение улучшилось, они припомнили это. Хэнк был честен и трудолюбив, итальянцы любили его».

ТАРТАЛЬИНО ОТПРАВЛЯЕТСЯ В РИМ

Мечта Тартальино о работе за рубежом стала осуществляться, когда Джек Кьюсак, его руководитель из Судебного отдела, написал рекомендательное письмо Сирагусе. Неделю спустя Тартальино уже следовал по дороге в Рим, где должен был заменить Джима Атти. Это была равноценная замена, но наиболее значимую в истории ФБН группу еще предстояло сформировать. С преданностью вспоминая о своем наставнике, Тартальино сказал: «Если бы Чарли Сирагуса был сегодня жив, мы бы не имели таких проблем с наркотиками в Америке, которые у нас есть. Чарли был трудоголиком, который путешествовал на поезде с пишущей машинкой на коленях, этого же он ожидал и от своих агентов. Если он посылал вас в Бейрут, вначале вы должны были послать ему телеграмму с сообщением о точном времени своего прибытия, а уж затем распаковать свои вещи и приступить к работе. И вы были обязаны докладывать по воскресеньям в свое свободное время. Но Чарли был золотым человеком, принципиально твердым в том, что касалось обеспечения работы офиса, а также по отношению к своим противникам, знающим, как себя вести в их присутствии. Я помню, когда в Италии толпа была потрясена знаменитым оперным певцом Марио Ланца. Мы отправились встречать его, и я ужасно нервничал. Чарли посмотрел на меня с неодобрением и сказал: «Он благоговеет перед нами».
«Чарли всегда был на высоте», - улыбнулся Тартальино. Все находились под постоянной опекой Сирагусы, как назвал это один из коллег Тартальино «в рамках консильере».
Согласно Тартальино, в фокусе внимания ФБН был «тайный сговор» между коммунистами и международными наркоторговцами. «В процессе этого, - утверждает он, – мы делали покупки у американских моряков и прослеживали связи в Турции и во Франции. Чарли наладил хорошие связи за границей, что также позволяло нам проводить односторонние операции. Правилом в отношении Энслинджера было «держаться подальше от Штатов», используя посредничество послов Клэр Люс и сменившего ее Джеймса Зеллербаха».
«Когда Чарли отсутствовал, - продолжает Тартальино, - я действовал как исполняющий обязанности руководителя отдела и представитель по связям с другими агентствами в посольстве. Фрэнсис Коулман, глава резидентуры ЦРУ, был очень полезен для нас. Мы много раз брали у него на время фальшивые деньги. «Если вы узнаете что-нибудь о торговле Восток - Запад, тогда сообщите и нам», - говорил он. - Это все, чего он хотел. Другой полезной фигурой был атташе министерства финансов Фрэнсис Ди Люсиа. Хотя Фрэнсис был более информирован в вопросах цен на товары и налогообложения. Нашим товаром были наркотики, ими мы и занимались». (4)
По этим вопросам Тартальино работал тайно вместе с Хэнком Манфреди и Полом Найтом, а также офицерами ЦРУ Джо Сэлмом и Фредом Корнетта, которые присоединились к ФБН после Венгерского восстания 1956 года. В конце этого же года в Рим также прибыл агент Ральф Фрайес.

ПРЕДСТАВЛЕНИЕ РАЛЬФА ФРАЙЕСА

Уроженец Прескотта, штат Аризона, ветеран Второй Мировой войны Фрайес свободно говорил по-испански и, исходя из этих соображений, был принят на работу в ФБН в Лос-Анджелесе в 1951 году. Обученный профессиональным приемам секретной работы, Фрайес перенял уловки и хитрости в торговле наркотиками от агента обвинения в Лос-Анджелесе Джорджа Дэвиса. Массивный, как скала, старомодный Дэвис был уверен во Фрайесе, в том, что касалось дел испанских правонарушителей. Но через какое-то время, в 1956 году, Дэвиса сменил Ховард Чэппелл, и следователь Фрайес был готов изменить поле деятельности и условия работы.
Владея французским и итальянским так же свободно, как испанским, Фрайес был приемлем для Сирагусы в Риме, и подключился к работе офиса вместе с Манфреди, Тартальино и Корнетта. В это время Пол Найт и Джо Сэлм были в Бейруте, где, согласно Фрайесу, «в их больших папках скопилось обилие вызывающей опасения информации», вместе с тем немногие дела доводились до конца из-за отсутствия такого аса секретной работы, как Джим Атти.
Фрайес, подобно Джиму Атти, не понравился Сирагусе, которого он доставал всевозможными придирками. Но он подружился с Тартальино. «Энди был у Сирагусы помощником по административным вопросам, - вспоминает Фрайес, - и в итоге был отлично информирован и так влиятелен, что часто он выступал в качестве управляющего Сирагусы. Но Энди был мало приспособлен для секретной работы».
Уход Тартальино с секретной работы, несомненно, был результатом неприятного происшествия в Монте-Карло в октябре 1956 года. Его информатор помогал распространять наркотики корсиканским торговцам. Но вместо того, чтобы доставить шесть килограммов героина, как было условленно, торговцы принесли сахар и приставили ствол пистолета к голове Тартальино. Некоторые агенты утверждали, что корсиканцы знали, о том, что столкнулись с агентом ФБН, и это спасло жизнь Энди. В то время Сирагуса и французская полиция были за соседней дверью, но их скрытые микрофоны оказались неисправны, а корсиканцы исчезли, прихватив 16000 $, предназначенных для покупки.
«Они мгновенно завладели добычей, - объясняет Тартальино, - но Чарли был затравлен прессой, потому что французская полиция взяла эти 16000 $ из министерства финансов без разрешения». «The Saturday Evening Post» описывала этот инцидент, как «первое большое поражение Сирагусы». (5)
Первый провал Сирагусы также означал конец секретной работы Тартальино. Но, к счастью для округа №17, в период его слабости прибыл Ральф Фрайес. Он выглядел как Джонни Риццо, сын человека, занимающего прочное положение в Сан-Бернардино, желавший заниматься какой-нибудь контрабандой. Фрайес обзавелся множеством информаторов и приступил к расследованию значительных дел. Первая развязка наступила 18 июня 1957 года, когда он сделал покупку в Бейруте у помощника Сами Хури, Юсеффа Эль Этира. Фрайеса прикрывали шеф ливанской таможни Эдмон Азизи и Джо Сэлм. К удивлению всех, Эль Этир прибыл на встречу с Омаром Маккоуком, наиболее известным химиком в Ливане. Далее последовали результативные аресты с конфискацией трех килограммов героина и двадцати пяти килограммов морфийной основы. Была обнаружена лаборатория Маккоука в Сирии, она служила каналом для немецких, иранских и швейцарских наркоторговцев. Дело способствовало предъявлению обвинений шестидесяти двум наркоторговцам в Нью-Йорке. Эта международная сеть с 1950 года контролировалась Гарри Стромбергом, - помощником Мейера Лански в Филадельфии, - поставившим 50 килограмм героина из Макао и Турции через Ливан и Францию для мафиози в Америке. (6)
Далее Фрайес был представлен в качестве человека, специально нанятого Джузеппе Бадаламенти, главного поставщика героина на Сицилии. Тайно сотрудничая с депортированными американскими мафиози Фрэнком Коппола и Сэмом Каролла, Джузеппе представил Фрайесу эти тайные связи. После того, как в декабре 1957 года Джузеппе умер от азиатского гриппа, Фрайес сделал покупку у его брата Вито в январе 1958 года. В результате на Сицилии вспыхнула настоящая война между кланами Бадаламенти и Греко; Фрайес под прикрытием Хэнка Манфреди сделал вторую покупку у Вито в марте. Вито Бадаламенти и два его тайных помощника были арестованы в июне и временно клан Греко взял в свои руки героиновый бизнес на Сицилии.
До Фрайеса никто из агентов ФБН не проводил таких разведывательных операций на Сицилии или среди их корсиканских партнеров в Мексике, на Кубе и в Канаде. Например, только после расследований Фрайеса ФБН узнала, что в марте 1955 года мексиканская федеральная полиция арестовала Антуана Д’Агостино. Пол Мондолони и Жан Крос бежали на Кубу, где они возродили свой наркобизнес под защитой Батисты. Также благодаря Фрайесу стало известно, что в августе 1958 года французский дипломат привез героин для Винсента Тодаро, члена организации Траффиканте в Нью-Йорке. Успех Фрайеса помог ФБН нанести удар по группам Стромберга и Бадаламенти, хотя через месяц корсиканец Антуан Кордолиани создал новую организацию вместе с Греко, действуя от имени Дома Альбертини, братьев Гуэрини и Робера Блемона в Марселе. Крупная реорганизация началась в начале июня 1957 года, когда Лаки Лючиано прибыл в Палермо, чтобы присутствовать на исторической встрече главарей американской и сицилийской Мафии.

СЕРЖАНТ АРМИИ СВЯТОГО МИХАИЛА

Многое можно сказать о разногласиях, выявившихся в период встречи в Палермо, но сейчас мы должны обратить внимание на Хэнка Л. Манфреди, экстраординарного агента, принявшего судьбоносное решение, которое не позволило Сирагусе занять место Энслинджера в качестве Комиссара по наркотикам.
Манфреди начал свою трудовую деятельность как закройщик. Но он мечтал стать полицейским, и на какое-то время перед войной он получил работу в отделе дактилоскопии в составе Гражданской службы Полицейского департамента Нью-Йорка. В это время он встретил агента ФБН Ирвина Гринфилда, и в 1942 году последний нашел Манфреди работу с лейтенантом Руди Капуто, главой службы безопасности военной верфи. Офис Капуто находился в одном здании с ФБН на Черч-стрит, 90, под его руководством Манфреди создал Идентификационный отдел военной верфи. Он также вел отслеживание подрывной деятельности в рамках проекта Лючиано. В 1943 году он был принят в армейскую контрразведку и служил в Северной Африке, Италии и Австрии. После войны он вернулся в Италию как секретный специалист, а в 1948 году он привлек внимание Энслинджера, обнаружив спрятанное большое количество наркотиков в Австрии. После того, как он помог Сирагусе идентифицировать итальянские компании, поставляющие героин на американский рынок, он присоединился к ФБН и начал расследование способов отмывания денег Мафией. (7)
ЦРУ также использовало Манфреди. «Однажды он попросил меня прикрывать его в кафе на Виа Пароли во время встречи с немцем из Восточной Германии, - вспоминает Ральф Фрайес. - Он хотел знать, не следит ли за ними кто-нибудь. Он описал мне того парня и попросил прийти в кафе за час до встречи и посмотреть, придет ли он один. Он был один. Хэнк прибыл позже, сел, взял что-то выпить, закурил одну из своих черных сигар и начал разговор с этим парнем. Я обошел вокруг, чтобы убедиться, что за встречей никто не следит. Но никого не было; затем я проводил того парня, с которым встречался Хэнк, пока он не сел в такси. Естественно, я ничего не сказал Чарли», - признался Фрайес, рассчитывая, что Манфреди ответит ему такой же любезностью. «Никто еще не прикрывал меня, когда я поехал на встречу с Вито Бадаламенти на Сицилию, - сказал он. - Но Хэнк не боялся. Он сказал: «О'кей. Я поеду с тобой». И он поехал».
«Человеком ЦРУ в Риме был Джон Риордан. Он расспрашивал меня о влиянии снотворного на сосуды глазных яблок людей». Далее Фрайес добавил: «Район интересов Риордана распространялся на Ближний Восток, он спрашивал меня, кого я там знаю. Я знал маронита в долине Бекка, который был священником в восточном Лос-Анджелесе, - Риордан завербовал его. Джон осуществлял свои операции из брокерского дома Меррилл Линч в Риме, а деньги, которые он платил своим помощникам, также проходили через него. Хэнк и Чарли знали об этих операциях Риордана, они сами использовали брокерский дом для получения денег на стороне для себя и оплаты за имущество для офиса. Я также проводил там платежи, которые использовал для обеспечения сделки с Домом Альбертини».
Брокерская контора Меррилл Линч служила не только для финансирования операций ЦРУ в Бейруте, Италии и Греции, Управление использовало ее и как канал денег для «P-2», итальянского правого крыла Масонской Ложи. Хэнк Манфреди был в центре этих шпионских интриг и его контакты в Ватикане и Итальянских секретных службах принесли ему репутацию «ключа». Согласно полковнику Тулиусу Акампора, офицера армейской контрразведки, откомандированного для связи с ЦРУ и помогавшего в качестве консультанта Итальянским карабинерам. «Хэнк имел больше контактов за границей, чем Чарли. Проблема была в том, что он тратил много времени для работы на Боба Дрисколла и ЦРУ».
«В Италии ЦРУ преуспело в поддержке христианских демократов, - объясняет Акампора, - но в связи с тем, что коммунисты так или иначе получали выгоду, контрразведка Пентагона разработала план по изменению политического климата в Италии через встречный переворот. Джек Кеннеди был ключевым игроком в Конгрессе, также как и Фиг Коулман в Риме. Их объединял Комплекс Даллеса, Госдепартамент, ЦРУ, военные и церковь. Туда же входил и Хэнк. Даллесы знали, чем занимается Хэнк и их страшно интересовала его дружба с Полом Марцинкусом, который являлся правой рукой Джованни Монтини, государственного секретаря Ватикана, обладавшего реальной властью после Папы.
Уроженец Чикаго, протеже кардинала Коди, Марцинкус стал работать у Монтини с 1952 года, при этом он служил его эмиссаром в Канаде, а потом и в Боливии. Мартини сотрудничал с ОСС в годы войны и сохранял отношения с Мафией, Масонской Ложей P-2 и неофашистами через свои связи в итальянских секретных службах. Связным Монтини с Мафией был Массимо Спадо, финансист, ранее занимавшийся инвестированием денег Ватикана. Спадо некоторое время работал с прокурором по налогам Микеле Синдона. В настоящее время известна его роль в крахе «Франклин Нэшнл Бэнк» в 1979 году; Синдона установил отношения с Мафией в 1943 году, когда, будучи расцветающим дельцом черного рынка, он дал разрешение Вито Дженовезе поставлять продукцию в различные города Сицилии. Синдона преуспевал и на свои проценты открыл бухгалтерскую контору в Милане, где служил архиепископом Монтини. В ноябре 1954 года по просьбе Монтини и, конечно же, осведомив Хэнка Манфреди, Синдона становится каналом для фондов ЦРУ, используемых итальянскими секретными службами для финансирования отрядов головорезов, подавлявших забастовки рабочих коммунистов в Милане. В 1960 году Синдона приобрел «Банко Привата Итальяна», в который Ватикан начал делать вклады. Синдона стал занимать ключевые позиции в итальянской политике, вклиниваясь между Ватиканом, Мафией и Масонской Ложей P-2. (8)
«После того, как в 1963 году Монтини стал Папой Павлом IV, - продолжает Акампора, - Марцинкус становится его личным секретарем, а позднее - главой Ватиканского Банка. И это случилось, когда Марцинкус потерпел разного рода убытки от Синдоны. - Акампора подмигивает. - Хэнк был так близок с Марцинкусом, что мог обращаться с просьбой организовать для друзей Энслинджера аудиенцию у Папы».
«Вернувшись в Вашингтон, - продолжает Акампора, - директор ЦРУ Даллес решает послать в Рим под коммерческим прикрытием Боба Дрисколла. Он был капитаном Флота и не производил особого впечатления. За несколько лет до этого он перехватил британские связи с греческой полицией, тогда Даллес поручил ему наблюдение за созданием различных альтернатив в Италии. Но для выполнения этого задания Дрисколлу следовало отказаться от обязательств Энджелтона перед военными. Ключевым элементом в этом предприятии становилась полиция и Дрисколлу понадобились связи Хэнка с карабинерами в Триесте. Дрисколл планировал сделать их ядром отдела специальных операций, который можно было бы использовать для формирования политического климата в Италии. За то время, что Хэнк провел в Триесте, он познакомился там со всеми карабинерами, так как знал все высшее полицейское руководство в Риме.
«Я вспоминаю вечер, когда Хэнк решил пойти с Дрисколлом, - мягко сказал Акампора. - Чарли, Хэнк и я обедали в китайском ресторане в Вашингтоне. Чарли сказал ему: «Хэнк, не уходи. Оставайся у меня». В то время Чарли соперничал с Джордано за наследование Энслинджеру и его уход к Дрисколлу означал бы, что Чарли не сможет бороться с Джордано. Но Хэнк думал, что он получит больше удовлетворения от работы, сотрудничая с ЦРУ. После того, как Хэнк ушел в ЦРУ, Чарли, будучи отозванным назад в Вашингтон, потерял свое влияние на зарубежные операции».
Хэнк Манфреди был человеком, обладающим качествами отца и рассказчика, которым восхищались все агенты и их жены. Он тайно сводил с ума Джеки Кеннеди, которую почтительно называл «Леди». Они встретились, когда она навещала свою сестру в Равелло, и после этого он стал ее доверенным лицом и телохранителем во время ее пребывания в Европе. Его мечтой было стать смотрителем ее поместья, когда он выйдет в отставку. Но ни один его план, также как и Сирагусы, не осуществился, благодаря ЦРУ.
«Чарли любил повторять, что Хэнк не очень хороший докладчик. - Вспоминает Энди Тартальино. - Он был постоянно занят, добывая информацию для ЦРУ. Это был сегмент Мафии, которой он интересовался в разведывательных целях еще на Сицилии во время Второй Мировой войны. Он знал организованную преступность, но его интересовала разведка. И он ушел туда».

ЗАГОВОР

Навязчивость Хэнка Манфреди в использовании наркоторговцев в интересах разведки, в конечном счете, вывела его на центральное место в «заговоре», который Гарри Энслинджер искал всю свою жизнь. Манфреди начал собирать доказательства с конца июня 1957 года, когда получил информацию от карабинеров о присутствии Лючиано на встрече в Палермо. Манфреди поднял по тревоге все свои полицейские связи, и в октябре 1957 года прошедшие встречи главарей Мафии в отеле «Делле Пальме» в Палермо были прослушаны и проверены, согласно теории Энслинджера о том, что существует Международный Совет мафиози. В число американцев, присутствовавших на встрече, входили Джо Бонанно и Санто Сорге, финансовый директор Мафии. Согласно Марти Пера, Сорге отчаянно пытался убедить боссов выйти из наркобизнеса.
«Бонанно был утонченным, - объясняет Пера. - Луччезе и Лански послали своих сыновей учиться в Уэст-Пойнт. Они были богаты и не совершали неосторожных шагов».
Среди представителей сицилийцев можно было выделить Вито Бадаламенти и Леонарда Греко, наиболее влиятельных мафиози на Сицилии. Брат Леонарда, Сальваторе, владел целым флотом, который плавал под гондурасским флагом, и через Фрэнка Копполу перевозил наркотики на Кубу с партией продовольствия. Но сицилийцы не были столь разносторонними, как их американские партнеры, и не собирались бросать наркобизнес, невзирая на советы Сорге. (9)
«Сицилийцы предъявили американцам ультиматум в Палермо, - объясняет Пера. - Они знали, что в Америке большая часть молодежи проявляет скрытое недовольство, говоря своим боссам: «Если вы будете вести дела без нас, то мы обойдемся без вас». Отсутствие контроля над наркотиками было чревато переходом его в другие руки, так что у американцев не было другого выбора, как только согласиться».
После того, как ультиматум был принят, договорились о политической поддержке главных направлений бизнеса. Коппола и Греко были крупными торговцами, они уполномочили Микеле Синдона осуществлять сохранность средств, получаемых от наркотиков, через итальянские секретные службы, используя наиболее влиятельных итальянских политиков. Это были разведчики, которые очаровали Манфреди. Они, конечно, были фашистами, а не коммунистами, которые знали, что у него нет власти остановить их в Италии. Несмотря на это, он проследил участника встречи Филипа Буккола до Бостона, и из записи разговоров Буккола в Бостоне агенты ФБН узнали о планируемой встрече главарей американской Мафии в отеле «Апалачин» в Нью-Йорке, об успешном прикрытии которой мы поговорим в следующей главе.

ИРАНСКАЯ СЕТЬ

Другим каналом торговли наркотиками, раскрытым разведкой в 1956 году, был Иран, где Чарли Сирагуса и Пол Найт работали вместе с шефом иранской полиции Алави Могхаддамом, осуществившим рейд на лабораторию в Тегеране, где производилось 100 фунтов героина в неделю. Это был сильнейший удар, операция продолжилась в 1957 году; Найт сопровождал Гарленда Уильямса в Тегеран, что объяснялось персональным запросом президента Эйзенхауэра относительно проблем с наркотиками в Иране. Вместе с Уильямсом в Иран отправился офицер ЦРУ Байрон Энгл, глава Агентства по развитию программы сетей общественной безопасности (OPS). Спустя два года после своего вынужденного ухода из министерства финансов в отставку Уильямс нашел себе работу именно в OPS. Его задачей была организация отдела по наркотикам в Тегеране, в тоже время Энгл и ЦРУ организовали вместе с МОССАД жестокую иранскую секретную полицию SAVAK. (10)
Экспедиция Уильямса не была нововведением - американцы контролировали иранский опиумный бизнес, начиная с 1943 года, когда третья миссия Миллспафа прибыла в Тегеран, чтобы осуществлять контроль над иранской экономикой, с возвращением ссуды на развитие нефтедобычи, авиации и обеспечения многочисленных коммерческих интересов американских промышленников. Миллспаф также заинтересовался получением доходов от опиума, возглавив Фармацевтический институт, он руководил работой Королевской опиумной фабрики, вызывая критику в свой адрес, а его команда получила при этом прозвище «наркоторговцев». (11)
Глава группы Артур Миллспаф пояснял в свою защиту, что армия США использовала наркотики для поставки качинским солдатам в Бирме в период Второй мировой войны; операции проходили под его контролем и осуществлялись благодаря аферам Банка Сепах. «Наша долгосрочная программа предусматривала постепенное устранение опиумного бизнеса, - писал он, - но значительная часть персидской продукции все же отправлялась на нелегальный рынок». (12)
Как в 1949 году Гарленд Уильямс докладывал Энслинджеру, и как доказало дело принца Пахлеви в 1954 году, семья иранского шаха никогда не прекращала производства или продажи опиума на черном рынке. Всегда находясь на верхней строчке американского списка наций, нарушающих международные законы о наркотиках, Иран осознавал свои проблемы с наркоманией. В 1953 году законно избранный премьер Мохаммед Моссадек запретил производство опиума. Но при этом он национализировал американские и британские нефтяные компании, тогда Британская Секретная Служба обратилась к Киму Рузвельту и к ЦРУ с просьбой заняться подготовкой переворота вместе с шефом Фарудом Нашашиби, связанным с ЦРУ через главу службы безопасности авиакомпании «Пан-Американ» в Бейруте. (13)
После удачно произошедшего кровавого переворота американские и британские нефтяные компании возвратили свою собственность в Иране, а Рузвельт стал вице-президентом «Галф Ойл». ЦРУ переместилось в Иран, энергично взявшись за операции проникновения внутрь СССР. Только четыре союзных государства настолько тесно, как Иран, вкупе с Турцией, граничили с Советским Союзом. Шах использовался в интересах национальной безопасности, что перевешивало разногласия относительно местного законодательства о наркотиках.
Через Управление общественной безопасности офицеры ЦРУ организовывали поддержку репрессивных спецслужб в Ливане и Южном Вьетнаме, оба государства были связаны с нелегальной торговлей наркотиками. В обмен на молчание и благодаря благосклонности, описанной Ральфом Фрайесом, агенты ФБН вернулись к использованию советов сотрудников ЦРУ, работавших под крышей Управления общественной безопасности OPS относительно политически неблагонадежных наркоторговцев. Через сотрудника ЦРУ и главу OPS Байрона Энгла ФБН установило дружеские связи с авиакомпанией TWA, а через Сэма Прайора - с «Пан-Американ». (14)

БЕЙРУТСКИЕ СВЯЗИ

Пока интересы национальной безопасности принимались в расчет относительно зарубежных лидеров, замешанных в наркоторговле, это создавало определенные трудности в работе агентов ФБН за рубежом. В Ливане, как вы уже знаете, основными производителями гашиша являлись и депутаты парламента, и члены правящих кабинетов; так, глава Таможенной службы капитан Эдмон Азизи и офицер Сюретэ Хадж Тума должны были защищать интересы Самила Хури и Мунира Алауи, получая проценты от их операций с наркотиками. Наркомания на Ближнем Востоке была частью общей взрывоопасной ситуации. После того, как Израиль в 1956 году установил контроль над Суэцким каналом, Синайской пустыней и сектором Газа, правительство США распорядилось установить дружеские отношения с нефтедобывающими арабскими странами, одновременно согласившись предоставить Израилю финансовую помощь в несколько миллиардов долларов в обмен на возвращение захваченных территорий законным владельцам. Но военная сила Израиля увеличивалась, угрожая арабскому миру и расширяя пропасть между христианскими и мусульманскими общинами в Ливане. Результатом стала усиливающаяся контрабанда оружия между Бейрутом и Дамаском, что делало права применения закона о наркотиках все более трудным.
На помощь управлявшему ситуацией Полу Найту в Бейрут в 1956 году прибыл Джо Сэлм. Родившийся в Египте и выросший в Америке среди монахов-бенедиктинцев, Сэлм был одним из самых невероятных агентов ФБН. Он видел своего отца, который являлся собственником 3000 акров земли в Дельте Нила, один раз, он впервые встретил свою мать, французскую поэтессу, в 1939 году, когда в восемнадцатилетнем возрасте работал в компании «Форд Мотор» в Каире. Во время войны Сэлм служил в Королевских ВВС и армейской контрразведке США. Он поступил в ЦРУ после окончания Гарварда, выполнял секретную работу по Программе беженцев, осуществляемой Государственным департаментом в Генуе. В 1954 он был переведен в Бейрут, где он оформлял заявки на визы для палестинских и армянских беженцев, желавших эмигрировать в Америку.
Джо Сэлм и Пол Найт стоили друг друга и быстро подружились в Бейруте. Предоставив Фрайесу проводить секретную работу, Сэл и Найт вели дела, допустимые с точки зрения политики, подобно делу в июне 1957 года против Юсеффа Эль Этира и сирийского химика Омара Маккоука. Но их возможности проводить операции в Бейруте сократилась в 1958 году, когда мусульманские националисты и коммунисты обнаружили, что ЦРУ подтасовало президентские выборы в пользу кандидата христиан-маронитов Камиля Шамуна. В августе коммунисты и незаконные сирийские формирования обстреляли американское посольство, и посол Дональд Хит приказал эвакуировать американских женщин и детей в Афины и на Кипр.
Напряженность возросла, когда Египет и Сирия создали Объединенную Арабскую республику. В ответ ЦРУ с согласия иракского короля Фейсала вооружило курдов в Северном Ираке и поощряло их атаки на Сирию, которую в США считали советской марионеткой. Через неделю полковник королевской армии Абдул Карим Эль Касем сверг короля Фейсала и восстановил отношения с СССР. Этот переворот воодушевил арабских националистов в Ливане и в мае они подняли вооруженный мятеж в Бейруте. Здание Американского информационного агентства было разграблено и подожжено, а нефтепровод ARAMKO из Саудовской Аравии в Триполи был разорван, - в это время Джо Сэлм был снова переведен в ЦРУ и направлен консультантом в «Таплайн», компанию, обеспечивающую безопасность нефтепроводов ARAMKO.
Опасаясь, что сирийцы атакуют Ливан, а мусульманские мятежники окажут им помощь, президент Шамун обратился к США с просьбой помочь закрыть ливанские границы. Руководствуясь соображениями необходимости защиты региональных нефтяных ресурсов, президент Эйзенхауэр согласился, и Шестой Флот высадил морских пехотинцев в Триполи, а американские реактивные самолеты летали над Бейрутом, демонстрируя силу. Но правительство Шамуна пало в октябре, когда были выведены морские пехотинцы, и генерал Фарул Чехаб, пообещавший провозгласить нейтралитет, был избран президентом, а надоедавшие Америке мусульманские лидеры получили места в новом правительстве.
События в Ливане 1958 года заставили США максимально решительно отстаивать свои интересы в регионе, чем это было раньше. Поддерживая короля Хуссейна, Америка начала продавать оружие Иордании и разрабатывать тайные операции против Ирака, включая операции MKULTRA, для осуществления которой доктор Готтлиб отправил из Нью-Дели (Индия) пропитанный смертельным ядом кружевной платок для полковника Касема. (15) (Готтлибовская попытка убийства провалилась, но Касем был свергнут в результате переворота поддерживаемой ЦРУ партии БААС, в которую входил и Саддам Хусейн (16)). Попытка убийства, организованная Готтлибом, очевидно, затрагивала Энслинджера через Улиуса Амосса, увлекающегося частного сыщика, снятого со своего поста в отделе ОСС в Каире за использование официальных фондов, при помощи Джорджа Уайта для найма преступников с целью убийств. В 1958 году в письме Энслинджеру он сообщал, что «наши люди» в Ираке, «… должны быть эвакуированы вовремя». (17)
Являлись ли Пол Найт и Джо Сэлм «нашими людьми»? Они, конечно, были в центре бурлящего района. Один яркий эпизод произошел, когда Найт вышел на склад, заполненный гашишем. После принятия мер по аренде склада Найт посетил своих друзей с базы Королевского Флота на Кипре, от которых он получил зажигательную бомбу и таймер, он поместил их между полками с гашишем на складе, - взрыв сравнял склад с землей.
В 1958 году агенты ФБН подкладывали бомбы и производили много шума в многочисленных местах стратегических интересов ЦРУ.


12
ГРОЗА ПРЕСТУПНОГО МИРА

«В эти дни Нью-Йорк Сити был местом активной борьбы с наркотиками».
Агент Артур Дж. Флур

Политическая динамика применения внутреннего законодательства против наркотиков изменялась от города к городу, но были сходные сдерживающие силы в каждом отдельном случае. В Нью-Йорке, например, Мафия являлась монопольной организацией, осуществлявшей контроль над обширным импортом и системой распространения, широко растянутой по всей стране. В схватке с чудовищем агенты ФБН работали скрытно вместе с детективами отдела по наркотикам Полицейского Департамента Нью-Йорка не только потому, что они могли постучать в дверь к подозреваемому, но и потому, что они выявляли многочисленных посредников, служивших балансом власти между криминальным миром и власть имущими.
Но Лос-Анджелес, подобно Майами, был открытым городом. Мафия обеспечивала свои интересы в многочисленных сферах и снабжала партиями наркотиков, достигавших Лос-Анджелеса, но негры и испанцы были вовлечены в это независимо друг от друга. Здесь в конце 40-х годов произошла единственная жестокая разборка Мафии, когда Том Драгна и Джонни Роселли при помощи шефа полиции Лос-Анджелеса Уильяма «Виски Билла» Паркера яростно разобрались со своими противниками во главе с Багси Сигелом и Микки Коэном. (1) После того, как Сигел был убит, а Коэн отправился в тюрьму, Роселли обратил свое внимание на доходные предприятия Мафии в Лас-Вегасе. Согласно Говарду Чэппеллу, преемник Драгны с 1957 года Фрэнк Де Симоне, был слабым боссом, и первостепенной задачей Мафии стало обеспечить более сильное присутствие в Сан-Диего.
Здесь играли роль демографические различия. Если очищенный белый китайский героин прибывал с Дальнего Востока в район Залива Сан-Франциско, то Лос-Анджелес был наводнен опиумом и марихуаной из Мексики. Если сфера влияния агента ФБН - Лос-Анджелес, можно сказать, что юрисдикция Говарда Чэппелла распространялась на территории Калифорнии и Аризоны и простиралась в северо-западные штаты Мексики. Но, в отличие от полицейского департамента Нью-Йорка, их коллеги из отдела по наркотикам в Лос-Анджелесе отказывались от помощи ФБН в международных делах, сосредоточив свое внимание на прекращении наркоторговли в черных и испаноязычных общинах.
Отказ шефа Паркера делиться информаторами или работать вместе с ФБН приводил к горьким последствиям в его владениях. «Он начал терять полицейских», - говорил Говард Чэппелл, подчеркнув при этом, что Паркер считает возможным ограничивать пределы поиска своих детективов по наркотикам и количество конфискаций по закону. «Они находят пять или шесть косяков и плачутся, что место засвечено. Но плохо то, что они умышленно причиняли вред нашим федеральным расследованиям».
Окружной прокурор игнорировал эти проблемы, в результате суды в Калифорнии прекращали многие важные дела. Чтобы избежать разочарования, некоторые недовольные детективы отдела по наркотикам Полицейского Департамента Лос-Анджелеса передавали свои дела Чэппеллу и тот работал вместе с офисом Шерифа, направляя дела в федеральный суд. Напряжение нарастало и на пресс-конференции шеф Паркер выдвинул обвинение, что агенты Чэппелла незаконно используют проституток-наркоманок в качестве информаторов, Чэппелл в свою очередь через репортера Джорджа Патнама допустил утечку информации о некоторых детективах отдела по наркотикам ЛАПД (Полицейский департамент Лос-Анджелеса), которые получают деньги от торговцев наркотиками. Он располагал фотографиями детективов в костюмах за 500 $, экстравагантно заключающих пари на гонках, тайно вел записи компрометирующих переговоров детективов с разрешения Окружного прокурора.
После этого многие информаторы ФБН были убиты с использованием служебного оружия ЛАПД, - в ответ Чэппелл взял автомат Томпсона и устроил персональный разговор с «Виски Биллом». Испугавшись за свою жизнь, Паркер обратился к губернатору и потребовал, чтобы министерство финансов заменило Чэппелла. Ни один из них не хотел беды или огласки, и глава округа Джордж Уайт устроил пресс-конференцию в Сан-Франциско, где объявил, что «Виски Билл» был прикрытием для плохих копов из отдела по наркотикам и мешал федеральным расследованиям в Мексике.
После многочисленных безуспешных попыток и рассуждений властей штата и федеральных представителей наступило спокойствие, когда Энслинджер отказался перемещать Чэппелла, мэр Лос-Анджелеса Уильям Паульсон заставил шефа Паркера пойти на шаткое перемирие. Это была победа Чэппелла, но вместе с тем и ухудшением его позиций, потому что демонстрировало его бюрократическую смелость и способности лидера; Чэппелл напугал бесспорного наследника Энслинджера в штаб-квартире ФБН Генри Джордано. Вдобавок Лос-Анджелес становился соперником Нью-Йорка в споре за титул первого города страны, это имело значение в том случае, если Чэппелл включался в гонку за наследование Энслинджеру, и представляло угрозу для Джордано и его союзника Джорджа Гафни, ставшего в январе 1958 года главой округа в Нью-Йорке, наиболее важного из отделов Бюро.

ВОСХОЖДЕНИЕ ДЖОРДЖА ГАФНИ

Достигнув успеха как следователь, являясь членом клики Райана, Джордж Гафни в 1956 году был назначен на должность главы округа в Атланте, в юрисдикции которого находились Майами и Карибское море. Он стал самым молодым руководителем округа в ФБН, хорошо зарекомендовал себя в Атланте и вызвал восхищение у Мэла Харни. Уроженец Миннесоты, Харни не имел собственных детей и по-отечески относился к уроженцу Мичигана Гафни, с которым он ощущал несомненное сходство. Они оба по своим политическим взглядам были консерваторами-республиканцами, Харни восхищался прочностью Гафни, он однажды заметил ему: «У тебя, должно быть, вены как железная руда». Когда в 1957 году Джим Райан из-за серьезной травмы, полученной в результате автомобильной аварии, ушел из ФБН, Харни рекомендовал Гафни на должность главы округа в Нью-Йорке. Говоря о Гафни в своих личных письмах, он обращался к нему как «Гаффиони». Энслинджер согласился и сделал так, предвосхитив наиболее успешную и спорную эру в истории ФБН.
Говард Чэппелл описывает нервозного, маленького Джорджа Гафни как «энергичного, противоречивого и излишне скромного», - все это было правдой. Но, отдавая должное его напористости, надо отметить, что Гафни имел все основания гордиться собой. Он был по-уличному дерзок, строгий управляющий, он мог провести целый комплекс закрытых дел. Так что «был энергичным» - это значительное преуменьшение. «Приводящий в движение» - будет гораздо более точным определением. Во время его пребывания в должности главы округа в Нью-Йорке на протяжении 4-х с половиной лет Гафни выработал высокие профессиональные стандарты для своих агентов, и под его руководством ФБН провело ряд дел, которые явились поворотным пунктом, обусловившим падении четырех из пяти семей Мафии, кроме того, были проведены два впечатляющих дела против французской сети.
Одним из факторов успеха Гафни стали хорошие отношения с отделом по наркотикам Полицейского департамента Нью-Йорка, чьи детективы (в отличие от агентов ФБН), могли легально осуществлять записи разговоров без санкции суда и входить в дома только на основании имевшихся у них подозрений. Он также использовал Акт Дэниела для содействия своему успеху. «До тех пор, пока окончательный приговор не был вынесен, - объясняет он, - было важно заполучить информаторов в высших эшелонах Мафии. Но судьи, не задумываясь, давали по сорок лет заключения, мы пытались использовать рычаги, мы надеялись. Но никто не хотел делать это на протяжении долгого времени».
Три агента временно помогали Гафнии, и Нью-йоркский офис провел наиболее удачные компании ФБН. Во-первых, это было самоубийство Альберта Анастасиа, попытавшегося поиграть мускулами в делах кубинских афер. Как босс старой семьи Маньяно, Анастасиа контролировал многочисленные профсоюзы, азартные игры и торговлю наркотиками в Бруклине, Нью-Джерси и Лас-Вегасе. Он был влиятельной фигурой, но, к своему несчастью, страдал мегаломанией; он влез на Кубу, где заправляли Мейер Лански и Санто Траффиканте, кроме того, он ошибочно стал подбирать под себя Комиссию, где заправлял Вито Дженовезе и начал тайно договариваться с семьями Бонанно, Профаци и Магаддино.
Падение Анастасиа началось в апреле 1957 года, когда итальянские наркоторговцы и временный информатор ФБН Джованни Маусери доложили Чарли Сирагусе, что груз героина был отправлен Фрэнком Скалаччи на борту торгового судна из Марселя в Нью-Йорк. Немного загадок: его отпечатки пальцев и описания преступных деяний имелись в делах всех правительственных агентств США, Скалаччи управлял, базирующимся в Бронксе, в Нью-Йорке, синдикатом наркоторговцев, который обвинялся в сотрудничестве с корсиканскими и французскими наркоторговцами в Европе и Монреале. (2) К несчастью для Скалаччи, Сирагуса конфисковал партию героина, а также деньги Мафии, которые он передал Маусери, а тот вручил ему большой пустой чемодан. Анастасиа сделал определенные взносы в эту партию и пришел к выводу, что Скалаччи обманул его, тогда 17 июня 1957 года по распоряжению Анастасиа, Винсент Скуилланте застрелил Скалаччи перед бакалейной лавкой в Бронксе, как показано в знаменитом фильме «Крестный отец» (The Godfather).
Но Анастасиа был не единственным, кто вложил свои деньги в предприятие Скалаччи: Вито Дженовезе, Карло Гамбино и Мейер Лански также имели свою долю, таким образом, убийство Скалаччи стало серьезной ошибкой Анастасиа, его действия не были санкционированы другими членами Мафии, как и увеличение своей личной армии. Но роковой ошибкой Анастасиа стала его попытка вторгнуться в доходный бизнес Лански и Траффиканте на Кубе. Они переадресовали свою проблему Вито Дженовезе, являвшемуся их тайным помощником в Нью-Йорке, и Дженовезе предложил капореджиме Анастасиа Карло Гамбино изменить своему боссу. Через несколько дней, 25 октября 1957 года, Траффиканте прибыл в Нью-Йорк вместе с консильере Дженовезе Майком Миранда и сделал предложение Анастасиа, от которого тот тут же отказался. Час спустя Альберт Анастасиа был застрелен убийцами из семьи Профаци, Ларри и Джоуи Галло.
Убийство Анастасиа вызвало шок в преступном мире и подсказало Комиссии Мафии идею провести в ноябре встречу в духе Палермо в отеле «Апалачин» в Нью-Йорке, принадлежащим процветающему члену семьи Стефано Магаддино из Буффало, Джозефу Барбара. Инсайдеры (лица, имеющие доступ к закрытой информации) рассказали, что встреча кровавых кардиналов была назначена, чтобы провозгласить Вито Дженовезе новым босом боссов Мафии, а Карло Гамбино - новым боссом семьи Маньяно. Другими обсуждаемыми вопросами были: 1) какую поддержку оказать Фиделю Кастро на Кубе и 2) уничтожать ли выявленных агентов ФБН. Как мы увидим, встреча так и не состоялась.
Вторым фактором восхождения Гафни было назначение Роберта Кеннеди на пост председателя сенатского постоянного комитета по расследованиям. Во время пребывания на этой должности Бобби и его заместитель, вышедший в отставку финансовый следователь ФБР Кармине Беллино, энергично взялись за расследование дела лидера профсоюза владельцев грузовиков Дэйва Бека. В 1957 году следствие перешло к сенатору Джону Макклеллану и его избранному Комитету по незаконным действиям в сфере профсоюзов и управления; персональная война Бобби с преступностью выпустила пар. Он стал председателем Комитета Макклеллана, и с помощью Беллино получил доказательства, предоставившие возможность суду осудить Бека за присвоение 320000$ из фонда профсоюза водителей грузовиков. Цепкий Бобби Кеннеди получил помощь от самодовольного преемника Бека, Джеймса Р. Хоффа. (3)
В своем стремлении узнать как можно больше о Хоффа и связях профсоюза водителей грузовиков с организованной преступностью Бобби Кеннеди обратился к ФБН и лично к Джорджу Гафни. Через свою сеть ирландских католиков Бобби уговорил Энслинджера предоставить ему копию книги Мафии и дать возможность ознакомиться с закрытыми материалами дел ФБН. Прочитав их и поговорив с Гафни, Бобби пришел к выводу, что ФБН знает о Мафии гораздо больше, чем ФБР. ФБН имело веские доказательства того, что Хоффа может рассматриваться как гангстер, кроме того, было известно, что профсоюз водителей грузовиков является фиктивным учреждением (без членства), похожий на фальсификации Джонни Диогуардиа в Нью-Йорке, он активно использовался для обеспечения поддержки национального наркосиндиката Мафии. (4)
При поддержке Бобби Кеннеди, как своего покровителя, Гафни установил прочные связи с представителями высшего уровня в правительстве и в 1962 году был выдвинут в качестве третьего заместителя в штаб-квартире ФБН.
Третьей ступенью в восхождении Джорджа Гафни станет день 14 ноября 1957 года, когда полицейский штата Эдгар Кросвелл обнаружил вереницу черных лимузинов, в которых сидели представительные мужчины в широкополых черных шляпах, прибывшие в принадлежащий Джозефу Барбара отель «Апалачин» в Нью-Йорке. После недолгих наблюдений Кросвелл узнал Кармине Галанте в одной из машин и быстро понял, что он наткнулся на сходку главарей Мафии. Он знал о тревоге, поднятой агентами ФБН, которые прослушивали участника встречи в Палермо Филиппа Буккола. Полный уверенности в своих действиях, Кросвелл и его коллеги-полицейские блокировали дороги вокруг владения Барбара и начали останавливать и обыскивать автомобили. К их удивлению пятьдесят безупречно одетых мафиози запаниковали и пустились бежать через окрестные леса. Вскоре все они были захвачены. Присутствовавший при этом полицейский Роберт Фьюри отчетливо запомнил боссов пяти Нью-йоркских семей: Томаса Луччезе, Джозефа Профаци, Карло Гамбино, Джозефа Бонанно и Вито Дженовезе, заодно - и Санто Траффиканте, а также десяток других делегатов встречи, арестованных в тот же день, и сидевших на полу в подстанции Вестал в грязных пальто, испачканных ежевикой, с ухоженными руками, искусно подстриженными головами и хмурыми взглядами на угрюмых лицах.
Унижение Апалачинских беглецов было настолько сильным, что многие представители молодого поколения потеряли все уважение к своим мафиозным боссам. Несомненно, важным было и то, что Апалачинские беглецы обеспечили Роберту Кеннеди предлог, в котором он нуждался для проведения национальной войны против преступности. Что обеспечивало ФБН крупнейшим успехом со времен Слушаний Кефовера. Через несколько месяцев агенты ФБН рассказали Сенату об отношениях организованной преступности с международной торговлей наркотиками. Глава Международной группы Марти Пера рассказал, как опиум поставляется из Турции и Сирии, где после переработки в морфийную основу отправляется во Францию для выработки героина, затем контрабандой героин попадает в Америку через Мексику, Канаду и Кубу. Ветеран службы, агент Джо Амато, объяснил, что Винсент Скуилланте и Джо Манкузо были ключевыми фигурами тайного общества, «специализировавшегося» на наркоторговле. (5) Джек Кьюсак, сменивший Гафни на посту главы округа в Атланте, описал сеть, тянущуюся через Джона Орменто между семьей Чивелло в Далласе и семьей Магаддино в Буффало. Кьюсак также связал Чивелло с Карлосом Марчелло в Новом Орлеане, Санто Траффиканте в Тампе и - удивительным образом - с Джимми Хоффа и беглыми гангстерами на Кубе. (6) Доказательства в поддержку этих обвинений ФБН предъявило в январе 1958 года, проведя рейд против групп торговцев наркотиками из Мафии в Нью-Йорке, Пенсильвании и Виргинии. Во время рейда в Виргинии было найдено десять килограмм героина, что привело к аресту в Италии Фрэнка Коппола.
Могли ли хозяева Мафии из спецслужб играть какую-то роль во всех этих событиях? Возможно. Только у ЦРУ была власть получить записи разговоров Скалаччи из правительственных источников и убедить Комиссию устранить Анастасиа, стремящегося усилить свои позиции в наркобизнесе, контролируемом ЦРУ через Лански и Траффиканте на Кубе. Рейды ФБН в январе 1958 года были временной неудачей, Лански и Траффиканте знали, что лучшие дни проведут на Кубе. Сценарий, конечно, спекулятивный, несомненно, ЦРУ через Хэнка Манфреди знало о предстоящей встрече в «Апалачин» еще до того, как все случилось, и саботирование встречи могло также служить интересам ЦРУ. Возможно, для них более важным был контракт с Вито Дженовезе, их главным союзником по проекту Лючиано.

РАЗРУШЕНИЕ ДЖЕНОВЕЗЕ

Ободренный событиями в отеле «Апалачин» и поддержкой его карьеры Робертом Кеннеди, Джордж Гафни вернулся в Нью-Йорк в январе 1958 с простой стратегией: «Мы не ставили для себя цель следовать за Джо Профаци по всему городу. Что вы сделаете для развития сети информаторов, которых можно использовать на месте? Вы выбираете цель на основании лучшей информации и тогда вы можете начинать».
Первой возможной целью Гафни был Вито Дженовезе, бывший специальный наемник армейской разведки, а в настоящее время - босс боссов Мафии. Дело против Дженовезе начинать не планировали: когда агент Энтони Консоли арестовал обычного наркомана, тот рассказал, что приобретал наркотики у некоего Нельсона Кантеллопса, пуэрториканца и, возможно, бывшего коммуниста. Агент Стив Джорджио произвел две покупки у Кантеллопса, тот, в свою очередь, после легкого выкручивания рук стал давать показания. По его собственному утверждению, Кантеллопс примерно с1954 года перевозил героин и кокаин с Кубы в Лас-Вегас, Майами и Эль-Пасо для Джоуи ДиПалермо из семьи Луччезе. Он был столь успешен в своем предприятии, что в 1956 году боссы пошли на экстраординарное нарушение протокола Мафии, ДиПалермо представил его Джону Орменто и Кармине Галанте, управляющими наркосиндиката Мафии, и они позволили ему работать за пределами Пуэрто-Рико. Согласно Кантеллопсу, Вито Дженовезе персонально благословил эти поставки. Полученные сведения были настолько ценны, что Гафни поручил это дело ветерану, агенту Джону Р. Энрайту, сменившему Джека Кьюсака на посту главы Судебного отдела. Женатый на подруге сестры Джорджа Гафни, Энрайт работал под руководством помощника прокурора США Уильяма «Тенди» Тендески, участвовавшего в деле «Героинового отряда» в Южном округе Нью-Йорка.
«Мы были готовы герметически закупорить это дело, - говорит Энрайт. - Я помню, какое возбуждение испытывал, когда Тенди вернулся после допроса Кантеллопса и сказал: «Мы идем предъявлять обвинение Вито Дженовезе». Выйдя, я позвонил в штаб-квартиру и они сказали: «Вызывайте Кантеллопса». Что мы и сделали. Но мы не смогли встряхнуть его. Так Дженовезе было предъявлено обвинение 8 июля 1959 года, Джону Орменто и Кармине Галанте - тоже».
Согласно агенту Тому Триподи, это было не так просто. Так как Тенди хотел подтверждения, Кантеллопс согласился встретиться с Дженовезе под присмотром ФБН. И снова в нарушение протокола Мафии пуэрториканский сифилитик предстал перед боссом боссов Мафии в немецком ресторане, где Дженовезе удалось опознать. (7) Триподи также упоминает двух агентов Френсиса Уотерса и Джеймса Ханта, слышавших его слова, на основе этих показаний Дженовезе было предъявлено обвинение. Как было представлено автору, Хант не имел прав комментировать, а Уотрес говорил, что ничего не помнит про этот инцидент. Не совсем верно. Уотерс говорил: «Я был твердым агентом в то время и, наверное, мог бы рассказать, если бы меня спросили».
Дженовезе был арестован 7 июля 1958 года, и вместе с Кармине Галанте, Джоном Орменто и 34 главными наркоторговцами Мафии ему было предъявлено обвинение во ввозе более 160 килограммов наркотиков в 1954 году. Через день прокурор США Пол Уильямс выдвинул свою кандидатуру на пост губернатора штата Нью-Йорк. Арест был большой удачей. (8)

МАЙЛЗ ЭМБРОУЗ И СПЕЦИАЛЬНАЯ ГРУППА

Проблемы Вито Дженовезе урегулировали два взаимосвязанных события за пределами ФБН. Первым было назначение Майлза Дж. Эмброуза на должность координатора по правовым вопросам министерства финансов. Сын брокера с Уолл-стрит, видного республиканца, Эмброуз служил персональным директором «Девенко» с 1948 по 1953 год. Если читатель вспомнит, «Девенко» была фирмой ЦРУ, которая помогала Марти Пера создавать и внедрять различные электронные системы, которые расширяли возможности ФБН при проведении расследований, возможно, ими оснащалась конспиративная квартира Джорджа Уайта в Гринвич-виллидж, использовавшаяся для экспериментов MKULTRA.
После получения степени юриста Эмброуз служил помощником прокурора США в Южном округе Нью-Йорка, часто закрывая уголовные дела по наркотикам, которые заводили агенты ФБН. Его активный жизненный опыт вкупе с харизматической личностью, а также его работа на ЦРУ в «Девенко» подготовили его (в то время ему только исполнился тридцать один год) к принятию одной из наиболее важных должностей в федеральной правовой системе.
Эмброуз заменил на посту шефа-координатора в июле 1957 года Джона Лэтэма. Его боссом был помощник секретаря министерства Дэвид Кендалл. «Прежде, чем я был готов к работе, - вспоминает Эмброуз, - я встретил Мэла Харни, который ввел меня в курс дела, акцентируя на важности разведки IRS. Лэтэму также повезло. Джон как раз пришел из разведки IRS и во время его пребывания в должности шефа-координатора он расширил Учебный Центр подготовки офицеров правовой системы под руководством Пэта О'Кэрролла, агента ФБН, которого я знал по Нью-Йорку. Фред Дуглас, кстати, продолжил свою успешную карьеру в качестве моего помощника и ответственного за связи с Интерполом».
«Моя работа, - продолжает Эмброуз, - состояла в координации расследований, наблюдении за исполнением бюджета и улаживании разногласий между Бюро по тарифам на табак и алкоголь, Береговой охраной, таможенной службой, Секретной службой, Разведкой IRS и отделом инспекции, а также Бюро по наркотикам. Я попытался создать систему местных координаторов в каждом из шести округов по всей стране и объяснил этим парням, что их противником является ФБР, но не их коллеги».
Цитата Эмброуза объясняет его личную вовлеченность в дела ФБН, в частности, в спор в Техасе, где глава округа ФБН Эрни Джентри обвинял таможенного агента Дэйва Эллиса в саботировании расследований ФБН путем использования системы конвоев. Эмброуз отправился в Техас и, изучив суть проблемы, посоветовал перевести Джентри. Но Энслинджер, который всегда защищал агентов ФБН, вступился за Джентри и в результате Эллис был переведен в Нью-Йорк.
«Энслинджер напоминал Папу Римского, - говорит с уважением Эмброуз, - когда он говорил, это напоминало проповедь. Для каждого, кто знал его, он был упорным бойцом, не раз наносивший поражение Гуверу, и мне бы не хотелось вступать с ним в конфликт. Большие трения у меня возникли с Фредом Скрибнером, в подчинении которого находилась IRS. Разведка IRS насчитывала около 1400 агентов и Скрибнер использовал их только для расследования дел об уклонении от уплаты налогов, а не для борьбы с организованной преступностью».
«Хорошо, - продолжает излагать факты Эмброуз, - «Апалачинское дело», например. АТТ и ФБН всегда тесно сотрудничали, но я хотел, чтобы разведка IRS тоже принимала в этом участие. Тогда я пошел к Скрибнеру и он согласился завести дела на каждого из участников Апалачинской встречи. После этого агенты IRS начали подавать мне ежемесячные отчеты и количество улик начало расти. Уильям Роджерс стал Генеральным Прокурором и в апреле 1958 года он дал распоряжение юристу по антимонопольному праву Милтону Уэсселу сформировать Специальную группу из многочисленных мелких отделений по всей стране. Я, как представитель министерства финансов, должен был сотрудничать с Уэсселом из Министерства Юстиции».
Созданная Специальной группы в судебном порядке должна была рассмотреть Апалачинское дело, которое снова начало расти как на дрожжах после задержания Вито Дженовезе. Но была нестыковка, Апалачинский скандал инициировал привлечение к расследованию ФБР, и это влекло неприятности для ФБН. Как вспоминает Гафни, «не менее десятка агентов ФБР рылись в наших делах на Черч-стрит, 90, пытаясь отыскать, кто был арестован. Двое из них находились там в первый день, когда я пришел на работу в нью-йоркский офис в 1958 году».
Гафни представляет Томаса Дагена как представителя Уэсселовской Специальной группы. Агент-ветеран, «Старый Том» обладал обширными знаниями по части расследований по делам Мафии. Его помощниками были агенты Уильям Роуан, Джек Годе, Армандо Мулья, Норман Матуоцци, Норрис «Нори» Дарэм, Джон Энрайт из Судебного отдела, Хэнк Манфреди и Чарли Сирагуса – эксперты по зарубежной деятельности Мафии, а также информаторы ФБН Орландо Портале и Робер Кудер. (9)
Целью Специальной Группы было проведение тайного расследования по делам 375 мафиози в масштабах всей страны, но по бюджетным соображения следствие ограничили только 72 апалачинцами, из которых 27 были арестованы. В обычный день, в мае 1959 года агенты ФБН в Далласе, Кливленде, Тусоне, Лос-Анджелсе, Майами, Бостоне и Нью-Йорке арестовали двадцать одного человека из группировки. Двое сдались позже, четверо оставались на свободе и в октябре 1959 года двадцать три босса Мафии, включая Вито Дженовезе, были переведены в тюрьму в Нью-Йорке. В ноябре все были признаны виновными в преступном заговоре.
Хотя Апелляционный Суд отменил вердикт, дело об Апалачинском тайном заговоре позволило продолжить схватку с Дженовезе до тех пор, пока подследственный Гафни Нельсон Кантеллопс не появился в зале суда. На основании его показаний Дженовезе, 14 его компаньонов были обвинены в апреле 1959 года в тайных поставках героина с Кубы, Мексики и Пуэрто-Рико. Обвиненными и осужденными, но не помещенными в тюрьму были Кармине Галанте и Джон Орменто.
Никогда еще с момента падения Лаки Лючиано в 1936 году гангстер статуса Вито Дженовезе не был обвинен в столь серьезных преступлениях - это было грандиозно. В марте 1959 года Марти Пера и Джим Хант захватили Джона Орменто после перестрелки в его апартаментах, а в июле 1959 года Пера и агент Билл Роуэн с помощью полиции штата Нью-Джерси взяли Кармино Галанте после того, как его выдал Сал Джильо, его доверенный представитель у корсиканцев на Кубе.
Почему именно Джильо продал Галанте? Эта история заслуживает того, чтобы быть изложенной, так как показывает, насколько глубоко агенты ФБН смогли внедриться в среду наркоторговцев мафиози. Так, детектив нью-йоркской полиции предоставил Марти Пера запись разговора советника Галанте Джо Нотаро, и благодаря этой записи была установлена личность Джильо. Потом агенты Энтони Маньярасина и Билл Роуэн отыскали в одной канадской газете фотографию свадьбы Джильо с официанткой Флоренс Андерсон из казино «Эль Марокко» на Кубе 22 марта 1957 года. Через несколько недель Пера посетил дом Джильо в Куинсе, в тот момент, когда законная жена гангстера Мэри была на кухне и готовила пасту. Пера, расположившись в гостиной, продемонстрировал Джильо компрометирующую фотографию. В обмен на обещание не говорить Мэри о Флоренс, Джильо выжал местонахождение Галанте перед возвращением на Кубу для продолжения своего бизнеса.

АГЕНТ ЛЕННИ ШРАЙЕР И «ДЕЛО ОРЛАНДИНО»

Прошли два года, которые Энслинджер назвал «напряженной работой Бюро», Гафни сделал неправдоподобное - он завершил дела Дженовезе, Орменто, Галанте и других высокопоставленных членов пяти семей. Это было крупным достижением, особенно для обычного главы округа, и могло бы считаться вершиной его карьеры. Но не для «грозы преступного мира» Гафни. Он медленно и равномерно продвигался вперед как человек, обладающий выдающимися возможностями, и в 1959 году под руководством своего наставника Пэта Уорда он артистически исполнил свое самое сенсационное дело о тайной сделке Джузеппе «Пепе» Котрони в Монреале.
Младший брат Винсента и Фрэнка, Пепе руководил семейным наркобизнесом в союзе с Кармине Галанте, его связным с Американской Мафией в Нью-Йорке, и Люсьеном Риваром - его французским компаньоном в Монреале. В 1956 году по настойчивой просьбе Галанте Ривар перебрался в Гавану, где присоединился к Полу Мондолони и Жану Кросу, работавших в многочисленных ночных клубах, через которые они поставляли Батисте наркотики по себестоимости, равнявшейся примерно 20 000 $ в неделю. Корсиканцы на Кубе имели твердые источники снабжения и на встрече с Кросом в Париже в 1957 году Пепе согласился покупать героин у компаньонов Мондолони во Франции, Жана и Доминика Вентури. Через год Пепе и Галанте, имевшие в Монреале компанию, которая занималась грузоперевозками, снабжали пять крупнейших итальянских торговцев в Нью-Йорке, (включая Анджело Туминаро и Энтони ДиПаскуа, о которых много говорили, как о реликтах) примерно пятьюдесятью килограммами героина в месяц.(10)
Глава округа ФБН в Нью-Йорке Джордж Гафни был хорошо осведомлен об операциях Пепе, однако проведение расследования против него в Канаде требовало кооперации с Канадской Королевской Конной полицией (КККП-RCMP) и использования возможностей мужественного тайного агента Патрика Биэйса, которому предстояло сделать покупку напрямую у Пепе. Это был достаточно не простой выбор, однако Гафни был человеком амбициозным и хотел раскрыть дело о тайном сговоре, в который были вовлечены мафиозные покупатели Пепе в Нью-Йорке. Но сделать это было достаточно трудно и требовало включения значительного числа лиц на очень маленьком пространстве. Было необходимо использовать профиль Ленни Шрайера, одного из наиболее удачливых агентов в истории ФБН. Обратимся к делу Орландино, которое Шрайер вел в Нью-Йорке в 1959 году.
Два аспекта дела Орландино имели особую важность. В начале у него не было веских доказательств, полученных от сомнительных информаторов, наподобие Нельсона Кантеллопса, но потом появился изъятый героин, который лег на стол в зале суда, послужив веской уликой для судей. Во-вторых, руководство Гафни расследованием способствовало усилению междоусобной борьбы, которая полностью разбила ФБН. В центре этой трагической истории Ленни Шрайер. Высокий, интеллигентный и обаятельный, Шрайер родился в Бруклине, учился на бухгалтера, в поисках приключений присоединился к ФБН в 1951 году. Его можно рассматривать как лучшего агента, выделяемого из множества своих коллег, его восхождение началось летом 1956 года. Шрайер хорошо помнит это, потому что The Platters выпустили свою легендарную песню «The Great Pretender». В это лето Шрайер и секретный агент Маршалл Латта арестовали Тони и Роки Фламио за поставку героина лучшему информатору Шрайера, Кливленду Локвуду.
«Мы доставили их на Черч, 90, - объясняет Шрайер, - и раскололи их. Роки был мебельщиком и имел двух детей и красивую жену. Это была единственная любезность, оказанная им своему брату Тони, и он чувствовал себя самоубийцей. Так что он стал давать показания. Закончив работу провалом, Роки начал официально представляться покупателем Тони и чтобы выглядело правдоподобно начал колоться. Мы дали Роки подержанный автомобиль и послали к Тони Грейпсу (Энтони Маньярасина) для работы под прикрытием. Мы проворачивали дела на протяжении двух лет. Мы вели много дел, нам нужна была помощь, они послали нам Стива Джорджио, очень дружелюбного и вежливого парня, он сделал две закупки у Сэмми «Еврея» Маниса. Так Сэм Монастерски вывел нас на Маркантонио Орландино, одного из клиентов Пепе Котрони».
«Это, - говорит Шрайер, - было время больших дел. К сожалению, Грейпс, который напряженно работал в течение двух лет, хотел перевестись в Рим. Но как тайный агент, производивший закупки, он дал показания в суде перед тем как уехать. Гафни приказал мне предоставить материалы. Он сказал мне: «Шрайер, я хочу, чтобы ты собрал материал по этим делам, иначе твоя задница увязнет в грязи». Затем он ушел».
Шрайер повторил выражение «в грязи» и продолжил: «Я сидел за своим письменным столом и составлял иск, затем я вышел и попросил Гафни дать мне немного времени для завершения дела Сэмми Еврея. Я сказал ему, что Роки нужен мне для дела и что мне нужно время договориться с ним. У него не было доказательств, потому что он только начал их получать, но мы должны были заплатить ему, а также помочь вывести семью из Нью-Йорка. Я согласился со всем, я могу дать вам деньги для расходов на Роки и время, за которое, я надеюсь, вы заполучите Сэмми Маниса и Ричи Макговерна, а с ними и ключ к Орландино».
«Так Роки привел Джорджио к Сэмми Манису, у Сэмми не было с собой наркотика, но он готов был заключить сделку в баре, где он обычно околачивался вместе с Ричи Макговерном. Когда пришло время доставки, Манис отвел Джорджио в квартиру в мидтауне, где они встретили Ричи, который всю жизнь был настоящим бродягой. Его тело было покрыто татуировками. Ричи сказал Джорджио, что у него с собой нет товара, но он скоро будет доставлен. В тот момент Грейпс ждал внизу на лестнице с деньгами для покупки, а мы с Джимми Дойлом сидели в машине и наблюдали за происходящим. В тот момент подъехала другая машина и мы увидели Уильяма Струццери, который вышел и понес наркотики в квартиру. Парень, управлявший автомобилем, посмотрел вокруг, - я напрягся, пытаясь увидеть его. Дойл опустил окно и спросил: «Ты выходишь из игры?» В тот момент я посмотрел на водителя. Это был Маркантонио Орландино. Он был освобожден под залог и не знал Макговерна, но, не доверяя Струццери, он прибыл сохранить свои деньги».
«Первая покупка у Маниса и Макговерна составила полкилограмма. Мы видели людей, которые доставили наркотик и следовали за ними до дома Орландино в Левиттауне, затем мы сделали следующую закупку, более трех килограммов, и проследили Струццери до фабрики Фила Орландино во Флашинге. Фил был братом Маркантонио. Конечно, мы хотели узнать, откуда Орландино берет свои наркотики, так мы начали прослушивать телефон Фила».
«Гафни тем временем совещался с Марти Пера. Это все было тихо, тихо. - Говорит Шрайер весело. - Наркотики поступали из Канады от Котрони, и за Орландино стояли Энджело Туминаро и Энтони ДиПаскуа. Но, так или иначе, в это дело также был вовлечен Байонн Джо Зикарелли в Нью-Джерси. Джонни Дольче и Патти Биэйс работали по делу Котрони, а Пера потратил три или четыре дня на Байонна Джо - они использовали радар для отслеживания его автомобиля. Я не удивился, узнав это или то, что Дольче и Биэйс имеют информатора Эдди Смита у Котрони, а также то, что они использовали мои наркотики, чтобы оказывать давление на него. Они стали использовать Эдди Смита в качестве информатора, но без моих наркотиков он не могли сохранять конспирацию в Нью-Йорке».
«Это было время для сводок новостей, - говорит Шрайер, - и в это был вовлечен весь офис. Мы осуществляли закупки у тридцати итальянцев в Восточном Гарлеме, плюс Ральф Вагнер и Герби Сперлинг - оба поставляли наркотики Джо Валачи. Был субботний вечер 14 февраля 1959 года. Сохранилась наша фотография в газетах. Все лица, занимающие высокое положение в Сити-Холл, были в отеле «Сент-Джордж», ожидая Гафни. Мы окружили заботой всех своих подопечных, и все закончилось в доме Фила Орландино. Десять килограммов чистого героина мы взяли на фабрике во Флашинге, кроме этого нашли большую спортивную сумку с 50000 $, на которые никто не рассчитывал». (11)
Шрайер улыбается, затем становиться серьезным: «Орландино обвинил Ричи Макговерна, которого отправил в Мексику с Ральфом Вагнером. Ричи не был нашим информатором, и в апреле они бросили его тело в канаву на окраине Акапулько, его лицо было так изуродовано, что его опознали только по татуировкам на теле».
Значение заслуг Ленни Шрайера было в том, что дело Орландино дало возможность федеральным обвинителям провести закрытое расследование в отношении канадца Пепе Котрони и его двадцати восьми американских сообщников. Заметим, что Котрони снабжал пять крупнейших распространителей в Нью-Йорке, включая Энджело Туминаро и Энтони ДиПаскуа. Но дело Котрони было настолько впечатляющим, что превзошло достижения Шрайера. Это был серьезный удар, дело Котрони велось под личным руководством наставника Гафни и помощника по правовым вопросам Пэта Уорда, протеже Уорда в группе 3, агентов Джона Дольче и Патрика Дж. Биэйса. Дерзкий и искушенный в делах Дольче жил в Бетпейдже, как Уорд и Биэйс. Биэйс, бывший агент военной контрразведки CID, который расследовал дела по наркотикам в Корее, он был бабником и азартно увлекался гонками, нарушая все правила, приводил в ярость своих боссов.
После дел Орландино и Котрони нью-йоркский офис раздробился на фракции, взяв неверную линию, при поддержке Шрайера с одной стороны, и Уорда, Дольче и Биэйса - с другой.

ДЕЛО КОТРОНИ

Дело Пепе Котрони началось в апреле 1958 года, когда один из информаторов Пола Уорда разузнал, что вышеупомянутый Эдди Смит является курьером Котрони. После нескольких месяцев изучения активности Смита Уорд и агенты, помогавшие ему в этом деле, Джон Дольче и Патрик Биэйс, поместили наводящее устройство в его машине (черный «Линкольн» с белым верхом, голубым и розовым интерьером) с целью поимки его с поличным на мосту Таппан-Зи с дозой героина в ящике для инструментов. Но когда они остановились и нашли машину, человек, который сидел в ней оказался торговцем бриллиантами Бен Закс. Как слышали агенты ФБН, достаточно привлекательный Смит ухаживал за дочерью Закса. Последний, конечно, был против того, чтобы его будущий зять был арестован, он убедил его стать информатором ФБН. И под руководством Уорда Эдди Смит «срезал» (жаргон ФБН) отчаянному агенту Патти Биэйс, представлявшемуся как Джек Фаракко (фиктивный брат мафиози Джека Фаракко) Пепе Котрони. (12)
Прикрываемый своими близкими друзьями Пэтом Уордом и Джоном Дольче, а также контингентом наркоотдела Канадской Королевской конной полиции, Биэйс в июне 1959 года дважды приобретал по два килограмма героина у Пепе в Монреале. После этих закупок последовал арест Пепе 8 июля по обвинению в сговоре для продажи наркотиков на 8млн.$ Пепе предстал перед судом и был осужден в Монреале в октябре. Впоследствии федеральные прокуроры предъявили обвинения его двадцати восьми сообщникам из Южного округа Нью-Йорка, включая Энджело Туминаро, Энтони ДиПаскуа, Кармине Галанте, Салу Джильо, Джону Орменто и курьеру Мафии в Техасе Бену Индивильо. Увы, охота вращалась внутри круга из тех групп, адвокаты защиты протестовали по поводу каждого вызываемого в суд свидетеля, они постоянно оказывали давление на суд, глава присяжных пострадал в результате странного происшествия, любовница Пепе отказалась от своих показаний. Но, несмотря на все это, каждый был осужден; Джильо, Туминаро, ДиПаскуа и Индивильо были отпущены под залог и скрывались. Все, кто был связан с коллапсом апалачинского дела, подчеркивали, как много федеральные обвинители узнали о тайных делах, связанных с наркотиками. (13)
Успокоились и наркоторговцы из Монреаля, принявшие наследство от Пепе, его бывший контакт Люсьен Ривар вернулся с Кубы и вместе с Полом Мондолони возрождал канадское звено французской сети. Ривар занимал хорошее место в этой связи, он и Мондолони были сообщниками по клубу «Эль Марокко» на Кубе, вместе с Норманом Ротманом, близким другом Мейера Лански и Санто Траффиканте. (14)
Пол Найт и другие агенты ФБН в Бейруте были хорошо осведомлены о корсиканских партнерах Мондолони; Жан Крос и Доминик Николи находились на Кубе в начале 1958 года, ожидая, когда их химик Дом Альбертини получит морфийную основу от Сами Хури. Найт хотел дать возможность корсиканцам свободно переехать на Кубу, чтобы посмотреть, кто из американских гангстеров выйдет на контакт, но Секретная полиция Батисты, возможно, по просьбе зарубежной разведки, арестовала Кроса и Николи 13 марта 1958г. и депортировала их во Францию, оборвав расследование ФБН в зародыше. (15)
Ничего не изменилось восемь месяцев спустя. 24 ноября 1958 года, как вспоминает Энслинджер, глава округа в Атланте Джек Кьюсак, агент, в юрисдикцию которого входила Куба, докладывал, что последние три месяца Мондолони посылал от 50 до 150 килограммов героина Ротману и «все наиболее известные итало-американские подозреваемые посетили Гавану». Кьюсак говорил, что операции Мондолони на Кубе, которые он начал в 1955 году вместе с Норманом Ротманом и Траффиканте «представляют серьезную угрозу для подавления незаконного оборота героина в настоящее время». (16)
Между тем операции Мондолони продолжались, Ротман и бывший кубинский президент Карлос Прио Сокаррас были обвинены в поставках оружия Кастро. (17) И Ротман, и Сальваторе Маннарино, босс питтсбургской Мафии (и совладелец вместе с Траффиканте клуба «Сан-Суси» на Кубе), были обвинены, наряду с Пепе Котрони, в использовании похищенных средств в результате ограбления банка в Канаде в 1958 году. (18) Но средства были использованы для оплаты оружия Кастро, так что ЦРУ освободило гангстеров. Согласно историку Питеру Дейлу Скотту, «в 1978 Ротман сказал в телевизионном интервью Си-би-эс, что он избежал обвинения, потому что интересам ЦРУ соответствовала его активность в торговле оружием». (19)

ВЫПАДЕНИЕ

С начала 1959 года с приходом Кастро к власти Куба не долго оставалась дружественно настроенной базой для американских нарколордов, французские и корсиканские поставщики начали направлять товар напрямую в Нью-Йорк. Такое развитие событий привело нью-йоркский офис к следующей и наиболее важной фазе французской сети, ознаменовавшей их четырехлетнюю победную вспышку под руководством Джорджа Гафни.
Это развитие событий случилось одновременно с решением, последовавшим за делами Дженовезе и Апалачин. Комиссия Мафии защищала себя, запрещая своим членам напрямую торговать наркотиками, в этой связи появился новый легион, состоящий из неизвестных лиц, прибывших из Сицилии и вызвавших новое осложнение ситуации с наркоторговлей.
Для Гафни победная вспышка ФБН была смешана с благословлениями. Это была уверенность в прочности своей репутации как самого выдающегося из руководителей округов ФБН, но его успех породил чувство непогрешимости, которое препятствовало его критике.
Ленни Шрайер говорит раздраженно: «В течение двух лет Ли Беннетт и я выполняли 50 % дел и сделали 50% конфискаций в Нью-Йорке, больше чем все остальные. Так что когда Анджело Зурло был переведен в Вашингтон, все знали, что я должен был возглавить Группу 3, но это сделал Дольче. - Шрайер хмурится. - Дольче не заслуживал представления, и этому было только одно объяснение: потому что он всегда был с Уордом и Гафни».
Так Нью-йоркский офис скатился к горькой междоусобной войне, Генри Джордано, будущий ниспровергатель морали агентов, инициировал внутреннее расследование против уважаемого секретного агента Тони Зирилли.
«Они послали его в Балтимор работать по цыганскому телеграфу и он вернулся назад с чувством раздражения и омерзения, - вспоминает Тони Маньярасина. - Они тогда отправили его в Новый Орлеан. Агент предположительно имел информаторов, которые добровольно связывали его с поставщиками. Тони, прибыв туда, встретился с агентом-информатором Джеком Фростом и Томом Дином, другим агентом из Техаса. Фрост и Дин представили Тони третьему агенту в Новом Орлеане, Фреду Янгу, который был барменом. Эта тройка нашла общий язык в выпивках с Тони и, когда он писал свой рапорт, они дискредитировали его. Непростительным грехом Тони была трата десяти долларов за вечер на пьянку, тогда как в рапорте было указано, что он тратил по пять долларов каждый вечер последовательно, так как не хотел выглядеть пьяницей».
Маньярасина замечает: «Бюро было так мало. Только в Нью-Йорке было пять групп, Вы могли безнаказанно нападать на другого парня и получить повышение. Но что было вокруг, то было вокруг. Фрост вознесся до небес через несколько лет, Дин перешел на службу в Таможню, Янг, ответственный за Новый Орлеан, был арестован полицией по обвинению в нарушении морали, а затем уволен».
«Джордано дал общую оценку факту с Зирилли, - добавил он с горечью. - Джордано нервно выговорил Тони, что он забыл такие вещи, как извинения. Тони, у которого была жена и несколько детей, никогда ни перед кем не ходил на цыпочках, в отличие от разных гнилушек, наподобие Джордано. Тони работал внутри семейства Бонанно, участвовал в крупнейших зарубежных расследованиях. Он был спокоен. Он сказал мне, что он потерял страсть к путешествиям».
Согласно Говарду Чэппеллу, к Зирилли придрались потому, что он вплотную подошел к Карлосу Марчелло в Новом Орлеане через подругу Марчелло. Чэппелл утверждал, что Джентри, глава округа, в который входил Новый Орлеан, «преследовал цель защитить Марчелло».
Что бы ни явилось основанием для падения Зирилли, это произвело волновой эффект и в 1959 году высокопрофессиональные агенты ФБН испуганно оглядывались, борьба за наследование места Гарри Энслинджера стала смертельной.


13
АНГЛОФИЛЫ И ФРАНКОФОБЫ

«Вы всегда могли посчитать по-французски, чтобы вас не поняли»
Агент Пол Найт


После смерти в октябре 1958 года заместителя Комиссара Джорджа Каннингхэма политическая борьба за наследование Энслинджеру вспыхнула с новой силой. Генри Джордано стал заместителем Комиссара в качестве награды за поддержку конгрессмена Хейла Боггса, Ли Спир был назначен помощником по наблюдению за исполнением законов для того, чтобы умиротворить Сэма Рейберна, могущественного спикера Палаты представителей и бывшего сенатора Прайса Дэниела. Отозванный назад от своей зарубежной деятельности по всему миру, нашедший занятыми только вторую и третью позиции в штаб-квартире, Чарли Сирагуса осознал, что надо уйти, - поспешное решение для оперативного начальника, - тем более, что был четвертый пост помощника по административным вопросам.
Считать себя невысоким человеком у тотемного столба было большим ударом для гордого Чарли Сирагусы. Он провел более ста дел в десятках стран, начиная с 1950 года, и имел более высокую квалификацию, чем Джордано и Спир вместе взятые. Но только как оперативный начальник, на других не силовых ролях, таких как корректировка Книги Мафии, он мог отдавать приказы своим подчиненным. Согласно агентам, внутренний конфликт между Джордано, Спиром и Сирагусой был внутренним и негативно влиял на руководство ФБН.
Реорганизация негативно повлияла и на деятельность округа 17, где Ральф Фрайес относился с презрением к Полу Найту. Он осуждал Найта за избиение Джима Атти шефом ливанской службы безопасности Хаджем Тума, он же негодовал, что Найт поручал ему большое количество опасных секретных заданий в то время, как, по его мнению, сам сидел в офисе, писал отчеты и получал все кредиты. «На встрече в Риме Пол сказал, что он тоже хорошо знаком с секретной работой, - вспоминает Энди Тартальино, - на что Ральф саркастически заметил: «Хорошо, Пол, дай возможность всем узнать об этом».
Вскоре возник другой персональный конфликт. Во время инспектирования бейрутского офиса Тартальино открыл сейф и обнаружил там полные сплетен письма от Сирагусы. Некоторые принижали его и Фрайеса, в других советовали Найту держать их подальше от прессы. «Каждое письмо заканчивалась словами: сожги это письмо». Рассердившись на содержание этих писем и на то, что Найт не сжег их, Тартальино поссорился с Сирагусой в Риме. Столкнувшись со своей собственной двуличностью, Сирагуса обвинил во всем Найта. Он заставил Найта уничтожить письма в своем присутствии и перед тем, как вернуться в Вашингтон в 1958 году он назвал Тартальино, не Найта, в качестве исполняющего обязанности главы отдела в Риме. Он находился в этой должности до начала 1959 года, пока не прибыл назначенный Джордано Джек Кьюсак. Сочтя это все некрасивым и полагая, что он заслуживает чего-то более достойного, Найт решает перейти на работу в ЦРУ. (1)

ИЗМЕНЕНИЯ В ГВАРДИИ

Напряженные отношения в Риме только усилились с прибытием Сола Виццини. Бесстрашный и гладкий, как шелк, Виццини служил испытателем в Военно-воздушных силах до 1953 года, когда в Атланте присоединился к ФБН. Двумя годами позже он был переведен в Нью-Йорк и вошел в клику Уорда - Гафни - Дольче. Виццини провел несколько тайных расследований и в1956 году был послан в Майами для работы на Кубе под руководством главы отдела в Атланте Джорджа Гафни и затем сменившего его Джека Кьюсака.
Виццини обладал необычайной одаренностью в том, что касалось секретной работы, и был неоднократно отмечен поощрениями от Энслинджера, Кьюсака и Гафни, но его прибытие в Рим не вызвало особой доброжелательности. Высокий, темноволосый, привлекательный и хвастливый бабник, Виццини являл собой полный контраст с маленьким Энди Тартальино, его темпераментным противником. Чувство враждебности по отношению к Виццини возникло у Тартальино в 1953 году, когда Сол отобрал у него важное расследование по делу Веллуччи - Бермана. Тартальино провел всю неблагодарную предварительную работу, но Виццини провел арест и получил благодарность. Как свободное колесо, Сол воспринимал все это как часть игры, но для чувствительного Энди это было непростительным грехом. Он не хотел помогать Виццини, потому что он являлся частью клики, соперничающей с его наставником, Чарли Сирагусой, или потому, что Кьюсак специально отправил Виццини в Рим, чтобы заменить близкого друга Тартальино Ральфа Фрайеса. Последний выполнял львиную долю секретной работы в округе 17 последние два года, но он потерял всякий интерес к работе после того, как его сын умер сразу же после рождения в Риме и более, чем охотно согласился на перевод в чуждый ему и славящийся нездоровой обстановкой Нью-Йорк. Впоследствии Фрайес покинул ФБН в декабре 1958 года и с разбитым сердцем вернулся в Калифорнию.
Страстно желая попасть в пылающий мир, Виццини стал делать то, чего никогда до него не делал ни один агент, проникновение в группировку из внутреннего круга Лаки Лючиано, управлявшей тайной лабораторией по переработке героина на Сицилии. ФБН провело внезапную операцию, было организовано его представление в качестве коррумпированного пилота Военно-воздушных сил. Виццини использовал свое обаяние, чтобы покорить чучело ФБН. Он рассказывал, как ему это удалось в своей автобиографии, но он пропустил три важных вещи, о которых предпочитал не говорить в то время: 1) он представился Лаки Лючиано как один из сотрудников ЦРУ у Хэнка Манфреди; 2) он докладывал Манфреди о ходе дела, а не главе отдела Джеку Кьюсаку; 3) копии его докладов о Лаки Лючиано направлялись прямо к Бобби Кеннеди.
Несмотря на банальную легенду Виццини, Лючиано поверил его словам о том, что он сотрудник Манфреди. Это может показаться неправдоподобным, скептически настроенные помощники Лючиано также поверили в его легенду и в конечном итоге они предоставили ему работу в качестве ассистента химика Мафии Джо Манкузо в лаборатории по выработке героина на Сицилии. Естественно, через несколько недель исследования Виццини скрытно разработал при помощи итальянской полиции арест инженера Манкузо. Дело привело к аресту лейтенанта Лючиано Джо Пици и нескольких корсиканцев в Марселе. Правда, ему не удалось вовлечь в сговор самого Лючиано. Успех Виццини в деле внезапного разоблачения сицилийского героинового круга существенно повысил его репутацию, так что в конце 1959 года Энслинджер предоставил ему честь открыть первый офис ФБН в Стамбуле. (2)
Между тем, закончив собирать доказательства по делу Орландино в Нью-Йорке, Тони Маньярасина был вознагражден переводом, которого он страстно желал, и отбыл в Рим. Приветливый и беззаботный, но решительный, его первоначальной миссией было работать с итальянцами, где бы они не находились: в Германии, Сицилии, Франции, Бейруте, - но он, как правило, выполнял специальную работу. Его главной проблемой была необходимость приспосабливаться к лицемерному стилю Джека Кьюсака, который часто доводил четырех секретарей в отделе до слез. (3) Поэтому Маньярасина имел немного успешных дел за рубежом. Он описывает Кьюсака, как «хорошего конспиратора», старательно все записывавшего, так как Кьюсак не владел итальянским и Хэнк Манфреди обычно отвечал за обеспечение головного офиса в Риме. «Итальянские полицейские, - говорит Маньярасина, - всегда спрашивали меня: «Почему мистер Манфреди не босс? Ведь он уже здесь десять лет?».
Смысл, конечно, был в том, что Хэнк Манфреди был втянут в грязную пучину шпионажа. По самовольной инициативе офицера ЦРУ Боба Дрисколла Манфреди стал формировать кадры из итальянских полицейских в Триесте для тайных операций с целью нейтрализации Коммунистической партии а Риме и проникновения в советский блок. Но Дрисколл не консультировался по этому поводу с деспотичным шефом контрразведки ЦРУ Джеймсом Энджелтоном (который проводил параллельную операцию через итальянских военных), и когда Энджелтон узнал о том, чем занимается Дрисколл, он уведомил об этом шефа Итальянской секретной службы, уроженца Сицилии, генерала Джованни Де Лоренцо. Информация о секретном подразделении Дрисколла попала в газеты, возник скандал, инициатива потерпела неудачу, и Дрисколл был отправлен в Танжер дожидаться своего следующего назначения. Вызов последовал в июне 1960 года, когда Бельгийское Конго провозгласило независимость, представившись как доктор, он содействовал выдвижению Джозефа Мобуто на должность начальника Генерального Штаба Конголезской Армии, восстановив свою карьеру в ЦРУ. (4)
Но избавление помогло избежать опасности Манфреди. Он не был замешан в скандале, благодаря прикрытию агента ФБН и друзьям в итальянской полиции, а также тому, что у него сложились хорошие отношения с Энджелтоном, его доверие к американским идеалам, во имя которых они вместе работали для Бога и страны, - все это разбилось вдребезги из-за предательства Энджелтона. Он упустил свой шанс довести до конца дело с целью занять определенное положение в ЦРУ. Но хуже всего было то, что ему предстояло снова работать с Джеком Кьюсаком, к которому он не испытывал ни любви, ни уважения. Сомневающийся по натуре и страдающий ипохондрией Хэнк Манфреди впал в глубокую, насколько можно представить, депрессию в округе 17.
Вернувшись в штаб-квартиру ФБН ЦРУ также распространило свои грешные чары и на Чарли Сирагусу. Вовлеченный в бюрократическую волокиту Джордано и Спиром, он испытывал потребность в расследованиях и мог продолжать, только стиснув зубы. Взамен Энслинджер сделал его посредником между ЦРУ и ФБН и Сирагуса стал неразрывно связан с программой MKULTRA и пагубными попытками ЦРУ устранить Фиделя Кастро. Подобно Хэнку Манфреди до него, карьера Сирагусы стала результатом компромисса.
Движение Сирагусы вниз по пути наслаждений началось в январе 1959 года, когда Энслинджер предложил завязать большее сотрудничество с Кастро, который сменил Батисту на Кубе; он отправил Сирагусу на Кубу со списком из пятидесяти наркоторговцев, которых следовало арестовать и выслать из страны. Возглавлял список Санто Траффиканте, который был вызван в суд для дачи показаний по делу об убийстве Анастасиа. Но неопытное кубинское правительство не смогло найти среди наркоторговцев Батисты тех гангстеров, выдачи которых желал Энслинджер. Затем дело против Санто Траффиканте было мифическим образом прекращено в США, возможно по распоряжению ЦРУ, и святой покровитель наркоторговцев, избавившись от задержания благодаря неумению кубинского правительства, вернулся в Тампу свободным человеком. (5)
Мейер Лански, между тем, выкупив своего брата Джека, также случайно задержанного на Кубе, возобновил свой оффшорный банковский и игорный бизнес на Багамах, где он объединился с пестрой стаей воронов беспутных британских адвокатов и банкиров. Лански финансировал операции по отмыванию денег от торговли наркотиками, доходов от игорного бизнеса, его деловые партеры создавали ему респектабельный фасад, но вместе с тем они порождали внушительную криминальную империю. ЦРУ использовало любые возможности для того, чтобы нанять больше гангстеров, включая Траффиканте, для своих безумных попыток убить Кастро. Вернувшись к их использованию и защищая их от уголовного преследования, ЦРУ отвернулось от поддержки ФБН против американской Мафии. Это стало также началом того, что Энди Тартальино обозначил, как «Век Англофилов и Франкофобов». (6)

АНГЛОФИЛЫ

В 1953 году Сирагуса докладывал, что корсиканцы контрабандой привозят морфин и героин из Индокитая. (7) Чего он не знал в то время, так это то, что корсиканцы полагались на активы ЦРУ в Гоминдане, как на основной источник снабжения. Гарленд Уильямс, однако, доходчиво изложил для всех ситуацию в своем докладе от 25 июля 1959 года, озаглавленном «Ситуация с наркотиками в Южной Азии и на Дальнем Востоке». Как писал Уильямс, 10 000 гоминдановских солдат, нелегально проживающих в Бирме «существуют почти исключительно за счет поставок опиума за пределы своего района». «Эти операции Гоминдана, - говорит Уильямс, - снабжают в течение длительного времени основных преступников, французов по национальности, которые действуют в Нью-Йорке». (8)
Уильямс не стал ждать удобного случая и в мае 1959 года, спустя месяц после его рекомендаций по разрушению французско-гоминдановской сети, бирманцы атаковали лагерь ГМД (Гоминдана), где они обнаружили 6000 снабжавшихся с помощью ЦРУ гоминдановских солдат и «три лаборатории по очистке морфийной основы, действовавших вблизи используемой посадочной полосы». (9)
Согласно Уильямсу, американские наемники, обслуживавшие авиалинии ЦРУ, переправляли по воздуху очищенный героин из Золотого Треугольника своим сообщникам в Гонконг и Сайгон. Все это было известно Энслинджеру и его непосредственному руководителю в американской администрации и в одном случае, согласно Энди Тартальино, ФБН арестовало двух агентов ЦРУ, перевозивших двенадцать килограммов морфийной основы из Таиланда в Гонконг. Но ЦРУ заявило, что они были красными низкого уровня и инцидент был исчерпан, а документы положили в стол.
Получив намек от ЦРУ, Энслинджер перестал делать то, что могло подставить под удар Гоминдан или французов, и продолжил утверждать, что героин, перехваченный в Гонконге, поступил из Китайской Народной республики. «Район Лос-Анджелеса, вероятно, только один потребляет 40% контрабандно ввозимого героина и морфийной основы из КНР», - заявил он в 1961 году. (10)
Однако, невзирая на политическую пропаганду, на Энслинджера оказывалось давление вопреки рекомендациям Уильямса по организации поста в Гонконге. Но британские колониальные власти, контролировавшие Гонконг, не прислали приглашение. Наоборот, они видели, что Америка фактически вырывает Южный Вьетнам у французов, и боялись, что американцы примут подобное решение относительно Гонконга, поэтому они по возможности чинили всевозможные препятствия. Так, например, когда британцы услышали, что Джордж Уайт скрытно посещал Колонию Короны в 1959 году, Гонконгская Таможня в отместку обыскала самолет «Пан-Ам» и чудесным образом обнаружила 4 фунта морфийной основы в неизвестно кому принадлежавшем багаже. На авиакомпанию наложили штраф 2700$, но послание осталось без ответа, центр наркоторговли на Дальнем Востоке не был под контролем ФБН. Для того чтобы приблизиться к этой зоне, где «Охота Запрещена», Энслинджер послал в Гонконг Билла Толленджера в качестве шефа службы безопасности Пан-Американ. Действуя под контролем ЦРУ, работа Толленджера состояла в том, чтобы отслеживать ситуацию на всем Дальнем Востоке без изменения положения, в частности, предохранение авиалиний Сэма Прайора от неприятностей.
Гонконгская зона «Охота Запрещена» также давала Энслинджеру удобный повод для извинений, если агентов ФБН там нет, то они не могут доказать что ЦРУ, Гоминдан и корсиканцы вовлечены в тайный сговор наркоторговцев. Таким образом, когда двадцать один американский китаец был арестован в Сан-Франциско в 1959 году с партией героина, доставленного из Гонконга, Энслинджер и Джордж Уайт могли без смущения сказать, что он был доставлен из континентального Китая, потому что преступники упоминали между собой «коммунистические таможенные термины». Они сделали эти выводы, опираясь на тот факт, что бывший президент Хип Синг Тьонг был мастером конспирации и что президент Бинг Кинг Тьонг в Портленде был посредником в сделках. Это было не худшим развитием событий, согласно Питеру Дейлу Скотту, «аресты были приостановлены после того, как Чан Винфонг, бывший президент Хип Синг Тьонга и глава Антикоммунистической Лиги в Сан-Франциско (отделения ГМД) получил разрешение от консульства США в Гонконге для поездки на Тайвань. Исходя из этого ГМД был разочарован развитием событий». (12)
Такой была парадоксальная красота особых отношений с Великобританией. Больше других народов в истории Британия получала прибыль от опиума. Несмотря на распространение наркотиков среди наркоманов Соединенного Королевства, британские официальные представители от здравоохранения отказались от карательного подхода Энслинджера в отношении лиц, употребляющих наркотики. Британские бизнесмены заключали сделки с КНР на Гонконгской Бирже через британские банки и судоходные компании, такие, как «Джардин и Матесон». И, как предположил Уильямс в своем докладе от 25 июля 1959 года, британцы неизменно защищали гоминдановских наркоторговцев. Британцы, говорил он «захватили восемь или десять фабрик героина», и «намного большее их количество продолжало функционировать». Наказанием для гоминдановских наркоторговцев была их депортация в Макао. Таможенные агенты США, работавшие вместе с англичанами, пытались остановить эту порочную практику, но благодаря вмешательству ЦРУ, они не имели твердой поддержки своих предложений в Государственном Департаменте. (13)
Британцы, однако, не допускали бунта, как французы. Британская разведка не снабжала лаборатории по выработке героина вокруг Лондона, подобно SDECE, содействовавшей получению морфийной основы лабораториями в районе Парижа. Они не старались привлечь Советы и не боролись с ЦРУ в координации путей наркоторговли из Лаоса и Бейрута в Марсель и Алжир. Британцы и американцы были двоюродными братьями и в результате казались смешными.

ФРАНКОФОБЫ

В течение 1954 года Америка и Франция достигли временного соглашения: французские колонии получили возможность использовать доходы от опиума для ведения Первой Индокитайской войны. Но соглашения рухнули после Дьен Бьен Фу и две нации начали ожесточенную борьбу за гегемонию в регионе. Пять лет спустя, 19 ноября 1959 года роль незаконной торговли наркотиками в этой грязной войне была публично разоблачена, когда корсиканец, имеющий мандат SDECE, был арестован в Бан Ме Туоте, Вьетнам, с 293 килограммами лаосского опиума. (14)
Как говорил Марти Пера на Комитете Макклеллана в этом году, «когда появился Французский Индокитай, появилось и большое количество опиума, доставляемого на кораблях в лаборатории вокруг Марселя, а затем переправлявшегося в США». «С того времени, - прибавил Пера к сказанному, - США становятся также «поглощенными мыслями» о Франции». (15)
«Поглощенные мыслями», в самом деле. С 1960 года Франция заменила Италию, как фокус применения национального законодательства против наркотиков, но переплетенной с вопросами национальной безопасности. Согласно агенту Тому Триподи «Расследование, предпринятое генералом Е. Дж. Лэнсдейлом пришло к заключению, что некоторые элементы во французском правительстве заняты поставками героина». (16)
Как можно видеть, это случилось незадолго до того, как ФБН оказалось втянуто в грязную войну, которую развернули ЦРУ и SDECE за контроль над международной наркоторговлей.
Лаос являлся источником опиума, который французы перерабатывали в героин, так ЦРУ, которое озаботилось тем, чтобы отнять у SDECE этот источник доходов, организовало переворот и привело к власти генерала Фуми Носавана в ноябре 1960 года. Французские советники в лаосской армии покинули страну в знак протеста и полувоенные формирования ЦРУ взяли под контроль торговлю опиумом горных племен, в свое время французы сформировали из них антикоммунистическую Секретную Армию. (17) В 1963 году Лаос вышел из Отдельной Конвенции ООН от 1961 года и под контролем ЦРУ начал массовое производство наркотиков, для поддержки собственной тайной армии ЦРУ из лаосских горных племен. (18)
Но Лаос был далек и примитивен, ось грязной войны ЦРУ с SDECE проходило между Марселем и районом Бейрута, где несостоявшееся Объединенное Арабское Королевство, христиане Марониты возникли как жизнеспособный альянс с помощью ЦРУ для борьбы против арабского национализма и коммунизма на Ближнем Востоке. Допущение франкофилов к расследованию дел являлось большим вызовом для агентов ФБН в регионе. Главный информатор Пола Найта был маронитом и, таким образом, лояльным Франции, ливанская полиция оказывала мало помощи, только когда для них не было важно защищать наркоторговцев, подобных Сами Хури, который по иронии судьбы стал лучшим информатором Пола Найта.
Небольшие попытки к сотрудничеству все же делались. В ноябре 1956 года в Париже французы арестовали Хури и связанного с ним Поля Мондолони. И в январе 1959 года Хури с санкции французских властей дал возможность Найту начать в Париже дела против партнеров Хури: Антуана Арамана, Антуана Харрука и Агопа Кеворкяна - никто из них не являлся французскими гражданами. Но французы, как писал Найт, были весьма несговорчивы, и сотрудничество не возобновилось в декабре 1959 года, когда Хури предложил Найту план по завлечению в ловушку французских таможенников. Эту идею