"Лыжи у печки"
("Skis beside stove")

лыжи у печки стоят
лыжи все время стоят возле печки
лыжи у печки стоят
лыжи все время стоят возле печки

лыжи все время стоят и стоят
никто никуда на лыжах не едет
лыжи все время стоят и стоят
никто никуда на лыжах не едет

лыжи у печки стоят
лыжи стоят и стоят бля у печки
лыжи у печки стоят
лыжи стоят и стоят бля у печки

когда же поедет куда-нибудь кто-нибудь
НА ЛЫЖАХ
когда же поедет куда-нибудь кто-нибудь
НА ЛЫЖАХ

2004 © Вук Стокер

Они всегда рядом ("They always beside")
Император ВАВА (В. Александров)
(сокращенный вариант в редакции Вука Стокера)

Регулярно. Каждый день, утром и вечером, в метро и на работе, на улицах и в переходах, в магазинах и за рулём, снизу, сверху, сзади и спереди, каждый день я вижу женщин. В метро они сидят напротив меня, или держатся за верхние поручни, раскрывая миниатюрные ракушки своих пупков. В джинсах, или в других штанах, в юбках или платьях, распахнутые и соблазнительные, двигающие луковичками поп и обещающие изгибами линий, поворотами шей и громыхающие ресницами, сотнями я вижу их каждый день. Они всегда рядом. Липкими губами замороженных стонов повсюду висят и растекаются пульсирующие облака вагинальных индукций с эпицентрами в пигментных разрезах несрастающихся лепестков.

Чем больше мой календарный возраст, тем реже я погружаюсь в воспоминания. Я просто вижу параллельные картинки двух-трёх мерцающих слоёв, но это не воспоминания, это оптимистическая паранойя жизни.

Так всё всегда и ходит переплетённое, кругами: нет ни сегодня, ни вчера, ни завтра, а есть только я, -носитель своего отображения во всех этих временах-состояниях.

Я рисую закрытыми глазами ночную трассу и тормозящего мента. Мент пытается подсадить ко мне за превышение то ли опера, то ли спеца из сломанной машины. Я поворачиваюсь набок и просыпаюсь в пустой кровати, подхожу к не выключенному компьютеру и зависаю на форумах до утра. Пью пиво и снова проваливаюсь в сон.

На самом деле я уже много лет просто работаю, как честный фраер. Всё дело в том, что. Мы отчаянные ребята и хайвэй, это наша судьба.

Бля, потом чуть художником не стал. Поэтом-террористом, любителем женщин и завсегдатаем первых клубов и дискотек. Зависали обычно чёрт знает где. Дым стоял коромыслом, и бабки таяли как лёд на сковородке. Тогда то я подумал - судьба. Пора остановиться, остепениться, а там и видно будет. Остановился, но не остепенился. Видно не стало. Дело в том, что.
Хайвэй, это наша судьба. Но я всё ещё не знаю об этом.

Я только знаю, что они всегда рядом, эти двуногие самки любви.

Настоящие овощи делают карьеру, откладывают деньги, повышаются по службе. Я ещё не достоин быть овощем, я не здесь и не там. Я всё ещё хочу полетать, но у меня нет их крыльев. У них есть крылья, но они не умеют летать. Так рассуждают засыхающие овощи.

Вернуться я не могу. Я никогда не был тем, кем был.
Я только знал, что они всегда рядом. Я только знаю, что они всегда есть.

МАНИФЕСТ МАНЬЯКА ("Manifesto of maniac")

Можем ли мы посмотреть друг другу прямо в глаза? Взгляды наши направлены
обычно внутрь самих себя.
Знайте, что я всегда выискивал вас в толпе; поджидал, когда вы будете
проходить мимо, в тени проулков и на перекрестках; наблюдал, как в ваших
окнах вечерами загорается свет. Однажды мы с вами встретимся, случайно или
намеренно. Ведь мы ищем одно и то же. Только немного по-разному. Я люблю и
ненавижу вас за это.
Друзья мои! Когда-нибудь мы все-таки сожжем наши сердца окончательно и
будем плясать босоногими на горячих углях. Мы не остановимся, пока не
выпьем всё вино и не забудем обо всём. Каждый из нас перестанет надеяться.
После нашей вечеринки не наступит завтра. Мы повалимся, как были, и не
проснемся никогда. Пусть мир катится ко всем чертям.
Знайте, что вы нужны мне. Мы все должны жить, хотя в этом нет никакого
смысла. Поэтому мы умираем, один за другим, раньше или позже. Каждому
уходящему я подаю руку на прощание безо всякого осуждения, потому что ценю
вас не по делам, но по природе вашей. Кто-то остается, и это значит, что
ему удалось найти ответ или подобраться очень близко к этому. И я приду за
ним, даже если он будет заключаться в отсутствии ответа. Сможем ли мы
посмотреть друг другу прямо в глаза?
Нам нужно учиться делать это прямо сейчас. Поверьте мне, когда придет
время, не будет даже лишнего мига. Идете вы или остаетесь - должно быть
известно заранее. Нам не нужны отчаявшиеся или слабаки. Простите меня за
то, что я сам иногда бываю таким. Но этого нельзя так оставлять. Обещайте
мне.
Я же обещаю, что сделаю всё правильно. Вы даже не успеете понять всего…

© Видоискатель

Город-сад ("City-garden")

По небу
тучи бегают,
дождями
сумрак сжат,
под старою
телегою
рабочие лежат.
И слышит
шепот гордый
вода
и под
и над:
"Через четыре
года
здесь
будет
город-сад!"
Темно свинцовоночие,
и дождик
толст, как жгут,
сидят
в грязи
рабочие,
сидят,
лучину жгут.
Сливеют
губы
с холода,
но губы
шепчут в лад:
"Через четыре
года
здесь
будет
город-сад!"
Свела
промозглость
корчею -
неважный
мокр
уют,
сидят
впотьмах
рабочие,
подмокший
хлеб
жуют.
Но шепот
громче голода -
он кроет
капель
спад:
"Через четыре
года
здесь
будет
город-сад!
Здесь
взрывы закудахтают
в разгон
медвежьих банд,
и взроет
недра
шахтою
стоугольный
"Гигант".
Здесь
встанут
стройки
стенами.
Гудками,
пар,
сипи.
Мы
в сотню солнц
мартенами
воспламеним
Сибирь.
Здесь дом
дадут
хороший нам
и ситный
без пайка,
аж за Байкал
отброшенная
попятится тайга".
Рос
шепоток рабочего
над темью
тучных стад,
а дальше
неразборчиво,
лишь слышно -
"город-сад".
Я знаю -
город
будет,
я знаю -
саду
цвесть,
когда
такие люди
в стране
в советской
есть!

Владимир Маяковский © 1929