VOOKstock-Project
Главная  |  MP3  |  VOOKstock-Gallery  |  Материалы  |  Гостевая книга  |  ЧАТ  |  Архив  |  О Проекте
   |  ALEX KERVEY & T-OUGH PRESS (filial)   |     ССЫЛКИ     |  VOOKstock-Project (english version)  |   

«ДВИЖЕНИЕ RAPID EYE»
САЙМОН ДУАЙЕР
перевод - Элина Богданова, редактор - Алекс Керви

RAPID EYE был основан Саймоном Дуайером (1959-1997) в Попларе, Восточном Лондоне, в 1979 году. Проект состоялся в нескольких различных формах: журнал, кампания мейл-арта, серия буклетов и аудио-кассет, компакт-дисков и видео. Кульминацией его стала трилогия роскошных изданий, ознаменовавших собой последнее десятилетие 20 века. Последний ужин с ангелами. Первоначальная задача Rapid Eye – вернуть Искусство и Магику на улицы, где они и появились, с целью облегчить процесс понимания и восприятия в чудовищно невежественном и воинственно нецивилизованном обществе.
«ДВИЖЕНИЕ RAPID EYE» включает в себя лучшие писания Саймона Дуайера, и публикуется в качестве его последнего завещания нашему беспокойному, но стимулирующему времени.
PSYCHIC TV – ДЕРЕК ДЖАРМЕН – МАШИНА МЕЧТЫ – ПРОЩАНИЕ С АНГЛИЕЙ – БОДИШОК- ГИЛБЕРТ И ДЖОРДЖ – ЧУМНОЙ ДВОР: АЛЬТЕРНАТИВНЫЕ ШТАТЫ АМЕРИКИ – ТЕМНЫЙ ГЛАЗ ЗАКРЫВАЕТСЯ (а также предисловие Дженезиса Пи-Орриджа).

Предисловие
Дженезис Пи-Орридж

1.
Я ГОВОРЮ ДЛЯ ТЕХ, КТО УШЕЛ

Когда я впервые физически встретился с Саймоном Дуайром, это был крепкий, сильный, здравомыслящий, проницательный, интеллигентный, непреклонный человек; рыцарь, с безрассудной смелостью бросающийся вперед и побеждающий заблуждения дня.

Когда я физически потерял Саймона, он был слабым и податливым; кисть мастера дзена оставила волнистый след чернил и отчетливые метки, медленно впитывающиеся в волокна тщательно приготовленной бумаги. Он выиграл день.

Так легко поддаться соблазну в физической плоскости. Плоскость моря. Даже когда материальная плоскость кричит нам о том, что она обладает сущностью, мощной, стимулирующей и непоколебимой, мы, маленькие, сбившиеся в стаю порождения материальной хрупкости, способны видеть лишь иллюзорную поверхность. Паутинку тонкой пленки цветов и теней, окутывающую все вокруг, придающую очертания и видимость прочности.

Эта вера в то, что мы видим, дает нам возможность двигаться, перебираться с места на место, не спотыкаясь, и не сталкиваясь друг с другом. Такие случайные столкновения полны разного рода опасностей; чужие для нас языки, территориальные споры, ощетинившиеся рычащие хищники, сбившиеся в кучу толпы беженцев. Показная шумиха. Голубые предупредительные сигналы. Страх сцены.

Здесь так легко затеряться, среди миллиардов сталкивающихся вселенных, соперничающих за внимание, создающих мешанину воспоминаний

2.
о себе. Пытаясь ощутить плотность. Ты становишься буквально тем, что ты видишь. То, что ты видишь, становится одновременно инстинктом выживания и орудием. Добавить к этому водоворот ощущения ускорения и вращения и навигация представляется абсолютно невозможной как сомнение. Плечи проталкивались сквозь буран бесформенных, чужих толп, поднимая серую пыль, бормотание, «Видеть, значит верить».

Смотреть – первый шаг. Мы бредем вперед, в информационное загрязнение. Сумасшедший траффик, в надежде не натолкнуться на камень. Полагаясь, как и должно, на нашу веру, что мы тверды, и что асфальт – тверд. Что достаточное трение может придать нам эффективное ускорение по направлению к нашему пункту назначения. Если наше периферическое зрение позволит. Если наши мозги разумно переместят и отфильтруют визжащие автомобили, отдельно освободив их от визжащих детей. Если мы будем хитрить и уклоняться. Действовать твердо и сохранять пристальный взгляд и стремление, твердо замкнутое на цели. Принимая в расчет разнообразные условия в центре этой вселенной – нашего личного бытия.  Тогда, если случайно представится шанс, мы сможем добраться до цели.

То, что затуманивается эффектом расстояния, должно приблизиться в фокусе. Мы все смотрим эти фильмы. Экран мерцает, все искажено и расплывчато. Ты почти можешь ощутить струящийся пот. Твоя рука невольно подрагивает. Это так реально, что ты начинаешь вытирать лоб. Постепенно, пусть даже так медленно, и без различимых моделей любого

3.
вида, амебовидные очертания, которые казались такими таинственными, озадачивающими, когда они обретали форму, изменялись, распадались на фрагменты и воссоединялись в вялом ожидании, основываясь на имеющейся информации, и начиная затвердевать.

Внезапно, Бабах! Точно из ниоткуда. Все чисто. Больше никакого бормотания. Беспорядки кончились. Бесполезные шумы исчезли. Никаких помех. Совершенная ясность. Застывшая на миг. Грузовик в мареве лос-анджелесской жары.

Наш герой остается один. Ребенок остается связанным с групповым разумом до тех пор, пока мышление не создает разделение. Наши мысли, а не наше поведение, создают «человека». Мысли, мысли в одиночестве отделяют нас от других. Эта великая потеря происходит при рождении мысли личности, и жизнь зачастую сосредотачивается на поиске возвращения к прежнему, единому состоянию. Чтобы снова стать частицей большего сознания. Чтобы странствовать за гранью материального, направляться в самое сердце сострадания.

Это самое тяжелое путешествие.  Умирание – это иллюзия, что все неизменно, постоянно. Виноградные лозы, что скрывают беседку от света солнца, случайны. Поскольку они надеются на свет.

Наш герой сидит в раздумье. Убежище исчезает, столкнувшись со страхом и неизвестностью прямо пропорционально нарастанию

4.
освещения, когда лоза утрачивает материальность. В какой-то момент все заполняется единообразием, созданным светом. Клетка за клеткой. Пространство за пространством. Все, что было зримым, остается столь же зримым и лишившимся поверхности.

Плечи напряжены, расправлены, внутри бесконечного видения бесформенного, проталкиваясь, кружась, дрожа и шепча, «Верить, значит видеть».

Это наша самая большая удача, произрастать, как благословение, благодаря саймонову признанию нас, это реально, никакой существенной  спиритуальной или метафизической ценности (что для меня является или должно стать равнозначным культурной ценности). Это действительно материально.

Все, что выживает за пределами петли времени, это слова и образы. Которые мы, по непонятным причинам, называем Искусством. На деле, тем не менее, выживает даже не Искусство. Выживают идеи, выкристаллизованные в форме Искусства. Даже не так. Пути видения. Волны видения. Положения, из которых нужно смотреть. Перспектива, связывающая одну перепуганную вселенную с другой, создавая мост бессмертия. Смертельный узел. Субъективную контрольную точку. К счастью для нас, для СЕЙЧАС!, есть точка, в которой Физика (физическое познание) и Искусство (метафорическое познание) совпадают. Возможно, сталкиваются.

Я верю, что Саймон Дуайр понимал - его разговоры с каждым из нас должны были состояться, потому что он писал по-настоящему. В моей безграничной надежде, что вы обретете сокровища, взаимодействуя с ними,

5.

потому что слова могут говорить с каждым человеком по-разному. На миг завершая непреднамеренное разделение наших вселенных. Облегчая ваше одиночество.
После того, как вы поживете во вселенной Саймона, пожалуйста, возвращайтесь. И прочитайте эту аллегорию еще раз.

- Дженезис Пи-Орридж, Нью-Йорк, 1999 год.

ВЕРА, СТРАХ И ВРЕМЯ

Саймон Дуайр и Дженезис Пи-Орридж

Первый урок, из которого вырастают все остальные, очень прост. Мы – смертны. Мы все умираем. Это не безумие и не отчаяние. Это возможность искренне смириться с нашей физической мимолетностью, которая освобождает нас всех. Многие визионерские философские системы включают в себя «Маленькую Смерть», под тем или иным именем. Мы все умираем. Это понимание, по-настоящему усвоенное, может быть обращено во благо, потому что оно подталкивает индивида к действию, в силу осознания того, что время ограничено, и период жизни не определен. Каждая секунда подсчитывается и должна учитываться. Это понимание может быть использовано и непродуктивно, извращая поиски каждого мужчины и каждой женщины, сведя их к удовлетворению потребностей и отвращая на протяжении всей жизни от полной интеграции каждого аспекта их характера и мыслей. Неизбежность смерти может быть использована внешними силами как оружие страха. Организованные Религии используют это оружие более очевидно, чем любая другая подавляющая система социального регулирования. Они используют страх смерти, чтобы оправдать слепую веру.
Те, кто избегает ловушек религии с помощью первой стадии циничного познания лицемерия современного общества и ослабления их личной силы изменить что-нибудь, зачастую ищут забвения от этого знания, и потому используют различные наркотики (табак, алкоголь, транквилизаторы и опиаты, типа героина) в качестве заменителя Веры. Они стремятся убить Время. Религия стремится уклониться от времени. И то и другое основано на страхе.
Человечество тратит постоянное количество энергии на самосохранение. Сама фраза «самосохранение» подразумевает угрозу уничтожения и инициируется страхом смерти. Так в реальности чувство страха смерти присутствует позади любого нормального функционирования, оно все время присутствует в подсознании, формируя наши представления о самих себе в связи с неизбежным, неумолимым кризисом смерти. Но страх смерти не может постоянно присутствовать в нашем повседневном сознании, это было бы невыносимо тяжко, и чтобы вести себя «нормально», биологический организм, животный человек, подавляет знание о смерти, чтобы достичь комфорта. Так обстоит дело, но это должно измениться. Поскольку все мы социально и биологически приспособлены к тому, чтобы отбросить страх смерти, и в настоящем парадоксе нашей сознательной жизни мы слишком часто забываем об этом страхе.
«Rapid Eye» пытается, стремится примирить все в нашем сознании. Для того чтобы сделать это, он отважно принимает знание о нашей неизбежной смерти и использует его, чтобы оправдать действие и правильное использование времени. На деле никто из нас не знает, сколько нам отпущено времени, но когда мы будем умирать, не должно быть Никаких Сожалений. Нулевое Сожаление – это магическое состояние внутреннего равновесия и спокойного принятия смертности людей и использование Нулевого Сожаления для направления всех наших действий в будущем. Совершенное состояние – это уверенность в том, что время не потрачено зря, энергия не была подавлена, страх не скрывался. Говоря старым языком, мы должны испытать маленькую смерть лицом к лицу с самими собой и реальность временного метаболизма, ограниченность времени. Время может стать инструментом, освободителем или угнетателем. Когда мы заявляем, что время возвращается к нам, мы, наконец, учимся быть свободными и деятельными. Контроль нуждается во времени, как наркоман нуждается в наркотике. Чтобы избежать контроля, мы должны пересмотреть отпущенное нам время.
Изначально человеческое существо не имеет очевидной альтернативы, кроме как поддаться негативному отношению к смерти. Испытывать страх. Мозг генетически запрограммирован на выживание и не может себе позволить поверить в то, что бытие конечно. Таким образом, как мы уже поняли, подсознание убеждает интеллект игнорировать логику и факты, беспомощное состояние. Оно игнорирует уроки опыта и наблюдений в угоду унаследованного образа бытия, и воздействие страха будет подавлено. Он или она незамедлительно станут уязвимы для надежды, игнорирующей подсознательное знание. Благодаря этому религия благоденствует. Она требует лишь слепой веры в обмен на гарантированную надежду и спасение. Она отрицает смерть и избегает фактов. Короче говоря, религия отворачивается от времени, отрицает то, что неизбежно. Мы стараемся (хотя зачастую безуспешно) повернуться к нему лицом. Если ты посмотришь в лицо самому себе, ты посмотришь в лицо смерти, и это единственный способ восстановить целостность своего характера, все уровни сознания и восприятия. Это не так уж тяжело.
Таким образом, в религиях все истинные размышления должны быть отброшены в потоке веры. Ответы становятся словами, а факты становятся грехами. Такая вера – основа любого религиозного мышления. Столь могущественная, но, тем не менее, хрупкая, вера должна быть защищена. Защищена от сомнений, защищена от вопросов, она рассматривается как постоянная, не допускающая ни малейшего колебания. Ее основания, ее сущность – смерть – столь укрепилась в сознании каждого, что стала основой любого общества, и потому каждое общество должно развивать систему защиты. Догма. Упрощенное уравнение, что-то вроде – Догма отрицает мысль. Мысль – враг веры (и, вследствие этого, враг общества). Структура индивидуального мышления вызывает неодобрение. И чтобы сохранить веру незатронутой, и таким образом сохранить общество, необходимо сохранить статус кво и  наделить правами хранителей веры и догмы. В этой паутине религия соприкасается с политикой, соприкасается с западной медициной, соприкасается с компаниями, выпускающими лекарства, соприкасается с масс-медиа, соприкасается с национальной безопасностью, и они укрепляют положение друг друга в паутине лжи. Те, кто находится у власти, имеют личный интерес в направлении индивидуального мышления в безопасное русло, чтобы приспособить его для производства материалов и услуг, которые приносят «выгоду» обществу, «высшему добру». Другими словами, ты жертвуешь своим временем, а твое время – твой самый ценный товар. Когда ты возвращаешься к себе, время становится бесценным. Людей отвлекают от кражи их времени и дрессируют производить и потреблять, вместо того чтобы заниматься собой и своими идеями. Политики организуют, религия направляет. Помни, ты – хозяин своего времени. Ты не сможешь контролировать это время, пока ты не начнешь заботиться о себе – о своих собственных вопросах. Знание приходит лишь в конце твоего Времени, знание приходит лишь с освобождением смерти.
«От пятилетнего ребенка до меня - только шаг, от новорожденного до пятилетнего - страшное расстояние!»
- Лев Толстой

«Дайте нам пятилетнего ребенка и мы сделаем из него истового католика»
- Орден иезуитов.

Религия вторгается в мир ребенка. Невинному ребенку, таким образом, внушается чувство вины. Ребенку, лишенному страха, прививается страх. Единственное предлагаемое спасение – через веру. Вера, как нам внушают, уничтожает смерть. Цена обмана смерти через веру, разумеется, повиновение.
Люди, которых не устраивает такое положение дел, люди, которые хотят доказательств, которые стремятся развивать систему, основанную на отсутствии вины и страха, впитывающую и использующую смерть, как позитивное и освобождающее знание, не одобряются, высмеиваются, попадают под подозрение, и зачастую их слова неверно истолковываются масс-медиа. Они, тем не менее, в каком-то смысле представляют собой угрозу общества, они проникают в самую сердцевину обмана, который контролирует нас, и поэтому, они действительно опасны. Наша работа посвящена стремлению связать личность с отпущенным ей временем. Она ободряет, она не препятствует, она представляет собой пример того, как возможно это сделать. Не стремясь провозгласить собственную важность (мы не стремимся обзавестись последователями), чтение «Rapid Eye» - это лишь знакомство с нашим личным мнением, но решение остается за вами.
С течением времени общественный контроль над личностью столь неуловимо меняется, что становится незаметным, возможно даже генетически унаследованным. Это настолько могущественная ложь, что на деле даже ее номинальные и реальные лидеры не осознают ее воздействия. Контроль невидим. Время невидимо. Контроль не только способен опутать личностное восприятие реальности в мелочах, но и стать унифицированной реальностью сам по себе. Реальность, которая не ставит перед собой вопросов. Она даже не пытается создать язык, способный поставить вопросы, которые могут раскрыть правду.
В эпоху разрушения и перехода мы должны найти язык. Выбраться из угла, в который нас загнала история. Мы должны найти алфавит Желания. Человеческий мозг должен развиваться, стремиться к следующей ступени эволюции. Это простая необходимость – мы должны либо развивать наши скрытые нейрологические возможности, либо вымереть, как раса. Это война за выживание. С помощью экспериментов, используя наши скрытые возможности, через утопическое использование науки и технологий, через интеграцию опыта, изучение и выражение, мы должны научиться уважать себя.
Реальность, которая не может посмотреть в свое лицо, становится иллюзией. Не может быть реальной. Мы должны полностью отвергнуть концепцию и использование веры, это мошенничество. Мы должны лишить религию силы. «Магическая Вселенная» - находится в сознании человека, существующая, но иллюзорная даже для мыслителя. Мы оба всегда стремились создать современную сеть информации, где людям возвращалась бы гордость за самих себя, где уничтожение становилось бы смехотворной абсурдностью для мозга, осознающего свою бесконечность и неисчерпаемый потенциал. «Rapid Eye» пытается дать толчок следующему эволюционному циклу для того, чтобы спасти это несовершенное, но славное животное – Человека. «Rapid Eye» пытается развивать современные функциональные и вдохновляющие магические и артистические структуры, прекрасные и сюрреалистические коммуникативные сущности. Чтобы пробудить целостные и эффективные личности. И эта сеть личностей неизбежно обратится к задаче распространения выживания и общественной эволюции на других. Мы пытаемся говорить о первой поистине независимой и немистической философии.
Страх питает веру. Вера использует страх. Отбрось веру, отбрось страх, отбрось организованные религии, политиков, наркотики, и отбрось догму. Учись бережно относиться к себе, цени интуицию и инстинкт, учись любить свои вопросы. Цени свое время. Используй смертность для того, чтобы стимулировать действие и прожить заботливую, полную сострадания и насыщенную жизнь.
Отвергайте Контроль. Любите друг друга. Увидите, что произойдет...
Фото: Дженезис Пи-Орридж
ОТ АТАВИЗМА К ЦИКЛОНУ Б
Дженезис Пи-Орридж и Храм Духовной Юности
(От А до Б и обратно)


«Западные люди зачастую усматривают непристойность там, где есть только символизм».
— Сэр Джон Вудрофф, «Шакти и Шакта»

«Кто хочет творить, должен сначала разрушить и сокрушить принятые ценности».
— Ницше

« — Культы, — сказал он задумчиво, прислушиваясь к записи, доносящейся из дребезжащего приемника.
— А что культы? — вяло спросил Сун-Ву.
— Любому стабильному обществу угрожают культы; наше общество – не исключение. Определенная часть низших слоев всегда недовольна. Они в тайне создают банды фанатиков- повстанцев. Они собираются по ночам; они коварно извращают общепринятые нормы; они демонстративно выказывают, презрение к традициям и обычаям».
— Филип К. Дик, «Вращающееся Колесо»

Единство общества и свобода личности балансируют на грани между постоянным конфликтом и непростым компромиссом. В результате этого противоречия возникают разнообразные культы, окутывающие тебя как покрывало из искр, озаряющих темноту.
    КРАК! Кэти Экер покидает сцену, ее американский акцент уступает место хлесткому электронному ритму, который безостановочно бьется о запотевшие стены подземного ночного клуба. От волчьего воя стынет пропахший пивом воздух. Мурашки ползут по коже и волосы встают дыбом при звуках речей Гитлера и Джей. Эф. Кея., льющихся из громкоговорителей, 23 телеэкрана на сцене оживают, превращаясь в гигантское зеркало, на котором мелькают повторяющиеся образы. Знаки силы, универсальные символы, смешанные в гипнотические фактурные, пульсирующие многоцветные цвета; безвкусные трехмерные открыточные образы Девы Марии, смонтированные с беспорядочным мельканием лиц, которые ласкают чьи-то руки; церемонии инициации племен Третьего мира (которые считаются приемлемыми), наряду со столь же кровавыми на вид, но безобидными «ритуалами» Храма Духовной Юности (считающимися неприемлемыми). Атмосфера становится удушающей.
    КРАК! Видео-приемы арт-школы выглядят гораздо убедительнее, когда их выполняют с самодисциплиной и определенной целью. Цель – массовые галлюцинации, метод – колдовство, и колдовство – как раз то, что происходит здесь на всех уровнях. Гипнотический свет стробоскопов, жужжание Машины Мечты, древняя мантра «буддистских» барабанных ритмов и рок-гитар, чары бессмысленной оратории. Толпа, этот многоголовый зверь, погружается в пульсирующий трансовый танец. Заклинают ангела, а может быть дьявола. Джим Джонс хохочет как гиена, в то время как его последователи творят свое звучание в белой ночи.
    КРАК! Миниатюрное, эльфоподобное существо с немелодичной злобой ревет в душащий его микрофон, рискованно расставив ноги между двумя мониторами, «нацистский»  кожаный прикид и татуировки блестят от жары. Классический рокерский имидж доведен до абсурда - на макушке нелепо громоздится большая меховая шапка. Музыкальный журналист, стоящий неподалеку, недоумевает, к чему вся эта галантерея, карябая что-то многозначительное в своем блокноте.
    Хорошенькая берлинская светловолосая крошка целеустремленно вытягивает голову и плечи над пульсирующими силуэтами перед сценой. Она вытягивается вверх и хватает певца за промежность. Она теребит его руками и пытается изобразить фелляцию, но певец, продолжая завывать, по-лягушачьи прыгает в колышущуюся толпу. Оборудование ломается. Люди занимаются сексом. Ну это должно быть и есть рок-н-ролл! Журналист хмурится и лихорадочно строчит…
    К половине третьего, последние отстающие выбираются через развалины на улицу. Некоторые – мертвенно-бледны, дрожат, их тошнит. Другие – злы, кто-то скучает, на них это не произвело впечатления, кто-то в экстазе. Мало кто действительно понимает то, что они сейчас увидели. Большой черный Духовный Крест на стене над ними – тот же символ, который они носят нашитым на их серые пиджаки или на раскрашенных от руки кафтанах или вытатуированным на своих тощих бицепсах. Крест спокойно висит над городом в болезненном желтом свете уличных фонарей. Отмечая это место, как могильный камень, осколок истории и мистерии. Он может, как звезда боевых искусств, погрузиться в подсознательные уровни умов неофитов, чтобы прийти этой ночью в их сновидения.
    Этот символ похож на странную телевизионную антенну. Его форма - крест с тремя перекладинами - дает место для различных  интерпретаций - Христос и два разбойника, линия времени, объединяющая прошлое, настоящее и будущее. Он похож на алхимический знак, означающий «очень ядовито» и на знак из японской слоговой азбуки (катаканы), обозначающий «Трахаться». Он также напоминает фашистско-христианскую эмблему в культовом фильме 60-х «Привилегия» Питера Уоткинса, кульминацией которого стал поп-съезд Пола Джонса, и выглядит точной копией самурайского иероглифа, означающего «Господин». Его можно составить из букв P.T.V., и то, что мы только что испытали - и есть вещание этой особой компании.
    Если основной признак создания любого культа – поддержание фанатизма, тогда в этом мире графической корпоративной идентичности, в мире капиталистов, извлекающих прибыль из врожденного человеческого символизма (от Христианского Креста до птички на карточке «Барклай») – вполне логично, что такой фанатизм должен поддерживаться и собственными символами.
    В Восточном Лондоне, в квартире певца и со-директора компании, геоманта по имени Дженезис Пи-Орридж висит витраж в виде Духовного Креста, утреннее солнце светит сквозь него на говорящего Пи-Орриджа.
    На экране большого цветного телевизора в углу мелькают кадры видеофильма PTV «Catalan», режиссер Дерек Джармен, как пироманьяк, играет с горящей машиной Джорди Валлиса на пляже за домом Сальвадора Дали, разбившейся в том самом месте, где был снят «Андалузский пес». Дочь Джена Каресс смотрит папу по телевизору, лежа на кушетке с собакой Танит, малышка Дженесс радостно гудит у него на коленях, пар поднимается от чашек, точно в песне Жака Бреля.
    Дженезис – образцовый отец и сейчас, приближаясь к сорока, к тому же домовладелец. Многие критики считают, что этот факт не соответствует его странному образу, и хотят знать его «настоящее» имя. Возможно, это связано с тем, что люди привыкли к тому, что поп-звезды, артисты и им подобные люди создают фальшивый публичный имидж для публики, не соответствующий их собственному характеру, для «Развлечения».
    Его настоящее имя, тем не менее, Дженезис Пи-Орридж (Нейл Мегсон официально изменил свое имя в начале 70-х), и из всех людей, которых я знаю, даже на периферии в этой сфере, Дженезис меньше всех заинтересован в том, чтобы развлекать. Сложный и упрямый, подчас до озлобленности, это не тот человек, который будет удовлетворять фантазии поклонников и пресс-служб звукозаписывающих компаний, но даже если бы он был таким, ему бы вряд ли  пришлось меняться. Его образ жизни во многих отношениях действительно необычен. Самая странная и неприятная черта его характера  - его стремление воспринимать мир в некотором смысле свободным от морали и ограничения возможностей, без лицемерного пиетета перед установленными нормами. Будучи абсолютно честным в том, что он думает и делает, он предлагает товар, до которого Индустрия Развлечений боится даже дотронуться – реальность.
    Реальность, попав в правильные руки, может быть очень, очень опасна. Тот факт, что Пи-Орридж никогда не заявлял, что он особенно искушен, оригинален или талантлив в обращении с нею, все только усугубляет. Поэтому его подвергают мириадам различных форм цензуры и давления. Хотя и на его дом, и на офисы Храма были совершены рейды «ребят в голубом», а Бритиш Телеком, Е. В. (Ее Величества) Таможенная, Налоговая и Почтовая Службы неоднократно предпринимали действия против него, к таким грубым инструментам прибегают нечасто. «Контроль» по возможности старается защищать себя от нападения более изощренными способами. Он умело обрабатывает людей, особенно тех, кто занимает руководящие посты в государственных организациях, в результате чего их узколобость и догматизм превращаются в непроницаемый щит предубеждения и глупости. (Подспудная философия заключается в том, что если «он – со странностями», стало быть «он НАВЕРНЯКА нарушает закон или представляет собой угрозу для закона», а значит, заслуживает любого поношения, поскольку он сам его на себя накликал.)
Фото: Пи-Пи-Пи-Орридж (фото Стива МакНиколаса)
    Эта защита невежества заявляет о себе различными способами. От угроз смерти и крысиного яда, подброшенного в семейный почтовый ящик Пи-Орриджей, до умышленного представления в ложном свете Psychic TV и Храма в СМИ. Телестанции препятствуют тем, кто хочет подробно рассказать об этом явлении (так LWT отказала Бену Элтону, который предложил идею 60-минутного специального фильма о Храме «К югу от Уотфорда») или наказывают тех, кто пытается правдиво его представить (испанская компания TVE уволила создателей шоу искусств «La Edad de Oro» после того, как они показали специальную программу, посвященную PTV, увиденную 14 миллионами зрителей. Многие, после просмотра программы, направили жалобы в телекомпанию). Представители звукозаписи горячо относятся к группе в первую минуту и становятся крайне холодны в следующую (контракты явно отклоняются на уровне правления). Паранойя вокруг PTV не прибавляет доверия к свидетельствам подавления, но эти инциденты широко, совершенно бесстыдно освещаются на страницах Музыкальной Прессы и модных ширпотребных журналов. Они, со своими удивительно переменчивыми, цензурными и лицемерными репортажами, - главные виновники в раскручивании этой паранойи.
    Юные, необученные репортеришки (едва вылетев из гнезда) легко попадают под влияние чувства опасности и теряют свою личность, так что в обманчивом «Поп»-мире реальность становится мишенью, в которую можно вонзить ядовитое перо и создать себе на этом имя. Это еще можно простить. Непростительно другое - создание атмосферы, в которой все новое и, возможно, серьезное автоматически подвергается осмеянию, где наносной цинизм почитается важнее исследования, где «стиль» превалирует над смыслом.
    Хотя Пи-Орридж вызвал появление огромного количества дезинформации и полных ненависти репортажей (зачастую сочиненных самыми «либеральными» журналистами), в целом, за последние несколько лет, ситуация несколько улучшилась. Дженезис теперь появляется либо для того, чтобы поиздеваться над интервьюерами с карточками Национального союза журналистов и скармливает им сенсационную чушь, о которой они втайне и мечтают, сдобренную саркастическим юмором, который зачастую воспринимается так же тупо, как и их писания; либо он использует противоположный ход и становится до отвращения милым и здравомыслящим, разыгрывая сцены домашнего благоденствия с чаепитием, дочками и собакой.
    «Это очень разочаровывает», - говорит Пи-Орридж, дуя на свой чай. «Приходишь к  тому, что просто уже не хочешь иметь ничего общего с большой частью этого общества. Потому что общество сейчас, по-видимому, существует исключительно в пространстве СМИ. А СМИ в наши дни, как правило, крайне пошлые, интеллектуально ущербные и ни на что не способные».
    После первоначального шока от взрывного дебюта группы в 1988-м, репортажи о PTV – будучи совершенно безобидными – становились все более позитивными. Пи-Орридж пользуется большим уважением в некоторых модных, стильных кругах (несмотря на то, что очень немногие из этих же людей понимают, чем он в действительности занимается), точно система теперь пытается бессознательно впитать его и его группу в свою антисептическую пустоту – вместе с чаем и симпатией – как это произошло с «Crass» (возможно единственная британская группа за последнее десятилетие, представлявшая собой определенную реальную угрозу). Журналисты любят флиртовать с группами и индивидами, которых они воспринимают как «угрозу» (отсюда, например, одержимость Ника Кента Китом Ричардсом из «Stones»), чтобы убедиться в отсутствии у них каких-либо серьезных намерений. Но группы, способные на более серьезные провокации, чем плевки в детей-инвалидов или блевание в залах аэропорта, либо игнорируют, либо стремятся сделать безопасными. В мире, где никто не помнит, о чем ты писал на прошлой неделе, так или иначе это, возможно, ничего не значит, но Пи-Орридж, проведший большую часть своей жизни на глазах у публики, непревзойденный мастер в подобных играх со СМИ, он прекрасно осведомлен об иронии, присущей нынешнему, зачастую вполне позитивному, общению СМИ с Храмом.
    Ирония в том, что Храм действительно делает некоторые вещи, за которые подозрительная пресса его ненавидит. Однако, делает он отнюдь не по тем причинам, которые приписывает ему, или которые способна понять пресса, и делает это, как мы можем понять, ответственно, исследовательски, что неслыханно в безответственном тусовочном Поп-микромире.
    Все же, учитывая степень непонимания, дезинформации и откровенной жестокости, которыми отмечены репортажи о PTV, Храме и его ранней группе «Throbbing Gristle», неудивительно, что люди абсолютно не понимают Пи-Орриджа. Возможно, еще одна причина этого – то, что единственная константа, проходящая через всю его жизнь и творчество – это постоянное движение, изменение. В системе, основанной на анти-догматизме, активном изучении, наблюдении и стремлении избегать формул, вряд ли могло быть иначе. А значит, невозможно составить окончательное мнение, сделать вывод, полностью согласиться или подписаться под моделью жизни, предлагаемой Пи-Орриджем или «присоединиться» к его запутанному, противоречивому культу. И так, разумеется, и должно быть, если племенная, основанная на вере, система Контроля должна быть субъективно воспринята и уничтожена.
Фото: Перфоманс «Coum Tranmissions»
    Храм – это движение, сочетающее несколько систем ценностей, которые нелегко гармонизировать. Например, с одной стороны он демонстрирует безжалостность, стремится к конфликту; с другой – он поощряет чистую литературу, философию и искусство. Как говорил Бертран Рассел, это поверхностное противоречие не всегда ошибочно. В точности таковы, собственно, были ценности, сосуществовавшие в итальянском Возрождении: так, например, Папы платили наемникам и устраивали войны, в то же время проповедовали мир и давали работу Микеланджело; сейчас это нашло воплощение в таких личностях, как Папа Пи-Орридж. Человек, переставший носить «светские» собачьи ошейники, наряду с этим не следящий за тем, что он думает о чем-то вроде искусства и общественного движения.
    Сам Храм базируется именно на таком явном парадоксе. Его идеи не могут быть представлены в догматической манере, но в то же время он должен выражать себя так, чтобы его поняли люди. Поэтому его методы и терминология принимают форму иллюстраций, заимствуя составляющие у религиозных и политических групп и их средств информации для того, чтобы исследовать последствия их ограничений. Этот двойной блеф способствует тому, что эти средства используются Храмом для распространения собственной пропаганды.
    Сам Пи-Орридж должен избегать культового поклонения и ловушек «лидерства», появлению которых способствуют его несомненные обаяние и ум. Иначе он рискует поддержать «последователей», которые будут счастливы отказаться от ответственности за собственные жизни и тем самым свести на нет то, что считается истинными задачами Храма. Он знает, что ступает по тонкому льду теории, но, оказавшись в фокусе внимания, не станет отказываться от возможности засветиться. Впрочем, тем не менее, он далек от того, чтобы быть звездой.

    Звезды недоступны. Они недосягаемы, за исключением глянцевых реклам и кратких вспышек активности на пластике или целлулоиде. Немногие из них так последовательно занимаются самоуничижением или осуждают собственную глупость, как это делает Пи-Орридж, и кому доводилось слышать о звезде, говорящей на одном дыхании, что она - «неинтересна», и тут же предлагающей людям, которые пришли на ее шоу, продавать ее бутлеги?
    Бесчисленные гектары газетных полос были посвящены Пи-Орриджу, уделяя особое внимание его «странностям» и образам, его разочарованности в обществе с раннего возраста и его удивительно запутанным ответам на сложившееся положение. Но в немногих статьях эта разочарованность получила объяснение или определение, равно как и родственное ей чувство изолированности, которое для многих личностей могло бы вылиться в преступную жизнь или социальную неприкаянность.
    Модели поведения и образ мыслей создаются не только внешними силами, но и внутренними. Мы все – продукт ограничений, но мы также продукт химического равновесия внутри нашего тела. Пробирка Джена содержит блестящий дисбаланс.
    Когда ему было четыре года, его лечили от астмы стероидами, и его вера в медицину была (и остается по сей день) подорвана, когда выяснилось, что побочным эффектом лечения стало необратимое разрушение надпочечной железы, так что его организм стал неспособен самостоятельно производить жизненно необходимое вещество и он должен был постоянно принимать дозы адреналина в форме таблеток.
«Я расщеплен в разных местах
Я оторван от всего
… Эта энергия меня разрушает,
Убивая мою уверенность
…Адреналин творит этот закон
И снова дает мне надежду на жизнь".
    —Throbbing Gristle, «(Тонкий как бумага) Адреналин»
Ежедневная потребность тела в адреналине, разумеется, варьируется, искусственная доза, в виду ее необходимости, постоянно высока, а это значит, что не все принятое вещество будет использовано – тело просто впитывает и расщепляет излишнюю дозу. Но любой химик скажет вам, что продуктом расщепления адреналина может быть нечто, напоминающее ЛСД-6. Достаточно безвредно, но это означает, что Пи-Орридж испытывает постоянный, хотя и бесконечно малый, приход все последние 30 странных лет.
«Нормальные люди испытывают то же самое, что и потребители мескалина, когда подхлестывают свои надпочечники сильной яростью или страхом… Потому что когда адреналин разлагается, он производит адренохром – и происходит интоксикация, сопровождающаяся некоторыми симптомами, которые вызывает прием мескалина. Это может вызывать непродолжительное отключение от реальности – осознание, усиленное ощущение восприятия обычных предметов, реальных или воображаемых, и усиление страха и ярости».
—Доктор Клод Уильям Чемберлен, «Волшебная страна мескалина», журнал «Fate» , том 9, №1, 1956.
Фото: TG в Garageland; Дженизис Пи-Орридж; Паула Пи-Орридж.
Этот факт был поразительным образом подтвержден, когда Джен экспериментировал с галлюциногенными веществами в 60-е – однажды с опасностью для жизни он принял двенадцатикратную дозу ЛСД и был крайне разочарован тем, что состояние его осталось почти в пределах нормы. «Краски ковра стали немного ярче», - в то время, как его друг ползал по потолку, полностью отъехавший.
    Вместе с тем, он был довольно обычным ребенком, хотя в прошлом весело признавался, что был более сексуально активным и злобным в раннем возрасте, чем большинство, получая удовольствие от таких вещей, как, например: однажды он пробежал по городу в густом тумане с членом наружу (собственно, он остается эксгибиционистом и по сей день!). Еще один ключ к тому, что произойдет потом: когда ему было девять, он прошел через фазу, когда ему ничего так не нравилось, как уйти в поле в одиночестве и из прутиков, клубков травы, палок и камней строить… алтари.
    «Я проводил долгие часы, трудолюбиво размечая и расчищая территорию, и усердно строил их. И я помню, что получал огромное удовольствие от мысли, что с первым порывом ветра или ливня их унесет».
Даже тогда девятилетний минималист получал больше удовольствия от процесса Творения, чем от самого результата.
К двенадцати годам, записывая песни и стихи, он все еще оставался вполне нормальным школьником. Маленький рост и субтильное сложение сделали его мишенью хулиганов, и без сомнения, что один из его нынешних интересов – вера в концепцию и практику самозащиты произошел отсюда. Однажды он «защищал» себя в классе перочинным ножиком и был удивлен, увидев, как кровь сочится из тела его противника. Этот опыт был поверен винилу десятилетия спустя, в песне «Кровь на полу».
    В возрасте семнадцати лет он, по-видимому, разочаровался в том, что нормально, в том, что предлагает жизнь, особенно из-за того, что его не любили и дразнили определенные люди из школьного персонала. И тогда он наткнулся на идею, которая, опять же, была использована в нескольких  случаях в его последующей жизни. Он бил противника его же оружием, поступая вопреки людским ожиданиям. Уже агностик, если не полностью оперившийся анти-христианин, он стал секретарем Христианского дискуссионного кружка шестого класса.
    «С тех пор я был защищен от всего, даже когда вел себя очень плохо, потому что я был секретарем Христианского дискуссионного кружка, и по определению не мог не быть хорошим мальчиком. И именно тогда я понял, что реакция, обратная обычной, часто производит мощный эффект. Зачастую биться о кирпичную стену гораздо менее конструктивно, чем обойти ее вокруг и жать кому-то руку, пока ты тайно несешь бомбу в заднем кармане».
К 18 годам он уже вел занятия в воскресной школе. «Я делал это потому, что меня тогда интересовала структура, мне хотелось понять, как обучают людей. Занимаясь этим, я просто учил детей быть заботливыми, и не причинять сознательно вред окружающим. Тонкую паутину христианства я просто использовал как камуфляж для этого. Меня воспитывали христианином». (что удивительно, англиканцем, а не католиком). «Я должен был ходить к причастию каждую неделю и пить кровь. Единственное, что было в этом хорошего – смотреть, как очень уважаемые люди стоят на коленях и хлещут кровь и едят человеческую плоть. Помню, что в детстве был ужасно разочарован, когда обнаружил, что это была не настоящая кровь. Почувствовал, что меня надули. Может быть, поэтому я с тех пор разочаровался в христианской церкви». Ну, ведь в этом и есть суть христианства. Ни плоти, ни крови.
    Сдав экзамены, он поступил в Халльский Университет, выбрав говорящий за себя список предметов - философия, социология и  управление – сущность структуры общества. Он отверг совет пойти в Колледж Искусств, считая это «слишком очевидным» шагом, и что там он не получит какие-либо практические навыки, которых он не сможет постичь самостоятельно, когда и если они понадобятся (никто, например, не читал ему курса по использованию студии звукозаписи).
    Проблемный студент паршивого, по его словам, курса, он бросил его и жил в нескольких коммунах хиппи в сквотах по всей Англии. И с тех пор он начал втягиваться в Искусство Перформанса, и его проза и поэзия расцвели пышным цветом. Он писал в несколько журналов, включая знаменитый «OZ», и другие, такие как «I.T.» , «MOLE» и его собственный, «WORM». «Литературное приложение Таймс» назвало его «самым многообещающим молодым поэтом Британии». Говорят, что издательство «Faber» с интересом присматривалось к нему, а такие личности, как Ричард Мерфи, и Филип Ларкин, человек, разоблачивший наркотическое привыкание к образу Поэта-лауреата, пытались убедить его стать серьезным (как они сами) поэтом.
    В мозгу Джена уже начали выкристаллизовываться необычные идеи, так что вместо этого славный парень присоединился к грязной банде Ангелов Ада – удовлетворив орально шестерых из них в качестве его посвящения – и затем продолжил свои искания в областях коммуникации, избегавших письменного слова. Перфоманс, музыка и визуальное искусство. Он глубоко втягивается в деятельность групп, таких как (не смейтесь) «Взрывающаяся Галактика», «Транс Медиа Исследования» и (с подругой, художницей и порномоделью Кози Фанни Тутти - сейчас работает в Институте творческих технологий) COUM, чьим логотипом был полуэрегированный пенис с каплями спермы, а под ним слова: «Мы гарантируем разочарование».
    Примерно в это время Джен нашел себе союзника в помятом костюме - Уильяма Берроуза. Все началось, когда Дженезис, как поклонник, написал письмо, на которое писатель ответил. Тогда Джен послал ему коробку из-под обуви с гипсовой рукой без большого пальца, а в ней спрятал типично загадочную записку: «мертвые пальцы большой палец», добавив только имя и номер телефона.
    Когда, несколько дней спустя, Джен прибыл домой, его друг – и такой же джанки, как Берроуз, - сказал ему, что кто-то звонил в его отсутствие.
    — Кто это был?
    — Какой-то идиот, утверждающий, что он – Уильям Берроуз.
    — Это, возможно, и был Уильям Берроуз. Что ты ему сказал?
    — Вот дерьмо. Я сказал ему «отъебись». Я просто сказал Уильяму Берроузу, чтобы он отъебался и не пиздил.
    К счастью, Берроуз добился своего и пригласил Пи-Орриджа в свою квартиру на Дьюк-стрит. С тех пор эти двое стали друзьями, и результатом стали появления «Дяди Билла» на серии представлений «Последняя Академия», организованной Храмом в кинотеатре Ритци в Брикстоне. Трехдневное представление, созданное Пи-Орриджем, включало перформансы «23 Skidoo», «Cabaret Voltaire» и чтения поэта Джона Джиорно (некогда любовника Гинзберга, известного также по фильму Уорхола «Sleep»), Брайона Гайсина, Кэти Экер и дебютное выступление PTV. Пи-Орридж также является гордым владельцем, возможно, самой полной в стране коллекции книг, видеозаписей и памятных вещей, связанных с Берроузом. Именно его пригласило Би-Би-Си, чтобы он рассказал о Берроузе на Радио Один по случаю выхода в свет видеозаписей Дяди Билла, сделанных Factory/IKON, а также именно он в 1984 году снабдил оператора Би-Би-Си 2 Алана Йентоба множеством материалов из своей коллекции для документального фильма «Арена» о жизни Берроуза.
    То, что помимо Берроуза оказало первичное влияние на его жизнь и творчество, не осталось в тайне. Собственно, это становится очевидным при виде картин, висящих у него на стенах. Картина Гайсина; большая фотография в рамке, изображающая Кроули в полном масонском облачении (до смешного похожий на Муссолини, который вышвырнул А.К. из Италии); подлинник Остина Спэйра; единственный сохранившийся портрет Гарри Кросби, подаренный ему садо-мазохистским писателем Теренсом Селлерсом.
    Кросби был представителем высшего света Бостона, миллионером с рождения, посвятившим себя прожиганию жизни на полную катушку. Он унаследовал библиотеку из нескольких тысяч книг, но (говоря, что никому не нужно иметь больше 200 книг в своей коллекции), он отказался от всех остальных – украдкой оставляя бесценные первые издания на полках магазинов подержанных книг! Он женился на «красотке» Полли Пибоди (как утверждают некоторые, со-изобретательнице бюстгальтера), украв ее у мужа-алкоголика и увезя в Европу на белом роллс-ройсе, который он позже сжег на пляже в Монако. Говоря, что не может провести остаток своей жизни с кем-то, кто называет себя Полли, он нарек любовь своей жизни «Carres»(«Ласка»).
    Он провел большую часть своего примечательного бытия на вечеринках, за письменным столом и прожигая свое огромное наследство во имя искусства. Чтобы ощутить панику, необходимую для того, чтобы убедиться, что он прожил полную жизнь, он пообещал друзьям, что умрет к тридцати годам. Он сдержал слово. В свой тридцатый день рождения Гарри Кросби убил себя.
    Изучая Пи-Орриджа, можно сделать что-то и похуже, чем рассматривать его героев. Кросби воплотил в себе и упадок, и отчаяние, главные звезды-близнецы на небосводе Культового Искусства, и сочетал их с убежденностью, разделяемой только такими личностями, как Мисима. Джен восхищается подобной убежденностью.
    В середине 70-х  он участвовал в Мейл-арте (был второстепенным членом движения Флексус, включавшего в себя Ла Монте Янга и Йозефа Бойса, и переписывался с Анной Бананой и Монте Казазза в Сан-Франциско), и его контакты, завязанные в то время с такими личностями как Эл Акерман, и влияние философских систем таких людей, как основатель Флексуса Джордж Масиунас, тоже впоследствии оказали некоторое влияние на Храм, который, увиденный в этом свете, крупным планом, предстает скорее не как Сатанинская церковь, а как движение Мейл-арта, сфокусированное на религиозных образах и различных формах ритуалов.
    Некоторые образцы Мейл-арта Пи-Орриджа в 70-е были сочтены непристойными. Его преследовали судебным порядком за одну из его открыток (изображавшую сад Букингемского дворца с большим женским задом, высовывающимся из кустов), лорд Гудман давал ему юридические консультации, в суде его представлял тот же королевский адвокат, который до этого успешно защищал  Линду Лавлейс и издателей «OZ», но который бесславно провалил дело GPO против Дженезиса Пи-Орриджа. В итоге, в мире, где оскорбительно оскорблять, он подвергся штрафу в 400 фунтов и неофициально был приговорен к жизни, при которой постоянно залезают в твою почту.
    На его очаровательный имидж был наведен дополнительный глянец в 1976-м, когда он и другие члены COUM открыли скандально знаменитую выставку «Проституция» в Институте Современного Искусства.
    Выставка включала в себя, помимо груды никому неведомой живописи и скульптуры, собрание экспонатов-тампонов. Приглашенные на выставку фанатики-тори, вроде члена парламента Николаса Фейберна, как и того можно было ожидать, впали в истерику. Владелица здания Института Современного Искусства на Мелл тоже не пришла в восторг, поскольку это выглядело так, как будто она живет за счет «безнравственных заработков», пуская все на самотек, к тому же ее дом находился там же, вниз по улице (потому что она была леди с положением, или как говорит идиома – с задницей).
Налетела желтая пресса. Вопя со своей обычной трибуны фальшивого негодования, они разделывали Пи-Орриджа (с его грантом от Совета по искусству) за омерзительность и безнравственность в колонках, вклинившихся между сенсационными репортажами о сексуально озабоченных клерках и бумажной плотью грудей с третьей страницы. Он подал жалобу на их ложь и неверное комментирование дела Совету по прессе, но было слишком поздно. В глазах Флит-стрит и десять лет спустя Дженезис Пи-Орридж все еще остается «Человеком с тампонами» – весьма грязная работа. В конце концов, разве это не он в 1971-м (за 5 лет до «Pistols») совершил абсолютное преступление; разве он не плюнул в Джона Пила? Да, было дело.
    Хотя теперь он с презрением смотрит на свое участие в арт-истеблишменте, говоря, что его мелкобуржуазная ментальность и непонимание того, что он делает, были отвратительны, а его работы, равно как и прочие того времени – в основном, «мусором», образ создался и сохранился; он оказался заключен в рамку собственного творения. Выставка «Проституция» была таким же веским «художественным высказыванием», как и всё остальное в Институте Современного Искусства в то время, но кроме этого она обнажила многое в предположительно либеральном мире искусства и СМИ, и, что важно для нашей истории, Дженезис Пи-Орридж создал единственное заявление, требуемое арт-сообществом в обществе, управляемом средствами информации – личность. «Достижение в каком-то смысле, но в тоже время и камень на моей шее».
    Теперь Джен, кажется, пытается отделиться от мира Искусства, применив простую, но действенную уловку. Он заменил слово «Искусство» словом «Магика»/Magick/. Он однажды написал: «Я думаю, что НИКАКОЕ искусство не имеет подлинной ценности. Это результат, но не вещь в себе. Это выражение и описание; это не опыт, это остаток. Это средство. Магика – единственный посредник, который может быть и тем, и другим».
    Сознательно отдаляясь от мира Искусства, он успешно избежал влияния поверхностной потребительской этики, которую исповедует арт-истеблишмент. В качестве «художника» Пи-Орридж чувствовал себя подозрительно, неловко и неудобно. Сейчас, как Человек Магики, он чувствует себя прекрасно. Даже если это новое название принесло проблемы, которые не возникли бы у того, кто вцепился в ярлык «Художник», потому что этот термин в обществе все же обеспечивает некоторое понимание и терпимость, в которых отказано этим странным «оккультным» типам.

Когда видеофильм «Catalan» разлагается на статические разряды, маленькая Каресс вяло сползает с кушетки и вприпрыжку пересекает серый как порох ковер, чтобы поиграть с двумя большими надутыми гелием воздушными шариками в форме Микки Мауса, которые бессмысленно болтаются в нескольких футах над полом, – подарок от папы. Старинные кружевные занавески колышутся, комнату оживляет дыхание утреннего бриза из Хэкни, а тем временем Пи-Орридж рассуждает об отсутствии энергии по утрам. Пленка переключается на реальное время.
    «Ты ведь знаешь, почему это? Причина очевидно биологическая».
    Э-э, биоритмы?
    «Нет. Ты допускаешь, что люди испускают частоты, пульсации. Ты знаешь доказательство».
    Голофоника Цуккарелли, Черный Ящик, Машина Мечты, тибетские трубы, которые резонируют на частотах, влияющих на наши частоты и вызывающих аудиально-индуцированный оргазм, теория Морфического Резонанса доктора Руперта Шелдрейка – всё от радионики до аур мадам Блаватской, кажется, указывает в этом генеральном направлении. Но как это может влиять на нас по утрам?
    Джен снова вспоминает о прошлом, открывая больше о своих подвигах в загадочном «Транс Медиа Исследовании» и, в процессе, больше о силах, которые движут им и Храмом сегодня.
    «Я познакомился с ними в 1969-м, они выросли из Взрывающейся Галактики. Люди там рассказывали об этом парне, который раньше был с ними, и который делал странные пластиковые капюшончики со всякими предметами внутри, - Дереке Джармене. Потом, в 1978-м я познакомился с ним лично. Так или иначе, Транс Медиа была очень строгой коммуной. Нельзя было спать на одном и том же месте две ночи подряд. Не было личных денег или одежды. Вся одежда хранилась вместе в коробке, так что ты просто выбирал себе что-нибудь, чтобы надеть сегодня. Ели всегда в разное время. Все имело значение, даже еда. Стандартные рецепты не признавались, так что приходилось импровизировать. Еще мы, например, будили друг друга по ночам в неурочное время. Всё было очень круто».
    Так семя было брошено в почву. Он научился не СЧИТАТЬ ничего за САМО СОБОЙ РАЗУМЕЮЩИМСЯ. Чтобы понять, какая форма поведения является привычкой, и до какой степени ломка этих укоренившихся привычек и предположений влияет на реальность. Реальность становится способом восприятия жизни. Чтобы стать самодостаточным, варьируя строгие формы самодисциплины, чтобы приобрести больше способностей субъективно изучать жизнь и приходить к собственным выводам и решениям. Быть как можно более неленивым. Такой стиль жизни объясняет, почему его мнения зачастую так необычны и неизбежно непопулярны. На практическом уровне это также объясняет, ради чего он накопил такой огромный объем работы.
    Одним из экспериментов Транс Медиа была попытка сломать или по крайней мере внести изменения в ограниченность Языка, являющегося ключом к «Контролю», этим давно уже были одержимы литераторы, от Оруэлла и Джеймса Джойса до Берроуза и Энтони Берджесса. Интерес к языку выражался различными способами; достаточно прочесть хотя бы то, что Джен написал для «Rapid Eye», чтобы понять, что он и сейчас использует персонализованную, очень характерную для него форму письма. Ранние эксперименты включали в себя попытки создать пишущую машинку, которая печатала бы нелинейным образом.
    «Ее можно было использовать, чтобы создавать коды и иероглифы, а также модели и формы начертания, тип письма, который был более визуальным и менее статичным. Мы стремились изменить манеру людей смотреть на вещи. Писать таким образом значило, что люди смотрели бы не на прямые слова или буквы, так что им пришлось бы смотреть на то, из чего созданы слова» .
    Монтирование этого символического новояза сделало его не только эффективнее, чем линейное письмо, но и более характерным.
    «Людям пришлось бы либо выстроить его обратно в буквы, чтобы понять это  у себя в голове, либо должны были научиться декодировать его как стенографию».
    Даже «расколотый» и читаемый почти автоматически, он все еще мог использоваться для написания личных посланий другим членам группы или изменяться согласно воле, в зависимости от значения и настроения. Но это дает дорогу критике. В данном случае – языка, и, шире, любой «альтернативной» структуры. Это применимо к Храму так же, как и к Транс Медиа. Возможно, делая это, человек просто заменяет одну структуру, один язык, одну безумную форму веры на другую? А если так, то в чем смысл?
    Смысл, разумеется, не обязательно в результате деятельности, но в участии, в поиске. В случае с языком, в изучении природы языкового Контроля (даже с самым богатым словарем) и ограничений, присущих любой форме коммуникации, в создании индивидуальной альтернативы, которая способна выразить идеи и чувства, остававшиеся до этой поры немыми из-за традиционного выражения. Кроме всего прочего, понимание подобного эзотерического языка побеждает лень, отрицает традиционную пассивную роль восприятия и ожидания и способствует большему взаимодействию между писателем и читателем.
    Еще одно преимущество создания такой гибкой, визуальной формы письменной коммуникации лежит в ее Магическом применении. Значение такого символизма может быть с большей легкостью забыто сознательным умом – реальное затруднение в нормальном употреблении, но не тогда, когда позже ты начинаешь использовать символизм, который создал, например, сигилизацию – о чем будет сказано позже.
    Дезориентация логики и ожиданий Транс Медиа, ее псевдо-сектантская ментальность злобного бойскаута и интерес к наблюдению за процессом, а не созданию продукта, кажется чем-то вроде плана для дальнейшего.
    Но как в эту головоломку вписывается Частота?
    Один из лингвистических предметов, который мы изучали в Транс Медиа как дисциплину, гласит, что есть два типа людей. Это не более чем упрощение для выражения идеи, это не значит, что мы действительно думали, будто есть два типа людей, но эти генеалогические термины существуют для простоты описания, и один из них – «квакваверсальный», что просто значит «смотрящий во все стороны одновременно». И есть другое слово, «центроклинальный», которое определяется как «противоположный квакваверсальному».
    Дженезис улыбается и выглядит весьма довольным собой. Язык скрипит, ему довольно трудно справиться. Похоже, Транс Медиа очень любила играть с такими идеями.
    «Мы, и на самом деле большинство людей осознали, что, как ты сказал, гораздо легче работать очень поздно ночью, чем утром. И наше правдоподобное, хотя и полусерьезное объяснение этому заключается в том, что центроклинали – люди, которые не хотят просыпаться, не хотят смотреть вокруг, ничего не хотят делать, эта мягкая, желеобразная масса, по отдельности они все хороши, но все вместе генерируют невероятное количество центроклинальной энергии. Мы не говорим - «негативной энергии», потому что слово «негативный» подразумевает моральное суждение, тогда как «центроклинальный» подразумевает …тщетность, большую черную дыру. Так что, когда центроклинали ложатся спать в своих домах в пригороде и так далее, их мозговая активность затухает и их центроклинальные эманации уменьшаются».
    Освобождая больше пространства?
    «Да, позволяя квакваверсальным энергиям вылезти и заполнить пустоту».
Но центроклиналы на другой стороне планеты все равно не будут спать.
    «Ну, мне кажется, мы решили, что воздействие энергии будет тем более очевидным, чем ближе ты к источнику; она сильнее воздействует локально, нежели глобально. Если ты рядом с кем-то, кто пытается ударить тебя в зубы, тебе будет больнее, чем если кто-то пытается ударить тебя, находясь в Японии, надо полагать». Джен, как вы заметили, обожает метафоры.
    Возвращаясь в Настоящее, под звуки музыкального центра «Sony» Каресс мысленно танцует с Микки в бальном зале. Головокружительная версия «Good Vibrations» Бич Бойз, исполненная PTV, (игра с частотами?) спутывает разговор. Сингл был выпущен в 1986-м и, благодаря удивительному коллажному клипу, снятому в Калифорнии во время гастролей группы в США, достиг нижних строчек национального хит-парада. Хотя формально эта запись была релизом Psychic TV на вершине интереса Пи-Орриджа к «Гиперделии», сперва ее собирался выпустить «Процесс» на лейбле «Процесс». «Процесс» – это не группа. Удивлены?
    «Процесс» – еще один фрагмент в мозаике малых и зачастую нереализованных проектов, которые составляют карьеру Пи-Орриджа. «Процесс», со всеми его очевидными аллюзиями на Брайона Гайсина, а также на одноименный культ доктора Роберта Де Гримстона, это способ, которым делается нечто. Скорее метод, чем его идентичность (группа) или результаты деятельности этой группы («запись»). «Процесс» также создал убийственную кавер-версию любимой песни Джена «Стоунз» «As Tears Go By». Процесс, выбранный для реализации проекта, в результате которого были созданы эти две мягкие пластинки, собрал вместе нескольких заинтересованных музыкантов – таких как Роуз из «Strawberry Switchblade», они стремились к тому, чтобы инструменты звучали как на оригинальных записях в 60-е, воспроизводя оригиналы в более приятном окружении звучания диско, используя технологию звукозаписи 80-х.
    Основной реакцией на сингл было - это мило, но поскольку исходит от Пи-Орриджа, довольно бессмысленно. Действительно, Дженезис является таким авторитетом среди стареющего, псевдо-интеллектуального поп-братства, что они забыли, что он способен выпускать записи просто для собственного удовольствия и так же подвержен влияниям, как и любой другой человек. Посещая дом Пи-Орриджа во времена проекта «Процесс» можно было заметить, что на журнальном столике лежит зачитанный до дыр экземпляр «Поп-изма» Уорхола.
    Для выпуска «Good Vibrations» были, конечно, и другие причины. У него есть жена, семья и закладная, по которой надо платить. Несмотря на советы, он никогда не стремился озеленить свою пустыню и не сходил с ума по деньгам – но сингл «Процесса» был неоспоримым шагом к платежеспособности, хотя бы даже большая часть денег, которые он заработал, был0 использована на нужды наиболее эзотерических проектов Храма.
    Очевидно, PTV более преуспели по части зарабатывания денег, чем пестрая пелена экспериментального звука, которой были «Throbbing Gristle», но даже теперь их вряд ли легко переварить, и в любом случае, метаморфозы от абстрактного электронного шума (эксперименты с «мьюзак» и его влияние на частоту) до мрачного попа PTV (эксперимент в поп-ритуале и его влияние на частоту) были скорее эстетической потребностью, чем тактическим маневром.
    Пи-Орридж, однако, по сути дела не стесняется того, что деньги от таких проектов как «Процесс» необходимы. Алекс Фергюссон (в прошлом участник ATV Марка Перри и бунтарских «Cash Pussies» Фреда и Джуди Верморелей) мог бы стать одним из лучших поп-романтических композиторов нашего времени. Но из-за того, что его имя ассоциируется с Пи-Орриджем, он вынужден зарабатывать себе на жизнь служа билетером в вест-эндском кинотеатре. С другой стороны, Джен, периодически получающий авторские гонорары и директор нескольких компаний Храма, находится в лучшем финансовом состоянии, хотя вовсе не богат – несмотря на слухи, основанные на домыслах о контрактах, заключенных PTV.
    Хотя Psychic TV подписало впечатляющий контракт на миллион фунтов с CBS, все 30 000 фунтов, которые они на деле получили, были потрачены на запись альбома «Dreams Less Sweet»/Не такие сладкие сны/, плюс еще 3 000 фунтов собственных денег Храма, одолженных у менеджера «Some Bizarre» Стиво и собранными на таких мероприятиях, как благотворительное шоу Марка (Алмонда) и «The Mambas», проведенное Храмом в Лондоне.
    Значительная часть средств была потрачена на использование Голофонной звукозаписывающей системы Хуго Цуккарелли. Цуккарелли – аргентинский тридцатилетний физик. Он работал на Кафедре Психологии Мозга в Буэнос-Айресе, руководил исследованиями сна и сновидений, особенно его интересовала внешняя индукция визуальной стимуляции и памяти. Позже он учился в Милане, где работал над электронными и магнитными полями. Именно там он сформулировал идею Голофонии, звукового эквивалента голографии. Подходя к теме звукозаписи скорее с нейрофизиологической, чем акустико-электронной стороны, Цуккарелли работает по принципу, что слушание – это активный, а не пассивный процесс. Со времен Эдисона и далее мы слушали записи механических вибраций, порожденных источником звука. При этом не принимается в расчет, как этот  звук воздействует на частоты, исходящие от слушателя. Запись вибраций источника – лишь половина целостной картины звука; вторую половину создает слушатель, придавая звуку пространственный тембр.
    Например, если вы слушаете запись голоса человека, стоящего в 25 футах от микрофона, то услышите очень слабый голос – плохую запись. С другой стороны, если вы слушаете того, кто разговаривает с вами, находясь примерно на таком же расстоянии в комнате, то вы осознаете, что человек стоит примерно в 25 футах от вас, насколько громко он говорит, и где находится по отношению к вам. Вы слышите реальность. Голофония, придающая звуку трехмерность, – запись этой реальности. Звук записан без микрофонов в обычном понимании этого слова, с помощью манекена, у которого есть череп, уши, волосы, внутренние жидкости и пустоты. То, что мы слышим через этот манекен (по имени Ринго) -взаимодействие между источником звука и ответным тоном, создаваемым нашими ушами – или, в данном случае, ушами Ринго. В этом случае мозг способен интерпретировать результат и придать ему пространственный тембр.
    Чушь? Очковтирательство? Вот что об этом тогда говорили на Флит-стрит:
«В последнее время ряд музыкальных изданий и газет с Флит-стрит писали об альбоме Psychic TV. Группа хвастливо заявляет, что это первая «голофонная» запись, вышедшая в свет, что она позволяет слушателям услышать «трехмерную» музыку. Вздор! Прослушав альбом, я обнаружил в нем только одну странность помимо эксцентричной музыки: кто-то трясет спичечным коробком в конце последней дорожки… Ди-джей «Радио Один» Ричард Скиннер, бравший интервью у Psychic TV на прошлой неделе, описывает их как «изобретательных комедиантов», добавляя: «Они всего-навсего используют очень старую систему стереозаписи».
— Питер Холм, «The Standard», 24.11.82
«Приготовьтесь к голофонному звуку, который должен стать одним из основных технологических достижений 80-х. После моей довольно скептической заметки о Psychic TV, на прошлой неделе со мной связался изобретатель и устроил для меня специальную демонстрацию – и, клянусь вам, это ошеломляющий эффект … Звук точно проходил у меня перед лицом, а затем окружал затылок… собственно, полное ощущение трехмерности, и самое потрясающее то, что то же самое можно было услышать через один наушник, а значит это не имеет ничего общего с привычным стерео… Голофония также может стимулировать визуальные эффекты».
— Питер Холм, «The Standard», 1.12.82
Может быть, самовнушение? Но не все так думают. Рик Уэйкман, Стиви Уандер, Кейт Буш, Вангелис и «Пинк Флойд» спорили, кому из них первыми использовать эту систему, а Пол Маккартни даже хотел купить патент на нее. Но Цуккарелли отклонил все выгодные предложения, он хотел, чтобы его изобретение использовал тот, кто сможет его понять, оценить его полезность и использовать его смело и изобретательно, в итоге для первой записи он выбрал группу «PTV». Джен ухватился за эту возможность и протащил злосчастного серебрянноволосого Ринго по пещерам, которыми пользовался Клуб Адского Огня сэра Фрэнсиса Дэшвуда, через коллекторы с влажными стенами, ползал за ним, гонялся с собаками, разливал вокруг него бензин и поджигал, и положил его в гроб, и похоронил. (Когда будете слушать эту запись, заприте дверь, оденьте наушники и выключите свет. Даже учитывая обычную в таком случае дезориентацию, если вы не испытаете ощущений, которые обычно не ассоциируются с поп-музыкой, значит вы сделаны из дерева.)
    Результатом этого стала прекрасная, таинственная, поражающая воображение запись. Наполненная звуками задыхающихся гобоев и безумных пульсирующих церковных органов, обволакивающих песни и стихи Храма, написанные Томасом Таллисом, Джимом Джонсом, Чарльзом Мэнсоном, Монте, Джорди, Крафтом-Эббингом, Алексом и Дженезисом. Нечто вроде резиновой «Psychopatia Sexualis», она стала сборником гимнов Храма, но компания звукозаписи не смогла в это врубиться.
    «PTV», которые ранее до альбома «Dreams» были выброшены «WEA Records» за оскорбление после выхода их пластинки «Force The Hand Of Chance», теперь выставила за дверь «CBS». Возможно, им не понравился вид Джена, таскающего за собой закованного в наручники Марка Алмонда по их офисам на Сохо-сквер, особенно во время визита Дэвида Дженсена.
    Джен вернулся к независимым. «Illuminated», «Fresh», «Fetish», «Red», «De-Coder» и «Sordid Sentimentale» – вот лишь некоторые из лейблов, на которых он (в буквальном смысле) нацарапал свои мысли, раздавая авторские права и мастер-кассеты таких записей как легендарная «D.o.A» «Throbbing Gristle» поклонникам, чтобы побудить их к созданию собственных звукозаписывающих компаний и разгромить «пиратов», жиреющих на пропавших стараниях «TG», скармливающих музыкальный хлам молодежи и требующих сквозь забитый нос платы за свои услуги. Всё это очень альтруистично, но из-за такого отношения к звукозаписывающей индустрии и деньгам в целом он зачастую оставался без гроша.
    Однако известность имеет свои преимущества. Один из посетителей Храма – Антон ЛаВей, глава Церкви Сатаны (узаконенной в США). ЛаВей, которому нравится идея TOPY, кажется готов передать неоперившемуся издательскому подразделению Храма права на издание в Великобритании его неопубликованных книг, таких как его довольно бестолковая «Сатанинская Библия».
Другое знакомство Дженезиса, возможно, поможет выпустить на лейбле Храма ранние «звуковые эксперименты» «Velvet Underground», в другом случае речь идет о правах на издание избранных сочинений Теренса Селлерса.
Этот писатель однажды столкнулся с Пи-Орриджем в лондонском кафе и был представлен Питеру Гетти, прилетевшему на «Конкорде» из Нью-Йорка, чтобы взять интервью у Пи-Орриджа для своего «Evergreen Review». Питер, который в день своего 25-летия унаследует изрядный кусок фамильного состояния, отвез своего измученного бедностью собеседника на самолете на несколько дней в Париж, а Джен отплатил ему за услугу, познакомив Гетти с человеком, написавшим некоторые из картин, висящих над каминами дома у обоих – Брайоном Гайсином.
Убежденный беккетианец (если таковые существуют), в настоящее время Питер пишет пьесу. Поскольку он не гонится за прибылью, эту вещь наверняка разнесут критики за отсутствие «страсти» или какой-нибудь другой высосанной из пальца ерунды, безотносительно к достоинствам произведения, просто потому, что общество не может поверить в то, что создается в чисто творческих целях – считая это потаканием слабостям, несмотря на то, что, как это ни смешно, его мотивации должны быть самыми чистыми и бескомпромиссными.
Сингл «Процесса», однако, был раскритикован согласно этой извращенной логике. Он не претендовал ни на что кроме любовной дани уважения поп-музыке, независимо от того как это было сделано. Стиль шестидесятых, с их невинным идеализмом Фермы Язгура (имеется в виду ферма, где в 1969-м году состоялся фестиваль Вудсток – прим.ред.) теперь, сквозь временную перспективу выглядящих круче, сейчас интересует Джена и в музыкальном, и в духовном отношении. Так же как в свое время экзотические напевы Мартина Денни, соединенные Пи-Орриджем в неравном браке с техно-попом Дюссельдорфа, стали источником дальнейшей работы TG, «Psychic TV» сейчас проходят  стадию эксцентрического эйсид-хауса, в противопоставление сотрясениям пост-панка. Настроение, нашедшее отражение и в нынешнем стиле одежды Пи-Орриджа.
Прежний, милитаристский имидж Храма – суровый, в черных и серых тонах, устрашающе выбритый и брутальный, был представлен (вполне намеренно) как мода. Храм, стремящийся быть свободной ассоциацией, заинтересованной в «Индивидуальности», принял униформизм, чтобы проверить частную и общественную реакцию на него. Чтобы сыграть в озорную игру с модой, сводя ее на нет. Точно так же, как Храм играет с поведенческими моделями, предлагаемыми организованной религией.
Теперь черные рубашки и камуфляжные куртки, значки, напоминающие фашистские, и скрипучие «Доктор Мартен`с», создававшие у обывателей ложное впечатление, что Британское Движение наводнило задворки Ист-энда, канули в небытие. (Идея заключалась в том, чтобы отдать должное Дизайну и Имиджу и вырвать назад мощный образ, узурпированный нацистами. Но большинство людей истолковали это неверно: модные левые обвинили Пи-Орриджа в том, что он фашист, и в это же время на него неоднократно нападали правые скинхеды, обзывавшие его «жидом»).
Ныне для Пи-Орриджа, уставшего от монотонной лондонской копоти, автомобильных пробок и дождей, бородатых социалистов, белых шлюх на высоких каблуках и акров серых муниципальных домов, всё стало прекрасно и светло. Но так было не всегда. Как-то раз TG наняли дизайнера одежды, своего друга Лоренса Дюпре, чтобы он разработал для них собственный камуфляж (можно приобрести сотни различных видов камуфляжа со всего мира, и у Пи-Орриджа имеется неплохая коллекция, но группа хотела уникальный). Он предложил жесткий, угловатый дизайн в черно-бело-серых тонах. TG сшили эти костюмы и частенько выступали в этой униформе – «урбанистическом камуфляже». Сейчас, протестуя против окружающей серости, Пи-Орридж зачастую щеголяет в шелковом сари, пурпурных слаксах и с длинным конским хвостом, переплетенным разноцветными шерстяными прядями.
Дженезис многозначительно именует этот стиль – «Гиперделия», смесь психоделии и модернизма. Теперь Храм говорит о «Гневной Любви», объединении мирного идеализма хиппи и воинственных, неистовых протестов ситуационистов 1968 года. Избирательная любовь, оправданный гнев, рождающийся из полного крушения надежд.
Для Джена Гневная Любовь – позывные нового, реалистического радикализма. «Радикализм – это то, что ты делаешь, а не то, как ты выглядишь. Радуйтесь и действуйте! Не разрушайте, не расчленяйте, не расставляйте силков… Радикализму дает силу строительство, а не разрушение. Каждый день это общество совершает массовое убийство. Оно убивает воображение, потенциал, возможности людей всех возрастов и полов, но более всего это сказывается на  молодых. Им предлагают убивать время Крэком, убивать оптимизм сарказмом и гипнотизировать себя смертью, постоянно рядясь в Черный».
Гневная Любовь – это видение Тимоти Лири, сталкивающееся с непробиваемым предметом – жестокой реальностью тэтчеровской Британии. Как пишет Пи-Орридж в Бюллетене Храма: «ВКЛЮЧИСЬ (контроль), НАСТРОЙСЯ (на Себя), ОТРУБИСЬ (от Контроля)… МЫ ЛЮБИМ, но так, как это можно делать в 80-е. Мы ЛЮБИМ борьбу, мы ЛЮБИМ надежду… Мы чувствуем ГНЕВ по очевидным причинам».
Гневная Любовь означает - Хватит Вредить Друг Другу. Не потому, что это «хорошо», а потому, что это пустая трата времени. Это отклонение от истинной борьбы. Борьбы каждого индивида. Борьбы против самодовольства, пуританизма, однообразия, предубеждения, вины, страха, ограничений. Борьбы против социальных проявлений КОНТРОЛЯ.
Этот новый, практический радикализм проявился в организованной Храмом демонстрации у посольства ЮАР на Трафальгарской площади 14 сентября 1987 года, приуроченной к началу суда над Мозесом Мойекасо в Йоханнесбурге, и в серии демонстраций Храма у брайтонского аква-центра, требующих освобождения дельфинов, которых заставляли давать представления в убогом бассейне (деятельность, которая обычно не ассоциируется с «сатанистами-нацистами-арт-порнографами», надо полагать).
Гневная Любовь прославлялась на нескольких мероприятиях PTV, таких как день «Буйства Глаза» в Электрическом Бальном Зале. PTV играли с Оркестром Гневной Любви и шестью другими группами на девятичасовом «фестивале под крышей». В партере продавалась «Гиперделическая Здоровая Пища», был организован «Теле-Визионерский Зал» и дискотека, но вспомнил ли кто-нибудь, что надо захватить с собой презервативы для «Шатра Свободной Любви»?
Такие действа, как Буйство Глаза, побудили людей действовать, а не просто присутствовать на представление. Игнорировать современную моду и нелепую одержимость СМИ 80-х «Стилем», диктуемых самодовольными, монотонными голосами Питера Йорка и Ллойда Гроссмана, – и радоваться жизни.
Буйство Глаза вызвано ВИДЕНИЕМ и НАБЛЮДЕНИЕМ того, что в действительности происходит в обществе. Концепция Гневной Любви направляет порождаемый ими гнев не на уличные бунты, а на конструктивные цели. Непринятие. Усиление восприятия. Пленка перематывается назад… «Радикализму дает силу строительство, а не разрушение…»
Какая бы терминология не использовалась, по-видимому, в настоящее время Храм отражает суть нового хиппизма. Все зависит от ваших взглядов на хиппи, считаете ли вы это плохим или хорошим. Если вы пленник моды, то для вас они неуместны и отвратительны. Но если вы рассматриваете хиппи как человека, который находится в активном поиске и творит для себя жизнь, свободную от уловок и компромиссов, от давления материализма и моды, то, возможно, вы сочтете, что это неплохо. Лично я нахожу, что в настоящее время Храм все же чрезмерно увлекается проблемой одежды. На вечеринке, организованной PTV на судне на Темзе, например, в приглашении говорится, что вы должны быть одеты в Психоделические одежды, иначе вам будет отказано во входе – очень похоже на «эксклюзивные», «альтернативные» клубы Вест-энда начала 80-х, которые оперировали дресс-кодом, гарантировавшим, что все будут выглядеть «оригинально», если станут походить на Мэрилин, Боя Джорджа или одну из бывших подружек Роберта Элмса. Действительно, каждый Бюллетень Храма нападает на черное и серое. Несмотря на то, что ношение простой, классической одежды, невзирая на моду, сводит моду на нет и уменьшает объем умственных усилий, затраченных на такие пустяки, как покупка и выбор одежды. Как и Индивидуум (sic), которым является человек (принимая некоторые игры Пи-Орриджа со стилем), возможно, не имеет значения для танцующих масс, которые можно видеть на любом концерте PTV; но в этом царстве двойного блефа и изощренной хитрости, кто знает и кому какое дело? Как бы вы ни считали, Старый Серый Волк появился в своих истинных настоящих цветах и таким образом случайно предсказал взрыв эйсид-хауса в конце 88-го.
«Так совпало, что я использовал термин «эйсид-дэнс» раньше, чем до нас из Чикаго дошел термин «эйсид-хаус»».
Размышляя о том, что Пи-Орридж творил с эмуляторами, записями голосов, своим странным архивом звуков и электронным, «индустриальным» ритмическим порядком TG в конце 70-х, и связав эти составляющие с его безумными заявлениями о Мэнсоне, Лири, Процессе и психоделии с созданием Храма в начале 80-х, трудно не заметить взаимосвязи.
Эта взаимосвязь вылилась в его сотрудничество с Ричардом Норрисом под анонимной маской «Noise Or Not», доморощенной команды кислотной продукции, которая издавала «Acid Tablets», череду фальшивых альбомов-«компиляций» –оригинальных «британских эйсид-дэнс фрикбитов», а также великолепный 12-дюймовый сингл «Superman/Jack The Tab», названный «Мелоди Мейкер» «лучшей эйсид-хаус записью, сотрясавшей танцпол в 1988 году».
Вопрос о происхождении и точном определении, что же такое эйсид-хаус остается открытым, но, как говорит Джен, «Есть нечто общее во всех интерпретациях эйсид-хауса – это возрождение оригинальной идеи психоделии, состоявшей в том, чтобы взять самую современную технологию – в те времена это были бы «квакалки», меллотрон – и попытаться выяснить, что же такое наиболее странное, иррациональное с ней можно сотворить. Этим и занимались «Throbbing Gristle». Мы купили компьютер и использовали его для сэмплирования еще в 1976 году, задолго до изобретения технологии сэмплирования. Шесть последовательно расположенных кассетных дек, испускающих звуки в случайном порядке, создавая ритмы и созвучия».
Большой звук разлетается вокруг культурных столиц, отражая различные отношения мира, как свет в зеркалах и линзах. Короче говоря, все цвета сливаются в белый стробоскопический свет эйсид-хауса, средоточие характерное для стиля 80-х, смешивающего звуки, образы и субкультурные сюжеты и, таким образом, это олицетворяет собой момент, момент внутри и вне времени, общее ощущение дезориентации и перегрузки, возникающее вследствие жизни в медиа-джунглях начала 90-х.
«Не существует никакого послания, но музыка сама по себе – заявление о медиа-вспышке и увеличении объема впечатлений, с которыми приходится сражаться человеку под воздействием средств массовой информации.
Наконец все разнообразные мечты и разные нити, которые сплетались в странные узоры последние 15 лет, сошлись вместе, У-ГУУ! И что самое замечательное, нет никаких правил и ограничений».
Лишенный лирики кислотный бит предоставляет Пи-Орриджу идеальную платформу. Никакого формата, никаких правил. К началу 89-го он и другие деятели эйсид-хауса создавали куда более тяжелый, причудливый саунд, чем то, что пришло из Америки, и передавали его обратно ди-джеям-пуристам из Чикаго. Три тысячи американских ди-джеев не могут ошибаться.
«Это похоже на то, что произошло в 60-е. Мы взяли американский ритм-энд-блюз и попытались его сымитировать, в процессе исказили его, недопоняв, сделали его британским и реэкспортировали в США в огромном масштабе».
Отсюда и лейбл «Temple Records Acid House» - логотип в виде британского флага с перевернутым пацификом в центре.
«Моды использовали британский флаг, это было связано с фрик-битом, модовской психоделией. Панки использовали разорванный британский флаг. Теперь мы его используем, только перевернутый, потому что всё перевернулось. Забавно, если написать вверх ногами знак C.N.D., получится руна «Защита». Так что в 60-е они всё неправильно поняли и последние 20 лет все шествовали под неправильным символом!
Я обожаю эйсид-хаус, потому что музыка позволяет сарказму, непочтительности, и экспериментаторству снова стать достойным жизненным путем. Мы все всё равно это делали, потому что это в нашей природе. Но на этот раз обстоятельства на нашей стороне. Все лучшие идеи неизменны, они никому не принадлежат. Вся популярная культура стала прекрасной мишенью для переделок, для кражи любых кусочков, которые тебе нужны. Музыка, ТВ, политические речи, мультфильмы, кино».
Постмодернистский дух творческого плагиата, эксперименты с перетасовкой и персонализацией костей культуры – догм общества – дар небес для Пи-Орриджа.
«Нет ничего неприкосновенного и священного. Я ВСЕГДА хотел жить в мире, где ничто не неприкосновенно и ничто не священно. И никто не может сказать, как будет правильно».
Хотя музыкальная пресса как правило их игнорирует, еще несколько альбомов PTV вышло с тех пор, как «Dreams» сотряс музыкальные магазины в 1983 году; такие как иллюстрированный диск «Pagan Day», выпущенный в 23:00 23 декабря 84-го и уничтоженный 23 часа спустя. Затем вышли три пластинки «Psychic TV Themes». С записью голоса Алистера Кроули, поющего по-енохиански, фортепианными гаммами, взмывающими ввысь, как график успешных продаж, боем и гудением труб, сделанных из человеческих костей. Трубы не только расширяют возможности Союза Музыкантов (у которых все еще возникают проблемы с подражателями), но на деле являются древними ритуальными инструментами. В Тибете, откуда они происходят, их называют «ркан-дун», они изготавливаются из бедра убийцы (предположительно), человека, погибшего насильственной смертью или девственника – считается, что их звук призывает беспокойную душу покойника. Многим таким костям несколько сотен лет, зачастую они искусно украшены серебряной сканью и полудрагоценными камнями. Менее роскошные версии отделаны долговечной человеческой кожей.
В декабре 85-го был выпушен блестящий саундтрек PTV к балету Мэнтиса «Глашатай Ночи», представлению, которое сочетало в себе хореографию Миши Бержеза (из фильма «В компании волков») с декорациями Джармена и самой мрачной, гулкой партитурой, под которую когда-либо танцевала труппа.
Когда приглашенный композитор представил совершенно безжизненное и неподходящее сочинение, Бержез решил выбросить музыку и попросить кого-нибудь еще создать звуковое сопровождение, но он не знал никого, кто был бы готов закончить заказ к премьере представления в Брайтонском Центре Гарднера всего через шесть дней. Джармен позвонил своему другу, и через 24 часа PTV засели в студии, сочиняя и записывая звуковую дорожку, глядя на запись генеральной репетиции балета, всего за 36 часов, и стремглав понеслись к Мэнтису в танцевальную студию Пайнэппл в Ковент-Гардене, у них оставалось только два дня, чтобы отрепетировать балет под совершенно новую музыку. В итоге получилось невероятная демонстрация способностей Пи-Орриджа, прекрасно воплощенная прекрасными балеринами на MTV.
В начале 1987-го Храм столкнулся с проблемой. Не хватало контрактов на записи, не хватало денег с одной стороны, а с другой - публика обрушила на Храм поток заказов на продукцию, связанную с PTV. Как всегда оригинальный, Дженезис придумал ход, который бы разрешил обе проблемы и удовлетворил его желание демистифицировать PTV настолько, насколько это возможно. В то же время, он смог бы представить Храм как живую сущность, используя пластинки и их обложки в качестве постоянной основы для посланий и дневника, и в то же время, в качестве приятного побочного эффекта, раздражая звукозаписывающую индустрию. С 1987 по 1989 годы звукозаписывающая компания Храма должна была выпускать по новой пластинке «Psychic TV» 23 числа каждого МЕСЯЦА в течение 23 месяцев. У всех пластинок были почти одинаковые обложки, они издавались ограниченным тиражом от 3 до 5 тысяч и были пронумерованы. Продавались они дешево, по цене около 3.50 фунтов каждая, поклонники получали то, что хотели, а Храм – доход, необходимый для выживания. Музыкальные магазины возненавидели эту идею. Музыкальная пресса не могла справиться с проектом. Музыкальная индустрия в целом сочла, что это позорит саму концепцию выпуска альбомов – она предпочитала рецензировать, продавать, впаривать и просто восхвалять альбомы, как будто их выпуск был культурным событием исторического значения. «Долгожданный альбом «U2», диск Спрингстина, который записывался три года, вы все его ждали…» Пока рок-гиганты тратили сотни тысяч на видеоклипы, запись и продажу, маленькое PTV вернулось – отчасти по необходимости – к панковской этике, которая за десять лет до этого вдохновила Пи-Орриджа на создание «Throbbing Gristle».
Еще более эзотерично был сделан диск Джима Джонса, составленный из фрагментов записей последних речей дорогого Преподобного и его последователей до того самого момента, как Джонстаун совершил свое коллективное «самоубийство». Как штудия по паранойе, массовым галлюцинациям и практикам контроля над стадом (В данном случае – социализм и христианство) он стоит наравне с закрытым, обкуренным, опиастическим, гомосексуальным орденом убийц в Аламуте – Асассинами. Современный микрокосм теории Контроля на практике, которая возможно до сих пор изучается под микроскопом в какой-нибудь пыльной конторе в деловой части Вашингтона, «Temple Records» выпустили ограниченный тираж записи в 993 копии, по одной для каждого члена Народного Храма, которые принюхивались к нему в поисках Иисуса и гайанского лагеря, и на каждом диске стоял золотой оттиск: «Труп Номер Один», «Труп Номер Два» и так далее, до конца этой кошмарной коллекции. Эти проекты игнорировались не только потому, что они по определению не являются частью популярной культуры, но и потому, что издатели считают, что молодым людям не следует говорить о том, что может оскорбить их болезненную чувствительность – эти проекты все же были просто перевалочным пунктом между предыдущим большим альбомом и новым шедевром, записанным «Psychic TV» и Ангелами Света.
«The Starlit Mire» – конфигурация различных новых звезд. Папа Иоанн Павел, Антон ЛаВей и отбеленные, хлорированные кости Брайана Джонса. Если Кроули и поднимает здесь свою бритую голову, то это скорее лишь в знак почтения к роли, сыгранной им в «Сержанте Пеппере», чем малопонятной «Книге Закона», поскольку это Храм на самом доступном уровне. Блистательно яркий и темный психоделический поп и эйсид-хаусовый трэш, обработанные знающими музыкантами, обладающими чувством движения и (третьим) глазом, направленным скорее на эффект, чем на цель.
Из-за нехватки денег альбом, в буквальном смысле, оказался на полке. Из-за необходимости нанесения нескольких окончательных мазков, которые требовали студийного времени на 5 000 фунтов, поддержки и дистрибуции компании, обладающей большей мощью, чем маленькая «Temple Records», если этот эффект следует широко распространить. Джен пытался добиться нового контракта, но ведущие компании не хотели о нем даже слышать. Какими бы не были многообещающими, каким бы международным культовым статусом не обладали PTV, они создают слишком много проблем, они слишком вредные, слишком изощренные, чтобы поставить на них в эти дни колеблющихся продаж, возвращения к героике и идолопоклонству глэм-рока, и прорывающихся американских увлечений – хауса, хип-хопа, хай-энерджи и т.д. Возможно, они все еще помнят, как Дженезис подшутил над ними несколько лет назад, послав всем крупным западным компаниям по девятидюймовому литому медному члену, с названием корпорации, выгравированному вокруг головки… «CBS», «EMI», «Polygram»… и с гравировкой на основании - «Psychic TV ебут индустрию звукозаписи». Эта затея обошлась в сотни фунтов, но все зачастую лишенные чувства юмора, следящие за бюджетом A&R отделы предпочитают просто не иметь дело с такими, как они. Действительно, к PTV зачастую относятся как к «таким, как они». (Хотя «The Starlit Mire» еще только должен быть выпущен, фрагменты из него появились на других записях, таких как альбом «Temple Records» «Allegory And Self». Они активно противостоят корпоративной узколобости, используя собственный независимый лейбл, который PTV используют от случая к случаю, чтобы обнародовать новый студийный материал. Но из-за его малого размера релизы Храма не могут конкурировать с записями, выпущенными ведущими компаниями, и вряд ли могут достичь высоких позиций в хит-параде из-за отсутствия объявлений, рекламы на радио и дистрибуционной сети).
Немного умаслил большие рекорд-компании и привнес нечто новое в статичный публичный имидж Пи-Орриджа - «Человека с тампонами» - выпуск самого продаваемого на сегодня сингла PTV, «Godstar», песни про Брайана Джонса. Одного из Rolling Stones.

«И ты был так прекрасен
И ты был такой особенный
Если бы я мог быть с тобой сейчас
Если бы я мог тебя спасти…»
 — «Godstar», PTV 1985 г.

    «Ну, когда мы записывали «Godstar», я не знаю, известно ли людям об этом, но когда мы записываемся на студии с 24 дорожками, мы всегда используем только 23, это просто традиция. Одна дорожка всегда остается свободной для… чего-то неожиданного. Записывались мы долго и в итоге зашли в тупик, где – такие вещи всегда звучат банально, но мне все равно – нас настолько затронуло это эмоционально, что все были напряжены, и в студии создалась очень странная атмосфера. Мы все устали, мы провели там уже около недели и вложили в эту запись больше, чем в любой другой большой альбом. Из-за темы мы хотели, чтобы она была уважительной, аккуратной и стала поводом для размышления. Там был Кен Томас и инженер по имени Марк Фишлок. Джорди Валлис из Всемирной Сатанинской Сети и кое-кто из «Psychic TV». Так или иначе, мы решили провести эксперимент Родивса, знаете, как в его книге «Прорыв» (Taplinger Publishing, NY, 1971), где он использует маленькие диоды, чтобы записать на кассету голоса мертвых. Так что Хиллмар, дока в электронике, сделал этот диод, что-то вроде кошачьих усиков. Я не знаю, что к чему в электронике, но основной идеей было, что это как бы приемник без заряда в нем. Он должен был экранировать все внешние сигналы».
    И не допустить на пленку ничего постороннего, вроде радио.
    «Да, оставить пленку свободной, так чтобы ничего не попало на нее, чтобы она ничего не подбирала. Так что мы запустили мастер-кассету со свободной дорожкой, дорожкой №23, на «запись», все сели и выключили свет, и делали то, что обычно делается на спиритическом сеансе. Пытаясь связаться с… Брайаном Джонсом. И когда мы в первый раз записали ее и прослушали, там ничего не было. Тогда мы во второй раз ее запустили, и снова ничего не получилось. Потом, когда мы запустили ее в третий раз, за некоторыми словами послышался очень ясный, громкий звук, который, как сказали Кен и инженер студии, они никогда раньше не слышали в студии. Не электронный звук, не звук помех. Его произвело не оборудование, да и студия была изолирована».
    Это было на 23-й дорожке, когда вы прослушали всё вместе или только один канал?
    «Нет. Слушали только одну дорожку. Потом мы проиграли это вместе с записью целиком, чтобы посмотреть, как это будет звучать, и это оказалось В ТОЧНОСТИ под словами «Если бы я мог быть с тобой сейчас». Отличный бит, время, всё».
    Это можно будет услышать на альбоме?
    «Нет, только подсознательно».
    А какой шум это был сам по себе, электронный шум?
    «Что-то вроде… крраахх! Но это было не похоже на шум от радио-помех. Это был вроде как электрический, но в то же время и свистящий звук, но не такой, который можно изобразить, если сесть и попытаться воспроизвести его. И он был очень отчетливый, в долю секунд».
    И он еще играет на фортепиано на альбоме?
    «Ну да, это было просто, не так таинственно. Мы просто засэмплировали его партию из «Satanic Majesties», положили на Эмулятор 2, и смогли вставить игру на пианино Брайана Джонса в альбом».
    Вы поставили его имя?
    «Нет, это могло стоить нам денег!»
    «Godstar» был выпущен 28 февраля 1986 (в день рождения Брайана Джонса) года, когда группа гастролировала по Европе. Сингл достиг первого места в хит-параде Независимых и попал в Пятьдесят Лучших в национальном хит-параде, с марта по июнь того года было продано около 40,000 копий. Радио Один Би-Би-Си с самого начала отказалось ставить диск в эфир, из-за слухов о том, что это обеспокоило самого Джеггера, который был закономерно разозлен укоряющим содержанием песни. Пи-Орридж разрешил эту проблему во время рекламной кампании сингла, устроенной в Мегасторе фирмы «Virgin» на Оксфорд-стрит, куда PTV пригласили исполнить несколько песен. Схватив магазинный восковой манекен Мика Джеггера, он принялся с ним «танцевать», в то время как изумленные японские туристы щелкали своими «Никонами» «сумаседсых планк-локеров». Видеоклип на «Godstar», снятый за скромный бюджет старым союзником TG Акико Хадой, был принят кабельными каналами «SKY» и «MTV», и Пи-Орриджа увидели в семи миллионах гостиных в девяти европейских странах. Он также дал самое всеохватное интервью за свою карьеру на спутниковом ТВ Гэри Дэвису (он в любом случае не соответствовал надписи на своей футболке - «Молодой, Свободный и Холостой») Наконец-то наступила поп-известность.
    О выпуске «Godstar» было доведено до сведения публики с помощью 10,000 наклеек, стратегически размещенных по стране Посвященными Храма и сочувствующими – в метро, поездах, туалетах или, нагло, прямо на витринах музыкальных магазинов. Первые 5000, похожие на похоронные карточки, содержат простое послание: «БРАЙАН ДЖОНС УМЕР ЗА ВАШИ ГРЕХИ». Вторые 5000 с первого взгляда кажутся такими же, кроме того, что добавлено второе сообщение в виде маленького черного духовного креста. Загадочно, подсознательно, забавно? Некоторые, без сомнения, скажут, что это попытка шокировать и напускать на себя таинственность безо всякой необходимости – критическое отношение, распространяющееся на все аспекты работы Джена.
    Дальнейшее определение выражения того, что происходит у него в голове зависит от его позиции. Но так же как упрощение и оздоровление имиджа PTV могло бы вылиться в то, что они бы стали довольно успешной, весьма богатой поп-группой, это также привело бы к провалу в достижении цели. Какой смысл выпускать запись, или футболку, или наклейку, если придется к каждому предмету приложить книгу, поясняющую в более определенных выражениях, что всё это значит. Такие затруднения возникают у любого деятеля искусства, если он не преследует чисто коммерческих целей. Черта, которую вы проводите между Историей и Тайной, между Использованием и Наукой, может оказаться той самой веревкой, на которой вас повесят.
«Ну, как и со всем, что ты делаешь, надеюсь, наклейка – это лишь вершина пирамиды. Точно так же это могла быть книга, художественный фильм, музыка, общественное движение. Поэтому я могу понять, что Дерек (Джармен) имел в виду, когда сказал тебе, что очень трудно объяснять дальше. Я не могу дать тебе весь ответ, я могу попробовать».
Считайте это упражнением. Эта наклейка работает на разных уровнях.
«Да, есть очень простой уровень, на котором это может считаться намеренной насмешкой над христианскими символами и ценностями. Но она также могла относиться к тем «Rolling Stones», которые живы до сих пор. В этом случае, из того, как я наблюдал, что происходит с Брайаном Джонсом, я бы сказал, что это попадание в точку, это репортаж. Тычок в ребра, требующий ответа. Она также нацелена на то, чтобы смутить оставшихся Стоунз. Еще она выражает привязанность к Брайану Джонсу, а это, значит, что она должна быть похожа на эпитафию на могильном памятнике. Обычных людей на улицах она должна смутить и заставить задуматься, что всё это значит, заставить некоторых людей, достаточно взрослых, чтобы помнить, что случилось, может быть, подумать о том, о чем они думали тогда – что ему никогда не воздавали по заслугам».
Джен в любом случае всегда умел придумывать хорошие ярлыки – помните поток черных и красных духовных крестов или наклейки «Предположим, этот телефон прослушивается», которые появлялись в лондонских телефон-автоматах несколько лет назад? С Пи-Орриджем подрывная деятельность всегда осуществляется средствами доступной популярной культуры массового производства.
«Если бы Уорхол сделал что-нибудь в этом роде, он бы напечатал это на обоях и покрыл ими стены галереи. Выставил бы несколько красивых изображений Брайана Джонса, и всё бы выглядело очень шикарно и увеличило бы его вес как художника и прибыльность мира Искусства. Но я всегда предпочитал делать то же самое на улице, полуанонимно, чтобы понять, что на самом деле из этого выйдет. Чтобы увидеть, какой это будет иметь эффект, если говорить о возникновении слухов на улицах. «Ты видел то или это?» и «Что это значит?» и так далее».
На это работает Духовный крест, равно как и использование Храмом числа «23». Искусство на улицах имеет мгновенный социальный эффект. Как давно уже понял Пи-Орридж, Искусство на стенах галерей такого воздействия не оказывает. Загляните в местные газеты по всей стране, и в конце концов наткнетесь на мелкие новости маленьких городков, из которых создаются легенды. Вот несколько вырезок:
«Необъяснимое нападение.  Банк «Барклай» в Дидсбери был на прошлой неделе размалеван лозунгами … наряду с символом анархии там присутствовали три образца другого символа, которые озадачили персонал… вертикальная линия, перечеркнутая тремя горизонтальными. Они не имеют представления, что это значит. А вы?»
«Символы «Черной Магии» и граффити были намалеваны на стенах Уолсоллской приходской церкви, власти заявляют, что художники-вандалы обойдутся городскому совету в несколько сотен фунтов на ремонт… их представитель заявил «Обзерверу», что символы выглядят как греческий знак «Эока», перечеркнутый крестом, однако некоторые думают, что это мог быть какой-то магический символ».
«Полиция все еще не имеет понятия, что означает число «23» и зачем оно было нанесено краской из баллончика на стены шести местных церквей в прошлые выходные. «Мы не понимаем смысла этого числа», - сказал капитан Марк Валлерик…»
«Полиция сообщила, что по их сведениям число «23», написанное недавно на нескольких зданиях, может быть перевернутым «32», которое, по словам экспертов, означает Иисуса Христа… Преп. Деннис Хэнкок согласился, что переворачивание христианских символов обычно для сатанинского культа, но он сомневается, что граффити имеют непосредственное отношение к религии. «Этого нельзя исключать, - сказал он, - Но я склонен верить, что речь идет скорее о порнографии». Хэнкок сказал, что недавние действия местной организации «Содружество Церквей», направленные на запрет фильмов категории Х могли вызвать этот всплеск вандализма».
«Преп. Фрэнк Маньери из католической церкви Св. Мэри в Шейдисайде считает, что недавний бум граффити в районе не имеет какого-либо значения. «Это должно быть какое-то случайное число. Это сделал человек с низким уровнем развития, не способный придумать ничего более оригинального, чем цифры два и три».

Не хихикай. По крайней мере, такая реакция прессы на выходки своенравных фанатов PTV (которых они, между прочим, убеждают ответственно подходить к пропаганде) доказывает, что полицейские, чиновники и священники не читают «Rapid Eye». Но если серьезно, когда смотришь на работу Джена – на его представление, что просто невозможно выразить идеи без слов и символов – ты начинаешь понимать, что всё это значит. Информация обретает свой собственный динамизм и разоблачает все виды паранойи, предубеждений и глупости, если она получает свободное распространение в обществе. Но, вернемся к «Godstar», еще одному многозначному, закодированному слову, воздействующему на воображение.
« У меня возникла занятная мысль, что вначале были голливудские звезды, потом Уорхола осенила идея, что есть Суперзвезды, потом СМИ перешли на Мегазвезд, так что в итоге должна появиться Богозвезда! Только для того, чтобы подойти на эту должность, надо сперва умереть».
Книга к каждой наклейке. Интересующие его проекты, и результаты этих проектов, включающие в себя множество направлений. Они также служат проводниками для его товарищей, для того, чтобы они вкладывали в них свои умения и идеи на всевозможных уровнях. Такой порядок возможен в объединении свободно сосуществующих индивидов, из которых состоит Храм. Группа писателей, музыкантов, техников, кинорежиссеров, живописцев, то есть сообщество, основанное на взаимной поддержке, несмотря на многообразие художественных движений, равно как и всего прочего.
Хотя именно харизма Джена и главным образом его идеи доминируют в Храме, со-основателем которого он является, он ни в коем случае не единственный источник его существования. Например, хотя он может сам писать половину текстов Храма, другая половина так же легко может родиться в стимулированных идеями Храма мозгах писателей, таких как Джон Сэведж, Дэвид Тайбет или тех, кто пишет в «Rapid Eye». Слова посланий Храма передаются на видео «Оратором Храма», у которого медовый голос татуировщика PTV м-ра Себастьяна и лицо Дерека Джармена (славное, жутковатое сочетание). И звуковое сопровождение Храма находится под влиянием Алекса Фергюссона, Хиллмара, Эндрю Поппи, Дэйва Болла или Монте Казацца не меньше, чем самого Пи-Орриджа. Поразительная ранняя визуальная продукция Храма - серия видеофильмов, книг и плакатов, были по большей части собраны Питером «Неряхой» Кристоферсоном (ныне он в «Coil»), который был профессиональным графиком, видео-артистом и партнером дизайн-фирмы «Гипнозис», создавшей множество обложек пластинок и поп-клипов в прошлом. Храм – это совместное начинание во всех своих проявлениях. «Godstar», однако, определенно является продуктом мозговых клеток Джена.
Всё началось в 1965 году.
«Мы сидели в течение получаса в кафетерии телестудии в Бирмингеме и болтали. Там были все «Стоунз», они должны были исполнить «19th Nervous Breakdown» на «Thank You Lucky Stars». И даже тогда Джонс был совершенно обособлен от остальных. Не физически, но возвращаясь к тому, что мы говорили об «аурах» и так далее, вокруг него был пузырь, такой прочный, почти материальный. Очень таинственный и волнующий. Хотя одновременно с этим возникало и чувство любви, и возбуждение, и смущение. Это действительно было очень странно. Я хочу сказать, что до сих пор могу видеть стол, вокруг которого мы сидели, как будто я все еще там,  и все еще могу испытывать то ощущение, и  могу видеть это вокруг него, такое же различимое, как свет. Он был не с ними. Он не присутствовал с ними за тем столом».
Но разве «Стоунз» не повели себя мерзко с Джонсом (увели от него Аниту Палленберг, отвергли его, вынудили покинуть группу, которую он помогал создавать) из-за его сложного характера? И разве эмоции Джена не были вызваны простым ощущением, обычным для любого юного фаната, когда он встречает своих героев во плоти?
«Ну, я никогда не был горячим поклонником «Стоунз». Я хочу сказать, я всегда ненавидел Битлз, которых считал кучкой зануд, и по сравнению с ними «Стоунз» мне нравились, потому что они казались куда более бунтарскими. Так что я покупал их ранние синглы. Но в нем что-то было. Меня только гораздо позже осенило, что я не купил ни одной записи «Rolling Stones» с тех пор, как он умер. Это не было сознательным решением, я просто потерял к ним интерес. Я осознал, что это не в «Rolling Stones» я был действительно заинтересован, за исключением нескольких их произведений. Очевидно, что именно загадка Брайана Джонса привлекла меня к группе, и мне кажется, многих других тоже, совершенно бессознательно».
До 1985 года, когда был записан«Godstar», автор никогда не слышал, чтобы Дженезис упоминал о Брайане Джонсе, хотя, оглядываясь назад, по крайней мере, на два года, я вспоминаю типичный для него поход по магазинам, с кучей книг, старых записей, одежды, и тогда же он купил книгу о нем. Мой коллега был удивлен и спросил, зачем она ему, но он не ответил на вопрос и сменил тему. Если оглянуться назад, становится ясно, что он уже тогда был занят своим обширным поиском – втайне. С тех пор и по сей день читал всё, что выходило о Джонсе, по своему обыкновению ни слова не говоря о проекте до тех пор, пока он не понял точно, какие же чувства он испытывает.
«Кажется, во многом он был просто отвратителен, но это что-то вроде вопроса про курицу и яйцо. Другие постоянно оттесняли его, и возможно, так он защищался. Я не утверждаю, что могу говорить о нем на основании большого личного опыта, но многие люди, с которыми я знаком, говорили, что иметь с ним дело было ужасно».
Но почему Брайан Джонс?
«Ну, некоторые люди как будто избраны, вопреки здравому смыслу, стать проводниками бессознательного своего поколения и своего времени. Когда он умер в 69-м, Шестидесятые просто кончились. Мне не слишком интересуют люди, которые в этом участвовали. Следует помнить, что все 60-е погребены под лавиной наркотиков, люди были нестабильны и могли видеть деньги, власть, славу, вращающиеся вокруг них, так что, возможно, они не могут полностью отвечать за свои эгоизм и жадность. Но, конечно, можно спорить, зачем им нужно было принимать наркотики.
Это грустная история. Он стал неудобным, он хотел экспериментировать с разной музыкой и звуковыми дорожками и так далее, а это не вписывалось в чье-то представление, какими должны быть «Rolling Stones». Просто стыдно, что рядом не нашлось никого, кто смог бы повлиять на всё, не позволив появиться самооправданию. Рядом не нашлось никого, кто бы любил его, любил именно ЕГО за то, чем он был. И это интересует меня, потому что это было симптоматичным отражением того десятилетия. Так что я воспринимаю его как расколотое зеркало Шестидесятых. В нем заключены все возможные линии, выраженные и невыраженные. Архетипический падший ангел».
Так вот что значит «Godstar». Козел отпущения. Эмоциональная подпорка. Иконоборческий символ того, что, кажется, не может быть выражено иначе. Богозвезды не просто умирают молодыми и знаменитыми, они умирают ЗА что-то каким-то извращенным способом, за социальное зло и культурные мечты, которые они были избраны представлять.
«Так что в каком-то смысле эта наклейка значит, что он умер за грехи каждого из нас в понятиях популярной культуры. Даже нашей, даже сейчас. Потому что мы все – часть текущей истории, и я думаю, что самое грустное это то, что сейчас немодно знать и ценить свою историю».
И в этом кроется причина того, что британское общество разлагается как больной зуб с гнилыми, забытыми корнями. Теперь не принято помнить темные пятна прошлого – рабство и полную энтузиазма дипломатию – и социально неприемлемо говорить о былых достижениях в искусствах и культуре, моднее и проще высмеивать всё это так, как будто это дурной запах, издаваемый дряхлым стариком. Культура и искусство – это средства, с помощью которых мы можем выманивать деньги у туристов, и в этом-то всё дело. Британия – это общество, основанное на двух словах: «Я» и «Сейчас». Жизнь, проживаемая как упражнение по перескакиванию с канала на канал, продираясь сквозь мимолетно-модную рухлядь, представляемую СМИ в качестве реальности. Британская ненависть к себе проявляется в одержимой любви ко всему американскому, и наиболее очевидно, в нашем полном неуважении к собственной культуре – Театру, Живописи, Дизайну, Музыке, Литературе. Британия населена людьми, которые наказывают свои тела диетой из пива и «мусорной» еды; которые наказывают своих детей пятидесятипенсовиками для автоматов с газировкой; которые наказывают свои умы беспрестанным потреблением фонового ТВ: мыльные оперы, телеигры, американский футбол по спутнику; и приводят в упадок или разрушают всё, что воспринимают как существующее вне их культурной аэродинамической трубы. Ненависть и наказание повсюду.
Как говорит Джен: «Мы не заслуживаем выживания как общество, потому что даже не любим самих себя». И мы не «любим себя», потому что боимся, так как мы – общество, построенное на чувстве вине за распятия, за реформацию, за Империю и за поллюции. Виновен каждый по отдельности и виновны все в массе.  Что еще хуже, Британия погрязла в этом и выбирает политиков, которые готовы прописать «лекарство», которое мы заслуживаем (мы также должны испытывать чувство вины за безработицу 60-х). Зависть и подчинение, навязанное «классом»  - вот составляющие проблемы, люди испытывают благодарность за то, что из них делают ягнят на заклание или – в ментальности частных школ, присущей тем, кто у власти – они рады быть отшлепанными Госпожой Маргарет. Как сказала соратница Пи-Орриджа Кэти Акер, это садомазохистское общество. Вина, как и мода, сексуальные стереотипы и расовая гордыня - отличные орудия Контроля. Адольф Гитлер, еще один политик с кошмарными ничтожными идеями, гордый своей твердостью, а не социальными достижениями, сотворил нечто похожее с Германией в 30-е, сжигая книги вместо видеокассет и обходясь без настоящих культурных достижений ради искусственных музеев пропаганды Национал-Социалистической партии. В глазах многих Посвященных Гитлер и Тэтчер – две маски одного лица. Лицо, которое они прячут – это череп со змеей внутри – лицо Смерти. Всё то же неизменное лицо Контроля. В конце концов, социализм и консерватизм оказались на практике взаимозаменяемы. Идентичны, за исключением мельчайших деталей. Единственный способ сохранить здравый смысл – постигать все на опыте.
Искусство Храма должно быть оскорбительно для агентов Контроля, если оно способно информировать. Оно не может позволить себе, чтобы его поглотили и делали на нем деньги – как на Вагнере – если оно имеет какую-то социальную ценность. Оно должно также включать в себя культуру прошлого, не замыкаясь на настоящем, и отвергать все соображения «хорошего вкуса» (последнего прибежища тупиц) и социальной приемлемости. Оно должно любить себя, если хочет узнать что-то о себе. Горькое сожаление Гете о Германии могло бы принадлежать Пи-Орриджу, говорящему о современной Британии.
Либералы активно осуждали Пи-Орриджа за посещение печей Освенцима в середине 70-х. О PTV до сих пор склонны думать как о чем-то фашистском, особенно люди, которые обвиняли связанные с Пи-Орриджем группы «Death in June» и «A Certain Ratio» в сходных наклонностях (несмотря даже на то, что группа Брайана Топпинга «A Certain Ratio» получила свое название по строчке из «801» Брайана Ино «Looking for a certain ratio»/Ищу некий смысл/ и ее участники принадлежат к различным национальностям). Дженезис говорит, что его посещение лагеря смерти (предпринятое, когда он навещал друзей в Польше) послужило ему напоминанием об опасности и ужасе человеческой «глупости».
«Те, кто не помнит прошлого,
обречены повторять его».
— Джордж Сантаяна

В отличие от Папы Иоанна Павла II, который посетил Дахау в 83-м и не получил за это разноса, насколько я помню, Пи-Орридж по крайней мере использовал свое пребывание в Освенциме для плодотворного исследования. Он выяснил, что лагерь – сейчас музей – и его печи держат в полностью рабочем состоянии, так что его вполне можно будет использовать хоть завтра. Он также провел один из своих маленьких «тестов».
Использовав безобидную на вид фотографию лагеря, на которой он выглядел как завод, расположившийся в конце зеленого переулка (это впечатление намеренно было создано нацистами), он поместил ее на модный, привлекательный логотип Industrial Records и позже, когда он был принят в уютный панко- анарх-шиковый истеблишмент, публично объяснил, что это за фотография. Вполне предсказуемо просвещенная пресса была шокирована, в том числе «Sounds» (представление Моргана Грэмпиана о просвещенности) и «NME» (то же IPC). Те же люди, которые только несколько месяцев назад опубликовали фотографии Сида и Сьюкси со свастиками на нарукавных повязках (поскольку ни «Pistols», ни «Banshees» никогда никому в действительности не угрожали, всё было в порядке – но этот персонаж, Пи-Орридж, нечто совсем иное). «Таким образом эта фотография мгновенно, почти физически изменилась перед их глазами. Просто потому, что им дали еще одну дополнительную строчку информации».
В Информационной Войне иллюстрации вроде этой весьма полезны, даже если это выглядит несколько сомнительно. Информация – это пуля, человеческий голос – оружие. Слышали какое-нибудь хорошее закадровое сопровождение на ITN за последнее время? Как все мы знаем, настоящая власть находится именно здесь, в царстве Телевидения. Признавая этот факт и действуя, насколько позволяют технические возможности (накапливая видео-оборудование и технический потенциал в Храме), компания, чьи пластиковые карточки ясными буквами в верхней части сообщают «PSYCHIC TELEVISION LTD» была сформирована в 1981 году. Используя видео не как рекламную игрушку, призванную помочь в продаже записей, а как самоцель, PTV записали гораздо больше метров видео-, чем аудиопленки. Сейчас, торгуя видеокассетами по почте и вставляя записи в живые трансляции, они могут лишь надеяться вклиниться в монолитную структуру телевидения, но это только начало. Никогда не принимающий указаний и не смущающийся явной непрактичностью и технологическим мифом, Храм теперь овладел им, САМЫМ эзотерическим из искусств и наук, и когда кабельное и спутниковое ТВ получат распространение при отсутствии регулировки, Джен надеется, что на переключателе каналов появится кнопка с надписью «PTV». Перенос акцента с музыки на видео был первым шагом; в то время как куски пластика все больше и больше теряют силу как вместилище информации и демонстрации, масштаб визуальных операций PTV нарастает.
Телевидение – необходимая область для вложений Храма, так как это не только валиум для народа, ежедневная причина скуки, но и активно подавляющее средство Контроля.
В мире, который, как говорит Пи-Орридж, «живет посредством своих средств информации», возможности жизни ограничены до числа каналов, принимаемых телевизором. Телевизионная реальность – это всё, что есть, и часто правда Телевидения – единственное, во что остается верить. Путем «развлечения светом» нас кастрируют как индивидов – мы это принимаем и отождествляемся с ограничивающими стереотипами. А на «серьезном» Телевидении – имеющем дело с самой конечной, тупой плоской реальностью – эффекты закадрового голоса, монтажа, использования света, или угла съемки, или музыкального сопровождения создают для нас общую географию. Мы разделяем одни и те же тригонометрические точки в этом мире из 625 строк; те же подсказки; потому что у нас общее ТВ. Массовое сознание и формируется в массе – поэтому у нас одинаковая запрограммированная реакция.
Но Контроль не только распространяется людьми, которых представляют телевизионные программы – создатели программ такие же беспомощные продукты Контроля, как любой из нас. Контроль  - функция, присущая любой линейной форме массовой коммуникации – она должна быть сама по себе логическим продуктом запрограммированных мозгов. Как бы «радикальна» ни была программа, это все же программа. Psychic Television/Духовное Телевидение/ борется за депрограммирование. Поэтому, хотя для PTV было бы интереснее создавать быстрое сфокусированное телевидение и будет более приемлемо, если они рассядутся вокруг перед несколькими экранами на своих представлениях, показывающих красивые картинки, это, снова, будет бессмысленно. Так что PTV, создавая телевидение, принимают творческую диалектику, технику «Третьего разума», приближаясь к телестудии с искренним любопытством ребенка – нажимая кнопки, экспериментируя с образами и звуками – играя с механикой телевидения.
Без форматирования одна картинка может натолкнуться на другую, создавая третью, новую картинку. Одна идея может столкнуться с другой, образуя третью идею. Новую идею. А новые идеи ведут к новому пониманию и новому восприятию.
При всем этом, процесс не может быть случайным – Дженезис выбирает, какие образы следует смешивать. Но представление имеется. То же самое, что дадаисты делали с живописью, а Берроуз – с прозой, PTV первыми сделали с телевидением; безотносительно стилистики, техническим возможностям или эстетике: они разломали его и испортили, чтобы посмотреть, что получится. Дайте ребенку сборную пластмассовую модель самолетика, и он, может быть, не соберет самолет, но может собрать интересную скульптуру, которая будет выглядеть гораздо занятнее.
Все это явно может быть очень «модным» и, возможно, искусственным, но Джен не видел другого выбора.
«Мы живем в эпоху телевидения, так что приходится иметь с ним дело, это вопрос ментального и физического выживания. ТВ используется, чтобы вколачивать людей в землю, чтобы оглупить их и заставить молчать. Ответ на эту ситуацию – не просто выключить его и попытаться не обращать внимания. Поступая так, вы признаете его власть, признаете, что боитесь его. Нужно пойти и ударить его по лицу, растащить его на кусочки и посмотреть, что из этого выйдет. И это очень интересно, что с минимальным количеством денег и специальных знаний мы действительно ухитрились раскопать и обнажить множество жутких вещей; черви и последствия, о которых люди даже не подозревали. Некоторых стимулирует эта иллюстрация власти Телевидения, другие просто говорят, что оно им не нравится, так вот элементарно относятся к нему как к развлечению. Отношение суммируют странные рецензии, которые мы иногда получаем от нескольких крайне задавленных журналистов. Ирония в том, что когда они пишут эти невероятно гнусные сочинения, они в действительности очень хорошо иллюстрируют нашу точку зрения. Они описывают, что мы сделали, и как это мощно, и как сильно это на них повлияло. Но они на деле настолько простодушны как люди, что даже не осознают, что делают».
Самозваные властители умов от молодежной культуры, журналисты часто описывают такие вещи, считая, что виновны во всем PTV, и мы, публика, меньше знаем о том, что может делать телевидение, чем они, журналисты. Мы, стадо, немытая масса, по-видимому не должны забивать свои маленькие тупые головенки такими вещами.
Технику «Psychic TV» также смешивают с содержанием, это означает, что в прессе, одержимой скорее гедонизмом и стилем, чем содержанием (одно не обязательно исключает другое), продукция Пи-Орриджа воспринимается как часть неумелой, деклассированной кучи наспех сляпанного трэша Дюве, продвигаемого идиотским 4-м Каналом. Неудивительно, что Джен считает свою продукцию куда более значительной.
«Возможно, мы – первая организация, создающая действительно сюрреалистическое телевидение. Телевидение, которое исследует подсознательное и бессознательное. Там, где Сальвадор Дали создал бы фантастическую картину, мы попытаемся достичь такого же раздражения чувств, такого же смущения, ведущего к откровению, смешивая телевидение, кинообразы и звук. Потому что большинство людей понимают, что изображение и звук соединяются, чтобы манипулировать восприятиями и эмоциями зрителя. Зритель околдован, и, следовательно, уязвим».
Нарезки из реальности PTV должны произвести короткое замыкание в обработанных мозгах – чтобы исказить карту той самой общей географии и заставить зрителя найти собственный путь, а не принимать не задумываясь то, что исходит с телеэкрана. Будь это вопиющее искажение фактов и демографической ситуации на Би-Би-Си или более всеобъемлющее, тонкое и соблазнительное представление этой броской реальности, которая мягко излучается из трубки кинескопа во всепрощающей форме Развлечения. Сюрреалистические образы – это идеологически обработанные грязные картинки. «Духовное» телевидение – это то, что изменяет отношения между человеком и тем, что PTV называет новейшим органом его сенсорного аппарата – телевизором.
Это также социально позитивное ТВ в том, что оно побуждает к активности, а не пассивности. Оно возвращает радость жизни, отбирая его у ТВ-смерти.
«Даже Удовольствие превратилось в нечто, чего люди не ищут сами, но получают в виде подделки. Так что даже по существу активная форма выражения стала развлечением, и в результате экспрессия становится депрессией».
Psychic TV никогда не стремились заместить собой традиционное программирование, скорее они хотели стать первой ступенью в депрограммировании, не слишком заботясь о развлечении. Так что Духовные Передачи созданы для просмотра тогда, когда обычного ТВ нет в эфире, ночью – в то время, когда вас призывают отправиться в постель. Когда центроклиналы спят и тихо подрачивают во сне без сновидений.
Содержание передач PTV, как следовало ожидать, было запрещено, звук затерт «бипом», а изображение размыто цензурой. Власть предержащие питают интерес к любой упаковке, на которой стоит оттиснутый резиновой печатью знак Храма, в результате видеокассеты PTV раньше отправлялись по почте из его бывшего отдела (управляемого «Де-Кодером») в более либеральную Западную Германию. Пресса утверждала, что на них засняты сцены пыток (неправда) и что они «шокируют». Последнее может быть правдой для некоторых (это зависит от того, что вы считаете шокирующим), потому что они делают акцент на тех аспектах жизни, которые обычно подавляются аппаратом Контроля за то, что они подрывные, спорные, раздражающие или слишком сексуальные. Следовательно, если использовать логику Храма, раз эти сферы преднамеренно подавляются, чтобы ограничить знания и опыт, то они ДОЛЖНЫ быть показаны.
Медиа-болото полно слухов об одном конкретном видеофильме PTV. Некоторые индивиды и группы, преследующие свои интересы, утверждают, что в нем показано совращение малолетних и Поклонение Дьяволу. Я неоднократно смотрел этот наделавший шума фильм и лично знаю или видел нескольких человек, которые там сняты. К разочарованию желтой прессы и разнообразных «христианских» групп, я могу подтвердить, что в фильме нет ничего более шокирующего, чем псевдо-ритуал - перфоманс, включающий в себя прыжки обнаженных людей, процесс татуировки, пирсинга и т. п. Все участники съемок явно взрослые, и фрагменты фильма, включая сцены, где участники смеются и шутят, доказывают, что все они – добровольные «актеры» в этой пьесе. Гораздо более сексуально откровенный и, конечно, более жесткий материал находится в открытом доступе в любом секс-шопе или видеомагазине в Европе или Америке. Действительно, большая часть происходящего действа находится не в фокусе и размыто до такой степени, что может показаться чем угодно. Каждый, кто был знаком с искусством перфоманса Пи-Орриджа на протяжении многих лет, несомненно сможет понять, что происходит. Неинформированные индивиды с грязными умами, очевидно, увидят то, что захотят. Что, по-моему, входит в его планы.
Psychic television/Духовное телевидение/ реабилитирует ночь и наполняет ее цветом и информацией. «Чтобы заставить то, что спрятано во тьме, появиться и сделать так, чтобы оно перестало быть темным».
Но если ТВ составляет «50 % PTV», то другая половина озабочена тем, что показывать на этих 23 экранах. Теоретизирование и доказывание этой теории, по которой телеобразы и звуковые дорожки – просто результаты. Здесь находится Внутренний Круг Храма. За гладким фасадом говорящей головы Храма и того, что попадает под немигающий глаз камеры и скармливается публике в тактильной форме записей, книг, фильмов и всей разбрызганной по стенам символической торговли поп-культурой, лежит сам Храм.
Храм без стен, который притягивает своих посвященных из международного заговора недовольных. Имеющий дело с современным искусством, социологией, религией, коммуникациями, неврологией и той сумрачной областью между конечным фактом науки и догмой теологии – Философией. Комбинация интересов, склеенных вместе Духовным Крестом и идущих по пути интеллектуальной  урбанистической (искушенной) террористической организации и пародии на «оккультное» братство. Образец, без которого оккультный истеблишмент с удовольствием бы обошелся.
В этой элитистской и крайне завистливой преисподней традиционного оккультизма такой популистский, высокотехнологичный Храм не только представляется нежелательным, но и вызывает горячую неприязнь. Например, у меня имеется письмо, написанное неким Дэвидом Риетти, всего лишь одним из многих претендентов на «лидерство» в О.Т.О, братстве, некогда созданном Кроули. После того как храм Духовной Юности произвел памфлет по мотивам «LIBER OZ 77» Кроули (нагло назвав его «Liber Ov 23») в 1987 году, Риетти пригрозил Храму «войной», которую он «не сможет контролировать» – Пи-Орридж и его соратники по Храму сочли это крайне забавным. Некоторые, кажется, дойдут до любых крайностей, чтобы защитить то, что они считают своей «силой» и монополией на тайну.
Британия битком набита узколобыми, так называемыми «магами», которые «изучают магию», закопавшись в горы Аркано-подобных «пергаментов», предоставляемых им специальными книжными магазинами со взвинченными ценами; ведьмами, которые убеждены, что «сила» - чисто женский «дар», передающийся по наследству генетически, как кривые зубы или веснушки; имбецилами, которые уверены, что зло не только существует в осязаемой форме, в виде Дьявола, но и в том, что он игриво пожимает им ножки своим копытцем под субботним обеденным столом над бокалом «Бычьей крови». Эти жалкие типы, к несчастью, составляют основную массу «оккультного» братства. Все познания яппи о Разуме и Духе, о жезлах и хрустальных шарах (шары – очень важное слово), о здоровой пище, силе кристаллов, альтернативной медицине и здоровом образе жизни обеспечило многих с огромным эгоизмом на протяжении всех 80-х и породило сопутствующую индустрию услуг и альтернативное агентство знакомств для неудачников, зануд и откровенных тупиц. Люди, печально неспособные принять условия жизни последней четверти 20-го столетия, выбравшие удобный, луддитский, отрицающий технику подход к жизни.
Эта крайне примитивная форма оккультизма имеет право на существование, если приносит пользу, но для многих она стала просто заменителем религии и, в результате, поддерживает множество вздорных, эксцентричных идеологий, которые только делают общую ситуацию еще более запутанной и социально бесплодной.
Разумеется, и Храм Духовной Юности привлек свою долю идиотов. Запах (черного) свечного воска пропитывает множество сомнительных, перепачканных спермой «обращенных» к «Храму». Цель поисков этого весьма неромантичного Грааля зачастую – лишь обретение власти, материального богатства, создание имиджа и секс. Но дело в том, что люди, приходящие в Храм Духовной Юности по этим причинам, как правило довольно быстро уходят из него. В конце концов, если быть педантичным, TOPY определенно НЕ имеет отношения к «оккультизму» вообще. Понятие «оккультный» включает, разумеется, «тайное знание», но в Храме нет никаких тайн. Любые знания разделяются всеми, что является одной из причин, почему он так непопулярен среди традиционных «магов»: он присваивает их власть или, по крайней мере, их воображаемый образ.
Однако, учитывая представления об оккультизме в этой стране, неудивительно, что деятельность Храма понимают превратно, так же как и другие группы.
Посвященные Храма, однако, обычно не испытывают потребности рядиться в нелепые допотопные одеяния (хотя то, что они носят в Tesco подчас выглядит довольно эксцентрично). И они не обмениваются странными рукопожатиями, и не изучают основы физики или астрологии, чтобы получить различные псевдонаучные степени, которыми может наградить их кружок. Это демистификация духовного поиска (поиска, который, как считает Храм, не должен более, в социальном отношении, оставаться тайным или «особым»), который лежит в основе его существования и пропаганды. Как и в случае с телевидением, Храм копается в оккультных материях, исследуя и обнародуя то, что оставалось, в политическом и общественном отношении, бесполезным в своей изоляции. Изоляции, которая сама по себе – пережиток тех времен, когда «христианское» общество воспринимало такие вещи, как Ритуал и Магия, как угрозу – сжигало ведьм, пытало «еретиков» и уничтожало сообщества (такие, как катары и альбигойцы), строившие свою жизнь на иных (кто-то скажет – более просвещенных) ценностях. Процесс, который Запад все еще поддерживает в виде назойливых, ездящих на мопедах миссионеров, вполне намеренно отправляющихся разрушать структуры гораздо более древние, чем те, которые они сами представляют, с самодовольным культурным империализмом Малыша Кока-Колы.
Концепции таких вещей как ритуал или восприятие нематериальной реальности понимаются неверно и сейчас обычно предстают как ретроградные шаги к варварству и суеверию. Храм хочет реинтегрировать такие концепции в человеческий опыт, и поэтому развил, вполне сознательно, практическую, логичную и представительную систему, которая поможет это сделать.
В этой статье я надеялся представить информацию, которая поможет, хотя бы отчасти, понять Дженезиса и Храм и поведать факты, о которых никогда ранее не сообщалось. Мои объяснения того, что происходит в этот момент, могут быть неправильными, но я считаю важным, что мотивации этой более глубинной области деятельности Храма должны по крайней мере быть представлены так, как я их вижу. Этот раздел – как раз о том, что всё это значит – план, из которого выводится вся вышеупомянутая тактика.
Если принять на минуту либеральную, более современную точку зрения, что цель старой оккультной системы представлений была в создании архетипов юнгианского «Коллективного Бессознательного», на которых надо сфокусироваться и достичь результатов, похожих на те, что получены в результате деятельности Храма, то даже в этой жесткой, основанной на вере структуре нет необходимости, более того, она вредна, так считает Пи-Орридж и другие Посвященные.
Итак, как это нечасто бывает в оккультных кругах, в Храме нет никакой иерархической структуры. Точно так же, как нет остроконечных шляп, козлиных бород и латыни, нет и формализованных ритуалов. Нет никаких правил. «Допуская» и «посвящая» любого, кто испытывает подлинное желание стать причастным, и помогая им осознать их личный потенциал и выбрать собственный путь просто пропагандируя сознательное стремление постичь себя, Храм предпринимает свои политический шаг. Распространяя информацию как вирусную инфекцию, от человека к человеку, он надеется исподволь подтолкнуть общество к восприятию реальности иным, более «реалистичным» способом. Чтобы сделать то, что сейчас (вследствие вышеупомянутого злоупотребления оккультизмом и его неверной подачи в СМИ) выглядит безумным, неоправданным и странным, было принято как разумный возможный шаг по тропе эволюции. Заменить отупляющее дуалистическое восприятие Или/Или тем, что Пи-Орридж драматически именует «Магическим Восприятием» бесконечных параллелей и возможностей. Метод TOPY – это простой, но эффективный урок по ориентации и рекламе.
Ритуал Храма построен так, чтобы удовлетворять каждого отдельного Посвященного, и как таковой легко может включить в себя уловки и фетиши современности – скрэтч-видео, хаус-музыка, резиновая одежда и поляроиды – так же он использует столь же (для некоторых) жизненно важное символическое оружие, пентаграммы и невнятные речитативы старого ритуала.
Основное различие между Храмом и другими более традиционными организациями, однако, в том, что результаты ритуальной деятельности интерпретируются совершенно по-другому. Успех заклинаний, например, приписывается не вмешательству духов или божеств, а внутренней работе обычного человеческого мозга и влиянию, которое человеческий мозг оказывает на частоты, воздействующими на общее поле частот между всеми людьми.
Это может показаться не таким уж важным, раз заклинания работают одинаково, и различие лишь в терминологии – но в более широком, социальном смысле это различие имеет жизненно важное значение. Потому что TOPY стремится расширить понимание, покончив с пустыми расплывчатыми объяснениями и, в конечном счете, сделав более эффективным контроль и доступ к процессу. Интуитивная ритуальная практика не противоречит и не отделена от воспринимаемой научной действительности, но внедрена в нее. Повседневные ощущения и образ жизни Посвященного соединены с Магическим Восприятием, таким образом, духовная деятельность принимается столь же естественно, как и  физическая.
Чтобы проиллюстрировать отношение Храма и досадить тем, кто всеми силами стремится скрыть подобные вопросы под готическим покровом тайны – стремясь удержать свое превосходство, - вот самый основной тип эксперимента в искусстве и науке «магики».
Представьте, что вас плохо обслужили в ресторане: несвежая еда, плохой сервис. Вы отказываетесь платить по счету, за это вас избивают и грабят. Обстоятельства предписывают, что вы не сможете отомстить обычным способом.
Итак. Приходите туда следующие несколько дней и стойте возле ресторана каждый раз по полчаса. Сфотографируйте здание. Запишите на диктофон звуки ресторана и улицы. Украдите со стола меню. Потом, в выбранное вами время, проявите пленку. Разрежьте негатив и отпечатайте свои снимки улицы, убрав ресторан. Запишите на вашу кассету параллельные звуки бьющегося стекла, пожара, захлопывающихся дверей. Сконцентрируйте свои мысли на ресторане. Медленно разрежьте меню, обращая особое внимание на эмблему. Потом бросьте все фотографии и изрезанную картонку в мусорный ящик. Забудьте об этом инциденте. Через месяц или около того ресторан скорее всего по какой-нибудь причине закроется.
В этом навеянном Берроузом примере – который помогает человеку понять психологию этой базовой магики – вы не пробуждаете внешние силы и не поклоняетесь рогатым существам, которые появляются в полночь и гадят на вашего Эксминстера. Вы даже не «давите на психику» врага в обычном смысле слова, сообщив ему о своих намерениях на сознательном уровне. В самом деле, объяснение того, как и почему такой простой процесс работает здесь не имеет значения – хотя кто-нибудь может посчитать, что в наши дни его можно было бы лучше описать на языке невролога и бихевиориста, а не чародея, несмотря на то, что никто не смог бы на самом деле это объяснить. В этом очень простом примере ясно, что человек использует современные символы тех же приемов, что использовались колдунами прошлого. Имитируя изменения в передачах между людьми, тем самым вызвать реальные физические перемены.
Понимание таких популяризованных экспериментов говорит еще и о том, что каждый может использовать свой разум для того, чтобы вызывать физические изменения с помощью чисто ментальной деятельности, если у него хватит самодисциплины, чтобы научиться это делать. Храм просто делает необходимую информацию более доступной и не пытается объяснить такие феномены фетишизмом или созданием вокруг них замещающей структуры догматической веры.
«Ну, Берроуз объяснил бы это тем, что на самом деле ты разрезаешь саму реальность. Эта реальность вроде ленты, и если ты режешь и искажаешь ее, то провоцируешь определенные события. Почему они происходят – это остается тайной. До какой степени механическая манипуляция реальностью влияет на события, измерить невозможно. Основной ответ: кому какое дело, если это действует? Такой процесс может, по крайней мере, стать хорошей терапией».
Обычная критика таких экспериментов и, возможно, понимания силы в том, что такие вещи могут быть использованы безответственно, увеличивая количество уже существующих насилия и конфликтов. Но если рассуждать логически, то этот аргумент можно использовать для оправдания чего угодно, от цензуры до снижения образовательных стандартов и диктатуры. Пи-Орридж оспорил бы это, говоря, что индивидуум все равно не наделяется никакой дополнительной властью. Когда такая информация становится более доступной и приемлемой, людям просто предлагается возможность экспериментировать и изучать то, чем они уже обладают.
«Их аргументы – это все равно, что сказать, что некто пошел и изнасиловал кого-то, потому что видел это по телевизору. Может, и видел, но это не значит, что телевидение надо запретить».
Но люди могут сказать, что это неважная реклама для распространения ТВ.
«Да, но люди, стоящие на такой позиции, говорят, собственно, что осведомленность не нужна, потому что она опасна. Может и так. Если люди злоупотребляют ею, вы могли бы, если бы захотели, привести довод, что это из-за того, что им навязали извращенные мотивации, и это, в первую очередь прямой результат подавления и регулировки, которым они подверглись. Пусть так. Я глубоко убежден, что человеческая раса существует, чтобы развиваться, и способна стать чем-то более интересным и необычным. И единственный способ хотя бы отчасти приблизится к этому – это понят то, как же  на самом деле мы функционируем, и физически, и психологически, и к этому нет простого пути. Если дан выбор: двигаться вперед или стоять на месте – а это то, что происходит сейчас – я бы рискнул и пошел вперед. И я думаю, информация и техника продвигают всё вперед. К лучшему или худшему, вполне честно».
В таком случае, Храм – скорее не псевдо-религия или зловещее братство наподобие «Туле», а открытая Информационная Биржа, которая выражает себя с помощью смеси традиционного, эзотерического и современного искусства. Порождение того же мозга, он так же остроумен, современен и идеологически изворотлив, как когда-то были TG. И, как любой проект, вдохновленный Пи-Орриджем, он направлен на эксперименты и поиски индивидуального ответа. Таким образом, он сбивает с толку и провоцирует, он переменчив и недогматичен, лишен традиций, и поэтому (какого успеха он бы не добился) он угрожает устоям.
Джен не слишком хороший певец в классическом понимании, и его мнения, внешность и литературные произведения, равно как и его методы, могут понравиться далеко не всем. Но его неоспоримая сила в том, что все к чему бы он ни прикоснулся, эффективно работает на том или ином уровне. Анализируя всё до мельчайших деталей, обнаруживая сильные стороны, мотивации, притягательность и (более всего) слабости и воздействуя на самы䐵 важные точки.
Этой способностью, пониманием и применением потенциально самого обычного из товаров – силы – Храм угрожает любым䀠институтам. Само его существование является доказательством во всех сферах, что «альтернативный подход»䀬 основа䐽ный на чисто информационно-базирующейся системе, способ䐵н работать, свободный от иерархии и калечащих, ограничивающих структур верований.
В отличие от вечно недовольных оккультистов, Джен начисто лишен злобы и абсолютно беспристрастен. Кроме того, если для того, чтобы добиться признания в этом закрытом ордене разрозненных культов, нужны верительные грамоты, Храм, разумеется, может произвести их в изобилии.
Член TOPY исландец Хиллмар О. Хиллмарссон, возможно, один из самых уважаемых и авторитетных молодых персонажей в европейском оккультизме. Настолько, что несколько музеев и частных коллекций назначили его куратором бесценных архивов, хранящих оккультные книги и артефакты. Это знакомство, например, дало Храму Mксклюзивный доступ и права на публикацию многих неизданных писем и рукописей Алистера Кроули. Это также побудило единственный настоящий Орден Восточных Тамплиеров (если пренебречь теми, что в䀠Южной Америке) предложить Храму постоянную базу в своей штаб-квартире вРШвейцарии. В здании, соответствующем Телемическим требованиям самого Брата Пердурабо, находится, как считается, самая большая иРполная оккультная библиотека, которая к䐾гда-либо существовала, плюс театр, гостиница, храм, лекционные залы и алхимическая лаборатория. Джен иногда мечтает об этом. Здание, оборудованное звукозаписывающей студией, компьютеризованной базой данных, галереей, кинотеатром, телестудией и комнатой для Машины Мечты; полное посетителей – Духовной Молодежи, посещающих занятия по таким предметам как карате, дыхательные техники и лекции таких людей как Лири, Берроуз или Колин Уилсон – всё добавляется к дразнящему предложению, которое Пи-Орридж должен обдумать.
В настоящее время, впрочем, у Храма нет ни средств, ни желания удалиться из пыли британской городской жизни в бункер в Альпах – как бы хорошо он не был оборудован. Храм наиболее эффективен, по крайней мере, сейчас, когда сеет пропаганду через поп-культуру на улицах самого большого города в Европе с самой продвинутой молодежью, независимо от критики, которую привлекает такая непримиримая позиция.
Пи-Орридж не видит причин, почему бы в подземном мире оккультизма TOPY и более ортодоксальным обществам, от розенкрейцеров до I.O.T. не существовать в тандеме. Насколько бы не были велики разногласия в методологии.
«Я просто думаю, что такие традиционалистские группы, как ОТО, не очень заинтересованы в том, чтобы вызвать перемены в обществе. Я думаю, что если тебе есть до этого дело, тебе придется быть частью общества, и его выражения, и популярной культуры. Тебе придется стать образцом и козлом отпущения. Если ты не объясняешь людям, что делаешь, как они смогут тебе поверить, когда ты скажешь: «Я сделал так, и это сработало!» Я думаю, такие организации, как ОТО, существуют прежде всего для  удовлетворения своего эго и исследования старых идей и старых знаний, и это прекрасно. Это как симфонический оркестр, играющий Бетховена, а параллельно ему «Duran Duran» играет «The Reflex». Одно не должно исключать другого… Но мне кажется, что для меня их путь был бы слишком простым. Я никогда не любил присоединяться. Я никогда не хотел подчиняться какой-то догме, неважно, насколько она эзотерическая. Мне это неинтересно. Если честно, я просто чувствовал бы себя полным кретином, стоя в костюме и говоря: «О, Сефирот, Сефира, заклинаю тебя!» Понимаешь, я просто не смог бы. И мне было бы скучно».
Значит, это и есть объяснение, почему Храм не принимает никаких формализованных ритуалов, хотя сам ритуал практикуется – иногда ради самого себя (как тренировка), иногда как контролируемый эксперимент (исследование), а иногда – чтобы воздействовать на физическую реальность (от закрытия ресторана до зачатия идеального ребенка). Ритуальный аспект деятельности Храма по тактическим причинам не проявлялся в полную силу с тех пор как PTV вырвались на сцену среди богохульства и шрамов в 81-м (звукозаписывающие компании предпочитали упакованный безопасный секс – такой, какой клоны Ника Кершоу предлагают на заднем сиденье «Форда-Эскорта» – тому, что они воспринимали как эту извращенную, претендующую на художественность, бессмыслицу). Но не позволяйте себя одурачить: ритуал остается краеугольным камнем Храма.
По-моему, причины воплощения ритуала примерно таковы: Отупленный современными СМИ и образованием, Человек отдалился от ритуала – оттого, что Храм рассматривает как жизненную естественную деятельность. Чтобы контролировать эффективнее, «Контроль» расщепил человеческий характер на тонкие, разрозненные и подчас забытые кусочки. Современный человек живет в состоянии непрекращающегося ступора, его заставляют подавлять эти разнообразные аспекты его личности, не сознавать или игнорировать свои глубочайшие желания так, чтобы он полностью погрузился в застойную, поддельную действительность Контроля.
Он беспомощен, как одинокий волк, увязший в «освещенной звездами трясине». Отделенный от стаи, которая даже не слышит его воя, молящего о свободе, а если бы и слышала, не призналась бы в своей связи с ним – таким перепачканным в грязи.
Эта неполная «стая» эмоций и личностей – индивидуум – продолжает бежать. Она знает, что что-то не так, чего-то не хватает, но не знает даже, где искать. Она убеждает себя, что вполне довольна тем, как всё идет, и даже если бы она наткнулась на своих давно потерянных членов, то, возможно, разорвала бы их на куски в своем невежестве.
Индивида, как стаю собак Павлова, запрограммировали на такое невежество. Невежество удобно.
Ложное обещание «свободы» манит его в форме материального комфорта и узко определенного политического выбора. Таким образом накачанного наркотиками, одураченного и отделенного, его лишают руководства и самоуважения. Он тащится по жизни сквозь унылые серые будни, проводит жизнь, ожидая, пока «что-нибудь» случится. Если же у него хватает мужества спросить: «Это оно?», - ему говорят, что всё будет хорошо, если он будет верить. Если он будет продолжать производить и потреблять. Если будет притворяться «нормальным» и делать то, чего от него ждут Церковь, правительство, корпорации. Если он будет оставаться глупым и даже гордиться своей глупостью (своей «нормальностью»: смотреть видео, водить машину), если вцепится в свой набор верований, во что бы он ни верил (все они, в конце концов, взаимозаменяемы) и будет держать рот на замке, то будет вознагражден… Жизнью после Смерти!
Таким образом у него отбирают возможность прожить полноценную жизнь. Реализовать свой потенциал, даже потенциал своего разума. Энтузиазм Храма зиждется на этой великой печали. Печали 80-х.
Но здесь присутствует и намек на оптимизм. Так же как географически, расово и политически человечество ложно разделено и заперто по своим отсекам, расколото на более управляемые национальные государства мира, индивидуум расколот и разделен изнутри. Концепция «Разделяй и властвуй» ужасающе сокращается до затрагивающих личность пропорций. В восприятии Храма ритуал (или, если хотите, частное искусство перфоманса) – это один из способов исцеления разрушенной человеческой личности. Его можно использовать для объединения, поиска и принятия потерянных членов стаи, чтобы заново объединить многочисленные аспекты личности, разделенной на фрагменты и пренебрегаемой, и таким образом достичь здорового равновесия. Чтобы воплотить в жизнь те аспекты человеческого характера, которые общество приучило человека воспринимать как (общественно) бесполезные, (само-) попустительские или неприятные. Стоит только принять эти области, как начинаешь лучше их понимать, а значит, сделан первый шаг на пути к  разрушению Контроля. Снова получается цельное человеческое существо,  уверенное в себе, как «целая стая». Ты становишься любопытным, незапрограммированным, чистым, как дитя.

«От пятилетнего ребенка до меня - только шаг, от новорожденного до пятилетнего - страшное расстояние!»
— Толстой.

Ритуал – это деятельность, в которой, как показывает краткое изучение человеческой истории, мы остро нуждаемся. Это также деятельность, которая широко игнорировалась или отрицалась западной культурой (за исключением самых слабых форм, принятых в современной церкви). Исследуя слабые места в броне Контроля, Храм почувствовал, что дотронулся до обнаженного нерва. С возвращением достоинства ритуалу,  развитием его эффективного личностного использования, процесс разрушающего внушения поворачивается вспять. Человек начинает осознавать свои реальные потребности и становится способен противопоставить и соединить эти нужды и желания, тем самым совершая самое отвратительное из преступлений в этом обществе, ориентированном на группы – начинает ценить себя.
Люди, достигшие такого состояния, становятся здоровыми, сбалансированными личностями. Они не совершают самоубийств. Они не нападают на людей на улицах. Они не ведут войн от имени политиков. Они менее склонны попасть в зависимость от ложной внешней стимуляции (неважно, наркотики это или ТВ) своего благополучия.
«Как только вы становитесь цельным и эффективным, целостной личностью, вы начинаете эволюционировать, и эта, предлагаемая мной, эволюция должна быть неврологической. Когда люди разумно смотрят на вещи, понимают и осознают происходящее, и активнее используют свои мозги, тогда глупость становится очевиднее, и потому – до смешного неуместной. Единственный способ избавиться от глупости – сделать так, чтобы она ВЫГЛЯДЕЛА глупо для индивида, так чтобы никто не допускал ее. Я считаю, что формы ритуала и того, что обычно называется «магикой» – необходимая часть реинтеграции, и именно поэтому они были совершенно намеренно ампутированы из человеческого опыта в Средние века, чтобы облегчить усиление власти путем разных способов обработки и подавления».
Итак, в философии Храма ритуал помогает Посвященному общаться не с духами, но с Духом. Помогая сконцентрироваться, расчищая место для интернализации, он позволяет мозгу функционировать так, как ему просто не представляется возможность в логике повседневного существования. Настоящая цель ритуала, общий знаменатель всех ритуалов, от христианской общины до танцев дервишей и спиритических сеансов, - провести вас через подсознательные уровни разума в те зоны мозга, где во тьме обретается бессознательное. Здесь вы можете наткнуться на собственных ангелов и дьяволов, спрятанных от вас Контролем.
Самая простая форма ритуала – процесс Сигилизации, посредством которого желание концентрируется в символической форме и воздействует на сознание, таким образом достигая необходимого измененного состояния – когда его подтолкнули к квакваверсальному режиму, и оно стало способно передавать энергию, которая способна воздействовать как на физическом, так и на ментальном уровне. Чистая физическая наука (пока) не допускает, что такое возможно. Поэтому-то вполне обычные явления, такие как телепатия и ясновидение, списываются со счетов как «совпадение», и поэтому до сих пор не существует правдоподобного физического объяснения, кроме обвинений в мошенничестве, таким вещам, как полтергейст. В Магическом Восприятии Пи-Орриджа такие вещи считаются совершенно нормальными, безобидными эффектами трансакций между бессознательным индивида и общим бессознательным мира.
Ритуал не только посылает вибрации через это бессознательное, но и одновременно учит Посвященного, что жизнь и смерть – это не только то, что видно глазу.
«Ритуал помогает понять и принять невидимый язык реальности. Непроизносимый, не словесный язык реальности, отношения между причиной и следствием, эмоции, и действия, поведение и так далее. Будни Космоса!».
Ритуал – это действительно просто набор трюков, позволяющий тебе миновать указатели чисто физического восприятия действительности (логика, основанная на изучении химии, физики, родной речи, математике и биологии) и увидеть мир совсем в ином свете – а новый взгляд порождает новые идеи. Исследователи Храма сообщают о своих индивидуальных системах и находках в штаб-квартиру TOPY, их исследования хранятся под замком и доступны только другим практикующим Посвященным через бюллетени и собрания, а в более общей форме находят отражение в публичной деятельности PTV и Пи-Орриджа. Идентичность каждого сигилизатора защищена от внешнего мира кодовыми именами и номерами. «Эдем» для мальчиков и «Кали» (индийская богиня секса и смерти) для девочек.
Ритуальные техники и знаки, занесенные в базу данных Храма, столь же различны, как и сами Посвященные, и с течением времени, с момента основания Храма в 1981 году, становятся все менее привычными и более абстрактными, индивидуальными и эффективными.
Например, личные ритуалы Пи-Орриджа – результат его собственной истории, сформированы его любовью к Гайсину и Дали, а также интересом к Кроули и законам Телемы. Продолжение его подвигов перформативного искусства в COUM, Транс Медиа и далее. Он с готовностью признает факт того, что люди подчас принимали за Искусство, было, если рассматривать в другом контексте, Ритуалом.
«В действительности это была скорее психотерапия, чем искусство. В каком-то смысле ритуалы – частная версия того, чем я всегда занимался. Собственно, можно сказать, что после проведения арт-перфомансов, я подчас обращал внимание на определенные эффекты и феномены, которые решил исследовать более интенсивно частным образом в контролируемом окружении. Так что о Развлечении не могло быть и речи».
Самые эффективные ритуалы, и обычно самые интересные и информативные – те, которые обучают Посвященных определенным практическим границам, и физическим, и ментальным. Будет бессмысленно здесь вдаваться в детали более эзотерических ритуалов, применяемых Храмом. В любом случае, все ритуалы различаются, так чтобы соответствовать потребностям индивида (-ов), принимающего в них участие. Но вот вам образец никогда ранее не публиковавшегося ритуала Одинокого Волка. Эксперимент с более формализованным, менее сексуальным ритуалом, почти монашеский.
Пока его жена Паула и духовные отпрыски пять дней отдыхали в Брайтоне, Джен решил извлечь всё возможное из необычной тишины, простора и одиночества пустого дома. «Каждый день я начинал в одиннадцать (23:00) и я не ложился спать, пока не воплощу определенное число установленных действий в ритуал. Я должен был сделать рисунок, основанный на одной фотографии Паулы, снятой во время другого, еще более эзотерического сексуального ритуала. Я должен был писать некоторое время, запечатлевая всё, что придет мне в голову, и вырезать по одной букве ее имени скальпелем на груди каждый день. Я также должен был пить из специального серебряного кубка (в форме волчьей головы), полного моей собственной мочи, и прочитывать по отрывку из книги Остина Спэйра, пытаясь понять его, и сотворить знак, включающий в себя мастурбацию, и все это время в стерео очень громко играла «Поэма Огня» Скрябина. Также я включал телевизор без звука со всеми статическими помехами, плывущими по экрану, и до отказа выставленным цветом, и подвешивал к члену фунтовый стальной груз».
Все элементы данного ритуала, выбранные более-менее случайно из разнообразных сопутствующих интересов, служат, чтобы символизировать определенные сферы его деятельности и отражать его образ жизни, и потому затронут струны в сознании многих его товарищей-Посвященных.
«В начале я делал всё очень сознательно, и это казалось очень трудным, все время хотелось бросить рисовать, не заморачиваться со штриховкой и так далее. Но к пятому дню я писал уже безо всяких  мыслей, и время не тянулось, а летело. И в течение дня, когда я занимался своими обычными делами, я становился гиперактивным и работал очень эффективно. К концу этих пяти дней я пребывал в совершенно ином состоянии, ментально и физически, чем когда я начал. Я был очень внимателен, восприимчив и не знал усталости. Если посмотреть на то, что я писал во время ритуала, там есть множество такого, чего я совершенно не помню в самом процессе писания. Многое из этого действительно интересно и производит большое впечатление. Я чертил диаграммы, значения которых, на деле, не понимал – рамки и ключевые слова, отношения между ключевыми словами, наблюдения о личности и эмоциях и так далее».
Помимо таких абстрактных форм эксперимента, Пи-Орридж также практикует направленную Сексуальную Магику – и так же откровенен в этих своих интересах, как и в любом другом вопросе.
Неспособные воспринимать честность, особенно когда речь заходит о сексе, британские СМИ, как правило, реагируют на это несколькими предположениями, основанными на их неспособности понять подобные темы: что Джен «очевидно» озабочен созданием имиджа эксцентричной сексуальной поп-звезды; что Сексуальная Магика «очевидно» используется как оправдание для физического удовлетворения; что любой, кто причастен к Храму «очевидно» сексуально распущен, но просто недостаточно честен, чтобы в этом признаться.
Забавно, что люди становятся либо крайне застенчивыми, либо грубыми, как только речь заходит о сексе, верно? И странно, что люди готовы приписать собственные сексуальные причуды и систему ценностей действиям других, как будто они, считая себя «нормальными», каким-то образом могут судить сексуальные предпочтения и мораль окружающих. Проще всего похихикать – в стуке пишущей машинки представление и очевидная аргументированность потенциально угрожающих идей, таких как идеи Храма, могут быть сведены к ничтожным обломкам. Пишущий просто обязан воззвать к племенному инстинкту, который из соображений защиты воспринимает любого, кто «отличается» от группы, как угрозу, а племенной инстинкт в значительной степени проистекает из Контроля.
Как самая публичная фигура в Храме, Пи-Орридж тоже оказался под перекрестным огнем целой обоймы идеологических имбецилов, до которых ему все равно ни на йоту нет дела. Мачо, одержимые сексом (еблей); «феминистки» с блокнотами, одержимые только гендером; представители СМИ, упорно раздувающие сенсации и унижающие все, что связано с (уфф… ) «Сексом»  со своей обычной трибуны фальшивого негодования (способствует росту продаж). Они путают секс с сексуальностью; ритуал – с беспорядочными половыми связями. Такие люди, без сомнения, были бы удивлены, и немало разочарованы, узнав, что Пи-Орридж говорит о таких вещах, как сексуальное равенство. Или узнав, что в Храме человек, конечно, может, если хочет, исследовать свою сексуальность не вступая ни с кем в половые отношения в действительности (используя только аутосексуальные техники в ритуале, например). Но, поскольку процесс обучения всегда идет лучше, если занятия совместны и приятны, было бы удивительно, если бы кто-нибудь этого захотел.
Существует (к сожалению) некий тип людей, которых привлекает Храм, хотя это вряд ли зависит от Пи-Орриджа. Люди, критикующие такие явные аномалии Храма или его деятельность, легко забывают, что здесь нет строгих формул, человек может разделить опыт, не обязательно соглашаясь с методами, моралью или образом жизни других Посвященных. Но секс – все-таки важный аспект в деятельности Храма.
«Потому что секс – одна из первичных мотиваций человека. Я думаю, что люди в большей степени животные, чем они сами думают, и что существует гормональное, метаболическое, глубоко внедренное сексуальное побуждение, которое движет нами, с которым человек должен столкнуться и постараться понять его. А если люди не могут принять и понять нечто столь значимое и физическое, тогда они точно так же могут капитулировать, столкнувшись с более абстрактными вещами. И секс используется как орудие, чтобы генерировать вину и страх для Контроля. Я думаю, в ментальном смысле это важнее, чем любое поле битвы на планете. У нас имеются стремления к различным вещам, которые старательно подавлялись. Ритуал – один из них. Потребность отметить свое прохождение через жизнь на себе физически и ментально. Для таких простых вещей всегда существовали знаки – от татуировок, проколотых ушей и разных причесок до определенных видов церемоний. Как свадьба, рождение, крестины, футбольные матчи или что угодно. Я считаю, что люди, которые отказываются даже признавать эту потребность и отвергают ее – опасны. Обычно это такие люди как фанатичные христиане, правые политики, и так далее. Люди, убежденные в своей правоте и предписывающие другим, как нужно жить и думать. Я же предпочитаю познавать вещи, и включать их в себя, и изучать, что они такое и зачем они. И я действительно думаю, что подавление ритуалов и сексуальности – причина того, что в нашем обществе так много душевных болезней. Они ведь практически неизвестны во многих «примитивных» племенных обществах. Неврозы изгоняются ритуалом, всегда имеется точка, на которой нужно сфокусироваться. Даже если не делать этого  регулярно, каждый день, всегда имеются ритуальные пункты на протяжении всей их жизни, которые используются для фокусировки на чем-то прямо противоположном их повседневному нормальному существованию. Что крайне нехарактерно для нашего общества».
А как насчет рождения и смерти?
«Ну, даже рождение ребенка выхолощено как событие, и как опыт, и как ритуал. Медицинская профессия пытается отобрать деторождение у женщин. (Оба ребенка Джена и Паулы родились дома). Даже смерть считается чем-то, от чего следует отмахнуться и больше об этом не говорить. Даже ебля! Всё, чего мы не можем избежать. Мы все ебемся, мы все родились и умрем. Даже эти три основных момента ритуала и опыта завинчены и искажены и подавлены нашим обществом. Так что нет ничего удивительного в том, что мы совершенно запутались».
Добавьте к этому тот факт, что сейчас даже самые раболепные люди разочаровываются в структуре общества. Что авторитетам больше нельзя доверять, так как их постоянно дискредитируют и доказывают (часто вполне публично), что они нечестны, равнодушны и некомпетентны – это означает, что в уравнении, выведенном Храмом, возникла очень опасная и нестабильная ситуация. Миллионы лишенных цели, недовольных людей, генерирующих всю эту несфокусированную энергию, равняется = Плохой Магии. Симптомы которой проявляются в преступлениях на улицах, героиновой зависимости, убийствах на сексуальной почве, алкоголизме, ипохондрии и практически всех остальных недугах общества, которые вы назовете. Люди просто лишены самодисциплины и самоуважения. Нет ясной цели. У них даже нет больше структуры, которую надо обходить.
Это объясняет, почему структура христианства вновь стала так привлекательна для многих людей. Структура, в которой люди получают благо от ритуальных фокусов и руководства. Но направление, кажется, слишком часто ведет к смерти – христианство на практике, структура, основанная на заключении пари на жизнь после смерти, чем на воспитании подлинного желания лучше жить с людьми в этой жизни.
Храм ограничивает свою деятельность тем, что знает, то есть жизнью, а не смертью. Он не предполагает устанавливать «заповеди» или пытаться создать впечатление, что вправе это делать, представляя таким образом просто несколько идей. Он скорее пытается побудить к активной, позитивной жизни, полагая, что люди, свободные от условного чувства вины, вполне способны сами решить, как им жить (лучше помогать кому-то потому, что хочешь ему помочь, или потому, что хочешь защитить собственные интересы и не попасть в «Ад»?). Наблюдая соблазны общих ловушек всех религий, он заинтересован в не построенном по ранжиру, недогматическом исследовании того, что же действительно происходит. Без глупостей организованной религии, риторики партийных политиков или обещаний «оккультизма», которые служат только извращению понимания и таким образом – укреплению Контроля.
Секс и сексуальность лежат в основе Контроля. В этой области нашей жизни ограничения и искажения наиболее очевидны – это, например, может быть проиллюстрировано ограничением сексуальных стереотипов, чувством отчуждения и массой отклонений, которые наполняют ту область, которую Фрейд назвал центральной в человеческой жизни. Джен утверждает, что совершенно естественно попытаться в первую очередь затронуть эту универсально применимую область и отсюда развивать понимание.
Есть, однако, более, чем тактический ход в воплощении ритуалов Сексуальной Магики – поскольку они также являются превосходным способом проиллюстрировать возможности разума, объединенного ритуалом.
Оккультный Истеблишмент, в лице немца Теодора Ройсса, некогда подверг остракизму Кроули за то, что он сделал «секреты» Сексуальной Магики доступными непосвященным в таких книгах как «LIBER CCCXXXIII Книга Обманов» (в которой он писал о «Магическом Кресте» и «Мистической Розе»), а позже революционные идеи Кроули получили широкое распространение, благодаря его пристрастию к театральным эффектам, стали более популярными – в результате Кроули возглавил Argentum Astram и в итоге стал Мировым Главой Ордена Восточных Тамплиеров после того, как немец ушел в отставку из-за болезни.
Благодаря работам Хэвлока Эллиса, масона Карла Келлнера, Кроули и многих других такие «тайны» стали широко известны в наши дни (хотя их не всегда понимают) даже среди совершеннейших дилетантов от оккультизма.
Очень упрощенно, основная предпосылка Сексуальной Магики состоит в том, что когда человек достигает оргазма, он или она способен, хотя и на короткое время, получить доступ и контроль над скрытым, находящимся во власти снов, миром бессознательного. Там «Истинная Воля» открывается и фокусируется, латентные возможности этого «незримого» разума используются, чтобы изменить физическую реальность. Если желание сперва принимает форму (во время подготовительного ритуала), затем визуализируется в момент оргазма (обычно в форме особого символа), скорее всего это желание так или иначе осуществится.
Люди, застрявшие в чисто физическом восприятии жизни, и традиционные науки, которые ее объясняли, вынуждены отбросить эти идеи. Возможно, они ехидно скажут, что эти понятия означают «магию». Они, разумеется, будут правы. Но как и в случае с любой теорией, всегда можно состряпать несколько весьма логично звучащих аргументов, чтобы поддержать эти утверждения и сделать их более привлекательными на интеллектуальном уровне. Один такой аргумент может базироваться вокруг теории, которая в различных формах преобладает в «Rapid Eye».
Она заключается в том, что язык двух полушарий мозга – постоянно передаваемый импульс, и путем искусственного нажатия на клавиши этих частот (с помощью ритуала или воздействия «психотронных» звуков, вспышек и т. д.) две половины мозга можно заставить действовать в унисон. Правое полушарие, которое имеет дело со снами, «интуицией», творческими импульсами, нелогическим мышлением (считается, что в нем обитает бессознательная сущность – та, что создает полтергейст и демонов) – сочетается с логичным, практичным левым полушарием, где находится эго (это о левом полушарии мы думаем «я»). В результате наступают измененные состояния сознания. Всякий, кто принимал ЛСД или был настолько глуп, что экспериментировал с фенилциклидином, согласится, что существуют различные уровни сознания и что мозг и тело способны на гораздо большее, чем мы могли подумать.
Изучая самые действенные методы влияния на мозг, мы можем более эффективно создавать требуемые состояния и точно узнать, чего можно добиться, достигнув этих состояний.
Это частное предположение было сделано для этой статьи на базе работы Спэйра и Пи-Орриджа и самого поверхностного рассмотрения некоторых неврологических явлений. Если бы люди с бОльшими познаниями в неврологии, психологии и т. п. захотели бы найти более убедительный аргумент, они, без сомнения, смогли бы это сделать для целей самораскрытия и практических результатов. Однако, как говорит Пи-Орридж: «Какая разница, раз это работает?» В том, что это работает, сомневаются только те, кто не пробовал или относится к этому слишком цинично, клинически или беззаботно. Храм больше заинтересован в том, чтобы обнародовать способы проведения подобных опытов, а не пытаться убедить людей в теориях или результатах.
Если Секс действительно дает такие возможности, разумеется, в интересах Контроля будет подавить такую информацию и деятельность. Дженезис сказал бы, что это объясняет, почему «Секс» больше, чем какая-либо другая область частной человеческой деятельности, подчинен исключительным уровням внешних интересов и вмешательству бездумных агентов Контроля – будь это полиция или священники.
Как бы кто ни думал, несомненная правда, что, испытывая оргазм, индивидуум испытывает ощущение свободы, которое делает систему Контроля совершенно бессмысленной. По крайней мере в этом случае, секс является освободителем.
Пи-Орридж нисколько не сомневается в действенности Сексуальной Магики, и учитывая, что медицинская наука постоянно пересматривается и сейчас может объяснить деятельность примерно только трети общей массы мозга, нельзя исключать любые объяснения и исследования. От традиционалистского «представления» до более связанных, хотя и столь же смутных и расплывчатых представлений Новой Науки. Джен убежден, что все постоянно испускают свои духовные излучения, - и он чувствует, что кто-то должен искать пути выхода этой энергии. Сексуальная Магика для него – лучший способ исследования, поскольку она дает отмычку к Дверям Восприятия, отпирая скрытые области человеческого потенциала. Это предположение – единственное, во что он верит, и из этого проистекает практически всё, что он делает.
«Всё зависит от того, способны ли вы доверить своему подсознанию действовать самостоятельно.  Я размышлял над этим многие годы и с течением времени нахожу все больше доказательств, подтверждающих теорию, что человеческий мозг испускает эти различные частоты, сигналы и, что через них каким-то образом соединяется с коллективным бессознательным. Это могло бы объяснить, например, такие явления, как послания от умерших и тому подобное. Так что на деле вы просто начинаете использовать остаточное поле бессознательной мысли всей планеты, но многие люди не подозревают об этом, так что они мечутся, раздражаются, вечно несчастливы, потому что они постоянно черпают оттуда бесполезные мысли».
Изучение Магики – это изучение духовной радиоэлектроники, способов контроля передачи и улучшения приема. Сексуальная Магика – это способ подключить больше энергии к антеннам – медным, деревянным, бумажным, стеклянным Духовным Крестам, которые висят на сотнях стен от Токио до Токсета, заряженные решимостью Храма. Организации, пытающейся понять механику подключения и влияния на «поле».
Действуя по подсказке Джена – «Если вы очень, очень хотите, чтобы что-то случилось, то именно в момент оргазма вы получаете совершенно чистое желание, на долю секунды оно ничем не отвлечено и не ослаблено, и шансы, что оно сбудется значительно увеличиваются» - Посвященные провели различные эксперименты и доложили о необычных результатах.
Вот один из примеров ауторитуализации из Храмового Архива, представленный Эдемом:
«Я считаю жизненно важным представлять Знак в форме, которая отделяет его от повседневной деятельности. Обстановка – всегда затемненная комната,䀠вечером – обычно около одиннадцати. Я прибираю комнату, удаляя все лишние предметы. Комната становится пустой, за исключением кровати иРинструментов, выбранных мной дл䑏 данного случая. Есть несколько предметов, которые я использую всегда – они выбраны интуитивно. Найти набор инструментов, которые ты сможешь использовать специально для Знака – необходимо для создания Магического отражения. Под этим я имею в виду совокупность  условий, предметов и действий, которые действуют на подсознание, находя короткие пути к требуемому особому, неуловимому состоянию ума. Я не люблю использовать эти предметы для чего-нибудь еще, кроме ритуалов.
Я использую следующие предметы: нож, у которого, как я знаю, есть сильная история, серебряный колокольчик с ручкой в форме козьего копыта, купленный мной при необычных обстоятельствах, свечи и 1ритву. Прежде чем начать, я раскладываю эти предметы вокруг себя. Я считаю, что полезноРпринять какое-нибудь вещество, иногда даже просто алкоголь, но не для того, чтобы расслабиться, а чтобы помочь измениться атмосфере, сознанию, чтобы найти путь к особому состоянию разума. Цель ритуала всегда остается на задворках сознания, я медленно пропитываю свой разум стоящим передо мной заданием. Когда я начинаю, я включаю тибетскую муз䑋ку – из-за ее личностных ассоциаций, а также потому что она предназначена для ритуального использования. Я начинаю мастурбировать, одновременно используя мысленные образы своих фетишей и играя с центральным пунктом ритуала, обменивая и схлестывая идеи друг с другом. Происходящие ментальные процессы чрезвычайно трудно точно описать. Я чувствую, как мои действия и эмоции сливаются, все взмывают вверх по спирали, фокусируясь на оргазме. Я концентрируюсь одновременно и на ситуации, в которой нахожусь, и на внутренних и интуитивных процессах, которые я пытаюсь пробудить и запустить внутри себя. Ты осознаешь, когда вспыхивает искра истины. Внешнее – это внутреннее и наоборот. Оба смешаны и сконцентрированы – фокусируясь на цели ритуала. Оргазм – это ключ ко всему процессу, печать бессознательного.
Как только оргазм прошел, я готовлю физический Сигиль. Я рисую и пишу на листе бумаги то, что чувствую – иногда бессвязные каракули и символы, затем добавляю слюну и семя. Я использую бритву, чтобы пустить кровь, рисую ею символы и знаки, какие приходят в голову в этот момент. Я помещаю листок на видное место в комнате, так чтобы он постоянно напоминал мне о цели Сигиля. Для меня есть огромная разница между оргазмом во время Сигиля и оргазмом, достигнутым с помощью обычного секса или фантазии. Каждый Сигиль, который я сознательно подготовил, достиг цели; иногда это даже пугает своей действенностью и эффективностью.
Например, однажды я хотел встретить парня, которого увидел в магазине, подготовил для этого Сигиль, и несколько дней спустя решил пойти в паб, где уже не был какое-то время, просто чтобы сменить обстановку. Когда я вошел, то на другом конце зала я увидел того парня. Он почти сразу же подошел ко мне и сказал, что у него такое чувство, будто он где-то видел меня раньше, чего, конечно, быть не могло. Мы разговорились, а позже занялись сексом».
Ведущий специалист по таким формам «Сигилизации» – Остин Спэйр – описал систему несколько яснее, добавляя жизненно важный пункт – желание, насколько это возможно, должно разместиться в подсознании без вовлечения или осознания сознательного ума.
«Моя формула и Сигили для подсознательной деятельности – это средство вдохновения, способность или талант, возможность ускорения эволюции. Экономия энергии и метод обучения с помощью удовольствия.
Для создания Сигилей используется обычный алфавит. Например, желание получить сверхчеловеческую силу можно сформулировать следующим образом: «Хочу силы моих тигров». Чтобы Сигилизовать это желание, запишите на листе бумаги все буквы, из которых состоит предложение, исключая все повторы. Полученная последовательность букв, «ЯХОЧУСИЛЫМИХТГРВ» затем комбинируется и включается в ваш Сигиль.» (Эта последовательность букв и/или символов называется «глифом».)
«Желание, Сигилизованное таким образом, затем должно быть забыто; то есть, сознательный ум должен прекратить думать об этом все время, кроме времени Магики, чтобы вера стала истинной и живой нужно бороться с ней в подсознании и придать ей формы (Сигиля). Но не бороться за Веру.
Силой Сигиля вы можете посылать свои желания в подсознание (туда, где живут сны). Все желания, и удовольствия, и знания, которые не могут найти естественного выражения, могут с помощью Сигилей, а затем и формул, исполнится через подсознание.
Заряжение энергией такого Сигиля должно происходить в особое время. В момент оргазма желание должно быть повелительно сформулировано. Сила находится не в самом Сигиле (это просто проводник желания), а в намерении, с которым оно передается в момент изнеможения. Любой символ/глиф/, личный или традиционный, может быть использован как Сигиль. Если это личный символ, то он может быть специальным проводником определенного желания, и не должен использоваться в других целях; если традиционный, он должен получить новое значение, которое таким образом сконцентрирует его на тайной цели. Способности визуализации, самодисциплины и концентрации – вот необходимые качества».
Остин Осман Спэйр, наряду с Кроули, является ведущей фигурой, стоящей за «оккультной» философией Храма. Спэйр был не только выдающимся оккультистом, но и блестящим художником. Он закончил школу в 13 лет и получил стипендию в R.C.A. благодаря своим талантливым иллюстрациям и трактату по стереометрии, за который получил Национальную Золотую Медаль.
Его отец был лондонским полицейским, а мать – ревностной христианкой, и Спэйр невзлюбил обычаи и подружился со старухой, миссис Паттерсон, которая была ведьмой, научившей его многим аспектам своего ремесла. Когда ему было всего 17 лет, он опубликовал свою первую книгу, «Earth Inferno»/«Земной Ад»/, короткий, афористичный текст, щедро проиллюстрированный его сюрреалистическими рисунками, сделанными под влиянием оккультизма. После этой публикации критики сравнивали Спэйра с Дюрером, а Джон Сингер Сарджент назвал юного обитателя Ист-Энда гением. Около 1910 года он присоединился к Argentum Astram Кроули. Во время Первой Мировой войны служил в Египте, где на него неизгладимое впечатление произвели пирамиды и резные иероглифы египетского оккультного искусства. Вдохновленный ими, он продолжил развивать свою теорию Сигилей - систему ритуального символизма, создающую глифы, помогающую выразить волю человека в тайной, концентрированной форме. Процесс сигилизации включал в себя выражение им желания своему подсознанию в символической форме, когда он находился в состоянии транса (который он называл «состоянием смерти») или экстаза (как правило сексуального). Он верил в реинкарнацию, и, пребывая в этом состоянии, чувствовал, что может вернуться во времени и заново открыть свои предыдущие личности, которые он представлял в своих работах в форме чудовищ – полулюдей, полу-зверей – и, наконец, может проследить «Первопричину всего», знание, которое человечество утратило многие века назад. Это «атавистическое возрождение» и абсолютное открытие, которое оно обнаруживает, было названо «Киа» - истинная Суть Человека.
Лучшая работа Спэйра, несомненно, одного из талантливейших иллюстраторов Англии – рисунки к книге, которую он опубликовал, когда ему было 22 года, нечто вроде Библии для посвященных Храма, «Книга Удовольствия (Любви К Себе): Философия Экстаза» (1913), которую он проиллюстрировал рисунками-импровизациями; его работы есть и в другой любимой книге Пи-Орриджа, «The Starlit Mire»/Освещенное Звездами Болото/ (1911). Спэйр был человеком, которого Транс Медиа могли назвать «кваквавином» – он родился в полночь с 31 декабря 1888-го на 1 января 1889-го, и это событие наградило Спэйра тем, что он называл «Комплексом Януса» - по имени римского божества, смотрящего назад и вперед одновременно. Свои поздние годы он провел, как и Кроули, затворником, жил в полуразвалившемся доме. Он умер в Брикстоне в 1956 году.
Ритуалы Спэйр проводил отнюдь не в полном одиночестве. К своей ритуальной работе он привлекал многочисленных любовниц, проституток и, как он заявляет, суккубов. Храм тоже не полагается полностью на аутосексуальные техники.
О предполагаемых оргиастических действиях в Храме ходит немало сплетен (особенно усердствуют люди, изображающие отвращение и в то же время мечтающие, чтобы их пригласили на такое мероприятие).
Я не намерен разрушать чьи-то фантазии, но на самом деле такое бывает редко, хотя действительно бывает, как правило в маленьких группках друзей и любовников, а не между совершенно чужими людьми, столкнувшимися и соединившимися на освещенном луной шабаше.
«Ритуалы Сексуальной Магики», исполняемые больше, чем одним человеком, в Храме часто происходят на территории, настолько свободной от проникающей ауры Контроля, насколько это возможно. Где-то вдали от ловушек и приличий чопорных социальных условностей, в месте, где эго и ложная идентичность сбрасываются, и Посвященный легче может вернуться во времена до регулировки. В Детской.
«Без» – это «без»
В Детской
Тьма не темна
В Детской
Страха нет
В Детской
Медведь там
В Детской
— In the Nursery, PTV 1983
    Детская – это попытка создать среду, независимую от правил внешнего мира. В отличие от «Сало» Пазолини, детская – не только микрокосм, но и вакуум – здесь нет НИКАКИХ правил. Детская – это функциональная художественная инсталляция. Театральная сценическая декорация, в которой Эдвард Кинхольц встречается с Лукрецией Борджиа.
    Детская расположена по некому адресу на анонимной боковой улице Ист-Энда, за дверями с тяжелыми засовами, под охраной системы видео-наблюдения. Стены комнаты кроваво-красные. На черном полу нет ничего, кроме гроба, стоящего у стены, и угрожающей громады старого кожаного зубоврачебного кресла (которое когда-то сыграло роль в деле дантиста, осужденного за приставания к пациентам, одурманенным анестезией). Павлиньи перья, веревки, фаллоимитаторы, цепи, зеркала, человеческие черепа, сучковатые палки, свечи, резные фигурки… десятки предметов лежат вдоль стен. Чтобы во время ритуалов взрослые импровизировали с ними почти так же, как дети могут экспериментировать с коробкой старой одежды в игровой комнате.
Половые акты, которые совершаются в Детской, не рассматриваются участниками как «Секс». Люди, отделенные от смущения и страха внешнего мира, склонны позволять себе действия, которые обычно не допускают. Чувство уязвимости, порождаемое в таком заряженном дезориентирующем месте, служит усилению Храма, создавая узы доверия – Ритуал, стимулирующий общее стремление. Физическая и ментальная энергия объединяются и посвящаются ритуалу, высвобождению и направлению духовной энергии с помощью ритуального отвержения всех аспектов Контроля, среди потных бундесверовских маек и экстази.
По мере того как Храм овладевает Сексуальной Магикой и накапливает свои исследования, естественным образом развиваются и другие системы, не задействущие оргазм. Идея заключается в том, что когда будет достигнута «цельность», заучены жизненные ЭЛЕМЕНТЫ ритуала, которые инициируют необходимые измененные состояния, целью которых является способность «включаться» и использовать такие способности автоматически в повседневной жизни. На автобусной остановке, в поезде, ночью, лежа в постели.
Итак, предположения, сделанные популярными СМИ кажутся ложными – симптомы состояния Контроля, небрежно использованные, чтобы рассеять интерес и отвлечь внимание от подозрительных областей, представляя их пустыми,  извращенными, претенциозными или смехотворными. Однако это как раз те области, которые должны, в виду их хрупкости, изучаться самым строгим образом. Строгости Храма, ритуальные поп-страсти, сексуальные потрясения в этом свете – просто средства для достижения цели. Целью является эта автоматическая способность. Эволюция, не меньше.
Хотя Джен, без сомнения, испытывает желание стать более известным, а PTV порадовал бы поток записей, занимающих первое место в хит-параде и сумасшедшие деньги, этот духовный конгломерат прежде всего стремится к такому эволюционному шагу – куда более интересная и важная цель, чем увидеть свой портрет на обложке журнала «The Face» - хотя всё зависит от ваших приоритетов. Члены многих групп очевидно хотят только разбогатеть и прославится и развлекаться с фотомоделями на светских вечеринках и в постели. Вполне справедливо.
Приоритеты Дженезиса очевидны. Они пропитаны его собственной кровью, спермой и мочой. Изучать и нападать. Но в каждой группе очернителей, однако, появляется обращенный. Так что когда развеселый, модный «Бифф» в «Guardian» или Джон Уолтерс на Радио Один, или Дерек Джеймсон на Thames TV атакуют Храм, появляется союзник в лице какого-нибудь Сэнди Робертсона, Пола Морли или (как часто бывает в таком случае – на удивление) Оберона Во (который сказал, что Пи-Орридж  - «один из самых здравомыслящих философов последнего десятилетия»).
Навязывание воли – будь это воля Тэтчер, Сталина или Пи-Орриджа – совершенно очевидно несправедливо по отношению к большинству уравновешенных людей. Храм основан на добровольной приверженности. Полной приверженности. Но не на послушании. Несмотря на нападки критиков, добровольцы многочисленны.
Имя Храму - легион. Он распространяется как неудержимая эпидемия среди разочарованных интеллектуалов-экзистенциалистов, заполняющих читальные залы Британского Музея; он распыляется повсюду, захватывая «Стражей Террора» - любителей экстази, пост-индустриальных панков из грязных сквотов; он внедряется прямо в ткань Белой Западной Культуры (на футболках телепродюсеров и значках на лацканах кинорежиссеров зачастую можно увидеть знакомый крест с тремя перекладинами).
По мере наступления 90-х, Храм становится все более модным и организованным. Маленькая, но преданная команда ныне управляет Temple Records из аккуратного офиса, полного жужжащих компьютеров, ксероксов и факсов, служа двойной цели – продавать записи и помогать в распространении знаний Храма. У TOPY теперь есть отделения в США и «Пункты Доступа» по всей Европе, многие из них выпускают собственные Бюллетени и Плакаты независимо от Лондона и оплачивают свою деятельность организуя шоу, продавая продукцию PTV и рекламируя местные концерты и дискотеки.
Как и планировал его создатель, Храм начал собственную жизнь, разветвляясь и вдохновляя многочисленные музыкальные группы, художников, публикации и шоу. Люди берут для себя в Храме то, что им близко. Большая часть похвал в адрес этого феномена падает на узкие плечи Джена. Или, в случае если его идеи и наблюдения окажутся ложными, большая часть вины.
Однако пока сумерки переходят в ночь, теории, на которых основывается всемирная сеть неофитов, кажутся далекими, а Джен доедает тарелку своих знаменитых спагетти болонезе, потягивает чай и стонет, завидев в телевизоре треплющегося Ноэля Эдмондса. Серое свечение катодного луча выключается пультом дистанционного управления и гостиную Пи-Орриджа озаряет свет Луны, отражающейся в темном мертвом стекле экрана. Огромное чучело головы волка, висящее над ним, отбрасывает призрачную тень на стену, на которой мерцают три керамические фигурки Гитлера, летящие над камином, как утки Хильды Огден. Взгляд перемещается по комнате как камера, фокусируясь на предметах. Коробка с журналами по пирсингу и татуировке, огромный стеклянный террариум, в котором живет большой дружелюбный боа-констриктор, Белла, и кот семьи Мунчайлд, сидящий – теперь в виде чучела – на камине. Полки ломятся от книг: оккультизм, искусство, психология, наркотики, кино; и от видеокассет: Энгер и Джармен, Уорхол и Бунюэль; и выставки зеленых бакелитовых предметов арт-деко. А над дверью – розовая плексигласовая стрела с числом «23» в центре, указывающая на выход.
Двадцать три – число, которым одержим Храм, оно появляется в его текстах, музыкальных записях и реликвиях. Принято, что сигили начинаются в 23:00, основные ритуалы и события TOPY проводятся по 23-им числам месяцев и так далее.
Цифрами изобилуют работы Берроуза и Гайсина (они происходят из загадки Капитана Кларка), они занимают важное место в дневниках Джойса. 23 – число иллюминатов – всемогущего, вездесущего тайного ордена масонов, основанного доктором Адамом Вайсхауптом в Баварии в 1776 году и сейчас, как утверждается, незримо правящего миром. (Есть некоторые основания полагать, что они ответственны за революции и в России, и в Америке, несмотря на то, что были запрещены в 19 веке после неудачной попытки заговора с целью свергнуть Римского Папу и все монархии Европы). 23 во многих текстах соотносится с Сириусом, который сам по себе плотно связан с египетской и африканскими магическими мифологиями,  и с «Потоком 93» Кроули. 23 – простое полезное число, оно входит в название связанной с Храмом группы и неоднократно повторяется в Каббале. Это число также неоднократно появляется в работах Кестлера. «23 Skidoo!» был условный крик нью-йоркских бродяг, когда они замечали крыши товарняков во время Великой Депрессии… и так далее, и тому подобное.
В традициях Храма оно широко используется как кодовое обозначение признания и близости, знак удачи, который вызывает скорее понимающую ухмылку, чем нумерологический толчок. Двадцать три – это течь в повседневной нормальности, через которую можно выбраться и прокрасться в другой мир – как сквозь одно из зеркал герра Воннегута.
Как и все связанное с мифологией Храма, значение числа не следует воспринимать слишком буквально или серьезно. Скорее его надо использовать как спусковой крючок, чтобы пробудить собственное воображение, как семя своей собственной мифологии. Забавно, что 23 также сленговое выражение американских актеров, означающее - «На выход», учитывая то, что Кроули написал в 1913 году, типичное для него странное стихотворение, озаглавленное Keoa/I KT (Двадцать три):
«…ты не можешь выйти тем же путем
что пришел. Путь вон – это ПУТЬ
Выйти вон. Для ВОН – Любовь, и Мудрость, и Сила
Выйти ВОН
Если уже есть Н, выйди сначала ОН
Потом выйди В
И, наконец, выйди ВОН».
Его значение интерпретируется так: вначале человек покидает жизнь материализма, потом физические ограничения мира в целом, и, наконец, даже своих товарищей – посвященных. Жизнь, по существу, путешествие в одиночку, и никто не может сказать тебе, как пройти ее, кроме тебя самого.
Следуя указанию розового 23, ваш репортер, пошатываясь, выходит на освещенную луной улицу и начинает свое путешествие с помощью автобуса №23 (честное слово), покидая Дженезиса и Паулу, которые укладывают детей спать.
Единственной целью рассказа о Храме Духовной Юности и их публичных манифестациях было исключительно стремление предоставить информацию и, надеюсь, в какой-то степени прозрения – насколько бы я не был пристрастен, представляя его. Единственная мотивация, побуждающая человека критиковать чужую работу – это желание изучить и донести информацию до других, или поддержать идею, если человек каким-то образом лучше информирован, чем прочие, или чтобы попытка уничтожить стала так же бессмысленна, как журналист, берущий у кого-то интервью в течение часа, а потом дающий рекомендации (как будто они что-то значат). Мы оставляем самоуверенный сенсационный газетный язык людям, которые жаждут доказать, какие они умные. Мы уверены, что вы достаточно умны, чтобы составить собственное впечатление от предоставленной вам информации.
Поскольку эта информация будет меняться до тех пор, пока живы Пи-Орридж и Храм, невозможно сделать никаких простых выводов. Храм не так-то прост и ясен. В отличие от всех Религиозных и Политических доктрин, которые зиждятся на вере в некое утверждение, Храм существует только в форме вопроса. Вопроса, требующего ответа, который вы сможете дать исключительно на основании своей деятельности и исследования. Возможно, единственный критерий оценки, который следует применять в отношении любого культового феномена, это: Ставит ли он вопросы, на которые стоит отвечать?
В критическом отношении, даже PTV ухитряются проскальзывать сквозь обычную сетку, когда они заявляют, что они не развлекают, а провоцируют – и, учитывая отклики на деятельность PTV, им это удается.
И как можно возражать этому Антихристу, сидя здесь, в окружении теплых домашних запахов с легким оттенком дерьма, которые могут исходить только от младенцев и домашних животных – если он борется против этой «самодовольной тупости» с одной стороны, и клеветы, а подчас и физических нападений с другой? Он не претендует на роль спасителя, он лишь пытается стимулировать – медный гвоздь, вбитый в этот Духовный Крест – признание уязвимости, способности ошибаться, слишком человечный, чтобы быть героем, которого чтят и слушаются – задавая свой одинокий вопрос из кровоточащего сердца Семьи: ПРАВДА ЛИ ВСЁ ТАК ПЛОХО, КАК КАЖЕТСЯ?
Его любимая песня всех времен – «I’ll Be Your Mirror» Velvets, а сразу за ней идет старый грустный номер Country Joe and the Fish, в котором поется: «Но кто я такой/чтобы стоять и смотреть/Ждать/Пока колеса судьбы медленно перемелют мою жизнь». Джен не из тех, кто будет стоять и ждать. Хотя его письма и ночные разговоры подчас обнаруживают постоянное давление, которому он себя подвергает («О, давай напишем книгу, полезная штука, и скроемся в Испании, будем вести спокойное развратное существование» или «У меня есть еще одна поп-проделка в рукаве, а потом я выйду на пенсию в Брайтоне, стану Великим Старым Ворчуном своей эпохи, полагаю …»), он будет продолжать сражаться, провоцировать, смущать, и силой вырывать у судьбы удачу до тех пор, пока дышит.
«Зачем нужно всё это делать? Потому что это работает на меня, и имеет для меня смысл, и делает жизнь более возбуждающей. И, честно говоря, если жизнь можно сделать более возбуждающей, то этого вполне достаточно. Потому что, на самом деле, это довольно скучная идея – жить. Не слишком захватывающее ощущение – добрых шестьдесят лет ползания по планете. Я не претендую на особую оригинальность. Я просто изучал разные вещи и пытался выработать из этого четкую последовательность мысли, которой я намерен следовать. Для меня это искренний и интересный выбор. А если это подходит и другим людям - тогда это действительно здорово, но прежде всего я занимаюсь исследованиями ради самого себя, но я всегда верил в то, что поиски и информацию можно разделить, что мы и делаем. Я еще не встречал никого, кто смог бы меня убедить, что мы идем не в том направлении. Чем больше я узнаю, чем больше читаю про культуру, философию, восприятие и эстетику, тем больше я убеждаюсь, что то, что мы все ищем – это просто полезный синтез всех этих вещей. Этот синтез должен включать в себя всё, он начинается с индивида и его личности, затем проходит через его поведение, далее через его отношения с окружающими. Затем генерируется во вне, в общество. Я все еще верю, что это единственный способ что-то изменить. Я все еще верю, что политика – это мошенничество, что нынешние СМИ существуют для того, чтобы оглуплять нас, что наркотики придуманы, чтобы контролировать и отвлекать нас, и что насилие – это слабая мера, которая не приносит пользы на протяжении длительного периода».
Итак, вот таков он, все еще пытающийся определить, улучшить и объяснить Жизнь. Исследовать проявления своей жизни и ничего не ждать. Игнорировать их и ждать еще меньше.

«— А что это за сыворотка?
— Не знаю, но звучит зловеще. Этому человеку нельзя доверять. Способен на всё… Резню превращает в сексуальную оргию.
— Или в шутку.
— Вот именно. Типичный эстетствующий дилетант – Никаких принципов».
Уильям С. Берроуз, «Голый Ланч»

« — Угу, - согласился Сун-Ву. - Кажется невероятным, как люди могли проводить такие фанатичные и отвратительные обряды, - он нервно встал. – Мне пора».
Филип К. Дик, «Вращающееся Колесо»

ПРИМЕЧАНИЕ
С момента написания и публикации этой статьи в оригинальном издании «Rapid Eye 1», Дженезиса Пи-Орриджа успешно выдворили из страны. Новостные СМИ, падкие до сенсационных надуманных заявлений о «Нападениях сатанистов» в некоторых частях Британии (утверждения, которые, как теперь доказано, были ложными), примкнули к победителям и обвинили Пи-Орриджа и организацию Храма в том, что они сатанисты, а так же в ритуальном совращении и убийстве детей.
Работая с несколькими авторами – христианскими экстремистами, которые недавно опубликовали дичайшие, полные дешевых сенсаций книги и статьи на «сатанинскую» тему, команда создателей желтой телепрограммы «Депеши» на Канале 4 состряпала лживую, сенсационную и крайне предвзятую передачу, заявив, что они могут «доказать ритуальные зверства сатанистов».
При показе коротких фрагментов якобы тайного культового видеофильма, который они обнаружили (на самом деле – художественного видеофильма «Первая Передача», о котором упоминается в этой статье, открыто демонстрировавшегося на различных перфомансах и выставках на протяжении нескольких лет), голос за кадром заявил, что это фильм о «сатанинском ритуале», включающем аборт и пытку!
Хотя ни TOPY, ни Пи-Орридж не были названы (чтобы избежать иска о клевете, который несомненно был бы подан Пи-Орриджем и адвокатами TOPY против Канала 4, юридические консультанты станции порекомендовали изменить программу перед выходом в эфир. Так что она была перемонтирована незадолго до выпуска), эмблема и творения TOPY неоднократно мелькали на экране.
Кроме нелепого, фальшиво-«серьезного» голосового сопровождения, зрителям также преподнесли звуки, которые назвали криком ребенка в агонии. Скрытый смысл очевиден. Но на самом деле мы можем открыть, что плач ребенка был взят с личной записи Пи-Орриджа, сделанной во время рождения его первой дочери, Каресс. Как известно любому поклоннику PTV, эту запись они использовали в качестве сопровождения к сентиментальной песне, которую впервые ставший отцом Джен посвятил своей (тогда) малютке-дочери, «Just Drifting». Команда создателей «Депеш» таким образом превратили то, что, как они прекрасно знали, было песней отцовской гордости и любви («Моя девочка/Драгоценная и чистая… Твоя простая любовь завладевает мной … Ты тронула мое сердце» и т. д.) и намеренно создали впечатление (без стихов), что это запись пытаемого младенца.
В стремлении подкрепить эти нелепые инсинуации и утверждения хоть капелькой «достоверности», создатели программы взяли пленку интервью у безграмотной женщины, названной просто «Дженнифер», которая заявила, что была вовлечена в сатанинский ритуал и, когда ей промыл мозги культ (sic), согласилась на убийство собственных детей. Канал 4 позже заявил, что свидетельница и копия кассеты были переданы им «профессиональным помощником». На самом деле, ведущего программы познакомил с женщиной адвокат, Маршалл Роланд. Это неизвестно большинству людей, но точно установлено, что г-на Роланда до этого принудили оставить практику из-за его крайних, а кое-кто скажет – эксцентричных воззрений на «опасность сатанизма».
Свидетельница, на самом деле – женщина, которую с тех пор описали как «профессиональную жертву», хорошо знакома профессиональным журналистам и другим людям, и которая в течение нескольких лет давала мрачные показания советникам по насилию, а также различным группам помощи при изнасилованиях и инцестах. Сейчас она получает психиатрическую помощь. (Эта «свидетельница» позже продолжила описывать интерьер здания, где, как утверждалось, проходили эти «ритуалы» – неверно. Она сказала, например, что заснятые сцены имели место в подвале здания. «Rapid Eye» может доказать, что в здании, о котором идет речь, вообще нет подвала).
Несмотря на серьезность выдвинутых ей обвинений, Канал 4 отказался раскрыть ее личность или пойти на сотрудничество с полицией, которая, таким образом, не имела возможности допросить ее и провести нормальное расследование. Оказалось, что команда «Депеш» по каким-то соображениям не желает докапываться до истины. Либо это так, либо они готовы защищать добровольно признавшихся детоубийц в интересах получения сенсационной истории, которая, по-видимому, совпадает с их собственным необычным взглядом на мир. Старший офицер Майкл Хеймс, глава Подразделения по Непристойным Публикациям Скотланд-Ярда, заявил: «Я должен срочно встретиться с этой свидетельницей, потому что – если то, что она говорит – правда, значит имело место серьезное преступление, которое требует расследования». Его требования были проигнорированы Каналом 4.
Команда «Депеш», тем не менее, намекнула полиции прямо перед эфиром своей широко разрекламированной программы, что Пи-Орридж  связан с ритуальным совращением детей и является главарем некоего «сатанинского культа». Полиция, которая по-видимому «какое-то время держала Пи-Орриджа и его последователей под наблюдением», однако не планировала предпринимать какие-либо действия против него, но была таким образом принуждена это сделать журналистами, угрожавшими разоблачением на ТВ, что хотя сущность культа была известна полиции (благодаря собственному чудесному расследованию-репортажу журналистов), она не давала себе труда действовать.
Принужденные к действию надвигающимся показом программы, более двадцати полицейских в штатском и в форме из Скотланд-Ярда и Брайтонской полицейской станции совершили рейд на дом семьи Пи-Орриджей в районе Брайтона Льюс-Роуд. Пробыв в доме несколько часов, они допросили друга Пи-Орриджей, который находился там (чтобы кормить животных), а также соседей. Они помимо этого захватили два полных фургона – более двух тонн – частного «материала», включая письма, дневники, семейные фотоальбомы, адресные книги, скульптуры, музыкальные инструменты, произведения искусства и видеокассеты (в том числе и мультики Уолта Диснея). Дженезис Пи-Орридж, его жена Паула и две дочери, Каресс и Дженесс, к счастью, в это время неплохо проводили семейные каникулы, посещая буддийские храмы Таиланда.
После эфира программы «Депеши», историю подхватила желтая пресса, которая, как и следовало ожидать, принялась поносить Пи-Орриджа. Несколько газет вспомнили, что он – тот самый человек, который был привлечен к судебному процессу по делу Мэйл-арта, а также что он – печально знаменитый «Человек с тампонами» из Института Современного Искусства. Они утверждали, что Пи-Орридж и его «последователи» (sic) – «распутные, отвратительные люди, принимающие участие во всех типах экстремальных сексуальных отношений». Так называемые «серьезные» газеты, такие как «Обзервер», присоединились к гонителям, опубликовав дикие, не вызвавшие сомнений статьи Эйлин Фэруэзер, «исследователя» программы, которая заявила (неверно), что врачи и полиция подтвердили, что фильм подлинный (т. е. снят тайный сатанинский ритуал, включающий убийство детей и насильственный аборт). «Rapid Eye» может сообщить, что эта же самая «журналист-расследователь» Эйлин Фэруэзер была в то время членом экстремистской фундаменталистской христианской группировки, и незадолго до описываемых событий была подвергнута «экзорцизму» лидером этой группировки.
В более разумных статьях в СМИ рассерженный Дерек Джармен и другие противопоставили всей этой бессмыслице совершенно очевидный факт, что данный «сатанинский» фильм был на самом деле не более чем (очень старым) произведением видео-арта. Если бы псевдожурналисты (или, точнее, маньяки), связанные с программой, читали «Rapid Eye», они бы, конечно, давно уже знали бы о его существовании.
После тщательного расследования (на этот раз проведенного профессионалами), представитель полиции заявил, что определенные обвинения были рассмотрены, но ЭТИ ОБВИНЕНИЯ НЕ ИМЕЛИ НИЧЕГО ОБЩЕГО С СОВРАЩЕНИЕМ ИЛИ УБИЙСТВОМ ДЕТЕЙ, ТАК КАК ПОЛИЦИЯ УБЕДИЛАСЬ, ЧТО ЭТИ УТВЕРЖДЕНИЯ БЫЛИ НЕОБОСНОВАНЫ.
Более чем через год после рейда полиция все еще не вернула ничего из изъятого, совершенно невинного, материала. Канал 4 не потрудился взять назад свои заявления и как-то возместить причиненный ущерб, ни извиниться, они даже никак не прокомментировали те факты, что сообщили Джармен и полиция. Также они не упомянули о многих фактических неточностях их бульварного «документального фильма» или книг, которые его вдохновили.
Мы можем на деле доказать, что «Канал 4» и команда создателей «Депеш» зашли слишком далеко, поддерживая христианско-фундаменталистские взгляды тех, кто участвовал в создании этого выпуска программы. Например, в титрах «Депеш» было сказано, что фильм был спродюсирован «Look Twice Productions». Такой компании нет в телефонном справочнике. Собственно, во время производства программы, группа купила стандартную компанию примерно за 200 фунтов, за которой и спрятала саму себя. «Канал 4» отрицает, что это была уловка с целью скрыть истинные взгляды причастной к делу команды, но она не предложила никакого объяснения, почему использовала такую необычную тактику, чтобы сбить с толку своих зрителей.
Ведущий Эндрю Бойд сказал: «наши религиозные взгляды не имеют к этому никакого отношения». Каждый, кто имел несчастье прочесть его смехотворную, неряшливую, неаккуратную и местами полуграмотную книгу «Богохульные Слухи» (издательство «Harper Collins»), поймет, что религиозные взгляды Бойда имеют самое непосредственное отношение к его трактовке «фактов». Его религиозные убеждения – это его частное дело, но не в том случае, когда он пытается посягать на личные убеждения других, на их свободу, на права невинных детей и родителей, или на стандарты профессионального – не говоря уж о честном – репортажа. Бойд провозгласил в документальном фильме, что каждый год в Британии исчезает 98,000 детей, подразумевая, что они совращены и/или убиты. Полиция, как и большинство нормальных людей, знает и утверждает, что это полная чушь. Крайне мало детей пропадает каждый год, и вовсе не было доказанных случаев совращения или убийства детей так называемыми сатанинскими группировками. Доктор Билл Томпсон, криминалист из Редингского Университета, говорит: «Правда то, что ни один ребенок еще спонтанно не описал сатанинского ритуального насилия. Это появляется только после повторяющихся расспросов и подсказок взрослых». Эта точка зрения экспертов-профессионалов не была даже упомянута в неуравновешенном, фальшивом фильме.
Ничего удивительного: редакторская технология, принятая на вооружение загадочной командой «Look Twice», мягко говоря, сомнительна. Например, доктор Венди Сэведж, уважаемый консультант-гинеколог, дала интервью этой компании. Она говорит: «Я просмотрела фильм и сказала команде «Канала 4», что аборта там не показывается. По какой-то причине они вырезали меня и мои высказывания из окончательной версии программы. Я также сказала им, что, по моему мнению, у кого-то слишком разыгралось воображение». Книга Бойда, кстати, была опубликована с тем, чтобы совпасть по времени с выходом программы «Депеш». Чем экстремальнее программа, тем больше огласка для книги, тем жирнее гонорар.
Загнанную в чистилище, семью Пи-Орриджей выставили из дома (а детей и из школы), ограбили, и отправили в оскар-уайльдовскую ссылку, они вынуждены переселиться в более терпимую Калифорнию (легально и без помех), но были лишены существенного источника дохода и постоянной базы. (Пи-Орридж сейчас зарабатывает средства на жизнь, давая концерты – PTV все еще самая известная «неизвестная» группа в мире – и интенсивно читая лекции с «Усталым» Тимоти Лири. Он также «Эксперт по молодежной культуре», которого приглашают различные исследовательские центры Калифорнии в Силиконовой Долине). В их семейный дом в Брайтоне ворвалась полиция, а позднее на него напали вандалы, исписавшие стены краской из баллончиков. Ценные картины и невосстановимые реликвии были украдены или уничтожены. Поскольку из-за переезда Пи-Орридж не имеет возможности выплачивать по закладной, он не может и продать свою собственность, так что Строительное Общество намеревается забрать дом.
Что еще важнее, личная, частная жизнь и история семьи Пи-Орриджей были выставлены на публичное обозрение, оболганы и обсуждались на публике чужаками с корыстными интересами. (Журналистами, охотящимися за интересными рукописями, религиозными маньяками, старающимися настроить общественное мнение против свободомыслия и продать свои узколобые книжонки, и самовлюбленными сплетниками всех мастей).
Полиция все еще рассматривает некоторые обвинения (хотя так и не выдвинула их), а это означает, что Пи-Орридж, если он вернется в страну, рискует  оказаться под арестом по обвинениям, о которых его даже не поставили в известность. (Кое-кто полагает, что, прежде чем вынести обвинения, полиция выжидала, пока лорды-судьи окончательно решат вопрос по поводу спорных обвинений по делу «Гаечный ключ» – нескольких мужчин арестовали и посадили в тюрьму за секс по обоюдному согласию у себя дома, включавший элементы садомазохизма, что, согласно новой интерпретации закона, означает нападение на человека, а следовательно является противозаконным деянием. Таким образом, любой взрослый в Британии, участвующий в садомазохизме или даже делающий пирсинг согласному на это взрослому партнеру, становится преступником. Так же считается, что Пи-Орридж, как член-основатель COUM и TOPY может быть обвинен в непристойности за некоторые из его спорных, нарушающих закон произведений искусства).
Несмотря на уроки, вынесенные из Оркнейского дела, Социальная Служба, возможно, тоже почувствует себя обязанной в нынешнем климате инициированной СМИ истерии расследовать это дело, что может включать в себя временное перемещение и допросы детей независимо от психологического ущерба, который это может нанести им и семье. Опять же, на Социальную Службу, которая до программы была счастлива позволить Джену и Пауле воспитывать детей, будут оказывать давление всезнающие, ищущие внимания тележурналисты и расследователи, отчаянно борющиеся за то, чтобы увеличить микро-рейтинги своих программ, неважно, что их безответственные действия повлекут за собой серьезные проблемы для невинных родителей и детей.
Независимо от закона, пока еще не рассмотревшего это дело, Бойд и его дружки, собственно говоря, уже осудили Пи-Орриджа в СМИ, точно самозваные полицейские, прокуроры, судьи и присяжные. Многие журналисты и редакторы газет, как обычно, бесстыдно последовали за ними. Если обвинения все-таки будут выдвинуты, возможно ли будет найти настоящих присяжных, не настроенных против Пи-Орриджа из-за этого лживого репортажа?
Здесь мы, осторожно и с уважением к закону, рассказали лишь о доказанных фактах, которые и без того уже являются достоянием общественности. Мы могли бы сказать и больше.
В конце концов, если бы «расследующие репортеры» «Канала 4» имели хоть какое-то представление о профессионализме, они бы осознали, что тот самый фильм, который они «обнаружили», был на самом деле сделан больше десяти лет назад (в 1981 году) видео-художником, сотрудничавшим с Храмом, и уже был показан на «Канале 4», «Би-Би-Си» и «Темз ТВ» в программах об искусстве, а также по европейскому телевидению. Насколько нам известно, фильм никогда не распространялся и не выставлялся на продажу, хотя его показывали на выставках и перфомансах. Стоп-кадры из фильма публиковались в «Rapid Eye Movement» еще в 1985 году.
Храм Духовной Юности продолжает развиваться и расти, хотя теперь уже без Пи-Орриджа, который решил перестать участвовать в движении в 1990 году. С тех пор Храм все больше фокусирует свое внимание на развитии новых методов и символизма, которые смогут повлиять на продолжающийся упадок общества. Этот упадок проявляется не только в экономическом смысле, но также, возможно, еще значительнее в растущем крахе надежд и подлинного новаторского творчества.
Ранняя история Храма, приведенная выше в этой статье, это скорее ЕГО история. Как, возможно, было задумано с самого начала, Храм постепенно становится – по мере становления – совместным движением. Таким образом, каждый, кто приближается к Храму сейчас в надежде найти тот Храм, что был тогда, будет разочарован (а может быть, и нет). У TOPY нет желания жить в прошлом, и он никогда не стремился стать статической сущностью, привязанной к традиции, равно как и любой форме фиксированного мифа или методологии. Как я сказал в этой статье, TOPY базируется не на идее или системе, а на изменении. TOPY постоянно заново изобретает себя, он меняется с течением времени. Это вопрос эволюции, вопрос, продолжать ли проверять и перепроверять основные проблемы общества, как они есть, и применять «Магическое Восприятие» к этим проблемам.
Итак, TOPY по-прежнему существует, его формы коммуникации и интересы стали шире, но не ослабли. Исследование общества, Контроля, искусства и Искусства неуклонно продолжается. Период, прошедший со времен рейда многому научил TOPY, не только о СМИ и коммуникациях, не только о силе мифов (и их создании); но также и о более глубоких уровнях Магики, которая полностью интегрируется как поистине эффективный образ жизни.
TOPY никогда не предлагал простых ответов – и по-прежнему не предлагает. Это не культ и не религия. Он не «сатанинский», он не «христианский». Действительно, эти термины: правое-левое, черное-белое – никогда не были здесь темой для обсуждения. TOPY просто борется за то, чтобы стать способом видеть немного больше того, что вам показано с самого начала, видеть сквозь проецируемый образ и иметь дело напрямую с реальностью, скрытой за этими мифами, за этими масками. Возможно, Пи-Орридж создал еще один миф, через который становится легче понять мифологию. Возможно, все было спланировано, но возможно, с другой стороны, не было ничего преднамеренного или истинного. Что бы вы ни думали, TOPY – это путешествие, полное открытий. Ничего поменьше, и возможно, гораздо больше.
За информацией о TOPY в его нынешнем состоянии пишите, вложив конверт с маркой, по адресу: Transmedia Foundation, PO Box 1034, Occidental, CA 95465-1034, USA. Необходимо заметить, что после медиа-фурора  почта, отправляемая на адреса «Temple Records», «Temple Press», TOPY и других организаций, в том числе и «Rapid Eye», стала пропадать или приходить вскрытой. (Хотя сейчас это прекратилось). Организация Свободы (бывший Национальный Совет Гражданских Свобод) писал в «Rapid Eye», что Особый Отдел, возможно, просматривает нашу почту. Несколько книжных магазинов отказались принять «Rapid Eye».
Нам нравится чувствовать, что мы живем в либеральном обществе, и мы цинично настроены по отношению к любым попыткам давления. Мы просто знакомим вас с фактами.
Как было сказано выше в статье, Дженезис Пи-Орридж представляет собой угрозу Контролю. Общество сфабриковало «достойные» причины, чтобы лишить его некого художественного и общественного влияния. Также общество попыталось отгородиться от подлинной проблемы насилия над детьми, которое чаще всего имеет место за сетчатыми занавесками домов «нормальных» семей из пригорода, переложив ответственность на воображаемое меньшинство, группу индивидов, которую интересуют академические работы разнообразных писателей, художников и пророков, которых большинство считает «подозрительными» – или, по крайней мере, популистские СМИ, претендующие на право говорить от имени большинства. Таким образом, люди, которые читают книги вроде «Rapid Eye» подозреваются в педофилии и «дьяволопоклонничестве» (sic), независимо оттого, что многие из них, возможно, не верят ни в Бога, ни в дьявола (проигнорируем на минутку тот факт, что сатанизм и язычество не имеют ничего общего с концепцией дьявола). Итак, проблема насилия над детьми больше не проблема общества в целом. Проблема, как всегда – это меньшинство.
Общество, которое прощает сбрасывание ядерного оружия на детей, систематически пытает и убивает миллионы животных, продает и отравляет землю из-под не рожденных еще ног и извлекает выгоду из голода, который можно предотвратить, и эксплуатации детей в странах с разной степенью развития, таким образом остается чистым.
Как сам Джен однажды написал, цитируя Чарльза Мэнсона:
«Правда ли всё так плохо, как кажется?»
Решайте сами.
СКВОЗЬ ЧЕРНОТУ ЭКРАНА

Интервью с Дереком Джарменом

Дерек Джармен – художник, кинорежиссер, сценограф, его первая персональная выставка-шоу прошла в галерее Лиссон в 1969 году. Он создавал декорации и костюмы для театральных постановок («Джазовый календарь» с Фредериком Эштоном и Рудольфом Нуриевым в Ковент-Гарден, «Дон Джиованни» в Колизеуме и «Голос ночи»  с Мишей Бергезе). Он работал художником на фильмах Кена Рассела – «Дьяволы» и «Дикий Мессия», одновременно с этим снимая свои фильмы в «Супер 8», такие как «В тени солнца», ставшие впоследствии классикой андеграундного кинематографа. Затем он снял «Себастьян», «Юбилей», «Буря», «Разговор ангелов», «Караваджо», «Воображаемый октябрь», «Военный реквием», «Прощальный взгляд на Англию», «Сад», «Эдвард II», «Виттгенштейн» и «Голубизна», работал с различными актерами от сэра Лоуренса Оливье до Адама Анта. Его автобиографические книги «На твой риск», «Караваджо», «Танец на краю» и «Современная натура». Он вернулся к живописи (выставки в Королевской академии и ICA) и дизайну (Rake`s Progress во Флоренции), снял ряд видеоклипов, в том числе для Smiths, Pet Shop Boys и Марианны Фейтфул. Его видео для REM «Losing My Religion» стало лучшим клипом на МТВ в 1991 году. Он «вышел» из художественной школы вместе с Дэвидом Хокни и Патриком Проктором, дружил с Робертом Мэпплторпом и серийным убийцей Мишелем Лупо. Святой Дерек был канонизирован активистами гомосексуальной группы «Сестры Вечного терпения». Джармен стал значимой медиа-фигурой в политических и социальных сражениях против гомофобии и СПИДа. В 1986 году у него диагностировали ВИЧ. Он жил в маленькой квартирке в центре Лондона и деревянном коттедже рыбака на побережье, рядом с атомной электростанцией в Дандженессе, в Кенте. Гей-мученик для одних, бунтарь от трансгрессивного искусства для других, он говорил в интервью для «Rapid Eye» в 1985 году:
«Ты не со мной, но мысленно я все равно с тобой. Ты не искусство, но фатальное видение, чувственное, ощутимое. Чувствовать – значит видеть?»
На внутренних уровнях философии, литературы, теологии и метафизики, истинные мастера развивали серьезные эзотерические идеи, основывая новые школы мысли путем синтеза с древними учениями. Самым знаменитым стало учение Джабира эль-Хайана, более известного на Западе как «Гебер». Существительное «гиббериш»  - это производное от его имени и очевидной неразборчивости алхимических текстов  в целом...
Я иду в лучах утреннего солнца вдоль разрушенной части Чаринг-Кросс-Роуд, из открытых окон неподвижной металлической змеи, тянущейся в сторону центра, доносится звуковое многообразие современного мира. Пока проходишь от огромного «БМВ» до крошечной «Тойоты», создается ощущение, что ты слушаешь пост-интеллектуальный хип-хоп «Cabaret Voltairе». Эл-Би-Си, Би-Би-Си, «Кэпитал», сообщения о действиях ИРА, сливающиеся с «С-Экпресс», Теренсом Трентом Д`Арби и «Eurithmics» – Энни Леннокс говорит с ангелами... «Да да до да-да да да дааа дааа». Некоторые это даже понимают.
Дерек Джармен сидит на стуле в своей маленькой уютной комнате, окруженный лабиринтом своего «гиббериша» и, в буквальном смысле, самим собой – одна рука на затылке, другая – за спиной, он беспрестанно раскачивается всем телом, точно сидит в приемной у зубного врача. Позади него огромное окно, перед ним – огромный письменный стол, пустой, на нем только ежедневник. Двуспальная кровать, в голове которой стоит большой самодельный книжный шкаф, заваленный сотнями книг – психология, биографии, художественные альбомы, оккультизм. Выглядит впечатляюще. Из угла смотрит классический гипсовый слепок головы Мавзола – оставшийся в 60-е от «Слейда», разрушенного, чтобы дать дорогу потоку модернистского американского гигантизма. Белые стены оттеняют прекрасные миниатюры, созданные Джарменом – призрачные золотые фигуры и черепа, нагие серебряные тени и иероглифы, небрежно написанные  черной краской c помощью толстой кисти, все миниатюры под стеклом, в тяжелых рамах. Цилиндрическое магическое зеркало, использовавшееся в средневековых лазерных шоу, свешивается с потолка, оно отражает уличную жизнь за окном. Джармен знаком с магией зеркал.
В атмосфере неприглядного соцреализма, «взрослые» фильмы перегружены Содержанием (вся эта чепуха о распавшихся браках). Выпускники, одержимые повествованием о кухонных раковинах и ослепленные американской актерской школой, делают ставку на создание Картины. (Всегда «Картина». Не Кино, не Фильм и уж никогда, ни в коем случае, не Мечта). Все они оставляют маленькую комнату, или возвращаются к ни на чем не сфокусированному визуальному кинематографу Джармена.
За последнюю пару лет он превратился в значительную медиа-фигуру. Но зачастую он оказывается востребован не из-за того, что он делает, а из-за того, что говорит. Человек, привнесший искусство в свою жизнь, больше чем в свою работу.
Бескомпромиссный, абсолютно независимый, Джармен более далек от британского кинематографического истеблишмента, чем любой другой ведущий режиссер, поскольку его по-прежнему считают представителем «серьезного», «артхаусного» кинематографа, который они не желают ни поддерживать, ни понимать. Но он и не стремится быть понятым, используя непопулярный язык художника, язык ангелов, безо всякого сожаления.
Мне  случалось встречать его и прежде, он всегда казался мне вежливым, но поглощенным своими мыслями. Поглощенный своей работой, что в случае такого художника-индивидуалиста, честного автобиографа, означало – быть поглощенным собой. Когда Джармен работает, он становится одержимым и кажется, парит над землей, неосязаемый, неприкосновенный, игнорируя всех и вся вокруг себя.  Реминисценция «Куин Мэри», покидающей гавань, и в такие моменты самое разумное, это предоставить человеку пространство.
Творец такого масштаба всегда остается загадкой, скрывающейся за фасадом самоуверенности. Отчужденный не только от Мира Кино, но так же и от потребности в аудитории.
Дерзкий и подчас циничный, но к счастью, никогда ни за что не извиняющийся, как большинство менее решительных художников. В обществе, столь неприязненно настроенном по отношению к Миру Искусства и циничном по отношению к гей-мафии, которая им заправляет, легко испытывать к нему недоверие. Одни считают Дерека чувствительным мальчиком из среднего класса, только что вышедшим из частной школы и застывшим перед искажающим магическим зеркалом, которое преувеличивает его дарования и красоту. Как Квентин Крисп в «Голом чиновнике», как клонированные мальчики в униформе в зеркальных туалетах Хейвена, опьяненные эфиром и потому верящие в то, что они видят в зеркале, точно оно обладает сознанием, точно оно не может солгать. Возможно, анти-мода, образы старого мира и налет эксцентричности привлекают Джармена так же, как копии влечет к оригиналу. Он культивирует свой собственный имидж, веря в собственную славу, и все более дистанцируя себя от истеблишмента Искусства/Кинематографа, которые никогда не были о нем особо высокого мнения. Он делает это без всяких объяснений, для самопознания и, возможно, из эгоизма, и возникает вопрос, может быть, Джармен просто стремится поддерживать свой образ жизни, навсегда застряв в 60-х,  в группе Эндрю Логана, тем более что сам Джармен говорит о той эпохе – «потрясающе».
Потакает ли он лишь себе, существуя лишь для себя, может он просто (грубо говоря) идиот? Зачем кому-то вникать в чьи-то личные видения, расшифровывать его мистические сигналы, когда мы можем просто заглатывать поп-культуру в приглаженных колонках МИК ? Бой Джордж и ему подобные - куда менее горькие пилюли в качестве культурных крестоносцев для нас, современных, либерально настроенных людей. Джордж – представитель безобидной эксцентрики, которую якобы любят англичане, почти свободен от артистического солипсизма. И, возможно, это  более честное, более «реальное» отражение 1980-х, нежели то, что видно в пестром зеркале Джармена.
Но на деле, какими бы озадачивающими или идеализированными не казались бы нам подчас образы Джармена, перед нами подлинная жемчужина в дерьме «экспериментального» кинопроизводства. Дерек эрудирован, забавен  и совершенно очарователен, но главное, этот человек настолько притягателен и обворожителен в своей претенциозности, подчас он дурит всех нас, изображая Королеву Марию, но из теней его фильмов явственно проступает человеческое лицо. Как и в любом «стоящем» искусстве, будь то фильмы, музыка, литература, комедия или что-то еще, когда маска сброшена, то неприкрытое лицо становится похожим на твое (а это подчас малоприятно). В фильмах Джармена, целое значительнее частного, твои чувства шлифуются, оттачиваясь для восприятия «лица души». Не жирного лица Америки. Не лица, которое желает видеть у нас телевидение, лица, которое мы являем миру в Брайдсхеде или Бруксайде. В фильмах Джармена находится место для реальных людей. Реальные, странные люди беззвучно скользят по экрану в его смутных аллегорических, изобразительных, настроенческих историях, где ловушки времени и места пересекаются и выходят за рамки, и где «смысл» зависит от смотрящего. В мире, живущем в медиа-среде, настоящие люди способны жить так, как им хочется. Людям дозволено покидать Бруксайд. Плохие актеры существуют в сценариях, данных им «Лоримар» и «Гранадой», взамен же они способны противостоять своим самым диким желаниям и жить, потому что они видят себя на экране.
Подобная эскапистская филантропия для Джармена, возможно, просто является результатом его собственного стремления жить. Он просто показывает свое зеркало «Реальности» или «Контролю», как и Бой Джордж. Но в зеркале Джармена, вместо подтверждения, Контроль видит свою «реальность» искаженной, и, с точки зрения Джармена, более «реальной». Этот образ не может быть частью Великого Плана, который возможно может объяснить, почему Дерек Джармен до 1986 года оставался единственным британским режиссером, создавшим три значительных фильма, но при этом ни одна из его работ не была показана по телевидению. «Ай-Би-Эй» запретило планировавшиеся «Каналом 4» показы точно так же, как они запретили трансляцию «Ночных ястребов» Рона Пека (удивительное совпадение, Джармен в этом фильме сыграл небольшую роль).
Попытки чрезмерно интеллектуализировать столь неуловимое и субъективное Искусство, неизбежно обречены на провал, даже в том случае если это делается с целью расшифровать и понять, поэтому-то творчество Джармена выпадает из сферы восприятия Мелвина Брэгга и журнала «Тайм-Аут», или отвергается по более практичным соображениям. Но, наверно, не стремясь к работе на «Позднем Шоу», мы можем просто сказать, если вы никогда не видели его работ, что лишь Джармен в состоянии делать такое на первый взгляд скучное кино столь притягательным, и необходимо вслушаться в его слова, доносящиеся из динамиков «Саньо»...
Он говорит о Британском Институте Кино, финансировавшем его столь долгожданного, разрекламированного «Караваджо», о своем давнем сотрудничестве с Дженезис Пи-Орриджем и группой Coil (от «В тени солнца» до «Глашатая ночи»), о художественном контроле над таким гигантским процессом, как современное фильмопроизводство, о Деньгах...

«Для того чтобы снять фильм требуется невероятное количество денег. В других сферах, например на производство музыкальных записей, требуются по сравнению с этим сущие копейки».
RE: Стало быть, ты завидуешь людям, работающим в других сферах? Тебе хотелось бы быть свободным, как музыканты, с которыми ты сотрудничаешь, как, например, твои приятели из «PTV»?
«О, я ГОРАЗДО свободнее, чем Джен! Потому что у меня нет никаких теорий, сдерживающих мое развитие. Он же пытается любить то, что не является частью его самого».
RE: Меня удивляет твоя точка зрения. У Джена, например, всегда имеются основательные причины, чтобы  что-то делать...
«У меня тоже есть причины».
RE: Хорошо. По каким же причинам ты решил снять «Караваджо»?
«Гммм... Какой ужасный вопрос! Ну, я не знаю».
RE: Ну, если говорить о Джене, он всегда точно знает, он всегда тщательно анализирует то, что делает, ты ведь это знаешь.
«Да, я тоже анализирую. Просто я в своем самоанализе закапываюсь настолько глубоко, что люди перестают понимать язык, на котором я говорю, это становится невозможным. Знаешь, моя работа, это настолько глубоко личное, об этом нелегко рассказать. Понимаешь, о чем я?» [Что-то я не уверен, что понял.]
RE:... Чувства?
«Да, чувства и тому подобное. Поэтому я не могу объяснить это с точки зрения теории. Лично я вообще больше не вижу смысла в общении».
RE: Почему? Потому что все уже сказано, или потому что людям нечего сказать?
«Потому, что я не думаю, что об этом необходимо говорить. По моему ощущению, все это сконцентрировано вокруг тех, кто посылает сообщения другим людям. Мне кажется, что они посылают их людям, которые расположены получать чьи-то сообщения. Человек не может обратить многих. Мне кажется, я - плохая публика. Я не люблю публику. Никто не обязан идти и что-то смотреть, они идут и делают это для себя. А значит, теоретически это является помехой даже в случае Джена. С другой стороны, в несовершенном мире, в котором я вынужден жить, я вынужден делать фильмы. Поэтому... Я делаю это ради денег!»
RE: Да, разумеется, но ты сейчас слишком легкомыслен, ведь ты же не думаешь только об этом.
Он и не думает, в «теории». Но, правда в том, что в этом несовершенном мире Дерек Джармен почти банкрот, и его самые масштабные фильмы, такие как «Караваджо» и «Сад», если и не сделали его богатым, то, по крайней мере, позволили ему расплатиться с крупными долгами. В этом заключена важная идея – в совершенном мире у нас бы не было необходимости тратить большую часть нашей энергии на то, чтобы выжить, но так же не было бы и необходимости становиться культурными хищниками, роясь в мозгах, как правило, весьма глупых музыкантов, кинорежиссеров, модных дизайнеров, художников и романистов для того, чтобы найти объяснение Жизни. Мы были бы слишком заняты поисками самих себя. Мораль, выходящая за пределы любительских записей, о которой он упоминает, сходная с теми устремлениями, с которых в конце 70-х начался «Rapid Eye», гораздо ближе Джармену. В теории, по крайней мере, вся «альтернативная» деятельность «Лэндброк Гроув» осуществлялась только для себя, а не удовлетворения потребностей публики. Это то, чего никогда не смогут понять Звукозаписывающая индустрия и Музыкальная Пресса. В приемлемых областях культуры (нечто предназначенное для «Молодежи») все решают чарты и рейтинги. Джармен это очень хорошо понимает. Публика - это все.
«Публика всегда была опасна. Она может стать огромной».
Не желающий становиться частью поп-культуры, Джармен произносит слово «огромный» так, точно подразумевает - «чудовищный».
«Точно публика слушает какого-то оратора, велящего им идти и убивать людей. Я не верю в публику, поэтому мне чрезвычайно трудно быть честным с людьми, объясняя что-то в таком искусстве. Я говорю только для посвященных, теперь я достаточно хорошо знаю структуру внешнего мира для того, чтобы понимать, что, уверовав во что-то, ты можешь ослепить себя своей верой».
RE: Значит, ты не знаешь, какие чувства хочешь вызвать у людей, выходящих с просмотра твоего фильма, а?
«Нет, не знаю. Даже этого. А что изменится, если я стану думать о том, как это впоследствии поймут другие люди. Результат в любом случае будет очень сильно отличаться от замыслов творца. К тому же не стоит верить в то, что ты можешь контролировать ситуацию и знать, каковы будут последствия. Ты можешь сказать: «я намерен сделать вот это», - но в итоге всегда получается нечто совершенно иное.... В конечном счете, все оканчивается прямо противоположным... Грубо говоря, то, что задумывалось, как Мир и Любовь, превращается в Войну и Ненависть. Все так просто» .
Его разум подхватывает нить.
«В чем я согласен с Дженом, так это в том, что если кто-то, что-то делает, то он должен поощрять людей включаться в работу потому, что чем больше людей занимаются делом, тем более интересным и живым оно становится».
RE: Как же оно может быть живым, если никто ни с кем не взаимодействует?
«Потому что все это целиком и полностью строится на внутренних вещах. Вот к чему все это сводится. Не существует никакого внешнего мира. Единственная представляющая интерес вещь - это мир внутри нас и его взаимоотношения с внешним миром. Это выматывает, и это создает Искусство».
Объяснение в духе для фильмов, которые ни о чем не говорят. Домашние фильмы сделанные  кем-то и для кого-то. Дерек Джармен – человек одержимый поиском собственных объяснений, необходимых для материального воплощения своей собственной реальности. В этом контексте, иронически, Джармен – человек скромный. Обычное для него отсутствие очевидной пропаганды, идеалов, посланий выглядит куда менее бесцеремонно для зрителя чем то, что мы, например, видим по телевизору. Телевидение, по своей природе, может смешивать миллионы человеческих ощущений – их мнения, политику, мораль, воспоминания – в одну безвкусную, скучную массу, которую формирует кто-то с достаточно большой рукой (люди, подобные Мэри Уайтхаус и Дугласу Херду).  Поскольку многие «альтернативы» этому по большей части представляют собой высокомерные, перегруженные и абсурдные реакции на правую пропаганду, которая доминирует на теле- и киноэкранах страны, немодная художественность Джармена кажется глотком свежего воздуха. Если его фильмы должны иметь социальное значение, то вуайер может сам выискивать эти «внутренние объяснения». Человек начинает с того, что пытается понять, что это за хренотень, о чем его фильмы, а потом соображает, что они и не должны быть «о чем-то», и начинает отыскивать в них то, что интересно ему лично, свои потаенные мечты. Он знает много способов содрать скальп.
Главным образом Джармена критикуют за то, что он якобы просто неоромантический либертарианец. Что он далек от «политики». Но Джармен – скрытый анархист. Не нужно обладать бурным воображением, чтобы понять, что в его работе четко видна его позиция.
Фото: «Буря»: Просперо (Хиткот Уилльямс) и король Неаполя (Питер Булл). (Фото Бриджит Холм)
Посмотрите на выставку его живописных полотен, и вы обнаружите такие работы, как сардонически озаглавленная серия «Возвращение домой», ряд больших картин, представляющих собой тающую, объятую пламенем карту Британии. «Британия в тисках адского пламени, ритуальное разрушение маленькой Англии, Старой Страны – ядерными отпрысками Оппенгеймера». Джарменовское отношение к современной Британии похоже на проклятие. Проклинаемый за классовые различия, ханжеский, ксенофобский остров на Западе. Проклинаемый за то, что стал марионеткой в руках Вашингтона. Проклинаемый за то, что отдает предпочтение МТВ перед литературой и живописью. Его одержимость прошлым – в «Юбилее» панковский Лондон пересекается с елизаветинской Англией, в «Буре» он ворошит угли Шекспира, действие «Караваджо» разворачивается в эпоху Возрождения и так далее - это так же и неприятие настоящего. Несомненно, это вполне можно считать «политическим» заявлением.
Сам Джармен говорит:
«Я думаю о себе, как о «зеленом» режиссере. Наша культура всегда оглядывалась назад, в прошлое. Чем меня привлекает елизаветинская Англия – это была культурная Аркадия. Поскольку Шекспир – главный стержень нашей культуры, то изучение этой эпохи становится крайне важным. Практически каждый человек, работающий в сфере культуры, отдает должное Шекспиру. Все эти мифы о Камелоте, Блейк, Теннисон, можно вспомнить всех английских художников – все это мечты об Аркадии. Кажется, мы единственная европейская культура, в основе которой лежит эта мечта». Мечта Джармена – «донаучный мир», мир алхимических видений Джона Ди.
«Люди вновь возвращаются к этому видению, потому что оно обращается к миру живой материи – вот почему алхимия была столь важна. «Зеленые понимают, что уничтожение джунглей Амазонки, огораживание пустыни Калахари и тому подобное доказывает, что научный мир – мир хищников и, возможно, он ошибается в главном. Нам необходимы эти мечты, они должны стать частью нас, вот что привлекает меня в Джоне Ди. Алхимия – превращение материи в золото, бренность и бытие. И чистое золото – это не «капитализм», это следует понимать в духовном смысле – металл, который не разлагается...»
«Если ты жаждешь обрести этот золотой Магнит, твои молитвы должны быть обращены к Богу в поисках истинного знания, раскаяния и страдания и истинного смирения, чтобы познать и изучить три разных мира... Высший небесный мир – источник Света Духа, Второй Небесный мир – источник жизни и Души, а из третьего, начального Мира, идет Неуправляемый, небесный, но ощутимый огонь, с помощью которого усваивается и созревает то, что познано».  Джон Ди. «Дух Золота».
«... Возможно, публика сможет разглядеть то, что приводит в движение механизмы внутреннего познания. Вот за чем это все, больше ни для чего. Как в случае с диктатом, верой или теориями, ты знаешь, что можешь владеть всем этим, но понимаешь, что все это может оказаться далеко небесспорным. Не только для тебя, но и для того, в чьи руки это попадает, потому что всякий истолкует это по-своему. Вспомните о художнике, про которого я рассказывал, Караваджо, он стал вдохновителем целого поколения. Некоторые художники впоследствии заимствовали из его работ, как например Веласкес, или Рембрандт, и создавали свои собственные выдающиеся произведения. А другие просто пользовались находками Караваджо, превращая их в условность».
Итак, когда Год Британского кино померк в памяти, поскольку гладко снятые фильмы, содержащие какое-то послание привлекли деньги и, следовательно, рекламу, которая гарантирует, что наши представления и образы самих себя остаются неизменными, бывшие рекламщики стали влиятельными режиссерами, а Джармен упорно продолжает свои внутренние исследования... публично.
RE: Что вы думаете о Британском кинематографе?
«Я о нем вообще не думаю, он меня не интересует. Никакие другие британские кинодеятели, за исключением моих друзей».
В отличие от остальной Европы, Британский кинематограф существует в отдельных малоизвестных фрагментах. У него никогда не было сокровищницы, сопоставимой с американской иконографией, на континенте осталось больше пространства для импровизации Фассбиндеров, Пазолини, Годаров, Росси и Антониони. Имена для заклинания духов. Здесь, в Мертвом Лесу, мастера менее прославлены.
Фото: Ванесса Редгрейв изучает дизайн в «Дьяволах»  (Кен Рассел, 1971 год)
RE: Керит Вин Эванс?
«Да, я его очень ценю. Я думаю, он настоящий мастер. Мне нравится Теренс Дэвис,  мне нравится кое-кто из старых режиссеров, Майкл Пауэлл. Николас Рег в определенное время, и Кен Рассел. Я люблю старые британские телекомедии, они замечательные и невероятно смешные. Мне нравятся фильмы Джона Мейбери, и Софи Уилльямс тоже. Да вообще-то мне нравятся многие фильмы, все фильмы моих друзей!»
RE: Ты недавно открывал фестиваль Молодых режиссеров в Лестере. Каково это было?
«Да, там было очень, очень хорошо. Это был весьма полезный урок. В своей вступительной речи я сказал, что это самое важное мероприятие из всех проводимых Британским киноинститутом, и это действительно так, потому что все эти люди создают свой собственный Кинематограф. Люди непричастные к этому, критикуют его потому, что это значимо только для других энтузиастов, но они упускают суть, как мне кажется, они не понимают, что такое искусство...»
RE: Как оппозиция Киноиндустрии.
«Это... темный, непонятный и очень недоброжелательный мир, оппозиция коммерческому кинематографу, да. Я оказался между двух огней, это очень неудобно, но весьма интересно. Это очень сложная проблема».
Его главные «полотна» - «Себастьян», «Юбилей», «Буря», «Караваджо», «Военный реквием», «Эдвард II» и «Сад» представляют фрагменты одного и того же фильма, выпуск которого растянулся на двадцать лет. Его короткометражки, которые он описывает скорее как «движущиеся художества, нежели художественные фильмы», появляются подобно исчезновению пенсионеров из списков фонда социального обеспечения (по одному каждые несколько месяцев, никем незамеченные). Они, как правило, встречаются глухой тишиной всеми, за исключением Мэри Уайтхаус с ее анти-сексуальными лоббистами (которые все время осуждают работу Джармена) и теми, кто занимает самые священные и продвинутые углы Института современного искусства. Можно простить того, кто не слышал о его классической короткометражке «Разговор ангелов», эффектно названном фильме об «авангардной любви», снятом в Дорсете. Саундтреком стала музыка группы Coil, и Джармену удалось заполучить Джуди Денч, которая читает за кадром четырнадцать сонетов Шекспира. Это единственный фильм, оставивший меня равнодушным, а вот «альтернативный» комик с Радио 4 Саймон Фэншо однажды сказал мне, что это единственный фильм, на котором он плакал.
Премьера «Разговора» состоялась в июле 1985 года на открытии Pride Week, доход от которой идет в замечательный фонд Теренса Хиггинса. Осмотрись по сторонам, и ты все еще можешь обнаружить его в своем местном задрипанном арт-хаусном кинотеатрике вместе с «Что мне делать с обнаженным мужчиной?» Пека. Мне интересно, сколько читателей смотрели его главный фильм 1987 года – «Прощальный взгляд на Англию», с единственной джарменовской женщиной-актрисой Тильдой Суинтон в главной роли? Возможно, это его самая откровенно «политическая», автобиографическая и спорная работа на сегодняшний день. Кого-то она привела в восторг – она получила первый приз на Берлинском кинофестивале в 1988 году, но, как и ожидалось, она была практически уничтожена реакционными критиками из газет вроде «Санди Таймс». Критиками, которые признавались, что совершенно не поняли, о чем она. Джармен был в ней великолепен; «Супер 8мм» зачастую трудно обнаружить, но оно того стоит.
Но почему он продолжает создавать их? Продолжает бороться за свой кинопроектор (у Джармена нет технического кинообразования) – запуская эти странные, медленные фильмы для любой аудитории свыше трех человек:
«Ну, гигантизм меня не интересует. Мне нравятся маленькие вещи, маленькие аудитории, кинопоказы для друзей. Это действительно личные фильмы, они создаются лишь для того, чтобы вдохновлять и иллюстрировать. Из них я также черпаю прекрасные наброски для своих идей. В известном смысле они сходны с ними и с независимой музыкой, появившейся в конце 70-х».
RE: Но разница в том, что эти записи давали людям понять, что они легко могут создавать нечто подобное. Денег на это нужно немного, как ты уже сказал. К тому же уже существовал рынок сбыта для выпущенных пластинок. Сделать полностью независимый фильм и выпустить его в прокат практически невозможно, такой структуры не существует до сих пор. Так как же люди, которые хотят это делать, могут этим заняться?
«Мне кажется, что затея Джена с видео просто блестящая. Это сложно, но я имею в виду что-то вроде «В тени солнца», начатого в 1972 году, так ведь тысячи людей теперь могут это увидеть. И если задаться целью показать это, то его увидит куда больше людей, в отличие от многих коммерческих фильмов, снятых в тот же период».
RE: Которые неделю идут в прокате, а потом исчезают навсегда.
«Да, просто исчезают! Возможно, этот фильм посмотрело куда больше народу, чем «Экзорцист 2»!»
RE: Тебя не слишком волнует, сколько людей увидит твою работу?
«Нет, до тех пор, пока в комнате есть шесть-семь человек, этого достаточно! Ценность суждения каждого перекрывает наличные. Все просто, если ты делаешь фильм стоимостью в 22 миллиона долларов, это на самом деле просто 22 миллиона долларов, потраченных на паблисити, чтобы сказать миру о том, что ты – лучший.
фото: «Буря»: Миранда (Тойя Уилкокс) и Фердинанд (Дэвид Мейер). (фото: Бриджит Холм)
Вы просто можете посмотреть, что случилось с чем-то вроде, ну скажем,  «Абсолютных новичков». За ним стоит четырнадцать миллионов и о нем пишут в каждом  журнале. Но вы можете сделать фильм вроде «Караваджо», над которым я работал намного дольше, чем Джулиан (Темпл) работал над своим фильмом, а молчание просто ошеломляющее, что мне больше по душе, хотя вообще-то я люблю паблисити!»
RE: Этот фильм, «В тени солнца», мне кажется, что в нем много от сновидений.
«Да, конечно, это нечто большее, чем просто эксперимент с «Супер 8мм». Ощущение, что сновидения случайны и неконтролируемы, но зачастую неожиданно объединяются в группы, повторяются, и я думаю, что фильм в этом смысле похож на сон. Не было никакого плана, никакой концепции, каков будет фильм. Это был просто эксперимент».
RE: В таком случае это был «Плывущий под клеем».
«Да! Именно так говорил Хиткоут!»
RE: Ты всегда так работаешь?
«Думаю, да, потому что, даже если ты усаживаешься и начинаешь расписывать план, это все равно никогда не работает на практике, как мы уже говорили. Я считаю, что нужно, чтобы все шло, как идет. В этом фильме я просто собрал ряд образов, и когда я его смонтировал, из них случайно получилось то, что получилось. Это вышло совершенно случайно».
RE: Но сколь случайным бы это не было, все равно ты выбираешь, какие образы будут в фильме на первом месте. Качество и особенности работы по-прежнему зависят от личности, создающей ее, и не имеет значения, насколько случаен был процесс создания.
«Да, я и не пытаюсь отстраниться от этого. Разумеется, это был я, этот фильм точное отражение того, каким я был, когда делал его».
RE: Но ты понимаешь, к чему я клоню. Культура «разрезки», появившаяся еще во времена Джейми Рейда и нынешний интерес к Берроузу, и Дада, и всему остальному, и масса псевдохудожественных типов используют «разрезки», скрэтчинг и тому подобное, точно оправдываясь в своей лени, не так ли? Это ведь так легко, потому что и рынок, и технологии стали такими доступными.
«Точно. В экспериментальной музыке и многих экспериментальных фильмах. Хотя я думаю, все зависит от того, насколько упорно перед этим ты работал над собой. Если ты дисциплинирован и трудолюбив, даже случайные элементы могут прекрасно сработать».
Возможно, вы заметили, что Джармен – художник, режиссер, писатель и дизайнер, очень часто говорит о музыке – одной из немногих сфер, в которой он себя не испытывал. Его язвительные замечания о Звукозаписывающей индустрии соседствуют с интересом к ней, и к музыкантам. Как джарменовские герои – Рег и Берроуз, фотографировавшие и фотографировавшиеся со всеми поп-идолами (не без претензий на интеллектуальность), кажется, это взаимная притягательность. Возможно, это потому что в наши дни Поп-культура способна широко распространять идеи и создавать культурный климат гораздо более эффективно, нежели кино и литература. Поп-звезды в наше время – это превосходные сосуды, через которые приходят в мир все надежды, мечты и самые сумасшедшие идеи. Моментально востребованное обличие искусства, революции или старой доброй декадентской эксцентричности.
Рег работал с Джеггером и Артом Гарфанкелом, Берроуз – с Пи-Орриджем и «23 Skidoo», Джармен с «Coil», Ино и Стивом Боллом. И все трое – с Боуи. Намереваясь использовать его в качестве воплощения Эдварда Келли, Джармен называл его «камертоном, четком улавливающим колебания прессы... зеркалом амбивалентности и повелителем незримых нитей коммуникации», весьма ловко сочетающим все это. Однажды Боуи оставил на каминной полке дома у Джармена сигаретную пачку, тот сохранил ее как сувенир до следующего визита Боуи, и когда Тощий Герцог заметил пачку и разорвал ее, Джармен смутился, как глупая школьница. В свою очередь, Боуи именовал его «Черным Магом».
RE: Ты собирался снимать «Нейтрон» с Дэвидом Боуи, верно?
«О, это был один из тех сомнительных проектов, которые никогда не воплощаются в жизнь. Он так и не был реализован».
RE: Это была своего рода пост-апокалиптическая история?
«Полагаю, что да. Хотя я никогда не думал о ней в таком ключе. Это был Апокалипсис Иоанна-Богослова в форме сновидений, хотя у меня было шесть различных вариантов сценария. Но я никогда не работал над ним всерьез. Он так и умер на корню».
RE: У тебя было много задумок фильмов, которые так никогда и не реализовались?
«Очень много, но зачастую они вливались в то, что делалось. Так, например, в «Караваджо» нет ничего от «Нейтрона», но все равно в чем-то его присутствие ощущается».
Самый беглый взгляд на работу Джармена, на его серии иероглифов, на его интерес к таким фигурам как Иоанн Богослов, ангелам и магам, Ариэлю и Джону Ди, все это вместе дает о нем вполне очевидное представление, но Боуи прав лишь отчасти. Возможно, в чем-то Джармен – маг, но он – не Кеннет Энгер. Жадный исследователь эзотерических трудов Ди, герметического мнемонициста Джордано Бруно, физика и философа-мистика (великого магистра Приората Сиона) Роберта Флудда и загадочного Парацельса. Парацельс был центральной фигурой алхимических исследований Юнга и значительной фигурой Возрождения, он писал на языке аллегорическом, мистическом и символическом. Его словарь крайне запутан и малопонятен, это связано с его самоуверенностью и пренебрежением традиционными формами медицины, вследствие чего он не был понят и принят его современниками.
Парацельс проповедовал некую разновидность «алхимической» гомеопатии, которая, в каком-то смысле, предсказала появление антибиотиков и синтетических изменений в окружающей среде за века до их возникновения и предостерегала против неизбежных раковых заболеваний и вирусных инфекций, которые вызывает «неестественный» стиль жизни. Со старыми мастерами у Джармена связь не только эстетическая.
Рис: Парацельс
Вечная философия проявляется, когда кому-то удается пробиться сквозь тонкий слой манерного, урбанистического, созданного прессой образа Джармена. Парацельс - доктор-«натуропат» - был не понят современниками. Дерека, режиссера-«натуралиста», не понимает пресса.
Если Джармен, как говорит Боуи, Черный Маг, в таком случае здесь подразумевается некая оригинальная трактовка этого термина.
Вся алхимия зародилась в Египте – «ал кхем» (Черная земля) по-арабски. К тому же, запутывающий момент: «Черный» по-арабски произносится «фечам». А «Мудрость» - «фачам». Таким образом, истинная природа алхимических исследований была искажена. Поэтому Джармен никак не связан с сверх-эмотивным направлением Молота Ужаса Оккультизма, в этом человеке нет ничего дьявольского. Читай «Черный», как «Мудрый».
Джармен хорошо разбирается в языке ангелов – «энохианском» - невысказанном языке, который он называет «донаучным подходом к материальному миру». И в своих фильмах, воплощающих в себе «Бракосочетание Света и Материи», выступает в роли Мудреца, современного алхимика масштабов Фулканелли. Ступку и пестик заменили их эквиваленты 20-го века в мире магической масс-медиа – кино и видео.
Испытывая инстинктивный страх перед интеллектуализацией, перед стремлением «к достижению результата» и утратой силы, он становится уклончивым и загадочным, когда ему навязывают тему.
«Ну... хммм... это не основано на конкретных фактах... магия – это не хобби. Я сам – магия!»
RE: [Подчеркивая] Твои образы совершенно очевидно находятся под влиянием; или ты хочешь сказать, что дело в сходстве отношений с...
«Это опасная... ошибка, это скрыто очень глубоко, я и в самом деле не знаю, что ответить. У меня нет никаких теорий. Что я могу сказать? Ты можешь читать о магии, но это не значит, что ты станешь магом. Я практикую магию в фильмах, а не в жизни. Я всегда считал, эээ, я думаю, что это скорее алхимическая, да, нежели кроулианская магия, хотя она меня тоже интересует. Мне очень интересен Корнелий Агриппа и все маги Возрождения».
RE: Из-за их борьбы, из-за того, что их восприятие сходно с твоим?
«Да, меня привлекают подобные вещи. Все это в целом... полагаю, мне всегда чем-то нравились неудачники. Все они не имели успеха, верно? Но их время еще придет. Я хочу сказать, что Джон Ди потерпел неудачу, он ведь приобрел известность лишь как шарлатан. Самый высокообразованный человек в елизаветинской Англии, он не был шарлатаном. Его реабилитация в моих интересах, потому что в это есть нечто экстраординарное. В начале 70-х я изучал «Искусство памяти» Фрэнсиса Йейтса, и, разумеется, Юнга, который увлекся алхимией в своих поздних работах. Затем мои интересы стали шире».
Его теперешний интерес привел к  страстному увлечению работами психолога, специалиста по архетипам, Джеймса Хиллмана, которые он раскопал во время набега на книжный магазин «Фойлес» неподалеку от дома. Изучив Хиллмана, можно понять причину этого интереса. Он чем-то схож с кинорежиссером, столь же пристальный, клинический интерес к облику души. Психолог без прикрас пишет об «Измене», «Мастурбации», «Покинутости» и снах.
«Я нахожу его пленительным. Потому что эта сфера меня особенно интересует. Не магия и Кроули, а более психологические вещи».
Когда он указывает на книгу Хиллмана «Несвязанные концы», я замечаю стоящий рядом с ней том о садо-мазохизме и вспоминаю, что Джармен имел какое-то отношение к постановке «Пира»  Жоржа Батая в Театре Блумсбери, вместе с Кози Фанни Тутти и Теренсом Селлерсом, так же известным как Нью-Йоркская Госпожа «Беспощадный Ангел».
Сам Джармен отнюдь не чужак в преисподней потайных комнат баров и тайных знаков, подаваемых носовыми платками. Дерек посещает Хэпмстед-Хит не только ради того, чтобы подышать ночным воздухом. Хотя он ненавидит эту калифорнизированную клонированность, пришедшую вместе с «раскрепощением» («ничто не может вызвать во мне желания потрогать усы!»), кажется, он находит некоторое утешение в этих анонимных встречах со своим альтер-эго. Персонаж, способный бежать от мира Искусства и Кинематографа и сопровождающего их давления. Когда-то он писал: «Анонимный секс может быть самым прекрасным и самым мимолетным. Воображение подстегивает возбуждение. Приземленный рассудок обретает ангельское тело».
Джармен – смелый человек, он не пытался скрывать, узнав, что его реакция на ВИЧ положительная, понимая, что в современной атмосфере гомофобии – говорить об этом его обязанность.
Самое отвратительное в этой борьбе общества с гомосексуальностью, разумеется, Статья 28 Закона о местном самоуправлении (она рассматривается в другой главе этой книги), которая запретила школам, местным органам власти и другим организациям «пропагандировать» гомосексуальность.
«Последствия могут быть очень серьезные. Теоретически можно даже запретить хранение в местных библиотеках сонетов  Шекспира! Ведь многие из них адресованы мужчине, как, например, сонет 20 – «тебя природа женщиною милой задумала...»»
По поводу запрета рассказывать в школах о гомосексуальности, он говорит, что это не только будет мешать подросткам понять природу их собственной сексуальности, но и к тому же затруднит пропаганду Безопасного Секса.
«Мы не можем создать атмосферу страха, в которой запрещено говорить о гомосексуализме... Мы так же должны говорить об использовании презервативов, о безопасном сексе и тому подобных вещах».
Отвратительная, апартеидовская Статья подразумевает, что кинотеатры должны дважды подумать, стоит ли им показывать работы Джармена, художественные галереи – выставлять ли Дэвида Хокни и Роберта Мэпплторпа, городские библиотеки – хранить ли книги Гинзберга, Ишервуда или Мари Рено. Список можно продолжать до бесконечности.
«В конце концов, 10 % населения земли  – геи. Если люди попытаются сказать такое о черных или об ирландцах, вы подумаете, что они спятили. Я надеюсь дожить до того момента, когда эта поправка будет отменена».
Что это за общество, в котором принимаются законы, официально разрешающие травлю меньшинств, в то время, когда они особенно нуждаются в помощи, поддержке и понимании?
Во время написания этой статьи Дерек, к счастью, чувствовал себя «здоровым и энергичным», и если верить мнению врачей из Сан-Франциско, опубликованному в прессе в начале 1988 года, у него шанс 50/50 дожить до 90-х.
Я могу только восхищаться тем, как держится Дерек с момента установления диагноза, он открыт и честен, он продолжает работать и, по крайней мере, внешне держится удивительно стойко.
RE: Куда мы отсюда уходим?
«Боже, уходим ли мы куда-то отсюда...»
RE: Куда-то, где рассеивается мрак. В Италию!
«Меня здорово избили в Италии».
Упс.
«Сперва они меня ограбили. Меня сбила с ног какая-то шайка, они шарили по моим карманам, они были отвратительны, они пинали меня. Никогда не знаешь, что делать в таких ситуациях. Меня могли убить, поэтому я даже не сопротивлялся, я даже улыбался им! Я просто смотрел на них, не веря своим глазам, и удивлялся, какого хрена они делают. Помню, что сказал им: «Это и есть римское гостеприимство?» - им, которые били меня, лежачего. Это было безумие. К счастью, итальянские ботинки не такие тяжелые, как ботинки британских бритоголовых, они все носят мягкие туфли от «Гуччи», так что все обошлось сильными ушибами. Они ушли с 50 фунтами и бутылкой «Попперс»... Несмотря на это я по-прежнему люблю Италию».
RE: В Италии дух искусства сильнее. Тебя раздражает британское отношение к искусству?
«Да, там сильнее культурные традиции. Там нет такого напластования, как здесь, вся их классовая система совершенно иная, язык Италии более един... Все просто, если ты флорентинец, ты знаешь, кто такой Микеланджело, независимо от того, кто ты сам, чего никак нельзя сказать о людях в британских городах. В Лондоне не отличат Тернера от Констебля!»
RE: Тогда ты не думаешь, что здесь тебя считают просто эксцентричным претенциозным придурком, снимающим занудные фильмы? Тебя это не волнует? В Италии тебя любят.
«Да, здесь и там – совершенно разное отношение. В Италии меня называют «Маэстро». Это как титул, твое положение. Это все равно, что сказать здесь, что ты Профессор или что-то в этом роде, и ты принят. В Италии принято говорить «Маэстро». Особенно тем, кого пинают по голове!»
RE: Отношение к искусству здесь неприязненное, так что художникам приходится извиняться, защищаться, уклоняться. Это похоже на то, о чем ты говорил раньше, о том, чтобы творить для себя, а не для публики, для высшего блага. Если ты это делаешь, то общество принимает тебя, потому что ты делаешь деньги  и выпускаешь продукцию, предлагаешь нечто для развлечения публики. Деньги, о которых ты упоминал.
«Да, но Искусство – это единственное, что имеет значение!»
RE: Но в стране, где господствует индустриальное викторианское отношение к труду, они не производят ничего осязаемо полезного. Если только они не «преуспевающие художники», на которых можно делать деньги. Потому что, по своей природе, художники должны быть эгоистичными ублюдками, которых интересует лишь свой внутренний мир, и которые заняты лишь собой, вместо того, чтобы угождать публике. Как ты можешь...
«Да, но я – полезный, потому что я показываю людям, что они могут сделать для себя. Это самое важное, это должен понять каждый. Сам. В этом смысл и назначение искусства. Хотя следует быть осторожным, называя себя Художником, да. Величайшее искусство – это сидеть на верхушке дуба и ничего не делать. Искусство ничегонеделания – это самое великое искусство. Мне это нравится».
RE: Боюсь, не могу с тобой согласиться, с ничегонеделанием. Ты-то все время что-то делаешь. Ты никогда не прекращаешь работать.
«Нет. Ну, я имел в виду то, что ты сказал: Запад слишком ориентирован на конечный Продукт, самая великая же вещь – это способность не создавать ничего. Но, отвечая на твой главный вопрос, который был связан с Италией... это реальность, я полагаю, что если мне позволят, я буду жить в Италии. Но я этого не хочу. Здесь гораздо интереснее, потому здесь много спорного, противоречивого. Я могу получить широкое признание, если я захочу, это подтверждают некоторые моменты моей жизни».

Один из таких моментов имел место в 1980 году, после его экранизации «Бури», с Тойей в роли Миранды, Хиткотом Уилльямсом в роли Просперо и Элизабет «Штормовой» Уэлч в роли Богини, он получил признание критики и даже небольшую прибыль. Теперь он мог получить реальные деньги, создать еще более значительный, искренний фильм или запродаться «Канал 4» и делать для них альтернативный кинопроект. «Все эти «божоле нуво» и убогие скандинавы, конопля в горшках повсюду... канал для любителей приключений». Но, ничего удивительного в том, что он этого не сделал. Циничные критики могут сказать, что он и не мог этого сделать. Лишь оставаясь богемным, свободным и одиноким, работая для себя, ни перед кем не отчитываясь, он может выжить просто не идя на компромисс. Но эта точка зрения – избитое оправдание для всех форм компромиссов и лени.
Во-первых, никто не обязан жениться, никто не обязан иметь детей, никто не обязан брать ссуды, покупать машину или телевизор. Это всего лишь вопрос приоритетов. И у Джармена никогда ничего этого не было. Меж тем, лос-анджелесская деревенщина упорно снимает мульти-миллионные блокбастеры, чтобы избавиться от судебных приставов, а ведь многие из них когда-то были молодыми британскими революционерами.
RE: Ты ведь мог стать капиталистом, большим человеком.
[Он в ответ на это широко улыбается.]
«Да, но я и так большой человек! Нет, конечно, не в плане денег, но я знаю, что многие были бы не прочь оказаться в таком положении. Особенно другие кинорежиссеры, потому что я считаю, что именно этим большинство из нас хотели бы заниматься. Говорю тебе, это утомительно; я никогда не отказывался от возможности продать себя!»
RE: Ты считаешь, что одиночество - это преимущество?
«Да, я не знаю, чтобы я делал, если бы кто-то все время болтался поблизости, если бы я был женат, у меня были бы дети. Человеку необходимо большую часть времени оставаться одному. Как только человек начинает брать кредиты и тому подобное, он становится частью системы и попадает под прессинг».
Многочисленные поп-клипы для «Lords of New Church», Марианны Фейтфул, Carmel и The Smiths Дерек делал ради денег, считая это своего рода видео-колесом для хомячков.
«Это убивало меня и не оставляло времени для завершения «Караваджо» и чтения Джеймса Хиллмана!»
RE: Прежде чем мы поговорим о «Караваджо», что ты можешь сказать о своем фильме «Воображая Октябрь»?
«Да?»
RE: Ты снимал то, что было под запретом в СССР до разрушения Железного Занавеса.
«Нет. В Советском Союзе разрешают снимать на 8-миллиметровую камеру, ты же знаешь».
RE: Но не на том кладбище, или это просто еще один западный миф?
«Нет, это правда, они попросили меня не снимать кладбище».
RE: Когда я смотрел этот фильм, я подумал, что в нем заложено очень четко выраженное послание.
«Да? Ты просто припер меня к стенке, верно?! Да, это так. Это послание. Это такой странный, агитпроповский фильм».
RE: И это тесно связано с тем, о чем мы сейчас говорим.
«Это был фильм, сделанный ради выгоды и под воздействием общения. Он состоит из цитат, возникших в контексте современного мира. Плюс еще элемент материализма – картины, созданные солдатами, и странное чувство, должно быть, печали, в конце. И ощущение, что все идеалы двадцатого века обернулись полной их противоположностью, получив реальное воплощение».
Их непоколебимая вера в идеалы и отстаивание своего дела привело к тому, что «то, что задумывалось, как Мир и Любовь, превращается в Войну и Ненависть», как сказал Джармен. За миллионы миль от октябрьского восстания, фильм, как и танки в Афганистане, подчеркивает то, что Джармен говорил раньше – ты можешь ослепить себя своей верой.
RE: Почему ты туда поехал?
«Меня пригласили показать «Бурю» в Союзе Кинематографистов».
RE: Тебе это понравилось?
«Нет; кое-что понравилось, но они почти ничего не говорили, все делалось через посредников, а они настоящие эксперты по уходу от ответов на нежелательные вопросы. В дискуссии в Союзе не звучали живые голоса отдельных личностей».
RE: Они восприняли фильм лучше, чем американцы? (Один критик из «Нью-Йорк Таймс» в небольшой по объему и содержанию, но крайне ядовитой статейке заявил, что это «все равно, что смотреть Шекспира сквозь разбитое ветровое стекло». Вызывает умиление то, как эти американцы гордятся своей англо-саксонской культурой).
«Ну..., - говорит Дерек, пытаясь уклониться от неприятного вопроса. - Публика в Советском Союзе очень закрытая, так что я даже не знаю».
RE: Похоже, ты не слишком любишь американскую культуру.
«Я люблю Америку. Ведь они поддерживают нашу жизнь. Если бы я был поляком, я бы чувствовал то же самое в отношении России – метрополии. Я думаю, мы полностью ими порабощены. Мы завалили всю свою землю их боеприпасами. Но мое поколение верило, что все, что идет из Америки – это хорошо, потому что оттуда приходили продуктовые посылки. В по-настоящему страшное десятилетие, в 50-е, бытовало постыдное, близорукое представление об этом, и до сих пор мы думаем в том же ключе. Это было страшное время, пятидесятые, десятилетие, которое запомнится как... стрижка. И это все, что оно заслуживает! Тогда мы все хотели уехать в Америку. Пропаганда у них была хорошо поставлена».
RE: Все в этом участвовали, в том числе и британцы.
«Да, конечно, все центры власти так делали. Если бы СССР или Китай правили миром, они бы тоже так поступали. Американцы должны были спасти Европу во Второй Мировой, иначе бы это сделали Советы».
RE: И некому было бы покупать их гамбургеры.
«Да! И ужасное смущение от сознания того, как мило с их стороны было нам помочь, и это смущение сохраняется до сих пор. Во всей нашей культуре. Интересно, что люди могут оставить в стороне свои суждения, когда они смотрят, например, фильм, который в этой стране рассматривается как «Развлечение», и в интересах каждого держать этих людей в руках и считать это просто развлечением, потому что в таком случае это не влечет за собой никаких последствий. Даже самые, так называемые, аналитические издания, такие как «Сити Лимитс» или «Тайм-Аут», они предпочитают считать это развлечением. Они не станут задумываться, откуда это пришло, что и кого представляет этот фильм. Они могут просто сказать, что это - развлечение, плохое или хорошее. Они будут говорить, что оно сделано на голливудские мегабаксы. Им следовало бы рассматривать это скорее как  продукцию корпораций, как продукт американской культуры, продукт гнилой системы. В Советском Союзе были и довольно живые моменты. К искусству там относятся очень серьезно, хотя оно доведено там до полной импотенции. Особенно поп-музыка, наиважнейшая форма искусств, из всех когда-либо придуманных. К вопросу об отсутствии коммуникации! Она сохраняется в состоянии незрелости, никому не позволяется расти и задумываться. Таким образом, оно становится бесполезным. Отличная система Контроля. Она направляет в нужное русло протесты, которые в противном случае могли бы быть политическими, власти попустительствует этому. Эта «Молодежная Культура» столь же правдоподобна как «Канал 4»....»
Хотя большинство из нас, возможно, согласятся с этим, я на самом деле не могу понять, что значит «относятся к искусству серьезно», в том смысле, что Советы серьезно относятся исключительно к традиционному искусству (классические балет, опера и музыка), но нет никакого реального развития. Я не думаю, что русская система, отказывающая людям даже в иллюзии культурной революции, в этом отношении лучше. Она, на деле, просто менее резонирующая.
Я не спорю с Дереком, который, бурно размахивая руками, продолжает нападать на поп-культуру. Меньше всего мне хочется говорить с Дереком Джарменом о поп-музыке, хотя, кажется, он убежден, что любой человек моложе Клиффа Ричарда должен быть одержим ею, и продолжает втягивать меня в этот разговор, стремясь разнести все в пух и прах, и подчеркивая, что «со временем» всякий должен понять несомненное преимущество классики. Тем не менее, он с симпатией относится к «Bronski Beat».
Фото: «Себастьян» (фото Джеральд Инкандела)
«Кое-что из этого все же имеет определенную ценность. Я считаю, что «Bronski Beat» очень хорошо работают в своей области, они приносят больше пользы, чем я в своих фильмах. Но это не отменяет сказанного мной, и я уверен, что если Джимми Соммервилль прочитает это, он согласится с моими словами. Поколения сменяются каждые пять лет, поэтому это может быть полезным. Если ты знаешь, что ты занят своим делом, тогда все в порядке, но если эти люди пытаются делать какие-то заявления, значит они ненормальные. И это вовсе не поза престарелой королевы, которая, позевывая, заявляет – ну, будь мне семнадцать, я бы это слушала».
Я говорю, что многие критикуют «Bronski Beat» за глупость и пристрастие к евангелическим мотивам, а это не те вещи, которые привлекают софиста, сидящего передо мной.
«Но я считаю, что у них есть причины работать в этом ключе. Социальные причины, ведь они имеют дело с молодежью, которая отрицает систему».

Снисходительность выпускника частной школы? Возможно, но это не вызывает беспокойства. Джармена нельзя назвать снобом, он говорит очень искренне и это можно с тем же успехом отнести как к его собственной работе, так и к позднему «Bronski Beat», по разным причинам. Незаинтересованный в общении и стремящийся к ограничению «публики», он, тем не менее, уверен, что его работа помогает бороться с предрассудками, не используя политическую риторику.
«Я знаю, что мой фильм «Себастьян» произвел грандиозный эффект, когда был показан в дешевых кинотеатрах повсюду. Есть надежда, что и «Разговор ангелов», в конечном счете, станет известным, я так же написал автобиографию, это очень искренняя книга по всем стандартам».
Его первая книга, «Танцуя на краю», написанная в 1983 году и опубликованная годом позже – «автобиографический коллаж», составленный из заметок, дневниковых записей и киносценариев – к снятым и воображаемым фильмам – от детских лет (Джармен - сын офицера британской авиации) и до Последней академии , и далее. Темы книги, и его жизнь, снова всплывают в случайных публикациях. (Как сказал Кен Кемпбелл - отличная книга для чтения в туалете). Постоянные нападки на  всю официальную культуру; Кино; Секс; Живопись; анекдоты из своей двадцатилетней артистической биографии; реабилитация Возрождения; отсылки к Старой Доброй Англии викариев и королей, пикников, развалин замков и пустынных пляжей (столь любимых Майклом Пауэллом); Оккультизм; Знаменитые друзья... и Караваджо. Фигура, зачаровавшая его еще во времена учебы в Слейд, когда юный Джармен стремился познать творчество таких же обособленных, гомосексуальных, интеллектуальных. Ишервуд, Уайльд, Жене, Сартр...
Джарменовская сексуальная ориентация очень сильно повлияла на его творчество. Даже слишком сильно, на мой взгляд. Хотя, в этом нет ничего удивительного. Если и существует какой-то шаблон, под который подходят все фильмы Джармена, то он выкроен из сексуальных фантазий Дерека. Проблема в том, что джарменовская искренность может помочь уничтожению гомофобии, но существует опасность, что на его творения могут просто навесить ярлык «гей»-фильмов, превратить в гей-иконы, которые ничего не говорят людям за пределами ограниченного гей-сообщества.
Если говорить более общо, то сравнительная либерализация мужской гомосексуальности за последние двадцать лет привела к возникновению культурного гетто. Переопределение слова «гей» принесло не только большую (и необходимую) свободу, оно так же определило стиль жизни в определенных рамках. И геи стали рассматриваться как «иные», не только потому, что они получают удовольствие от несколько иных сексуальных отношений, но и потому что они ведут иной образ жизни – стиль жизни, созданный геями и консервативной прессой. В некотором смысле геи стали более изолированными в своем освобождении, со своими клубами, своей музыкой, своей одеждой, литературой, Кинематографом и (возможно) своей идеологией. Как мне кажется, интеграция и синтез – это путь вперед. А гетто - есть гетто, как изнутри, так снаружи. В будущем все станут бисексуалами. И личные сексуальные привычки перестанут определять социальное положение.
Понимая, что существует разрыв между обществом «геев» и «натуралов», Джармен озабочен наведением мостов. Он не создает более «обычные» фильмы о гетеросексуальных парах из пригорода, но, снимая откровенные гомоэротические фильмы, он стремится к тому, чтобы эти отношения воспринимались как нечто совершенно обычное, чем они, в сущности, и являются.
Джармен различными способами разрушает границы, установленные обществом. Многие из его актеров выглядят андрогинно и привлекательно для обоих полов. В призрачном мире Дерека традиция если и не попирается, то смещается. Даже само слово «гей» убрано из его коллекции вырезок из прессы.
«Книгу «Прощальный взгляд на Англию» я сделал в форме серии интервью и, разумеется, слово «гей» встречалось там очень часто. В итоге мы решили совсем убрать его из книги, чтобы посмотреть, что из этого выйдет. Она набиралась на компьютере, поэтому я просто нажал на кнопку поиска по слову «гей» и удалил его везде. И получилось, что вопрос вроде «Каков был стиль жизни геев в 60-е?» превратился в «Каков был стиль жизни в 60-е?», а ответ был тот же самый, просто убраны границы гетто, заданные в вопросе».
«Караваджо», таким образом, с помощью компьютерной консоли трансформировался из Гей-Кино в фильм о художнике эпохи Возрождения.
Найджел Терри сыграл главную роль, а Тильда Суинтон -  роль Лены. Другие заметные актеры в фильме – комик Робби Колтрейн в роли Сципионе Боргезе и джарменовский любимец, слепой актер Джек Биркетт, сыгравший Папу Римского. Старые панки могут также припомнить имя бывшего вокалиста из «Челси» и фотомодель Джина Октоубера (появлявшегося в различных телепередачах, а в 1978 году и на страницах нашего журнала, в статье Алана Энгера). Драматическая внешность Джина позволила ему сыграть уличного мальчишку, модель Караваджо, чистящего фрукты. Одновременно с фильмом «Темз и Хадсон» выпустили книгу Джармена о съемках фильма с потрясающими фотографиями старого друга Джармена, замечательного фотографа Джеральда Инкандела.
Караваджо – «изобретатель синематического света» - итальянский художник, живший между 1572 и 1610 годами. 29-го мая 1606 года в Риме во время игры в мяч он убил Рануччо Томаззони. Оставшиеся четыре года жизни он провел в бегах, с помощью богатых родственников, друзей и почитателей, он скрывался на Мальте, Сицилии и в различных уголках Италии, получая заказы в разных городах и создавая возможно свои самые значительные произведения, более значительные, нежели те, что он написал до убийства. Сведения о его смерти противоречивы, но большая часть данных указывает на то, что он умер 18 июля 1610 года на побережье в Порто-Эрколе, на берегу моря, в возрасте 39 лет. По иронии судьбы, в это время ему, возможно, уже собирались простить убийство, и он смог бы вернуться в любимый Рим. Эту информацию вы найдете в любой книге о художниках эпохи Возрождения, хотя лишь в немногих из них говорится о личной жизни этого человека.
Фото: «Караваджо» (фото: Джеральд Инкандела).

«Очевидно, что он был гомосексуальным художником, несмотря на то, что явных тому подтверждений в документах не зафиксировано. Хотя его с позором выгнали из Сиракуз за приставание к молоденьким мальчикам. Сейчас уже практически все пришли к выводу, что он был гей».
RE: Он из-за этого тебя так заинтересовал?
«Отчасти да, он был сложной натурой, опередившей свое время, его работы были весьма радикальны... Он был первым итальянским художником, писавшим простых людей, может быть своих друзей и подруг, например, в образе Девы Марии на одном из расписанных им алтарей. Он был новатором».
Главной причиной создания этого фильма была не гомосексуальность Караваджо, а его жизнь, опыт становления художника, столь же значимый сейчас, как и 400 лет назад.
«Все о чем мы сегодня говорили, применимо и к Караваджо. Достаточно заменить покровительство Церкви на Телекомпании, а Караваджо, скажем, на Романа Полански. Это лишь отражение культуры. Это всего лишь образы. Как они будут прочитаны, как поняты людьми и как донести информацию для того, чтобы стать «успешным», и как  ты должен заключить пакт с власть имущими».
RE: И это по-прежнему актуально в наши дни.
«Именно. Это всегда было актуально. И особенно теперь».
фото: «Караваджо» (фото: Джеральд Инкандела)
«Поэтому это актуально для кого-то вроде Алана Паркера, который эффективно использует власть. Это реклама. Или Уорхол, столь успешно проделывавший это со своими картинами в 1960-х. Ты можешь творить нечто отвечающее потребностям века, если хочешь преуспеть в этом смысле, и остаться в мейнстриме. Караваджо был мейнстримным художником, он очень преуспел. Лично я думаю, что оставаться в стороне от этого намного интереснее, эта амбивалентность меня более всего привлекает... Некоторые становятся частью культуры, а другие интерпретируют ее».
RE: Хотя каждый остается продуктом одной и той же культуры.
«Да, один человек – это Действие, а другой – Противодействие. Караваджо был Действием, он был одним из самых успешных художников своего времени, и меня заинтересовало то, что некто, убийца, постоянно приглашался в разные города, разные соборы для росписи очередного алтаря. Ему пришлось бежать из Рима, потому что у него были проблемы с властями, но в других городах его принимали с распростертыми объятьями. Все равно, как если бы я кого-то убил и спокойно продолжал работать - «Пожалуйста, снимите еще один клип, мистер Караваджо!»... в итоге умер он всеми покинутый, как поп-звезда, прожившая слишком быстро».
RE: Раз уж мы заговорили об этом, ты принимал наркотики?
«А кто их не принимал? В 60-е все прошли через общение с наркотиками, никто даже и не думал о вреде, это было неуместно. Наркотики были просто неотъемлемой частью того времени».
RE: Я подумал, что ты должно быть принадлежишь к типу Олдоса Хаксли - принимать наркотики, чтобы «расширить границы сознания», совершенно сознательно.
«Да, его «Двери восприятия» для многих стали аргументом в пользу наркотиков. Большинство интересных художников принимали наркотики. Я говорю о Кольридже, де Куинси, Кокто... Берроузе. Многие. А если припомнить непомерное пристрастие к алкоголю, то практически все, вспомни Дилана Томаса».
Остается гадать, принимал ли Джармен наркотики, чтобы соответствовать образу художника 6о-х, живя на продуваемом чердаке с видом на Темзу в Уэппинге, прежде чем Докленд заполонили красные порше и винные подвалы. Несмотря на небогатое (или по крайней мере весьма скромное) существование, его попойки с водкой «Smirnoff» или прошлые эскапады в задних комнатах баров Европы, Дерек кажется слишком здравомыслящим человеком, неспособным бездумно погрузиться в саморазрушительную псевдоромантику.
Его монстр – «публика» - способна каким-то странным и извращенным образом написать за него сценарий его жизни. Трагедии Дина/Монро/Ортона/Вишеса и прочие привлекательны для публики, их короткие жизни, их смерть соответствуют богемному сценарию и помогают критикам и фанам избежать скуки. Это силы, которым требуется конвейерная лента мертвых художников и поп-звезд для эмоциональной поддержки. Художники, перекраивающие свою жизнь ради публики (публики, которая по большей части заперта в мире скучной работы, скучных домов и скучных браков), и выпускающие поток продаваемых сувениров – записей и печатных изданий, обеспечивающих культурное бессмертие.
То, что Дереку не повезло, и он заразился потенциально смертельным вирусом, который в главном ограничивает людей, ведущих бурную сексуальную жизнь или принимающих тяжелые наркотики, без сомнения, существенно увеличил интерес к самому человеку и его искусству. Для Дерека, тем не менее, как и для тысяч других, оказавшихся в его положении, это время неуверенности, страха, гнева, печали. Каждый день.
Это и в самом деле странное зеркало. Вспомните о последних четырех годах жизни Караваджо, жизни в страхе перед властями Рима. Караваджо, тем не менее, несмотря на все свои антисоциальные действия, был любим Истеблишментом. В отличие от Джармена. Художественный Мир не слишком-то интересуется Дереком, потому что, по словам члена Королевской 䐐кадемии Нормана Розенталя – «они относятся с симпатией лишь к т䐵м, кто упорно трудится»Ю Джармен выглядит расст䑀оенным.
«Но я считаю, что я упорно тружусь, ты же знаешь, я выставляю свои картины, я создаю декорации для опер и балетов, я на䐿исал не䑁колько книг, я снял множество фильмов, я думаю, что что䐱ы это делать, нужно быть достаточно упорным человеком. Хотя, я уверен, что есть куда более упорные люди, чем я, Фрэнсис Бэкон, например. [Джармен собирается сегодня посетить выставку Бэкона в Тейт]. Фильмы, тем не менее, включают в себя все. Живопись, музыку, дизайн, литературу, съемки. Они все это используют. Оставаться лишь художником в наши дни, все равно, что оставаться за цветным стеклом. Съемка фильма – подлинная форма искусства двадцатого века. Быть кинорежиссером чудесно. Это потрясающее эзотерическое занятие для таких как я, это отличный образ жизни».
В 23 веке имена Фассбиндера, Пазолини и Джармена, возможно, как знать, будут значить больше, чем Микеланджело, Рафаэля и Каравад6о.
В том, что кинематограф Джармена ждет долгая жизнь, нет никаких сомнений. Как он сам сказал 䐾 «Буре» Шекспира – «это величайшая пьеса, созданная на английском языке, люди до сих пор пытаются разгадать ее 䑁мысл». 䐟роницательный Джармен понимает, что «Буря» взывает не к интеллекту, но к воображению. Точно так же и с его фильмами, публика видит нечто вневременное, потому что каждый может интерпретировать их по-своему. Когда произведение искусства становится понятным, оно абсорбируется и теряется в культуре, оно живет лишь в воспоминаниях, на нем зарабатывают деньги. И все заканчивается рекламными наклейками или картинками на банках для печенья. Оно умирает.
Используя эту логику, вы можете продолжать думать, что работа Джармена – ерунда, но нужно признать, в нем есть жизнь. О большем он и не просит.
Поэтому мы оставляем его, наедине с его записной книжкой и воображением, возможно, он сейчас на берегу в Порто-Эрколе, там, где упал мертвым Караваджо, там, где сам Джармен занимался анонимным сексом в дюнах с итальянским парнем...
КОРОЛЕВА ЕЛИЗАВЕТА: Море напоминает мне о юности. О, Джон Ди, помнишь ли ты секреты, которые нашептывали в Оксфорде, как морской бриз, коды и контр-коды, тайный язык цветов... и я с желтым цветком чистотела, истинное золото нового источника знания.
ДЖОН ДИ: О, Ваше Величество, для меня вы – чистотел, тогда и теперь, бальзам против любой меланхолии.
КОРОЛЕВА ЕЛИЗАВЕТА: Ах, но тогда я была молода.
АРИЭЛЬ: Тогда и теперь, тогда и теперь. Волны разбиваются о берег Англии. Белые утесы противостоят разрушению. Мы вглядываемся в морскую даль, размышляя о ночном путешествии. Солнце заходит. Луна ждет своего часа. На юге, у Тилли Уим, видение моря и ветра. На западе - серебряная роса над морем из чистого золота. На востоке - черный иней. Феникс заслоняет солнце. На севере унылый хаос и вечный черный дождь. Настало время ухода, разорвалась последняя нить, связывавшая нас. Мы дрейфуем по штормящему морю.
И вот Елизавета и Джон Ди уходят по великой дороге, и воздух над ними темнеет, точно вечером или в сумерках, раздается громкий крик феникса...
«Ужасно неуютно умирать от ВИЧ-инфекции. Точно ты сидишь в скорлупе кокосового ореха, в тебя чем-то бросают, но все отскакивает, все проходит мимо. Ты чувствуешь, как твое тело разрывается на части. Но я прожил очень бурную и очень счастливую жизнь и ни о чем не жалею. Я жил в фантастическое время. Мне посчастливилось создать фильмы, которые я хотел создать. Я бы не хотел ничего изменить. Я не отвергаю своего прошлого. Я не чувствую никакой «mea culpa»».
Мы оставляем Дерека, моющего чашки в своей крошечной кухне, среди засушенных цветов. Последний англичанин. Свидетельство конца Англии – печи закрытых заводов, тлеющих теперь среди темных дьявольских останков. Полицейские сирены визжат за его окном, в зеркале сверкает отражение ночи над Сохо. Операция Тигр/Операция Сожжение/Операция Гаечный ключ. Операция Цензор. Ангелы-хранители в перчатках приступают к своему делу по защите Мира и Любви новой Англии. Ослепив всех своей Ненавистью и Войной. Кто может усомниться в нем? Солнце восходит, Солнце садится, Мир постоянно меняет цвета.
Одержимый собой, прекрасный, эрудированный, смешной, интеллигентный, постигаемый и непонятый, мчащийся сквозь безымянные скрытые связи Времени и Места. Все они здесь, на Чаринг-Кросс-Роуд: мистер Караваджо, мистер Ди, мистер Джармен, с их несгибаемым духом, великим искусством; с их кистями, зеркалами и объективами. Сметая листья в саду, создавая совершенные, прекрасные кучи, которые, нам отрадно это осознавать, вскоре развеются по ветру. Все, несмотря на свои проблемы, счастливые люди. Наши глаза, теперь и тогда, с их небесной  геометрией в micaolz olprt. Они шепчут... УХОДИМ.
Фильмы Дерека Джармена:
«Путешествие в Эйвбери» (1972)
«Маг» (1972)
«Искусство зеркал» (1973)
«В тени солнца» (1974)
«СЕБАСТЬЯН» (1975)
«ЮБИЛЕЙ» (1977)
«Джордан» (1978)
«БУРЯ» (1979)
«ВООБРАЖАЕМЫЙ ОКТЯБРЬ» (1984)
«Разговор ангелов» (1984)
«КАРАВАДЖО» (1986)
«ПРОЩАЛЬНЫЙ ВЗГЛЯД НА АНГЛИЮ» (1987)
«ВОЕННЫЙ РЕКВИЕМ» (1988)
«САД» (1990)
«ЭДВАРД II» (1992)
«ВИТТГЕНШТЕЙН» (1992)
«ГОЛУБИЗНА» (1993)
Книги Дерека Джармена:
«Танцуя на краю» (1984)
«Прощальный взгляд на Англию» (1987)
«Современная натура» (1991)
«На свой страх и риск» (1992)
«Яркий цвет» (1993)

Дерек умер в феврале 1994 года.
«Долгой спокойной ночи, Мастер».

DREAMACHINE («МАШИНА МЕЧТЫ»)
Информационный монтаж
 «Машина Мечты» была придумана Брайоном Гайсином, художником, писателем, путешественником и алхимиком; одним из величайших непризнанных британских художников 20-го века. Слишком умный и независимый для потребительского Артистического мира, он, тем не менее, выставлялся вместе с Пикассо, его выставки проходили по всей Европе и Америке, он был с шумом изгнан из Сюрреалистов Андрэ Бретоном.
Гайсин оказал плодотворное воздействие на Уильяма С. Берроуза, познакомив его с стилем «разрезок» в литературе. Его широкий культурный диапазон привел его и в мир «Роллинг Стоунз», и в частности, сблизил с Брайаном Джонсом, которого он познакомил в Марокко c «Master Musicians of Joujouka». Он не отождествляет себя ни с одной систематизированной, предвзятой религией, философией или системой мышления. Он говорит, что на него повлиял Хассан-ибн-Саббах, хотя известно, что Хассан-и-Саббах не оставил после себя никаких текстов, учений или теорий. На самом деле о Хассан-ибн-Саббахе известно очень мало – «Горный Старец» - от которого пошло название «ассасины», как и о его последователях, все, что известно о Хассан-ибн-Саббахе, основывается на предположениях и догадках. Мир Гайсина магический по происхождению. Брайон говорил – «мы здесь, чтобы уйти». Будущее заключено в космосе. Не, как большинство полагает, во внешнем космосе, а во внутреннем космосе. Будущее, как вселенная, здесь, в нашем сознании.
«Машина Мечты» - космический корабль, путешествующий сквозь время. НАСА и технофилы остались позади... Все их разработки нивелирует цена обыкновенной электрической лампочки. Брайан Гайсин провел долгие годы своей жизни в Англии, Америке, Марокко и Франции, но большую часть своего времени находился там, где вынуждены пребывать все истинные визионеры - в своем сознании.
«Волны мозга, минутные электрические вибрации, ассоциируемые с активностью мозга, могут быть тщательно измерены и графически зарегистрированы электроэнцефалографом (ЭЭГ). Записи ЭЭГ показывают, что ритмы мозга делятся на группы, сообразно своей частоте. Одна из этих групп, альфа или сканирующие ритмы, наиболее интенсивные, когда мозг не занят работой, отыскивая  модели, и очень слабые во время целенаправленного размышления, когда глаза открыты, изучая модель. Сила и тип ритмов различны у всех людей. Записи ЭЭГ некоторых примитивных народов совпадают с показателями мозга десятилетнего ребенка нашего общества. Колебания зависят от возраста. Альфа-ритмы не проявляются у детей, не достигших четырехлетнего возраста (Иэн Соммервиль, «Вспышка»).
«Cегодня в автобусе на пути к Марселю меня захватил трансцендентальный ураган цветных видений. Мы мчались сквозь длинную аллею, усаженную деревьями, я прикрыл глаза, потому что сидел напротив заходящего солнца. Ошеломител䑌ный поток невероятно ярких цветов взорвался под моими в䐵ками: многомерный калейдоскоп вихрем кружился в космосе. Я выпал из вре䐼ени. Я пронессяРсквозь бесчисленное мно䀶ество миров. Видение резко оборвалось, как только мы проехали д䐵ревья. 䐑ыло ли это видением? Что случилось со мной?» (Отрывок и䐷 дневника Брайона Гайсина, 21/12/ 1958).
В департаменте транспортных путей и сообщения ему сказали, что деревья, рассаженные вдоль шоссе, не должны быть одинаковой длины или посажены порознь. Причина в том, что водители, на протяжении долгого времени проезжающие мимо таких деревьев, подвергаются воздействию пульсации света и изменений на звуковых уровнях, что может негативно сказаться на их концентрации и способности вести машину. Возможны сонливость, тошнота и «дорожное безумие».
В Англии и в Америке были проведены тесты, исследовавшие воздействие на людей стробоскопического света и громкого вибрирующего звука. Сейчас уже стало известно, что эти испыта=ия использовались службами безопасности в области контроля над толпой. Считается, что разработанные системы могут вызвать эпилептические припадки приблизительно у одного человека из четырех -䀠этого более чем достаточно, чтобы привести в смятение и разогнать любуюРдемонстрацию.
15 февраля 1960 года Иэн䀠Соммерв䐸ль, вдохновленный книгой Грея Уолтерса «Живой Мозг», написал Гайсину письмо: «Я сделал простейшую машину вспышек. Ты см䐾тришь на нее с закрытыми глазами, вспышка направлена прямо на твои веки. Видения начинаются с калейдоскопа цветов прямо перед глазами и постепенно становятся все более сложными и прекрасными, накатываясь, как волны на пляж, пока все составляющие не проникают внутрь. Через некоторое время видения неизменно оказываются где-то позади глаз, а я - в центре всей картины бесконечных форм, возникающих вокруг меня. Почти невыносимое ощущение движения в пространстве длится недолго, но это прохождение необходимо, и когда оно завершилось, я оказался высоко над Землей, в сиянии неземной красоты вселенной. После я осознал, что мое восприятие окружающего мира заметно изменилось. Ушли усталось и заторможенность...».
Следуя дальнейшему описанию Соммервилем «Машины Вспышек», Гайсин создает свою собственную, добавив к ней внутренний цилиндр, покрытый рисунками, сделанными на основе своих опытов со «вспышками». (Многие поздние живописные работы Гайсина были созданы под воздействием опытов с этой машиной.) В то время Гайсин писал:
«Вспышка доказала, что может стать полезным инструментом в практической психологии: некоторые люди видят, а некоторые - нет. «Машина Мечты» со своими рисунками, схемами, видимыми открытому глазу, помогает людям увидеть. Меняющиеся элементы мелькающих вспышек модели способствуют созданию самоуправляющихся фильмов, доставляющих огромное удовольствие и, возможно, поучительных для наблюдателя.
Что есть искусство? Что есть цвет? Что есть видение? Эти вечные вопросы требуют сейчас новых ответов теперь, когда в свете «Машины Мечты» человек может узреть все древнее и современное абстрактное искусство с закрытыми глазами».
В ИСТОРИИ ИСКУССТВА. В ИСТОРИИ МАГИИ И НАУКИ, В ИСТОРИИ МИРА. ТОЛЬКО ОДИН ОБЪЕКТ СОЗДАН ДЛЯ ТОГО, ЧТОБЫ ВИДЕТЬ С ЗАКРЫТЫМИ ГЛАЗАМИ.
«МАШИНА МЕЧТЫ».
«Машина Мечты» завершила целый период кинетических изобретений в «современной» живописи и скульптуре. «Машина Мечты» открывает новую эпоху и новую область видения... Внутреннего Видения.
Смотри в «Машину Мечты» и смотри глубже. Здесь ты сможешь УВИДЕТЬ фундаментальный порядок, заключенный в физиологии человеческого мозга. Твоего мозга. Порядок, заключенный в хаосе. Жизнь, заключенная в материю. История и Мистерия.
«Ты - художник, когда ты подходишь к Машине Мечты с закрытыми глазами. То, что она побуждает тебя видеть, - это твое... твое собственное. Сверкающие внутренние видения, кружащиеся внутри твоей головы, которые ты внезапно видишь, созданы твоим собственным мозгом. Возможно, это не первое твое соприкосновение с этими ослепительными огнями и небесными образами. Машина Мечты помогает их увидеть, если только ты сам хочешь в них заглянуть. То, что ты созерцаешь – возможно, более полное раскрытие видений твоих несметных сокровищ, Юнгианского хранилища символов, который мы делим со всем психически здоровым человечеством. Из этого источника  художники и ремесленники черпали составляющие искусства на протяжении веков. В быстром потоке образов ты немедленно начнешь узнавать кресты, звезды, нимбы... сплетенные узоры, похожие на доколумбовые ткани, мусульманские ковры... без конца повторяющиеся узоры на керамических плитках... в вышивках разных времен... быстро меняющиеся последовательные образы абстрактного искусства... похожие на бесконечные полотна, покрытые свежей краской, нанесенной на холст мастихином» ( Брайон Гайсин).
Фото: Брайон Гайсин под воздействием «Машины Мечты»

Видения, возникающие под действием «Машины Мечты», обычно начинаются с быстрой и все ускоряющейся череды абстрактных узоров и рисунков. Зачастую передача этих, мелькающих в ускоренном темпе, образов сопровождается отчетливым видением человеческих лиц. Человекоподобные фигуры и необычайно красочные события, или, как их называл Гайсин, «псевдо-события», происходящие где-то во времени и пространстве в космосе.
«Видишь ли ты цветные сны?»
-  Билл Нельсон.
Такова «Машина Мечты». Машина снов. Один мой знакомый, подвергшийся воздействию этого кружащегося яркого света, выйдя из полугаллюцинативного состояния, совершенно серьезно рассказывал о посещении другой планеты, об инопланетянах, тамошних наскальных рисунках и детях. Другие говорили о своего рода кошмарах, которые, впрочем, как и все грезы, испытанные перед «Машиной», можно резко оборвать, открыв глаза.
«Глядя в «Машину Мечты», за короткое время ты познаешь себя, расширяешь границы своего видения, усиливается восприятие тех твоих внутренних сокровищ, о которых ты даже не подозревал» . (Брайон Гайсин).
«Свет, как от лампочки в биллион ватт, струился сквозь решетку моего окна. Великий Белый Свет, Неописуемый Свет, о котором всегда говорят тибетцы. Он пронизывал меня насквозь. Я чувствовал, что способен увидеть его, потому что он бежал прямо по моему оптическому нерву и, сквозь рассыпающуюся массу моего пробудившегося мозга, прямо к гипоталамусу. Моя узкая комната начала вращаться, как старый проигрыватель на 78 оборотов, и решетки окна закручивались в спиральные лестницы, вращаясь между восьмью и четырнадцатью вспышками в секунду – альфа-ритм моей старой легкой черепной коробки. Ошеломляющий поток интенсивных, ярких, абстрактных форм, невероятных цветов, взрывающихся где-то позади моих ослепших глаз, где многомерные калейдоскопы крутятся в бесконечном пространстве. Ослепляющие огни неземной яркости и цвета – огромные, переплетающиеся мелькают с невероятной скоростью. Бесконечные акры геометрических обоев и дрянных полотен художников, подобных Вазарели, разворачиваются вокруг меня. Я - центральная точка развертывающихся миров, гигантских галактик, несущихся сквозь мой внутренний космос, со скоростью света. Все это означает, что моя ЭЭФ еще не выровнялась и старый мозг все еще функционирует. У меня вырывается неконтролируемый смех...
«Многочисленные опыты с гайсиновской «Машиной Мечты» научили меня, чего следует ожидать. Я знаю, что я могу увидеть -  символы всех великих религий, всплывающие из шумового фона и медленно и величественно движущиеся в поле моего зрения. Крест во всех его вариациях вспыхивает так ярко передо мной, как перед Павлом на его пути в Дамаск,он несся на своей  колеснице через аллею деревьев, а солнце опускалось за деревья и таким образом получилась вспышка на альфа-уровне. Поэтому-то  он и упал с колесницы, и превратился в Святого Павла, на нашу беду. Как я уже говорил ранее, все эти религии должны быть изгнаны из нашего бытия. Затем свастики начинают крутиться по часовой стрелке и против, за ними следуют величественные драгоценные тибетские трезубцы, поднимающиеся как булава или скипетр. Всевидящие глаза Изиды смотрят на меня с пониманием, за ними возникают иные, полные огня, глаза. Полумесяц ислама и Пресвятая Дева Мария и голубая ладонь Фатимы уступают дорогу символам забытых религий или, кто знает, других планет. Я жду с надеждой...».
Роберт Антон Уилсон
С Гайсином пытались установить контакт представители различных крупных компаний, в том числе и голландский электронный гигант «Филиппс», вынюхивая, есть ли возможность запатентовать эту машину, которую он и Соммервиль создали буквально из ничего. «Когда я сказал им, что она пробуждает, вытряхивает людей из повседневной рутины, - впоследствии рассказывал Гайсин, - они потеряли всякий интерес. Они лишь заинтересованы в машинах и наркотиках, заставляющих людей спать».

Если «Машина Мечты» реальная, не вызывающая привычки, просто вращающаяся «шкатулка грез», которая способна эффективно стимулировать деятельность мозга без всяких наркотиков, почему бы ее не продавать в магазинах? Ответ кажется очевидным. Загляните в «Financial Times», и вы поймете, что среди крупнейших компаний в мире – химические гиганты «ICI», «Bayer», «Hoffman La Roche». Если вы пойдете к своему терапевту и скажите ему, что вы больны, что вы получите? Наркотики (лекарства). Ищете способ уйти от обыденности и что вы получите? Наркотики. Вы можете продать людям только одну «Машину Мечты», один вращающийся столик, одну специальную лампу. Наркотики и сопутствующие им атрибуты (а сюда я включаю и большинство докторов, как неотъемлемую составляющую этих атрибутов) могут принести гораздо больше денег в наркозависимом мире.
Как можно получить «Машину Мечты»? Существуют лишь вручную сделанные экземпляры, сделанные в виде металлического цилиндра, они стоят около 500 фунтов. Но вы можете попытаться сделать ее своими руками.
Чтобы построить собственную «Машину Мечты» вам понадобится согнутый в четыре раза лист бумаги площадью 32 дюйма, проигрыватель, имеющий скорость 78 оборотов в минуту (такие можно найти во многих секондхэндах) и подвешенная электрическая лампочка.
На бумаге нарисуйте трехдюймовые бордюры сверху и снизу, затем аккуратно разделите оставшуюся площадь на двухдюймовые сектора. Вырежьте картонные шаблоны, затем поместите их так, как показано на иллюстрации. Тщательно и аккуратно вырежьте отверстия и соедините края листа, чтобы получился цилиндр. Подвесьте лампочку в середине цилиндра и поместите конструкцию на вращающуюся поверхность. После этого затемните комнату, поставьте какую-нибудь повторяющуюся ненавязчивую музыку и вращайте.
Вперед, это свободно, это безопасно, это законно... и это действительно работает.
БРАЗИЛИЯ

Британия - не свободная страна. В этом специальном расследовании «Rapid Eye» расскажет тебе, почему.

«ЧЕЛОВЕК РОЖДАЕТСЯ СВОБОДНЫМ. ЭТО ЕГО ЕСТЕСТВЕННОЕ СОСТОЯНИЕ. ПРАВО ДАННОЕ ЕМУ БОГОМ. НИГДЕ ЭТА ТРАДИЦИЯ НЕ УКОРЕНИЛАСЬ ТАК  ГЛУБОКО, КАК В БРИТАНИИ. ЗАЧАСТУЮ, В НАШЕЙ ДОЛГОЙ ИСТОРИИ, МЫ ОСТАВАЛИСЬ ОДНИ ПЕРЕД ЛИЦОМ САМЫХ МОГУЩЕСТВЕННЫХ АРМИЙ МИРА, ЗАЩИЩАЯ НАШУ СВОБОДУ, ПОДЧАС ПРИНОСЯ ОГРОМНЫЕ ЖЕРТВЫ, НО НИ НА СЕКУДУ НЕ СОМНЕВАЯСЬ, ЧТО ЭТО ЦЕНА, КОТОРУЮ СТОИТ ПЛАТИТЬ. СВОБОДА БЫЛА НАШЕЙ СИЛОЙ И НАШИМ ДЕВИЗОМ. МЫ ГОРДАЯ НАЦИЯ ИНДИВИДУАЛИСТОВ. МЫ ПРОЦВЕТАЕМ В СВОБОДЕ». (Избирательная компания «тори», май 1987 года)

«Не спрашивай никогда, по ком звонит Колокол: он звонит по Тебе» Джон Донн (1610)

«От имени века запретов, от имени века тайн, от имени века лжи – приветствуем вас!» Джордж Оруэлл (1948)

Спросите людей, какое главное преимущество жизни в Британии и, без вариантов, всплывет одно слово: «Свобода».
Большинству из нас нравится думать, что мы живем в обществе с более высоким уровнем личной свободы, чем где-либо еще.  Все наши промахи и ошибки мы считаем неотъемлемой частью этой свободы, и уверены, что Британия  - «великая».
Это абсурдная идея. Несмотря на то, что твердит «Ньюсвик»  с подачи «Саатачи&Саатачи», британцы не свободны. Мы никогда не были свободны. И что еще более важно, те немногие свободы, которым мы традиционно радовались в прошлом, теперь сократились до тревожного уровня. Под завесой государственной секретности осуществляются циничные политические маневры, медиа-контроль и социальный контроль общественной апатии.

Посягательства государства на частную, личную жизнь человека, как правило, очень искусны и - вследствие наших условий - просто воспринимались как некая назойливость. Если рассматривать каждое вторжение в отд䐵льности, то создается впечатление, что это не повод для беспокойства, просто небольшое раздражение, которое можно стерпеть без 䐾собых мучений. Так это воспринимается д> тех пор, пока личность не отклоняется от принятой обществом ли䐽ии пове䐴ения, если же это происходит, тогда ей придется столкну䑂ься с реальностью и станет очевидно, что общая сумма незначительных вмешательств, несовершенных законов и коррупции представляет собой устрашающее целое. В реальности, лабиринт общественных и законодательных отступлений окружает зерно Личной Свободы, которая, как мы считаем, обходится очень дорого.
Поскольку большинство людей гордо считают себя «нормальными» членами некоего неопределенного большинства, проблемы Свободы - не слишком популярный вопрос для серьезных раздумий. Для большинства он является скорее риторическим. Таким образом, посягательства на гражданские свободы не встречают возражений со стороны большинства. Иногда, посредством ловкого использ>вания новостных СМИ, они как это ни странно, даже превозносятся, их преподносят публикеРкак неотъемлемую часть законов,Рделающих наше общество более безопаснымЬ более здоровым и подходящим дл䑏 жизни. Такие изощренные приемы контроля являются следствием обширной практики. В этой области лишь очень немногие нации столь же опытны или столь же искушены, как британцы. И эта возможность – возможность поддерживать угнетение людей боле䐵 выигрышна, чем предоставление людям большей свободы, вот, что на самом деле делает Британию «великой».
В Британии никогда не было полномасштабной революции, лишь некая умело созданная смесь из хитростей и убеждений, приправленная либеральными словечками, такими как «Демократия», «Правосудие» и «Патриотизм» - контроль государства представлялся, как практическая необходимость. Попросту говоря, здесь никогда не было ничего достаточно осязаемого, против чего можно было бы восстать. В этом веке в стране не было ни откровенной диктатуры или коррупции, как например, в случаях с Гитлером, Сталиным, Маркосом, то, что могло бы ассоциироваться с угнетением и стать мишенью, на которую можно было бы направить революционные действия (хотя, любопытно отметить, что единственным премьер-министром в мирное время, на которого было совершено серьезное покушение, была Маргарет Тэтчер). В Британии государственная машина лучше смазана и работает более бесшумно. Здесь в роли врагов свободы чаще выступают некие абстрактные безликие бюрократы, безразличные учреждения и двуличные политики.
В любом обществе считается, что драгоценная идея Свободы Личности должна быть ограничена различными мнениями и компромиссами. Следует приносить жертвы во имя «высшего добра». Формально «свобода» (считающаяся скорее некоей концепцией, а не реальностью) – это просто вопрос общественного положения, и в демократическом обществе уровень свободы личности якобы диктуется большинством.
Если отдельного члена этого большинства поощряют оставаться в неведении относительно ограничений его свободы, то он будет не в состоянии расширить эти свободы в своей частной жизни. Его выбор, таким образом, будет контролироваться. Если он пожелает выбрать совершенно иную линию поведения, то он обнаружит, что как таковых альтернатив в рамках его общества не существует. Сделав неконтролируемый выбор он незамедлительно в какой-то степени станет общественным изгоем. Его заклеймят как эгоцентрика, ниспровергателя общественных устоев, преступника или безумца.
В стране, которая противостояла радикальным переменам и подавляла мятежи, даже слово «революция» (столь любимое во многих странах) приравнивается к насилию, псевдо-интеллектуализму и эксцентричности. Слова, являющиеся антитезой имиджу Британии. Революция, даже если она мирно осуществляется в фильмах, литературе или сознании (предпочтительнее, чем на улицах) может рассматриваться как акт измены.  И ничего удивительного  в том, что измена остается самым ужасным преступлением и единственным, в теории, по крайней мере, которое карается смертью.
В обществе, столь слепом по отношению к повседневным фактам, и ослепленным древним мифом, даже если ты обращаешься к теме Свободе Личности таким вот образом, то ты неизбежно вызываешь недоумение и навлекаешь на себя критику. К тому же эти потенциальные критики, которые заявляют о своей озабоченности вопросами Закона и Порядка, Свободы и Правосудия, Мира и Счастья и так далее, должны быть наиболее заинтересованными в гарантии того, что люди этой «великой» страны управляются согласно законам, которые должным образом соблюдаются в человеческом обществе. Обществе, которое не просто лицемерно разглагольствует о служении идеалам демократии, равенства и личной свободы, на роль защитника которых оно претендует.
В «альтернативной» культуре крайне модно, даже необходимо, заявлять, что «система» настолько не имеет никакой ценности, что не стоит даже думать о ней; что все политики – эго-маньяки; в полиции одни коррупционеры и фашисты; все журналисты – лжецы и тому подобное, до тошноты. Подобной критикой занимаются люди, никогда в жизни не издававшие свой журнал, никогда не снимавшие подрывное видео, никогда ничего не делавшие ничего реального, а просто потребляющие продукцию, которую производит и одобряет Государство. Прыщавые юнцы с тридцатифунтовыми стрижками стремятся, точно лемминги, к вовлечению в конфликт поколений, созданный чередой глупых молодых (и не очень молодых) людей в кожаных пиджаках, чья щедрость, черпаемая из этой бездонной бочки (золотые диски, кокаин, неограниченное количество пенициллина) служит главным мотивом санитарной формы бунта. И не случайно, что рок-н-ролл сейчас разрешен в России, Китае и других странах, с жесткой системой контроля. Вопреки мифам, распространяемым многочисленными идиотами в 1960-х и конце 1970-х, если бы даже музыка и могла использоваться для выражения и улучшения определенной позиции, как революционное оружие или информационный канал, как правило, она оказывается столь же полезна, как электрическая лампочка для Стиви Уандера.
В общественных терминах, поп-плацебо – хороший способ сохранения кажущегося здоровья общества, превращающий разочарование и подлинное социальное беспокойство из Проблемы в Выгоду. Государственным контроль и рок-н-ролл находится в руках умных людей. Чувство отчуждения, вызванное подавлением, поглощено и превращено в эскапизм, побег в страну Развлечений. Поколению кока-колы социальная реальность кажется скучной. Информация о том, как все обстоит на самом деле, подается как нечто крайне неинтересное. Здесь, тем не менее, мы намерены представить дробинку информации – смертоносную пулю для гедониста – набитую тупыми фактами. Лишь используя диалект «Контроля», язык Закона и жесткое регламентирование Информации, можем ли мы надеяться представить текущую ситуацию, как она есть на самом деле. Или, по крайней мере, зайти настолько далеко, насколько позволяют официальные документы, «Хэнсард», «Таймс», Би-Би-Си и тому подобные. Факты говорят сами за себя. Вот как мы живем в этой свободной стране в конце восьмидесятых.
Всякий сомневающийся в правдивости событий и фактов, изложенных здесь, может проверить их и составить независимое суждение. Сделав это, они поймут, что этот информационный коллаж представляет собой лишь каплю в море. Все, что мы пытаемся здесь сделать – это передать ощущение полной, ужасающей правды.
Хотя право на жесткий контроль, осуществляемый в настоящее время, не может принадлежать какой-либо одной политической партии; хотя «система» явно дала трещину,  и явно нуждается в согласовании прав личности с предполагаемыми желаниями большинства, кризис в современной Британии (я намеренно использую это слово), отчасти вызван позицией теперешнего правительства. Правительства, являющегося отражением века, в котором мы живем. Века, в котором «свобода» была подкорректирована и ограничена, изменен даже смысл этого слова, это - «свобода» личностей и компаний, которые теперь должны более безжалостно соперничать друг с другом исключительно на экономическом уровне.
Надо отдать должное, при теперешнем режиме мы получили новые права. Право на личное владение телефоном, но не право выражать чувства, умаляющие доминирующую идеологию Государства. Право покупать муниципальные дома, но не право на труд. Право покупать акции «Бритиш Эйруэйс», но не право на бесплатное образование...
Настали смутные времена. Отчасти это связано с социальными и экономическими ошибками государства, сделанными после войны. В этой атмосфере многие, лишенные воображения, люди на политической арене были убеждены, что следует оставить притязания на возможность достижения согласия в политике. Освобождаясь от необходимости дебатов, свободы информации и признания равноправия, которые идут рука об руку с подобными старомодными идеями.
Видимо, британцы старательно убеждали, что грехи отцов их – относительный либерализм и чрезмерная мягкость 50-х и 60-х годов пали на них, детей. Проблемы с электричеством, дефицит и забастовки 70-х, плюс массовая безработица, протесты и новые болезни 80-х укрепляли их веру в то, что нам необходимы «сильные» лидеры, запрещающие законы, для того, чтобы бороться с опасностями и подняться по некоей дороге «из желтого кирпича» к возрождению, восстановлению, подъему. Чувство вины и расплаты за грехи. Следует проглотить лекарство доктора Бенвея, если ты хочешь сохранить эту работу, эту страховку, эту видимость успеха. Стало быть, мы, покладистое большинство, должны подчиниться диктатуре очень незначительного меньшинства с железным кулаком в бархатной перчатке. Ботинки-то, может быть, и от «Гуччи», но они точно так же отпечатываются на наших лицах.
В этом безмолвном, покорном веке, создается впечатление, что общественное сопротивление уменьшается, в то время как угнетение нарастает. Наша толерантность становится все выше и выше, поднимаясь по нескончаемой спирали. Так что с каждой пулей, выпущенной из полицейского пистолета, слышится все меньше шума. Потому что чем больше пуль выпущено, чем больше ограничивающих законов принято, чем чаще повторяются репрессивные акты – старые, как мир, тем менее заинтересованными и озабоченными мы становимся. И наше воспитание, в котором главное место отводилось нашему давнему принятию таких нелепостей, как Торговля по воскресеньям и Лицензионные законы, делает нас беспомощными перед лицом нынешних нападок на либертарианизм и гражданские права.
Перед лицом нарастающего противостояния левого и правого политического крыла, цивилизованное, разумное, спокойное и социально-защищенное существование, желанное для молчаливого большинства кажется все менее и менее достижимым. В то время как организационный аппарат грохочет как танк, не обращая внимания на любые предписания, исходящие не с Даунинг-стрит. Все было бы иначе, если бы в Британии существовали такие же гарантии, как в других странах.

НЕДОРАЗУМЕНИЕ С «БИЛЛЕМ О ПРАВАХ»
В 1215 году король Джон подписал «Великую хартию вольностей», документ, дававший каждому англичанину право на честный суд и защиту от произвола властей. Таким образом, концепция «свободы личности» была заложена в основе того, что, как показывает история, должно было стать самой передовой социальной структурой на планете. С тех самых пор, как было сказано ранее, эта смутная мысль о Свободе плескалась близ нейрологических заводей британского коллективного бессознательного,  ее использовали, ею злоупотребляли последующие поколения.
Нацистская Германия боролась, казалось, против всего того, за что стояла Британия. Нацисты были против свободы, против демократии и против Христа. Вместе с тем, те же самые доводы приводились позже для поношения нашего союзника в борьбе против нацистов, СССР. И соответственно, предвыборная кампания 1979 года – через 764 года после «Великой хартии вольностей» - этой древней движущей силы свободы, к этому времени ставшей сродни легендам о короле Артуре, была вызвана черной магией пиар-менеджеров, нанятых тори (как это было и 1983 и в 1987 годах).
Игриво завернувшись в «юнион-джек», современная Боадицея стала главным порождением «иерусалимской» школы английской мысли, стоявшей на платформе «Свободы личности» и противопоставляла себя тому, что именуется «социалистической платформой» «государственного вмешательства». Она обещала людям свободу выбора работы (Arbeit Macht Frei) и «сделать Британию достаточно сильной, чтобы каждый гражданин имел больше свободы выбора». Взывавшая к едва ли не врожденному инстинкту (как Франко и Гитлер), Маргарет Тэтчер была избрана премьер-министром 3-го мая 1979 года. Британия, как нас уверили, теперь стала свободной.
Ни для кого не сюрприз, что политики лгут. Реальность не соответствует предвыборной риторике. С тех пор как тэтчеровская администрация пришла к власти, избранная 11 миллионами из 56 488 000 человек, живущих в Соединенном Королевстве, в нынешней практике предоставления большей свободы личности наблюдаются некоторые несоответствия, которые мы намерены здесь рассмотреть.
Что Тэтчер не объяснила, так это то, что ее представление о «свободе» крайне избирательно, и сводится к предоставлению больших экономических свобод богатым, для того, чтобы они становились богаче, а моральная сторона вопроса никого не заботит. С тех пор как рыночные силы получили свободу, началось неизбежное падение. «Лузерами» в этой новой системе оказываются те, кто не пытается вести конкурентную борьбу, общество о них больше не заботиться. Права на социальное обеспечение отошли на задний план, поэтому общественный конфликт, социальная поляризация, неудовлетворенность и даже преступность всячески поощряются. Поэтому сильный дисциплинарный режим сопровождается необходимостью, когда кто-то входит в эру Свободного Рынка. Государство меньше вмешивается в финансовые вопросы (людям предоставляется возможность тонуть или выплывать самостоятельно), но гораздо сильнее вмешивается в другие сферы.
С тех пор как «тори» пришли к власти, Британия стала свидетелем введения выборочных полицейских проверок на дорогах, незаконных обысков в женских тюрьмах, ликвидации права на суд присяжных, запретов на право протестовать, ограничений деятельности профсоюзов и их прав на забастовки и пикеты, отмены демократических выборов в муниципальные советы, усиления цензуры, избытка новых законов о средствах массовой информации, чудовищного усиления власти полиции и судов, Налогов и Акцизов, чиновников Службы социального обеспечения, выискивающих и вынюхивающих без законных на то оснований, заключения в тюрьмы и больницы ни в чем не повинных, не нарушавших законы людей.
Требования ввести соответствующий «Закон о Свободе информации», провести подлинной реформы «Закона о Государственных тайнах» и необходимости «Билля о правах» постоянно игнорируются, либо не выполняются должным образом.
Как видите, список выходит длинным. На деле же он гораздо длиннее. Единственной гарантией против этой малоприятной тенденции может стать конституция. У Британии нет  Конституции, защищающей или признающей права Личности.
Конституционный «Билль о Правах» – неизменная хартия, во многих странах более важная, нежели любой из временных законов или правительств. Его единственная цель – признание Личности и ее прав, как человеческого существа и защита этих основных прав от злоупотреблений государственной власти, будь то левоэкстремистские или правые правительства, их полиция и суды, или Монархия. У Британии нет и никогда не было «Билля о Правах». В свободном мире, мы в этом смысле,– исключение. (Даже страны, у которых не было конституции, когда они находились под властью Британии, создали ее, после того как обрели независимость. Последней страной Содружества, принявшей  Конституцию, стала Канада, в 1982 году. Если Австралия станет республикой, а к этому все идет, то почти наверняка первым конституционным изменением станет подписание «Билля о Правах». Вместе с освобождением от того, что бывшие частью Империи государства, считали британским игом, для новых, независимых государств естественный шаг - создание собственной конституции, отделяющей их от прошлых веков. Британцы, к несчастью, не могут использовать этот путь, поскольку мы одна из сравнительно немногих стран, не являющихся Республикой. То, что когда-то было настоящим игом Британской Империи, теперь превратилось в британское конституционное иго, подавляющее самих британцев. Мы, граждане Британии, наказаны нашей собственной историей).
«Билль о Правах Человека» для британского народа был представлен на рассмотрение в 1986 году королевским адвокатом сэром Эдвардом Гарднером. Он прошел палату Лордов при поддержке лордов Скармена, Хейлшема и Броксборна. Хотя наиболее активная часть реакционных членов парламента и государственных чиновников выступили против него, Правительство не стало официально выступать против Билля. Но и, тем не менее, они не оказали ему официальной поддержки. Билль прошел и через Парламентские процедуры, голосование по Биллю состоялось в пятницу днем (30-го января 1987 года). Стратегическое время, когда большинство парламентариев возвращались в свои широко разбросанные округа после обычных парламентских заседаний. Это показывает истинное отношение Правительства и приоритеты всех политических партий, -  ни одна партия (в отличие от тех случаев, когда проводилось голосование по «важному» Биллю) не присутствовала при процедуре. Члены парламента, таким образом, были освобождены своими партиями от присутствия в Палате общин при зачитывании Билля.
Хотя впервые политикам дали возможность сделать британцев более осязаемо, законно «свободными», чем когда-либо в истории, лишь ничтожные двадцать процентов из них нашли возможность проголосовать. Некоторые из явившихся проголосовали против Билля, но и это не имело никакого значения. С таким незначительным количеством проголосовавших Билль не прошел даже Второе чтение, необходимое для того, чтобы он стал законом. Если бы Билль прошел Второе чтение, все бы думали, что правительство каким-то образом препятствует ему, хотя это сложный вопрос. Несмотря на то, что миллионы британских солдат на протяжении многих лет умирали за абстрактное понятие Свободы, когда наступил реальный поворот, политики просто не проявили никакого интереса.
Поэтому в сложившейся ситуации британцы не защищены от злоупотреблений властей, что является незаконным в таких странах, как скажем Франция или США. Мы – жертвы пуританского правительства, тирании местных властей и дряхлого судопроизводства.
Наше единственное прибежище, как европейцев, обращаться с любыми жалобами в Страсбургский Суд по Правам Человека, что означает астрономически дорогой и бесконечный по времени процесс.
Вопреки распространенному мнению, Европейский Суд в настоящее время мало готов к тому, чтобы обвинять отдельных членов правительств, применяя Европейскую Конвенцию по Правам Человека и выносить решение в пользу истца, как в случае с Британией, являющейся наиболее частым ответчиком на процессах в Европейском Суде; страна, в которой наименее распространено «европейское» мировоззрение; к тому же она является вторым крупнейшим финансовым источником для бюджета сообщества.
Поэтому, в свете сложившегося положения, любое Британское Правительство, пришедшее к власти вследствие существующей вопиюще несправедливой системы выборов, действующей в нашей стране, выдает себе «мандат» от лица всего населения, и может делать все, что ему заблагорассудится. После того, как они обеспечат себе большинство в Парламенте, их уже ничто не остановит, они могут принимать любые судьбоносные законы, какие только пожелают. Теперешнее правительство настолько вольно интерпретирует народный «мандат доверия», создавая многочисленные законы, чуждые британскому образу жизни.
Разумеется, не все действия правительства ограничивают Свободу Личности, но создание «Билля о Правах» обеспечило бы нас всеобъемлющими, основополагающими установленными правами, которые могли бы остановить несправедливость, вершащуюся над миллионами людей по всей стране. Такой Билль, несомненно, получит одобрение со стороны британцев, так почему же политики продолжают игнорировать необходимость такого закона? Чего же именно они боятся?

СВОБОДА СЛОВА
«Оксфордский Словарь Английского языка» неожиданно лаконичен и беспомощен в определении слова «Цензура», он отражает общую уверенность в том, что цензура и контроль в Британии не являются предметом для обсуждения. Цензор, в их представлении, это, либо человек, занимавшийся в Древнем Риме сбором сведений, либо в наши дни - это официальное лицо, ответственное за то, чтобы «ни книги, ни журналы, ни пьесы и тому подобное не содержали ничего аморального, еретического или оскорбительного для правительства».
В умудренном, высокообразованном, предположительно «свободном» обществе, необходимость цензуры кажется чем-то крайне сомнительным. Но, тем не менее, цензура в Британии остается крайне распространенным явлением, и в наши дни она лишь усиливается.
Контроль самосохраняется, потому что даже когда практическая надобность в осуществлении контроля исчезает или становится под сомнение, стремление получить контроль и находится под контролем, сохраняются. Поэтому любая форма Власти, по сути своей, насколько бы она не была устаревшей, бесполезной или коррумпированной, должна вводить ограничения, чтобы защитить себя. Защитить свой авторитет. В противном случае она перестанет существовать. Цензура - это бюрократическая версия инстинкта самосохранения.
Как и во всех формах бюрократии, в ней царит полная неразбериха, бесконечные оправдания и обманы. Считается, что на то имеются многочисленные причины. На деле же понять, что такое цензура довольно легко. Это всего лишь политика лишения личности права выражать определенные взгляды, идеи, желания, концепции и порывы, которые, как считает Государство, могут подорвать его авторитет. Его власть. (По-видимому, в Британии считается, что если власть прекрасна, то абсолютная власть – абсолютно прекрасна).
Ключевое слово цензуры – информация. Если вы тщательно ограничиваете и регулируете ее сбор, представление и распространение, отредактированная и искаженная информация, которую вы насаждаете в системы обмена ею СМИ, становится подлинной валютой. В стране, находящейся под властью прессы, такая информация становится правдой. Истиной.
Помни. Информация – это власть. Если ты обладаешь информацией, значит, обладаешь властью.
В этом свете концепция цензуры в свободном демократическом обществе просто не выдерживает проверки. Практика цензуры в несвободном, недемократическом обществе, однако, является, ключевым моментом. В такой стране, как Британия, цензура, возможно, менее назойлива, чем в более откровенно диктаторских государствах (отчасти потому, что мы находим идею цензуры вполне естественной и приемлемой), но не стоит заблуждаться, наша система требует использования цензуры, для того чтобы продолжать существовать в своей теперешней форме. Это практическая необходимость. Если бы не это, наше правительство, якобы стремящееся снизить расходы, уменьшить бюрократический аппарат и снять нагрузку с судов, могло бы отменить дорогостоящие и громоздкие законодательные акты, на которых держится цензура. Так ведь?
Изоляция, неудовлетворенность и преступность нарастают, если личность или группы меньшинств не получают доступа к правам, которыми обладает большинство. Это основа основ свободы – каждая личность должна иметь допуск к информации и образованию, развлечениям и поощрениям, в любом современном обществе, которое со всей ответственностью называет себя «свободным». В таком обществе люди имеют право читать опубликованные книги, способные каким-либо образом обогатить их существование и право формировать свое собственное мнение, основанное на таких трудах, плюс право выражать свое мнение в избранном ими стиле жизни. В равной степени, люди, причисляющие себя к группам, которые обладают сходным с ними взглядом на жизнь, в свободной стране должны иметь возможность изучать историю, культуру и опыт своей группы.
В таком случае каждый должен забыть «новоязовое» определение «свободы» и отбросить мелочные предрассудки. Свобода должна рассматриваться как признание прав людей, включая, что немаловажно, и право на ошибку. Право выбора. Это, по вполне понятным причинам, наиболее неприятное определение свободы с точки зрения правительства.
Тот факт, что представления «меньшинств» о жизни  не согласуются с теми, которых придерживается большинство, не должен влиять на основные права человека. Особенно на право на поиски счастья. Простая справедливость требует того, чтобы люди, выражая свои взгляды, не отрицали равных прав других личностей, каждый должен идти своим путем.
В Британии в основу государственной системы заложены сомнительная «христианские» мораль и традиции (несмотря на то, что лишь четыре процента населения регулярно посещают христианскую церковь и на деле, сами являются меньшинством). Эти крайне извращенные псевдо-христианские ценности, в той форме, в какой они трактуются Государством, допускают вмешательство на любом уровни в личную, частную жизнь тех, кто не желает придерживаться узких моральных норм некоего мифического большинства.
Наиболее очевидная постоянная мишень «морального» большинства – гомосексуалы, и особенно, в ориентированном на мужчин обществе, гомосексуальные мужчины. Несмотря на сравнительно недавно (в 1967 году) обретенное ими легальное положение и, в общем и целом, общественную терпимость, Британское Государство, по всей видимости, не вполне готово признать их права на самовыражение, равно как и права любого признанного «меньшинства».
Иначе почему полицейские совершают рейды на «Toshanex Ltd.» и изымают гей-книги и издания, такие как «Джанки» Уильяма Берроуза, «Страх и отвращение в Лас-Вегасе» Хантера Томпсона и произведения таких писателей, как Том Вулф, которые в настоящее время изучаются в университетах?
Во время недавних рейдов столь же суровым образом были зачищены книжные магазины и в других регионах страны. В результате многие люди были поставлены вне закона и попали под суд за ряд нарушений, что безо всякой логики происходит то в одной, то в другой части страны. Например, судьи в Ноттингеме постановили, что ряд изданий представленных полицией в суде, не являются непристойными, в то время как в Лондоне полиция продолжает удерживать под замком экземпляры тех же самых книг, изъятых во время рейдов в центральной части города, согласно Закону о непристойных публикациях.
В этот список были включены издания, опубликованные такими солидными издательствами, как «Pan», «Corgi», «Penguin», «Granada» и «Harvard University Press», но, интересно отметить, что никто из этих респектабельных издателей под суд не попал. Более мелкие компании, которые не в состоянии позволить себе содержать штат адвокатов, и чье судебное преследование не привлечет такого внимания публики, такие как «Airflit Books» были обвинены в «публикации непристойных изданий с целью извлечения прибыли». Они так же были обвинены в «умышленном подстрекательстве к правонарушениям», согласно неверной трактовке «Закона о наркотических веществах», за хранение таких книг, как вышеупомянутое издание Берроуза. И это несмотря на то, что многие из этих книг открыто продаются в магазинах «Хай-стрит» по всей стране, а информацию, связанную с наркотиками, можно найти в любой публичной библиотеке. Попытка увязать эти нападки с борьбой против наркотиков была, скорее всего, как считали многие, прикрытием охоты за реальной целью – эротической литературой.
Как и во многих странах, доступ к такой литературе в Британии разрешен только людям соответствующего возраста. В этой стране могут свободно вступать в сексуальные отношения с 16 лет, но не имеют права читать о сексе до 18 лет. В отличие от большинства европейских стран, в Британии разрешены секс-шопы. В отличие от большинства европейских стран, весь ассортимент этих магазинов, где взрослые потребители могут легально приобрести такие книги, подвергается строгой цензуре. Годовая плата за лицензию для магазина, специализирующегося на продаже литературы, связанной с сексом, составляет 12 500 фунтов в год. (И, несмотря на то, что полиция заявляет, что треть дорожных аварий и примерно половина жестоких преступлений совершаются людьми в состоянии алкогольного опьянения, обычная плата за лицензию на паб составляет 10 фунтами, сравните эти цифры). Многие считают, что непомерная плата, требуемая за лицензию на секс-шоп, означает неофициальный запрет на материалы связанные с сексом, несмотря на то, что эти материалы уже и без того подвергнуты жесткой цензуре и доступны только взрослым потребителям.
В июне 1984 года 120 наименований изданий Феминистской книжной Ярмарки были задержаны чиновниками таможенно-акцизной службы Ее Величества. Книги стоимостью свыше 1600 фунтов, высланные «Гей-компании почтовых заказов» также были изъяты, а компанию вынудили закрыться. Часть книг, заказанных крупным книжным магазином «Бэлхам Фуд энд Бук Ко-Оп» также была задержана. Две тысячи книг изъяли из книжного магазина «Мир геев», а восемь директоров компании попали под суд. У «Lavender Menace Ltd.» было изъято две партии гей-литературы, также были конфискованы материалы у магазинов «London Peace»и «Housmans». Список можно продолжать до бесконечности. Единственный в Британии лицензированный книжный магазин для геев «Zipper» так же был подвергнут проверке.
Со стороны общественности не последовало никаких жалоб относительно серии рейдов на книги и книжные магазины. Никаких данных не было опубликовано относительно числа полицейских и таможенников, привлеченных к операциям, ни подробностей, сколько времени в суде и денег налогоплательщиков ушло на подобные мероприятия за последние годы. Каковы бы ни были эти данные, им бы следовало принять во внимание увеличение количества уличных преступлений, перегруженные работой суды и жалобы полиции и таможни на то, что они испытывают серьезный недостаток в рабочей силе, необходимой, в частности, для борьбы против контрабанды тяжелых наркотиков, которая, как все заявляют, является приоритетной сферой.
В октябре 1986 года, в то время как новые статистические данные показали рост числа героино-зависимых наркоманов, полиция занималась облавами в офисах журнала «Skin Two» и конфискацией тиража последнего номера журнала в газетных киосках столицы. Несмотря на то, что журнал главным образом писал о моде и содержал весьма незначительное количество эротических материалов, столичная полиция решила, что их следует привлечь за садо-мазохистские намеки (фотографии моделей на высоких каблуках, в кожаных юбках и тому подобное. Сравните это с положением дел в Амстердаме, где местный садо-мазохистский секс-клуб является уважаемым членом городской Торговой Палаты).
Интересно отметить, что с тех пор, как теперешняя администрация тори пришла к власти, для преследования книжных магазинов власть использует не «Закон о непристойных публикациях», а более невразумительный «Закон об укреплении таможенных правил», закон, принятый 111 лет назад. В отличие от «Закона о непристойных публикациях», согласно этому 䐷акону, - Ни одна книга не может защищаться в суде на основании 䐵е художественной или литературной ценности.  (О䑇ень удобно). Некоторые книжные компании были обвинены на основании более привычного «Закона о непристойных публикациях». Соглас䐽о этому закону любую книгу можно обвинить в том, что она «может䀠развратить или разложить» простого члена общества. Обвинение, от которого невозможно защититься. Бывали, однако, странные случаи, когда отдельных книготорговцев обвинили и признали виновными, согласно этому закону, в публикации книг, «не содержащих каких бы то ни было жестоких или эротических сцен», что на деле означает, что рамки «Закона о непристойных публикациях» весьма вольно трактуются Правительством и Судом, давая полиции широкие полномочия для арестов без предварительных консультаций с общественностью и Палатой Общин.
Многие понимают, что способ, которым нынешнее правительство воскрешает древние законы и поощряет суды перетолковывать и расширять их значение – типичный неафишируемKй, закулисный метод уничтожения свободы личности без обсуждения, публичности и шансов н䐰 протес䑂.
Другие новые законы, подавляющие свободу личности, тем не менее, навлекают наРсебя общественную критику, несм䐾тря на 䐲се попытки сбить с толку или отвлечь печатные издания правительственной паблисити-машиной, в то время как подобные законы проводятся через Парламент и вступают в силу.
Согласно печально известному «Закону о Видеозаписях», все фильмы, записанные на видео, теперь должны быть представлены на рассмотрение Британскому Совету киноцензоров для новой классификации. (Это означает, что каждый фильм, показанный в кинотеатре и вышедший на видео, должен быть классифицирован дважды). В среднем сертификация цензорами одного фильма обходится в 500 фунтов. В новую цензурную паутину попали даже мультики про Дональда Дака. Сотни обычных видеопрокатов были запрещены полицией. Тысячи кассет конфискованы и не возвращены владельцам, многие фильмы, демонстрировавшиеся широкой публике в кинотеатрах, были классифицированы Британским Советом киноцензоров, как «только для взрослых».
В сложившейся ситуации следует помнить, что несмотря на безосновательные заявления (в популярной прессе и псевдо-«феминистских» журналах) об обратном, не получено никаких заслуживающих доверия научных доказательств того, что сексуальное насилие как-то связано с просмотром видеофильмов. Закон основывается на псевдо-исследовании привычки к просмотру видео у детей и ее воздействии на «членов семьи» (заказанном неправительственной экстремистской христианской организацией), данные которого впоследствии были признаны сфабрикованными и изрядно преувеличенным. Исследование настолько незаконное и необъективное, что от него публично открестились даже католическая и методистские церкви. Несмотря на это, Билль, пролоббированный «Фестивалем Света» (выступившим под псевдонимом) сохранил закон, напрямую затронувший всех владельцев видеомагнитофонов (свыше половины всех семей Британии), притесняющий и ставящий вне закона честных предпринимателей, занимавшихся прокатом и производством вполне обычных видеофильмов.
Хотя лишь немногие преступники, пытаясь смягчить наказание, заявили, что на них повлияли их видео-пристрастия, это крошечное меньшинство – меньшинство, получившее чрезмерное паблисити в прессе, стремящихся сотворить сенсацию и поддержанных могущественным и громогласным правым меньшинством. Неудивительно, что газеты, посвятившие первые полосы этой теме – «Сан» и «Санди Таймс». В результате (как указывал доктор Теренс ДюКесне в предыдущем номере «Rapid Eye»), в теперешней Британии у человека очевидный выбор между поиском поддержки в «Семье/Законе и Порядке/Благочестии» или поиском поддержки в «Моральном распаде/Преступлении/Грехе». Как и в большинстве тоталитарных режимов, здесь нет середины, нет «серой зоны» и возможности обсуждения. Выбор, как всегда, ограничен. Не удивительно, что при таком шантаже и давлении, большинство людей, занимающих общественное положение или обладающих властью, таких как, например, члены парламента, несмотря на личные замечания, хотят быть на стороне «добра» и без возражений позволяют проходить подобным законопроектам. К тому же попытки активного введения законопроектов, которые отменили бы старые законы, такие как «Закон о непристойных публикациях» или «Закон об укреплении таможенной службы», будут рассматриваться как пропорнографические действия.
Вследствие этого Британия сегодня выступает против либеральных тенденций активнее всех государств на Земле.
Например, многие «католические страны», которые в Британии снисходительно считаются излишне суровыми и в чем-то старомодными, не имеют кино и видео- цензуры. В Южной Америке, пост-хунтовая Аргентина вошла в ХХ-й век после того, как отменила все цензурные законы против кино, в то же самое время, когда праздничная, победная, счастливая и славная, «свободная» Британия усилила свои законы и власть судов и полиции. В Италии, пристанище Ватикана, имеется несколько порнографических телеканалов. В Голландии разрешена демонстрация всех форм сексуальных отношений между взрослыми, в книгах и на видео, при этом уровень жестоких преступлений там ниже, чем в Соединенном Королевстве. В Японии, где самые жестокие в мире телевидение и кинематограф, всего 1,9 ограблений на 100 000 жителей в год. В Соединенном Королевстве более чем в двадцать раз жестких преступлений на душу населения и почти в восемьдесят раз больше изнасилований. (Совпадение, с принятием новых цензурных законов количество изнасилований выросло гораздо больше, чем любых других преступлений).
В 1975 году Западная Германия ослабила все свои цензурные законы. С тех пор количество изнасилований и надругательств над детьми существенно сократилось, притом возросло количество иных тяжких преступлений.
Правительство говорит нам, что, несмотря на эту тревожную (и неафишируемую) статистику, большая часть населения на самом деле желает усиления цензуры. И это, очевидно, не случайно.
В ходе опроса, проведенного «Центром изучения общественного мнения», было установлено, что лишь 23% хотят, чтобы «Секс и богохульство» были запрещены к показу на телевидении. Только 18% за запрет демонстрации обнаженного тела. 66% считают, показ сексуальных актов допустим, а 57% высказались за разрешение богохульства на телевидении.
Результаты подобных опросов общественного мнения игнорируются политиками, стремящимися подогнать общественное мнение под свои установки.
В то время как другие страны (даже Россия) задаются вопросом о причинах и истинных мотивах цензурного лобби и выражают сомнения в праве Государства вмешиваться в частную жизнь граждан, Британия – самая «свободная» страна в мире, остается среди незначительного числа государств, наряду с исламистским Иран и Сингапуром Ли Кван Ю, которые придерживаются этого курса, вопреки желаниям молчаливого большинства населения.
Одним из главных защитников цензуры является Мэри Уайтхаус, самоназначенный глашатай и основатель помпезно названной «Ассоциации Зрителей и Слушателей». Уайтхаус не только поддерживает право государства вмешиваться в индивидуальные сексуальные и культурные пристрастия личности, но также считает, что цензуре на телевидении должны подвергаться даже новости. (Она ссылается, в качестве подкрепления своей позиции, на беспорядки 1984/86 годов, которые по ее словам были вызваны показом восстания в Южной Африке по «ITN», по ее мнению, этого показывать не следовало).
Разумеется, новости в Британии и без того уже подвергаются цензуре. Классический пример – постановление Палаты Лордов от 30 июля 1987 года, запретившее журналистам рассказывать о деле Питера Райта. На следующее утро из новостного выпуска радиостанции Би-Би-Си были вырезаны слова – «мы не можем сообщить, что было дальше в связи с новыми ограничениями...». Для журналистов, которые возмущались, когда им пришлось сдать в архив репортажи из Южной Африки во время чрезвычайного положения, наступили печальные времена. Редактор «Санди Таймс» Эндрю Нейл сказал: «Мы живем в тоталитарном государстве. Прямо как в России».
В декабре 1987 года Правительство выпустило предписание, запрещающее выпускать в эфир программу Радио 4 Би-Би-Си – «Моя стран: Права или нет». Передача угрожала разоблачить действия агентов секретной службы, нарушающих законы и решения Парламента. Предписание так же запретило журналистам и дикторам упоминать имена людей, вовлеченных в деятельность разведуправления.
Странные действия Правительства имели ряд серьезных последствий, доходивших подчас до редкостного идиотизма. Например, через день после введения запрета, «Би-Би-Си Радио Эссекс» было закрыто за упоминание имен Райта, Филби, Берджесса и Маклина в рекламе интервью с восходящей музыкальной звездой, играющей в Бэзилдоне, в мюзикле под названием «Филби, Берджесс и Маклин». Пораженных слушателей вместо него потчевали какой-то музыкальной подборкой. (Видимо, Закон был принят для того, чтобы правительство выставило себя полными придурками).
К подобным публичным запретам, тем не менее, прибегали редко. Как правило, правительство предпочитало закулисную цензуру.
Когда Би-Би-Си в 1985 году запланировало программу, посвященную Северной Ирландии – «На краю Союза», Леон Бриттен, Министр внутренних дел, написал руководству Би-Би-Си и попросил их отменить показ программы. Позже Бриттен заявил, что его Правительство не подвергает цензуре Би-Би-Си, а он написал им просто как «небезразличный гражданин». Тот факт, что, будучи Министром внутренних дел, он имеет право запрещать программы и к тому же устанавливать размер платы за лицензию на вещание Би-Би-Си не имеет к этому никакого отношения. (Фильм запретили).
В начале 1988 года, в Гибралтаре командой спецподразделения САС были расстреляны трое невооруженных террористов. Несмотря на давление со стороны Правительства, «Ай-Би-Эй» отказалось запрещать передачу коммерческого телевидения «Смерть на скале», в которой разоблачались некоторые неприглядные факты об этих убийствах (Правительство отказалось сотрудничать с «Эмнисти Интернешнл» в расследовании этих убийств). Спустя несколько дней правительство представило новую группу телевизионных цензоров (третью по счету), Тэтчер лично выбрала нового Председателя группы, ее страстного почитателя - сэра Уильяма Рис-Могга, бывшего редактора малотиражной газеты «Таймс» и известного поборника цензуры. (Если Рис-Могг был назначен, как уверяло правительство, чтобы отражать вкусы общественности, то почему он вообще был назначен? «Таймс» под его руководством была одной из наименее продаваемых ежедневных газет в стране. Если кому-нибудь пришло бы в голову действительно отразить вкусы публики, то почему Тэтчер не назначила на этот пост редактора «Сан» или «Миррор» - самых популярных газет?).
«Национальная Ассоциация слушателей и зрителей», которая, по идее, должна быть заинтересована в праве зрителей на информацию, никак не прокомментировала предписание Палаты Лордов, равно как и все последующие запреты и гонения, Уайтхаус и компанию куда более занимал подсчет того, сколько раз Билли Коннолли во время передачи употребляет слово «проклятый». Пылким почитателем этой омерзительной дамочки Уайтхаус является член парламента Уинстон Черчилль. Его «Билль (поправка) о непристойных публикациях» предлагал предоставить Директору публичных преследований больше власти в преследовании телевизионных продюсеров по обвинению в «непристойности». Телеоператоры и режиссеры, в случае признания их виновными в выпуске программы, которая каким-то образом оскорбляет Уайтхаус, Черчилля и им подобных, должны быть осуждены на трехлетний срок в тэтчеровской «новой, свободной Британии».
Кинорежиссер Майкл Уиннер высказался, что при широком толковании Билля оскорбительным можно счесть даже постановку, например, шекспировского «Короля Лира», доводом в пользу цензуры может послужить сцена, где Глочестер вырывает себе глаз, ведь создатели программы, таким образом, могут спровоцировать зрителей на подобные действия. (Что уж говорить о «Царе Эдипе» или киноверсии распятия?).
Стремясь усилить свой контроль, цензоры пытаются уверить публику, что все вокруг «становится хуже». Так, например, нам говорят, что жестокости и грубости на телевидении стало больше, чем когда бы то ни было, но факты не подкрепляют эти доводы цензуры. В пространном отчете доктора Гая Камбербетча и его группы из Университета Астона по поводу жестокости на телевидении, было установлено, что жесткости на британском ТВ с каждом годом становится все меньше. Выводы доктора, основанные на 2 078 отсмотренных телепрограмм, были полностью проигнорированы Черчиллем. Если его идеи примут форму закона, а это почти наверняка произойдет, в той или иной форме, то приключенческие драмы вроде «На краю тьмы», «Поющий детектив» или «Я, Клавдий» канут в Лету.
Хотя черчиллевский «Личный Билль о паблисити» в момент написания статьи еще не стал законом, но ранее упомянутый «Закон о Видеозаписи» вступил в силу, при всеобщем вынужденном молчании, в сентябре 1985 года. Наряду с прочими, этот новый закон агрессивен по отношению к владельцам видео, которое не прошло классификацию Британского Совета киноцензоров. Статья вторая Закона, тем не менее, допускает освобождение некоторых видов видеопродукции от этого требования. Заместитель министра внутренних дел, защищавший новый законопроект в Палате Лордов, признал, что точные дефиниции, какие фильмы не подлежат контролю, а какие подлежат должны устанавливаться в суде. Стало быть, если полиция остановит на улице гражданина и обнаружит у него или у нее в кармане несертифицированное видео (сборник «Cabaret Voltaire» или «Equus» Питера Шеффера с Ричардом Бартоном в главной роли, например) и решит, что оно не разрешено, гражданин попадет под суд. По словам Министерства внутренних дел, единственный способом для человек защитить себя – «убедить суд, что он считал эту запись разрешенной».
Эта система идет вразрез с традиционной верой в то, что в британском суде, если человека обвинили, значит, его вина должна быть доказана. В этом же случае бремя доказательства возлагается на человека, обвиненного полицией.
Так же общепризнанный факт в британском правосудии, что незнание закона не освобождает от ответственности, поэтому можно себе представить, что если кто-то попытается защищать себя в суде на том основании, что он не знает закона, то возникнут некоторые сложности. Другим способом защиты может быть заверение, что видео не предназначено для передачи другому лицу, хотя на деле это невозможно доказать, особенно если у человека дома имеются устройства для создания видеокопий. Выходит, что любой видео-художник может быть оштрафован или даже посажен в тюрьму.
Новые, подобные этому, законы, и предлагаемые поправки к существующим законам показывают, как позиция становится все более жесткой и реакционной, а не прогрессивной и реформаторской. Так, например, вышеупомянутый «Закон о непристойных публикациях» от 1959 года перекраивался на протяжении всех этих лет, но никаких реальных изменений, делающих его более справедливым и отвечающим потребностям свободного общества, сделано не было.
Правительство так и не выполнило рекомендации своего собственного комитета по «Законам о непристойности». (Ничего удивительного, поскольку Комитет Уилльямса предложил смягчить эти законы).
Последнее изменение, представленное на рассмотрение членом парламента, депутатом от тори Джеральдом Хоуартом якобы предполагало сделать «Закон о непристойности» более современным и понятным. Услышав это, можно было бы порадоваться, что кого-то в Парламенте все еще заботит несовершенство законов. Но при ближайшем рассмотрении выясняется, что предлагаемые изменения в формулировке закона сделаны отнюдь не для того, чтобы убрать такие сомнительные и субъективные критерии как «развращающие или разлагающие», но добавляют к этим анахронизмам слова «и/или наносящий серьезное оскорбление здравомыслящей личности». Таким образом, новый Билль даже не пытается предложить иные, более внятные критерии определения непристойности, а просто добавляет к старым дополнительные субъективные критерии, увеличивая варианты толкований и давая больше поводов вынести обвинительный приговор любому человеку, представшему перед судом.
Практические причины введения Билля связаны с тем, что, несмотря на жесткую политику, проводимую нынешним правительством и полицией, некоторые магистраты (такие, как ранее упомянутый Ноттингем) закрывают дела, возбужденные полицией против книготорговцев и видеомагазинов, заявляя, что конфискованные материалы не содержат ничего оскорбительного, а полиция просто впустую тратит деньги налогоплательщиков, возбуждая подобные дела. Новые предложения Хоуарта подразумевают, что поскольку некоторые независимо мыслящие магистраты и присяжные возвращают вполне обычные журналы их владельцам, поскольку они вправе это делать, значит с ними что-то не так и что-то не так с законом, предоставляющим им такую свободу. По этой логике, если присяжные идут наперекор желаниям полиции, значит, закон должен стать более суровым, чтобы судам было сложнее оправдывать тех, против кого выдвинуто «обвинение». Хоуарт знает, что людей может «оскорбить» почти все, что угодно, особенно тех, кого правительство-тори считает «здравомыслящими».
Хоуарт, безвестный «заднескамеечник», получил большую известность благодаря своему Биллю, Би-Би-Си обвинило его в членстве в тайной правой «воинствующей» организации, действующей внутри консервативной партии. Так что Билль поспособствовал его карьере. Он не желает в этом признаваться, но сделал грубую ошибку, защищая ужесточение контроля над свободой личности, заявив, что это «помогает управлять моралью», точно этого суждения вполне достаточно. И он, и полиция снисходительно говорят, что новое, более широкое толкование, закона будет более понятно для публики. В самом деле, глава лондонской полиции нравов заявил: «слово «оскорбительный» возможно будет более понятно человеку из клэпхемского автобуса».
«Обычные люди», люди, которым должны служить Хоуарт и Полиция, по-видимому, не способны понять слово «разлагать», или, по крайней мере, не способны понять его так, как это нужно правым политиканам и полицейским.
Британский Совет киноцензоров не похож на этих простых людей. Согласно их брошюре, объясняющей причины их существования, они заявляют, что вправе судить моральные нормы других людей и обладают властью не допускать публичной демонстрации ничего «способного подорвать эти моральные нормы» (за словом «моральные» всегда следует слово «нормы», подразумевая, что у личности с иными моральными позициями и традициями нормы более низкие).
Предполагается, что Ассоциац䐸я Кинопроизводителей независима от Совета,  хотя на деле Члены не могут быть назначены без долгих предварительных консультаций с Министерством внутренних дел.
БСКЦ был䀠основан в 1912 году, с целью «защитить Кинематограф от вмешательства местных властей». В этом они не слишком преуспели.
На деле, несмотря на заверения Совета, кинематографические пристрастия нации зависят исключительно от прихотей и капризов местных советников. Им принадлежит абсолютное право налагать вето на уровне местных властей, и советники часто пользуются своей властью. Например, прогрессивные члены городского совета Биконсфилда запретили «Желтую подводную лодку» «Битлз», потому что, по их словам – «это полная чепуха». Несмотря на то, что Британский Совет Киноцензуры уже сертифицировал фильм и разрешил показывать его детям. (Немало для Совета, «защиIающего Кинематограф от вмешательства местных властей»).
Хотя сертификация БСКЦ зачастуюРигнорируется местными властями, в случае, если Совет разрешил фильм, а местные советы хотят его запретить, как вышеупомянутом случае, но большинство советников без лишних вопросов соглашается с Советом в том случае, когда он просто отказывается сертифицировать какой-либо фильм.
Как правило, если Совет не сертифицирует фильм, дистрибьюторы ук䐻адывают его на полку и просто отказываются от его проката, не взирая на силы и средства, вложенные в его производство. Когда Совет отказался сертифицировать киноверсию «Улисса» Джеймса Джойса, «Коламбиа Пикчерз», тем не менее, предприняла обычный шаг и обратилась напрямую к местным властям за разрешением показать фильм в их округах. В результате 54 совета отказали им в разрешении, в 27 разрешили показать фильм.
В этой ситуации можно лишь удивляться тому, что местные советники и полиция, по всей видимости, являются главными экспертами по произведениям искусства. Во время полицейского рейда в «Open Space Theatre Club»Рбыл изъят фильм Энди Уорхола «Плоть», полицейские признались перепуганным посетителям, 䑇то они понятия не имеют, кто такой Уорхол. Точно так же и в случае с «Улиссом», советник Бердсворт из Блэкберна䀠признался, что Джойса он не читал, фильма не видел, но слыхал, что он «ужасно неприличный», поэтому в его округе фильм был запрещен. Член городского совета Саутхемптона Майкл Петтитт показал себя более начитанным, захватив с собой копию «Улисса», сделанную тридцать лет назад. «Я уверен, что без непристойностей и ругательств киноверсию «Улисса» и смотреть не стоит», - заявил он. Слов нет. Не посмотрев фильм, он и его совет запретили показ.
Право киноцензуры, оказавшееся в руках местных властей не только не приносит выгоды и без того дышащей на ладан Британской Киноиндустрии, но оно также сомнительно с правовой точки зрения.
Дух закона попирается, и все сквозь пальцы смотрят, как местные советы и суды перетолковывают Законы о Кинематографе, что дает им больше власти решать, что будут и, главное, что не будут, смотреть люди.
«Законы о Кинематографе» были приняты с единственной целью – обеспечить безопасность публики в кинотеатрах, они давали право советам инспектировать и䀠выдавать лицензии кинотеатрам на основании правил общественной безопасности. Несмотря на то, что, как признало Министерство внутренних дел, ониРискажают суть Закона, суды могут поддержать тиранов из местных советов, присвоивших себе роль цензоров, благодаря вольной интерпретации закона. Теперь эта практика получила широкое распространение среди местных властей, которые выдают лицензии кинотеатрам, чтобы диктовать свои условия относительно фильмов, показываемых в их округах, а не просто инспектируют здания, в которых эти фильмы показываются.
Что на деле означает, что если горстку местных советников не устраивает содержание фильма, они могут запретить его показывать публике. В Брайтоне, например, свежевыбранный лейбористский совет в 1986 году запретил уже изрядно урезанный фильм «9 ½ недель», поскольку мэр-«феминистка» и пара ее коллег посчитали фильм (неожиданно) «оскорбительным для женщин». Взрослое население Брайтона (и мужчины и женщины) были лишены права составить собственное мнение и посмотреть фильм, который посмотрела все остальная страна. Общественное мнение неодобрительно отнеслось к действиям совета, но, как обычно, желания публики были проигнорированы политическим меньшинством.
Когда дело доходит до непростой проблемы, «авторитетное руководство», громогласное меньшинство самопровозглашенных цензоров из Правых нередко создают порочный альянс со столь же горластым, бьющим себя в грудь меньшинством из Левых. Помимо того, что все они до ужаса утомительны, у них есть и еще немало общего. И те и другие считают, что только их взгляды «правильны», при этом они настолько убеждены, настолько уверены в свой правоте, что заходят дальше, настаивая на том, что любое, отличное от их, мнение «неверно». Это присвоенное ими право позволяет им использовать власть в своих целях, невзирая на многословные разглагольствования о демократии. Говоря словами Кена Ливингстона, высказавшегося в поддержку предложения своей воинствующей коллеги Клэр Шорт запретить «Страницу 3»  с фотографиями в таблоидах. – «Людей нужно приучить думать правильно». (Правильно, в понимании Кена, по его образу и подобию, иными словами).
Вопрос цензуры – это масло для шестеренок общественного устройства. Представление любого тирана об Утопии, в которой одинаковые люди одинаково мыслят, где запрещено все «неприличное», «порочное», «подрывающее устои» и выбивающееся за рамки. Медиа-персонажи, подобные Ливингстону и Уайтхаус, существуют на публике, исключительно потому что понимают силу средств массовой информации, понимают, что общественное восприятие реальности возникает исключительно через отредактированную, причесанную «реальность», представляемую нам СМИ, и исключительно потому, что они, как политические деятели, они заинтересованы в «формировании» общественного мнения. Для того чтобы мы все могли жить в их антисептическом раю. Все это очень хорошо, если вы способны легко отказаться от концепции свободы выбора и права каждого человека решать самому за себя. Цензоры не пишут и не читают книг, их интересует только то, что пишут и читают другие. Сверх того, они способны волшебным образом предсказать, какой эффект произведет прочитанное на человека. (Да, они поразительные люди).
СМИ чрезвычайно важный инструмент в арсенале цензоров. СМИ нуждаются в мудрецах, пророках и монструозных фигурах, которые будут исполнять подобные пророчества. СМИ нуждаются в новостях. Любая важная новость будет схвачена и выдоена досуха. Такие фигуры, как например, Майкл Райан, застреливший Хунгерфорда, большая удача для хищников от прессы. Последующие интервью с шокированными представителям общественности и возмущенными политиками порождают фальшивый призыв «что-то сделать» для нации  и спровоцированная самими же СМИ паника разрастается в Прессе и на ТВ. На злосчастных политиков начинают оказывать давление, и единственный способ для них сохранить свою популярность - это сделать «что-нибудь», почти все что угодно, чтобы успокоить возбужденных Ведущих Писателей с Флит-стрит. Поэтому в случае ужасного мистера Райана, вместо того, чтобы рассматривать этот случай как единичный инцидент с впавшим в безумие владельцем оружия, правительство ввело ряд новых законов, затрагивающих интересы всех вменяемых, законопослушных граждан – владельцев оружия и всех вменяемых, законопослушных граждан, таковыми не являющимися. Важно понять, что эти изменения в законах направлены не на то, чтобы предотвратить повторение дела Райана, а предназначены исключительно для того, чтобы успокоить прессу. Правительство также пообещало сделать «что-нибудь» с игровыми приключенческими компьютерными программами и милитаристскими журналами, на которые подписывался злополучный Райан. В Британии 1980-х права здравомыслящих людей немного значат. Желания истинного большинства – ничто. С нами всеми обходятся как с потенциальными психами и детьми, поэтому наше ТВ, Кинематограф и журналы должны стремиться стать как можно более успокоительными, желтыми и безвредными.
В наши дни происходит вмешательство не только в то, что читает и смотрит человек. Проблема Свободы Слова должна рассматриваться в целом, в контексте повсеместного притеснения и запугивания.
Маделайн Хай, домохозяйка из Саттон-Колдфилда в 1985 году написала в свою местную газету, высказав свои взгляды на проблему Британского и Американского ядерного вооружения. Через несколько дней ее посетили и допросили чиновники из Особого отдела. Этот и другие подобные, случайно открывшиеся, инциденты не были официально признаны. Но как много других случаев остались неизвестными?
Дом журналиста Дункана Кэмпбелла подвергся обыску полиции, еще до того, как Кэмпбелл приобрел скандальную репутацию. Возможно, в этом нет ничего необычного. Но во время полицейского рейда Кэмпбелл лежал в госпитале после дорожной аварии. Полиция об этом знала, когда запрашивала ордер на обыск его дома, его госпитализация гарантировала, что создающий проблемы гражданин будет отсутствовать, в то время как его личные бумаги документы будет просматривать полиция. Зловещее совпадение.
Офисы «Друзей Земли» и «Гринписа», наряду с другими мирными, совершенно аполитичными общественными организациями, были подвергнуты полицейскому обыску без предъявления каких бы то ни было обвинений. (Согласно «Биллю о телекоммуникациях» от 1984 года, полиция и другие правительственные организации получили право прослушивать телефоны людей не виновных ни в каких преступления. В 1987 году официально прослушивались 33 000 телефонов).
Кажется, для некоторых, право на свободу слова, реально существующее в этой стране – это право свободно выражать поддержку авторитетным политическим партиям, церкви и традиционным институтам. Единственная дозволенная критика – умеренно циничные высказывания по поводу индустрии развлечений, или критика одной политической партии, если при этом поддерживается (мало, чем отличающаяся) идеология другой главной партии. Протесты против Полиции, Политической системы, Церкви и Государства – табу.

ОБРАЗОВАНИЕ
Если страна претендует на Свободу и Справедливость, основы ее Свободы и Справедливости должны быть заложены в образовании, доступном всем ее гражданам. Не имея базисного образования, личность не только отвергает факты, которые помогают принять верное решение решений, но автоматически оказывается в подчиненном положении по отношению к тем, кто умеет обращаться с фактами. В сложившейся ситуации, личность склонна принимать совет, не задавая вопросов. Поскольку она зависит от мотиваций людей, снабжающих ее информацией, на ее решения может повлиять то, как подается информация – в отредактированной форме, опуская факты, которые могут отвлечь от доминирующего аргумента и давая обманчивое представление о последствиях принятого личностью решения. Из этого следует, что в любом обществе, претендующим на то, чтобы считаться надежной демократической системой, серьезное, всестороннее образование – является основой основ. Только так можно поддержать независимое мышление личности.
Государственная система образования в Британии может быть весьма эффективной, когда она того желает. Ее  эффективность проявляется, например, в том, что подавляющее большинство выпускников школ принимают на веру историческое существование Иисуса Христа, безотносительно степени интереса к вопросам религии, хотя невозможно привести исторические доказательства этого факта. (Некоторые формы религиозного образования являются обязательными в школах, а в отдельных областях образования и закона христианство - единственная религия, которой покровительствует государство. «Сатанинские стихи», например, не изучаются в учебных заведениях на основании законов о богохульстве, хотя книга может считаться богохульной лишь применительно к христианской идее Бога).
Однако недостаточная эффективность системы образования имеет место и в сфере религиозного образования. Хотя британцы, возможно, выпускаются из школы с верой в Христа, они практически ничего не слышали об учениях Будды, Магомета или о таком предмете, как сравнительное религиоведение. Возможно, это грубый пример, но это лишь один из примеров однобокости, избирательности информации доступной личности, это главный вопрос в споре о свободе. Слишком часто образование в Британии зависит от сопутствующих условий.
Узость образования ограничивается не только религиозными вопросами или наказаниями впечатлительных детишек. Имеют место вмешательства в программы любого учебного заведения.
Когда в 1969 году был основан Открытый Университет, он провозгласил своей целью обеспечение хорошей нетрадиционной формы образования для всех взрослых, которых «выбросила за борт» традиционная образовательная система, и превозносился всеми политическими партиями. Теперь это крупнейший университет в мире. В свободном обществе доминирующий и освященный временем принцип – программа и методы обучения должны быть оставлены на усмотрение преподавателей, свободных от вмешательств со стороны Государства.
Несмотря на это в июне 1984 года Открытый Университет получил послание от Департамента образования, в котором «рекомендовалось» пересмотреть тексты, включенные в курс социологии, и изменить их политическое содержание. Преподавательский состав ОУ так же был уведомлен, что Министр образования, назначенный Маргарет Тэтчер, «лично заинтересован в этом вопросе». Нельзя не вспомнить, что Открытый Университет зависит, главным образом, от правительственного финансирования. Грант выделяется Министром образования.
Такие примеры далеко не единичны. Уже давно политические партии, финансирующие школы и колледжи в этой стране, при содействии центрального и местного правительства, могут оказывать давление и влиять на то, что и как следует преподавать подрастающему поколению.
Не только политические партии и правые экстремисты монополизировали право вмешиваться в образовательный процесс. Несмотря на растущее количество случаев растления малолетних в столице, Лондонская ассоциация учителей отказалась демонстрировать школьникам фильм о сексуальных преследователях, подготовленный Лондонским советом образования в январе 1987 году фильм, «потому что к созданию фильма была привлечена полиция». Важная и нужная для школьников информация была отвергнута группой людей, которые, будучи педагогами, заявляют, что образование и безопасность учеников они ставят превыше всего, на том основании, что Ассоциация не работает с полицией по политическим причинам.
Помимо подобных случаев вмешательства, заметно, что за последние годы государственная система образования замораживает финансирование на необходимое оборудование и т.п., нынешнее правительство ставит под сомнение необходимость качественного образования, по-видимому, предпочитая создавать полуграмотное, плохо образованное болото легко поддающихся влиянию, легко удовлетворяемых людей – практика далекая от концепции демократии. Права личности получать образование в свободном обществе так же поставлены под вопрос государством и людьми, пользующимися политическим влиянием. Все последующие цитаты взяты из различных источников от 1986 года. В первом случае приводятся слова неизвестного чиновника из Департамента образования, во втором – бывшего вице-председателя Консервативной партии Джеффри Арчера (человека, который явно не дает деньги проституткам).
«У нас сейчас период серьезных социальных перемен. Они вызывают беспокойство, но мы сможем справиться с Токстетом . Но если у нас будет высокообразованное и незанятое население, мы можем спровоцировать куда более серьезный конфликт. ЛЮДИ ДОЛЖНЫ БЫТЬ ОБРАЗОВАНЫ РОВНО НАСТОЛЬКО, ЧТОБЫ ЗНАТЬ СВОЕ МЕСТО».
«Проблема в том, что в наши дни люди думают, что они имеют ПРАВО на образование».
Оставим в стороне теории заговоров, Государство, по-видимому, занимается долгосрочным экспериментом в социальном устройстве, для того, чтобы создать с помощью своей (не-)образовательной системы новый «пролетариат», лишенный соответствующего образования (и, следовательно, выбора), который будет согласен с такими вещами как продолжающаяся безработица и нарастающий недостаток свободы личности без серьезного организованного возмущения. (При теперешнем режиме тори мы тратим меньше от своего ВНП на Образование, чем любая другая страна в ЕС). В  тоже самое время, когда эффективность и качество Государственной Образовательной системы снижаются, налоговые льготы и прочие пособия для тех, кто выбирает частное образование, увеличиваются. Подавляющее большинство членов парламента, лордов, госчиновников верхнего эшелона  и членов Британского Институт Управления, так же как и высшие армейские чины, посещали частные школы.  Следующее поколение, по-видимому, будет загнано в те же рамки, даже с большим разрывом в праве на образование тех, кто наследует право на управление государством и тех, кто оказался на другом конце экономической шкалы. В результате такой политики Общество станет еще более расслоенным, чем в настоящее время.
Поскольку Информация – это ключ к Свободе Выбора, контроль над образованием – не менее жизненноважная сфера, чем контроль над средствами массовой информации. Заполучив контроль над этими двумя сферами, можно заполучить контроль над умами людей. Интересно отметить, что ни одно другое Правительство не вмешивалось столь часто в сферу образования (см. Закон о реформе образования и т.п.) и СМИ (см. многочисленные новые правила, управляющие ТВ и видео).
Все это делается исключительно по политическим мотивам. Если ты должным образом контролируешь Образование и СМИ, все что тебе нужно, это заявить, что все оппозиционные политические партии некомпетентны и коррумпированы, тогда ты сможешь удержать власть.

ИНФОРМАЦИЯ, НАДЗОР, ОБМАН
Общепризнанно, что один из общих критериев всех свободы во всех странах – это право любого человека заниматься любой легальной политической деятельностью, без притеснений и вмешательства со стороны Государства.
«Компания за ядерное разоружение» - мирное, независимое движение, возникшее в 1956 году. На пике активности в ней насчитывалось свыше 100 000 членов, а взгляды организации разделяли более трети населения (согласно результатам различных опросов). Ее поддерживали епископы, лорды, члены парламента от большинства основных партий и бывшие члены Правительства. Несмотря на их легальность и общественное доверие, это одна из многих организаций находящихся под пристальным наблюдением Правительства, в работу которых вмешиваются его агенты.
В 1985 году сэр Рональд Диринг, Председатель Министерства почт, заявил, что им было установлено, что корреспонденция КЯР «постоянно просматривается». В ответ на это сообщение Министр внутренних дел заявил, что «нет никаких подтверждений или опровержений того факта, что имело место вмешательство со стороны властей». Далее он сказал, что у него нет причин верить, что имели место какие-либо несанкционированные вмешательства в переписку членов движения КЯР. Если нарушения были установлены Председателем Министерства почт, следовательно не остается ничего другого, кроме как прийти к выводу, что почта КЯР официально просматривается. Помимо этого так же поступила информация, что прослушиваются телефоны офиса КЯР. (После того, как выяснилось, что обнаружены жучки в офисах Коммунистической Партии Великобритании, заявление о прослушивании телефонов КЯР вызвало больше доверия).
Независимое Расследование о причастности полиции к Забастовке Шахтеров 1985 года выяснило, что есть все основания полагать, что телефоны многих шахтеров прослушивались во время выступления. Председатель комиссии по расследованию, профессор Питер Уоллингтон призвал Министра внутренних дел «сделать заявление» по поводу прослушивания телефонов членов союза горняков, но его запрос был проигнорирован правительством.
В 1986 году дополнительные доказательства подобных сомнительных деяний поступило из малоприятного неправдоподобного источника. Бывший агент МИ-5 Питер Райт попытался опубликовать книгу – «Ловец шпионов» - о своем опыте работы на правительство Ее Величества. Хотя миссис Тэтчер заявила в Палате общин, что заявления Райта о том, что он занимался незаконными делами и слежкой в Лондоне – «выдумки», книга была запрещена в Британии. Публику просто лишили возможности прочесть книгу, которая в то же самое время было общедоступной в других странах. (Довольно странно, что правительство потратило столько времени и средств на запрещение «вымышленного произведения»).
Поскольку требования членов парламента провести расследование утверждений Райта были отклонены правительством, британские СМИ, которым надоела эта история, пробавлялись шуточками над дотошной американской общественностью, стремящейся узнать подробности Ирангейтского конфликта. Какая ирония. Если бы Ирангейт случился здесь, британская правовая и конституционная система были бы не в состоянии справиться с таким гигантским расследованием, даже если бы подобный скандал и был бы признан политиками и чиновниками. (Может ли британский гражданин вообразить себе, как Тэтчер, Министра внутренних дел, Главу Ми-5 и высших чиновников из Министерства Обороны на протяжении недель с пристрастием допрашивают члены парламента и судьи в прямом эфире на ТВ? Печально, но я не могу).
Между 1985 и 1987 годами другой офицер разведслужбы, Кэти Масситер, предоставила членам парламента ряд подробных отчетов о том, насколько вольно тайные агенты МИ-5 обращаются с предписаниями Министерства внутренних дел, добиваясь полномочий на вмешательства, чтобы на законных основаниях прослушивать телефоны граждан. Министр внутренних дел по поводу предоставленных ею отчетов, заявил в Палате общин, что «такого просто не могло быть». Масситер, многие годы проработавшая в разведке, настаивает, что все именно так и было. Она привела многочисленные примеры слежки и прослушивания телефонов людей, которые не были ни преступниками, ни подозреваемыми в шпионаже, Правительство, тем не менее, отказалось «опровергать или признавать» какой-либо из этих случаев.
Масситер говорит, что правительство и МИ-5 собирают информацию о потенциальных политических противниках, тем же способом, которым МИ-5 собирал информацию о членах «Кампании за ядерное разоружение» для Отдела пропаганды Министерства обороны – ДС 19, разработанным Майклом Хеселтайном в те времена, когда он был Министром обороны. Не приходится удивляться, когда узнаешь, что эта операция была проведена перед всеобщими выборами 1983 года, когда ядерное разоружение было ключевым вопросом в манифесте Лейбористкой партии.
Таким образом, тори используют Британскую разведку не только для борьбы с террористами и шпионами, но так же для сбора информации о своих невинных политических противниках в надежде дискредитировать их перед электоратом и разрушить их политические замыслы.
К тому же крайне смущают сравнения тэтчеровских самодовольных заявлений о «свободе» в Британии и реальной жизни в США. Уотергейт привел к отставке всего правительства. Документально подтвержденные заявления Масситер вызвали лишь легкую рябь на поверхности. На деле, лишь немногие вообще знают, кто такая Масситер.
Но даже несмотря на такие неопровержимые улики, всегда можно подхлестнуть предрассудки и общественную истерию так, что любые нарушения прав людей на частную жизнь будут считаться вполне приемлемыми. Выступая в Палате общин в марте 1985 года после почтовых разоблачений по поводу КЯР, член парламента от консервативной партии Роберт Одли, заявил, что участники КЯР, разделяющие взгляды, «неотличимые» от взглядов Кремля, «должны быть готовы к подобному обращению». Его заявление было встречено одобрением на правительственных скамьях.
Во многих других странах подобное отношение не допускается. Показательно в Британской ситуации отметить, как к нашему правительству относятся в Европе. Например, в мае 1984 года, когда правительству был задан вопрос оппозицией по данному предмету, лорд Элтон был вынужден признать, что на данный момент в Европейский суд по правам человека подано 30 исков против Британского правительства в связи с нарушениями тайны переписки в Объединенном Королевстве. Самое большое число жалоб по сравнению с остальными странами ЕЭС, и это несмотря на то, что лишь очень незначительное число исков против правительства возбуждается отдельными гражданами, чья личная почта подверглась досмотру, и, следовательно, эта цифра представляет лишь небольшой фрагмент общей картины.
Личная информация любого рода может быть получена Правительством, даже самая тайная врачебная информация. Простые пациенты не имеют полного доступа к своим медицинским картам. Эти записи не являются ни собственностью пациента, ни собственностью лечащего врача. Они принадлежат местным органам здравоохранения. Без ведома пациента или его доктора полиция через органы здравоохранения может получить доступ к документам пациента.
Так что, возможно, нет ничего удивительного в том, что многие люди боятся полностью довериться своему терапевту, и в результате страдают физически и душевно. Человек может подозревать, что он, возможно, болен венерическим заболеванием, например, но не пойдет сдавать анализы или проходить обследование, потому что боится, что это не останется втайне.
В наши дни вопрос о принудительном анализе на СПИД стал предметом серьезных дебатов, как и заключение в тюрьму больных СПИДом и вирусоносителей (ВИЧ-инфицированные проститутки уже сейчас против воли помещаются Социальными службами в госпитали),  не может не тревожить тот, что полиция может по желанию просматривать медицинские карты пациентов, что власть имеющие полицейские демонстрируют  свое истинное отношение людям, которые не желают подчиняться их системе.
В декабре 1986 года Джеймс Андертон, начальник полиции Большого Манчестера, заявил: «Люди, заболевшие СПИДом, оказались в сточной канаве по своему личному выбору». Андертон, благочестивый христианин и светский проповедник, тот же самый полицейский, что направил вооруженные полицейские патрули в центр Манчестера, и которого другие офицеры полиции обвинили в прослушивании их телефонов. Автор не смог найти изречений Андертона по вопросам Прав Человека. Возможно, ему следует более тщательно изучить произведения И. Христа или внимательнее слушать его, когда он говорит с ним по интеркому. «Не судите и не будете судимы, не осуждайте и не будете осуждены, прощайте и прощены будете».
В Лондоне, подняв глаза наверх, вы сможете увидеть многочисленные полицейские видео-камеры наблюдения, их шесть на одной только Трафальгарской площади. Полицейские вертолеты и фургоны теперь привычная часть пейзажа любого большого города. Любой патрульный офицер может установить по рации личность и выяснить подробности биографии любого человека за считанные секунды. Прослушивание телефонов становится все более распространенным явлением, поскольку теперь для этого используются разнообразные компьютерные технологии. Полицейские базы данных пополняются информацией из налогового департамента, социальной службы, таможенной и акцизной службы, органов образования и здравоохранения, даже банков и других частных организаций.
С некоторыми предосторожностями эта информация может быть передана частным фирмам, занимающимся ценными бумагами, бюро по трудоустройству, иностранным правительствам и полицейским силам, даже несмотря на то, что большая часть информации может быть непроверенной и ошибочной, и многое из этого основывается на недоказанных слухах, исходящих от информаторов и чиновников. По мнению одного бывшего начальника полиции Джона Алдерсона (не путать с Джеймсом Андертоном), более трети имеющейся у полиции информации абсолютно бесполезна для преследования нарушителей закона. Разными путями полиция собирает информацию на ни в чем не повинных членов общества.
Когда в мае 1984 года постовых полицейских стали поощрять добавлять к этой массе информации на невинных граждан краткие «Информационные рапорты», записывая номера машин и телефонов, имена и адреса подозреваемых или потенциальных нарушителей спокойствия и так далее и тому подобное и передавая это в свой участок другим офицерам для проверки. Полицейские патрули регулярно отмечают номера машин, припаркованных рядом с местом проведения таких безобидных мероприятий, как благотворительные деревенские праздники в поддержку КЯР или машин, припаркованных возле некоторых пабов, в которых встречаются известные преступники или ночных клубов, посещаемых геями. «Каналом 4» были сделаны серьезные заявления, они сообщили, что некоторые офицеры полиции организовывают нападения на новые офисы и дома вновь прибывших в район под предлогом тайного обыска собственности, чтобы выяснить, какой бизнес там ведется. Описанные «нападения» затем расследовались обычным способов, с привлечением официальных визитов полиции, со сбором показаний и отпечатков пальцев. Даже в таких легитимных поисках информации, как расследование убийств, могут быть опрошены тысячи людей и информация о них, их работе, их образе жизни, их друзьях будет сохраняться. Даже когда расследование закрывается, эта информация навсегда остается в полиции.
В компьютере хранится огромное количество несущественной информации, подчас сомнительной, и, тем не менее, выводы о том, что эти люди имеют какие-то преступные замыслы или склонны к подрывной деятельности зачастую передаются дальше. Спустя годы иностранные полицейские силы, например, могут запросить информацию о гражданине и получить ложное представление о нем, в свете предоставленной им сомнительной информации.
Если вас свыше трех раз за месяц задержала полиция, даже если вы не повинны ни в каком преступлении, некоторые полицейские автоматически заносят вас в картотеку, как «подозрительную личность». Подразумевая, что «вы наверняка замешаны в преступлениях, но обвинение не было предъявлено». И не важно насколько вы невинны или законопослушны, эта информация без сомнения скажется на том, как в дальнейшем полицейские будут с вами обращаться.
В мае 1983 года на выезде из Плимута миссис Б., бывшая на восьмом месяце беременности была остановлена полицией, регистрационный номер ее машины подвергся обычной проверке через компьютер, в результате которой было установлено, что машина зарегистрирована по адресу, где в 1981 году проводился рейд по поводу борьбы с наркотиками. Ее отвезли в полицейский участок, раздели, обыскали и задержали на четыре часа «по подозрению». В самом деле, полиция два года назад побывала в ее доме, но лишь потому, что они ошиблись адресом. Другим словами, неверная, вводящая в заблуждение информация два года хранилась в компьютере.
В 1984 доктор Брайан Ричардс был арестован полицией в Лос-Анджелесе на основании, которую они получили из Скотланд-Ярда (информации, которая хранилась в компьютере в Хендоне – там, где собрана информация более чем на два миллиона человек). Информация, предоставленная полиции Лос-Анджелеса была ложной, что впоследствии было признано. Когда об этом инциденте спросили заместителя министра, он признал, что информация была ложной, и власти ошиблись, предоставив ее. Тем не менее, добавил он, проблема в том, что эта информация «теперь в распоряжении властей и, к сожалению, отменить это невозможно». Не повезло доктору.
Неоспоримый факт – если не будут введены строгие правила, эти, столь безответственно собранные, данные, могут использоваться против личности на протяжении всей жизни. Даже в таком «свободном» обществе, как наше, граждане не могут контролировать ни информацию, которую на них собирают, ни то, как она используется или кому передается.
Дело доктора Ричардса и дело «миссис Б.» (когда Национальный Совет по Гражданским свободам сделал сообщение о ее деле, она попросила сохранить ее имя в тайне) – далеко не единичные прецеденты. Недавно выяснилось, что МИ-5 контролирует прием на работу журналистов на Би-Би-Си и делает это тайно на протяжении многих лет. Этот факт открылся только тогда, когда возникло дело Изабель Хилтон. В 1976 мисс Хилтон подала заявление о приеме на работу на телевидение. Руководство Би-Би-Си выбрало ее среди многочисленных кандидатов, но МИ-5 проинформировало их, что она «неблагонадежный человек», поскольку является секретарем академической культурной группы под названием «Шотландско-китайская ассоциация», которую Разведслужба ошибочно посчитала «подрывной организацией». Поэтому она не получила работу.
Пост получил кто-то другой, несмотря на просьбы мисс Хилтон и Би-Би-Си при поддержке британского закона, мисс Хилтон не имеет права оспорить точность информации, предоставленной ее предполагаемым работодателям. Стремясь обелить свое имя и пролить свет на несправедливую систему, действующую в Британии, она решительно передала дело в Европейский суд. (Это было одно из трех дел связанных с британской разведкой, слушавшихся в суде в 1987 году). Хотя сотни подобных дел раскрываются, можно лишь гадать, сколько тысяч дел остается неизвестными.
Публичная ответственность не входит в число приоритетных вопросов в Британии, касается ли это использования личной информации, связанной с отдельным гражданином или публикации информации, представляющей общественный интерес.
Согласно Закону о Государственных архивах, архивы Кабинета министров и центральных государственных департаментов помещаются в Государственный архив и должны быть доступны публике... но лишь по истечении тридцати лет, да и тогда лишь по разрешению лорд-канцлера. Запрос может быть отклонен, если речь идет о «засекреченной» информации. Во всех государственных департаментах организуется процесс отсеивания, чтобы сократить огромное количество хранящихся документов, в ходе которого было уничтожено огромное количество правительственных архивов. Разумеется, большая часть этих записей не представляет ни для кого ни малейшего интереса, но историки и журналисты обвинили госдепартамент в том, что они уничтожают архивы, которые были закрыты для доступа в предыдущие годы. (Кстати, документы по уголовным процессам, связанным с правительством, доступны для публики не через 30, а лишь через 100 лет).
Подобная несправедливость сходит с рук практически незамеченной, потому что это правительство – мастер в искусстве связей с общественностью, оно гениально плетет новые ограничивающие законы и помещает его в привлекательную упаковку. Например, публике говорят, - система сбора налогов местными советами несправедлива, поэтому правительство, крайне озабоченное справедливостью и честностью, поможет всем, радикально изменив эту систему. Вводится подушный налог. Больше нет налогов, которые платил домовладелец, и которые определялись исключительно размером и стоимостью здания и благосостоянием человека. Теперь платят все. Очень удобно, это означает, что каждый человек должен сообщить, где он живет, с кем живет, сколько времени они проживают по этому адресу и так далее и тому подобное. Снова сбор сведений, хотя теперь и с заднего хода.
Информация по новым налоговым спискам собирается тысячами чиновников, которые имеют право получать информацию о любом доме в стране. Затребованную ими информацию обязан представить каждый гражданин (если вы откажетесь сотрудничать, вас могут отправить в тюрьму). Подробная личная информация не охраняется законом. Еще большую тревогу вызывает так называемое Второе Досье, в которое записываются заметки, анекдоты и подозрения местных чиновников, помогающие им ловить уклоняющихся от уплаты налогов. Гражданин не имеет права ознакомиться со своим Вторым Досье, поскольку Местные Власти запрещают доступ на том основании, что эти документы связаны со сбором налогов. Любая информация, собранная местными советами может быть по запросу передана в другие правительственные организации. Правительство заявило, что для сбора информации о людях, проживающих в доме, следует сверять Налоговый список с записями, хранящимися у агентов по недвижимости, страховых компаниях, местных библиотеках, жилищных комитетах, автобусных компаниях (списки сезонных проездных билетов), домовладельцев, ассоциаций производителей, «Бритиш Телеком», местных электрических и британской газовых компаний, местной прессе, образовательных организаций, органах здравоохранения и так далее и тому подобное. Новый Налоговый список так же включает в себя индивидуальный Номер Государственного страхования, интересно, что же происходит с карточками Национального страхования.
Старые карточки (которые были у всех граждан старше 16 лет) вдруг стали нехороши, поэтому ввели новые карточки. Неряшливые, обыкновенные куски картона были заменены новыми сверкающими пластиковыми карточками, снабженными загадочной магнитной полосой (которую владелец карточки прочитать не может).
В июне 1988 года комиссар столичной полиции сэр Питер Имберт предсказал, что к середине 90-х у всех достигших совершеннолетия британцев будут Удостоверения личности, Правительство, поставленное в неловкое положение этим заявлением, стало отрицать существование подобного плана.
Тем не менее, в ноябре 1988 года, Дуглас Херд объявил о введении «добровольной» национальной системы удостоверений личности, которая будет поэтапно осуществляться в ближайшие годы. Любопытно, что станет говорить полиция тем задержанным ей, кто не желает сотрудничать с этой системой (есть, что скрывать, верно?). Разумеется, после  добровольного периода «ввода», будет найден предлог для принудительного введения карточек. Это случилось, когда Министр спорта Колин Монихен заявил, что вследствие успешного введения системы удостоверений в Футбольном клубе Лутон-таун (введение не было ни добровольным среди футбольных фанов, ни успешным) все семь миллионов человек, посещающих футбольные матчи, должны быть зарегистрированы согласно закону, они должны приобрести и носить с собой такие карточки на все матчи, независимо от того, как они вели себя ранее. Против этого выступили клубы, фанаты, Полицейская федерация и многие местные советы. Несмотря на это, и проблемы общественной безопасности, которые могут возникнуть, когда 50 000 человек собираются за десять минут до начала матча, Тэтчер понравилась эта идея. Что означает – если у тебя нет карточки – ты не имеешь права посещать матчи нашего национального вида спорта. Свобода – любимая Англия – единственная страна в мире, решившая ввести подобную систему.
В ответ на растущее общественное беспокойство по поводу сбора, хранения и использования личной информации, Правительство, стремящееся завоевать голоса избирателей, выпустило Закон о Защите информации, чтобы снискать общественное одобрение. (На деле Европейское Правительство принудило Британское правительство принять этот закон). На поверхности -все счастливы, Закон, вступивший в силу в ноябре 1987 года, предполагал дать гражданам право доступа к собранной на них информации. При ближайшем рассмотрении стало ясно, что любая информация, хранящаяся в компьютере, которая считается каким-то образом связанной с охраной «национальной безопасности» (как это определяет правительство на данный момент) недоступна. То же касается и информации, хранящейся в бумажном виде. Так же, хотя во время шумихи вокруг Закона заявлялось, что передача информации из одного органа в другой незаконна, тем не менее, оставались несколько пунктов, набранных мелких шрифтом. Например, любой правительственный департамент, местный совет, банк, наниматель или какая либо другая организация может тайно передать информацию Полиции, Таможенным или Налоговым органам, в целях «предотвращения преступления». (Обратите внимание на слово «предотвращение», что означает, что Полиция и прочие по-прежнему могут иметь тайный доступ к любым сведениям, даже если не было совершено никакого преступления). В повседневной реальности Закон означает лишь то, что граждане могут за плату посмотреть, какая информация о них хранится в компьютерах почтовой доставки, кредитных компаний и тому подобное. Закон не означает, что люди могут проверить и, возможно, опротестовать, собранные на них различными правительственными учреждениями, данные, которые все еще утаиваются, независимо от того, насколько не точная и вводящая в заблуждение информация в них содержится.
Британия не только ущемляет права своих граждан в том, что касается личной информации, но так же оставляет электорату немного возможностей узнать, каким образом Правительство, от имени страны, осуществляет контроль. Злоупотребление «30-летним правилом» - лишь один пример того, как практически без возражений принимается эта ситуация.
Устаревший и несправедливый Закон о государственных тайнах (особенно Параграф 2), критикуется многими политиками, судьями и отдельными гражданами на протяжении последних нескольких лет, но, тем не менее, он остается в своде законов и используется правительством. Дело не только в том, что считает себя вправе правительство иметь секреты от граждан, выбравших его для служения их интересам, но так же очевидно, что этот широко трактуемый Закон используется для сокрытия правды, которая, возможно, не имеет никакого отношения к национальной безопасности.
В 1979 году были предприняты попытки изменить Закон и ввести более справедливый «Билль о защите информации», но он не прошел в Парламенте. В 1988 году заднескамеечник Ричард Шепперд представил «Билль о Защите официальной информации», в котором предлагалось эффективно заменить Параграф 2 усовершенствованным сводом законов. Правительство использовало свое большинство в Парламенте, чтобы провалить Билль.
Вездесущий «Закон о государственных тайнах» заткнул рот 2 500 000 британских граждан, запретив им упоминать о каких бы то ни было аспектах своей работы. Согласно этому закону, получение подобной информации так же является правонарушением. Так, например, если вы прочитали первый экземпляр ныне несуществующего левого таблоида «Ньюз он Сандей» в июле 1987 года, в котором содержался перечень безобидных «государственных тайн», вы нарушили закон.
Равно, как и почтальон, написавший в свою местную газету о том, что на почте не хватает рабочей силы. Ему пригрозили наказанием, согласно Закону. Равно, как и журналист, опубликовавший ничего не стоящую информацию о дресс-коде, принятом в полиции. Хотя в этих случаях дело не дошло до суда, угроза тюремного заключения нависает почти над всеми нами, независимо от того, голосовали мы за этот Закон или нет.
В ходе крикливой пиар-кампании в ноябре 1988 года Правительство опубликовало предполагаемые изменения в Законе. Несмотря на хорошее паблисити, мелкий шрифт в «измененном» законе говорит о том, что он столь же несправедлив и открыт для злоупотреблений, как и предыдущий Закон.
Независимо от личного отношения к войне, мало кто рассчитывает, что правительство обнародует в прессе такие вещи, как передислокация войск во время военных действий, поскольку это неизбежно будет стоить жизней. Поэтому все убеждены, что подобные очевидные проблемы делают Закон необходимым. Тем не менее, мало кто за пределами правительственных кругов согласится с тем, что правительство вправе использовать Закон для сокрытия военных действий, имевших место в прошлом, особенно, если со времени конфликта прошли годы. Сведения о местонахождении войск, обнародованные спустя время после события не окажут никакого воздействия на исход войны.
Правительство до сих пор не желает отчитываться в своих действиях, прикрываясь интересами «Национальной безопасности». И никто в Британии не может их остановить.
Игнорируется политический факт, что, будучи Главой национальной безопасности, нынешний Премьер-министр ответственна за вовлечение нас в любую войну, и, что как Глава Разведки, она так же ответственна за игнорирование информации, полученной двумя месяцами раньше об аргентинском вторжении на Фолклендах в 1982 году, по которому от нее не потребовали объяснений, и, как глава Военного кабинета того времени, она так же не объяснила ряд военных решений, принятых во время хода конфликта. Все знают об отвратительных отношениях Белграно и Клайва Понтинга, то, как Сара Тисдолл была посажена на шесть месяцев в тюрьму за то, что в «Гардиан» просочилась секретная политическая информация, но другие, возможно более важные проблемы скорее всего никогда не станут достоянием гласности и правительству никогда не придется за них отвечать.
На протяжении долгого времени Британское Министерство иностранных дел хвасталось, что мы, третья в мире страна, разработавшая и защищающая себя с помощью ядерного оружия, пообещали никогда не угрожать им. В связи с этим мы должны рассмотреть загадку фолклендских подводных лодок.
Почему три подводные лодки с ядерным оружием на борту (Победитель», «Спартанец» и HMS «Блестящий») так долго находились в зоне военных действий, что у них почти закончилась провизия? Почему их не сменили другие подводные лодки их класса с ядерным вооружением, которые не были в это время заняты на учениях НАТО? В это время в Королевском флоте было 32 подводные лодки, двенадцать из которых были того же класса «Флит». Согласно различным, уважаемым источникам, шесть из этих лодок не были заняты во время Фолклендского кризиса (три уже упомянутых, плюс «Яростный», «Отважный» и «Великолепный»), но эти три «запасные» лодки не сменили своих оголодавших сестер в зоне военных действий, потому что они тайно использовались для эскорта одной из четырех британских ядерных ракетоносцев (так же известных, как полярные подводные лодки) в Южную Атлантику, между военной базой на острове Вознесения и Фолклендами.
Учитывая давние британские обещания миру ограничить использование ядерного оружия, что такая мощная единица британской «ядерной обороны» делала, уплыв от границ Советского Союза к берегам безъядерной Аргентины? Что она там «обороняла»? Член парламента от лейбористов Тэм Далиелл спустя несколько лет задал подобные вопросы, но он не только не получил никаких удовлетворительных ответов, но также был объявлен в прессе ненормальным, поскольку только ненормальный может задавать такие вопросы.
Так же стало известно, что несколько сторожевых кораблей и два миноносца покинули крупнейшую военно-морскую базу в Европе, Девенпорт Док-ярд в Плимуте и другие отплыли с морских баз в Портсмуте, Розите и Четеме с полным комплектом ядерного оружия на борту. Когда, после завершения конфликта, Маргарет Тэтчер спросили об этом в Парламенте, она отказалась отвечать на такие вопросы «в интересах национальной безопасности».
Подобный предлог был выдвинут и в деле «Циркон», в начале 1987 года.
В 1983 году к правительству обратилось разведподразделение ПКЦУ в Челтенхэме по поводу разработки и создания спутника-шпиона «Циркон». Спутники-шпионы есть только у США и СССР. Их создание и эксплуатация – процесс дорогостоящий и технически сложный и так же, как системы ядерного вооружения, это защитный механизм, составляющий предмет детской гордости нации в сфере, которую она больше ни  с кем не делит. Неудивительно, что в тэтчеровской Британии этот план нашел поддержку у правительства и был утвержден в 1983 году, налогоплательщиков об этом в известность не поставили и, несмотря на снижение финансирования социальных служб и даже традиционной оборонной системы, на этот проект был ассигнован бюджет в 700 000 000 фунтов стерлингов.
При этом следует вспомнить, что даже если бы Советский Союз не узнал об этих планах (что сомнительно, учитывая историю МИ-5 и GCHQ) все равно спутник был бы обнаружен в момент запуска.
Дункан Кэмпбелл, журналист, занимавшийся расследованиями, работавший над телесериалами Би-Би-Си, выяснил детали проекта и в 1986 году начал снимать об этом документальный фильм, намереваясь показать его в ноябре того же года. Вмешалось Правительство, провело секретные переговоры с руководством Би-Би-Си и порекомендовало не выпускать программу в эфир, и она была отправлена на полку. В январе 1987 года разочарованный Кэмпбелл опубликовал в журнале «Нью Стейтсмен» статью, которая в общих словах рассказывала о спутнике, но главным образом была посвящена тому, как правительство одурачило Парламент, выбив 700-миллионный бюджет на «Циркон».
Вскоре в офис редакции журнала наведалась полиция. Офицеры Специального отдела обыскали так же (дважды) дом Кемпбелла и изъяли документы. Несколько дней спустя детективы среди ночи побывали в Доме вещания Би-Би-Си в Глазго и конфисковали мастер-записи передачи о «Цирконе» и всех других запланированных передач этого цикла. Несколько дней спустя ушел в отставку генеральный директор Би-Би-Си сэр Алистер Милн, возможно его отставка и не была связана с этим инцидентом. На него оказал давление тогдашний председатель Консервативной партии Норман Теббит, поскольку Милн был настроен против тори.
В свободной, так сказать,  Британии полиция вламывается в дом известного журналиста, редакцию популярного журнала и, под покровом темноты, в студию Национального телеканала, выламывает двери (у Кемпбелла) и забирает материалы, предназначенные для обнародования. Член парламента от лейбористов сравнил эти действия с произволом, творящимся в Южной Африке и Восточной Германии. Правительство сняло с себя всю ответственность за эти рейды, заявив, что полиция «действовала без согласования с Уайт-холлом»!
С трудом верится, что в таком деле национальной важности цепочка команд, от Начальника полиции к Министру внутренних дел и далее к Премьер-министру, где-то была разорвана.
Из пятнадцати стран-членов НАТО только два правительства отказались обнародовать и обсуждать планы гражданской обороны на случай войны. Ничего удивительного в том, что одной из этих двух стран оказалась Британия.
С 1979 года мероприятия по Самообороне в Британии были полностью пересмотрены, и правительство одобрило план по интернированию граждан, создание новых судов, воинский призыв гражданского населения в рабочие группы, в о з р о ж д  е н и е   с м е р т н о й   к а з н и, конфискацию личного транспорта и зданий, планы по заблокированию автомобильных и железных дорог главных городов и тому подобное, выходящее далеко за рамки чрезвычайных полномочий, действовавших в Британии во время Второй Мировой войны.
Тайные Билли стали известны после того, как тэтчеровское правительство подписало в 1983 году Совместный План По Работе Тыла, неразглашаемое соглашение с американцами, которое привело к разработке этих тайных Биллей. Избранное правительство этой страны отрицает само существование этих таинственных Биллей и отказывается обсуждать их содержание открыто в Парламенте, но теперь, по крайней мере, признано, что они существуют.
Возможно, у правительства должны быть чрезвычайные полномочия на случай начала войны, и оно должно хранить военные планы в тайне от потенциальных врагов, но почему Британия чуть ли не единственная страна в котором разработка этих планов в отношении гражданских лиц держится в полном секрете и не подлежит обсуждению в Парламенте и обществе? Ответ очевиден. Если станет известна подлинная информация о планах правительства на случай войны, возникнут серьезные дебаты и, в результате общественного давления, правительству придется изменить эти планы, а возможно, что в результате этого давления придется так же закрыть британские и американские ядерные базы близ военно-полевых аэродромов.
В отличие от немцев, голландцев, итальянцев и прочих народов, британцы и их избранные представители отказываются от права узнать, во что они позволяют себя впутывать.
Никто не может изменить эту ситуацию. Из опыта Тэм Дейлл политики поняли, что не получат честных ответов на свои вопросы или же не получат вообще никаких ответов. Чиновники видели, что Клайва Понтинга обвинили за раскрытие правды, а журналистам следует уяснить послание, заложенное в деле «Циркон». Не лезь в дела правительства, не слушай правду, не раскрывай факты.
Реальность продолжает подвергаться цензуре. Это образ жизни. Об этом говорят многочисленные примеры цензуры материалов, которые никоим образом не могут повлиять на Национальную Безопасность.
В ноябре 1987 года «American Alza Corporation», выпустившая новые внутриматочные контрацептивы, хотела снабдить пациентов 8-страничным буклетом, объясняющим возможные последствия использования контрацептивов и правила их использования. Британский Департамент здравоохранения запретил буклет (который свободно распространялся во всех других странах, где применяются контрацептивы), заявив, что он «не подходит для использования в Соединенном Королевстве». «Общественный Аудит», группа исследований потребителей фармацевтической продукции, заявила, что британское решение «отражает стремление Британского правительства скрывать информацию». Министерство здравоохранения и социального обеспечения отказалось давать комментарии по этому поводу, равно как и по другим принятым решениям, поскольку это - конфиденциальная информация. Брошюрка и продукт были изъяты с рынка компанией «Alza», отказавшейся поставлять женщинам контрацептивы без сопровождающего их объяснения о возможном риске их применения. Это отнюдь не единичный пример странной секретности, принятой на вооружение Британским правительством, с целью усиления своей власти и ограничения осведомленности общественности.
Правительство получает детальные отчеты о дефектах всех моделей автомобилей, но не раскрывает эти сведения широкой публике; Департамент здравоохранения проверяет сравнительную токсичность всех брендов сигарет, но не сообщает о результатах этих проверок; у правительства есть список всех опасных мест в Британии, возможно, не подходящих для проживания в связи с тем, что вероятно «выпадение» опасных химических веществ, если случится инцидент на местных фабриках или складах – информация засекречена. И так далее. В 1984 году постановление Социальной службы, которое позволяло молодежи, учащейся неполный день, получать льготы первые три месяца учебы, просто не было опубликовано, Министерство здравоохранения и социального обеспечения даже не проинформировало об этом Социальную службу, пока новости об этом не просочились в газету «Гардиан»: отчет по здоровому питанию, заказанный Министерством здравоохранения и социального обеспечения, был сокрыт правительством, поскольку Министерство сельского хозяйства предсказало, что содержащиеся в нем рекомендации по сокращению потребления красного мяса могут сказаться на продажах фермерской продукции...
Правительство не только утаивает правду, но и искажает ее. С 1979 года методы подсчета численности безработных «изменялись» свыше 27 раз. Каждое «изменение» приводило к заметному снижению численности безработных, таким образом скрывался истинный рост безработицы -  с 1 до 4 миллионов.

СИЛОВЫЕ СТРУКТУРЫ (ОРУЖИЕ, КОМПЬЮТЕРЫ, БРОНИРОВАННЫЕ АВТОМОБИЛИ, НО НЕ ГОЛУБАЯ ЛАМПА )
В Соединенном Королевстве насчитывается 125 000 тысяч полицейских. (Недавно полиция запросила об увеличении штата на 15 000 единиц). Плюс различные специалисты отделов внутренней безопасности, как МИ-6, Си 13 и Специальное отделение.
В любое время эти гражданские силы могут получить поддержку военных, чья численность составляет около 250 000 человек. Последний раз армия призывалась для поддержания порядка на улицах городов Соединенного Королевства в 1969 году. Помимо этого в Англии их использовали для подавления забастовок, таких, как например Стачки Докеров в 1970-х годах, которые «отражались» на национальных интересах.
Охраной правопорядка  в большинстве случаев, разумеется, занимается полиция. Вопреки пустой риторике, которую так любят повторять, они – вооруженные силы. (А бы это было не так, 5-летний Джон Шортхаус, случайно застреленный полицией в 1985 году, был бы жив и по сей день. Лондонец Стивен Уолдорф не был бы искалечен градом полицейских пуль в тот момент, когда он просто садился в свою машину возле светофора. За время пребывания Тэтчер у власти с 1979 года,  не были бы убиты полицейскими пластиковыми пулями четырнадцать человек). Разумеется, полиция вооружена, и это, возможно, даже необходимо, но пусть они не притворяются безоружными.
Полицейский арсенал только в Англии и Уэльсе включает в себя свыше 30 000 пластиковых пуль, 2 000 газовых зарядов, оглушающие гранаты, 9-миллиметровые автоматы «Хеклер и Кох» (созданных в Германии, но тайно производящихся в Соединенном Королевстве), ружья «Паркер Хейл», пистолеты «Смит-энд-Вессон», бронированный транспорт и другое оружие.
Полиция не делает секрета из того, что они, главным образом - тяжелая артиллерия государственной машины, и требует от рекрутов скорее определенного уровня физической, нежели интеллектуальной подготовки. Полиция предназначена для  насаждения законов, разрабатываемых правительством. Законы толкуются в судах судьями, назначаемыми лорд-канцлером. Это основные составляющие законодательства. Действия системы диктуются теми, кто находится наверху, в правительстве. Эта позиция подтверждается не только большим количеством новых законов, которым подчиняются британцы, но также и приоритетным финансированием Полиции и других применяющих право органов.
Хотя лист ожидания Национальной Службы Здравоохранения вырос на 70% с момента прихода Тэтчер к власти и число бездомных увеличилось на 500 000 человек с момента прихода к власти тори в 1979 году, за последние 10 лет правительство увеличило затраты на Закон и Порядок более чем на 35% (это обходится нам в 6 500 000 000 фунтов стерлингов в год). Затраты на одну только полицию, даже со скидкой на инфляцию, возросли более чем 50% по сравнению с 1977 годом. Можно было бы предположить, что такое значительное увеличение затрат должно остановить постоянный рост преступности, но это далеко не так. Например, за это время количество краж со взломом выросло на 61%, случаев воровства почти на 40%. А с 1979 года, при правительстве тори, правительстве «Закона и порядка», количество зарегистрированных правонарушений выросло с 2,3 миллионов в год до 5,5 миллионов, в то время как раскрываемость упала с 42% до 35%.
Возможно, сама полиция не несет за это ответственности. Их время не должно тратиться на рейды на книжные магазины, кинотеатры и телестанции.
Правительство Тори так же, безусловно, увеличило объем работы полиции, изобретая новые правонарушения, вводя новые законы и корректируя существующие. Кажется, правоохранительные органы и государственные обвинители получают все больше и больше власти. Больше поводов для ареста. Больше поводов для обвинения.
Закон об Общественном порядке от 1986 года  - один из таких примеров. Помимо всего прочего, он выдвигает  совершенно новое обвинение, так называемое «нарушение общественного порядка» (под этим может подразумеваться, что угодно) и к тому же дает полиции право запрещать мирные, ранее легальные марши и митинги протеста, посягая на вековое право британской общественности организовывать мирные собрания, марши и общественные демонстрации.
Местная полиция может запретить демонстрацию, если они посчитают, что она может нарушить «жизнь общества» (дорожное движение и удобства покупателей). В отличие от Москвы, где сейчас наступила эра Гласности и  можно увидеть демонстрации, проводящиеся без получения разрешения полиции, если вы, невзирая на полицейские запреты, попытаетесь в Британии организовать какую-либо демонстрацию, то теперь за это вы можете получить срок до трех месяцев и штраф, даже если это была мирная демонстрация. (Еще до того, как новый Закон вошел в силу Министр внутренних дел имел право запрещать демонстрации и марши, и эта антидемократическая привычка получила широкое распространение при теперешнем Правительстве, поскольку вмешательство государства во все сферы жизни стало более допустимо. Между 1970 и 1980 годами было запрещено 11 демонстраций, большинство из них в Северной Ирландии. С 1981 по 1984 было запрещено 75 демонстраций по всей стране).
На Севере Англии по обвинению в «нарушении» нового закона об Общественном порядке был арестован отец семейства, из-за того, что вечеринка в честь дня рождения его сына была сочтена слишком шумной. В Херефорде, в соответствии с новым законом была арестована уличная театральная труппа, за распевание песен о любимом Премьер-министре. В Лондоне, в декабре 1987 года за вывешивание постера с Маргарет Тэтчер было арестованы четыре человека.
Новый закон так же дал полиции право власти запрещать собрания любых групп свыше двадцати человек. Они уже запретили ряд поп-фестивалей и футбольных матчей. Теперь «Закон об Общественном порядке» и «Закон о Спортивных соревнованиях» от 1985 года, наряду с новыми же законами о Профсоюзах могут быть использованы полицией для задержания любого человека, чьи действия ей не понравятся. Например, если вы направляетесь на какое-то спортивное мероприятие в мини-автобусе с двумя-тремя своими друзьями, полиция может остановить и обыскать вас. Если в вашем автобусе есть емкости с алкоголем, вас могут арестовать. Этот довольно нелепый закон – несвоевременный, неумный ответ на единичную трагедию на стадионе «Эйзель» и скандальные репортажи в бульварной прессе о насилии на  футбольных матчах. Как обычно, Правительство пренебрегло свободой личности и выпустило закон, который никак не повлияет на драки на футбольных матчах.
И Альянс и лейбористская партии поклялись отменить этот закон, если они придут к власти на выборах 1987 года, но поскольку закон почти не получил огласки, никто не позаботился включить его в предвыборную программу.
Не подлежит сомнению тот факт, что многие простые полицейские все больше возмущаются тем, что нынешнее правительство использует для усиления тоталитарного режима. К несчастью, сейчас немногие из таких благородных офицеров выдвигаются на руководящие посты в силовых структурах. Такая работа достается таким, как Джеймс Андертон, или менее известным офицерам, вроде Майка Диксона, Президента Ассоциации Полицейских суперинтендантов. В сентябре 1987 года Ассоциация добилась, чтобы присяжных ставили в известность о предыдущих полицейских записях на обвиняемого до начала процесса, все понимают, к каким последствиям это приведет. Защищая свою позицию, суперинтендант Диксон сказал, что «сейчас гражданские свободы вынуждены сделать шаг назад». Возможно, мистер Диксон должен был сказать «еще один шаг назад», поскольку бесчисленное множество примеров отползания назад уже надежно зафиксированы в Законе, либо в скором времени окажутся в своде законов.
Билль об Уголовном судопроизводстве – еще один такой пример. Традиционно адвокат защиты мог, без объяснения причин, дать отвод трем присяжным до того, как дело будет заслушано. Это давало защите право отклонить всякого, кто, по их мнению, может по каким-либо причинам оказаться небеспристрастным судьей (гипотетический пример - если темнокожий человек увидит среди присяжных белых скинхедов, он может отвести их кандидатуры). Новый билль правительства намеревается полностью отказать людям в этом надежном и проверенном праве отвода без указания причины.  Меж тем в других странах, таких как США, происходит прямо противоположное, права защиты на отвод присяжных расширяются. И вновь попираются извечные права гражданина, а шансы Государства вынести осудить человека за преступление, возрастают, вопреки мировым тенденциям.
Во время процесса «Неизвестных лиц»  обнаружилось, что в отдельных случаях потенциальным присяжным дается отвод и - вопреки британскому принципу случайного выбора присяжных – они отклоняются Обвинением, как «неподходящие». Директивы Генерального секретаря по подбору суда присяжных гласят, что потенциальные присяжные должны быть проверены на благонадежность местной полицией, Специальным отделом, также должны быть проверены все имеющиеся на них данные (в одном только компьютере Специального отдела хранится подробная информация на 1000 000 человек). Люди могут быть исключены из присяжных, если Государство посчитает, что у них «экстремальные политические убеждения» и Специальной отдел не считает их «лояльными» гражданами. Эти директивы никогда не проходили через Парламент.
Парламент был ловко обойден (в очередной раз), когда в Моулсуорт и Гринхэм-Коммон в 1985 году были введены невразумительные местные законы (совпадение, в этих местах складирует свое оружие иностранное правительство). Внезапно посягательство на земли Министерства обороны на этих особых территориях стало уголовным (а не гражданским) правонарушением. Так же правонарушением считается попытка прикрепить что-то к ограде баз Военно-воздушных сил. Это относится, разумеется, и к священникам и монахиням, которые уже многие годы вешают на эти заграждения крестики и распятия. В июле 1987 года общественная вересковая пустошь близ военного аэропорта Файлингдейл стала недоступна простым британцам. Теперь полиция может приказать любому покинуть вересковые заросли без объяснения причин и запретить появляться там в течение года. Если же гражданин выразит несогласие с этим, ему может быть предъявлено обвинение в уголовном преступлении. Новая «Контролируемая зона» на 50% состоит из общественной земли.
Помимо изменений в законе, законодательство меняется и практику в существующих рамках, чтобы приспособится к современной атмосфере тоталитаризма.
Так, например, растет число процессов, проходящих за закрытыми дверями. Выборка за одну неделю в 1987 году по лондонским судам, что более 366 слушаний были закрыты для Прессы и Общественности. В отдельных случаях имели место нарушения и остались скрыты бесспорные улики. Такое тайное правосудие стал обычным явлением в главных судах страны в наши дни. Решения, влияющие на свободы тысяч людей, принимаются за закрытыми дверями или освещаются с ограничениями, которые удерживают газеты и телевидение от обнародования относящихся к делу фактов. Настораживает так же тот факт, что важные, далеко идущие решения, изменяющие и пересматривающие закон, и, следовательно, отражающиеся на нас, принимаются без публичного обсуждения.
Лорд Скармен несколько лет назад сказал, что «Правосудие вершится на публике, поэтому оно должно обсуждаться на публике». Теперь, в эпоху неприметного давления, права на обсуждение и серьезную критику успешно отрицаются. Зачастую остается неизвестным, свершилось ли правосудие.
Даже в нормальном «открытом» суде широко распространен запрет публике делать заметки по ходу процесса. В отдельных случаях полиция даже изымала у наблюдателей блокноты. У полиции нет законной власти запрещать людям делать записи, это может быть сделано лишь по приказу судьи.
Даже журналистам, ведущим репортажи с открытых процессов, не всегда разрешают снять копии с протоколов судебного заседания. Следуя процедуре, журналист должен обратиться к Генеральному атторнею за разрешением на получение копии протоколов (что само по себе обходится в круглую сумму), при этом в разрешении может быть отказано без объяснения причин. В числе журналистов, которым отказано в допуске к протоколам, оказался такой подрыватель устоев, как Людовик Кеннеди.
Судам предоставлена специальная защита от критики. В отличие от ряда других стран, в Британии судьи не выбираются и их кандидатуры не могут быть отвергнуты. По сути, их невозможно контролировать и подвергать взысканию. Жалобы на них рассматриваются их коллегами и на деле, как правило, ни к чему не приводят.
Далеко не всем известно, что перед началом процесса, судья получает информацию о предыдущих правонарушениях обвиняемого. (Поэтому-то в отличие от других стран, у статуи Правосудия на крыше Олд-Бейли глаза не завязаны).  Некоторые считаю, что, поскольку судья зачастую влияют на нервничающих и легко поддающихся внушению присяжных, эти записи не должны быть доступны судьям до заслушивания дела.
Несмотря на то, что у журналистов имеется много претензий по поводу судебных решений, которые отказывают им в праве на распространение информации, они обнаружили, что право на аппеляцию отменено Законом о Верховном суде, который не допускает критики действий Суда короны. Этот закон вошел в силу в 1981 году. Благодаря этому, единственный способ получить точную информацию о судебном запрете на репортажи – это нарушить его, и таким образом подвергнуться риску попасть под суд и получить срок за оскорбление суда.
Во вдохновленной Государством мифологии, каждый человек, обвиненный в преступлении, может быть осужден на основании тяжкой улики – не на основании слуха или выдвинутого обвинения – двадцатью его согражданами, сидящими в жюри. Это правильно, но, к нашему стыду, на практике это далеко не так.
Во многих случаях для вынесения обвинительного приговора не нужны ни серьезные улики, ни свидетели защиты и присяжные. Например, если сотрудники налоговой службы войдут в ваш дом и проведут обыск (при этом им не нужен на это ордер,  и они могут забрать все, что пожелают), они могут конфисковать любой предмет, а вам остается только подать на них в суд в течение месяца, чтобы оспорить их решение. На таком слушании не может быть присяжных и единственная возможность доказать свою невиновность - убедить судью, что, владея этими предметами, вы не нарушили никакой субъективно истолкованный закон.
Здесь открывается гораздо больше возможностей для злоупотреблений. Закон, касающийся свидетельский показаний осведомителей одинаков на территории всего Соединенного Королевства Англии, Уэльса, Шотландии и Северной Ирландии или, по крайней мере, Министр внутренних дел заверил в этом Инока Пауэлла. Во всех частях страны человек может быть обвинен полицией в преступлении и осужден без жюри присяжных, на основании одних только показаний полицейского информатора. Осведомителю, в большинстве случаев, гарантирована неприкосновенность или снисходительное отношение, если его показания приводят к желаемым результатам. Таким образом, его вынуждают свидетельствовать так, чтобы произвести максимальное впечатление на судью. Этот метод используется правосудием очень часто, зачастую с пугающими последствиями.
В Белфасте, в мае 1984 года Судья, судивший десять человек без участия присяжных, приговорил всех десятерых к сроку заключения в сумме составляющему 1 001 год на основании обвинений, выдвинутых полицейским информатором.
Хотя общественность мало заботит судьба людей, которые, вполне вероятно, виновны в жестоком насилии, многие, тем не менее, высказываются по поводу этой сомнительной практике и возможных последствиях. Как такое возможно, спрашивают они, страна, которая больше всего гордится своим честным законодательством, может лишить свободы людей сроком больше чем на 100 каждого без участия суда присяжных, основываясь на сомнительных доказательствах, приведенных преступником, спасающим свою шкуру?
Закон Соединенного Королевства, действующий в микрокосмосе Ольстера - пример власти Государства над его гражданами, там, где дух протеста и возмущения витает в воздухе, даже если протестует крайне небольшое меньшинство. Важно понять, что эта деспотическая практика государственного вмешательства, действующая в отдельной провинции, может быть использована и в другой части страны. Закон это уже допускает и, специальные меры, принятые для разрешения специфического дела в Северной Ирландии, импортированы в Британию. Специальный отдел, например, был создан в 1883 году, в качестве секретного полицейского подразделения исключительно для борьбы с фенианскими экстремистами. А теперь его используют для того, чтобы внедрять своих сотрудников и надзирать за Национальным фронтом, Коммунистической партией, Кампанией за ядерное разоружение, Шотландской националистской партией, сотрудниками профсоюзов, журналистами и многими другими по всей Британии. Законодательство уже сейчас дает правительству право интернировать людей без судебного разбирательства на всей территории Соединенного Королевства, потому что у нас нет письменной конституции, запрещающей это.
«Закон о предупреждении терроризма» было Биллем «на случай чрезвычайного положения», он был принят Парламентом в 1974 году. Этот чрезвычайно строгий закон прошел только потому, что Правительство заявило, что он просуществует максимум шесть месяцев и поможет органам безопасности захватить десятки активных членов ИРА, действующих на территории Британии. И вот уже почти двадцать лет он остается в своде законов. Несмотря на то, что Министр внутренних дел признал, что Закон был «совершенно неприемлем и враждебен нашей традиции гражданских свобод». Закон действовал до 1984 года.
Несчастный, арестованный согласно Закону, может быть задержан на 7 дней без предъявления обвинений и вынужден доказывать свою невиновность в преступлении, о котором ему даже ничего не сообщили.
Возможно, Правительству нужно больше власти для борьбы с жестокостью террористов, но этот Закон не является необходимостью, к тому же он не эффективен в этой борьбе. Имеющиеся в свободном доступе данные показывают, что между 25 ноября 1974 года и 30 ноября 1983 года на основании этого Закона было задержано 5 683 человека. Из них только 21 (двадцать один) были признаны причастными к какой бы то ни было террористической деятельности. Подавляющее большинство арестованных и задержанных на основании этого закона не были виновны ни в каких преступлениях. Большая часть арестов имела место в Ливерпуле, где были задержаны невинные граждане, прибывшие на профсоюзные митинги, свадьбы и похороны родственников.
Закон так же позволял Государству применять «Судебное решение о лишении прав» к любому человеку, запрещая ему перемещаться из одной части страны в другую (как правило, из Северной Ирландии в Англию или наоборот). Никто из лишенных права на свободу передвижения не имел права знать, чем это вызвано, не мог обжаловать это решение. Шон Ститт, студент из Белфаста, понятия не имел, почему он на десять лет попал под это Ограничение. Несмотря на то, что у него был паспорт Соединенного Королевства, и он никогда не поддерживал и не состоял в каких-либо нелегальных террористических организациях, он вдруг оказался «изгнанником», не имеющим права приехать из Северной Ирландии в Британии, повидаться с сестрой или принять участие в торжественной церемонии Национального союза студентов, на которую он был приглашен. Несмотря на поданные жалобы, Правительство отказалось рассматривать его дело.
В начале 1970-х годов Лейбористское Правительство заново ввело практику интернирования без судебного разбирательства и - как в Южной Африке, которую ныне критикует лейбористская партия – сотни людей были вытащены из постелей и арестованы вскоре после принятия этого решения. В Комптоновском отчете было установлено, что многим из них завязали глаза, их привязывали к стенам. По сообщению Комиссии Паркера, людей избивали, пинали, лишали сна. Многие из задержанных показали, что полицейские надевали людям на головы пластиковые пакеты, подолгу не давая им дышать, другие говорили о пытках электрошоком, столь популярных в некоторых Южно-американских странах (странах,  которые, как и Южная Африка, заслуженно критикуются в британской прессе, в то же время почти полностью игнорирующей подобные обвинения, выдвинутые в адрес наших органов безопасности). Лорд Гардинер из Комиссии Паркера, посчитал, что действия полиции были «незаконными, не оправданными морально и чуждыми традициям величайшей демократии на земле».  Еще в одном расследовании, Отчете Беннета, сообщается, что в 1979 году «заключенные терпели незаслуженные страдания». Тогдашний министр cогласился с основными заключениями расследования, но, тем не менее, сейчас, десятилетие спустя, Британское Правительство предстало перед Европейской Комиссией по правам человека и было признано виновным в применении пыток, и многочисленные обвинения в его адрес продолжают выдвигаться.
Пытки, разумеется, во всем мире использовались для получения информации и признаний от подозреваемых. Католическая инквизиция и протестантские охотники на ведьм прошлых столетий доказали, что физическая боль - отличное способ выбить признание. Жертвы пыток обычно попадают в заключение не за то, что они совершили, а за то, что они знают и за то, что могут сделать. За то, что они думают.

МЫСЛЕПРЕСТУПЛЕНИЕ

Мы все знаем, что попытка совершить преступление уже является правонарушение, и сговор с другими лицами с целью совершить преступление так же является правонарушением. Но известно ли вам, что, согласно «Закону о Полиции и доказательствам по уголовным делам» от 1984 года, теперь просто намерение совершить преступление равносильно правонарушению, даже если вы об этом никому не сообщали. Преступные мысли - даже если они никоим образом не реализованы – в голове гражданина сами по себе достаточный повод для того, чтобы полиция начала вас преследовать. «Полиция теперь имеет право, например, устанавливать блокпосты на дорогах, чтобы  выявлять людей, которые возможно намереваются совершить правонарушение, что приводит нас к таким опасным последствиям, как наказание за Мыслепреступление в романе Джорджа Оруэлла», прокомментировал это лорд Гиффорд.
Он не одинок в своем осуждении нового закона «тори». «Правовое общество» заявило, что оно «категорически против» отдельных частей закона. Так же в ходе опроса, проведенного в «Санди Таймс», более 65 процентов участников высказались против закона. В наши дни, в нашей свободной стране, человек не может свободно передвигаться, если власти подозревают, что он собирается нарушить закон, независимо от того, как он себя ведет. Шахтеры во время Угольной забастовки 1985 года стали первой крупной жертвой Полиции Мыслей, их перехватывали на дорогах и возвращали в пределы графства на тот случай, если вдруг они намеревались присоединиться к пикету.
Если верить Министрам Правительства и их приспешникам из правой прессы, полиция прибегает к такой тактике лишь изредка, когда всплески жестокости неминуемы. Шеф полиции Ноттингемшира, тем не менее, признал, что 164 508 человек невиновных в каких-либо преступлениях были не допущены на территорию графства Ноттингемшир за 27 недель забастовки. Полицейские блокпосты эффективно отрезали графства Ноттингемшир, Дербишир, Йоркшир и многие другие шахтерские регионы, превратив их в зону, «закрытую» для доступа простых людей. Все частные лица должны были повернуть назад, тех же, кто настаивал на соблюдении права британских граждан на свободу передвижения, сразу же арестовывали.
Когда в 1985 году был запрещен мирный Фестиваль Стоунхендж, 1 363 полицейских были размещены вокруг территории, на которой был разбит лагерь, преследуя и оскорбляя собравшихся на пикник шесть или семь сотен хиппи. В отчете о расследовании этого инцидента действия полиции были подвергнуты жесткой критике, равно как и то, как содержались хиппи после ареста – в переполненных камерах, без туалетов. Когда отчет был опубликован в апреле 1987 года, то Шеф полиции Сомерсета заявил, что он «поступит точно так же», если хиппи когда-нибудь вернутся, и стала очевидна полная бесполезность подобных расследований. Ни один из таблоидов не опубликовал результаты расследования, которое выявило, что «некоторые полицейские применили чрезмерную силу». Так же было сделано заключение, что 537 арестов «были ошибочны» и, что «имел место ряд инцидентов, в ходе которых люди подверглись избиению полицейскими дубинками... полиция это признала [но] невозможно установить личности ни одного из причастных к этому полицейских» (выделено мной).
Разумеется, в этой свободной стране, скажете вы, вооруженные головорезы, виновные в избиении невинных мужчин, женщин и детей были арестованы, посажены за решетку или, по крайней мере, вышвырнуты из рядов Полиции?
Ответ слишком очевиден. Ни один полицейский не был обвинен в совершении правонарушений в связи с погромом в Стоунхендже. Стыд и позор им.
Кейт Эйди – известный телерепортер, работавшая в Ливии, Ливане и других местах. И ни в одном из этих «тиранических государств» она не подвергалась преследованиям со стороны полиции. Тем не менее, ей, в числе других журналистов и съемочных групп телевидения, британская полиция отказала в допуске на территорию Уоппинга, где она освещала дебаты печатников. Старый добрый британский «бобби» к тому же избил ее дубинкой, старательно выполняя свои прямые обязанности.
Эйди далеко не одинока в своем опыте общения с полицией. Фото и кинокамеры, освещавшие митинги протеста в Гринхэм-Коммон, Токстете, Олдрейве, Стоунхендже и многих других местах закрывались вездесущей полицейской перчаткой, у членов Национального союза журналистов накопилось немало жалоб на полицию. Журналисты, освещающие полицейские акции, теперь, видимо, играют по правилам; если кто-то может быть условно идентифицирован с какой либо группой, значит, он заклеймен обществом, и такие группы, как хиппи, футбольные фанаты, панки, пикетчики и т.д. стали легитимными мишенями, поскольку новые правила дают полиции право подозревать человека в неблагонадежности. Человек при этом может вести себя мирно и законопослушно, но это не имеет никакого значения. Полиция теперь, похоже, способна читать мысли.
Если вы - мужчина, и полиция увидела, что вы разговариваете с лицом, которое они считают проституткой, вы оба можете быть арестованы согласно «Закону о Сексуальных преступлениях» от 1985 года. Предполагалось, что этот, типично викторианский образчик законотворчества, сделает улицы безопасными для женщин. На деле он скорее дал полицейским больше власти вмешиваться в добровольные сексуальные отношения взрослых людей и отвлек полицию от их настоящей задачи – арестовывать настоящих насильников. Согласно заявлению организации «Женщины против изнасилований», этот закон «сделал женщин более, а не менее уязвимыми для изнасилований и других сексуальных оскорблений».   Тем не менее, этот закон понравился моралистам из партии «тори» и тем полицейским, которые, по-видимому, жаждут испытать свои новообретенные способности чтения мыслей.
Все это, возможно, нормально, если вы – белый, среднего возраста, принадлежите к среднему классу и к тому же к женскому полу (как, скажем Маргарет Тэтчер). Но нельзя быть молодым, нельзя выглядеть по-другому, нельзя быть мужского пола и, главное, нельзя быть темнокожим.
«Во времена нацистской Германии полицию инструктировали, что следует изучать черты лица человека. Если черты лица семитские, значит, его нужно арестовать». 
– Лорд Моллой о новых законах Правительства.
Марк Браво – не преступник, но он – черный. На свое шестнадцатилетие он получил в подарок мотоцикл «судзуки» и стал кататься на нем неподалеку от своего дома в Северном Лондоне. В течение первой недели он семь раз задерживался полицией. И это было только начало, на протяжении следующих нескольких месяцев его останавливали десятки раз. Это было так ужасно, что его мать начала вести дневник, фиксируя случаи преследования мальчика полицией. Оказалось, что, например, в период с 31-го марта по 14 апреля его задерживали 24 раза (вРсреднем дважды в день). К концу года Марку настолько надоели эти бесчисленные инциденты, что он продал мотоцикл.
В декабре 1984РДерек Доналдсон, музыка䐽т из группы «Сыновья Джа», подвергся нападению со стороны полиц䐸и, остановившей и «обыскавшей» его посреди улиц䑋. Его обвинили в оскорблении полиции, но судья Саклинг снял обвинения против него, заметив, чтоРарестовавшие его офицеры выдвин䑃ли голо䑁ловное обвинение, сказав, что «кто-то в районе Ноттинг-Хилл подозревается в хранении наркотиков».
6-го мая Мэттью Пол, 19-летний «черный парень» был найден мертвым в камере полицейского участка на Леман-стрит. Он был задержан без предъявления обвинений на 36 часов, без ведома его семьи, друзей или адвоката – это совершенно законно (новые законы разрешают полицейским задерживать вас без предъявления обвинений на 96 часов). Пол повесился (после того, как его допросила полиция) на створке двери камеры, которую полицейские оставили открытой, несмотря на то, что это противоречило рекомендациям коронера Западного Лондона и правилам, введенным  после самоубийства в другом участке. Что необычно в деле Мэттью, так это то, что большое следственное жюр8 вынесло вердикт «самоубийство вследствие неосторожности». Однако, странно, что в официальных з䐰писях Министерства внутренних дел вердикт жюри не зафиксирован. Так же в новых правилах для коронеров, введенны䑅 в дейс䑂вие вскоре после дела Пола, список возможных вердиктов был видоизменен, чтобы исключить использование оборота «по неосторожности», если смерть была следствием жестокости, несчастного случая или самоубийства в камерах полицейских участков.
Стало уже привычным делом, что людей задерживают, не дают ни  с кем общаться и без предъявления обвинений подолгу держат в полицейских камерах. Так же довольно обычным явлением стала смерть в заключении по тем или иным причинам. В 1983 году (более свежие данные недоступны), в камерах умерло 106 человек. Хотя, возможно, учтены далеко не все случаи, любопытно отметить, что с 1970 по 1983 год число смертей в заключении в полицейских участках выросло на 300%.
Когда кто-то умирает в полицейской камере, проводится открытое разбирательство. Без преувеличения, фиксируются десятки смертей, вызванных жестокостью, но, как правило, сообщается о них коротко, в общих словах. К несчастью, чтобы началось открытое разбирательство, человек должен сперва умереть в камере. Если же вас просто избили, вам скорее всего не удастся привлечь к себе внимания.
По-видимому, общество полагает, что если человек-то оказался в полицейском участке, стало быть, он этого заслуживает и отношение к нему вполне оправданно. Система исходит из предпосылки, что если чьи-то жалобы сложно доказать, значит они должны остаться без ответа, поскольку в этой стране нет независимых присяжных, наблюдающих за разбирательством жалоб на полицию. Большая часть жалоб даже не проходит по официальным каналам. А это плохо сказывается на общественном доверии к полиции.
Один из тех, чье доверие к полиции жестоко подорвано, регги-певец Джуниор Сервайс. Он был арестован в феврале 1984 года и обвинен в использовании краденого чека. Позже в тот же день он был вынесен на носилках из полицейского участка Брикстона в госпиталь Королевского колледжа. Ему была сделана срочная операция после того, как врачи в госпитале обнаружили, что у него «серьезные повреждения» пениса из-за которых он не может мочиться.
1-го января 1987 года, в 22.40 полиция арестовала 19-летнего Тревора Монервилла за то, что он разбил стекло у машины на парковке. Его семье об аресте не сообщили, и встревоженный отец Монервилла неоднократно в течение нескольких дней заходил в полицейский участок Стоук-Ньюингтон, пытаясь узнать у полиции, не известно ли им, что случилось с его сыном. В один из визитов он принес фотографию Тревора, чтобы показать дежурному сержанту и попросить поместить ее в «Список пропавших без вести». Всякий раз полиция заявляла, что им ничего неизвестно о местонахождении Тревора, хотя на самом деле он находился там же, в камере полицейского участка Стоук-Ньюингтон. В воскресенье потрясенный мистер Монервилл узнал, что его сын находится в тюремном госпитале Брикстона. Когда он последний раз его видел, вечером 31-го декабря, парень был жив и здоров. Несколько дней спустя, пос䐻е тайного заключения в полицейской камере, ему потребовалась оп䐵рация на головном мозгеЮ Энтони Стронг, консуль䑂ирующий нейрохирург госпиталя Модси, куда  Тревор был отвезен на лечение, показал, что повреждения головы Тревора, из-за которы䑅 потреб䐾валась операция, очевидно были нанесены каким-то инструментом. Записи о содержании под стражей, впоследствии полученные адвокатом Монервилла, показали, что шестеро полицейских пытались «силой» взять у Тревора отпечатки пальцев. Так же там было указано, что одежда Тревора была изорвана. Против Тревора, который теперь частично парализован, полиция так и не выдвинула никаких обвинений.
В декабре 1982 года полиция застрелила Рода Кэррола и еще одного человека. Впоследствии в убийстве был обвинен констебль Джон Робертсон. Во время процесса Робертсон дал показания, сказав, что полиция солгала, заявив о выстрелах, прозвучавших, когда два человека прорывались сквозь полицейский дорожный контрольно-пропускной пункт. Полиция не рассматривала это свидеBельство на суде. Робертсон был оправдан. Позже местный коронер потребовал проведения расследова䐽ия двойного убийства. Через несколько дней он подал в отставку.
Исследование преступности в 1984 году выявило, 䑇то мене䐵 одного человека из десяти, имеющих жалобы на полицию, обращается с ними к властям. Если вы подаете жалобу на действия полицейского, в среднем ее рассмотрение занимает 216 дней. Все жалобы на полицию рассматриваются их же коллегами. Лишь в 10% случаев на полицейского накладывают дисциплинарное взыскание или «выговор». Таким образом, статистика показывает, что если полицейский ударил вас безо всяких на то причин, шансы, что он получит выговор от руководства меньше чем 1 из 100, не говоря уж о том, чтобы его признали виновным.
Зачастую, когда поступает жалоба на действия полиции, у полицейского руководства случается потеря памяти, они теряют документы или заявляют, что личности обвиняемых установить невозможно. В 1986 году бывшие полицейские сообщили, что детективы в Кенте увеличивали рейтинг раскрываемости преступлений, подкупая преступников обещаниями освобождения под залог, если они признаются в каких-либо преступлениях помимо тех, за которые они были арестованы. Было проведено расследование действий более 150 офицеров полиции, но затем было сказано, что многие важные документы мистическим образом «пропали», и не было выдвинуто ни одного обвинения.
Когда на стадионе «Эйзель» во время финала Кубка Европейских Чемпионов в 1985 году ливерпульские футбольные фанаты приняли участие в беспорядках, в результате которых погибло 38 фанатов «Ювентуса», полиция под давлением Даунинг-стрит, провела месяцы, изучая теле- и видеозаписи мероприятия, сотни увеличенных фотографий из газет, и, таким образом, они смогли установить в толпе зачинщиков беспорядков и поймать их. Они хорошо сработали, арестовав фанатов спустя месяцы после события и отправив их в Бельгию на процесс. Видимо, им удалось каким-то образом распознать безымянные лица в дерущей толпе, но когда им представили четкий, крупным планом снятый телефильм, опознать своих собственных сотрудников они не смогли. Как это было и в Стоунхендже, например.
Как и в деле «Оргрейв Кокинг Плант» в 1985 году, когда оппозиционно настроенные члены парламента, увидев сцены насилия по телевидению, потребовали дисциплинарных взысканий или обвинений в уголовных преступлениях. Власти не предприняли никаких действий, из-за «проблем с идентификацией полицейских в толпе». Непонятно.

БУНТ ОДНОГО ЧЕЛОВЕКА
Начало бунта положено полицией, когда во время рейда на ее дом миссис Синтия Джаррет – невинная женщина, не обвиняемая в каком-либо преступлении, скончалась после того, как полиция швырнула ее на землю. (Начало такое же, как у Хэндсвортского бунта, когда полиция напала на Черил Гросе). Во время бунта в Броудуотер-фарм, случившегося через несколько часов после инцидента с Джаррет, был зверски убит полицейский.
Многие считают, что инцидент спровоцирован полицией и судами, и их действиями, о которых лорд Гиффорд сказал, что «проявив чрезмерное усердие они явно нарушили закон». В дни, последовавшие за бунтом, сотни полицейских в полном снаряжении заняли, на случай восстания, территорию Поместья, и как говорилось в отчете Королевского совета, «терроризировали» невинных жителей, выламывали двери домов безо всякой на то необходимости,  арестовывали сотни молодых людей. Официальное расследование установило, что когда родители арестованных и адвокаты запрашивали полицейские участки о местонахождении молодых людей, полицейские умышленно лгали и вводили их в заблуждение.
«Те, о которых наводили справки, были упрятаны в полицейские участки», заявил Гиффорд. Расследование выявило, что во многих случаях полиция удерживала людей без предъявления обвинений дольше, чем позволяет закон (36 часов) и отказывало им в праве на адвоката и контактах с внешним миром до тех пор, пока они не подпишут признание. В результате многочисленных «признаний», суды столкнулись с вереницей дел с привлечением подростков и молодежи в возрасте 17-18 лет, которые, по-видимому, признались в разнообразных серьезных нарушениях полностью по своей воле. Не удивительно, что присяжные не знали, что многие из этих признаний были сделаны запуганными подростками, которых изолировали и допрашивали целыми днями без участия адвоката. Поэтому, ознакомившись с такими признаниями, многие присяжные, прочитав о варварском убийстве молодого полицейского, пришли в ужас, безоговорочно согласились с точкой зрения полиции и приняли эти признания на веру. Многие обвиняемые были осуждены, судьи были суровы.
В январе 1988 года министр правительства Дэвид Меллор посетил Сектор Газа. В широко разрекламированной истории, которая возмутила израильтян, он критиковал условия содержания палестинцев и порицал сопровождающих израильских чиновников за арест молодых людей, кидавшихся камнями. Представитель Британского Министерства иностранных дел заявил принимающей израильской стороне: «мы в Британии не арестовываем молодежь за то, что она бросается камнями».
Скажите это судье. Один молодой (чернокожий) парень, арестованный за кидание камнями во время восстания в Тоттенхэме, был приговорен к восьми (8) годам тюрьмы.
Один тринадцатилетний подросток «признался во всем» после того как его три дня продержали в полицейское камере, не давая ни с кем общаться, постоянно допрашивали и отобрали всю одежду, кроме трусов.
Сравнения обвинений, выдвинутых полицией и мер наказаний, определенных судом по тоттенхэмским делам и по делам, связанным с ранним восстанием в Хэндсворте, подтвердили мнение, что возмущение, направленное против отдельных убийц дало дорогу полицейской политике тотальной дискриминации по отношению ко всему обществу.
После более затяжного, крупномасштабного и более жестокого восстания в Хэндсворте, во время которого бутылки с зажигательной смесью нанесли серьезный ущерб и двое человек (азиатского происхождения) были убиты, были выдвинуты более серьезные обвинения. В Тоттенхэме 71 человек был обвинен в нарушении общественного спокойствия, 13 в беспорядках и 6 в убийстве (хотя впоследствии количество обвинений сократилось до 2, поскольку судья выявил противоречия в показаниях полиции). В Бирмингеме лишь 16 человек были обвинены в таких серьезных преступлениях, как нарушение общественного спокойствия, никто не был обвинен в убийстве (даже обвинения в непредумышленном убийстве были сняты). Приговоры так же странным образом отличались. Поджигателям из Бирмингема дали значительно меньшие сроки, чем тем, кто был обвинен в менее серьезных преступлениях в Тоттенхэме.
Отчет по делу о тоттенхэмском бунте выявил, что местная общественность «оправдывает гнев», явившийся результатом действий полиции в регионе, и вспыхнувший из-за смерти миссис Джаррет октябрьской ночью.
Со времен Бойни в Питерлу, в Соединенном Королевстве всегда было страной бунтовщиков и тех, кто жестоко подавляет любые серьезные формы протеста. Современный пример – «Кровавое воскресенье», когда войска застрелили 13 жителей Соединенного Королевства.
Несмотря на то, что восстания в Белфасте и Лондондерри случаются независимо от политической обстановки в Лондоне,  и хотя периодические всплески на «большой земле» Соединенного Королевства, в таких местах, как Ред-Лайон-Сквер, Грунвик и Льюишем (где Блэр Пич был забит на смерть полицейскими дубинками, и его убийство осталось безнаказанным), у нас не было таких проблем на улицах со времен беспорядков эпохи Индустриальной Революции. Экстремистская политика Тэтчер возвращает нас в прошлое, к «викторианским ценностям».
История ясно показывает, что в любой стране, где запрещена свобода самовыражения, где идеи равенства и всеобщего образования открыто попираются, где людей опекают, угнетают и лишают прав, восстания неизбежны. Сент-Полс, Токстет, Брикстон, Тоттенхэм, Нотинг-Хилл, Уоппинг – мы знаем лишь о восстаниях, попавших в центр внимания прессы, но как насчет инцидентов в таких городах как Саутхэмптон, Лидс, Уолверхэмптон и Плимут или новых городах, таких как Скелмерсдейл, о которых сообщалось только в местных СМИ?
В Скелмерсдейле репортеры «Радио Пикадилли» в Манчестере позвонили в местную полицию, чтобы узнать новости о том, что случилось во время восстания, но им было сказано, что «ничего необычного» на самом деле не случилось. Неужели подобные «бунты» стали настолько привычным явлением, или полицейское начальство просто отрицает, что они имели место? Свидетельства по всей стране подтверждают это. (500 человек, переворачивающих машины и грабящих магазины должны попасть в национальные новостные выпуски в 70-х, так вам кажется). Возможно, причина такого сокрытия в том, что полиция боится возникновения «подражательных» восстаний по всей стране, члены парламента от тори после первых брикстонских мятежей обвинили СМИ в раздувании конфликта. Возможно, политика, за которую ратовала в свое время Мэри Уайтхаус – цензура новостей, уже действует.
Хотя, может быть, все обстоит гораздо проще и паранойя по поводу сокрытия фактов необоснована. О таких событиях просто не сообщается на национальном уровне. СМИ это больше не интересует, потому что страна устала от созерцания горящих автомобилей, избиений полицейскими  дубинками и обстрелов резиновыми пулями. (Когда вы последний раз видели репортаж о мятежах в Белфасте? Они, что, прекратились?). Протест и подавление теперь привычное дело, это больше не новость, а раз это больше не новость, то они перестают быть реальностью.

ТЮРЬМА

Тюрьмы есть во всех странах, в некоторых из них процент заключенных очень высок, как, например, у нас. В британских тюрьмах больше заключенных, чем в любой другой европейской стране. Сейчас, когда вы это читаете, один человек из каждой тысячи сидит за решеткой.
В некоторых странах тюрьмы скорее являются местами реабилитации, а не наказания. У остального мира создается впечатление, что в Британии тюрьмы тоже считаются местом исправления. Заключение в тюрьму - просто последнее средство спасения, используемое для того, чтобы защитить общество от самых жестоких и закоренелых преступных элементов. Тюремное заключение срок доставляет заключенному неудобство, но не лишает его всех прав, заставляя страдать в месте скорби и отчаяния и т.п. В конце концов, мы – современное, либеральное и справедливое общество.
Барри Фостер пробыл в заключении более двух лет, прежде чем его дело было заслушано в суде. На допросах в полиции он сознался в преступлении, которого, как впоследствии было доказано, он не совершал. Несмотря на это, он два года просидел в тюрьме. Министерство внутренних дел не дало никаких объяснений члену парламента от его округа Роберту Макленнану по поводу того, почему Фостер просидел так долго, не будучи виновным ни в каком преступлении.
Министр внутренних дел (назначенный премьер-министром ответственным за тюремные вопросы и, стало быть, знающий, о чем говорит) заявил, что у него «нет данных» по числу людей в Англии и Уэльсе, заключенных в тюрьму без судебного разбирательства. По официальной правительственной оценке (возможно, весьма сдержанной) единовременно в тюрьмах могут находиться около 1500 человек, просидевших свыше трех месяцев, не будучи признанными виновными ни в каких преступлениях. (В это число не входят те, кто находится в тюрьмах Шотландии и Северной Ирландии). Правительство не афиширует, что в отдельных частях страны с момента заключения под стражу человека до начала процесса может пройти 178 дней.
Еще не так давно находящиеся в предварительном заключении имели привилегии, которых не было у осужденных преступников. Их могли чаще посещать родственники, им могли передавать еду, зубную пасту и другие вещи, которые были дозволены не осужденным задержанным. Теперь они этого лишились. В декабре 1987 года Правительство заявило, что в тюрьмы в продуктовых посылках тайно передаются наркотики, поэтому находящиеся в предварительном заключении лишены всех привилегий. Члены профсоюза тюремных работников высказались, что если бы хватало сотрудников, им было бы легче досматривать посылки, чтобы избежать подобных инцидентов. Но гораздо дешевле урезать права граждан, чем нанять соответствующее число служащих.
В январе 1988 года Союз Тюремных служащих проголосовал за проведение забастовки в знак протеста против нехватки персонала в британских тюрьмах. Подавляющее большинство членов, свыше 90% проголосовали за эту акцию. Правительство, однако, заявило, что за акцию проголосовало всего 45% от общего числа сотрудников, поэтому «мы не склонны думать, что оставшиеся 45% дали им мандаты» (так заявило Министерство внутренних дел). Однако, странно, за то же Правительство, в конце концов, проголосовало лишь 19% от общего числа населения Соединенного Королевства. Дополнительное число тюремных служащих не было нанято. Безработица растет. Права заключенных продолжают нарушаться из-за «нехватки штата».
Любой, побывавший в тюрьме, скажет вам, что британские тюрьмы зачастую весьма опасные, устаревшие и переполненные (согласно официальным отчетам у нас заключенных на 9 000 больше, чем место в тюрьмах). Жестокость надзирателей по отношению к заключенным и жестокость в отношениях между заключенными – обычное явление. Если ты оказался внутри, не жди справедливости.
В судебном прецеденте бывший заключенный подал иск против Министерства внутренних дел на возмещение ущерба за оскорбления, побои и введение ему лекарственных средств против его воли. (Необычно, что заключенный так же продолжал протестовать, настаивая на том, что он невиновен в преступлении, за которое его осудили, и после того, как его выпустили. Если человек пытается протестовать, сидя в тюрьме, ему вряд ли удастся что-то доказать). В этом деле Министерство внутренних дел отрицало, что заключенного принуждали принимать лекарства, как и факт избиения, заявив, что он сам согласился принимать лекарства. Тем не менее, человек заявил, что пять тюремных работников вошли в его камеру, уложили его на пол, стянули с него штаны, воткнули шприц ему в ягодицу и ввели препарат «Stelesine». Он утверждал, что такие принудительные инъекции производились неоднократно. Судья, тем не менее, принял свидетельские показания тюремных служащих, заявивших, что они «понятия не имели, что согласия на инъекции не получено», и дело было закрыто. Бывший заключенный подал апелляцию, но дело было прекращено.
Правовед сэр Джон Доналдсон сказал, что по закону заключенный имеет право не давать согласие на лечение ни при каких условиях. Лорд Эйвербери заявил, что даже если заключенный соглашается на лечение, зачастую это вызвано тем, что отказ будет расценен как отказ сотрудничать с тюремным руководством, и повлечет за собой увеличение срока заключения.
Практика принудительного введения лекарств заключенным - распространенное явление. В 1984 году Министерство внутренних дел признало, что в 1983 году заключенным было введено 8 220 доз психотропных веществ. Эти, вызывающие изменения сознания вещества, мы должны подчеркнуть, вводятся людям, находящимся не в психиатрических лечебницах, а заключенным в обычных тюрьмах. Данные по оральному введению лекарственных препаратов не доступны.
Хотя этот конкретный прецедент, возможно, имел, а возможно и не имел место быть, подобные обвинения в принудительном лечении и других формах жесткого обращения на деле весьма не редки. Как было сказано в Парламенте – «заявления бывших заключенных последовательны и логичны, поэтому их жалобы выглядят убедительно».
Подобные обвинения практически невозможно доказать.  Даже в тех случаях, когда заключенные умирают, судебные власти, по-видимому, не в состоянии разобраться с многочисленными делами, возбужденными против полицейских или тюремных служащих, и до сих пор никто не оказался за решеткой за жесткое обращение с заключенными, не говоря уже об убийстве. Как правило, если кто-то страдает от жестокого обращения или умирает в тюрьме, ходатайства озабоченного общества внимательно изучаются, проводится дознание... и ничего не происходит.
Давайте рассмотрим это на примере одной из тюрем Англии и Уэльса - Уондсвортской тюрьмы в Южном Лондоне.
В Уондсворте Терри Смердон был найден в камере мертвым, с синяками на теле. Дознание закончилось ничем.
Йен Метвен – еще один заключенный, нашедший свой конец в Уондсворте. Следствие вынесло вердикт – «смерть по неосторожности».
Ленни Тернер утверждает, что в Уондсворте его избивали и не давали пищи и воды в течение пяти дней.
Джимми Андерсон, который зашел так далеко, что даже обратился в суд с просьбой начать судебное разбирательство против некоторых сотрудников Уондсворта, заявил в суде, что тюремные служащие угрожали ему смертью, если он не признает свою вину. Он обратился в Верховный суд с просьбой возбудить дело, чтобы привлечь к ответственности тюремных служащих, избивавших его, но Лорд главный судья Тэскер Уилльямс, настроенный против него, запретил ему подавать в суд, на том основании, что это «адекватная защита против нападок на тюремную систему». Никто из тюремных служащих под суд не попал.
Хотя поступают тысячи подобных жалоб на незаконные действия тюремных служащих, многочисленные узаконенные наказания остаются незамеченными. Тюремные служащие могут подвергать заключенных разнообразным суровым наказаниям и ограничениям. Согласно Правилу 43, заключенные могут быть изолированы и помещены в одиночную камеру, они могут быть связаны печально известным Поясом (разновидность стягивающего смирительного кожаного жилета) или посажены в карцер (так же известный как «Узкая клетка»).
Обыск на теле – привычное явление. В 1982 году некоторые тюрьмы ввели в обиход обыск женщин-заключенных. В одной тюрьме 97 заключенных были подвергнуты обыску 772 раза в течение четырех месяцев – по восемь обысков на одного заключенного. Согласно имеющимся данным, в июне 1983 года, одна женщина подвергалась обыску 28 раз. И это продолжается и поныне и считается вполне законной практикой.
Вопреки распространенному мнению, большинство преступников, отправленных в тюрьмы, осуждены не за преступления против человека, а против собственности человека – преступления, в которых не было жертв. Из всех преступлений, совершенных в Англии и Уэльсе в 1986 году, 96% - преступления против собственности. Несмотря на заголовки и пропаганду, ведущуюся Министерством внутренних дел и Полицией, подавляющее большинство людей, оказавшихся в тюрьме - не жестоки и не сексуально озабочены и не представляют физической опасности для остальных членов общества. Они, скорее всего, угнали машину, уклонились от уплаты налогов, продавали порнографическое видео или употребляли марихуану, а не насиловали и убивали. Но в обществе, одержимом материализмом, цензурой и запретами, они оказались в тюремной системе, которая не делает различий между злодеями и неудачниками. Хотя содержание в некоторых тюрьмах лучше, чем в других, если вы в этой стране попадете в тюрьму, даже за преступление, в котором  не было потерпевшего, вас вполне могут накачивать лекарствами, обыскивать, сажать в карцер и – если только удастся убедить отдельных членов Палаты Лордов – избивать охранники и другие заключенные, так же не исключено, что, если у вас возникнут психические или физические проблемы со здоровьем, то вы не получите медицинской помощи, на которую могут рассчитывать заключенные во всем цивилизованном мире.
Рассмотрим пример Алана Щелбински. Когда он попал в тюрьму с очень уместным названием «Стренджуэйз», он страдал от припадков. Вместо того чтобы его госпитализировать, Алана поместили в камеру с голыми кирпичными стенами, бетонным полом и без мебели, за исключением голого матраса, брошенного прямо на пол. Его раздели догола и оставили одного в камере на несколько дней. Большую часть времени он пролежал на полу камеры, последние дни в собственных экскрементах. Когда случился припадок, он бился о стены камеры. Ссадины и ушибы не были обработаны. Несмотря на его ужасное состояние, руководство тюрьмы не дало его родителям увидеться с ним, хотя им было известно, что его мать знает, как нужно действовать во время приступов. Алан умер через неделю, после того как попал в тюрьму. На дознании, в ходе которого открылись детали его смерти, описанные здесь, тюремные власти продолжали утверждать, что камера была «подходящим местом» для Алана.
Хотя наши тюрьмы и центры содержания правонарушителей безнадежно переполнены, есть средство, которое позволит решить эту проблему без больших затрат средств налогоплательщиков. Это декриминализация ряда правонарушений, таких, как хранение некоторых видов наркотиков, распоряжение судьям приговаривать людей к меньшим срокам за незначительные преступления, и, вместо того, чтобы наказывать правонарушителей, отправляя их в тюрьму, приговаривать их к общественным работам и выплате компенсаций владельцам собственности, которую они украли или испортили. Несмотря на здравый смысл этих предложений, выдвинутых в ряде отчетов, суды, по-видимому, не желают меняться, поскольку с каждым годом количество заключенных растет и пенитенциарная система не справляется с нагрузкой. Другое, альтернативное решение проблемы переполненности тюрем – позволить заключенным умирать, особенно, если они такие беспокойные, как Щелбински. Алан отнюдь не уникален. Каждые два дня кто-нибудь умирает в тюремной камере.
Национальный Совет по гражданским свободам (теперь называемым «Свободой») получает в среднем 2000 писем в год по поводу жестокого обращения с заключенными. Типичный случай, о котором они рассказали, дело восемнадцатилетнего Джима Хитер-Хейса. Он покончил с собой в тюрьме Эшфорд, сразу же после осмотра, проведенного тюремным врачом. Во время расследования его смерти доктор дал показания, которые дали честное представление о том, какова на деле медицинская помощь в Эшфорде. «Я вошел в камеру вместе с охранником и спросил – Ты в порядке? Хитер-Хейс ничего не ответил, поэтому я ушел».
«Рисли Реманд центр» – еще одна тюрьма, где содержатся люди невиновные в каких-либо преступлениях. В отчете по центру, опубликованном в июне 1988 года было выявлено, что центр «заражен тараканами и другими паразитами, санитарно-гигиенические условия практически отсутствуют и общие условия оцениваются даже не как плохие, а как отвратительные». За двадцать лет существования Рисли в нем случилось 25 самоубийств.
Разумеется, не все тюрьмы – адские бездны. Правительство может заявить, что некоторые из них очень хорошие, и это в самом деле так. Но, разумеется, нам нет нужды интересоваться тем, что происходит в хороших тюрьмах, но, нас не может не беспокоить то, что происходит в плохих тюрьмах.
Проблема в том, что, до тех пор, пока мы, британцы, не перестанем восхищаться нашей тюремной системой, осуждая тюрьмы в других странах (таких как Турция или СССР, например), мы не сможем провести их реформу.
Проблема в том, что членов парламента, газеты и широкую общественность мало заботит то, что происходит за тюремными стенами, и те немногие участники кампании, которых это волнуют, зачастую обнаруживают, что не могут лично, своими силами оценить ситуацию, поскольку бывшие заключенные в качестве свидетелей автоматически дискредитируются, в связи с тем, что ранее они нарушили закон, и чиновники блокируют любые расследования стеной молчания и подозрительности. Мы возвращаемся к вопросу об Информации. Информация о том, что происходит внутри тюрем считается крайне секретной в свободной Британии.
Правила Министерства внутренних дел, относительно заключенных, пишущих книги, отбывая свои сроки, гласит, что заключенные, желающие написать книгу, отбывая наказание, могут это сделать, и книга может быть опубликована после освобождения, но они «не должны упоминать об условиях содержания в тюрьме, персонале или других заключенных». Помимо этого, пока автор находится в тюрьме, рукопись не может быть передана из тюрьмы даже после контрольного просмотра.
Книги, письма, заметки и даже личные дневники заключенных, пока они находятся за решеткой, являются собственностью тюрьмы и могут быть подвергнуты цензуре или конфискованы в любое время, и остаться там, даже после того, как заключенный выйдет на свободу.
Сравним это с несвободной Россией. Когда осужденный шпион Питер Крогер был обменян на британского шпиона Джеральда Брука, все его записные книжки были изъяты тюремными властями и ему не позволили взять их с собой. Брук, вернувшийся в Англию из СССР, привез с собой все свои дневники, свыше тридцати.

ЗДОРОВЬЕ, СЕКС И МОРАЛЬ (НАДЕВАЕМ ПРЕЗЕРВАТИВЫ, СНИМАЕМ ПЕРЧАТКИ)
Мы уже рассмотрели многие аспекты жизни в Британии, чтобы дать представление о репрессиях, творящихся на земле свободы. И любой человек, пытающийся поведать об этом общественности, может, в свою очередь, стать жертвой. Монополия правых на контроль над новостными СМИ и экстремистские, придирчивые, неумелые попытки левых политиков противостоять этому на «альтернативных» теле-шоу и в журналах означают, что «политические» средства выражения на деле так же ограничены и разделены.
Нужно, тем не менее, сказать, что куда больше снисхождения выказывается политическим диссидентам (которые сохраняют небольшое количество власти, поскольку могут голосовать), чем людям, которые публикуют информацию, связанную с Религией и Сексом. Даже апатичные британцы должны, как могут подумать некоторые, протестовать, если государство вмешивается и подвергает цензуре какие-либо политические или сексуальные темы. Наша свобода жаловаться на правительство, иногда даже критиковать правительство (но только не Государство) расценивается как фундаментальное право и гораздо более важное, чем наша свобода делать то, что заблагорассудится со своим собственным телом.
Поскольку единственной альтернативой правительству является другое правительство, которое, как правило, действует точно так же, как и предшествующее, Государственная Система может допустить незначительную критику в адрес Даунинг-стрит и принять некоторые изменения в правительстве, если при этом уцелеет система.
Настоятельная потребность Власти – это контроль над каждой личностью, как отдельным организмом и, таким образом, контроль масс. Этот контроль над личностью теперь стал неявным и в тоже время более необходимым, в такой сфере, как секс.
Общественное давление, оказываемое на личность таково, что она покорно приспосабливается к «стандарту», и очевидно, не нужды даже  приводить здесь примеры. Британия, кажется, одержима сексом и эта нездоровая одержимость отражается на законах.
Согласно «Закону о почте», пересылка «непристойных» материалов по почте является правонарушением, даже если они упакованы таким образом, что не могут ни чем оскорбить стыдливых почтальонов...
Анальные половые сношения между мужчинами и женщинами незаконны, даже если участники состоят в законном браке...
В 1985 году был возбужден процесс против, выходящего в Центральных графствах, журнала под названием «Рандеву» и журнал был запрещен. Журнал публиковал эротические рассказы и письма, без фотографий обнаженных моделей и гениталий. Состоял он, главным образом, из частных объявлений взрослых членов общества, желающих познакомиться, как правило, для секса. Журнал не принимал объявлений от сексуальных меньшинств, проституток или порнографов и продавался людям старше 18 лет. Это еще не конец, это только начало...
«Найтшифт» («Ночная смена») – ночной клуб, работавший в центральном Лондоне, он посещался в основном женатыми парами из пригородов, увлекающимися «свингом». Хотя администрация клуба не разрешала заниматься сексом в клубе, и он использовался лишь как место встречи взрослых единомышленников, полиция в ноябре 1987 совершила рейд на клуб, заявив, что они «расследуют возможные лицензионные нарушения и (что точно не установлено) непристойные отношения». Клуб вынудили закрыться...
Гомосексуализм до сих пор запрещен в вооруженных силах. Считается, что примерно 100 человек в год в Колчестерском центре военной подготовки сажают в тюрьму только за то, что они геи. Нарушая право человека на частную жизнь, в армии кандидатам задают вопросы об их личных сексуальных предпочтениях. Лиц, подозреваемых в принадлежности к секс-меньшинствам, военный суд просто выкидывает из армии. Это, в сущности, означает, что войска теряют компетентных, профессиональных людей, на обучение которых были потрачены сотни тысяч фунтов стерлингов из денег налогоплательщиков.
После серии полицейских рейдов на частные дома в 1990 году, в ходе операции под кодовым названием «Гаечный ключ», шестнадцать человек были осуждены за физическое насилие, приведшее к телесным повреждениям, и посажены в Олд-Бейли, согласно разделам 47 и 20 «Закона о преступлениях против личности» от 1861 года. Их преступление состояло в том, что они получали удовольствие от жестких садо-мазохистских гомосексуальных отношений друг с другом и записали ряд подобных сцен на видео. Видео не продавалось и не распространялось, но было обнаружено полицией в частном доме во время одного из рейдов. Всем осужденным было больше двадцати одного года. Сроки заключения варьировались, но некоторые из осужденных получили по четыре с половиной года тюрьмы. Аппеляционный суд сократил некоторым из них срок заключения, но не снял обвинения. Адвокаты осужденных передали дело на рассмотрение в Палату лордов, где 11-го марта 1993 года решение суда первой инстанции было поддержано с незначительным перевесом голосов. Один из судей, лорд Лоури сказал: «Гомосексуализм не способствует укреплению здоровья общества и улучшению семейной жизни». Другой, лорд Темплмен, заявил: «Общество должно защитить себя от культа жестокости. Удовольствие, получаемое от причинения боли – это зло». Так, невзирая на то, что все эти люди были совершеннолетние, занимались этим частным образом, по доброй воле, и, до новой интерпретации этого древнего закона, не имели никаких причин думать, что их действия незаконны, тем не менее, все еще находятся в Брикстонской тюрьме. В момент написания этой статьи несколько осужденных все еще томились в тюрьме за избиение, попросту говоря за нанесение повреждений друг другу, в то время как успешные боксеры вызывают восхищение у респектабельных членов общества, хотя, в сущности, делают то же самое. Британия, как член ЕС, подписала Европейскую Конвенцию по правам человека, Статья 8 которой гарантирует уважение к частной жизни каждого европейского гражданина. Это дело было направлено в Европейскую комиссию по правам человека. По стечению обстоятельств, в тот день, когда был опубликован отчет о решении лордов-судей, ряд газет напечатали маленькую заметку о деле врачей, которые пошли на поводу у родителей 13-дневной девочки, членов секты «Свидетели Иеговы», и отказали в ей медицинской помощи потому, что, по словам врачей, они спасали жизнь матери. Геи, которые в силу своей ориентации, не могут «улучшить семейную жизнь» традиционным способом, получили тюремные сроки за действия, совершаемые по обоюдному согласию, которые не привели ни к каким тяжким повреждениям, не говоря уже о смерти. В то же время, с другой стороны, христианской секте дозволено обрекать людей на смерть, таким образом лишая своих детей возможности «укрепления семейной жизни». Экстремисты с «христианскими» мотивами, по-видимому, считаются нормальными, даже если их действия приводят к смерти. Экстремисты с личными сексуальными мотивами наказываются законом, даже если их действия никому не причиняют вреда.
В Нью-Йорке есть Таймс-сквер, в Париже – Пигаль, в
Гамбурге – Рипербан, в Лондоне – Сохо. При поддержке Столичной полиции, Вестминстерского совета и Правительства, в Сохо уничтожены магазины, специализировавшиеся на продаже секс-литературы. Закрыты киноклубы, показывающие откровенные фильмы для взрослых.
Может, это и не великая потеря, но это показатель пуританского наступления, ведущегося в нашей стране. К тому же в связи с этим возникает целый ряд дополнительных проблем. Когда Развлекательную секс-индустрию загнали в подполье, вместо того, чтобы сделать ее объектом общественных исследований, в этот бизнес пришли гангстеры, мошенники-торговцы и прочие дельцы черного рынка. Это создает проблемы для полиции, и для несчастных потребителей и для тех, кто занят в этой индустрии, поскольку они подвергаются жестокому обращению, их нещадно эксплуатируют, не заботясь о регулярных проверках состояния здоровья. Тэтчеровская Британия предпочла замести Секс под ковер. Если сравнить ситуацию с Копенгагеном, в котором имеются бордели, управляемые городским советом, легальные гей-клубы и тому подобное,  с тем, что творится в Бангкоке, где проституция противозаконна, но при этом огромное число случаев эксплуатации детей и высокий уровень заболеваний, можно лишь удивляться, почему британские власти решили позаимствовать именно эту несуразную, запретительную политику.
Политики могут говорить, что угодно, но подоплека всех политических дебатов - это распределение средств. Дележ пирога. И в этом распределении средств и приоритетов, государство демонстрирует истинное отношение к определенным сегментам общества и тому, как они себя ведут. Наиболее очевидный и актуальный вопрос настоящего времени это то, как Британское правительство, Министерство здравоохранения и социального обеспечения, научные учреждения и СМИ реагируют на ВИЧ и распространение СПИДа.
Синдром был впервые идентифицирован американскими врачами в начале восьмидесятых, и к 1983 году было хорошо известно, что этот вирус передается половым путем. В первые несколько лет проблема касалась исключительно мужчин-геев, главным образом тех, кто употреблял наркотики и сравнительно незначительного числа больных гемофилией. Информация о заболевании распространялась в основном гей-прессой, благотворительным фондом «Теренс Хиггинс Траст» и горсткой встревоженных врачей из клиник, специализирующихся на заболеваниях передающихся половым путем. Несмотря на предостережения из США, которые были приняты во внимание в таких странах, как Швеция и Голландия, Британскому правительству потребовалось три года, до конца 1986 года, чтобы предпринять какие-то серьезные действия. Было ли совпадением то, что как раз в это время эксперты сообщили, что заболевание началось распространяться среди гетеросексуального общества? К этому времени было установлено, что свыше 50 000 британцев уже инфицированы этим вирусом. За исключением пары тысяч больных гемофилией, нескольких сотен наркоманов и лишь шести гетеросексуальных женщин, почти все эти 50 000 человек, по-видимому, были мужчинами-геями.
Когда стало известно, что в группу риска попали гетеросексуалы, правительство выделило 4 миллиона фунтов стерлингов на финансирование 21 проекта, связанных со СПИДом (только четыре из них занимались поисками лекарства от болезни). Эта сумма представляет собой эквивалент одной трети стоимости истребителя «Торнадо», которых в Королевских Военно-Воздушных Силах насчитывается 220. В начале 1987 года 20 миллионов фунтов было потрачено на рекламную кампанию, предупреждавшую о заболевании (сравните с 40 миллионами фунтов, потраченных на рекламную кампанию «Бритиш Гэс» несколькими месяцами ранее). Один опрос показал, что люди считают, что правительство правильно среагировало на опасность, хотя гей-пресса публично выражала удивление, почему правительство выжидало столько лет, прежде чем предпринять какие-то шаги. И почему бюджет на исследования - один из самых низких в пересчете на душу населения в Западной Европе? Почему правительство ничего не предприняло три года назад, когда считалось, что эта проблема касается только гомосексуалов? По крайней мере, «простые» люди наконец-таки предупреждены о проблеме, несмотря на то, что битва с «невежеством» велась не с «Дюрексом», рекламу которого на телевидении сперва запретили, а с вулканами и айсбергами.
В феврале 1987 года заместитель министра здравоохранения Эдвина Керри произнесла в Ливерпуле речь, отражающую взгляды Правительства: «Добрые христиане не болеют СПИДом», заверила она нацию и добавила, что «риску подвергаются только те, кто плохо себя ведет». По-видимому, вирус действует, как можно вывести из ее речи, только на плохих людей, безбожников, которые не согласны с извращенными псевдо-викторианскими ценностями, а стало быть, нет нужды заботиться об их здоровье.
Тем временем, другой столп общества, Христианская Церковь выдвигает свои конструктивные предложения по решению проблемы. «Рекламные объявления о СПИДе возбуждают у молодежи интерес к сексу», ляпнул один тактичный католический епископ, добавив, что очертани䑏 надгробного памятника в ролике «слишком фаллические». (Как же на деле угроза смерти и привлекательность могильной плиты возбуждают интерес к сексу, уточнено не было). В Кенте викарий отказался дать разрешение на похороны молодого гея, жертвы болезни, на его кладбище, заявив: «Мы не хотим, чтобы тут таких хоронили». Истинное милосердие.
Среди прихожан Христианской церкви немало милых, преисполненных благих намерений, людей, и вера и церковная риторика, возможно, помогают многим людям. Но нравится вам это или нет, Церковь – враг Свободы Выбора. Столкнувшись со сложными, реальными проблемами, Церковь всегда предпочитает концепцию вмешательства, а не убежден8я примером. Поскольку в  основе отношения Государства к сексу и сексуальности лежит христианская мораль, которая является, именно последователи церкви в этой стране преследуют сексуальные (или любые другие) меньшинства. Подобные гонения всегда оправдываются «праведными» мотивами. Британские коммунисты преследуются, потому что их считают пособниками московского АнтиХриста, геи подвергаютсяРпреследованиям  и не допускаются в церк䐾вь в качестве священников, потому что могут развратить юношество и распространить заболевания, антисемитизм по-прежнему распространен, поскольку иудаизм противоречит христианству, видео подвергается цензуре, чтобы дети не сбились с пути истинного. И так далее и тому подобное.
Хотя мы не намерены подробно останавливаться на проблемах, связанных со СПИДом и преследованием мужчин-гомосексуалов, в последние годы эта группа пострадала наиболее заметно, поскольку Государство подыскивало «ненормальных» и меньшинства, из которых можно сделать козлов отпущения, к тому же их опыт является классическим примером того, насколько «свободны» мы стали в последнюю декаду тысячелетия.
В декабре 1987 года под давлением заднескамеечников-«тори», Правительство тайком протащило новый пункт в «Билль о местном правлении» - билль, который лишал власти демократическим путем выбранные местные советы и передавал ее Уайт-холлу, чего ранее никогда не было. Пункт 28 гласил, что местные советы теперь должны «запретить говорить в школах, что гомосексуальность приемлема...» и запретить любую «у м ы ш л е н н ую   п р о п а г а н ду   г о м о с е к с у а л и з м а».
Невероятно (а может и напротив, совершенно логично), парламентарии от лейбористской партии поддержали этот Пункт, хотя их представитель Джек Каннингем сделал оговорку, попросив публику понять, что новый закон поможет оградить школьные и публичные библиотеки от книг таких выдающихся авторов, как Труман Капоте, Оскар Уайльд и Гор Видал – всех, кто описывал или «пропагандировал» гомосексуальный образ жизни. Только один член парламента от «тори» - Майкл Браун – проголосовал против Пункта.
9-го января 1988 года 12 000 человек в Лондоне приняли участие в марше против принятия Пункта 28. Во время мирной демонстрации было арестовано 20 человек – двое мужчин за то, что целовались на публике, остальные - за незаконное ношение оружия, этим «оружием» были древки флагов и плакатов. «Санди Миррор» -  единственный «левый» британский таблоид, посвятила этому одну крошечную колонку на последних страницах. Когда на демонстрацию против этой Поправки в Манчестере вышли 40 000 человек, большая часть национальных газет просто проигнорировали это событие.
В марте 1987 года адвокат Эдриан Фулфорд заявил, что «с началом эпидемии СПИДа возросло число арестов среди мужчин-геев. И, несмотря на то, что большинство людей, арестовывавшихся за приставания, как правило, отделывались предупреждением или временным задержанием без возбуждения дела, теперь в большинстве случаев власти настаивают на передачи дел в суд». Самодовольное, религиозное правое крыло с появлением СПИДа стало столь бесстыдно манипулировать мнением публики, что к гомосексуалам в некоторых местах начинают относиться так же жестоко, как к евреям в фашистской Германии перед Второй Мировой войной. Совет города Регби в Уорвикшире отказался принимать на работу гомосексуалов, ВИЧ-инфицированным в Саутхемптоне запретили пользоваться муниципальным бассейном, сотни геев лишились работы, и с 1985 года, как показывают опросы, в 1985-87 гг. количество нападений на геев выросло на 1000 процентов.
Какой из этого следует вынести урок - всякий раз, когда возникает  предлог, позволяющий обществу выказать свою истинную, неприкрытую ненависть к человеку, который живет несколько иначе, все цивилизованные представления о сострадании, уважении, терпимости летят к черту. Перчатки снимаются...
Или, в случае полиции, перчатки надеваются. Многие геи рассказывали, что во время недавних рейдов на гей-клубы, на полицейских были резиновые хирургические перчатки, и при этом они шутили, что не хотят прикасаться ни к одному «педику», чтобы не подцепить болезнь. (Наша полиция прекрасна).
Давление возрастает со стороны реакционных групп всех мастей, в частности, внутри правительства. «Консервативная семейная кампания», поддерживаемая рядом членов парламента от «тори» требует отменить Закон от 1967 года, легализовавший гомосексуальные отношения между взрослыми мужчинами по взаимному согласию на личной территории. Хотя не разрешил, между прочим, использовать комнаты в отеле или любом другом «общественном» месте. (Гомосексуализм был запрещен в Северной Ирландии до 1982 года. И до сих пор запрещен на острове Мэн).
Член парламента Джеффри Диккенс – заднескамеечник от «тори» - не является участником этой кампании, но, тем не менее, ему есть, что сказать по этому поводу. «Семейная жизнь в нашей стране разрушается», заявил он, из-за свободных сексуальных отношений. «Гомосексуалы соблазняют и растлевают других, заманивая в свои противоестественные сети. Закон от 1967 года должен быть отменен». Когда его спросили о Гражданских правах, эта исключительно гармоничная личность заявила «Мы должны вмешаться в гражданские свободы, чтобы сделать то, что нужно» (как всегда) «... нормальные люди напуганы распространением гомосексуализма в этой стране». Но как такое изменение в законе сможет оказать влияние на эту ситуацию? «Изменение в законе должно включать в себя закрытие всех гей- и лесбийских клубов и пабов и запрещение соответствующих публикаций».
Интересно, подразумевает ли введение этого закона проведение полицейских рейдов на спальни взрослых, живущих вместе, людей, заподозренных полицией в гомосексуализме. «О, да», отвечает он. «Непременно». (Между прочим, Диккенс также представил в парламент законопроекты, которые должны запретить «оккультную» практику в Британии. Нечто абсолютно невозможное в соответствии с конституцией для Федерального правительства Америки, но легко осуществимое в свободомыслящей Британии).
Подобное изменение в законе неизбежно означает, что еще меньше геев будут проходить обследование в клиниках, из страха перед полицейскими, такими, как вышеупомянутый Джеймс Андертон. Что, без сомнения, будет способствовать распространению таких заболеваний как СПИД. Так, несмотря на то, что это делается под предлогом заботы об «Общественном здоровье», но истинная причина, стоящая за этими переменами фанатичная идея сохранения «Общественных приличий».
Консервативная партия заявляет, что всерьез размышляет над возможностью таких перемен, во время следующего периода пребывания у власти. Если закон будет изменен, полиция получит еще больше власти задерживать и допрашивать людей, читать мысли, конфисковывать книги и совершать набеги на частную собственность. В то же время живая сила будет отвлечена от борьбы с изнасилованиями, убийствами, грабежами и другими жестокими преступлениями, от которых, как нам говорят, они должны нас защищать. Защита личности от физического насилия, защита ее гражданских прав, очевидно, не столь важны, как выполнение законов, которые посчитали «правильными» несколько сотен деспотичных членов парламента, говорящие головы в Правительстве, и в принадлежащей «тори» «правой» прессе.
Британия, кажется, куда менее обеспокоена угрозой насилия и жестокости, чем предполагаемой угрозой со стороны людей инакомыслящих. Будь они геями, коммунистами, веганцами, язычниками или «психами».
Нас, как Общество, беспокоит не то, что та или иная группировка каким-то образом сможет безжалостно уничтожить нашу систему, но то, что они смогут убедить нас в своей правоте. Что, возможно, существует более комфортный и приятный образ жизни. Иначе, почему же мы преследуем мирные организации, такие как «Кампания за ядерное разоружение» или ставим вне закона определенные виды сексуальных отношений между взрослыми людьми? Вот почему в популярной прессе относятся с презрением и насмешкой к альтернативному образу жизни и литературе. Вот почему нас убеждают, что не стоит думать или действовать иначе. Вот почему невозможно даже говорить о том, что происходит с людьми, когда у них возникают психические проблемы.
Это может показаться невероятным, но сейчас в психиатрии существует мнение, ранее немыслимое, что говорить о психическом расстройстве можно лишь в том случае, если болен или поврежден сам мозг, в остальных же случаях это просто разнообразные отличия и отклонения, иногда проявляющиеся в крайних формах. Хотя это революционное мнение, возможно, ошибочно и больше походит на тему для обсуждения студентов-социологов, вопрос в том, что на протяжении многих лет любая разновидность антисоциального поведения личности рассматривалась как следствие какого-то непонятного психического «расстройства». (До 1920-х годов мы продолжали сажать в сумасшедший дом эпилептиков, кататоников, гомосексуалистов и даже незамужних матерей, поскольку считалось, что их аморальное поведение объясняется душевным заболеванием). Довольно странно, зачастую считается, что поведение личности является «доказательством» умственного расстройства, и в то же время расстройство считается следствием поведенческого опыта. Хотя диагностика и лечение душевных заболеваний, несомненно, производится из лучших побуждений, Свободное Общество должно проявлять осторожность в диагностировании, если у человека не наблюдается никаких явных физических повреждений. Зачастую кажется, что основной критерий, по которому мы определяем наличие у человека душевного заболевания, это то, сколько беспокойства он доставляет своей семье, друзьям, врачам.  Нет никаких четких, согласованных различий между преступниками и душевнобольными правонарушителями, но психически больной лишается больших прав – мы считаем, что вправе вмешиваться в работу его сознания без его на то согласия.
Разумеется, даже в свободном обществе должны приниматься какие-то решения по этому вопросу. Тем не менее, в истинно свободном и проявляющем заботу о человеке, обществе должны быть приняты соответствующие меры предосторожности, которые сделают невозможным заключение в лечебницы нормальных, асоциальных людей. Материалы благотворительного Медицинского Исследования Неврологических Заболеваний свидетельствуют о том, что в Британии такие меры не принимаются.
По всеобщему убеждению, ни один человек не может быть отправлен в клинику для душевнобольных против своей воли, за исключением тех случаев, когда несколько психиатров засвидетельствуют, что пациент опасен для общества. Это не так. Согласно Разделу 4 Закона о психическом здоровье, Социальный Работник может подать жалобу на человека и отправить его на лечение против его воли, если сочтет это необходимым. Только один Врач, терапевт, который, возможно, никогда до этого не видел «пациента» или не является специалистом в этой области, вот и все, что нужно, чтобы человека отправили на принудительное лечение. Если врач дал разрешение, человека (как правило, пожилого) могут насильно забрать из его дома (как правило, с помощью полицейских и социальных работников), поместить в охраняемый госпиталь и насильно вводить лекарственные препараты.
«Пациент» полностью остается на милости лечащего врача, имеющего право применять такие лекарства, как нейролептики, могущие пагубно сказаться на здоровье человека. (Хотя любой пациент в той или иной степени зависит от своего доктора, люди с физическими заболеваниями и ранениями имеют право отказаться от лечения, выписаться из госпиталя или проконсультироваться с другим специалистом. Душевнобольные такого права не имеют). Как только им поставлен диагноз, зачастую неверный, их лишают всех прав. Доктора, одержимые идеей «умопомешательства», пытаются лечить поведенческие проблемы исключительно с помощью избытка химикатов.
«Закон о психическом здоровье» не запрещает применять лекарства другим людям, помимо докторов. Тюремные служащие, медсестры и сиделки в психиатрических клиниках постоянно принудительно вводят заключенным лекарства. Это законно и оправданно лишь в случаях «крайней необходимости», когда пациент (или, скорее, узник) не в состоянии дать согласие. (Если, например, он ранен и находится без сознания и, следовательно, не в состоянии согласиться на применение необходимых для спасения его жизни лекарств).
На деле, даже когда пациенты и заключенные находятся в сознании, и не существует угрозы для их жизни, они не вправе отказаться от введения лекарств. Таких асоциальных людей считают либо безумцами, либо преступниками и с ними проще справляться, когда они по самые уши накачаны лекарствами, это стало не афишируемой, но весьма распространенной официально одобренной практикой.
Несмотря на настойчивые требования проведения реформ, правительство не изменило закон, и, в принятом в 1983 году Законе, отвергло возможность сделать медицинские учреждения и Министерство здравоохранения и социального обеспечения более подотчетными за свои действия и предоставить возможность пациентам узнать их права. И как всегда, в своем обычном стиле Британское Правительство продолжает критиковать заключение и принудительное лечение неблагонамеренных личностей в других странах.

БОЖЕСТВЕННАЯ ПОЛИТИКА

Теперешнее Консервативное Правительство – самая удивительная политическая зверушка, из всех появлявшихся в этой стране за последние сорок лет, потому что оно предпочитает влиять на общественное мнение, а не отражать его. Или, по крайней мере, отражает лишь то, что считает полезным для себя.
За последние годы, под влиянием СМИ произошло изменение в отношении к Общественной Морали, а в любой стране подобные перемены в Общественном Мнении имеют скверную привычку всплывать в качестве изменений в законах. (Поправка 28 – классический пример, отражающий ярую гомофобию, порожденную СПИДом). Эти изменения так же сказываются том, как Государство тратит деньги налогоплательщиков.
Например, Правительство считает, что нужно потратить больше денег на Полицейские Силы, для того, чтобы бороться с общественным недовольством, вызванным, главным образом, их антисоциальной экономической программой и навязыванием обилия новых ограничительных законов. В свете гигантского сокращения ассигнований на Здравоохранение и Образование, невозможно объяснить электорату значительное увеличение затрат в этой сфере, поэтому для оправдания этих затрат необходима поддержка. Полицейские Силы, как всегда, рады услужить, поскольку они не прочь увеличить свои силы, поэтому они фабрикуют данные о растущей преступности. Так, если верить статистике, в 1986 году, например, существенно возросло количество случаев изнасилования, по сравнению с 1985 годом. На деле же, как позднее признала Полиция, этого, возможно, и не произошло, но были изменены способы каталогизации отчетности по изнасилованиям, вследствие чего и создалось ложное впечатление значительного роста числа преступлений.
Разумеется, даже при демократии, личная позиция и мораль человека не могут никак повлиять на изменения в законе. Что же такое Общественное мнение? Общественное мнение зачастую путают с Личными Моральными Принципами. Общественное мнение может изменяться под воздействием нагнетания истерии в СМИ и публикацией искаженной статистики. Личные моральные принципы каждого отдельного человека не могут изменяться с такой легкостью. Мы живем в медиа-мире, Общественное Мнение формируется не посредством сбора независимых суждений или продуманных дебатов, а медиа-представлением об Общественном Мнении. Мнение, представленное тонкой общественной прослойкой – «деятелями», мелькающими на телеэкранах, радио и в газетах.
У большинства людей представление об Общественном мнении скопировано исключительно с газетного описания Общественного Мнения, придуманного людьми с политическими амбициями, находящимися у руля власти. Большая часть «новостей» на деле подается в сопровождении комментариев жаждущих паблисити личностей. (Например, в докладе «Масс-медиа и Северная Ирландия» было выявлено, что большая часть «новостей», посвященных региону, состояла из речей и интервью политиков).
Поэтому в современной Британии существует безмолвное большинство, которых не интересуют люди, скачущие вокруг Стоунхенджа или смотрящие откровенные сексуальные фильмы, создающие пиратские радиостанции или устраивающие пикеты у ворот закрытых фабрик. Этих людей уверяют, что они в меньшинстве. Они не принимают участия в теле-шоу. Их частное мнение не поддерживается теми, кто стоит у власти. Они не могут ничего доказать, и к тому же в любом случае общественное молчание порождает боязнь публично выступать против правительства и так называемого большинства. Так, хотя большинство на самом деле не желает понимать, что наши исконные права попираются, меньшинство, которое считающее себя стражем Общественной Морали манипулирует общественным мнением, чтобы оправдать свой произвол.
В физических науках удачные отклонения от принятых норм называются «инспирация». Люди, бросающие вызов принятым нормам и доказывающие, что они неверны, получают Нобелевскую премию. Их исследования поощряются, их открытия подтверждаются реальными физическими доказательствами.
Открытия, суждения и мнения в сфере Искусства, Морали, Философии, Теологии и т.п. практически невозможно подкрепить какими-либо материальными  доказательствами. Единственный шанс поддержать развитие – это убедить большинство, что то, что ты думаешь и делаешь, может быть интересным и полезным. Что перемены могут быть к лучшему. Единственный способ добиться этого – использовать средства массовой информации. Посредством кино, романов, журналов, картин, газет, музыки и т.д. Когда такие свободные формы самовыражения запрещаются и подвергаются цензуре, прогресс становится невозможным. Все подгоняется под существующую систему, какой бы ограниченной и неудовлетворительной она ни была. Каждый должен поддерживать ее, пускай и неискренне. Упадок, вместо движения вперед. К статичному, септическому «статус кво» вместо просвещения и перемен.
В современных условиях климате, когда мораль воспринимается в монохроме, страдает сама Человеческая Эволюция. Если вы искажаете реальность и подвергаете цензуре СМИ, перемены в человеческом восприятии становятся невозможными. В научных терминах – радикальные перемены, признанные фактом называются сдвиг парадигмы. Парадигма, буквально  - остов мысли (от греческого слова «paradigma» - модель, образец). Значит, сдвиг парадигмы – это новый взгляд на старые проблемы. Что интересно в сдвигах парадигмы, так это то, что по прошествии времени, каждый «сдвиг», в конечном счете, становится общепринятым образом мышления и естественным образом становится ненужным, когда случается следующий сдвиг. Сдвиг вызывается кем-то. Сперва (возможно на протяжении десятилетий) он отвергается адептами старой парадигмы, но со временем становится общепринятой системой взглядов. Таким образом, в эволюционном смысле, эта концепция изменения «правды» служит отличным доводом против слепой веры, догматизма и цензуры, поскольку каждая парадигма, по-видимому, обладает встроенным саморазрушительным механизмом. То есть каждая система взглядов, каждая идея, каждый ответ отвергает другую идею, другой вопрос. Новые данные не вписываются в старые системы координат, поэтому, в конечном счете, вы остаетесь с горой вопросов, которые невозможно удержать в рамках старой парадигмы и рамки разрываются очередным Сезанном или Эйнштейном. Нерешенные вопросы перетекают в новую систему координат для получения ответов, и так это продолжается до следующего сдвига. К сожалению, этот эволюционный опыт более не работает в Британии.
Правда в том, что мы живем в обществе, которое не способно примириться с прогрессивными переменами. В этой стране некоторый прогресс наметился в период между окончанием войны и введением тэтчеризма. Создание Национальной Службы Здравоохранения, усовершенствование системы образования, смягчение многих несправедливых законов и тому подобное. Впереди был долгий путь, но пройти его было необходимо. Но этот и без того медленный прогресс практически остановился, потому что было решено, что мы не можем платить за наше развитие. Как обычно, об этом позаботились Мировые Банки. Теперь Консерваторы отбрасывают нас назад, на целый век, чтобы сделать страну отсталой, изолированной, и безопасной в своем невежестве. Капиталистическое Государство довольно успешно восстанавливается после любых долгосрочных перемен. Нынешнее правительство показывает, что мы – общество, которое не видит настоящего, не заглядывает в будущее, но цепляется за образы прошлого. И правые, и левые политики выступают за цензуру, невежество и верность старомодным ценностям и образу мышления. Церковь между тем убеждена, что древние моральные нормы и правила являются священными и неприкосновенными и способны решать любые проблемы современности. Законодательная система и общественные настроения отражают это в вечной ледяной мерзлоте, где замерло все движение. Тотальное игнорирование теории эволюции. Теории, которая делает возможной и необходимой потребность личности в самовыражении, выборе своего пути, выражении своих мыслей и поиске новых ощущений, теории, которая поддерживает и вдохновляет перемены. Развитие. Прогресс.
Мы живем в стране, пронизанной страхами людей вчерашнего дня. Людьми, которые удерживают контроль посредством мириад мумифицированных, непостижимых законов, подкрепленных угрозой реального физического насилия и лишений. Они творят это вовсе не потому что злы или глупы, но потому что абсолютно уверены в своей правоте и, что цель оправдывает средства.
Причины, уверенности Государства в своей правоте глубоко укоренились в результате его символической связи с религией.
Идея очеловеченных богов ведет свое происхождение из Египта, Вавилона и Греции, а Христианство многое позаимствовало из этих регионов. Богов, которые создали законы и правили Землей. Эти божества следовало ублажать, чтобы рос хлеб. Ловкие лидеры правящих групп умело пользовались этой идеей и заявляли о своих тайных взаимоотношениях с богами. Поэтому неудивительно, что первая письменно зафиксированная законодательная система – в Вавилоне – считалась написанной не человеком, а Богом. Царь Хаммураппи (2067-2025 до р. Х.) провозгласил, что закон дан ему Мердуком (не просто один из многочисленных богов, но вавилонская версия более позднего греческого всемогущего Зевса). И хотя на протяжении веков имена богов и детали законов менялись, концепция оставалась той же самой.
Глава Государства в Британии – Монарх, он также является главой Англиканской Церкви. Епископы автоматически получают места в Парламенте (в Палате Лордов) и любые законы, проходящие в парламенте, не могут стать законами до тех пор, пока его не подпишет Монарх (дав «Королевское Согласие»). Намек на Бога и, так называемое, Добро очевиден. Подразумевается, что Государству дано право править.
Со времен хитроумного царя Хаммураппи Бог неразделимо связан с государством. Бог стал политизированным, и привлекательность Бога стала использоваться теми, кто желал получить контроль над остальными. «Его» законы размножились и вольно перетолковывались людьми, которые заявляли о том, что они, может и не говорят напрямую с богом, но, изучая его заповеди (единение с Церковью), получают право не только контролировать остальных, но и монополию на мораль. Таким образом, все войны – священные войны и все законы – праведные законы. Чем больше у нас законов, тем лучше мы должны стать. Очаровательно.
К сожалению, эта невысказанная ассоциация с «Как все вокруг прекрасно» , привела нас к ситуации, в которой те, кто убежден в своей правоте, должны поверить, что другие ошибаются. По мнению Всеобщей Няньки их бедные души должны быть спасены, их нужно заставить хорошо себя вести. Скверные детишки.
Поскольку положение Британии в мире резко ухудшилось, правительство не может устоять перед искушением и, вместо того, чтобы смотреть вперед и пытаться найти решение сегодняшних проблем, оно оглядывается назад, на золотое время страны, правившей четвертой частью планеты, где всякий знал свое место. Стремясь стабилизировать ситуацию, нынешнее правительство поддерживает и насаждает возврат старых ценностей Викторианской эпохи, точно возвращение в то несправедливое и безжалостное время может каким-то научно-фантастическим способом восстановить мировой статус Британии.
Это ошибочное мнение является показателем инстинкта выживания Государственной Машины. Для этой гигантского, почти абстрактной сущности отдельные люди не имеют никакого значения. Если для того, чтобы система работала гладко без перебоев, личность должна подчиниться несправедливости, бессмысленным трудностям и лишениям свободы, значит, так тому и быть. При условии, что возникнет образ морально безупречного, нового Британского Отечества. Не сильный на деле, но производящий впечатление сильного, здорового и высоконравственного. Сила, измеряемая не в свободе личности и удовлетворенности, но в распределении ценностей и ядерных боеголовках.
Наша цивилизация заперта в диалектике Конфликта и Состязания на международной арене и сохранение любой ценой контроля внутри страны. В этот ядерный век, когда сотрудничество и компромисс – вот истинные ключи к выживанию, наша система стала опасной и устаревшей.
Когда исследования и реформы преданы забвению, страдает цивилизация, Образование, Искусство, Литература отходят на задний план, поскольку личностям, пытающимся выразить новые идеи, затыкают рот. Те, кто с этим не согласен, выставляются дураками, и даже преступниками, поэтому новый криминалитет состоит не из жестоких гангстеров или насильников, а из людей, продающих книги и снимающих фильмы. Из пожилых леди, протестующих в Гринхэме, и Государственных Служащих, говорящих правду о работе нашего Правительства.
Наша история поистине ужасна. Печальна и тягостна. Подумайте об этом. Страна, которая когда-то была колыбелью демократии и местом рождения самого честного законодательства в мире, разрушена, и, возможно, не подлежит восстановлению. Долгосрочные последствия, не только новые законы Правительства, но его неуважение к правде существенно сказалось на Свободе Личности и социальном здоровье нации. Мы остались лишь с фальшивой видимостью демократии, подтверждаемой длинными очередями к избирательным урнам каждые пять лет, отдавая свои голоса за ту или иную идиотскую систему ценностей. Наши выбор находится под контролем и спрогнозирован системой, которой мы подчиняемся. Системой, которая продвигает на вершины власти мегаломаньяков и лжецов.
Систематической ложью, редактированием и сокрытием правды Тэтчер и, в меньшей степени, Джон Мейджор и их сторонники создали то, что социологи называют «состояние дезинформации». В Америке Вацлоник и другие проводили эксперименты, во время которых совершенно нормальным людям систематически, продуманно, рассчитано лгали. В результате этого объекты стали вести себя абсолютно иррационально, как шизофреники и параноики. Мне кажется, нечто похожее происходит сейчас в нашей стране, поскольку люди отказались от каких-либо надежд и утратили интерес к политике и структуре общества. Что способствовало тайному неконтролируемому усилению централизованной власти. Рост употребления наркотиков и алкоголя, самоубийств и жестоких преступлений –порождения не телевидения, а отчужденности и недоверия системе, которая отказывает людям в последней надежде.
Немногие реалисты станут оспаривать необходимость разумных, общепринятых законов и надзора за соблюдением этих законов. Нам всем нужна защита от насилия и запугивания, мы беспокоимся из-за распространения опасных наркотиков и т.п. Но мы сейчас говорим не об этом. Мы говорим о крайне извращенном, антидемократическом использовании власти. О слепом допущении, что сохранение существующей общественной системы – задача первостепенной важности и вере в то, что ограниченная система ценностей избранного правительства столь совершенны, что любое серьезное несогласие должно подавляться.
Разве мы не привели пример, того, как мы по䐿устительствуем системе образования, открыто внушающей детям идеи, которые она считает правильными? Что наша вера в «добро» и «з䐻о» столь  извращена, что адепты авторитетного мнения Государства действительно свято верят, в свое прав䐾 на мон䐾полию в благочестии, справедливости, хорошем вкусе и зд䑀авом смысле? Что мы создали бюрократию, которая присвоила себе право вмешиваться в частную жизнь людей и критиковать даже самые благородные поступки личности?  Разве мы не обременены вопиюще антидемократической электоральной системой, которая не будет ниспровергнута теми, кто допустил эту систему к абсолютной власти, коррумпированными, тупыми, жестокими полицейскими силами и несправедливым, предвзятым и дряхлым правосудием? Сверх того, история велит нам хранить верность, лояльность правительственному монолиту, предположительно существующему для того, чтобы служить людям и обеспечивать их благополучие, превратившемуся в современное Божество. Служить (особе=но во время войны) и обслуживать. Наше чувство свободы абстрактно, наше ощущение давления слишком реально.
Система несовершенна, и у всех правительств есть недостатки, но наше нынешнее правит䐵льство изменило все правила и это сошло ему с рук. Как говорил Стюарт Белл: «Джону Донну было бы что об этом сказать».
Правительство звонит в колокол по равенству в обществе, которое, как мы когда-тоРверили, выступает против авторитарности䀮 Оно звонит в колокол по свободам – знакомым,  понятным и некогда доступным. Оно звонит в колокол по нашим детям. Они вырастут в обществе, в котором в порядке вещей обыски в домах граждан без ордера, вскрывание частных писем, семидневное заключение без предъявления обвинения, 3 месяца в тюрьме без суда, смерть в заключении, пластиковые пули, которыми стреляют в детей, мирные демонстрации, которые объявляются незаконными, судебные процессы без участия присяжных и принудительное лечение заключенных, успешное лишение права на участие в забастовках и пикетах, уничтожение местной демократии, запрещение книг...
Возможно, последнее слово следует предоставить человеку со стороны, чье мнение будет более объективным. В нашем случае это американский профессор Рональд Дворкин, политический комментатор, философ и лектор Оксфордского университета: «Поистине цивилизованное общество бдительно следит за вопросом о гражданских правах. В этой стране огромное количество меньшинств являются объектом ненависти. Каждый человек, который тем или иным образом является членом меньшинства, не только черные, не только гомосексуалы, но все люди, придерживающиеся каких бы то ни было непопулярных взглядов, должны объединиться. Они должны заявить, что не допустят того, чтобы при каждом возможном случае люди, прикрываясь в качестве оправдания сфабрикованными предлогами, сбрасывали и без того тонкий налет цивилизованности».
Но слова рекламного лозунга «тори», повторяемые видеомагнитофоном, холодные и пустые... «Человек рождается свободным... его естественное состояние... право, данное ему богом. Нигде эта традиция не укоренилась так  глубоко, как в Британии... мы гордая нация индивидуалистов. Свобода – наша сила и наш лозунг...». Телевидение лжет нации, которая больше ни во что не верит.
Наши притязания на то, что мы самая свободная страна в мире больше не имеют никаких оснований. Это правда, не требующая доказательств.
Это прощальный взгляд на Англию.
Эта статья вдохновлена доктором Теренсом дю Куисне. Теренс дю Куисне – давний сотрудник «Rapid Eye», пишущий на самые разные темы. Среди его книг «Catalogi Librorum Eroticorum», «Справочник по психотропным веществам» и сборники поэзии. Он клинический фармаколог, много пишущий о правах человека, восточных учениях, классической литературе, поэзии и живописи. Саймон Дуайер также благодарит Свободу за помощь в исследованиях для этой статьи.
БОДИШОК
Интервью с мистером Себастианом.

- Человеческое тело всегда считалось отражением образа общества и, разумеется, тело невозможно рассматривать в отрыве от социальных аспектов бытия.
- Мэри Дуглас, «Природные символы»

Человек или сам должен быть произведением искусства, или быть одетым в произведение искусства.
- Оскар Уайльд

Маленькая чистая комната в Лондоне, Радио 4 разносится из открытого окна над рядами плоских черепичных крыш. На медицинской кушетке лежит полуобнаженный мужчина. Он смотрит на трещину в потолке. Над ним, точно богомол, нависает лампа на гибкой ножке. Медовый голос, глубокий и гипнотический, смывает остатки беспокойства, «вы можете ощутить легкое покалывание». Запах медицинского спирта влияет на возникающие образы, как горячечный жар. Покой нарушается тошнотворным жужжанием крохотной металлической иглы, поблескивающей голубыми чернилами. Мелькнувшие было мысли о стоматологических пытках, Клаусе Барбье или Лоуренсе Оливье, затихают, напряженные мускулы расслабляются, как только тело понимает, что это совсем не больно. Все очень спокойно.
Последний раз я отважился войти в татуировочный «салон», когда мне было шестнадцать. Я сидел, втиснувшись в очередь, состоящую из бледной прыщавой плоти моряков и скинхедов, глядя зачарованно и с тайным ужасом на пивные брюшки, украшенные Микки-Маусами, кулаки с выгравированным словом L.O.V.E. и разрисованные бритые затылки. Все это несмываемое художество было следствием нескольких минут работы художника, похожего на Халка Хогана, белой горячки и личной гигиены гиппопотама. Зубы стиснуты в бессмысленной ухмылке, пока разрисованные клиенты обнажают свои белые волосатые окорока и получают свою дозу гепатита как настоящие мужчины. Внезапно я вспомнил, что у меня назначена встреча.
Прошло почти десять лет, прежде чем я сдался. На этот раз, однако, все было по-другому. Теперь я попал в умелые руки мистера Себастиана, легендарной фигуры среди поклонников тату, у него репутация лучшего татуировщика и специалиста по пирсингу по эту сторону Атлантики.
Если вы хотите, чтобы с вами поработал Себастиан, вам не придется сидеть целый час в очереди, вам придется записаться в лист ожидания на четыре-пять месяцев. Как любой хороший хирург или адвокат, этот человек источает атмосферу элитарности - встречи только по расписанию, он поднимает ремесло боди-арта до высокого профессионального уровня. Все довольно просто, если ты хочешь украсить свое тело, если ты следуешь моде, ценишь профессионализм или просто являешься разумным человеком, ты отправишься к мистеру Себастиану. Твое тело этого заслуживает.
Но как такой человек попал в этот мир, которые даже теперь ассоциируется со скрытым мачизмом? Его история вполне традиционна. Его первая татуировка – маленькая звездочка на ладони была самодельной работой, сделанной во время службы в армии, но что сделано, то сделано. Необычно то, что Себастиан (настоящее имя Алан Оверсби) заинтересовался сперва пирсингом, а лишь потом тату.
Безработный, не пожелавший следовать по стопам отца и трудиться в страховом агентстве в Ливерпуле, 22-летний Алан сел на пароход, отправляющийся в Южную Америку, чтобы стать Надсмотрщиком на плантации сахарного тростника в Британской Гайане. Там-то он впервые и познакомился с пирсингом.
«Я увидел двух батраков с проколотыми сосками и вставленными в них золотыми колечками. Как только я это увидел, я сразу понял, чего я хочу. Я познакомился с ними, и однажды вечером они отвели меня к странному маленькому человечку, португало-индейцу, который жил в джунглях в одном из этих домов на сваях. Это он сделал им пирсинг. Я помню, мы сидели, пили ром, а его ручная обезьянка бегала по комнате и везде писала. Мы были немного пьяны, но это не спасло от боли. Он знал свое дело, но использовал старомодный прокалыватель, похожий на шприц».
По возвращении в Британию Себастиану пришло в голову, что его золотые колечки расположены слишком близко от сосков, поэтому он решил их передвинуть, самостоятельно сделав новые проколы с помощью какого-то дезинфицирующего средства, виски и иглы для вышивания. «Чертовски больно», но все получилось.
Реакция на его пирсинг была на удивление хорошей и, поскольку появился спрос, Себастиан приобрел шприц для пирсинга и сделал пирсинг сосков нескольким друзьям.
Пирсинг обнажает нервные окончания и в результате этого, в тех местах, где располагается кольцо, обостряется чувствительность. Как правило, соски у мужчин куда менее чувствительны, чем у женщин, но после пирсинга мужчина открывает для себя две новые эрогенные зоны. Пирсинг – отчасти эстетичен, но главным образом – эротичен. Вот почему украшение тела не одобряется в рафинированном обществе, хотя это никоим образом не единственная причина. Вся культура Боди-арта по-прежнему отдает чем-то бунтарским и, по историческим причинам, ассоциируется с преисподней.
Татуировка, пирсинг и шрамирование тела существовали у дюжин различных религиозных и национальных культур по всему миру задолго до наступления всемирного господства белого человека. Когда европейские империи распространились, как чума, по всей планете, с ними пришла и неизменно сопутствующая им тень христианства. А с его пришествием все формы отметок на теле были уничтожены. Логика была типично дурацкой: В Библии сказано, что Бог создал человека по образу и подобию своему, поэтому все попытки изменить этот образ рассматривались как богоотступничество – работа на Дьявола. Татуировка и пирсинг стали считаться сатанинскими явления, или, в лучшем случае, безбожными.
Себастиана все это не волнует. Он понял то, что мы все должны понять: наши тела – это наши тела, мы можем делать все, что доставляет нам удовольствие, невзирая на чьи-то мнения и вмешательства законов нашего общества. Зачастую наше тело – это все, что мы имеем.
Под впечатлением от того, что он называл своими двумя новыми «кнопками удовольствия», он решил, что будет вполне естественно обратить внимание и на гениталии.
«Я практиковался с иглами на самом себе», - ухмыляется он, глядя как интервьюер непроизвольно сжимает ноги. «В то время я работал учителем рисования и сделал еще несколько татуировок. Я становился все более и более рискованным. Через пару лет я отправился в Штаты, общался с четырьмя-пятью татуировщиками, учился потихоньку. Затем я познакомился с Дугом Мэллоем, который давно интересовался татуировками и знал о них очень много. По совету Дуга и его друга-доктора я также занялся изучением пирсинга. Что можно делать, а чего нельзя».
RE: Значит, на самом деле вас никто не учил.
«Нет. Даже Дуг Мэллой в то время сделал лишь несколько пирсингов, а у Джима Уарда, издававшего М.Е.Ф.П. (Международный Ежеквартальник Фанов Пирсинга) не было ни одного пирсинга. Поэтому мы просто общались друг с другом, обменивались опытом, разрабатывали лучшие способы».

За двадцать лет Себастиан довел свое тонкое искусство до совершенства. Фотографии в его студии – его завещание, вызывают удивление у смотрящего. Розы, выгравированные вокруг анального отверстия, змеи, обвивающие члены, кольца в половых губах. Мужчины с тремя, четырьмя и даже пятью золотыми колечками или стальными «болтами» в члене. На других фото – улыбающиеся пары, соединенные друг с другом (на время!) тонкими стальными цепочками, продетыми под крайнюю плоть одного или головку другого. (Все вполне прилично, Себастиан отказался дать нам разрешение на публикацию этих фотографий, стремясь сохранить анонимность своих клиентов).
Помимо забавных, оригинальных причуд, есть и настоящие кошмары. Некоторые клиенты приходят к Себастьяну с членами, изрезанными от основания до головки.
Многим сложно в это поверить, но встречаются такие одержимые, которые, сидя дома с ножом для мяса и флаконом болеутоляющего, отрезают кусочки от своей простаты. Психиатры и социологи, возможно, могут многое порассказать о таких персонажах, но причины, по которым они это делают – в их понимании, чисто эстетические, плюс, к тому же необычные сексуальные удовольствия, которые они, по-видимому, получают от этих развлечений с членом, имеющим тысячи нервных окончаний под тонким слоем ткани. К тому же, в некоторой степени здесь присутствует и желание превзойти других. Человек получает удовольствие оттого, что он единственный из присутствующих на вечеринке, чей член сам по себе является произведением искусства. И, наконец, как и в случае с татуировками, когда одна влечет за собой другую и, в конце концов, все тело становится похожим на лоскутное одеяло, пирсеры тоже зачастую возвращаются за все более и более экстремальными, оригинальными украшениями.
Один постоянный клиент Себастиана – респектабельный бизнесмен средних лет теперь и в самом деле обладает двумя членами. Его пенис полностью раздвоен по всей длине. Он утверждает, что у него две (слабые) эрекции (и, без сомнения, довольно забавно должно выглядеть двойное мочеиспускание). Уретра, через которую выходит моча, и семенные протоки находятся вместе в одной «трубе», хотя возможно, у некоторых бывало так, что «протечка» и «капание» происходят одновременно во время мочеиспускания и эякуляции. (Даже при наличии простого пирсинга члена человеку придется научиться «управлять своими нуждами»). Жена этого конкретного клиента вполне довольна необычными гениталиями своего супруга. «Он приводит ее с собой, ей это по вкусу!». Жена другого клиента позвонила Себастиану и поблагодарила за пирсинг сосков, сделанный ее мужу, сказав, что это: «Чудесно. У нас все наладилось, после того, как они заработали».
В основном клиентура Себастиана состоит из респектабельных геев среднего возраста. «Я мало работаю со скинхедами, хотя уверен, что мне пришлось бы иметь с ними дело, будь у меня открытое заведение. Лэл Харди, которому иногда удаются отличные вещи, много с ними работает, но меня они не интересуют. Не то, чтобы мне было противно, просто я не хочу рисовать бульдогов, «юнион-джеки» и тому подобное. Когда я начал это дело, я сообразил, что есть потребность в ком-то, кто будет работать по договоренности. Очень многие бизнесмены – за неимением лучшего слова, хотя сделать татуировку, но их не привлекает перспектива отправиться в открытое заведение... этот тип людей, как правило, желает сделать что-нибудь маленькое, тайное, чаще всего на заднице или на члене».
Наиболее респектабельный из всех пирсингов члена – «Принц Альберт», металлическое колечко, которое вставляется в уретру и пропускается сквозь (проколотою) простату. Свое название он получил в связи с тем, что еще в викторианскую эпоху ходили слухи, будто у самого принца был такой прокол. Разумеется, единственный человек, который мог подтвердить или опровергнуть это, была королева Виктория, но она этого секрета не раскрыла.
Небольшие татуировки и некоторые виды пирсинга действительно были довольно популярны среди мужчин из Общества в конце 19-го века, и в отличие от татуировки, и большей части разновидностей пирсинга, пирсинг сосков – чисто английское изобретение.
RE: На каком месте сложнее всего сделать татуировку?
«Внутри крайней плоти, некоторые очень скрытные люди хотят обзавестись такой. Это очень сложно. Один парень пришел ко мне, разрезав крайнюю плоть практически надвое, и я татуировал внутри, но недолго. Это очень тяжело, остаются рубцы, чернила могут вытечь из надрезов, если ты не будешь предельно осторожен. Для хорошей татуировки нужна плотная эластичная кожа, поэтому это трудно. Да и в любом случае, не думаю, что это красиво».

Несмотря на то, что можно поначалу о нем подумать, есть несколько случаев, когда он не станет работать с клиентом. Никого младше 18 лет (это в любом случае закон). Так же он отказывает парням, которые просят сделать татуировку на голове, как и людям, желающим сделать татуировки на руках и других, как правило, открытых частях тела. То же правило распространяется и на пирсинг. Если клиент молод и кажется нерешительным, Себастиан предлагает ему уйти и еще раз подумать.
Можно легко рассуждать об антропологических аспектах природного желания человека делать отметки на теле, или считать это Боди-артом, но реальные причины того, почему люди делают татуировки, довольно просты.
Мы живем в синтетическом и автоматическом Обществе. Никогда еще человечество не было так отдалено от своего тела, поэтому чувственное, физическое и психическое удовольствие от отметок на теле, помогающее человеку ощутить себя физическим существом, возможно никогда ранее не было столь необходимо. И к тому же тело – это точка, в которой наше сознание встречается с вселенной вне его - также хороший способ разместить информационное объявление.
Помимо декоративного и физиологического значения, татуировка или несколько пирсингов - это знак некой разновидности самореализации. Или принятия определенных взглядов на жизни и отношения. Поэтому многие гомосексуалы приходят к Себастиану, чтобы сделать татуировку. Это также в значительной степени объясняет, почему многие участники преступных группировок и культов, от Ангелов Ада до панков и членов «триад», делают себе несмываемые отметки на теле. Нестираемый знак не только для твоих единомышленников, но и для тебя самого.
В арабских странах татуировка используется как в декоративных целях, так и для защиты от злых духов и симпатической магии, и неудивительно, что многие люди в Британии, связанные с официальными «оккультными» группами, обращаются к Себастиану, чтобы вытатуировать тайные символы, которые мало что значат для татуировщика (Рею Шервину и прочим, возможно, будет интересно узнать, что в фотоальбоме Себа я видел некоторые символы Хаоса). Разумеется, в наши дни подобная деятельность более приемлема, чем в прошлом, но интерес к татуировке, кажется, варьируется в зависимости от географических границ.
В Голландии сравнительно немного людей имеют татуировки, но в Амстердаме работают три пирсера (один плохой и два хороших). Тем не менее, у голландцев больше татуировок, чем у испанцев, которые их практически не делают. Одно исследование показало, что в Британии и Америке 50% заключенных мужского пола имели татуировки еще до того, как попали в тюрьму (во многом это связано с тем, что в обеих странах самый значительный в мире военно-морской флот). В Германии цифры снижаются до примерно 20%, во Франции менее 10%, а в Италии и большинстве остальных стран практически ноль. Татуировки по-прежнему незаконны в Японии, имеющие их связаны с мафиозными группировками, к тому же татуировки служат напоминанием об оккупационных американских войсках, солдатах и матросах, появившихся в Японии вскоре после Хиросимы и Нагасаки.
В Британии татуировки и пирсинг никогда не были так популярны как сейчас. Теперь, после стольких лет опыта и разработки оборудования, все больше людей узнают об этом и доверяют свое тело мистеру Себастиану. Его репертуар поражает воображение. И мужчины и женщины могут сделать несколько видов пирсинга сосков, к которым могут прикрепляться кольца и цепи. У большинства людей с такого рода пирсингом не только усиливается чувствительность, но и увеличивается размер соска. Кольцо или гвоздик можно также носить в пупке или возле него, маленький пирсинг в нижней губе дает возможность носить еще одно украшение (Себастиан сам носит в губе крохотный бриллиант). Не говоря уже об ушах, различный пирсинг на голове, включая нос – как внутри, так и снаружи (сквозь носовую перегородку). Помимо «принца Альберта» многие мужчины продевают короткие болты сквозь головку пениса и пропускают маленькие колечки сквозь крайнюю плоть и внизу, у основания ствола. Все эти украшения увеличивают интенсивность и продолжительность оргазма. Женщины тоже иногда приходят в его студию. Помимо обычных маленьких татуировок и пирсинга на голове и на сосках, многие вставляют себе колечки в малые и больше половые губы. И хотя Себастиан рекомендует клиенткам этого не делать, многие прокалывают и клитор. Мужчины прокалывают яички, а для более склонных к мазохизму Себастиан предлагает гирьки из нержавеющей стали, которые носятся на яичках для растягивания мошонки.
Слово «тату» все еще несет на себе оттенок боли. На самом деле оно было введено в обиход капитаном Куком (кем же еще) после его возвращения из Южных морей и произошло от таитянского «taku» - означающего «прокол», это связано с болезненной техникой протыкания кожи заостренным инструментом, обычно сделанным из человеческой кости, при помощи маленького молотка.
Ритуальные, болезненные «инициационные аспекты» татуирования все еще имеют место и познаются маленькими мальчиками, чья кровь смешивается с чернилами, и хотя в руках Себастиана операция практически безболезненна, я вслух интересуюсь, играет ли тут свою роль мазохизм.
«Я так не думаю. Я знаю некоторых людей, у которых случается эрекция, когда я делаю им татуировку или пирсинг, но это очень-очень редко. Один татуировщик рассказывал мне про своего старого клиента, которые просил это делать побольнее, просил, чтоб мастер одевался как доктор и сгибал иглу, чтобы причинить ему боль посильнее! Но это единственный случай, про который мне известно».
Автор знает шесть или семь человек, у которых есть «эротический» пирсинг, и каждый из них говорил, что счастлив, что решился на это.
Один из них – Джон Нортон. Джон работал в рекламном бизнесе, но ему стало скучно, и он решил с этим завязать. Теперь он живет на 17-ом этаже муниципального дома в Южном Лондоне, среди камер слежения и сломанных лифтов, с женой и ребенком. Нормальная пара, несмотря на их образ жизни. Если говорить напыщенно, то можно сказать, что новое «рождение» Джона в более свободный стиль жизни было ритуально отмечено им процессом татуировки и пирсинга и говорит об его внутренней жажде инициации в этот, иной мир. Инициация, которая так отметила его тела пляшущими драконами и змеями, что теперь возвращение на старую работу в Сити для него невозможно. Но на самом деле, все очевидно. Джон считает татуировки сексуальными и забавными, это как мотоциклы или коллекционирование марок, они служат обладателю пропуском в субкультуру, которая, в данном случае, одержима украшением тела.
Этот культ поддерживают журналы, такие как вышеупомянутый «М.Е.Ф.П.» и британский «Боди-арт», которым руководит старый поклонник садо-мазо Генри Фергюссон. Джон также содействует этой сравнительно новой индустрии почтовых рассылок, выпуская видео «Боди-шок» и распространяя их через свою компанию «Дрэгон Видео». Записи интервью с различными татуировщиками и их клиентами, в том числе и с Себастианам, демонстрирующим, как делается пирсинг.
Джон Ломакс из брайтоновской «Уайлдкэт Продакшнз» также говорит, что никогда еще дело ни шло настолько хорошо. Бизнес «Уайлдкэт» стремительно развивается – «почтовая рассылка» посвященных боди-модификейшн видео, книг и изумительный ассортимент грузиков для яичек, штанг с перемычками, болтов, тоннелей, лабретов, зажимов для сосков, дисков для сосков и колец для членов. «Уайлдкэт» так же проводит в различных местах вечеринки под названием «Стальной шар», от которых глаза лезут на лоб. На одной недавней вечеринке, проведенной Джоном, присутствовал гость, который мог засунуть дохлую рыбу в отверстие своего пениса! То, что считалось сферой интересов мужчин в грязных плащах, теперь сфера фантазии, модный фетишизм и помимо всего прочего, БЕЗОПАСНОЕ РАЗВЛЕЧЕНИЕ. Невозможно воспринимать себя слишком серьезно, если из твоего члена свисает дохлая рыба.
Нарастающий интерес к сравнительно безопасной сексуальной практике, которая не требует обмена телесными жидкостями, привел к увлечению связыванием и садомазохизмом.  Теперь это вполне de rigueur (сурово) для модных пар, посещающих такие клубы, как «Сад Пыток» в коже, резине и пластике и в связи с этим спрос на пирсинг вырос как никогда.
В отличие от татуировок, сведение которых требует болезненной хирургической операции и зачастую оставляет ужасно выглядящие шрамы, чтобы избавиться от пирсинга, достаточно снять вставленные кольца. Это относится к пирсингу на любом участке тела, он становится невидимым, а в некоторых случаях отверстие зарастить насовсем.
Занятно, никто из тех, кого я знаю, не сделал этого. Это также говорит кое-что о степени привлекательности пирсинга, когда понимаешь, что после «операции» мужчины не могут заниматься никаким сексом (в то числе и мастурбировать) до тех пор, пока прокол не заживет полностью, а иногда это занимает до 10 недель. Это самое ужасное из всего списка проблем, возникающих в связи с пирсингом (хотя – только не говорите Себастиану – никто из моих знакомых не ждал 10 недель, прежде чем развязать). Но разве это законно?
Себастиан делает круглые глаза. «Но вообще-то на самом деле это не незаконно. Я просто не думаю, что власти много об этом знают, если только они не читают книги, такие как эта. У меня есть лицензия на пирсинг ушей и мне официально разрешено делать людям татуировки. Санитарный инспектор приходил, проверил тут все и мое оборудование, так что... это законно!».
Возможно, Ее Величеству известно больше, чем нам?
ОТ ПУСТЫНИ К УТОПИИ

Образы Гилберта и Джорджа


«Самое прекрасное, живое, оригинальное, пленительное и серьезное произведение искусства, которое вы когда-либо видели. Оно состоит из двух скульпторов, одной палки, одной перчатки и одной песни».

ВОСТОК

Клаустрофобия, грохочущий поезд, отпечатки рук на окне, отведенные взгляды, костюмы, джинсы. Реклама, цветные вспышки, образы... Поезд метро врывается в Альдгейт. Черная дыра. Уличные музыканты, нищие, черные парни с тяжелыми взглядами и скинхеды с вытатуированными «юнион-джеками», скрип DM`s. Автомобили, автобусы, такси, продавцы газет, веганцы, коммунисты, продающие листовки, пакистанские девушки в пурпурных сари, евреи-хасиды, направляющиеся на работу в Хаттон-гарден, мусор, запах дневных пабов, распространяющийся по улице – пиво, сигареты, тотализатор, тюрьма. Обертки от гамбургеров и битое стекло. Коллажи моего старого дома, которые никто не видит, современные и прекрасные под синеющим небом. Огромные серые бетонные неуклюжие постройки, потемневшие кирпичные дома, опустевший рынок, темные тени...
Когда ты идешь, испытывая некоторое волнение, на выставку самых знаменитых в стране, самых высоко оцениваемых современных художников, ты идешь в ультра-современный собор цвета и света.
Огромные картины блестят, как раскрашенное стекло, гигантские лица смотрят прямо на тебя из-за букетов ярких роз, распятий, свастик, башен и изображений гигантских членов. Возможно, все это колоссальные фрагменты одного гигантского коллажа, коллажа, отображающего ландшафт современной жизни. Все эти картины точно уже существуют – у тебя в голове. Вот почему экспонаты выставки столь ошеломляющи, захватывающи и узнаваемы. Многие утописты, в том числе, следует отметить и Альберт Шпеер, увлекались гигантизмом, чистыми, сильными образами, символами и симметрией. Эти картины нечто большее, чем просто украшение музейных стен, они говорят о том, что художники тоже ищут социальную утопию.
Самое сильное впечатление на зрителя производят лица и глаза юношей-моделей на этих картинах. Это глаза лондонцев девяностых.
Печальные глаза.
Фурнье-стрит элегантна, когда безымянная сторона улицы скрывается в тени прекрасной, экстравагантной церкви Николаса Хоуксмора прямо за углом от темного в это время суток Спитфилдс-маркета. Силуэт окружающими его над домами, улица была простроена французскими протестантами-кальвинистами, бежавшими с родины в Ист-Энд от преследований католиков. Сейчас в пабе на углу показывают дневной стриптиз, суровый камень ступенек церкви стал приютом полудюжины грязных алкашей, симпатичные бенгальские детишки играют перед чрезвычайно замызганным рыночным кафе.
Два человека средних лет в костюмах, похожих на твидовых близнецов из «Бартонс», ведут меня в свой дом по скрипучей отполированной деревянной лестнице: через великолепные, обшитые деревянными панелями комнаты, полные картин в позолоченных рамах, гобеленов, скульптурных изображений Христа, чудесных ковров, готической мебели и превосходной керамики «Барнстейпл», «Элтон-Уоре», «Уоткомб-уоре» и глазурованных ваз Кристофера Дрессера.
В конце концов, меня усаживают в одно из самых удобных на свете кресел (о котором мне мимоходом сообщили, что оно было сделано готическим декоратором Аугустосом Пугином, создавшим интерьер здания Парламента), в воздухе витают запах кофе и сигаретный дымок, я сижу лицом к лицу с двумя самыми знаменитыми художниками в мире – Гилбертом и Джорджем.
Я беспокоюсь, вдруг мне придется играть в игру, игру, которую, как известно, любят затевать эти enfants terribles мира искусства с журналистами, которые им не нравятся – они начинают говорить в унисон или один продолжает фразу другого. Они говорят так, точно они – один человек или сиамские близнецы. Отдав себя и свои имена искусству, они каждое мгновение рассматривают как «произведение искусства». Как манекены в выставочном зале, они не выказывают ни малейшего проблеска эмоций, стремясь выглядеть совершенно, выдавая сомнительные фразочки, которые затем будут тупо пересказываться журналистами.
Одной такой невольной жертвой игры стал невероятно скучный Вальдемар Янушчак, художественный критик из «Гардиан» и, соответственно, главный ведущий арт-программ на Би-Би-Си2. Интервьюируя Г&Д, он попался на крючок в этой игре, когда Гилберт обозвал почтенного Пабло Пикассо «идиотским испашкой». Проклятье! Расистское богохульство! Бедный, чувствительный Янушчак помчался домой и выдал одну из самых критичных статей о современных художниках, когда-либо написанных на компьютере. У этого глупого, упакованного в «Армани», фигляра совсем нет чувства юмора?
Правда в том, что Гилберта и Джорджа обзывают расистскими, женоненавистническими, неотесанными фашистскими пидорами девяносто процентов критиков, управляющих британским культурным истэблишментом из-за экранов своих мониторов.
Питер Фуллер, бывший арт-критик «Санди Телеграф» и редактор «Модерн Пейнтерс» признался писателю Дэниэлю Фарсону, что он их действительно ненавидит. Как и следовало ожидать, Роджер Скрутон, самозваный интеллектуал из правых, чье имя уже возникало на страницах предыдущих выпусков «Rapid Eye», написал, что работу Гилберта и Джорджа «нельзя назвать искусством, потому что в ней невозможно ничего понять». В своей (обложенной ватой) башне из слоновой кости, он не ощутил эмоционального отклика на их творчество, а причина в том, что он настолько находится под влиянием классицизма, что просто не способен воспринимать авангардное искусство, и к тому же он слишком далек от повседневных проблем, страхов и стремлений простого рабочего класса Ист-Энда, чтобы хоть что-то понять в картинах, о которых он говорит.
ДЖОРДЖ:  Наша цель – подружить зрителя с нашими картинами. Каждая картина выражает «личный взгляд», который зритель может обдумывать в свете своей собственной жизни. Истинное назначение искусства – способствовать новому пониманию, прогрессу и развитию. Всякий человек на Земле согласится, что здесь найдется немало такого, что следовало бы улучшить.

ДЕНЬГИ (БАБЛО)
Даже когда Гилберт и Джордж пожертвовали 600 000 фунтов из собственных денег на благотворительные акции по борьбе со СПИДом и устроили выставку, посвященную СПИДу, в галерее Энтони д`Oффея в 1989 году, впервые собрав хороший отзыву в прессе, Жиль Оти, писал в «Спектейторе»: «Один разумный вопрос – какие бедствия могут ждать общество, провозглашающее героями Гилберта и Джорджа?».
Так меня уверяли, что это технически ловкие, подлые фашистские мизогинисты, ничтожная бессмыслица, гипертрофированное порно, акры бесчувственного, отвратительного, мрачного искусства, предназначенного для иностранных коллекционеров.
RE: Каковы ваши отношения с людьми, покупающими ваши произведения?
ГИЛБЕРТ: Никаких. Никаких.
ДЖОРДЖ: Я полагаю, если бы мы могли заниматься этим, не продавая картин, мы бы так и делали.
ГИЛБЕРТ: Мы бы предпочли так делать.

Они радуются своим деньгам без малейшей рисовки. Они используют их, чтобы финансировать выставки, чтобы приобретать книги, изданные молодыми художниками и писателями, которыми они восхищаются, такими как Дэвид Робийар и Эндрю Херд, оба умершие от СПИДа, и оказавшие влияние на их работу. Сейчас они надеются купить дом по соседству, чтобы расширить свою студию.
В 1990 году пара  устроила огромную ретроспективную выставку в Москве, чтобы донести свое искусство до народа. Картины были перевезены в Россию в больших фургонах, а вместе с ними и семь тонн каталогов. Британский Совет отказался поддержать выставку, один британский дипломат в Москве спросил русских организаторов, почему они пропагандируют работу «двух гомосексуалов-фашистов».  Поэтому Гилберт и Джордж сами потратили на выставку 135 000 фунтов. Примерно такая же сумма ушла на организацию выставки в Китае. И в том и в другом случае это были первые крупные западные выставки такого рода, обе пользовались огромным успехом. Гилберт и Джордж доказали, что они могут пренебречь системой, став истинными послами британского искусства, используя свои доходы, чтобы донести до угнетенного мира образы, которые всегда будут волновать.
Они никогда не говорят о деньгах, полагая, что они того не стоят и убеждены, что гоняться за ними глупо, и тратят их только на свою растущую коллекцию антикварных книг и питание в лучших ресторанах (они никогда не готовят, в их доме нет ни кухни, ни холодильника). Они отвергли предложение сняться в рекламе всемирно известных автомобилей. Это ниже их достоинства.
Чтобы дать представление об их успехе – скромных размеров картину Гилберта и Джорджа можно за 30 000 долларов, и цены продолжают расти. На аукционе «Кристи» в Нью-Йорке цена на «В поисках Бога» дошла до 198 000 долларов, «Шаги» - 165 000 долларов, еще одна работа  ушла за 300 000, доля от этих сумм идет агенту художников, Энтони д`Оффею, их давнему помощнику, оборот его агентства составляет свыше 30 000 000 миллионов в год. Г&Д – ярчайшие звезды на его художественном небосводе.
В комнате нет ничего созданного за последние 50 лет, за исключением переносного цветного телевизора и кофеварки, нелепо громоздящейся на столе. Они болтают о сериале «Коронейшн-стрит», который смотрят с почти религиозным рвением.
Пауза, чтобы налить кофе, я смотрю на Гилберта - маленький, темный, с пронизывающими черными глазами, на первый взгляд он кажется более сдержанным. Затем я перевожу взгляд на Джорджа и думаю о нем, об его изображении на картинах, обнаженного, среди многочисленных образов юношей. Сейчас он похож на слабоумного дядюшку, чей буфет забит «физкультурными» журналами пятидесятых годов, гнездящихся рядом с первым изданием гей-классики – «Портретом Дориана Грея» с автографом Уайльда...

ПЕДИК

RE: Вы больше не называетесь «гей-художниками»?
ГИЛБЕРТ: Мы стараемся больше не следовать этим путем.
ДЖОРДЖ: Мы никогда себя таковыми и не считали. Не думали о себе в таком ключе. Секс, да, сексуальность, да.
RE: Но это неважно, быть обязательно геем или гетеросексуалом?
ДЖОРДЖ: Нет.
RE: Тогда, что вы думаете о гей-субкультуре? Мне кажется, сейчас она очень обособлена. Когда вы выходите «на свет», вы в то же время попадаете «в» микромир моды, клубов, литературы...
ДЖОРДЖ: Мы не большие специалисты в разделении. Мы понимаем, что в семидесятые им пришлось оказывать большое сопротивление, и это было правильно, но теперь это уже становится навязчивой идеей. Мы не согласны с идеей, что всякая пара из среднего класса признает двух парней, живущих в конце улицы и носящих джинсы и кожаные куртки, как «геев». Это кажется таким скучным.
RE: Но мне казалось, что лучше так, чем быть не принятым.
ДЖОРДЖ: Но раньше они считали их просто двумя парнями живущими неподалеку. О них не думали как о «геях», как о «странных».
RE: Значит, вы не склонны полемизировать на эту тему?
ДЖОРДЖ: Нет.
Как и большинство авангардных художников, Г&Д можно рассматривать как скрытых социальных утопистов. Они хотят изменить мир, но не с помощью политики, а с помощью искусства, сделать его более «современным», в том смысле, как они это понимают. Более терпимым, более понимающим, более мирным и цивилизованным, безразличным к цвету кожи или сексуальной ориентации людей.
ГИЛБЕРТ: Нам интереснее все смешивать. Чтобы все это воспринималось, как нормальное.
RE: Не разделение. Это должно стать нормальным аспектом жизни, чтобы люди не делились по их сексуальной ориентации.
ДЖОРДЖ: Мы считаем, что никто толком не знает, что же на деле значит «нормальный» (натурал) или «странный» (голубой). Мы даже не понимаем, что такое мужчина и женщина.
ГИЛБЕРТ: Мы считаем, что это просто клише. Когда есть клише, людям не нужно думать и поэтому с ними можно делать, что угодно.
RE: И тогда ими легче управлять.
ДЖОРДЖ: Да.
RE: Ваша живопись и ваше литературное творчество вдохновляют перемены, особенно среди молодежи, тех, кого вы называете «современными людьми».
ДЖОРДЖ: Это главное... у нас много молодых друзей... их можно назвать пост-Г&Д поколение... они просто не думают о сексуальности в каких-то рамках.
ГИЛБЕРТ: И можно говорить о чем угодно.
ДЖОРДЖ: Они не думают «гей», «натурал», или «странный». Они не спрашивают у друга, пришедшего к ним на обед, голубой он или нет. Им это неважно.
ГИЛБЕРТ: И это очень хорошо.
ДЖОРДЖ: Ведь нет такого – «этот натурал, а вот этот голубой». Откуда вам знать. До перемен в 1967 году многие мужчины-гомосексуалы были женаты, имели детей, таких было множество.
RE: Но вы используете в своих фото только мальчиков и юношей. Многие говорят, что это гомоэротика...
ДЖОРДЖ: Только если вы согласны с тем, что каждая девушка с третьей страницы  - это лесби-эротика. Никто не может это утверждать.
Как указывал их друг Ричард Дормент, эти мальчики представляют собой не идеализированный образ Адониса, скорее это просто недокормленные дети. Художественная традиция со времен Возрождения считает «Давида» Микеланджело и Аполлона Бельведерского воплощением мужской красоты и сексуальности. Но эти мальчики не слишком героичны, и не сексуальны. И если они намереваются размахивать флагом из-за этих ребят, им бы стоило поискать более подходящие образцы для обвинения Г&Дж в фашизме. Эти парни напоминают об уличных бродягах Ист-Энда времен Хогарта и Сикерта.
ДЖОРДЖ: У всех мужчин есть члены и нас интересует секс. Мы не создаем искусство для евнухов. В истории не было великих художников-евнухов. Мы не хотим решать, что человек должен делать со своими руками или сексуальными органами. Более важно то, что мы нормальны.
RE: Где вы находите своих моделей?
ДЖОРДЖ: Слухи разносятся по округе. Мы неплохо платим.
ГИЛБЕРТ: Они рассказывают своим друзьям.
RE: Они знают, во что это выльется?
ДЖОРДЖ: Мы показываем им каталоги, они им нравятся.
RE: Я не имел в виду, что они ничего не понимают.
ДЖОРДЖ: Им нравится позировать. Во время фото-сессии они чувствуют, что они что-то особенное. Они все это отмечают, когда мы спрашиваем их. Нам нравится использовать моделей с выразительными глазами, это уже стало известным всей округе, как-то раз открываем мы дверь, а там стоит группа местных пакистанских ребятишек, предлагающих себя в качестве моделей, и все они старательно таращили глаза, что они казались больше!

ФЕМИНАЦИ
RE: Критики упрекают вас за то, что вы в своей работе обходите вниманием женщин.
ГИЛБЕРТ: Мы не политкорректны.
ДЖОРДЖ: Возможно слишком политкорректны. Вообще-то феминистки нас особо не критикуют, за исключением феминацисток в Америке, которые ненавидят геев. Современные феминистки должны признать, что мы не эксплуатируем женщин. Это даже интересно, по всему миру люди спрашивают нас о женщинах. Они никогда не спрашивают Энтони К䐰ро о женщинах. Но мы ничего не знаем про женщин. Большинство ху䐴ожников использовали женские образы на протяжен䐸и веков, мир искусства управляется мужчинами.
RE: Стало быть, вы никогда не изображаете женщин.Ѝ
ДЖОРДЖ: К тому же мужчины – это䀠пол, в котором больше всего заинтересованы женщины. Как только ты что-то исключаешь что-то из искусства, это тут же становится важным для людей. А мы об этом даже не думали.
ГИЛБЕРТ: Они все за нас решили.
ДЖОРДЖ: Но это стало очень важным вопросом с тех пор как... Перед этим были сплошь, женщины, женщины, женщины в СМИ.
ГИЛБЕРТ: А теперь мужчины снова стали сексуальными существами.
ДЖОРДЖ: Впервые за все века. Когда мы были юными студентами в Святом Мартине, не было никаких мужских образов, кроме рекламных изображений истинного английского джентльмена. Юноши в дешевых штанах, черные мужчины, работяги - их изображения никогда не печатались в шестидесятые.
ГИЛБЕРТ: И нам пришлось выдержать тяжелую борьбу, как вы говорили, они считали, что всякий мужс:ой образ в наших картинах должен быть гомоэротичным. МыРвсегда это отрицаем, мы говорим - они м䑃жчины.
ДЖОРДЖ: Личности, на самом деле.
RE: Мне кажется, у мужчин были тяжелые времена последние двадцать лет. 䐟рактиче䑁ки все журналы редактируются женщинами и ориентированы на женщин, если жена отрезала парню пенис, считается, что это шутка, а если он отрежет ей вагину, то его линчуют. В любой телерекламе или комедии мужчина – дурак и мишень для всех шуток.
ДЖОРДЖ: Мы против такого предубеждения. Мы много смотрим телевизор, когда жена берет еду и кладет ему под нос... потому что иной путь запрещен. Мужчина в комедиях жалкое создание. Но эта точка зрения уже не столь популярна. Феминистки никогда не выиграют спор, потому что мы нравимся людям, мы работаем во имя новой правды, открываем двери, ищем новые пути бытия... И я уверен, что мы уже немало сделали.
Г&Д: Мы изобрели и неустанно развиваем наш собственный визуальный язык. Мы стремимся к наиболее общедоступной современной форме, с помощью которой можно создать наиболее современные образы нашего времени. Художественный материал подчиняется целям и задачам картины. Мы создаем картины, чтобы изменить людей, а не поздравить их с тем, какие они есть.
ГИЛБЕРТ: Мы считаем, что выставлять изображения обнаженных в музеях необходимо, писать грязные слова в музеях... в Америке они хотели их убрать, даже в Нью-Йорке.
RE: У вас были проблемы с цензурой?
ГИЛБЕРТ: О да.
ДЖОРДЖ: Наш фильм «В джунглях» запрещен на телевидении. Его предлагали каждый год в течение четырнадцати лет Би-Би-Си 2, Каналу 4. Они показывают фильмы об искусства, но не хотят показывать нас. Один продюсер заявил, что он готов костьми лечь, но не допустить показа фильма Гилберта и Джорджа в своей программе. Теперь «Саут-Бэнк Шоу» сопровождается джазовыми музыкантами и альтернативными комиками, точно это - искусство.

У Г&Д есть причины для такой паранойи, хотя они получили Премию Тернера в 1986 году и приняли ее, чтобы «досадить людям». Ими восхищаются (и их копируют) рок-звезды, такие как Дэйв Стюарт и Дэвид Боуи, их приглашал на обед в свой дом в Салисбери бывший премьер Эдвард Хит. Их работы выставлялись в музее Гугенхейма, в Тейт и во всех крупнейших городах мира.
RE: А картины?
ДЖОРДЖ: Мы всегда старались действовать осторожно. Мы полагаем, что знаем до какого предела можно дойти в любом городе, мы доходим до него и уходим. Нам не нравится идея конфронтации. Мы не считаем продуктивной идею подойти к кому-нибудь и сказать: «Ты с этим согласен, верно? А если не согласен, значит, ты тупой урод». Лучше подрывать устои и удирать. Люди смотрят на «В дерьме», они могут сказать, что мы не должны ее выставлять, но слишком поздно, они уже высказали свое мнение о картине.
ГИЛБЕРТ: Все эти художественные критики любят обвинять нас в использовании грязных слов, но им самим нравится везде писать их, «Пидорский», «Пошел ты...».
ДЖОРДЖ: «Эти мерзкие художники рисуют эти картины...!»
ГИЛБЕРТ: И так все время.
ДЖОРДЖ: Смешно, эти слова могут быть напечатаны в газете, но запрещены в другом месте. Проникновение. Чтобы выступать против, они должны проникнуться этим, стать его частью.
ГИЛБЕРТ: Это очень интересно, потому что у нас есть молодой приятель-поляк, который пытается написать книгу о нас, он внимательно изучил  отзывы прессы о выставке. Успех был огромный, поэтому критикам пришлось притихнуть. Поэтому вместо этого они стали говорить о «Воплощении мечты Геббельса»...

ИСКУССТВО
Искусство Гилберта и Джорджа нелегко воспринимать ни глазами, ни мозгами. Эти образы раздражают и смущают Артистический Мир, цепляющийся за объяснения.
RE: Мне кажется, люди испытывают беспокойство, глядя на ваши картины, потому что они откровенны.
ДЖОРДЖ: Люди не привыкли к такому в искусстве, вот в чем проблема.
ГИЛБЕРТ: Сейчас не о чем говорить в искусстве. Абстрактные полотна ни о чем не говорят. Ни о чем.
ДЖОРДЖ: Они просто существуют... Я помню, как впервые приехав в Лондон, когда мне было двадцать, я пошел в Тейт. Там проходила групповая экскурсия, они рассматривали одну из балетных картин Дега, и этот шикарный парень спросил их, что они видят, а эти бедолаги ответили «балерину». А он с высокомерной улыбкой сказал: «Нет, на самом деле вы смотрите на то, что между ног». Господи! Полная чушь. Невероятное... полное дерьмо.
RE: Художественный мир исчерпался до самой задницы. Интерпретации становятся все более нелепыми, поскольку люди пытаются оправдать себя.
ДЖОРДЖ: Очень интересно, что те же самые люди, что считают себя гуманистами, становятся совершенно бесчеловечными, когда дело доходит до изобразительного искусства. Они предпочитают покровительствовать декадентской скуке. Ужасное лицемерие.
RE: Проблема в том, что вы выбрали окружение, в котором доминируют богачи и академики.
ГИЛБЕРТ: Проблема в том, что искусство держится на богачах... то, что тебе будет дозволено делать, зависит от денег богатых людей. Если мы будем делать слишком экстремальные вещи, они не захотят их покупать, и у нас не будет денег выпускать книги. Это трудно.
ДЖОРДЖ: Мне кажется, мы становимся все более и более известными. Многие люди любят смотреть на наши картины по каким-то своим собственным причинам, тогда как то, что мы называем декадентским искусством вызывает одобрение только в том случае, если находит поддержку у профессионалов, которые сами не понимают, что это такое. Ведро с водой в углу галереи, ты не знаешь, хорошо это или нет, но если ты знаешь, что ведущие музеи мира назвали это искусством, ты с этим соглашаешься. Но, несмотря на это, мы считаем, что люди принимают наши картины, потому что они обращаются напрямую к личности.
Картины Г&Д пробуждают к жизни, потому что они взывают к главным вопросам реальной жизни – Страх, Надежда, Секс, Смерть, Разум, Душа. Каждая картина дарует зрителю застывший миг одного из этих «пунктов». Они говорят напрямую со зрителем, которого не нужно обучать, что следует искать в искусстве.
RE: Очень часто ваши картины кажутся мне тревожными.
ДЖОРДЖ: Я уверен, они такие и есть.
RE: Почему, как вы считаете, я их так воспринимаю?
ГИЛБЕРТ: Потому что нам всегда нравилось использовать табуированные темы. Сперва мы решили, что мы сами – искусство и рупор, так мы начали проект Живые Скульптуры. Мы говорим через изображения, открытки, рисунки. Тема... мы решили, что будем просто продолжать использовать человека, не только нас самих, но и других мужчин в наших работах. Это и стало нашей главной темой.
RE: Вы считаете, ваши картины можно прочесть, как некое повествование?
ГИЛБЕРТ: Да, если людям этого хочется. Но это непросто. Мы не стремимся превратить наши картины в рассказы.
ДЖОРДЖ: Мы знаем это по многим отзывам.
ГИЛБЕРТ: Я могу согласиться с тем, что некоторые картины более повествовательны, другие менее, все они основываются на внутренних глубинных чувствах, эмоциях.
RE: Этими эмоциями и своими картинами вы хотите достучаться до как можно большего числа людей?
ДЖОРДЖ: Да, именно ИСКУССТВОМ. Это очень важно. Мы не верим в непонятное искусство, преподносящееся широкой публике. Сначала они должны понять, что это искусство.

Вот почему они отказались от рекламных роликов на телевидении и от предложения оформлять рекламные щиты для Лондона.
ДЖОРДЖ: Вот почему нам нравится объяснять им, что пойти в галерею посмотреть на произведения искусства это очень эмоциональный акт, мы обращаемся напрямую к зрителю.  Неважно, кто он, с ним нужно разговаривать.
RE: Для вас важно, чтобы зритель понимал ваши изначальные замыслы?
ДЖОРДЖ: Мы не знаем. Мы стараемся вкладывать что-то новое в картину. Мы не отправляемся в студию с головой, переполненной идеями по поводу того, как мы это будем делать, потому что мы делаем то, что делали раньше, мы используем новые образы в каждом проекте. Стараемся быть абсолютно честными... ошеломляющими... пытаемся вытащить что-то правдивое из самих себя.
ГИЛБЕРТ: Если это правдиво, то оно становится правдивым и для зрителя. Они видят самих себя, они ищут себя. Зритель не идет смотреть на Г&Д, он идет смотреть на то, что искусство делает с ним.
ДЖОРДЖ: Мы всегда говорим, что если мы возьмем наш каталог и покажем его первому встречному на улице, и ему это покажется интересным, значит все хорошо, потому что, посмотрев на любой другой каталог, он не поймет, что это вообще за дребедень. Им просто объяснили, что это художественная выставка.
RE: Мы уже говорили о людях, заправляющих искусством, но мне кажется, что сами художники очень претенциозные люди...
ГИЛБЕРТ: Чрезвычайно претенциозные.
ДЖОРДЖ: Большинство так не скажут.
ГИЛБЕРТ: Они снова пойдут по накатанной колее.
RE: И это элитарно.
ДЖОРДЖ: Нам очень нравится платформа искусства. Его формальность... идея прямоугольной картины. Но мы всегда боролись за более открытый художественный мир.
ДЖОРДЖ: Мы ненавидим узкий кружок, где все вертится вокруг художника. Они творят такие странные штуки, которых никто не понимает.
ГИЛБЕРТ: И признает их тоже только узкий кружок. И все они ЛЮБЯТ друг друга.
ГИЛБЕРТ: Чем меньше людей это понимают, тем больше превосходства они ощущают. Все это основано на страхе, на страхе глупо выглядеть. Вот почему мы предпочитаем публикации. Вот как молодежь вступает с нами в контакт, не через выставки... слишком сложно. Однажды в жизни они допускают тебя в галерею Хейуард и после этого больше не хотят тебя.
Даже теперь работа Гилберта и Джорджа, купленная Николасом Серота, бывшим прогрессивным директором Тейт, хранится глубоко запрятанной в запасниках новым режимом.

ДЕРЬМОВАЯ ВЕРА

ДЖОРДЖ: У нас есть поклонник из Белфаста, который нам пишет. Он видел наши каталоги. Он регулярно пишет нам. Это очень интересно.
RE: Проблемы в Ирландии – воплощение глупости и религия ничем не может помочь.
ДЖОРДЖ: Дерьмовая Вера. Мы только вчера получили письмо от немецкого студента.
ГИЛБЕРТ: Изучает философию. Он нашел на полу почтовую открытку, иллюстрирующую этот вопрос, четыре задницы, из которых выходит дерьмо, образующее крест, и он говорит, что его жизнь полностью переменилась.
RE: Что же предлагает Дерьмовая Вера?
ДЖОРДЖ: Удивительную свободу, если вы не пришли к этому раньше.
RE: Ваш единственный политический акт, кажется, это критика в адрес религии.
ГИЛБЕРТ: Мы анти-религия. Жри и сри. Если ты способен сказать это в Европе, это означает удивительную свободу. В Мюнхене они заставили нас это убрать.
ДЖОРДЖ: Мы убеждены, что церковь нужно привлечь в Европейский Суд.
ГИЛБЕРТ: За ложь.
ДЖОРДЖ: Их можно привлечь согласно «Закону о торговых марках». Нам недавно пришлось пойти на похороны, и викарий сказал, что этот человек не умер, он уже на Небесах. Его нужно немедленно привлечь к ответственности.
ГИЛБЕРТ: И Папу тоже.
ДЖОРДЖ: Стоит вспомнить о многих людях, умерших из-за того, что он не одобряет использование презервативов, от СПИДа, который возможно вскоре станет главным убийцей в мире. В Южной Америке люди каждый день заражаются ВИЧ, потому что они католики.
ГИЛБЕРТ: Этот немец писал, как тяжело сейчас в Германии со всеми этими основами морали.
ДЖОРДЖ: Нео-нацисты.
RE: Эта новая мораль вызывает беспокойство, в частности, в Америке. Это из-за СПИДа.
ГИЛБЕРТ: Да, это предлог.
ДЖОРДЖ: Должно быть, это давняя мечта религиозных фанатиков. Осуществление всех их надежд. Они все такие. Все эти интеллигентные люди в душе фанатики. Можете себе представить, «Таймс», который последние двадцать лет был трибуной либеральных идей, обсуждает, есть ли связь между ВИЧ и СПИД. Крайне безответственно.
Этим журналистам следовало бы побывать в ВИЧ-клинике, которую я посещаю и увидеть, как угасают ВИЧ-инфицированные пациенты. Заразившись ВИЧ в Лондоне в начале восьмидесятых, за последние два года я потерял двадцать пять килограмм, переболел многим инфекционными заболеваниями и постоянно попадал в госпиталь, а сейчас я временно прикован к инвалидному креслу, потому что вирус атакует мое тело. Я лежу, сгорая на костре фанатиков, но мы должны бороться с этими безумцами и этим гребанным вирусом до последнего в этой публикации, поддерживая новые идеи, новые концепции и новые, мирные пути существования, предлагаемые Гилбертом и Джорджем.
ДЖОРДЖ: Мы проводили выставки, посвященные СПИД, потому что многие наши друзья умерли. И это изменило мнение некоторых критиков о нас. До этого они ничего не видели. В первый раз они начали что-то понимать. На это ушло много времени.

Их прошлое мало значит для их теперешнего искусства, поскольку они отдали свои личности, свои истории своему искусству. Все, что они делают, посвящено художественному процессу, который охватывает каждое действие. Каждая секунду, каждое движение. Гилберт и Джордж – живые скульптуры, 24 часа в сутки, каждый день. Мы все – художники, создающие мгновения страдания и красоты, проживая свою жизнь. Мы встаем, умываемся, одеваемся, идем и выполняем какую-то работу, едим, испражняемся, напиваемся, и в этом находим и познаем чудо бытия.
Бытие Джорджа началось в доках Плимута 8-го января 1942 года. «Вонючие нацисты», бомбившие город, превратили его в ад, столь ужасный, что в окнах ювелирных магазинов плавились драгоценности, и ручейки серебра и золота стекали с витрин на улицы. Плимут был шестым по величине городом в Англии, но многие бежавшие оттуда больше в него не вернулись: во время бомбардировки мать Джорджа везла его на автобусе в неосвещенный пригород, затем пробиралась по темной сельской местности в поисках убежища. Он не знает своего отца, он выследил его однажды в деревне, в Девоне. Подойдя к мужчине в пабе, он спросил, могут ли они поговорить в другом месте. Джордж спросил десять раз, но мужчина сдался только после того, как он сказал ему: «меня зовут Джордж, по-моему, я ваш сын». Больше они не виделись. Посещая Дартингтон, Джордж совершенствовался в Школе Искусств Святого Мартина в 1967 году, где он и встретил Гилберта.
ДЖОРДЖ: Мы не планировали работать вместе, люди просто решили, что мы это делаем. Это пришло помимо нас.
Гилберт родился в итальянских Доломитовых Альпах, к северу от Венеции. «С четырехлетнего возраста я содержал себя сам», говорит он, не вдаваясь в подробности. Изучал искусство в Мюнхене, Австрии и Италии, перебрался в Англию, чтобы поступить в самую прогрессивную по тем временам художественную школу в мире. Он прожил в Англии так долго, что теперь считает себя английским джентльменом, несмотря на то, что у него сохранился иностранный акцент.
В колледже, под влиянием Брюса Маклина, они занялись перфомансом и почтовыми открытками. Их, напоминавшее Флексус, почтовое искусство состояло из коллажей с отпечатанными на них изречениями, такими как, например, это «Всю жизнь я тебе ничего не давал, а ты все еще просишь большего», а так же приглашениями на мероприятия. Плюс, конечно же, издание ограниченным тиражом книги, «Мрачная тень» с веселыми школьными картинками – фотографиями парочки с табличками на шее - «Джордж - дерьмо» и «Гилберт - пизда». Но лишь по окончании колледжа их осенила идея Живых Скульптур.
Искусство не ограничивается галереями, оно становится ими, а они становятся им, жертвуя своими личными особенностями (если не личностями) во имя искусства, это было революционное деяние, незамеченное критиками, но их за это запомнили надолго.
Искусство наследует «нормальной» жизни, от которой они стараются держаться подальше. Они встают в 6 утра, моются, надевают поверх костюмов спецодежду и отправляются в студию, чтобы полностью погрузиться в работу. В 11.00 они завтракают в кафе на рынке через дорогу, а в 12.00 снова возвращаются к работе, и зачастую работают до самой ночи. Они редко прибегают к чьей-то помощи, предпочитая работать вдвоем в студии, где есть подиум, осветительное и фотографическое оборудование и ряды банок с краской, все помеченные - «Голубой», «Небесно-голубой» и так далее, рядом с каждой банкой – пара резиновых перчаток. В их собрании фотографий свыше 70 000 изображений, с которыми они работают, но для каждого нового проекта они используют новые изображения.
Технический трюк - создание шестидесятифутовых фото-монтажей в сорокафутовой студии, гигантских увеличенных фотографий, витражей и пытаясь представить себе, как все это будет сочетаться, невероятно, ошеломляюще. Поэтому спустя месяцы, когда проект завершен, они отправляются пьянствовать в винные бары и рестораны Лондона. Им нравились ранние панковские клубы, такие как «Блиц» в конце семидесятых. Их избивали сомнительные личности, арестовывали за пьянство и беспорядки. Они очень гадкие мальчики.
Чтобы дать вам представление об их озорном чувстве юмора - Дженезис Пи-Орридж в Лос-Анджелесе рассказал мне историю о том, как в семидесятые он и Г&Д были на фестивале перфоманса в Италии. Дженезис, Г&Д и женщина с ребенком ехали в лифте в отеле, в котором они остановились. Ребенок громко кричал, и Гилберт бесстрастным голосом сказал Джорджу – что за мерзкий субъект. Джордж ответил своим роскошным, столь же невозмутимым голосом: «Да, омерзительный. Давай его съедим?». Женщина выскочила из лифта на следующем этаже.
В конце шестидесятых Г&Д покинули колледж и решили превратить в искусство самих себя. Не просто создав себе имидж, как Уорхол, Дали, Бойс, а позднее  - Джефф Кунс, но став круглосуточно функционирующими произведениями искусства.
RE: Можно ли период «Живых Скульптур» назвать декларацией того, что вся жизнь – искусство?
ДЖОРДЖ: Отчасти, да. А отчасти это связано с тем, что у нас больше ничего не было. Мы ушли из колледжа, денег у нас не было. Каждый студент, который был паинькой, стремился обзавестись мастерской или получить преподавательскую работу. Мы знали, что никогда так не сможем. Нас уже подвергли дискриминации. Мы поняли, что все, что у нас есть – это мы сами, поэтому мы подумали, что это и должно стать искусством. Это была магия.
ГИЛБЕРТ: Мы ненавидели формализм.
ДЖОРДЖ: Все эти линии, квадратики, кружочки.
RE: Вы отправились на прогулку в Гайд-Парк и засняли это, сравнив с «Прогулкой по Луне», предпринятой тогда НАСА. [Люди частенько не понимают, что творчество Г&Д невероятно веселое].

ПОЮЩАЯ СКУЛЬПТУРА
Они прославились со своей «Поющей скульптурой» - оба Г&Д либо сидели на подиуме, либо их привязывали к стенам галереи, иногда они двигались под аккомпанемент песни эпохи Великой Депрессии Фланагана и Алленса про двух бродяг, спящих под платформой станции Чаринг-Кросс в центральном Лондоне. Слова были подходящими:
The Ritz I never sigh for
The Carlton they can keep
There is one place I know
And that is where I sleep
Underneath the arches
I dream my dream away...
Некоторые перфомансы длились по 8 часов, «шоу» стало хитом в Лондоне, Нью-Йорке и по всей Европе.
ДЖОРДЖ: Это была демократическая идея. Мы подумали, что можем стать искусством и художниками без профессий.

Используя себя в качестве предметов искусства, они приглашали зрителей на встречу в Бромли, чтобы они могли посмотреть, как Гилберт и Джордж обедают со своим другом Дэвидом Хокни. Они, как сами утверждают, в искусстве являются эквивалентом мертвого зайца Йозефа Бойса.

RE: Почему вы так часто используете себя в своих творениях?
ГИЛБЕРТ: Мы с этого начинали.
ДЖОРДЖ: Это наше лучше изобретение. Когда люди видят нас на улице, это воспринимается совсем не так, как если бы, они увидели, скажем, Ховарда Ходжкина или любого другого художника.
ГИЛБЕРТ: Мы – искусство.
ДЖОРДЖ: Политики и спортсмены – тоже искусство.
ГИЛБЕРТ: Даже когда вы говорите об Оскаре Уайльде, мне известно лишь имя и то, что его посадили в тюрьму. Он был живой скульптурой.
RE: Ваши творения теперь во многом ассоциируются с мощными образами фашизма. Даже ваши открытки называются «скульптурами», что подразумевает, что они монументальны...
ДЖОРДЖ: Мы считаем, что то, что скрывается в людях, выходит на поверхность, когда они смотрят на наши картины, а не когда они смотрят на абстрактные полотна. Если у них проблемы с расизмом, они могут начать говорить о них, стоя перед нашими картинами. Если у них проблемы с фашизмом, это выйдет наружу. Для того и существует искусство. Разве не смешно то, что все эти люди, начиная критиковать нас за образы скинхедов в наших работах, сами становятся скинхедами. Посещение закрытой выставки нового художника уподобляется митингу Национального фронта. Мальчики и девочки, похожие на скинхедов.
ГИЛБЕРТ: Странные и шикарные. 
ДЖОРДЖ: Антинацистское движение похоже на скинхедов или жертв Аушвица – против чего они вообще-то и выступают. У всех девушек худые лица, они тощие и носят исключительно черное.
ГИЛБЕРТ: Они склонны все осуждать.
ДЖОРДЖ: Они против веселья. А на деле многие черные люди подходят к нам на улицах и высказывают восхищение нашим искусством.
ГИЛБЕРТ: Потому что мы единственные современные художники, изображающие на своих полотнах черных.
ДЖОРДЖ: Один черный бизнесмен сказал нам, что ему нравятся наши картины, потому что он видит в них себя... что это не проблема... что он устал видеть эти анти-апартеидовские плакаты с каким-то замордованным чернокожим.
RE: В газетах черные изображаются двумя способами – либо это преступники, либо жертвы голода и насилия. Они публикуют крупным планом умирающих черных, но никогда не показывают то, как это происходит в Северной Ирландии.
ДЖОРДЖ: Я думаю это предубеждение.
ГИЛБЕРТ: Как в вестернах. Ковбои палят напропалую. Когда Джона Уэйна убивают, тебе приходится выслушать получасовой разговор, прежде чем он умрет.
ДЖОРДЖ: Это клише. Называть кого-то фашистом. В любой комедии, если отец не отпускает дочь на вечеринку, она обзывает его фашистом. На деле фашизм вырос из социализма и консерватизма. Ужасно скучно. Нам все равно, что нас называют фашистами. Как нас только не называли. Один критик обвинил нас в том, что мы гомофобы. Я не знаю, что это значит.
ГИЛБЕРТ: Это очень глупо.

ФАШИЗМ
Гилберт и Джордж предпочитают жить в городе, который стал плавильным котлом культур. Хотя они считают себя патриотами, гордящимися тем, что они английские джентльмены в мульти-культурной стране. Их уборщик говорит о них, как о «самых прекрасных людях, каких только можно встретить. Я люблю их. Предрассудки? Никогда ничего такого не замечал. Просто два человека. Для меня они больше чем друзья, больше чем братья. У меня нет слов выразить, какие они замечательные. Хотел бы я, чтобы хотя бы половина людей в мире были такими как они, тогда это был бы совершенный мир, в котором каждому бы воздавалось по заслугам». Стэйнтон Форест, уборщик, сказавший это, индиец.
RE: В этом районе живут одни бангладешцы?
ДЖОРДЖ: Сейчас да.
RE: Как давно вы тут живете?
ДЖОРДЖ: Двадцать семь лет. Когда мы сюда переехали, это был чисто еврейский район.
ГИЛБЕРТ: Нам очень нравятся индийцы.
ДЖОРДЖ: Мы дружим с одной индийской семьей. Они приходят к нам выпить, детишки сидят у меня на коленях... Это наша приемная семья.
RE: Ваше финансовое положение позволяет вам поселиться, где угодно. Вы находить это место вдохновляющим? Вы смогли бы работать в Лос-Анджелесе?
ДЖОРДЖ: Никогда. Мы всегда говорим, что если бы вдруг приземлился космический корабль, оттуда вышли бы люди и сказали, дескать, нам нужно заснять пятиминутный фильм о Земле, что-нибудь очень типичное, мы сказали бы – отправляйтесь в Олдгейт. Вы ведь не скажете им, отправляйтесь в Цюрих, это самое типичное место на планете Земля. Ни даже Нью-Йорк. Мы считаем центральный Лондон – не южный, как Кенсингтон – центральный и восточный Лондон очень реальны и современны. Выражение глаз у людей здесь очень современное.
ГИЛБЕРТ: Мы уверены, что это лучший город в мире.
ДЖОРДЖ: Очень непонятный.
ГИЛБЕРТ: Полная свобода в каком-то смысле. Отчасти дозволенная анархия.
ДЖОРДЖ: Ни в одном городе Европы этого нет.
ГИЛБЕРТ: Ни у кого нет полной свободы. Когда ты идешь по Коммершиал-стрит, никого не волнует, чем ты занимаешься, как ты одет.
ДЖОРДЖ: Такое многообразие, по сравнению со всей Европой. В Лондоне больше ресторанов разных национальных кухонь, чем в любом другом городе мира. Тысячи.
ГИЛБЕРТ: Лучшая архитектура.
ДЖОРДЖ: Многообразие архитектуры. Церковь Николаса Хоуксмора, а за углом - Турецкий рынок. Броудгейт, очень современно, Бетнал-Грин и Брик-Лейн. Мы чувствуем Лондон, даже когда уезжаем из него.
RE: Как вы считаете, Лондон мужественный или женственный город?
ДЖОРДЖ: Не мужественный. Мужественный это, наверно, Берлин.
ГИЛБЕРТ: Странноватый, голубоватый. По-современному.
RE: Вы считаете себя современными людьми?
ГИЛБЕРТ: Да.
RE: Значит, вы сейчас счастливы?
ДЖОРДЖ: Мы боремся за будущее, мы хотим, чтобы мир хоть чуть-чуть походил на наши картины. Чтобы мир стал более смешанным, чтобы каждый человек мог выбраться из своей норы и на минуту почувствовать новую идею или нового человека. Когда читаешь роман 18-го века, то понимаешь, насколько с тех пор изменилось представление о человеке, и мы понимаем, что они снова могут измениться самым невероятным образом. Возможно, появится новый тип людей. Только если жизнь станет лучше и добрее. Больше терпимости, я надеюсь, это каждый поймет. Как художники мы хотим уважения и почета - «все сразу». Сущность всего человечества – вот наш сюжет и наше вдохновение. Мы каждый день ратуем за добрые традиции и необходимые перемены. Мы хотим познать и принять все добро и зло в нас самих. Цивилизация всегда зависела от успеха «людей дающих». Мы хотим пролить нашу кровь, мозги и семя во имя поиска нового смысла и целей жизни.

Гилберта и Джорджа печалит то, что цинизм, овладевший Британией, препятствует экспериментам и прогрессу.
RE: Вы хотите, чтобы вас любили?
ДЖОРДЖ: О да! Так и должно быть... никак иначе. Люди подходят к нам в барах и говорят что-нибудь невероятно лестное. Мы любим зрителей. Все художники этого века становились знаменитыми благодаря своей любви к культуре, искусству или еще чему-нибудь. Мы считаем, что это полная чепуха. Большинство художников этого века к тому же занимали критическую позицию. Мы чувствуем, что мы – другие. Мы не выступаем ни против кого, ни против чего. Все художники считают, что широкая публика глупа. Мы в это не верим. Каждая отдельная личность – фантастическая личность.
ГИЛБЕРТ: Иногда у нас возникают проблемы, ведь чтобы вы не сказали в Британии, они это обязательно раскритикуют.
ДЖОРДЖ: Пресса, не публика. Даже обычные новости.
RE: Невероятное самодовольство и цинизм во всем.
ДЖОРДЖ: Они уничтожают комедию и юмор, приспосабливаясь к этой циничной точке зрения. Это не смешно. Люди нападают на священников, или на средний класс, или на правительство. Мы считаем, если у тебя есть стол, бутылка и пепельница, ты можешь быть очень творческим человеком и создавать что-то очень веселое, не выступая против кого бы то ни было. Критическая комедия делает несчастными многих людей. Людям становится обидно. Мне становится ужасно неловко, когда в комедии принимаются хлопать по голове лысого человека... Мне очень обидно. Я пытаюсь сказать, что это не имеет значения. И я думаю, что полные леди испытывают то же самое... все.  Как превосходный артист с ведром, а люди не понимают, это то же самое.
ГИЛБЕРТ: Проблема здесь, в Англии в том... ну, если вы произносите Английская Еда, они говорят – «Плохая».
ДЖОРДЖ: Английские курорты ... грязные.
ДЖОРДЖ: Английская классовая система.
Г&Д: «Плохая»!
ДЖОРДЖ: Английская экономика.
Г&Д: «Плохая»!
ДЖОРДЖ: Английский премьер-министр.
Г&Д: «Плохой»!
ГИЛБЕРТ: Английские художники.
Г&Д: «Плохие»!
ДЖОРДЖ: Английский крикет – уничтожен.
ГИЛБЕРТ: Английское кино – плохое.
ДЖОРДЖ: Это невероятнейшая чушь. Болезнь. Страсть к негативу.
Мы перемещаемся на задний двор, пьем теплое «шардоне», Джордж возбужденно зовет меня в студию. «Саймон, иди, посмотри на это!» Мне показывают пробные отпечатки фотографий и дают лупу.  То, что я вижу, оказывается человеческим дерьмом. Джордж полон энтузиазма. «Хорошая форма, верно? Фантастика!». Я киваю, он не шутит.
Дерьмо и многое другое, все это части следующего проекта Г&Д, изящно названного «Летающее дерьмо», образцы которого впервые опубликованы в этой книге. Дерьмо, в конце концов, великий уравнитель всех рас и всех классов.
ГИЛБЕРТ: Мы были ужасно оскорблены, когда люди спрашивали нас, используем ли мы собачье дерьмо в своей работе. Это все наше собственное!

Время уходить. Я оставляю странную пару наедине с их жизнью, поняв, что Гилберт и Джордж – два самых любезных, удивительно добрых и веселых человека, которых я когда-либо встречал, с озорным чувством юмора, позволяющим гораздо глубже понять их мерзкое, темное, позорное искусство и утопический взгляд на будущее искусства и общества, который мы все можем принять: Искусство, вырастающее из опыта реальной жизни, культура – общая для всех цветов и мировоззрений, жизнь в мире не скованном религией и нетерпимостью.
Мире Гилберта и Джорджа.
Это мир
Это наш конец
Это наш мир
И это конец
- Гилберт и Джордж.

ЧУМНОЙ ДВОР
АЛЬТЕРНАТИВНЫЕ ШТАТЫ АМЕРИКИ

В тени Долины Смерти смущенный, сбитый с толку, пьяный и потерянный бродит Саймон Дуйар и разглагольствует о доме нечестивой троицы, об истинном царстве Искусства, Коммерции, Религии – Альтернативных Штатах Америки. Не столько Апокалипсис нынешний, сколь апокалипсис грядущий...

ГОРЯЧИЙ ВОСК И СВЯЩЕННЫЙ ЛЕС
Мечты, видения, и свидетельства очевидного
 «ВАС ЖДЕТ САМЫЙ ВОЛНУЮЩИЙ ОПЫТ В ВАШЕЙ ЖИЗНИ»,  гласит табличка в шумном фойе Голливудского музея восковых фигур. Я пытаюсь унять легкую дрожь. Ничего другого. «Это будет самый волнующий опыт в моей жизни», думаю я. В «Путешествиях в гиперреальности» итальянский профессор семиотики Умберто Эко, посетив это место, назвал его одной из многочисленных американских «Крепостей одиночества», где Супермен (из округа Колумбия, не ницшеанский) уединяется для медитации. Сейчас, тем не менее, он переполнен испуганными детьми и японскими туристами.
Осмотр выставки занимает примерно двадцать пять минут, двадцать пять минут посетитель пялится на знаменитостей и исторических личностей, в основном узнаваемых благодаря табличкам с надписями. Железный Майк Тайсон, Кроккет и Таббз, пара английских Дэвидов – Нивен и Боуи – четыре груди – Мерилин Монро и «Вампайра», Мейла Нурми.
Наркоман-Франкенштейн Бела Лугоши, не подозревающий, что он стал героем единственной хорошей песни «Bauhaus» и посмертно снялся в невероятном плохом фильме Эдварда Д. Вуда «План 9 из космоса», единственный персонаж, который, кажется, выиграл от превращения в восковую фигуру, он здесь выглядит куда более розовощеким, чем был в реальной жизни. Но у всех кукол, вплоть до самого почитаемого ханжи, Авраама Линкольна, одинаковые стеклянные глаза, тени и блестящие нейлоновые волосы. Внезапно музей кажется совершенно опустевшим.
Капитан Джейм. Т. Кирк  сквозь сумрак пялится на экипаж злополучного космического корабля «Челленджер». Верные «треккис»  приходят сюда как на молитву. Восковой Леонард Нимой  сидит с невозмутимым видом, шелковый пижамный верх, черные лыжные штаны и остроконечные уши (интересно, из чего они сделаны?) являют его нам в образе персонажа из «Стар-трек». Вымышленный мистер Спок куда более знаменит, чем телеактер Леонард Нимой, и более знаменит, чем мертвый экипаж «Челленджера», это означает, что он занимает лучшее, более освещенное, место. Спок здесь более реален, чем они. Даже если бы ни Спок, ни экипаж шаттла не существовали только в виде крошечных изображений на целлулоиде и неподвижных трехмерных форм восковых фигур: они реальны в сознании и памяти зрителя. Более реальны, чем «реальность», потому что реальности не существует,  а они, так или иначе, здесь. В сознании.
Иллюстрация: «Тайная вечеря»
Мертвый экипаж шаттла, теперь героические иконы американцев, «отдавшие жизнь исследованию космоса», несмотря на то, что умерли они, так и не достигнув цели, и мало кто о них помнит, делят комнату с серьезными Американскими Президентами. Забытые ребята. Трюкач Дикки (Никсон), злодей, потерявший свои записи, и Джей Эф Кей, хороший парень, потерявший свою голову и породивший миф о «потере невинности», который Америка использует для оправдания всех своих грехов (включая Хиросиму). Образы, символы, воспоминания, маленькие триггеры. Самое волнующее ощущение в вашей жизни.
Общее ощущение от этого места, в двух словах, – мороз по коже. Не новая аналогия – странные восковые фигуры похожи на сюрреалистических предшественников поп-арта, но в отличие от большинства подобных творений, эти фигуры вызывают реакцию, которая не предполагалась сознательно - отвращение.
Близкий к этому, связанный с искусством опыт, – музей Стеделийк в Амстердаме, куда обдолбанные, пьяные британские туристы могут ввалиться, чтобы посмотреть на творение (если я не ошибаюсь) лос-анджелесского скульптора Эдварда Киенхольца. «Забегаловка» изображает салун в натуральную величину. На заднем фоне слышны фальшивые звуки музыки, выступают из сумрака, застывшие навек над своей выпивкой, фигуры. Их лица – часы, часы, замершие навсегда. Это пугает, потому что ты смотришь на фигуры, на бар и понимаешь, что когда тебя не станет, когда ты умрешь, то все закончится этим (Ад, где время замирает, и ты никогда не допьешь свой стакан). Голливудский Музей восковых фигур пугает, потому что эти люди там были или остаются богатыми и знаменитыми, а здесь для них все закончилось. Они даже не могут бежать отсюда. Все, кроме одного, в любом случае.
Иисус Христос не нуждается ни в табличке с именем, ни в представлении. У него есть борода и, в конце концов, больше ни один из экспонатов не распят на кресте. Но это после. Сперва Тайная вечеря. В случае Спасителя человечества, выбор времени играет важную роль, яркие огни и хоровое пение, доносящееся из магнитофона, окружают распятие, оставляя Тайную вечерю во мраке. Войдя в зал, где был убит Иисус, можно не заметить из виду Тайную вечерю. Так что хронология истории во многом зависит от зрителя. Не удивительно, что Тайная вечеря в данном случае является попыткой воспроизвести в трехмерном пространстве фреску Леонардо да Винчи. Давно умерший итальянец, гений, одаренный богатым воображением и сам незаурядный скульптор, вряд ли смог бы вообразить такое. Картина копируется повсюду. Вечно спящая, но пробуждающаяся и вглядывающаяся в тебя в странные, самые неожиданные моменты. Ты вспоминаешь, как видел ее, воспроизведенную актерами в постановке Стивена Беркоффа «Саломеи» Оскара Уайльда – хитрый театральный трюк, во время усекновения головы, а также, не весть каким образом нарисованной на булавочной головке, выставленной под микроскопом в «Музее крошечных вещей Миджа», в перерыве между отдыхом на пляжах испанского Коста дель Соль. Бог, как Леонардо, пробирается повсюду, он доступен в любых формах и размерах, работая тайными путями. Здесь, в Голливуде, Он больше, чем в жизни.
Можно задаться вопросом – что же это должно было быть – воспроизведение тайной вечери Христа или копия «Тайной вечери» Леонардо? Напоминание об историческом событии, мифическом событии или копия изображения? Должна ли чувствоваться какая-то разница здесь, в сознании зрителя, между Страстями и почти фотографически аккуратным изображением общего бессознательного итальянского католицизма. Затем голос, глубокий и благочестивый, точно из «Десяти Заповедей» Сесила Б. Де Милля, внушает посетителю взглянуть на сцену не так, как зритель смотрит на дешевую восковую копию ренессансного полотна, но как если бы вы стали незримым незваным гостем на ужине в ночь перед казнью Христа. Кажется, что ты можешь указать на Иуду и разоблачить его перед всеми учениками, пока они, чавкая, жуют пыльный восковый хлеб и фрукты, и спасти жизнь молодого назаретского революционера. (В самом деле, в книге Генри Линкольна «Святая кровь, святой Грааль», рассказывается о том, что Христос пережил свою предполагаемую казнь, и приводятся довольно убедительные доказательства). Вдруг произойдет ошибка во времени, как это случилось с мистером Споком, и посетитель Музея восковых фигур сможет изменить историю. Или, может быть, Генри Линкольн. Но нет, Иуда торжествует, вспышка света разрезает мрак, перемена сцены, и Христос убит. Лица актеров Беркоффа или персонажи Оскара Уайльда или полотно Леонардо, все выглядят одинаково, зритель и мир погружены во тьму.

«Но один из воинов пронзил ему ребра, и тотчас истекла крови и вода...  так же и в другом месте Писание говорит: «Воззрят на Того, Которого пронзили».
- Евангелие от Иоанна, 19, 34 и 37

Римский солдат Лонгин держит оружие, которое в будущем станет так называемым Копьем Судьбы, оккультной реликвией, как и череп Лазаря, и само по себе вдохновит еще больше безумств, смертей и веры, перейдя из рук Лонгина к Карлу и затем, окольными путями, к Адольфу Гитлеру. Оружие, проколовшее бок одного еврея, использовалось как Утраченный Ковчег - символ, с помощью которого убили шесть миллионов. Бесплотный голос рассказчика об этом не упоминает, так что сейчас это просто копье, и запись продолжает рассказывать посетителям, что они переживают свой самый волнующий в жизни опыт. Христос родился, Христос воскрес, Христос придет снова.
Иллюстрация: Череп Лазаря
В книге «Незримое искусство» строятся предположения об истинном значении «Тайной вечери», автор намекает, что картина на самом деле еретическая. Проблема, кажется, заключается в фигуре, сидящей второй слева. Он выглядит как двойник Христа, и в связи с этим строятся догадки о том, что это, должно быть, символическое изображение – породившие слухи, которые упорно ходили в эпоху Ренессанса и позже, что у Христа были братья, а позже - и собственная семья. Автор «Незримого искусства», Геттингс, кажется, сам не слишком осведомлен об истории «семейства Христа», он говорит, что «...источник, этой идеи, появившейся в эпоху Ренессанса остается неизвестным». Любопытно. Благодаря документам, раскопанным журналистами в Парижской национальной библиотеке, теперь мы, возможно, знаем, кто был этим источником.
Леонардо был Великим Магистром Приората Сиона с 1510 по 1519 годы. В этом списке так же такие выдающиеся личности, как Николя Фламмель, Ботичелли, Роберт Флудд, Исаак Ньютон, Виктор Гюго и Жан Кокто. Список заканчивается на Кокто, который, как там сказано, наследовал этот пост в 1918 году от Клода Дебюсси. Там сказано, что Кокто передал бразды правления в 1956 году, за четыре года до смерти, никому иному, как Папе Иоанну XXIII.
Папа Иоанн стал розенкрейцером, когда он был папским нунцием в Турции в 1935 году, и некоторые решения, принятые им во время его правления убеждают в том, что он имел связи с масонским движением, не в последнюю очередь его странное послание всей Епархии в 1960 году, где он писал о важности физического истечения крови Христовой и постановил, что католики могут становиться франкмасонами. Если верить последним открытиям, сделанным следователями, проводившими расследование смерти Роберто Кальви, найденного повешенным под лондонским мостом Блэкфриарз (Черных монахов), они обнаружили связи между Банком Ватикана, чикагскими гангстерами и, больше похожей на мафию, итальянской масонской ложей П2, теория об участии Папы Иоанна XXIII в масонском движении не выглядит такой уж искусственной, как на первый взгляд.
Вскоре трехминутный Божественный аттракцион заканчивается, и закольцованная пленка перематывается для очередного повтора (Христос умирает и воскресает десятки раз за день), я пытаюсь разглядеть, что же такое блестит на деревянном полу и на столе Тайной вечери и понимаю, что это монетки. Сотни десятицентовиков, центов и четвертаков, брошенных верующими посетителями к ногам Христа. Точно этот восковой «музей» был настоящим, освященным храмом. Для многих туристов со Среднего Запада и латиноамериканских городов (невидимых людей «настоящей» Америки) так оно и есть.
Это Голливуд – Мекка образов, мечтателей и мифов. Как говорилось в рекламе «пепси» - Нереальная Вещь. Поэтому Христос занимает законное место рядом с Джеймсом Ти Кирком и мистером Споком. Одновременно реальный и воображаемый, он впечатляет сильнее, потому что он, как и экипаж шаттла, отдал свою жизнь за кого-то или за что-то. И, как мистер Спок, он может путешествовать сквозь пространство и время – при помощи искусства и воображения. И здесь он более реален, чем «реальная вещь», потому что существует там, в воске, и здесь, в сознании зрителя. Вера создает виртуальную реальность. Более конкретную, чем миф, более осязаемую, чем Слово.
И он такой, каким его помнят. Длинноволосый, белый, хипповый, добрый и самоотверженный, как о нем рассказывали в школе. Люди идут сюда поклониться не только кинозвездам, но и Богу, не меньше. Поклониться Богу и отдать деньги Голливудскому музею восковых фигур.
История Христа – одно из могущественных магических предзнаменований, которое было неверно понято, подверглось гонениям и то, что он позволил убить себя гонителям назарейской веры, одно из самых мощных магических деяний в истории планеты. От всемогущества к вездесущности в один день. С Голгофского холма к холмам Рима, Рио и святая святых – Голливудским холмам. Шоу продолжается. Но не всем дано понять.

ПОЛАРОИДНЫЙ НЕГАТИВ (ДОРИАНА ГРЕЯ)
Естественная реакция на столь волнующий опыт – желание поскорее добраться до выпивки покрепче, поэтому я вываливаюсь под яркое голливудское солнце и, рискуя обгореть и получить солнечный удар, отправляюсь на поиски бара, ближайший из которых, похоже находится милях в тридцати отсюда (в Лос-Анджелесе отродясь не слышали о метро, да и такси тут попадаются крайне редко). Первый бар, в который я вхожу, по размерам не больше прихожей в какой-нибудь квартире, темный как угольная шахта, его освещают лишь подсвеченная жужжащая реклама «Бадвайзер» и переносной телевизор. В темноте мне удается разглядеть, что здесь, помимо меня, только двое посетителей, оба – Ангелы Ада, по габаритам напоминающие Арнольда Шварценеггера, они смотрят, как я вслепую пробираюсь к стойке, быстро пытаясь сообразить, какой же выпивки у них может не быть. Разумеется, к моему великому разочарованию, у них нет «Ньюкасл Браун», поэтому я ухожу. Быстро.
Когда, наконец, я устраиваюсь с «пинтой» слабого «лагера», которая, как это здесь принято, меньше, чем пинта в Британии (16 унций вместо 20), на половину состоит из пены и слишком холодное, чтобы можно было разобрать вкус, я обнаруживаю, что второй попавшийся мне на пути бар – для геев. Я понимаю это потому, что сидящий рядом со мной парень, худой итальянец, назвавшийся Джорджем, наклоняется и манит меня к себе указательным пальцем, неаппетитно дергающимся над маленьким волосатым кулачком. Я склоняю голову, чтобы расслышать, что он хочет сказать. Джордж улыбается, смотрит на меня и говорит, что я «должно быть европеец», потому что я такой красивый и... можно меня поцеловать?
Джордж не желает оставлять меня в покое, кажется, это один из тех унизительных моментов, когда мужчина понимает, какого приходится женщинам в подобных ситуациях.
Несмотря на мои протесты, высказываемые глубоким, «мужским» голосом, моему эго отчасти льстит то, как он повторяет «ты тааакой крааасивыый», но я поднимаюсь и пересаживаюсь поближе к женщинам. Как и следовало ожидать, они все потрясающе выглядят, что в Голливуде означает, что они не могут быть настоящими. И в самом деле, размер их обуви подтверждает, что все это трансвеститы или трансексуалы, с туфлями размером с корабль флота Ее Величества. Они танцуют под столь уместную песню здесь Джима Моррисона «L.A. Woman», доносящуюся из музыкального автомата, и это похоже на военоморские маневры НАТО. Они веселые, счастливые и расслабленные, но любовь, что «назвать себя не смеет»  по-прежнему окутана тем, о чем немногие хотят говорить, тени в баре становятся длиннее, мрачнее, пересекают столы и ложатся на плечи люди людей, точно руки.
«Но мой секрет надежно скрыт. Никто не узнает моего имени!
О нет, я разгадаю его по твоим губам, когда засияет свет дня и мои губы прервут молчание» .
«Никому не дано узнать имя его... мы умрем. Увы. Умрем».
Пуччини «Турандот»
Тайны, тайны, никем не разгаданные... В те дни, когда гомосексуализм был вне закона, из мужчин-гомосексуалов получались самые лучшие шпионы – потому что им приходилось скрывать свою тайную жизнь. Они были настолько скрытными, что даже их хозяева зачастую не подозревали об их тайной сексуальной жизни. По иронии судьбы, подобные сексуальные предпочтения считались слабостью для шпиона, но на деле, в этом была их сила. Скрытый подтекст, превосходная практика. В те времена, когда оккультные верования и практика были такими же тайными, писатели и художники становились лучшими передатчиками тайной истины.
Секреты «Тайной вечери» Леонардо Да Винчи, наверно, многочисленны. Великий ученый, художник и  философ – я не подозревал об этом, пока я случайно не посетил выставку его рисунков и моделей, созданных по его чертежам, в галерее Хейуард в Лондоне, и тогда я понял, насколько гениален был этот человек. Первый человек, понявший природу инерции, звуковых и световых волн и, за столетия до англичанина Уильяма Харви, систему кровообращения. Помимо всего прочего, он был потрясающим математиком, инженером и архитектором, он работал в этом качестве на Людовико Сфорцо (Мавра), в том числе и в Египте. (И мавры, и египтяне, разумеется, были погружены в магию и, возможно, именно это оказало существенное влияние на его дальнейшую жизнь). В 1506 году он переехал из Флоренции в Милан, который в то время находился под властью Франции.
Четыре года спустя он стал Великим магистром французского Приората Сиона и в 1517 году переехал в Амбуаз, между Туром и Орлеаном, регион, пропитанный традициями катаров .

ПЕСНИ ЛЮБВИ И СМЕРТИ

В то время как богатым американцам нравится думать о себе, как о людях утонченных, благовоспитанные европейцы, такие как мой знакомый гей-итальянец из бара Джордж, почитают себя Культурными. В Оперном театре Дороти Чандлер, банальном бетонном мавзолее, усеянном горделивыми, разукрашенными скульптурами фонтанами, какими любят себя украшать большие города, сталкиваются культуры.
Культура Старой Европы, преимущественно белая, встречается с гражданами Новой Европы, которые также преимущественно белые. Высшие общественные круги Америки сохраняют свои связи со старыми странами, в то время как вся остальная Америка вокруг них сливается с культурой Южной Америки и Азии. На улицах Лос-Анджелеса на каждое белое лицо приходится одно черное или латиноамериканское. В кондиционированном, дезодорированном воздухе Оперного театра редко встретишь не белое лицо.
Театр заполняют знаменитые и почти знаменитые, подвергшиеся пластической хирургии, носы, сверкающие зубные коронки, дорогие парики, щелканье каблуков от Гуччи и звенящие золотом запястья, и это только мужчины. Женщины, затянутые в корсеты от «Лоримар», - плечи шириной с небольшой японский автомобиль и тела, туго обтянутые загорелой, от круглогодичного благополучия, кожей. Нужно сказать, что хотя здесь, на этом шоу, возможно, присутствует гораздо больше денег, но гораздо меньше снобизма и высокомерия, чем на подобных мероприятиях в Англии. Когда я последний раз был в Королевской Опере в Лондоне, мне стало прямо-таки физически плохо. Персонажи со страниц газет, второстепенные знаменитости средних лет, Джереми Айзекс, Как-там-его, редактор «Обзервер», Тот парень, знаменитый актер, Кен Рассел, слоняющиеся туда-сюда в неподходящих к случаю спортивных костюмах, призванных в таких ситуациях демонстрировать «эксцентричность», и многочисленные жирные, уродливые члены парламента со своими, задирающими нос, еще более жирными и уродливыми женами.
Здесь, в Лос-Анджелесе, я рискнул покуситься на первое представление «Тоски» - как сказали бы в Лондоне – невыносимая оперная скука. Здание является олицетворением старомодного словечка – шикарный. Отрицая слова Рескина, что архитектура должна создаваться на все времена, Маринетти и итальянские футуристы со всей своей абсурдной претенциозностью, заявляли, что мы должны полностью порвать с прошлым, вся архитектура должна стать современной, и каждое новое поколение должно разрушать здания, чтобы построить свои собственные. Что за тупая мудацкая идея. Если посмотреть на Ла Скала в Милане, а потом на это сооружение, то становится ясно, что они не могли говорить это всерьез. Даже если они этого и не хотели, они все же были Художниками.
Всемирно прославленная голова Пласидо Доминго выглядывает из оркестровой ямы, где он сегодня дирижирует. Он похож на психованного «Тестяного человечка» с рекламы «Пислсбери». В конце концов, здесь, в Опере, они знают нечто, чего не желает признавать мир популярной музыки. А именно, - что смотреть на играющих музыкантов так же скучно, как смотреть на сохнущую картину. Для этого и существует Оркестровая Яма – место, скрывающее музыкантов. Спрятанный оркестр в недрах театра настраивается, раздраженно дергая струны и воспроизводя звук тысяч ногтей, царапающих по стекло. Затем тишина.
Рим, июнь 1800 года. В церкви Сант-Андреа наш герой Марио наносит последние мазки на полотно, изображающее Марию Магдалину. В то время как Ризничий бормочет о его богохульстве, художник размышляет («Recondita armonia» («Таинственная гармония»)) о различии между своей моделью и женщиной, которую он любит, певицей Тоской, одна – блондинка, другая – брюнетка, обе – красавицы.
Хотя и музыка Пуччини все же несколько приторна, она способна растопить даже самые циничные сердца. С мужской точки зрения, история своевольной Флории Тоска куда больше говорит о положении женщины, чем любой текст Андреа Дворкин. Снедаемая и ослабшая под гнетом самого худшего и самого распространенного из грехов – ревности, она становится уязвимой для безжалостного, одержимого похотью коварного политика – мерзкого Скарпья.
Завлеченная им в ловушку, она, тем не менее, находит силы совершить убийство, но она слишком доверчива и невинна, чтобы понимать хладнокровное мужское чувство долга, чтобы спасти себя или своего возлюбленного.
Опера полна мрачнейших символов Власти. Церковь, правительственное здание и тюрьма. Места, где любовь и тайные заговоры существуют в окружении каменных орнаментов власти. В этой постановке – распятия, гербы и ружья. С момента создания оперы, в начале века, эти символы остались неизменными, непоколебимыми. Незыблемыми. Или нет?

«Сцене и любви посвящала жизнь».

«Nell`ora del dolore, perche, perche, Signor,
perche me ne remuneri cosi?»

«Я возложила цветы на алтарь
В этот час печали и горя
О! Отец Небесный
Почему ты меня покинул?»

Ты невольно вспоминаешь о цветах в мусорном ящике. Нити темы и эти отчаянные, обвиняющие вопросы позже возникают в яростных электрических культурах Лондона и Нью-Йорка. Шумные аэродинамические тоннели разбитой мечты. Города увядших, брошенных цветов.
«О, Отец Небесный, я знаю, я грешен, но то, что она сделала со мной, сводит меня с ума...»
                                - Лу Рид
Пока Мария Эвинг выдерживает драматическую паузу, я сижу, затаив дыхание. Не от волнения, а потому что не боюсь громко закашляться и забрызгать мисс Эвинг и первые три ряда люминесцентными каплями слюны. В конце концов, Эвинг начинает петь, позволяя мне откашляться чем-то похожим на то, что вылезало из Джона Херта в «Чужом». Астматикам здесь приходится несладко, окиси азота и углеводорода вступают в реакцию на свету, создавая фотохимический смог.
В Лос-Анджелесе  с этим дело обстоит так плохо не потому что, как полагает большинство местных, здесь больше машин, чем где бы то ни было, а потому что озоновый слой плотнее в пригородных районах, удаленных от перегруженных дорог, а Лос-Анджелес – это один огромный пригород, заключенный в неподвижную безвоздушную чашу. Как Милтон Кейнес с пальмами.
В Лондоне «Друзья Земли» расклеивают постеры, напечатанные на голубой лакмусовой бумаге (воспоминания о бунзеновых горелках и контролируемых взрывах). От кислотного дождя, льющегося над Англией, бумага за несколько минут становится красной. Воздействуя пассажиров едущих на работу, каждый в своей машине.
Aq. Dist. Laur. Te Verid. Этого достаточно, чтобы задушить вас... скверный кашель. Засоряют поры и мокроту. Яд – единственное лекарство... А еще белый воск, сказал он. Раскрывает темноту ее глаз. Цветы, фимиам, свечи, невинность, тает... Сладкий лимонный воск.
В самом урбанистичном, грязном регионе Британии, где и было придумано слово «смог» (в Глазго), загрязнения более привычные, местные. Двуокись серы с электростанций, микрочастицы от дизельных двигателей, двуокись азота от автомобилей в часы пик и тяжелой промышленности, и мое любимое – одноокись углерода, скапливающаяся внутри машин во время пробок на дорогах. Как бы там ни было, я просто не привык к этой разновидности смога, горло шершавое, как наждачная бумага. Мне необходимо закурить.
Разумеется, если бы я обрызгал сцену обильным количеством сомнительного цвета жидкости с больных стенок моих легких в «Клубе 100» или «Марки» или «Мьюзик Машин» в 77-м или 78-м году, это считалось de regueur (весьма метко). Панк-звезды - раздраженные, недовольные движущиеся мишени, частенько привлекали молодежную культуру тем, что придавали ценность прыщавым лицам. Я был одним из лучших плевальщиков в своей школе, и, используя технику броска с руки, мог достать с двадцати шагов. Когда я был восемнадцатилетним восторженным фанатом, на верхней площадке автобуса 11-го маршрута, идущего в «Свон» в Хаммерсмите в 1978 году, я познакомился с Джо Страммером, и он пожаловался, что ему становится плохо от плевков, которые ему приходится проглатывать на каждом слове, из-за людей, слишком упорно стремящихся выглядеть крутыми. Мне понравился Джо, мне понравились «Clash», но затем мои симпатии поуменьшились.
Здесь и сейчас, в 5 000 милях и целой вечности оттуда, у меня нет ни малейшего желания ворчать по поводу моих мужественных шотландцев. Даже если мне что-то кажется неуместным. Но это мои проблемы, поскольку, как и большинство людей, я всегда считаю что-то неуместным.
Вот почему я люблю первый альбом «Clash» и ненавижу все остальные. Слабаки, дешевка, американизированная белая шваль Берни-бойз. Барахло, которым восторгались люди, считавшие, что это легко, люди, которые ни хрена не понимали. В то время это казалось крутым, непродажным. А сейчас, в этих костюмах, благоухающие одеколоном, в дорогих очках, успешно продающиеся, вот о чем речь. Сидеть в тишине в светском вечном мире «Культуры». (Сесть/ встать/преклонить колени, в этой одежде, слушая язык, который никто не понимает...).
По обилию вспышек фотокамер и съемочным группам перед входом становится понятно, что этот вечер – Событие, на которое стоит посмотреть и на котором стоит засветиться. Забудьте о культуре. Люди беседуют о Событиях друг с другом театральным шепотом через проходы и становится ясно, что для многих здесь Пуччини в Опере – все равно, что Шекспир в Театре. Оба более популярны и более не поняты, чем «Clash» на вершине карьеры.
Пуччини, разумеется, обожают оперные зануды во всем мире, так же как Шекспир почитается занудами-театралами. Разумеется, если слухи, что Сильвестр Сталлоне намеревается сыграть роль Пуччини в биографическом фильме, правдивы, популярность Пуччини среди среднего класса резко упадет, поскольку подобная реклама поставит композитора на один уровень с Бэтменом и сделает его частью поп-культуры. Чем-то вроде унылого Эндрю Ллойда Веббера (С момента написания статьи мы, разумеется, стали свидетелями рыданий по поводу Мирового Кубка и популяризации Пуччини «Би-Би-Си», в результате чего имя Пуччини сделалось табуированным среди знатоков оперы, читающих «Телеграф». Теперь Пуччини скорее - для «Дейли Экспресс» или «Мейл»).
Как и «оценка» музыкантов и композиторов, культурные События используются как форма распознавания. Здесь, в Лос-Анджелесе, искусство свелось к простому перебрасыванию именами. В баре в фойе я завожу разговор с малоприятным типом в белом костюме, который намеревается продюсировать новый фильм Мэла Гибсона, он упоминает, что имеет дело с «Дастином». Я отвечаю ему, что недавно видел Хоффмана в лондонской постановке «Венецианского купца» Питера Холла. «Ух, ты!» - восклицает он, без сомнения думая о том, что это все культурная чепуха, на которой не сделаешь денег.
«И каков он?».
«Маленький человечек с большим носом». Ох-хо-хо.
Я вспоминаю своего тупого школьного учителя, заявившего мне, что «Венецианский купец» - пьеса о жадных евреях. Но оба произведения, «Венецианский купец» и «Тоска», последние постановки которых получили восторженные отзывы в прессе в Лондоне и Лос-Анджелесе, схожи с «Саломеей» Оскара Уайльда или лучшими сериями «Стар-трека» Джина Родденберри и выражают скрытые тенденции. Фаллические очертания под одеяниями священников и раввинов, адвокатов и любовников, полицейских и воров.
Проблема на самом деле в том, что все показывает, как тяжело, практически невозможно это для порядочных, думающих людей быть честными с самими собой и другими, со своим словом и догматической верой. Как капитану Кирку защищать истинную справедливость, не нарушая Высшего указания? Что было делать царю Ироду, когда он опрометчиво пообещал Саломее все, что она пожелает, и она попросила голову Иоанна Крестителя? И – погребенные в побочной линии сюжета – как мог Бассанио отдать кольцо Порции законнику, который спас его жизнь, не нарушив при этом клятву, данную друзьям перед Богом или клятву жене? Как могла Тоска спасти своего возлюбленного и остаться божьим чадом, когда проституция и убийство – единственное, что ей оставалось? Все столкновения с моралью и смертью, которую мы приучены игнорировать. Искусство подпитывается жизнью, это зеркало, в котором зритель может узнать себя, особенно, когда оно показывает, что происходит, если зеркало разбивается. Под давлением нарушенных обещаний, утраченной веры, угроз, повседневной жизни, догматизм и своды правил теряют свою силу и адаптируются, анархический гуманизм, дружба и любовь, сияют сквозь социальный хаос. И во всех этих битвах, во всех сделанных выборах, добро смешивается со злом (как Тоска, убившая Скарпья) и честные, праведные мирятся с преступлением (как Ирод, обезглавивший Иоанна, чтобы выполнить данное обещание, или изгнанный Шейлок). В реальном, зеркальном мире, любая мораль становится более смутной, более практичного серого цвета. И Гуманизм, как Искусство, находится за гранью таких критических суждений. В своих лучших проявлениях Искусство может показать тебе жизнь такой, как она есть. Как Шекспир и Пуччини могут рассказать хорошую историю.
Стыдно, что столь очевидные и простые, подчас поистине провокационные послания утеряны и сокрыты академиками, интеллектуалами и ловкими позерами, которые старательно уничтожают удовольствие, получаемое от Театра или Оперы для тех, кого они снисходительно именуют «массами», неспособными разглядеть лес для своих интеллектуальных опилок.
Возможно поэтому все реалистические решения и интерпретации жизни и все замечательные произведения искусства каком-то смысле простые, и вместе с тем способны воспитывать и провоцировать. Позор так же, что дрожь в коленях по отношению к таким формальным «Культурным» поискам превращается самозванцами в фанатичную, бездумную насмешку, филистерство и извращенный снобизм.
Хотя в этом нет ничего удивительного. Несмотря на вторжение ловких авантюристов вроде Малкольма Макларена, пресса по большей части представляет Театр и Оперу в сдержанных обработанных упаковках.
Фото: Оскар Уайльд с лордом Альфредом Дугласом

Даже после того, как Пуччини утратил благосклонность верхних слоев буржуазии, использование оперной музыки для продажи таких товаров, как авиабилеты и автомобили, подчеркивает, что авиабилеты – для «членов клуба», автомобили – дорогое удовольствие и, следовательно, выделяется «класс», жалкая, отвратительная британская идея. Таким образом, опера становится собственностью тех, кто водит «БМВ» по альпийским дорогам, кто называет друг друга «дорогой» и никогда нигде не плюется. Vorsprung durch technik (Выделяются с помощью техники), как говорят у них в Суррее.
Несмотря на то, что творят пресса и рекламщики, гуманистический свет Джакомо Пуччини возвышается над культурными экскрементами. Это человек – одна из первых поп-звезд, он укорачивал свои произведения для того, чтобы они умещались на десяти-дюймовые пластинки на 78 оборотов, и писал музыку вовсе не потому, что мечтал стать культурной эмблемой последующих поколений людей с подложными плечами и смокингами или темой занудных разговоров интеллектуальных олухов с докторской степенью. Он писал их потому, что любил.
И в любом таком театре, как в жизни, как в любви, есть жертвы. Жертвы ситуации и выбора, морали, общественных устоев, на которые равняется повседневная жизнь.
Автор «Саломеи», уже будучи в тюрьме, сказал: «Правда редко бывает чистой и никогда не бывает простой». Или Шейлок в «Венецианском купце»: «Мир обмануть не трудно украшеньем;  В судах нет грязных, низких тяжб, в которых нельзя бы было голосом приятным прикрыть дурную видимость». Или, что ближе к нам, как сказал некогда живший в Лос-Анджелесе автор би-сайда «Beach Boys» и возможный вдохновитель  убийств Тейт/Ла Бианка, Чарльз Мэнсон: ««Правда ли всё так плохо, как кажется?»
Когда все это покинуло Веру, или современное искусств, или Америку? Когда слушаешь арию Марии Эвинг, или включаешь новости на Си-Би-Эс, или смотришь в пустые глаза наркоманов на грязных улицах Восточного Лос-Анджелеса, понимаешь, что есть лишь один ответ.

Я РАЗРУШИЛ ТВОЕ ТЕЛО

В антракте мне в лицо утыкается огромный трясущийся целлюлитный зад. Я слегка раздраженно смотрю на его обладателя, протискивающегося в туалет. Мятый кремовый костюм, крашенные светлые волосы, круглые очки. Какой-то идиот пытается походить на Дэвида Хокни, думаю я, прежде чем до меня доходит, что этот человек походит на Хокни по очень простой причине.
В баре, где продают слабенькое калифорнийское «шардоне», Хокни вертит в руках свой слуховой аппарат. Это Лос-Анджелесский Оперный театр, а не «Теско» в Бредфорде, люди старательно игнорируют его, делая вид, что они не проявляют ни малейшего интереса к самому дорогостоящему из ныне живущих художников, в то же самое время мечтая, чтобы он подошел к ним поздороваться. Ведь это, в конце концов, именно те люди, что сделали Хокни богатым и знаменитым, люди, которые плавают в бассейне голливудского Рузвельт-отеля, который он рисовал, ходят за покупками в шикарные ювелирные магазины на Мелроуз-авеню, которую он прославил, живут на песчаных калифорнийских холмах, которые он обессмертил на своих полотнах. Но Лос-Анджелес Хокни – это не их Лос-Анджелес. Потому что Хокни, как и большинство художников, живет в мире своего воображения.
Странное совпадение, Хокни сейчас здесь, ведь это именно он впервые познакомил меня с оперой. Меня привели в восторг его декорации к «Волшебной флейте» (начисто лишенные обычного масонского символизма), Хокни рассказывал о них по телевизору, и я был очарован. Его детский энтузиазм по отношению к опере был заразителен. Дерек Джармен как-то сказал мне, что стал кинорежиссером, потому что в кино «можно использовать все сразу». Живопись, литературу, дизайн, игру. Благодаря Хокни я понял, что это можно сказать и об Опере. Только в Опере по сцене шляется больше людей и больше персонажей погибает.
...Стоп машина. Газетные вырезки мелькают на экране. «Дейли Экспресс», 5 мая 1961 года. Лорд Биккет открывает студенческую выставку живописи в Университете Лондона. Профессиональный класс (студенты, обучающиеся на художественном отделении), Первая премия – 25 фунтов – Дэвиду Хокни (Королевский колледж искусств). Любительский класс (студенты, у которых живопись не является профилирующим предметом) – Первая премия, 20 фунтов – Майклу Дереку Джармену (Королевский колледж)...
Обманчиво простые полотна и фотоколлажи Хокни провоцируют небольшие, но ощутимые сдвиги в визуальном восприятии. До Хокни многие художники смотрели лишь на поверхность воды, плоскую двухмерную поверхность. Но в его цветных бумажных бассейнах можно посмотреть в воду, сквозь нее, на нее или на то, что происходит под ней.
Хокни и другие художники на протяжении веков изобретали способы сделать вещи лучше, чем в «реальности». Как и Леонардо или художник, который создает прекрасный алтарь или лестный для модели портрет. Когда смотришь на ныряльщиков Хокни, прыгающих в его холодные голубые бассейны, это образ того, что ты видишь – всплеск, тело, волны кажутся более реалистичными, чем если смотреть на фотографию этого же момента, на которой видишь лишь застывший всплеск.
Иллюстрация: Дэвид Хокни «Всплеск»
Всплеск настолько застывший, что он совсем не похож на всплеск. Время, которое движется свободно благодаря художнику. На неподвижных фотографиях или в восковых куклах время поймано в ловушку. Движущееся стало неподвижным = отсутствие реальности. Разумеется, художники и некоторые адепты убеждены, что это единственно верный, единственно реальный способ подачи и взгляда на мир. Это не так. Когда вы смотрите, как кто-то ныряет в бассейн, вы видите вовсе не картину Дэвида Хокни и наоборот. Псевдо-реальность не тождественна физиологической реальности и то, что мы приучены воспринимать, как реалистичное, не следует путать с реальными вещами. Чтобы оспорить, поскольку многие художники, включая Хокни, получают удовольствие от процесса творения, картина становится более убедительна или реалистична, чем любая другая форма предметно-изобразительной записи, это просто глупо.
Это путаница в искусстве, которое является фактором, содействующим подлинным изменениям восприятия и искусства, как механизма для фальсифицирования сознания, если оно поверхностно. Мир виртуальной реальности легко создается и жадно воспринимается – потому что он «хорошо приспосабливается». Алтарные росписи вместо сложного, тяжелого выбора.
Художник лишь представляет мир в отредактированном, стилизованном виде, столь же ненадежном, как любой другой посредник. В самом деле, причина, по которой одни художники становятся знаменитыми, а другие – нет, состоит в том, как они технически выражают свое видение, а кроме того - как они его корректируют. Если бы Леонардо решил представить себе Христа на унитазе, а не на Тайной вечере, возможно, его картину не стали бы копировать в Голливуде. Леонардо отредактировал, выделил и сконцентрировал свое представление об этом историческом или мифологическом событии так, чтобы оно соответствовало общественным чаяниям того времени. Насколько оно реально? Но к Христу и туалетам мы еще вернемся.
Наряду с не менее знаменитыми Фрэнсисом Бэконом и Люцианом Фрейдом, Хокни по-прежнему один из моих любимых богатых, значительных ныне живых британских художников [Бэкон - уже ныне покойный – прим. редактора], и не столько из-за того, что он рисует, сколько из-за того, что он говорит, мне нравится история про то, как он, провалившись на экзаменах в колледже, решил нарисовать диплом и сам себе его вручил, поскольку понял, что это лишь несколько ограниченных доводов, что он может видеть вещи так, как не могут его наставники. Мне нравится то, что он стал одним из создателей культа «Художник-как-Поп-звезда», доказав, что искусство может быть доступно (даже в ситуации, когда некоторые художники стремятся к славе поп-звезд). И мне нравятся его энтузиазм и его идеи. Ему, в конце концов, принадлежит наиболее простое, мудрое и точное высказывание из уст художника в конце восьмидесятых. Что-то вроде:
«В НАУКЕ СЕЙЧАС ПРОИСХОДИТ ГОРАЗДО БОЛЬШЕ ИНТЕРЕСНОГО, ЧЕМ В ИСКУССТВЕ».
фото: Стивен Хокинг

Разумеется, он прав. Благодаря работам Фритьофа Капры, Нильса Бора, Алана Стоктона, Карла Сагана, Фреда Хойла, Стивена Хокинга и многих других, за последние десятилетия наука стала ближе к религии и искусству, нежели к ньютонианской механике и картезианскому дуализму. Немногие в светской религии мира искусства (за исключением Хокни и людей, вроде Тони Картера) понимают это, но теории и интерпретации, окружающие такие вещи, как Квантовая Физика, Черные Дыры, Время, Теория Хаоса и так далее, гораздо более значимы, креативны и вдохновляющи, чем то, что исходит от так называемых «творческих» людей, когда-либо живших на планете. Чем большее число художников, учителей, теологов и философов поймет этот факт и скажет об этом честно, как это сделал мистер Хокни, тем лучше станет жить в этом мире. Потому что мир не должен быть таким пустым и печальным, каким он кажется, потому что Правда не должна оставаться в вечной мерзлоте, диктуемой священниками, политиками, художниками или даже учеными. В субъективно воспринимаемой вселенной постоянно изменяющейся правды, которую предлагает современная научная мысль, больше предположений, гораздо больше мечтаний и версий реальности может быть принято, предоставлено и допустимо. В самом деле, одна из общественных функций науки, как мне, заключается в том, чтобы иллюстрировать идею доказуемым способом, что ни одна теория не является неприкосновенной. Как мог бы спеть Спок со своей вулканической лирой: «Есть место для нас...».
Отъезжая от Оперного театра, ты замечаешь колышущийся на ветру плакат с рекламой киноверсии пошлого помпезного мюзикла Ричарда О`Брайена «Шоу ужасов Рокки», в котором инопланетяне прил䐵тают на Землю, чтобы захватить ее, но соблазнив их физическими удовольствиями и извратив их цели, Земля䀠в итоге䀠захватывает их, оставляя уцелевших людей сожалеть о гум䐰нном порыве пришельцев и человеческой пустоте. Мы остаемся «ползти по планете/существа, которых называют людьми/Затерянные во Времени/Затерянные в пространстве... и поисках смысла». Портрет племени одержимых собой, сбитых с толку, странных животных, мельтешащих на крошечной планете, убивающих время, воспринимая себя слишком серьезно. Уничтожающих секс, искусство, любовь и жизнь. Хотя провинциальное Американское Добро  торжествует над Инопланетным Злом, даже в таком предположительно пустом развлечении, как «Шоу ужасов», мир представлен как опасное место, - мужчины и женщины нарушают обеты, ведут себя аморально, борющиеся с чувством вины, податливые приспос>бленцы, предавшие догматы веры в добро, знание и перемены. Предложение из космоса отвергнуто, персонажи остались одинокими, изолированными, без руководства. ИмРосталось только жениться, рожат䑌 детей, и жить и умирать в «настоящей» Америке.
«Они ускользнули от уз Земли, чтобы коснуться лика Господа...»
- речь Рональда Рейгана памяти экипажа «Челленджера»
Как в реальной жизни, Космос – последний рубеж, рассматривается как новый в䑋зов. Реальная жизнь в узком обыденном мире кажется мелкой и пустой. Как и лучшее в искусстве, вызов космоса –личное человеческое восприятие.
Фото: «Шоу ужасов Рокки»
Когда, как капитан Кирк или Брэд и Дженет, ты на минуту задумываешься о космосе, ты бросаешь вызов своему восприятию. И, возможно, ты поймешь, что являешься неотъемлемой частью гигантской неторопливой машины, или, может быть, ты – Бог, или Сын Сэма. Как бы то ни было, через понимание или придумывание своей роли, ты меняешь свое восприятие. Искусство поддерживает тебя в этом, искусство может быть полезным в качестве оценки вашего восприятия и личностного стимулирования, можете ли вы спасти мир. Свой мир. В связи с приведенной выше цитатой, не удивительно, что Хокни наполняет свое искусство очевидными ссылками на Пространство и Время, посредством всплесков на воде. Текучая, изменчивая, завораживающая. Вода. Лишь изменив восприятие, ты сможешь спасти мир...
Со всеми Его восковыми фигурами, четвертаками и десятицентовиками, Христианство, практикуемое церквями и почитаемое в музеях больше не способно сделать это для тебя. Христианство, как практика, со времен Святого Петра никогда не имело намерений делать это для тебя. Когда люди молятся Христу, который покинул их, или бросают монеты, целуют ноги или ведут священные войны, несомненно, они, как Шекспировские надоедалы, все слишком усложняют и воспринимают слишком буквально. Главный завет Христа, величайшего мага, – терпимость. Этот пророк говорил не о деньгах и кровавых побоищах, он призывал к изменению восприятия. Но то, к чему мы пришли, не его вопрос дело – его задача – что мы нашли в его образе, его словах, его кресте, используемом как оружие против наших вопросов, против изменений в нашем восприятии. Полностью искаженный, нечестивый образ, который используют против знаний, против перемен, против эволюции самой жизни, которую, как верит христианство, он создал. Некоторые люди верят, что достаточно просто  одного лишь образа Христа, чтобы изменить человеческое восприятие. (Переменчивое, текучее, сонное, искаженное культурой, сквозь Время, во время. Он здесь, подает звуки из космоса. Он ушел, кровоточа, и глава оркестра, c сигарой «Craven A» в зубах, я знаю, склоняется, проверить убытки. Он перемещается самым таинственным способом, он желает знать, как играть. Смех. Аплодисменты. Ох-хо-хо. Большой кровоточащий нос. Истекающий кровью). Но, как и в организованной религии, утратившей свою цель, многое в искусстве, что могло бы быть использовано для изменения восприятия и, возможно, стимуляции эволюции, сконцентрировано на стиле, а не на содержании.

МНОГО МЕСТА В ОТЕЛЕ

Здесь, в Калифорнии, мы финансируем активизировавшихся приверженцев евреев и арабов. Мнимые сторонники слов Папы, которые дает деньги на романтизированную борьбу ИРА и «защитникам жизни», сбрасывающим с лестницы беременную женщину, в знак протеста против абортов. Неонацисты и, еще более непопулярные здесь, социалисты. Как будничная, зыбкая реальность Калифорнии, реальный мир – непростое место и в таком сложном мире невозможно уничтожить конфликты и насилие, рабство и голод. У всех свои причины делать, думать и верить в то, что они хотят. У Чарльза Мэнсона были свои причины, у Ирода, Гитлера, Наполеона, Тоски, Иуды, ИРА и клингонов.
Невозможно решить проблемы, создаваемые подобными верующими, если человек придерживается линейной догматической системы верований и образа мышления. И, к сожалению, Христос вряд ли в буквальном смысле родится заново и сделает мир единым и гармоничным. Поиски «сокровища» Христа (или, если вам больше нравится «постижения») – аллегорическое путешествие, среди этих слов, этих икон, этих «последователей», этого креста, этой тщеты. Люди путают образы с посланиями.
Единственное решение – самое очевидное, хотя и самое сложное, духовное. Вот почему так важны изобразительное искусство, литература и музыка. К несчастью, современное визуальное и концептуальное искусство немногое может предложить для оживления восприятия зрителя, но, несмотря на отсутствие линейной структуры, оно, по-видимому, все же имеет преимущество перед литературой, поскольку литераторы ныне не способны передавать подлинные мысли и эмоции.

В РАССВЕТНЫХ СУМЕРКАХ

Я не поеду в Диснейленд, Диснейленд – это ад на земле. Я знаю. Его показывают по телевизору, когда я, все еще не привыкший к смене часовых поясов, просыпаюсь в шесть часов утра. Я достаю банку замороженного йогурта из холодильника, которым подпираю входную дверь, вместо ключа. Застыв на месте, пялюсь в окно. За окном медленно поднимается солнце, пробиваясь сквозь смог.
Мне нравится утро. Земля выглядит взволнованной, как беременная женщина, раздувшаяся от времени и грядущих возможностей. Прохладный, чистый воздух, тихое, едва незаметное сияние делает Лос-Анджелес похожим на прекрасную пустынную акварель. Чистенькую, хранящую сны. Пробуждающуюся, открытую, полную ожиданий.
На автостоянке внизу спит человек, он резко просыпается, почесывается, затем срет. Берет тележку из супермаркета и уходит к утреннему солнцу. По телевизору показывают людей в подземном аттракционе под названием «Маленький мир» в Диснейленде, и я смотрю, как один писатель объясняет, что дьявол на самом деле американец, который хочет научить мир петь. Декорации этого аттракциона страшнее, чем персонажи на картинах Иеронима Босха - омерзительные детишки, которых следовало убить в младенчестве, со своими гнусными родителями, все разодетые в национальные костюмы, которые никто никогда не носил. Отвратительные создания пляшут и поют популярные детские песенки о «единстве душ», типично для Диснея. Мир – непростое место, но в Америке все проблемы могут быть сведены к пластику и воску,  сделаны простыми, безопасными, симпатичными и, как Христос в Восковом музее, удивительно АМЕРИКАНСКИМИ. Уединенное место, где кто еще верит. Во что-то...
Калифорния вся на поверхности, ничего внутри. Без грязи и дождей Лондона или Нью-Йорка здешние обитатели живут под глубоко укоренившимся, страшным наказанием: счастливая жизнь под солнцем. Все время под их ногами в сандалиях и за их черепом звучит шепот Сан-Андреаса. Наверху блестящая металлическая змея преломляет свет и расплывается на жаре. Без движения.
Волдыри. Бесцельность висит в воздухе. Социальная незащищенность прорывается как нарывы. Калифорния теперь утратила общественное самооправдание, культурную историю и какое бы то ни было чувство духовной удовлетворенности. Калифорния просто существует. И не на что жаловаться, когда у тебя во дворе за домом растут пальмы. На самом деле поведение калифорнийцев провоцируется климатом, в котором более разумно ходить и на работу и в свободное время в джинсах, шортах, майках. Одежда влияет на поведение. Если идешь по улице в бермудах или драных джинсах, невозможно воспринимать себя так же серьезно, как если бы ты был в сером фланелевом  костюме или грязной спецовке, сражаясь с брызгами из-под колес машин и дождем. Поэтому террористы и священники – европейский феномен, в Калифорнии у тебя есть кокаин, культы и реклама. Люди интересуются тем-сем-«этизмами» и «тотизмами» и всем, что нароют в поисках смысла. В Калифорнии почти что-то происходит. О, да.
Телереклама здесь, на Западном побережье - ужасный местечковый вшивый киношный карри-хаус, пародирующий «добрососедские отношения». За исключением нескольких роликов, сделанных для крупных компаний, таких как «Кока-кола», искусство телерекламы здесь удивительно примитивно и, как правило, в роликах фигурируют противные детишки или старики, орущие об отрубях, помогающих опорожнить кишечник, или матери, заявляющие своим дочерям-подросткам, что от них плохо пахнет, и поэтому нужно мыть вагину каким-то непонятным продуктом от «Джонсон и Джонсон».
Из-за большого рекламного бюджета здесь, как и в Британии, наблюдается склонность к раболепству перед Новым Человеком. Эти люди, очевидно, то, во что вырастают диснеевские танцоры, если вовремя не отбраковываются. Реклама переполнена образами дружелюбных настоящих крепких парней, потеющих в спортивных залах, улыбающихся друг другу, забирающих своих ужасных детей из школы, мчащихся в своих безвредных для озонового слоя автомобилях, облачающихся в дорогие смокинги и обнимающих своего старого итальянского папочку. Это, видимо, то, что «лучше для мужчины нет».
С конца 60-х пресса ориентированна преимущественно на женщин. В результате выросло поколение мужчин, у которых имеются проблемы с идентификацией. 90-е стали десятилетием практически полностью посвященным Мужчинам, стремящихся создать новую личность и новую общественную роль. Большие мальчики кричат в свою «Аква либра», пытаясь разобраться со всем этим.
Звучит ужасно.

ДВОЙНОЕ ПРОТИВОПОСТАВЛЕНИЕ
«Американцы – забавный народ. Сперва ты их шокируешь, а потом они выставляют тебя в музее».
– Жан Кокто.

А сейчас снова о Христе и обещанный рассказ о том, что происходит в туалете. Я листаю газеты и  вижу, что еще один мертвый художник и еще один образ Христа попали в выпуски для новостей. Посмертная выставка Роберта Мэпплторпа - «Прекрасный миг» - умершего в Лондоне от заболевания, возникшего в связи со СПИДом, отменена галереей «Коркоран» в Вашингтоне из-за страха перед официальным неодобрением властей и возможного сокращения финансирования. Ряд нью-йоркских художников решил бойкотировать последующие выставки галереи, и директор «Коркоран» подал в отставку. Выставку Мэпплторпа перевели в более скромную галерею вашингтонской Культурной программы и, как и следовало ожидать, выставка привлекла в сорок раз больше посетителей, чем все предыдущие мероприятия, проводившиеся в галерее.
Выставка современника Мэпплторпа, на которой был выставлен ныне печально известный «Описанный Христос», где мы снова встречаемся с нашим старым другом, на этот раз плавающим в моче, прошла раньше. В стране, где обсуждается принятие закона  о запрете на «осквернение» национального флага (что тогда произойдет с Джаспером Джонсом или Лори Андерсон), это произведение, как и следовало ожидать, вызвало ярость.
Сенатор Джесси Хелмс – больше похожий на нацистского преступника – спешно предложил законопроект, который запрещает федеральное финансирование выставок «непристойного и неприличного искусства». «Национальные ассигнования на культуру» стало мишенью благочестивого негодования аморального меньшинства по Всеобщему американскому праву, которое воспользовалось Удобным Моментом, чтобы нанести ответный удар по либерализму. Они разочаровались в президенте Буше из-за того, что он не поддерживает американскую борьбу против всего чуждого и грязного. Они лишились объединяющей силы Холодной войны, уничтоженной Горбачевым, и для того, чтобы сплотиться, им нужен праведный гнев, направленный против цели, которую Средняя Америка расценивает как угрозу. Мэпплторп и Серрано – легкая добыча. «Национальные ассигнования на культуру» трусливо вняли к протестам сенатора Хелмса, и, когда президент Буш сказал, что был «глубоко оскорблен той грязью, на которую тратятся деньги из федерального бюджета», председатель НАК пообещал, что «в будущем непристойность не будет финансироваться за счет денег налогоплательщиков». Якобы либеральный Институт Искусств возражал, вопя о Первой поправке, и гнездо шершней, которое сотрясается искусством чуть ли не каждый год, зажужжало в своей обычной манере, как это было примерно год назад, когда в лондонской галерее «Молодые Неизвестные» были выставлены сережки, сделанные Риком Гибсоном из засушенных зародышей. Но сколько лет прошло с того времени, когда Дали и Бунюэль протащили Крест через изъеденные муравьями останки в «Андалузском псе»? Аргументация нетерпимых христианских цензоров напоминает фразу Ницше: «Я люблю все то, что чисто, и не хочу видеть оскаленные морды и жажду грязных людей. Они глядят в колодец. Их отвратительные улыбки сияют в нем. Они отравили святую воду своей похотью, а когда они назвали свою грязную мечту удовольствием, то они отравили и язык». Возможно, Серрано стремился раскрыть нетерпимость правого крыла христианского общества, но меня удивляет, нужны ли подобные доказательства, как будто подобная акция может разоблачить что-то до сих пор неизвестное?
В такие моменты приходится задуматься, что же происходит. Живописные бассейны и голые задницы Хокни заставляют задуматься, это довольно интересные, занятные маленькие сдвиги. Таков и бассейн с мочой Серрано, но это еще и политическое заявление. Умышленно напрашивающееся на повышенное внимание и дающее выход узколобому критиканству, которое считается «дебатами». Таково место образа Христа в западном искусстве, и право Серрано окунуть этот образ в мочу, если он того желает. В самом деле, этот образ, возможно, поможет некоторым людям посмотреть на Христа под другим углом, более по-человечески, не боясь ошибиться. Или если наведет их на мысль, что образ Христа, который предположительно принадлежит всем нам, монополизирован меньшинством и используется как символ подавления, как я уже говорил ранее. Но в самом ли деле это лучшее, самое заметное, самое провокационное произведение искусства, созданное в Америке за последнее десятилетие? Разумеется, нет. Но оно самое нашумевшее.
Так что ж? Иногда у меня возникает ощущение, что многие Художники хотят лишь того, чтобы их воспринимали так же серьезно, как Ученых, стремятся лишь к шокирующей революционной славе Дарвина, но при этом не предлагают никаких серьезных идей. В этом – присвоении искусству роли общественного двойника науки или медицины -  они, по иронии судьбы, продолжают традиции, заложенные Леонардо. Но искусству, которое невозможно измерить никакими конечными методами, зачастую не хватает изобретательности и влиятельности, не является двойником Науки. Делая вид, что оно является таковым, определенный тип художников скорее ищут оправдание того, что многие считают утомительными привилегиями - деньги (гранты) на их псевдо-«исследования» и общественный статус, доставляющий удовольствие людям, соответствующим запросам общества и способным бросить вызов принятым моделям мира. Денежное, могущественное артистическое общество старается избегать роли Ворчливого Развлекателя, оно узурпировало большую часть влияния, ранее принадлежавшего церкви, и теперь изображает Обеспокоенных Первосвященников. Но возможности, которые предоставляет эта ситуация, за несколькими замечательными исключениями, растрачиваются на самолюбование.
Илл.: Джаспер Джонс «Флаг» (1954 г.)
Самые авангардные творцы визуального искусства уверены в значимости своей работы, намекая на невысказанное превосходство, и, таким образом, принуждая публику признать себя в чем-то неадекватной и невосприимчивой или, возможно, реагировать на это, превращая их предубеждение и недопонимание в вербальную жестокость и, как в случае Серрано, цензуру. Лежащая в основе этой концепции философия, по-видимому, сравнивает Художника с астрономом-еретиком Коперником. Художник, так же знает, что Земля вращается вокруг Солнца и история однажды докажет, что его представления были «правильными», а «массовое» мнение – ошибочным. Но, как я уже говорил, Искусство неизмеримо.

«Я делаю все это, чтобы привлечь тебя... Неужели мне это не удалось?».
- Моррисси, «The Last Of The Famous International Playboys»

Столкнувшись с безразличием, многие художники реагируют, как избалованные обидчивые дети, каковыми в повседневной жизни многие из них и являются. Они стремятся обрести хотя бы дурную славу, если известность ускользает от них или кажется нереальной мечтой. В конце концов, современный Мир Искусства так легко оскорбляется и оскорбляет, все это весьма очевидно. Он всегда стремится оправдать гранты, социальное положение, свое абсурдное самолюбие, пытаясь выполнить некую, зачастую воображаемую, эволюционную, провоцирующую авангардную роль. Все это было бы хорошо, но большинство художников вовсе не стремятся уничтожить общество, они не хотят ни просвещать, ни менять его. Они желают выглядеть значимыми, восприимчивыми посвященными, оставаясь в рамках неменяющегося общества. Позиция, сходная с той, которую в прошлом веке занимали медиумы-спиритуалы. Как писал американский писатель Том Вулф в своей книге «Раскрашенное слово», художники всегда кричат об одном и том же: «Посмотри на меня!».
Называя себя «художниками», они подразумевают, что другие люди - менее восприимчивые и творческие, чем они сами, и, превращая искусство в нечто критичное и парадоксальное, на деле они не воодушевляют социальные перемены, а лишь пытаются преувеличить свою социальную значимость, представить себя проницательными и дальновидными. Они подразумевают, что лишь у них есть гражданская совесть. Их аудитория – которая «ценит» такие идеи – вступает в эту игру и греется в отраженных лучах славы. Они должно быть слишком утонченны и чувствительны, чтобы разгребать этот мусор. Многое из современного концептуального искусства, особенно в скульптуре и перфомансе интересуется главным образом не «изменением человеческим» восприятием жизни или общества или вселенной и их избранным местом в этом, но «изменением» восприятия искусства зрителем и обычных повседневных образов. Серрано, следует отдать ему должное, помимо своего Христа использовал множество образов и икон, которые имеют большое репрезентативное значение.
Иллюстрация: Караваджо «Саломея»
Нет ничего плохого в том, что художник стремится исследовать восприятие, ведь это одно из его предназначений. Тем не менее, я не могу не задаваться вопросом по поводу используемых ими упрощенческих методов.
В социальном отношении это искусство практически бесполезно, но оно приветствуется современным обществом, поскольку дает видимость социального и культурного прогресса и дискуссии. Одно из наиболее ценимых произведений современного искусства – «Мишень» Джаспера Джонса, изображает мишень для стрельбы из лука. Изменило ли оно чье-либо восприятие столь же существенно, как связанные со Временем теории Стивена Хокинга, или Ирод, обезглавивший святого, чтобы выполнить обещание, данное любимой дочери? Но я слегка отклонился от темы.
Присвоение и контекстуальное изменение повседневных социальных и синтетических образов и предметов, во всяком случае, старо как мир. Дадаисты занимались этим в еще 1920-х годах, и большинство художников поп-арта сделали на этом карьеру. И я задаюсь вопросом, действительно ли зритель каким-то образом может идентифицировать себя с подобным творением. Скорее всего, как мне кажется, он идентифицирует себя с художником и со словами художника. Серрано, использующий образы как и подразумевает слово «образ» – для создания конфликта – типичный художник, взращенный на мифе, что просто являясь «художником», человек способен наполнить образы и предметы силой. Идея – что просто контекстуализируя образы под стеклом и накладывая их друг на друга, «массы» западного мира конца 20-го века начнут исследовать реальность – диктаторская и напыщенная, и к тому же просто нелепая. Для церкви – читай музея, для музея – читай галереи.
В этом смысле таких концептуальных художников можно сравнить со средневековыми алхимиками, неверно понявшими аллегорический смысл оккультных текстов и, будучи наивными, как Стриндберг, или занятными извращенцами, как де Ре, пытались в буквальном смысле изменить физическую структуру реальности посредством химического соединения возвышенного и нелепого. Активистское искусство – это искусство, которое стремится быть более социально значимым, бунтарским и вызывающим, чем нарциссический классово-сознательный мусор, который на деле по большей части изначально должен быть полезным. Помимо изменения чувственного восприятия, это должно угрожать разнообразным статус кво, существующим в искусстве и обществе. (Забыв на минуту об эстетике, как поступают многие художники, я могу увидеть небольшую особенность в художниках, которые не пытаются угрожать, изменять или преступать через систему, когда так многие дизайнеры интерьеров заняты этим). Но многие «социальные» художники игнорируют тот факт, что в сумрачном остроумном денежном мире искусства такие формы протеста почти автоматически разрушаются контекстом и их манерным сознательным стилизмом. Если бы таких художников заботили социальные аспекты, как они утверждают, они бы, разумеется, это прекрасно понимали.
Принято считать, что Итальянское Возрождение повлияло на культурные гуманистические идеи эпохи и что, каким-то особым образом, изменило теологическую мысль. Это не так. Церковь категорически не «приняла» гуманистические тенденции движения. Она их поглотила. Искусство всегда было связано с религией и всегда использовалось организованной Религией. Корневое слово в «культуре» - «культ», а слово «культ» произошло от «colere», что означает «поклонение».
Исчезающие особенности блистательного Пьеро делла Франческа приводят взгляд не в бесконечность, но в стены церкви, стены, возведенные Церковью. Великая архитектура эпохи использовалась не для того, чтобы дать людям крышу над головой, но для прославления церкви и для буквального, физического контроля над паствой посредством использования символизма и акустики. (Например, утверждается, что гимны, исполняемые в таких соборах, были созданы для того, чтобы сознательно стимулировать выработку эндорфинов в человеческом мозге, приводя тем самым прихожан в легкое «возбуждение»). Достижения Возрождения, спонсировавшиеся Римом, не изменили доктрину Церкви, но использовались Церковью для усиления ее могущества. Караваджо, написавший Саломею, получающую голову Иоанна Крестителя, создал поистине великолепные образы, но сделал немного для того, чтобы помочь решить экзистенциальные проблемы человека, едущего по утру в автобусе на работу.
Если смотреть на это с таких позиций, возможно, Серрано сделал это, чтобы подвергнуть сомнению вдохновленное Возрождением восприятие Христа. Вырвав Христа у храмовников и вернув его людям. Идея и образ Христа не принадлежат Церкви или Леонардо, равно как и Пуччини – не собственность рекламщиков из «Бритиш Эйруэйз». Может быть, он просто пытался заставить людей задуматься над этим. Но есть составляющая, которую утратило даже самое «провокационное» современное концептуальное искусство, это сложно понять. Утраченный элемент – последующее предложение, утраченная цифра в сумме.
Возможно, я слишком обобщаю и пристрастен в своем отношении к творению Серрано, как я рассматриваю большинство произведений активистского искусства. Но учитывая стереотипность подобной работы, это неудивительно. Как я указывал, в наши дни достаточно объявить себя активистом и создать произведение, которое вызовет возмущение, считая, что эта акция автоматически становится значимой сама по себе. Просто критикуя статус кво. Но, учитывая навязанные критерии подобного искусства, этого недостаточно для того, чтобы стать социально сознательным, и наслаивать предполагаемо важные образы и слова не имея представления о том, что Маркс и Энгельс называли «направлением движения». То есть, представления о целях и задачах революции. Недостаточные знания, на самом деле, скорее представляют опасность и могут помешать эффективности. И меня мучает подозрение, что Серрано, видимо, знает слишком мало, и довольствуется «оскорблением», но не ставит вопросы.
Иллюстрация: Марсель Дюшамп «Фонтан» (1915 год)
Возможно, я ошибаюсь, и это импрессионистское путешествие по Америке объяснит мне, почему, но сейчас эти произведения кажутся слишком просчитанными, даже по сравнению с дадаистским принципом, выраженным Гроссом – искусство, «созданное во мраке», предлагаемое публике посредством «Cabaret Voltaire» и выставки, настолько наивные, что они неспособны были предсказать то, что сейчас кажется неизбежными последствиями.
Широко известные художники, особенно те, которые действуют под знаком Американского Денежного божества, видимо не могут принять на себя художественный риск, поэтому они предпочитают то, что рассматривается как общественный риск. Это показатель сложившейся паршивой ситуации, как в искусстве, так и в обществе, поскольку бурные дебаты разгораются даже по поводу столь банального творения Серрано.
Художник, скульптор или писатель околачивается, размышляя о  том, как бы показать, что он ненавидит всех и вся, как высоко его ценят современники, любит ли мамочка, трахается ли подружка или друг. Творение креативного нигилизма, просчитанное возмущение или чистая жестокость – естественный ответ. (Как сказал Том Вулф, они всего лишь говорят – «Посмотри на меня!»). Самодовольное заявление, что художник знает лучше, считает иначе, усиливает лицемерие других, и главное, привлекает внимание. Другая половина уравнения всегда на страже. Всегда найдется какой-нибудь жаждущий славы ханжа политик, который послушно среагирует на самые сладострастные куски мусора и примется грозить цензурой. Это позволяет кучке жертв старого псевдоинтеллектуального искусства в трикотажных свитерах забыть буржуазную реальность их общественной позиции и облачиться в одеяния Культурной Революции. Несколько месяцев они будут блеять в колонках журналов, которые никто не читает, об опасности цензуры мыслей (точно они уже не цензуре подвергли общественное мнение, выбрав Высококультурные средства для самовыражения) и об обществе, навязывающем художникам свое мнение (точно общественная мораль не навязывается, так или иначе, всем без исключения).
Разумеется, у них есть некоторое оправдание, но помните, мы смотрим на художников, являющихся самопровозглашенными активистами, вовлеченными в авангардное искусство, на остром краю общества, и это старые новости, рассыпающиеся данные. Разумеется, либерально настроенным мыслителям сложно принять цензуру, поскольку цензура связана с ограничением на выражение идей, ограничением, на самом деле, на использование мозгов. Но должны ли  мы что-то знать о Пикассо, Караваджо, Рембрандта, Родена или ночном горшке Дюшампа, чтобы оправдывать почитающих себя новаторами представителей арт-истеблишмента и их праздное существование? И должны ли мы защищать банальное неотъемлемое право художников выставлять себя ослами, цитируя интересующие художников сюжеты и вирши и, таким образом, относясь к скучным, вторичным произведениям искусства так, как они того не заслуживают? (Только потому, что «Sex Pistols» недолгое время были величайшей группой в мире, означает ли это, что «Slaughter and the Dogs» имеют право на существование?). Это похоже на тамплиерскую гонку за тем, что Ги Дебор в «In Girum» назвал «иным, зловещим Граалем». Еще одна диснеевская подделка под реальность. Пустая поза. Я хочу найти в Америке хоть одного авангардного художника, о котором я смогу написать домой. Хотя «Описанный Христос» - это мощное творение, несмотря на то, что его значимость заключается в том, что возможно никогда не подразумевалось (иначе почему я сейчас об этом пишу?), Серрано, несомненно, не он.
В некотором смысле, у меня имеется тайное подлое желание – относительно касается Искусства и Общества – хорошо бы, чтобы из-за появления творения Серрано прекратились все субсидии и дотации, поскольку это могло бы оздоровить и привести в чувство Мира Современного Искусства. Это отдалит от Искусства Вашингтон и Уайт-холл, а Рим от Возрождения. В изобразительном искусстве очень немногие культурные террористы способны воодушевить какие-либо далеко идущие перемены в обществе и восприятии, потому что большинство художников замкнуты в своем микромире, ограниченные, пекущиеся лишь о своих интересах, выдрессированные помалкивать и, хотя некоторые способны общаться, им редко есть, что сказать. Мир Искусства справедливо подвергается критике, потому что, разумеется, он должен стать чем-то большим, нежели сферой финансовых спекуляций и привлечения внимания, но это меня мало волнует. Музыкальной Индустрии пока удается предаваться самообману и продолжать считать, что это важно (Боно – настоящий политический деятель), так почему же этим не заниматься Миру Искусства, пусть себе развлекаются. Нет, что меня приводит в ужас, так это общий уровень тупости. Я, разумеется, не согласен с суровым афоризмом, что «Искусство» - это «Тупость, закончившая колледж» (даже если многие наставники и, что особенно тревожно, студенты, которых ты встречаешь, тупицы высшего разряда, занимающиеся Искусством исключительно ради престижа и грантов), но общий уровень дебатов по поводу творения Серрано иллюстрирует недостаток идей в Мире Искусства. Разумеется, следует что-то сказать о ситуациях, которые создаются исключительно для того, чтобы шокировать и ситуациях, которые создаются для того, чтобы заставлять людей задумываться и дискутировать. Принципы будут защищаться и то, что некоторые вещи, делающиеся во имя искусства, будут иметь далеко идущие последствия – всего лишь трюизм. Святыня или Голливудское развлекалово? Два пенни в фонтан, тысячи монет на полу, цветы на алтаре, бла-бла-бла.
Миллионы людей на самом деле верят, что Христос выглядел так, как его нарисовал Леонардо, некоторые даже считают, что Бог – это такой большой парень, похожий на Санта-Клауса, так что, в свете этого ограниченного восприятия, использование Серрано традиционного образа Христа, возможно, и оправданно. В конце концов, визуальные, политические заявления дадаистов сделали возможным в искусстве все, и их ублюдок-внук - ситуационизм, якобы связан с многочисленными общественными социальными переменами, в том числе со студенческими восстаниями 1968-го года, группой Баадер-Майнхоф, покушением на члена парламента Роберта Карра «Разгневанной Бригадой» в 1971 году и «Sex Pistols». Но потребовалась восприимчивость Макларена к поп-культуре, чтобы вывести лучшее из ситуационизма на улицы, а лучшим в ситуационизме были, разумеется, лозунги, слова, и смутная идея, что реальность определяется обществом и может изменяться по желанию. Хотя, сомнительно, что «Sex Pistols» или ситуационисты чего-то добились в социальном плане, но, по крайней мере, они были явлением, содействовавшим выражению существующих проблем общества. Существенный вклад в общественную позицию, плюс славная стрижка, но они не стали творцами каких-либо существенных социальных или политических перемен. Хотя некоторые полагаю, что ключевой момент в общественной истории - поощрять тинейджеров петь песни, оплакивающие их безработицу, в то время как предыдущие поколения тинейджеров сочиняли песни, жалуясь на свою нудную работу.
Идеи, представленные миру в традиционной оболочке современного высокого изобразительного искусства – скорее мимолетные движения, которые утратили высокий уровень социальных импульсов, взятые на вооружение поп-музыкой. Эта старая дилемма должна привнести в проблему мотивов, которые движут «художниками-активистами», такими как Серрано или Билли Линн (которая использовала в своем шоу американские флаги, сложенные в форме половых губ – о как!). Всем им должно быть известно, что полотна кубистов заставили людей по-новому смотреть на живопись, этому же способствовали и абстракционисты-экспрессионисты, художники поп-арта, возможно, оказали воздействие на наше восприятие образов в средствах массовой информации или товаров массового потребления и так далее, но нечто помимо этого. И если ты вешаешь вверх ногами Американский Флаг, то ты подтверждаешь патетическое заявление, что флаг имеет большое значение, ты по-прежнему заполняешь газетные полосы банальным хламом в то время, когда эти газеты  могли бы, большинство согласится, быть использованы для рассказов о положении голодающих низших слоев Америки общества, например. Разумеется, художник не ограничен в желании использовать и переосмысливать образы и информацию, но меня интересует, не то, имеет ли право художник делать это, но социальная значимость, на которую он претендует, делая это.
Фото: «Sex Pistols» (фото Дэннис Моррис)
Когда художники и люди вроде меня впадают в самодовольство и начинают считать себя бойцами на передовой, когда мы думаем, что мы нечто большее, чем просто развлекатели, нам следует отправиться в бар в Уотсе и поблагодарить дорогого Иисуса за возможность заполнить свое время и банковские счета, размышляя о подобной чепухе. Искусство – это социальная необходимость, недооцененная публикой и переоцененная художником. (Авангардное искусство – постановка новых вопросов, вызов старым парадигмам – крайне необходимо, но честно говоря, здесь, в Америке, я не нахожу никаких следов авангардного искусства). Даже эти скромные проявления в настоящее время кажутся чем-то застывшим, неопределенным, учитывая нынешнее состояние Искусства здесь, в доме Двадцатого Века и его искусства – США. Неподготовленному взгляду кажется, что влияния, выбор и эффекты, избранные большинством тех, кто называет себя Художниками, в самом конце этого невероятного Века кажутся удивительно слабыми и незначительными. В искусстве, которое использует такие образы, эти образы должны непременно приобрести новое значение и результаты, но как алхимики с их кучей грязи, «Описанный Христос» ничего не изменяет без Prima Materia -  Изначального Вещества необходимого для трансформации – утраченный элемент в алгебраическом уравнении Серрано: Новые идеи. Кажется, это основная проблема мира современного концептуального искусства. Огромное количество бездумной активности, немного осуждения, слюней и бессмысленной импровизации, многие арт-направления прошли через это, но ничего не произошло. Оставив в стороне тот факт, что проблема Серрано почти никак не связана ни с цензурой, ни с религией, ни даже с его взглядами на искусство, а скорее с вопросами финансирования (на самом деле, самое большое значение в искусстве имеют деньги), в целом спор представляется крайне глупым.
Вопреки взаимным претензиям, откровенно политизированные, стремящиеся шокировать художники и трещотки с докторскими степенями, как правило, во всех отношениях столь же предсказуемы, как и те, кто стремится подвергнуть их цензуре. Они никак не хотят понять, что Никого Это Не Волнует. Как сказал вездесущий Рауль Ванненгейм о Мурре: «Помочиться на алтарь – это тоже своего рода признание значимости Церкви», а теперь Церковь пуста. Так что окунание образа Христа в мочу может рассматриваться не только как смертельная скука, но так же как крайне реакционная акция, поскольку она способствует укреплению двух образов – Христа и Мочи, соединяя их. Точно они чем-то связаны, или, напротив, противоположны. В контексте ситуации Серрано, сознательно предпочитающий аудиторию политиканов и художественных зануд, а не посетителей Голливудского музея восковых фигур, два образа, соединенные вместе лишь защищают и воодушевляют экстремистские и экстремально идиотские взгляды на мир, возвращая ныне подзабытые концепции «безупречности» и «развращенности». Чистота и грязь. Бог и (о!) Водный Спорт. Кажется, что даже самые превозносимые произведения социального искусства не стремятся ни к чему, кроме кратковременной возможности оскорбить глупое старичье. В этом мир разногласий и в четко сформулированных истинах и чувствах, которые люди ранее не желали исследовать. И еще более между этим и обновленным Обществом, и местом Личности в нем. Поэтому, как зачастую случается то, что предполагалось – я допускаю – эксцентричным и вызывающим серьезные дебаты, просто подняло бессмысленный вопрос и оставило его болтаться в сухой бездушной атмосфере артистического сообщества, лишь поддержав жесткое равнение на скучные идеи, поляризацию и принудительный выбор.
В общественном смысле такой выбор бывает целесообразным и даже неизбежным, и битва между либеральным артистическим добром и реакционным обывательским злом подчас необходима по политическим мотивам. И потому я должен отдать должное Серрано. Но Серрано и искусствоведы, его защищающие, смотрят слишком узко. Двух альтернатив более недостаточно, поскольку Система примиряет и впитывает в себя оба выбора. Когда художники делают вызывающие разногласия изобразительные заявления, они не могут избежать усиления концепций поляризации и конфронтации. Реакционнное развлечение, поскольку ясно, что есть единственный путь вперед, единственный способ прогресса человеческой расы – замещать, информировать и синтезировать.
«Описанный Христос» дает унизительный урок на тему, как работает  «Контроль». Заполняя Время фальшивым космическим хламом. Акция и реакция, причина и следствие, противоположности, добро и зло, старый нравственный багаж, преподносимый учеными, церковниками и конгрессменами. Мир Современного Искусства - свободомыслящий, но не свободный. Все, что нам предлагают – это старые иконы или новые болезни.

МАРИЯ: - Ты уверен, что это Бог. Ты уверен, что это не Дьявол?
ИИСУС: - Я не уверен.
МАРИЯ: - Если это Дьявол, Дьявола можно изгнать.
ИИСУС: - А если это Бог. Ты ведь не можешь изгнать Бога, верно?
- «Последнее искушение Христа» (Мартин Скорсезе)

«Я не хотел, чтобы со мной случилось то, что случилось. Неоизм?! был дарован мне. Дар Бога или дьявола, но это не то, чего я желал».
- Монти Кэнтсин («Rapid Eye №1»)

Сила образа Христа возможно более очевидно явственно проявляется в Америке, чем в Британии, поскольку феноменальное количество американцев так или иначе исповедуют христианство, но по-прежнему кажется, что слишком много, в других отношениях умных, людей в предположительно современном Мире Искусства использует старые образцы, загнивающие общественные диалекты. Творение Серрано – самое интересное, что можно было увидеть в Нью-Йорке за последние месяцы. В этом-то и проблема. Старое железо. Многое в современном искусстве «непонятно» «публике» - потому что оно слишком интровертное и слишком простое, и зачастую слишком субъективно, чтобы его можно было рассматривать на разных уровнях. В этом смысле «Описанный Христос» взывает к низшим, самым общим простым знаменателям. Тем, которые побуждают 380 000 слюнявых христиан писать негодующие письма в «Юго-восточный центр современного искусства», протестуя против святотатства Серрано, и арт-критиков, лекторов и прочих самозваных «помазанников», сразу отбрасывающих подобные чувства, как ничего не стоящие. Как говорится в старой «разрезке», записанной когда-то Уильямом Берроузом и Грегори Корсо - «Осмысление ныне не в моде». В конце концов, если только  не найдут восстанавливающий Эффект Бытия из «Стар-трек 13», оба – и Мэпплторп, и Христос – мертвы.

ТРИ СТИГМАТА В КАЛИФОРНИИ
«Ты, окруженный льдом,
поглощенный огнем...»
- Пуччини «Турандот»

Разумеется, есть много способов, в том числе магический и хирургический, воскресить людей к жизни и все эти некромантские искусства практикуются здесь, в Калифорниии.  Один из методов – криогенный заморозка - покойник замораживается людьми в белых халатах («Учеными») и «пробуждается» спустя десятилетия и даже столетия, когда найдут лекарство от его болезни. По слухам, Уолт Дисней - один из таких людей, живущих в том, что Элис Купер назвал «Замороженным Раем», хотя заморозка Диснея - очередной миф. Тем не менее, у этой технологии есть другие знаменитые сторонники, включая писателя Роберта Антона Уилсона, детально описавшего криогенную заморозку в своих замечательных книгах, среди которых лучшей можно назвать роман «Космический триггер».
Когда, после того как он окончил книгу, дочь Уилсона была убита во время одного из бесчисленных калифорнийский вооруженных ограблений, он без колебания заплатил «Крионикс Интермент Инк.» за заморозку ее трупа.  Но это не сильно помогло, поскольку в начале 80-х он узнал, что компания обанкротилась и их «клиенты» подтаяли. В Калифорнии за деньги можно купить практически все. Бедному Уилсону пришлось скорбеть дважды.
Такая неудачная реклама практически не повлияла на отношение американской публики к крионике, хотя исследования в этой области еще далеки от завершения. За ничтожную сумму в 100 000 долларов и сейчас можно попасть в «Элкор Лайф Экстешион Фоундейшн» в Ривер-Сайде, здесь, в Калифорнии, а теперь и в Англии, и остаться «болтаться» после смерти.
Теоретически это довольно простой процесс. В качестве абонента «Элкор» вы, на случай смерти, носите на теле пластинку, на которой указано, что вы желаете быть замороженным и телефонный номер «Элкор». По звонку в компанию направляется команда, чтобы запаковать ваше тело в лед. Затем вас быстро доставляют в клинику Фонда, где ваше тело подключается к поддерживающей жизнь машине. В паху делается отверстие, через которое выкачивается кровь, температура тела быстро снижается. Вскрывается грудная клетка и трубки с жидкостью-антифризом из глицерола и сахарозы прокачиваются через сердце. В зависимости от того, как много, или скорее, как мало вы заплатили, вам могут отпилить голову (если вы выбрали «нейро»-схему, вы платите меньше, но тогда ваше тело оставляют гнить). Затем в голове сверлят отверстие, чтобы можно было наблюдать за промыванием и выкачиванием крови. В отверстие в черепе вставляют термометр и затем вас помещают в пластиковый мешок и опускают в бассейн с силиконовым маслом, постепенно, за 72 часа, снижая температуру до минус 77 градусов. Затем вас помещают в холодильный спальный мешок на распорке и плюхают в огромный термос с жидким азотом, в котором вас охлаждают до минус 196 градусов и вы плаваете, плаваете... до тех пока вас не воскресят.
У «Элкора» возникали некоторые юридические проблемы. Даже в штате Калифорния необходимо получить свидетельство о смерти для того, чтобы вам могли отрубить голову на законных основаниях. В 1988 году смерть Доры Кент создала ряд проблем для компании. Коронер затребовал ее тело, заявив, что 83-летняя дама могла умереть от барбитуратов, введенных ей сотрудниками «Элкор». Он хотел произвести вскрытие. Сын Доры, Сол, сказал, что они не могут этого сделать. Миссис Кент была перевезена в «Элкор», когда еще была жива, но они ждали, пока не остановиться ее сердце, и лишь затем отрубили ей голову и взялись за обработку, как и хотела того мамочка. В Десяти заповедях об этом все сказано. Голова исчезла, точно Бафомет тамплиеров. Полиция обыскала «Элкор», конфисковала их компьютерные записи и арестовала шесть человек; но голова Доры до сих пор числится в «без вести пропавших», без сомнения блаженно плавая в какой-нибудь холодной калифорнийской ванной, ожидая, когда прозвучит труба 21-го века. ФБР возбудило иск против «Элкор», отдел здравоохранения Риверсайда заявил, что если у «Элкор» тела и головы плавают в хорошо охраняемых резервуарах, значит, они нарушают местные законы о здравоохранении и безопасности. Дебаты продолжаются. Каковы права умерших (или не-умерших) людей? Вправе ли они замораживать себя и посмеяться последними. Разумеется, вправе. Но это не для меня.
В «Докторе Фаустусе» Марло, как вы помните, Фауст продает душу дьяволу, чтобы вернуть магическую власть и получить привилегии. Вызвав Елену Троянскую из ее векового сна, он, как и ожидалось, жаждет обрести жизни вечную через ее бессмертный поцелуй. Позже, несчастный и раскаивающийся, он приходит в ужас, когда Мефистофель является получить плату. Бесплатных пирожных не бывает, как и бесплатной жизни.
Фанаты крионики ищут поцелуя, забывая о том факте, что вскоре после наступления смерти, клетки мозга тоже начинают умирать и, невзирая на технологические достижения будущего, информация, которую они содержат, возможно, невосстановима. И даже если процесс сработает, и вы сможете найти для себя запасное тело, к которому супер-хирурги будущего смогут приделать вашу голову, оживить и вылечить вас от злокачественной карциномы, от которой вы умерли – каково вам будет проснуться в 2090 году, когда все ваши друзья и ваша семья давно уже умерли, в совершенно чужом мире, населенном вашими потомками? Но, может быть, вы даже не узнаете своих правнуков, поскольку будете не слишком отличаться от овоща, пребывая в долгой, мрачной коме, насильно оторванные от врат Рая. (Хороший мог бы получиться роман, но подозреваю, что он уже написан).

МОЖЕТ БЫТЬ РАЙ, МОЖЕТ БЫТЬ АД...
Наша вымышленная история населена призраками, зомби, носферату, воскресшими, клонированными, роботизированными и переделанными. Потому что в бездуховном, плотском западном мире мы, в большинстве своем, безумно боимся перестать существовать. На мой взгляд, одним из лучших, изощреннейших создателей таких сюжетов о жизни и смерти является еще один житель Калифорнии – Филип К. Дик. Дик знаменит по двум причинам. Во-первых, он появился на страницах первого номера «Rapid Eye» в 1979 году, и, во-вторых, он - лучший писатель-фантаст на этой «или любой другой» планете.
Лучшие книги Дика – «Убик», «Пролейтесь, слезы», «Полицейский сказал», «Мечтают ли андроиды об электрических овцах?», «Стигматы Палмера Элдрича» - одни из первых прочитанных мною романов. Думаю, эти книги помогли мне понять, что Время и Жизнь замкнуты в круг и, если твое Восприятие совершенно линейное, ты можешь познать лишь один крошечный фрагмент круга. Как печально.
Плодовитый автор дешевой фантастики в 50-е – 60-е годы, в начале 70-х Дик стал в Британии культовым писателем, захватанные томики таких шедевров, как «Поворот колеса», «Человек в высоком замке» или «Доктор Будущее» были такими же непременными модными атрибутами чахлых бледных юношей из художественных колледжей, как первый альбом «Roxy-music». Но Филип Кендрик Дик заслужил эту популярность тем, что, наряду с Альфредом Бестером, стал писателем, использовавшим в целом крайне серьезной жанр научной фантастики для того, чтобы воспламенить людское воображение, отвлечь от монотонности повседневного восприятия. Его сюжеты никогда не опирались на скучные технологии и планеты с причудливыми названиями. Для Дика значение имели идеи, измененные состояния, любовь и жизнь под давлением. Научно-фантастические элементы использовались, как и должно, только в качестве связующего вещества, с помощью которого создавались новые, духовные миры. Миры не внешнего, но внутреннего космоса. Вселенная в сознании человека. Его антигерои – нормальные, скучноватые, ошибающиеся люди, которые учатся справляться со странными, экстраординарными обстоятельствами. Люди в условиях стресса, чье мироощущение меняется с помощью старых любимцев – Космоса, Наркотиков, Любови, и, в его поздних работах, Религии. Самая популярная Научная Фантастика в наши дни – нелепый фэнтезийный хлам «Подземелья и драконы», популярный среди фанатов хэви-металлического ужаса и поклонников дерьмовых фильмов «класса Б». Хотя те, кто вырос на Классике, скорее умрут, чем признаются, что читали это, образы и версии будущего Филипа К. Дика – отражающие внутреннюю неразбериху – столь же хороши, если не лучше, как и любая дистопия, созданная Оруэллом или Берджессом. Хаксли или Воннегутом. Его сюжеты разворачиваются в обществе будущего, чье мировоззрение определяется деформирующим влиянием идиосинкразических мессий. Его герои – маленькие осколки человечества, живущие посреди безумия. Мы все балансируем на краю нашего безумия. Если Серрано, обратившись к критике «социальной реальности», прослыл всемирно известным богохульником, то Дик практически во всех своих романах отражает мир, в котором совмещаются ДВА УРОВНЯ РЕАЛЬНОСТИ. Один – уровень субъективного восприятия, другой – тот, который определяется действиями других людей.
В этом нет ничего удивительного, Дик, по слухам, провел немало времени, принимая необычные наркотики, экстрагированные из овечьих желез, вместе с доктором Джоном Лилли и Элом Аккерманом. Бывший революционный психолог, впоследствии ставший безумным, странным и даже опасным мейл-артистом. Лилли был среди первых исследователей восприятия и интеллекта,  нечеловеческих существ, таких как Китов и Дельфинов и Эл Аккерман – член «Флексуса» и со-основатель неонацистского движения – практиковавший то, что он называл «ротационнным ситуационизмом», придумывая, например, вот такие вещи: «как избавиться от коммивояжера, заканчивая каждое предложение словом «зубы»». Возможно, он более всего известен как автор текста, написанного им во время работы Санитаром в больнице. Он называется «Гамбургер-леди».
«... Но хуже всех была гамбургер-леди, из-за нехватки «квалифицированных специалистов», то есть таких специалистов, которые могли работать с ней и при этом не выблевать свой обед, мы с Чокнутым Лоритценом каждую ночь по очереди дежурили возле нее, бессменно. Если вы поставите 250 фунтов мяса в духовку и спалите его, а затем оно будет разговаривать с вами каждую ночь в 11 часов, когда вы сажаете его на горшок, вы получите некоторое представление об этих последних двух неделя. Надо сказать, это, было самое ужасное, что я когда-либо видел со времен напалмовых бомбежек во Вьетнаме. Если кто-то вам скажет, что существует болевой порог, после которого человеческий разум не может оставаться в сознании, скажите ему, пусть напишет мне. По сути, эта леди не могла спать больше 35 минут подряд с тех пор как поступила к нам, а это случилось больше двух недель назад и, спасибо достижениям медицины, конца этому не предвиделось; от талии и выше было сожжено все – уши, нос и так далее – ниже половина осталась нетронутой, и поэтому, как мне кажется, она и осталась в живых. Я взял с собой одного парня, чтобы он помог мне заменить капельницы, он успешно со всем справился, все было в порядке, пока он не вышел,  затем он увидел одну из медсестер ожогового отделения (милые улыбающиеся зомби), поедающую бургер с чили за столом и это сработало: он рухнул на ковер.  Это блядское безумие, вот что это такое».
Эл Аккерман по-прежнему занимается творчеством, Лилли по-прежнему строчит свои провокационные книги, история же их друга, увы, счастливого конца не имеет. Филип К. Дик умер, когда «Уорнер бразерс» приступило к съемкам экранизации «Андроидов...» с Харрисоном Фордом в главной роли, назвав ее более эффектно, по рассказу Билла Берроуза – «Бегущий по лезвию бритвы». Международная слава и дом сценариста в Лонг-Бич или Беверли-Хиллс никогда не имели значения для Дика. Он для этого был слишком аутсайдером. Как Джон Лилли и Эл Аккерман, он повидал слишком много и его видение мира никогда не подгонялось, чтобы соответствовать чужому видению, тому, что другие хотели бы прочесть, «Чаяниям Общества». В отличие от Леонардо, вот почему он, как он сам говорил, был дерьмовый художник.
Иллюстрация: «Бегущий по лезвию бритвы» (Ридли Скотт, 1982 год)

Когда проезжаешь мимо дома Рода Стюарта в Беверли-Хиллз, то думаешь, чего ради Филип К. Дик – фанат классической музыки и человек с безупречным вкусом, захотел бы жить здесь, в Голливуде. Деньги сами по себе не отвратительны, а вот люди, которые ими сорят и выставляют это напоказ – да. В Поместье Барбары Стрейзанд в Беверли-Хиллз пять особняков. Когда Бэбс надоедает жить в одном, она просто перезжает на пару недель в другой дом. В Беверли-Хиллз бездарность (Пиа Цадора) живет бок о бок с безвкусицей (За За Габор), процветающее дорогостоящее пригородное гетто, где местной полиции платят 50 000 долларов в год, и она готова арестовать всякого, за попытку совершения преступления – прогулку по окрестностям.
Дом Принца выкрашен в пурпурный цвет (он – большой оригинал), а бывший дом Мэрилин Монро – маленький и печальный, как ты и ожидал. Дом Мика Джеггера, с другой стороны, очень большой, он пустует с тех самых пор как тот купил его три года назад, но, похоже, об этом никто не сообщает туристам, которые выпрыгивают из экскурсионных автобусов и тайком пялятся в бинокли на его и другие дома. (Мне рассказывали, что Энгельберт Хампердинк недавно жаловался на чрезмерные меры безопасности, принятые его соседями, но ничего не добился, его соседи – Рон и Нэнси Рейганы, чьи мусорные баки определенно являются пограничной зоной). На воротах каждого дома знак  местной частной охранной фирмы, предупреждающий потенциальных нарушителей порядка о «Немедленном Вооруженном Отпоре», если домовладелец нажмет кнопку тревоги и захочет, чтобы тебя убрали. Я заметил, что в Голливуде никто не носит маек с Чарльзом Мэнсоном.
По большей части Беверли-Хиллз похожи на египетскую Долину Фараонов – все по-настоящему блистательные обитатели уже мертвы или уехали отсюда. Тутанхамон отправился в грандиозный тур по крупнейшим музеям мира, а Эррол Флинн, как и Христос, - в Музей восковых фигур на Голливудском бульваре. Культура, Религия и Развлечения – святая троица Запада, вся осела в музеях. И все, что большинство художников могут сделать – это прижаться лицами к стеклу, не потому, что, как многие думают, они настоящие «аутсайдеры» в духе персонажа Камю – Мерсо, но потому что они отчаялись получить признание, пригл䐰шение, на пьедестал или в саркофаг, пригвожденными к стене или утопленными в моче. Или, если они и в самом деле это сделают, ос䑂аться гнить в особняке в Лорел-Каньон, или, в зависимости от состояния счетов, в одной из дюжин роскошн䑋х «арти䑁тических колоний» на побережье, «достигнув признания». 䐚алифорния населена «креативными» типами, которые не хотят ничего, кроме как стать богатыми и знаменитыми – и бесполезными – как Королева Англии. Стать защищенными, безопасными, неуместными, холодными, бесчувственными, окаменевшими, восковыми. Что вы делаете, если у вас пять домов? Записываете пластинку о том, как вам одиноко и пусто, и покупаете шестой. Возможно, Филипу К. Дику повезло.
Пара сотен ярдов вниз по дороге, и вы выезжаете из Беверли-Хиллз и возвращаетесь в Голливуд. Сансет-Стрип – ужасное разочарование. Несколько обычных ресторанов с явно завышенными ценами, несколько известных ночных клубов, таких как «Виски» и «Рокси», из которого я украл пе䀿ельницу, чтобы заменить ей дома разбитую, которую кто-то украл для меня отсюда в 1977 году – и лишь один сомнительный секс-бар. Не в силах удержаться от искушения, я вхожу, чтобы отделаться н䐵го,  и покупаю выпивку у полуобнаженной барменши, затем сажусь возле подиума вместе с остальными посетителями.
Жирные, по-идиотски выглядящие ублюдки обоего пола могут стенать по поводу мифа, навязанного СМИ о красоте им подобных, но отлич䐽о выглядящая блондинка шагает туда-сюда по сцене, как пантера в клетке, обязательные высокие каблуки цокают, когда она перепрыгивает через ступеньки. Она, должно быть, танцовщица и спортсменка, что она доказывает, карабкаясь на пожарный шест, держась только ногами, затем кувыркается на подиуме, и приземляется возле замученного жизнью бухгалтера. Он улыбается, когда она встает на голову и раздвигает перед ним ноги, затем бросает ей пятидолларовую банкноту. Двигаясь, танцуя и вращаясь вокруг подиума, она методично отрабатывает свой номер на всей аудитории, кажется все бросают ей пятидолларовые банкноты, точно они вышли из моды.
Это кажется унизительным, неудобным, неприятным и, к тому же разорительным. Я бросаю доллар и ухожу.
Великолепный под калифорнийским солнцем Лос-Анджелес – самый красиво освещенный, невообразимо скучный в мире город, предлагающий пригородные виды непрерывного небытия, доселе не испытанного автором. Ничего удивительного в том, что многие здесь злоупотребляют наркотиками. Я видел прошлое, но оно не спасает. Лос-Анджелес – воплощение старомодной идеи о том, каким должен быть дивный новый город. Как бы ни отвратителен был Голливуд – некое подобие идиллического города, затерянного в море пыльного мегаполиса гигантских фривеев и монотонности остального Лос-Анджелеса. Как и большая часть южной Калифорнии, он заперт в пыльном искаженном временном пространстве, приблизительно в 1972 году. Повсюду Байкеры Дэнниса Хоппера, пытающиеся походить на байкеров Питера Фонды, мчащиеся с прыщавыми крашеными блондинками в безвкусных оборванных розовых и леопардовых майках и белых джинсах в обтяжку. Старый рок несется со всех радиостанций, они гоняют «Jethro Tall», «Doobies», Питера Фрэмптона и неизбежных «Doors», точно завтра никогда не наступит. Все, что произошло в музыке за это время, забыто, отброшено, утрачено. Но эта музыка так подходит Лос-Анджелесу, верно?
Я готов поклясться, что как-то ночью видел покойную Маму Касс, перед тем как свернул за угол и попал в ночной клуб. Войдя внутрь, я понял, что это просто приукрашенный буфет с несколькими стульями, разбросанными по липкому от пива полу и музыкальным автоматом в углу. Звучат «Blokbuster» группы «Sweet» и «School is Out» Элиса Купера, и длинноволосые, тонконогие парни вихляют задницами, прихлебывая пиво в унисон. Нравится тебе это или нет, но это и есть рок-н-ролл по-американски. Какой-то парень спотыкается об меня и заявляет, что ему нравится моя татуировка. Затем улыбается и показывает мне свою. Рисунок почти идентичен, только моя чуть лучше, поскольку она сделана лучшим лондонским татуировщиком, мистером Себастианом (недавно арестованным полицией, которой, видимо, больше не чем заняться, за то, что он делал пирсинг члена). Совпадение убеждает меня, что я совершенно неоригинален. Но для моего нового друга это знак свыше. «Охренительно». «Ага». «Слышь, чувак, это в самом деле охренительно». «Хммм, да, я знаю». «Не, в самом деле, чувак, это охренительно... я говорю в самом деле...».
Оказывается большинство «ребят» только что ходили на «The Cure». Я спрашиваю, где они играли, в «Рокси» или «Виски», ну, разумеется, не в «Голливуд Боул». Нет, «The Cure» только что отыграли перед семидесятитысячной толпой на стадионе за городом. Когда я последний раз виделся с Робертом Смитом, он валялся на земле на площади в Генте, в Бельгии, и пытался одновременно есть жирные чипсы и рассуждать о подтексте «Killing An Arab». Дома, в Хорли, этот приятный нормальный парень, живущий со своей подружкой, возвращается, но для здешних «ребят» он столь же велик, как Иисус Христос, потому что они могут идентифицировать себя с ним. Поскольку я уже пребываю в легком алкогольном тумане, я удивляюсь, что же может быть общего у этих парней со Смитом, который сидит и читает Мервина Пика в Сассексе, затем вспоминаю что-то из «Сумеречной зоны». В тот последний вечер, когда я видел Смита, мы были в клубе с Лол Толхерст, и он весь вечер изводил диджея, требуя поставить Элвина Стардаста и «Ballroom Blitz» «Sweet».
Но Род Серлинг и Артур Кестлер прокляты, и сегодняшние совпадения можно легко объяснить. Поп-культура, татуировки, радар-для-мусора, активизированный пивом и поисками в музыкальном автомате, вот, что мы, британцы, разделяем с Америкой. «Особые отношения», что удивительно, существуют. Политические (Британия по-прежнему более важна для Америки в политическом смысле, чем Германия), экономические (Британия - самый крупный зарубежный инвестор) и, поскольку сорок процентов американцев до сих пор заявляют, что у них не просто британские, а именно английские корни, национально. Но главным образом наши отношения – культурные,  и лучше всего они отражены в поп-культуре.
На улице какие-то беспорядки, и двое вышибал запирают дверь. Снаружи доносятся голоса, кричащие тем, кто внутри, что все они - покойники. Бармен вызывает по телефону копов, кто-то говорит - «у него пистолет». Я за пять секунд становлюсь трезвым как стеклышко. Но все это кончается также быстро, как  началось. Люди продолжают танцевать, двери открыты, я спрашиваю у бармена, что случилось. «Да так, просто какие-то мудаки», - отвечает он. Я иду пешком две мили до своего отеля с ощущением, точно в хребет мне вонзили кочергу, и крошечные волоски на шее стали дыбом. Почему копов никогда не бывает видно, когда они нужны?

ЗАПИСКИ ИЗ ПОДПОЛЬЯ
«Как длинна ночь моей печали, Господь
И коротки дни моей радости?
Почему тьма окутывает саваном мою душу в полночь
И огни не горят у моей двери?
Ты хочешь, чтобы я склонил колени?
Ты хочешь сломить мою волю?
О Господи

О Господи
Как коротки дни моей радости?
Как длинны ночи моего отчаяния?»
- Хьюберт Селби-младший, «Псалом III»
Посреди загара и мускулов Калифорнии, Хьюберт Селби-младший, маленький тощий астматик, кажется чем-то совсем чужеродным. Селби, бруклинец, ныне живущий здесь, в Голливуде, в Северном Орландо, никогда не был такой поп-звездой, как Берроуз или Буковски, но как писатель, проникнувший в грязное нутро Америки, он равен им.
Он работал юнгой на «Дреджерс», затем на кораблях «Либерти», он заболел туберкулезом в восемнадцать лет в Германии, и ему давали не больше трех месяцев жизни. Этот опыт изменил его жизнь. После того, как ему удалили часть легкого, и он провел три года на больничной койке, читая книги и, как выражаются писатели, Селби нашел себя в родном Бруклине, где разделил бар с писателем Джилом Соррентино. Соррентино стал его наставником, Селби стал самоучкой, алкоголиком и написал один из самых значимых романов десятилетия. Я прочел «Последний поворот на Бруклин» в шестнадцать лет, впечатлившись 75-пенсовой обложкой, которую украшала надпись: «ИЗДАНИЕ ПОСЛЕ СУДА. ПОЛНОЕ, БЕЗ КУПЮР». Я полюбил эту книгу и дал почитать ее своим недоверчивым друзьям. Они тоже ее полюбили.
Несмотря на переизбыток секса и насилия, наркотиков, грязи и беспросветной черноты, вызванной нищетой, пагубными привычками и разбитыми мечтами, «Поворот» - одна из самых морализаторских книг. Мораль, отражающая реальность упадка, но не осуждающая его. Его другие книги – «Комната», «Демон», «Реквием по мечте» и «Песня бесшумного снега» - продолжают эту тему. Герои Селби, угнетенные, отчужденные, напуганные, живут в атмосфере насилия, которое расползается по всем большим городам, как смог. Но у персонажей Селби есть и еще кое-что общее, они все чего-то ищут. Люди, одержимые демонами, пристрастившиеся к алкоголю, сексу, азартным играм. Они – люди, обладающие самосознанием, робкие и виноватые, пойманные в замкнутый круг наваждений и сожалений. Они утратили контроль над своей жизнью и «пространством», которое они занимают можно назвать стойку бара или койку в камере или бесперспективную работу или несчастливый брак. Они стремятся бежать, но считают себя слишком напуганными или неспособными даже попытаться.
«Парень, тебе лучше поверить,
кому-то придется туго сегодня ночью».
- Брюс Спрингстин «Фабрика»
Иллюстрация: Хьюберт Селби
Несмотря на очевидную мораль подобных историй, «Последний поворот» был запрещен в Англии, в соответствии с законами о непристойности, несмотря на то, что в его защиту выступили такие люди, как Джон Мортимер и Энтони Берджесс, был признан «непристойным» на суде в Олд-Бейли в июне 1967 года. Селби присоединился к компании Джеймса Джойса и Д.Г. Лоуренса, мне неловко, и, как обычно, закон в Англии выставил себя полной задницей. «Honi soit qui mal y pense».
Через год книга была оправдана в Суде по уголовным аппеляциям, а теперь Ули Эдел снял по ней фильм. Я не могу судить по книге о фильме, но его назвали «100 минутами коммерческой джинсы с многочисленными детальными эпизодами ультра-насилия». Я не могу ждать. (Пришлось. С момента написания я посмотрел фильм и  моя острая, критическая, четко сформулированная оценка этого... ну почти ОК).

ПЕРФОМАНС (Кровь поэта)
«Думаю, я не позволю тебе остаться в кинобизнесе».
Также в Голливуде, на Бартон-авеню, живет Кеннет Энгер. Ныне он более известен благодаря своим сплетенным «библиям» - «Голливудский Вавилон I» и «Голливудский Вавилон II». (Если верить неопубликованной работе Дейла Эшмуна, знаменитое «пропущенное» фото на 285 странице в «Голливудском Вавилоне II» - ЭТО Марлон Брандо или кто-то очень на него похожий, делающий минет – он утверждает, что Энгер сам показывал ему эту фотографию). Хотя ныне он богат и знаменит благодаря своему копанию в грязном белье, не стоит забывать, что Энгер также один из наиболее влиятельных независимых кинорежиссеров Америки.
Фото: Кеннет Энгер

Как писал Карел Роу, фильмы Энгера крайне символичны и очень насыщены. Задумчивая кинодокументалистика декадентской Америки, наполненная иконами, вырванными из больничной постели Калифорнии. Как и фильмы Уорхола, его творения были авангардом, балансирующим между томительным потаканием собственным слабостям и Видением – зачастую неудачно. И как у Уорхола, Джека Смита и ряда других кинорежиссеров, его искусство очень контекстуально и полно магии. Он снял свой первый из уцелевших фильмов, черно-белую короткометражку под названием «Фейерверки», в 1947 году, когда ему было всего семнадцать. Фильм стал довольно известным, потому что его поддержал никто иной, как Жан Кокто, чей фильм «Кровь поэта» оказал большое влияние на Энгера. Кокто был магом, и одним из самых влиятельных, как нам уже известно. Он был, как я уже говорил, включен в ряд оккультных документов, как глава Приората Сиона – тайной масонской секты, ведущей происхождение от тамплиеров, которые хранили какую-то великую оккультную тайну (очевидно то место, где хранится кровь [то есть – гены] Христа).
Когда смотришь на работы Энгера, то понимаешь, что влияние Кокто и связь с оккультизмом совершенно очевидна. Энгер был одним из первых современных художников, одержимых Алистером Кроули, он использовал свои фильмы, как Кроули использовал свои тексты, стихи и ритуалы – чтобы создать (кинематографический) ряд символических посланий.
Интерес к оккультизму среди художников-экспериментаторов в целом, и кинорежиссеров в частности, ныне стал уже традиционным явлением. Во многих случаях это связано с тем, что художникиРхотят говорить о своей работе не только в «художественных» терминах, чтобы добавить веса своим суждениям, но Майя Дерен, Серит Вин Эванс, Холлис Фрэмптон, Дерек Джармен и другие использовали оккультные образы и ритуалы в качестве системы, отражающей внутреннее состояние и утопистские социальные перемены.
Энгер пошел дальше, используя символизм и ритуалы не только как аллегории или модную позу, но превращая фильм в ритуал и, буквально накладывая заклятие на свою публику.
«Торжественное открытие Дворца Наслаждений», «Заклинание моего Брата Демона», «Восход Скорпиона», «Восход Люцифера» - очевидные примеры. В самом деле, влияние Энгера на мир экспериментального кинематографа, андерграундное искусство и рок-н-ролл (все так называемые бунтарские, свободные, так или иначе, древние занятия) беспредельно, это можно понять по списку его соавторов – Мик Джеггер, Антон ЛаВей, Бобби Босолей, Анита Палленберг, Джимми Пейдж, Марианна Фейтфул – все, кто в той или иной степени разделяли энгеровское увлечение Кроули.
Фото: «Перфоманс» (Дональд Кэммелл и Ник Рег, 1968 год)
Образ Кроули – яркая, провокационная, мистическая, сходная с Оскаром Уайльдом, фигура чрезвычайно популярна среди рассерженной молодежи, считающей себя чуждыми библии, такой, как Тернер – герой Мика Джеггера, занимающийся сексом среди бархатных подушек в особняке на Поуис-сквер, в блистательной эпитафии 60-м Ника Рега – «Перфоманс». Хотя большая часть работ Кроули – самодовольная напыщенная чушь, благодаря Кроули и оккультистам с широкими взглядами, в 70-е я получил первые осмысленные представления о не-христианском, радостном, терпимом гуманизме – именно то, что тебе нужно в юношеском возрасте, на самом деле...
Фото: «Кровь поэта» (Жан Кокто, 1930 год)
Как и Виктор Гюго (еще один бывший глава Приората Сиона) или Гюстав Моро оказали влияние на возникновение сюрреализма, Энгер, надо сказать, стал одним из предвестников использования монтажа в кинематографе. (На самом деле, сравнения с Моро на этом не заканчиваются – Энгер также поражает меня своим женоненавистничеством и, как художник, подчас сверхамбициозный перфекционист, чьи самые известные работы – «Химеры» Моро или энгеровская версия «Песней Мальдорора» Лотреамона или даже «Восход Люцифера» - утрачены или незакончены).
В отличие от большинства подражателей, энгеровский монтаж с наслоением подсознательных образов – значимый, говорящий, содержащий подлинные иллюстрации из жизни Америки. Поскольку Энгер, как Дали, совмещал искусство со своей похожей на «Таро» системой посланий и собственным проницательным, остроумным и крайне мрачным восприятием реальности, они вряд ли могли бы быть иными.

ЗЕРКАЛО В ВАННОЙ
«дверь заперта, только ты и я...»
«Восход Скорпиона» - его самый знаменитый фильм, отражает сущность Кеннета Энгера. Не образ для немигающего телеэкрана, состряпанный на одном из этажей «Фабрики грез» и предназначенного для плоской передачи американской действительности, но образ за гранью сетчатки глаза, за гранью американского коллективного, предположительно невинного, бессознательного. Образы, использованные в фильме, сами по себе являются результатом художественной интуиции. Проявлявшая его пленки лаборатория случайно послала Энгеру часть дешевого христианского фильма под названием «Дорога в Иерусалим». Энгер разрезал ее, окрасил в голубой цвет и наложил на «Скорпиона», который он снимал во время празднования байкерской бандой Хеллоуина. В результате фильм изобилует иконами, как Голливудский музей восковых фигур.
«Распятый» Гигант - образ Джеймса Дина, Марлон Брандо в «Дикаре», Гитлер, Христос, идолы, появляющиеся на экране переносного телевизора, принадлежащего герою «Скорпиона», и на идолизированном «Харлей Дэвидсоне» - его хромированные части отражают последний образ искусства и оккультизма 20-го века. Это, как говорит Энгер, «брат-демон», возлюбленный из мечты, нарциссический двойник юношеского гомоэротизма и гуманистического культа 60-х, чьи клоны отражаются в зеркалах туалетов лондонского ночного клуба «Рай». Почти реально: отражение – это и есть сам Кеннет Энгер.
Фото: Энгер с дверью Аббатства Телема Алистера Кроули в Чефалу, Сицилия.
Песни «He`s A Rebel», «Torture», «I Will Follow Him», (возможно слишком очевидно)  показывают связь между Христом, Дином и Брандо. О котором Энгер сказал: «Человеческие идолы идолизированы идиотами...Различный уровень воздействия каждого зависит от размаха рекламной кампании поп-звезд и Христа».
Как «Книга Закона», «Скорпион» изображает конец Христианства – Эры Рыб – посредством байкера, мчащегося к смерти, или освещения рождения Скорпиона/Гора/Гуманизма. Люцифер перетолкован и возрожден, освобожден от неверного понимания христианства, изображавшего его как Сатану, а не как Князя Мира, самого человечного бога.
Новая эра восстает, как феникс из смерти старых икон, смерти Личности и хаотичного забвения, вызванного переменами и прогрессом, Нильсом Бором и новыми физиками, Кроули или нью-эйджем.  Век, когда миру нужно быть таким печальным, каким он кажется.
«Скорпион» невероятно далек от обычного глянцевого насилия, источаемого Голливудом. Его секс, садо-мазохизм, гомоэротизм, тоска, наркомания, жестокость и, в конце концов, смерть – по контрасту грязные, глупые и, как смерть сама по себе, – очень обыденные. Из-за этой стилизованной, но реалистичной трактовки секса и насилия Энгер, как и Селби, раздражает многих критиков. Его сексуальное, двусмысленное, ироничное использование песни «Синий бархат» в саундтреке к «Скорпиону», несомненно, вдохновило Дэвида Линча, снявшего годы спустя фильм «Синий бархат». Линч, уже снявший душераздирающие «Головаластик» и «Человек-слон», вызвал куда большее возмущение «Бархатом», из-за секса и насилия, пародирующим жанр, выступающим против голливудской одержимости идеализацией этих тем.
Линчевское насилие производит впечатление благодаря вниманию к деталям. Потому что его атмосфера отражает тошнотворное чувство неотвратимости, которое возникает при приближении насилия. Эта простая, прозаичная неловкость, охватывающая тебя, когда насилие разлито в воздухе, представлена в «Синем Бархате». Страх и отвращение в Лос-Анджелесе, которые я ненадолго вдохнул прошлой ночью в клубе на Голливудском бульваре, и в сотнях пабов и клубов и сомнительных притонах до того. Мы все это знаем. Это забавное чувство, тебе хочется смеяться, когда удается избавиться от напряжения.
Если же насилие случается, вспышка, одна расколотая секунда треснувшего времени в преамбуле физического насилия - это точка из которой нет возврата. Когда ритуализированные насмешки, оскорбления, взгляды и принужденный смех застывают в пересохших глотках и побелевших глазах. Это момент, усиливающий напряжение, и сам по себе сообщник насилия, он приносит почти облегчение, после короткого смущающего душащего момента. Линчу удалось передать этот момент. Слишком реально для Голливуда, а Голливуд ненавидит реальность. Как у Линча, так и у Энгера. У Энгера такие моменты изменения пойманы и высвобождены в фильме – его зрителю не дозволено забыть или отвернуться. Публика не видит разницы между иконами Голливуда и иконами Христианства, реальным и воображаемым, христианским фильмом и гей-байкерским фильмом, «Дорога на Иерусалим» или дорога в Дамаск, или, как кто-нибудь может сказать, в Ад.
Но даже в Кеннете Энгере, как и в Христе, меня постигает разочарование. Вспышка Озарения не найдена ни в путешествии, ни в жизни, ни в байкерском ритуале, но в смерти. Кроули обещал эпоху Гора, философия «Твори, что ты желаешь» продиктованная Айвассом как-то темной ночью в Каире закончилась там же – во мраке, закончилась точно также как Христианство, где ты должен «стряхнуть земные узы», чтобы коснуться лика Бога. В предпоследней части «Восхода Скорпиона», Скорпион мочится на церковный алтарь. Но это пустяковый вызов, никакого публичного осквернения, поскольку церковь пуста. И к тому же «помочиться на алтарь – значит признать значимость церкви». Скорпион садится на свой мотоцикл, едет и ... умирает. Последнее выразительное решение Хэйт-Эшбери или Поуис-сквер или революции, которая была «60-е – это заколоченные дома, опустевшие церкви, автостопом на старый фильм, идущий в Долине Смерти, саморазрушение героев. Будь они байкером из «Скорпиона» или друзьями Джимми Пейджа в номере отеля, или Брайаном Джонсом, плывущим в бассейне с хлорированной шапкой волос или Остин Спэйр, умирающий в брикстонской нищете, или Кроули, мертвый сибарит в героиновом тумане среди длинных теней дешевого досчатого дома в Сассексе. Как выяснил Бобби Босолей, мир может быть таким печальным, каким кажется. «И сквозь слезы я все еще вижу синий бархат....»»
Иллюстрация: Дэннис Хоппер и Изабелла Роселлини в «Синем бархате» (Дэвид Линч, 1986)

ОДНАЖДЫ РАЗБУШЕВАВШИСЬ, МОРЕ БОЛЬШЕ НЕ БУШУЕТ (КАК ВИДЕО, КОТОРОЕ МЫ СМОТРЕЛИ)...

«Мне нравится мчаться по шоссе/ Смотреть на дымящиеся трубы/груди становятся коричневыми, таким теплыми и коричневыми/я погребен под массовым производством/ в тебе нет ничего нового».
- Игги Поп «Массовое производство»

Прежде чем смог, клаустрофобия и голливудская скука убьют нас, мы возьмем напрокат развалюху и поедем вверх по скалистому калифорнийскому побережью, в Сан-Франциско. Может люди и голодают, но в «Динерс», натыканных вдоль Шоссе 1, такие горы еды, что покраснело бы даже Европейское Сообщество. Здесь все твое, так что в задницу миллионы голодающих, как они считают, для чего же было создано «Мы это мир»?
Как нация, американцы самые вялые люди на свете, видимо потому что, по-видимому, чем больше у человека есть, тем больше ему на все наплевать. Горы жира, которые для Американской Молодежи являются символом того, что  в мире все порядке, поскольку Америка может позволить себе быть толстой, уродливой и полуграмотной, и, тем не менее, независимой от всех остальных жителей планеты. В самом деле, хотя, может быть, не стоит обобщать, но мне кажется, что с точки зрения среднего образованного европейца степень невежества, отсутствие каких либо знаний о положении в мире здесь просто невероятно. Америка теперь достаточно большая и достаточно богатая, чтобы быть невежественной и ограниченной. Но, как Британская Империя, которая раньше господствовала над миром, она медленно начинает понимать, что мир живет собственной жизнью. Британия некогда правила четвертью всего мира, но спустила все на покрытие экономических убытков и выплату политических долгов США во время войн и до сих пор волнуется по этому поводу. Теперь Америка унаследовала мир и обнаружила, что мир умирает у ее ног.
Американская реакция на такую громадную ответственность - впадание в детство. Ребяческий язык, ребяческое телевидение, Америка не способна повзрослеть. Здесь все - «белое и пушистое». «Candy» - «конфетка» - это слово могли изобрести только в Америке. Банковские менеджеры в пятисотдолларовых костюмах-тройках довершают ансамбль бейсболками, белыми кроссовками и жвачкой. Взрослые люди в ресторанах орут и визжат как школьники, катающиеся на горке, когда официантка поливает сиропом их блинчики. Эдди Мерфи отпускает шуточки про дерьмо, и аудитория заходится от восторга. Президент Соединенных Штатов говорит, что политическая ситуация в мире - «ужасная». Ты приносишь одежду в химчистку, а тебе говорят: «Хатишь их поглаженными и пушистыми?» Пасхальное яйцо, по каким-то непонятным для меня причинам, здесь заменили на кролика, которого они именуют «bunny» («зайка»). В любой телевизионной комедии полно «сообразительных» детишек, а любимое национальное блюдо – то, после которого можно облизать пальцы. И здесь, в самом могущественном государстве на Земле, вся страна празднует день рождения мыши из мультика. Боже, помоги нам.
Сан-Симеон – неприметная точка на карте тихоокеанского побережья. Когда паркуешь машину, то не можешь не обратить внимания на ряд металлических телескопов на парковке, сломанных, застывших, как ржавые древние пушки. Эти заброшенные вещи могут поведать о многом. (Немногочисленные) аборигены выживают за счет туризма. Путешественники останавливаются в Сан-Симеоне, чтобы побродить по открытому все ветрам пляжу и понаблюдать за дикой природой под ласковыми тихоокеанскими закатами. Белки, пеликаны и тюлени численно превосходят людей, которые только добродушно улыбаются, когда их пушистые и пернатые друзья воруют еду из их корзин для пикников. Так было не всегда. Сан-Симеон не всегда был туристическим местечком. Этот город построили китобои.
Лодки, ощетинившиеся гарпунами, отплывали от берега всякий раз, когда замечалась проплывающая стая китов, мигрировавших зимой на юг.  Но теперь ловля на китов остановлена, и жители Сан-Симеона со своими этническими поделками и магазинами, торгующими морскими раковинами больше не мечтают о том, чтобы загарпунить этих созданий. У нового поколения изменилось полностью восприятие. Или, по крайней мере, изменилась мораль, чтобы соответствовать как более просвещенным взглядам, так и более прагматичным потребностям века. Прагматичным, потому что вдоль берега установлен ряд платных телескопов, принимающихся жужжать и тикать, когда их запускают. Хитроумные изобретения, когда ты опускаешь монетку и пытаешься заглянуть в него, показывают тебе отчетливое изображение твоих ресниц, за которыми виден лишь несфокусированный туман. Будучи ребенком, на пляжах я скучал и прятался под покрывало, чувствуя себя не в своей тарелке, поскольку не хотел участвовать в пляжных играх. Но, по крайней мере, там всегда были телескопы, и всегда очередь из желающих заглянуть в эти волшебные машины.
В 60-е и 70-е, после того как китобойная флотилия Сан-Симеона была уничтожена, в эти телескопы люди стали смотреть, чтобы заглянуть на милю в блестящий, платиновый  океан и увидеть семейства китов, проплывающих мимо берега. Теперь здесь, в Сан-Симеоне, ряд телескопов пуст и похож на рощу засохших деревьев на солнцепеке. Ученый Спок в «Стар Трек 4»сказал по поводу земного китобойного промысла: «Зачем нужно полностью истреблять животных?» Но мы забываем о логике аргумента и лишь вопрошаем - Что мы наделали?
Но оставим на минутку в стороне эмоции, стоя под палящим солнцем на это пустом берегу, вглядываясь в морскую даль, я размышляю о том, что киты могут поведать друг другу, о нас, людях. Хотя киты и дельфины, возможно, не столь разумны, как мы, они, тем не менее, способны думать, и хотя я сомневаюсь, что они произошли от пришельцев с планеты близ Сириуса Б (таинственной Собачей звезды Догона), как предполагают некоторые, мне кажется, что на каком-то уровне, даже те животные, которые не поддерживают напрямую контакт с Человеком, понимают, что он – порочное и ненадежное создание. Несмотря на конференции и запреты, даже сейчас каждый год убивают тысячи китов, дельфинов и морских свиней; их забивают гарпунами, режут, убивают дубинками, ловят рыболовными сетями. Самые страшные преступники – японские рыбаки, которые демонстрируют полное пренебрежение международными соглашениями по использованию нейтральных вод, их следовало бы наказать бойкотом на их национальные товары. Если проблема настолько серьезна, что о ней столько говорят, то почему она не настолько серьезна, чтобы бойкотировать «Сони» и «Ниссан»?
У японцев иное отношение к Земле, чем на Западе, сформированное древними культурными различиями, к которому, возможно, примешивается некоторое недоверие (не в последнюю очередь из-за событий августа 1945 года) старых японских рыбаков к тому, что Запад велит стране прекратить это варварство.
В случае тупых и кровожадных обитателей Фарерских островов эти доводы не действуют, а более прямые действия выглядят. Игнорируя любые попыток образумить их, эти люди продолжают варварское и бессмысленное истребление китов и дельфинов, которых они любят загонять в залив и забивать до смерти. Разумеется, мы не можем контролировать действия обитателей Фарерских островов в своей стране, и общественный кодекс более значительных стран, таких как Британия или Штаты не может быть никому навязан. Идиотские действия, тем не менее, должны восприниматься как идиотизм. Общение и образование, как всегда, являются долговременными решением.
Тупым и жестоким забавам рыбаков Фарерских островов и, по тем же причинам, испанских крестьян, можно найти объяснение. Эти национальные культуры не имеют давней традиции человеческого обращения с животными. Образованному, так сказать, утонченному Англичанину 20-го века участие в актах ритуальной жестокости ради развлечения нелегко проглотить.
В Британии же мы по каким-то причинам считаем приемлемым то, что Королевская Семья и другие богатые бездельники имеют право скакать по чужой собственности с натренированными собаками-убийцами, часами гоняться за дикими животными, а затем ритуально убивать их. В то же время от нас ждут, что мы будем возмущаться по поводу таблоидных историй о головорезах из рабочего класса, которые ловят и убивают бродячих котов на общественной территории. Жестокая и глупая деятельность, которой попустительствует общество, при условии, что вы правильно расставляете акценты.
Роджер Скратон, самозваный правый «интеллектуал», ставший представителем охотничьего лобби – типичный выходец из среднего класса, который, несмотря на весь свой так называемый интеллект, не способен убедительно оправдать ритуальное убийство животных ради удовольствия. Его защита зиждется на единственном аргументе, что лисы – вредители, но он игнорирует тот факт, что во многих регионах лис разводят специально для того, чтобы потом на них охотиться. Мне интересно, способен ли горожанин мистер Скратон, которого, по-видимому, заботит исключительно контроль над вредителями, собрать своих друзей и отправиться в Лондон охотится на крыс и мышей? Скратон утверждает, что самый гуманный метод контроля над численностью вредителей - это часами травить их собаками, пугать, мучить, вытаскивать из убежищ, затем отдавать заживо на растерзание своре собак. Он так же не способен внятно объяснить почему, если речь идет просто о контроле за вредителями, это нужно праздновать и превращать в кровавый ритуал, на котором упорно настаивают некоторые личности. (В наши дни стало модным отмахиваться от связи между убийством и сексуальностью, но притягательность убийства, пыток и насилия – именно сексуальная). Скратон защищает охоту на том основании, что она позволяет людям получить удовольствие от верховой езды, усиливающееся в связи с «волнением погони». (Угонщики, магазинные воры и все прочие разновидности социопатов также оправдывают свои поведенческие проблемы «возбуждением от погони»). Скратон, очевидно, говорит о погоне по следу. В итоге Скратон воспринимает дебаты по поводу охоты на лис как нападки грубых левых лесбиянок на приличных традиционалистов среднего класса и защищает довод элиты, говоря, что охота привлекает людей самых разных профессий. И снова он неправ. Большинство любителей охоты принадлежат к группе с высоким уровнем дохода, а большинство представителей рабочего класса участвуют в охоте только потому, что их нанимают для этого. (Лошади отнюдь недешевы, аренда на один охотничий день стоит свыше 90 фунтов).
Мистер Скратон также ошибочно полагает, что анти-охотничье лобби виновно в «сговоре с невинной лисой» и переносит человеческие черты на животных. Он упускает суть. Проблема не в очеловечивании диких животных, но в бесчеловечных последствиях узаконенного ритуального убийства животных для развлечения цивилизованного человеческого общества. Британское общество, как я сказал, не позволяет группам скинхедов-пролетариев со сворой пит-бультерьеров охотиться на животных, наносить убытки, вопить, кричать, дуть в трубы, раздирать животных на куски, праздновать, намазав кровью лица детей и распивать алкоголь в общественных местах. Почему же оно должно мириться с охотой на лис? То, что Скратон так неудачно защищает, это не право контролировать поголовье вредителей и даже не моральное право убивать животных из спортивного интереса, но право привилегированного меньшинства делать то, что подавляющее большинство граждан считает жестоким, отвратительным варварством.  Нечто крайне слабо связанное с современными представлениями об общественных правилах приличия, порядке и демократии. Скратон полагает, что он защищает традиционные ценности и право человека на выбор. Он не способен понять, что защищает нечто, ныне глубоко чуждое английскому образу жизни и торжество анархии над демократией.
Несмотря на большое искушение повести себя жестоко, в ответ на отвратительное поведение человека, насилие не является и не может быть ответом в мире, живущему по геноцидному сценарию, и не может даже рассматриваться как возможное решение проблемы. Прибегать к жестокости – потрясать окровавленными руками Контроля. Какими бы высокими идеалами он не руководствовался, Брут остается Брутом. Единственный способ иметь дело с выбором Фарерских островов и прочими многочисленными зверствами - это вести себя так, как ведет себя человек, столкнувшийся с симптомами психического заболевания. Лечить. Если всем островитянам и охотникам прописать метилендиоксиамфетамин (экстази), то они очень быстро излечатся от своего социального заболевания. А Скратон, может быть, даже перестанет быть интеллектуалом и станет разумным человеком.

ОКРАШЕННОЕ ПОЛЕ

Нет ничего более самонадеянного и более показательного в нынешних мировых проблем, чем феномен убийства животных исключительно ради удовольствия. Если мужики с желеобразными гениталиями столь отчаянно нуждаются в доказательствах собственной мужественности, им следовало б пойти и влезть на дерево или сто раз отжаться от пола.
В отличие от наших менее искушенных сородичей с Фарерских островов и британских интеллектуалов из среднего класса, большинство калифорнийцев пришли к выводу, что животных должны изучать умные люди, а не беспричинно убивать всякие идиоты. Животные могут многому нас научить о нашем месте во вселенной, о том, как живет планета и о том, как нужно общаться.
Что мы можем узнать, изучая животных, об общении? Ранее мы задавались вопросом, какие сообщения передают друг другу киты о людях. «Морфический резонанс»  - термин, придуманный ученым, доктором Рупертом Шелдрейком для описания пока необъяснимых форм общения млекопитающих, для которых не являются преградами время и пространство. Попросту говоря, это определение используется для описания непонятных людям способов общения различных живых существа. Например, хорошо известно, что если дельфина научить трюку в аквариуме во Флориде, то через некоторое время научить дельфина того же вида этому же трюку в аквариуме, скажем в Англии, будет гораздо проще. Этот феномен рассмотрен и задокументирован скептически настроенными учеными еще в 1920-х годах, когда психолог Уильям Макдугал из Гарвардского университета провел серию экспериментов с целью выяснения, способны ли животные наследовать поведенческие характеристики своих родителей. Не то генетически запрограммированное поведение, не меняющееся от поколения к поколению, но привычки, выработавшиеся во время жизни родителей или переданные другими животными этого же вида. Макдугал помещал лабораторных крыс по одной в резервуар с водой и предоставлял им два пути к бегству, один – ярко освещенный ход, в конце которого крыса получала небольшой электрический разряд и другой, неосвещенный, который вел к свободе. Макдугал записывал, за сколько раз несчастная крыса сможет понять, что для того, чтобы избегнуть электрошока, нужно выбрать неосвященный ход. В первом поколении крыс в среднем 160 раз било током, прежде чем они учились выбирать верную дорогу из резервуара с водой. Их отпрыски научились проделывать этот трюк быстрее, а потомки потомков – еще быстрее, до тех пор, пока среднее число ударов тока на каждую крысу не снизилось со 160 до 20, прежде чем они научились совсем избегать электрошока.
Ортодоксальная менделианская генетика отрицает, что такие вещи возможны и, хотя биологи не смогли обнаружить никаких ошибок в разработанном Макдугалом тесте, они пришли к заключению, что он, должно быть, случайно отобрал каких-то сверхразумных крыс. Макдугал повторил опыт, отбирая самых глупых крыс, какие только есть, и выводил только их от одного тестируемого поколения к другому. Согласно традиционной научной теории, успехи крыс должны были снижаться, но они проделывали это даже лучше чем первое, «умное» поколение, необъяснимым образом обучаясь в десять раз быстрее. Тем не менее, насколько бы интересно это не было, люди продолжают говорить, что за все ответственна «генетика», даже если мы не понимаем, как такая специфическая поведенческая информация может биологически передаваться от одного поколения к другому.
Эксперимент Макдугала привел к поистине невероятным результатам, когда их попыталась повторить группа ученых в Австралии. Некоторое время спустя, используя тот же вид крыс и скопировав резервуар с водой, группа была потрясена, обнаружив, что с самого первого поколения эти крысы обучаются быстрее макдугаловских. Потом, повторив эти поразительные эксперименты и поняв, что это не случайность, австралийцы попробовали продолжить эксперимент с необученными крысами другого вида. После разнообразных экспериментов, продолжавшихся двадцать пять лет, ученые выяснили, что даже те крысы, чьи родители не принимали участия в экспериментах, справлялись с этой задачей все быстрее и быстрее, до тех пор, пока некоторые крысы вообще не перестали делать ошибок, всегда с первого раза выбирая неосвещенный безопасный ход.
И по сей день результаты этого и многих других подобных экспериментов невозможно объяснить традиционной наукой, но существует теория о наличии некоего общего пространство бессознательной информации, воздействующего на подсознательном уровне, на которое настроены млекопитающие. Не отрицая физическую значимость таких вещей как ДНК, молекулы протеина, влияние окружающей среды и тому подобное, теория Шелдрейка о существовании морфогенетического поля (слово, пришедшее из греческого «морфе» - создавать и «генезис» - бытие), которое как невидимые магнитные или электрические поля, например, могут быть прослушано, имеет определенную привлекательность. Доктор Шелдрейк, насколько мне известно, не говорил ничего о том, как можно получить доступ к этому «полю», но мы можем сами это додумать. Если это, возможно энергетическое, поле является эволюционным хранилищем информации, связующей все живое, тогда, как у любого компьютера, у него должны быть различные уровни доступа, для разных видов, для разной информации.
Возможно, сигнал или тональность запроса, испускаемого мозговыми волнами различных видов животных, способен настраивать подсознание на информационное поле, так же как радио настраивается на определенную частоту, и слушатель может выбрать только одну станцию, а не слушать всю беспорядочную мешанину из различных иностранных радиостанций, завывающих во время настройки. Таким образом, собака может настроиться на волну собачей информации, дельфин подключится к знаниям, накопленным его предками, а человек – к своим.
Эта идея перекликается со многими хорошо знакомыми направлениями мысли. Разве не могут быть «ауры» мадам Блаватской визуальной версией такого энергетического поля? Разве не может существование этого поля помочь объяснить феномен людей, общающихся через время и пространство, то, что считается телепатией? Разве не может это поле быть акашической записью или «коллективным бессознательным» Карла Юнга? Разве не может эта огромная, соединяющая сеть информационной энергии, быть самим Богом? Уф. Я не знаю, но уверен, что если оно существует, вряд ли его заботит то, что я выпиваю по субботам.
Тем не менее, я думаю, что это информационное поле должно колебаться деятельностью людей, которые упорствуют в пытках и уничтожении различных видов животных исключительно ради удовольствия. Какая акашическая запись скажет о нас всем этим китам? Ответ, как должно быть известно Споку, довольно логичен – и все это очевидно.

ПЕВЕЦ В ВЫСОКОЙ БАШНЕ
На вершине горы неподалеку от города Сан-Симеон стоит огромный диснеевский замок. Замок Херста. Уильям Рэндольф Херст был одним из тех, кто заронил в нас сомнения. В Калифорнии много подобных людей.
«Я остановился на дороге, и увидел женщину на обочине... Страх парализовал меня...
Я сказал: «Мама, я отправился в долину богатых, я хотел продать себя».
Она ответила: «Сын, это дорога в ад...»»
- Крис Ри «Дорога в ад».

Ты едешь по калифорнийским фривеям и понимаешь, что леденящие душу истории, которых ты наслушался дома - неправда. Даже в больших городах американцы, в общем и целом, самые медлительные, осторожные и самые вежливые водители в мире.
Сан-Франциско выползает из-за горизонта и внезапно поражает тебя, когда ты скользишь вдоль залива Хаф-Мун. Сан-Франциско - морской город-порт, распложенный на многоцветных холмах, усеянных низкорастущими деревьями. Желтые, голубые, розовые. Сознание переключается, как каналы ФМ-радио в машине... «Loving Spoonful»... «Harvey Milk» ... Цветы у тебя в волосах... болтаются с оружием Национальной гвардии... Горнорабочие Эммета Грогана оставили кучу денег в контейнерах для мусора...Патти Херст избегает замка папочки и раздавать бесплатную еду с С.Л.А... Шикарный, стильный, матросский городок. Матросские песни, услышанные на борту кораблей, причаливавших к берегам Полинезии. Жаркими вечерами ритуальные песни островных племен доносились по ветру на борт корабля, как смутный сигнал на ненастроенном радио, пересекая эфир, пространства и культуры под последними клочками незагрязненных облаков. Едва различимые, отдаленные ритмы и кричащие гармонии религиозных песнопений островитян подхвачены скучающим экипажем, переработаны, снабжены английским текстом, вестернизированы и теперь поются на улицах от Плимута до Сан-Франциско.
Культуры недопоняты, разграблены, придуманы заново. Времени Круг замкнулся.

ВОСХОД ЛЮЦИФЕРА
Теперь в апартаменты Хейт-Эшбери вернулись дух и останки «диких» ритуалов, не как в песнях моряков, но разобранные, ближе к этническим корням и повторяются фонетически, в качестве песнопений в ритуалах и умственных упражнениях нью-эйджеров Сан-Франциско, хиппи и членов разнообразных культов. Тогда как моряки 17-го века стремились превратить этническую культуру в нечто, что они смогут понять и принять, городской житель 20-го века пытается придумывать заново и копировать культуры прошлого, которые он неспособен понять, в надежде вернуться к более простому, «духовному» прошлому, способному заполнить ощущаемую пустоту. Возможно, в этом есть какой-то смысл. Прошлое проникает в город, воодушевляя настоящее вторичной атавистической свежестью – Prima Materia для доступа к скрытым мирам Хроник Акаши. Как в стоящем Искусстве, эта информация доносится не посредством дешевых трюков или интеллекта, а подчас смутным, неопределенным чувством, которое можно более точно выразить с помощью музыки или кисти, что весьма удобно для шарлатанов, желающих это упаковать и продать, и раздражает тех, кому приходится выражать себя в более взыскательных, точных формах. Как сказал однажды Брайон Гайсин: «Писательство на пятьдесят лет отстает от Живописи».
Возможно.

КАКОЕ ПРЕЛЕСТНОЕ МЕСТЕЧКО...

«Затем какой-то мудрец, возвышающийся над вульгарной мудростью, понимающий, что законы нельзя обходить молчанием, пока они не изучены, раскрыл имена Бога, религии, рая, и ада... Только пугала способны удержать мир в страхе».
«Адские стихи», написанные во время суда над сэром Уолтером Рейли, и приписываемые ему (1610 год).

Фото: Антон Шандор ЛаВей (фото Бобби Нил Адамс)

Один житель Сан-Франциско предпринял попытку использовать восприимчивый и современный разум для поисков и исследования этих «неуловимых и неопределенных» ощущений и в тоже самое время выразить себя через слова и деяния - это Антон Шандор ЛаВей. Человек, улыбающийся с балкона на фотографии внутренней стороне обложки пластинки «Eagles» «Hotel California», человек исполнявший «свадебный обряд» в «Ребенке Розмари» . Человек из субкультурных, понятных посвященным шуток и скрытого влияния. В моем сознании ЛаВей – один из самых обворожительных и неотразимых художников современной Америки, но вы не найдете его в списках «Искусство Америки» или «Арт-каталоге», просто потому что ЛаВей – один из тех художников, кто достаточно разумен для того, чтобы не называть себя художником. И он не называет себя художником, потому что Антон ЛаВей, возможно, и в самом деле стремится изменить мир. Он – Верховный жрец и Основатель свободной от налогов, зарегистрированной в Калифорнии в качестве благотворительной, организации: Церкви  Сатаны.
Хотя напыщенные академические круги европейского оккультизма относятся к нему с насмешкой, ЛаВей имеет здесь большое влияние, по тем же самым причинам, по которым многие чернят его в Великобритании. А именно - в 60-х он пришел к заключению, которое разделяет большинство людей, изучающих оккультизм и относящихся к нему сравнительно здравомысляще: за небольшим исключением, «любой трактат и документ, любой секретный «гримуар» по вопросам магии – всего лишь религиозная подделка – бессвязная ерунда… эзотерическая (гиббериш) тарабарщина… [которая] затеняет подлинный смысл…».
Слова, которыми оперирует ЛаВей, заслуживают особого внимания. Мой старый друг, автор лучшей современной книги об Алхимии («Феномен Фулканелли») и ходячая энциклопедия полезной информации, однажды рассказал мне, что слово «гиббериш» пришло в английский язык изначально как жаргонное, от имени алхимика Джабира эль-Хайяна, более известного на Западе, как «Гебер». И даже не столько от его имени, сколько из-за этого, что язык его писаний непроизносим, а сами тексты непонятны для непосвященных, возникло слово «гиббериш». ЛаВеевское использование данного слова в качестве смехотворного описательного имени существительного наводит на мысль, что ЛаВей на деле отнюдь не au fait (понаслышке) знаком с эзотерическими знаниями, как может показаться, либо это означает, что он использует слово в ироническом смысле. Учитывая незаурядный интеллект этого человека и его эрудицию, последнее даже более вероятно.
В 60-е ЛаВей также провозгласил то, что в Британии перестало быть новостью еще в прошлом веке, - как и Бога, Дьявола не существует. По крайней мере, Дьявол – это не какой-то антропоморфный божок, противостоящий Богу, это скорее некий термин (почти как «гиббериш»), используемый для описания малопонятных сил природы, заставляющих человека развиваться, выражать себя, бунтовать, исследовать, прогрессировать, стремиться к запретным знаниям и опыту. И, как подразумевает слово «оккультный», засекречены. Как змей, обернувшийся вокруг Древа Познания в Райском Саду или человек расщепивший атом, или маленький мальчик, заглядывающий под юбку к девочке, желая знать, что ж там такое. Все поступки являются невинными, пока их не назовут злом.
Хотя ЛаВей, по-видимому, просто забыл, что подобные взгляды давно не новость в современном мире, и озвучивает эти взгляды, точно они открыты только для посвященных; хотя верно то, что время от времени их следует повторять, и он, по крайней мере, побрил голову, изменил свой мирской образ, подвергая себя риску. Я снова вспоминаю идею Серрано. Все зависит от аудитории... Я скорее соглашусь с тем, что говорит ЛаВей о религии и морали, чем с тем, что говорит большинство людей, и обычно в спорах становлюсь на сторону Церкви Сатаны, но для мистера ЛаВея я могу сыграть роль Адвоката Дьявола, особенно в силу того, что многие из читателей «Rapid Eye» уже знакомы с аспектами работы ЛаВея и не нуждаются в разъяснении основных принципов. Мы – не Джесси Хелмс, поэтому давайте лучше обратимся к деталям. Дьяволу это придется по вкусу.
Как и многие люди, увлеченные микро-миром оккультизма, ЛаВей, кажется, одержим христианством, несмотря на то, что он пытается маскировать эту одержимость, говоря о «всех прочих церквях», но так, точно все прочие церкви – христианские. (Например, он говорит, что все прочие церкви основаны на почитании духа и отрицают плоть и интеллект, несмотря на то, что такое вряд ли можно сказать о мусульманах). Умудренный мистер ЛаВей высказывает немало здравых мыслей, но, как и Серрано, упорствует и, обращаясь к своей аудитории, использует терминологию, которая якобы делает эти вещи более провокационными, стимулирующими мысль и доступными, но которые на деле служат для укрепления все тех же старых общественных барьеров и верований. С одной стороны он намекает, или, по крайней мере, я так это понял, что просто заинтересован в создании группы единомышленников, мыслящих индивидуалов, способных объединить свои ресурсы и энергию в стремлении постичь освобождающую, гуманистическую философию, свободную от ущербной, догматической системы верований. И он немало сделал для развития этого утопического образа жизни.
С другой стороны, тем не менее, он оправдывает использование старой терминологии и иерархии, клише, облачаясь в черные мантии, рогатые шляпы, отращивая нелепые козлиные бородки и разукрашивая свою Церковь и даже канцелярские принадлежности гламурно-готическими кровавыми пятнами и изображениями паутины. Его оправдание всего этого старо, как мир, то же самое, что говорили соплеменники на пляже и команды тех кораблей, бросивших якорь в 17-м веке, придумывая свои морские песнопения - людям нужны образы, ритуалы, символы, фокусные точки, как проводники экзорцизма чувств, от которых на западе так непросто освободиться. Мы все знаем, что это правда – подтверждения тому повсюду – в нашей рекламе, в искусстве, культуре и спорте, но поневоле задумываешься, а достаточно ли этого. Как многие авангардные движения в искусстве (которые сами по себе в целом утопичны), сатанизм, кажется, предлагает безопасный канал, по которому могут быть гнев, творчество и отчаяние, переживаемые человеком. Но это направление используется только для распространения общественной позы против господствующих взглядов на мир, но не для созидания нового мира. Точно так же можно цинично сказать о Панке, что это уловка контроля, поддерживающая чувство отчуждения и кастрирующая более мощный революционный порыв. (Проинтервьюированный «Rapid Eye» Патрик Фицджеральд в 1978 году суммировал свои взгляды на диске «Safety Pin Stuck In My Heart» в простых потребительских терминах, заявив, что слово «панк» означает всего-навсего бондажные трусы, ныне продающиеся в «Вулворте»).
Хотя мне любопытно, если заместить старую, ограничивающую религию, новой, ограниченной, присваивая и выворачивая на изнанку старые символы, насколько увеличится понимание или знания? Если Сатана – это «Прогресс», как ему следует служить? Оккультисты, как и художники должны понять, что в наши дни одного только отрицания недостаточно.
Хотя, возможно, я хочу слишком многого. Похоже, что, как только ты открываешь рот, чтобы что-то сказать, большая часть сказанного тобой остается непонятой из-за того, как ты это сформулировал, и насколько это дошло до слушателя. Напечатанное мнение становится пропагандой. Чтобы избежать этой вечной проблемы, ЛаВею следовало бы стать абстракционистом, а не оратором, но это, как известно ЛаВею, привлекает только тех, кто боится или не желает отвечать на вызов, бросаемый языком, проблема, возложенная на личность Обществом. Общество формируется и управляется словами, управляется не, как упорно продолжает считать искусство, простыми образами, но тем, что эти образы означают буквально. Это большее, что вы можете сделать, и ЛаВей заслуживает уважения за то, что он делает. Хотя остается несколько очевидных вопросов к Церкви Сатаны.
Иллюстрация: Джон Ди
В некотором смысле, который отождествляется главным образом с «американским путем», акцентировка здесь делается, по-видимому, не на Понимании или даже Информации, а на высокомерной позиции силы. Хотя по большей части заинтересованность в «альтернативных» структурах может рассматриваться, как реакция личности на американский материализм, на деле, под внешней облицовкой, предложенная альтернатива оказывается не альтернативой, а альтернативным способом достижения больших материальных целей Американского общества. Ритуалы Церкви Сатаны, как и любые другие ритуалы, концентрируют сознание посредством символов и слов, и подразумевают измененное состояние, но сознание, взращенное на Голливуде, концентрируется не на духовных вещах, а на материальных. Самые популярные книги на книжных полках Америки – книги из серии «Как»: «Как получить больше денег», «Как приручить своего босса», «Как трахнуть побольше баб» (названия, как правило, не столь откровенны, но все мы понимаем, о чем они).
Разновидность оккультизма, практикуемая сатанистами, представляет собой последнее слово в жанре «умения превзойти других». Только в Церкви Сатаны, прихожанину или клиенту не предлагают распевать «я должен похудеть» или «нос у меня вовсе не большой», как в некоторых психотерапевтических группах в Калифорнии, они поют на Энохианском – языке, изобретенным для Джона Ди его ушлым юным секретарем Эдвардом Келли в Англии, в 16-м веке. Это использование елизаветинского «гиббериша» - которое кажется скорее серьезным, нежели ироническим, и само по себе выглядит неким противоречием, учитывая блестящую эрудицию книг Ди, таких как «De Heptarchia Mystica» - стало основным вкладом в туманную магическую мысль оккультных возрожденцев начала 20-го века, включая «Золотую Зарю» Макгрегора Мэтерса, которую сурово критиковал ЛаВей. Язык, данный Келли, точно он был христианином новой эры, говорящим на неведомых языках, священником, вещающим на латыни, или оперной дивой, поющей на итальянском, понятен лишь тем, кто купил книгу. Как говорил сам ЛаВей: «Если ты хочешь невероятного, будь готов заплатить невероятную цену». Философии, как и заклинания, стоят недешево. Должен сказать, я не считаю ЛаВея шарлатаном (возможно, он верит во все, что говорит) и, разумеется, он не псих. Будет точнее назвать его состоятельным художником-активистом, который может привлекать шарлатанов и психов. Здесь, в Калифорнии, среди клиентов ЛаВея не только обычная горстка безвольных неудачников, одиноких сердец и искателей острых ощущений, но также и богатые и знаменитые. Самые известные среди них – Сэмми Дэвис-младший, Джейн Мэнсфилд и «Eagles».
Менеджер «Eagles» Ларри Солтер заявил, что группа является членами Церкви Сатаны. Первой базой Церкви был старый отель на Калифорния-стрит в Сан-Франциско, отсюда название их самого продаваемого альбома - «Отель «Калифорния»». Христианские фундаменталисты, выступающие против рок-музыки, выдвинули обвинения, что в «Отеле «Калифорния»» есть записанное задом наперед послание, которое гласит «Да, Сатана помогает, он даже создал свою религию». Потрясающее заявление, а если и так, кого это волнует? Запись задом наперед никому еще не причинила вреда в отличие от популярной религии, подсознание не слушает музыку задом наперед, а если бы оно каким-то образом хотело и могло разгадать столь замаскированное послание, утверждение, что «Сатана поможет» вряд ли приведет к тому, что кто-то пойдет и убьет кого-нибудь. Практика обратной записи, когда слова записываются задом наперед и прячутся в музыку - просто выдумка Индустрии звукозаписи, стремящейся расширить рынок с помощью американского поп-чарта, все еще основывающегося на провоцировании поверхностного конфликта поколений. Американская поп- и рок-музыка всего лишь заинтересована в том, чтобы создать у детишек ощущение, что они до смерти пугают Мамочку и Папочку всеми этими безумными прическами, танцами, Позицией и тому подобным. Распространение слухов об обратных записях - просто еще одна уловка в игре. (Во всяком случае, как они говорят, если ты сидишь дома и слушаешь свои виниловые пластинки задом наперед, может статься, что ты - Дьявол).
«Eagles», как и Сэмми Дэвис-младший, заявили, что порвали с Церковью Сатаны и разошлись с ЛаВеем. Джейн Мэнсфилд этого не сделала. Мэнсфилд – печальный случай. Некогда ярый приверженец церкви и любовница ЛаВея, кинозвезда не обратила внимания на его предупреждения и не порвала со своим новым бойфрендом, адвокатом Сэмом Броуди, и ЛаВей наложил проклятие на своего соперника.
Вскоре после ее смерти ЛаВей заявил, что он вырезал заметку из газеты и обнаружил, что с обратной стороны он случайно разрезал фотографию мисс Мэнсфилд – отрезал ей голову. Остальное – ныне уже культовая история. Джейн Мэнсфилд была обезглавлена в автомобильной катастрофе. За рулем сидел Сэм Броуди. ЛаВей сказал, что он этого не хотел и был оглушен ее смертью. Он промахнулся.
Фото: Джейн Мэнсфилд
Я не сомневаюсь в том, что на каком-то уровне заклятия и магия работают. Так что это зависит от того, насколько вы циничны, это также означает, что ЛаВей способен творить заклинания или наоборот - ни хрена у него не получается. Возможно, древнее правило кармы, выраженное в оккультизме, и, как правило, плохой магии, возвращающей в дом, здесь, в некотором смысле, применимо.
Но реклама и жульничество здесь не слишком важны. Главное – идеи Церкви Сатаны. Базисная философия – типично практическая – все, что приносит удовлетворение – хорошо, а мораль, насаждаемая Христианской церковью, основывающаяся на вине и самоотречении – дребедень. ЛаВей поощряет своих приверженцев испробовать все, избегать догмы, наслаждаться сексом, жить в настоящем, расширять личную свободу... и я говорю «ура!» всему этому, пока все хорошо. Тем не менее, чем дальше ты углубляешься в эту философию, тем сильнее это впечатляет. ЛаВей, который является не только основателем, но и самопровозглашенным лидером Церкви, начинает устанавливать Закон. Разве это не всегда так происходит? В Законах Церкви Сатаны вас поощряют не подставлять другую щеку своим врагам и говорят, что «любовь» - признак слабости, если выказывать ее посторонним или тому угодно, кто не выбран вами особо для любви. Труды ЛаВея так же пересыпаны примерами того, как должен вести себя сатанист, это, наверно, может произвести впечатление на людей, которые все еще хотят привести в ужас свою престарелую тетушку из пригорода. Например, вам довольно здраво объясняют такие очевидные вещи – если вы садист и повстречались с мазохистом, то вы должны пытать его ради взаимного удовлетворения.
Но, несмотря на стремление избежать морали, далее вам объясняют, что не следует причинять ущерб тем, кто этого не желает, нельзя убивать животных и тому подобное. Но если кто-то находит удовольствие в деяниях, которые кажутся другим неприемлемыми, почему он не должен причинять вред окружающим, или почему он не может принести в жертву одну из последних уцелевших гигантских панд, непонятно. И далее в таком духе, противоречия нарастают, от одного «Закона» к другому. Все рациональное, гуманистическое и логичное оказывается погребенным под кучей псевдоаморальных поз. Как правило, вы понимаете, что некто устанавливает правила и один закон может быть запросто заменен другим. Только в этом сценарии все основано на личной морали мистера ЛаВея и одержимости христианством его последователей, в сопровождении театральных богохульств, и точнее всего это можно описать словом «шалости». Как в книге правил, темные места никогда не объясняются или тупо пропускаются. Что, например, случится Здесь и Сейчас, с Планетой, если мы не будем прощать наших врагов? Ядерная война? Как служить «ему» (то есть человеческому прогрессу)? С одной стороны идеи эти кажутся нацеленными на восстановление естественной справедливости, подавленной гнетом Христианской церкви и ее лицемерной культурой, но с другой стороны, этот идеал справедливости просто игнорируется. Младенцев выплескивают с водой повсюду. Единственно ценные составляющие христианства – сострадание, милосердие, любовь затеряны в тираде против подлинного зла, распространявшегося  именем Христа высокомерными мужчинами и женщинами, именовавшими себя священниками и учителями, на протяжении веков. Люди, сжигавшие Салемских ведьм, убившие Кеннеди и допустившие, чтобы Брайан Джонс утонул в своем новом бассейне – одни и те же. В этом свете ЛаВеевский мир мало чем от них отличается.  Он по-прежнему скорее слабоумный, нежели кроткий, как те, кто наследует Землю.
ЛаВей – милый, интеллигентный человек, решивший сыграть Козла (отпущения). Несмотря на то, что многие думают о нем, он сделал гораздо больше для распространения практических, либеральных принципов, которых виновато придерживаются многие на Западе, стремясь избавить их от чувства вины. В этом нет ничего плохого. Но, как большинство американских художников и либералов, (а он, во многом, является и тем и другим, хотя я сильно сомневаюсь, что ему понравилось бы это определение), он использует язык или форму магии, которая уже утратила свою силу. Кого, помимо христиан, волнует то, что ты повесил распятие вверх ногами? И если это важно для них из-за повторения образа Христа и перевранных слов на протяжении истории нашей культуры, разве поминание образа Христа не усиливает христианское господство над Восприятием? Люди могут сказать на это, что вы не можете просто игнорировать такие сильные образы в надежде, что они исчезнут. Но вы можете. Если вы не сделаете свой контролируемый выбор, вы поймете, что в таком выборе нет необходимости. Использование возбуждающего образа Сатаны для представления Эволюции, возможно, интересная идея, в том смысле, что она хорошо иллюстрирует проблему, связанную с тем, как активно христианство выступает против Знаний и Эволюции, но она так же подразумевает, что поиски Знаний – еретичны и, следовательно, некоторым образом, неправильны. Разумеется, это естественно – бороться за прогресс, но божества Ветхого Завета или иудейские пророки имеют к этому примерно такое же отношение, как и кельтские баньши или вавилонский бог Эа.
Церковь Сатаны – чисто американский феномен. Калифорнийцам нравится думать, что это связано с тем, что Америка – либеральная, конституционная правильная страна – единственное место в мире, где допустим такой еретизм. На деле же, правда в том, что если кто-то объявит о создании Церкви Сатаны в Англии (Англию я привожу просто в качестве примера, поскольку знаю о ней больше, чем о других странах), общественный резонанс будет весьма незначителен, поскольку большинство жителей Соединенного Королевства не являются ярыми приверженцами христианства.
В отличие от Америки, индивидуумам, встречающимся в Британии в целом, и в Англии, в частности, глубоко свойственна - хотя и поверхностная - толерантность к эксцентричности, которая делает куда менее необходимыми столь эмоциональные публичные жесты. Чтобы понять это, стоит только посмотреть на политическую арену. В Британии Нейл Киннок может встать на заседании лейбористской партии и объявить себя атеистом, Тони Бенн может сказать, что ему нравится высказывание Маркса, а Майкл Фут признаться, что поддерживает Плимута Аргайла. С моей точки зрения, все трое сделали обоснованный выбор (Майк Бикл был богом), но здесь, в Америке, даже в Калифорнии подобные публичные признания политиков просто немыслимы. Калифорнии нужна Церковь Сатаны; Нью-Йорку нужен «Описанный Христос», Британии нужна конституция. (Прежде, чем мы станем слишком самодовольными и ограниченными, следует понять, что Британия, старое государство, куда лучше понимает, как реагировать на то, что Государство рассматривает как угрозу, чем Америка. Например, Социальные службы и СМИ в Британии выдрессированы так, что слово «Сатанизм» автоматически уравнивается с сексуальным насилием над детьми. Таким образом, всякий, кто изучает эзотерические труды таких людей, как Алистер Кроули, например, считается «странным» и извращенным человеком. В целом субкультура, которая включает в себя все аспекты эзотерики, авангардного искусства, альтернативную философию и тому подобное, считается подозрительной. Насилие над детьми, которое куда чаще имеет место за занавесями в якобы славных, здоровых английских пригородах, где оно игнорируется, транспонируется из «нормального» общества, откуда оно пришло на всякого, кто хочет вести «альтернативный» образ жизни).
Как многие самопровозглашенные лидеры, мистер ЛаВей (или «Доктор» - для друзей) очень чувствителен к критике. Когда я намекнул о таких вопросах в беседе с ним и его Личным секретарем, любовницей  и биографом Бланш Бэртон, он перестал хвалить «Rapid Eye». Когда я решил углубиться в детали, мне сказали, что я «придираюсь», и ни ЛаВей, ни Бэртон так и не перезвонили мне в отель, как было оговорено заранее. Но люди скурпулезно выискивают недостатки в христианской Библиии на протяжении веков, так они ведут себя и по отношению к новым религиям, таким, как религия мистера ЛаВея. Церковь Сатаны – прекрасная идея, общественно-полезное произведение искусства, но, как и другие церкви, оно, кажется, забывает о сути. А суть проста – что ты получаешь, когда избавляешься от религиозных мифов или дешифруешь их, отвергая и риторическое христианское мумбо-юмбо и сатанинскую неразбериху, так это союз Сатаны и Бога. Прогресса и Любви, Знания и Терпимости.
Такой союз называется Человеком.
(Внешний стоп-кадр мостов, сотрясаемых толчками Земли. Крупный план Внутреннего. Он поднимает простыню и видит окровавленную застывшую голову дельфина. Последнего. Delphinus nesarnak, beelzebub, diabolos, nomen oblitum, obliterated).

BOO HOO BABIES
В Штатах существует множество различных религиозных организаций. Создание фальшивых или осознанно псевдорелигиозных групп, - как ирония,-  здесь стало традицией. К несчастью, конституционным правом всех американцев создать свою религию злоупотребляют разнообразные идиоты, которые воспринимают все это слишком серьезно. Так в стране полно странных протестантских культов, над которыми в Англии бы только посмеялись, имеющих реальное политическое влияние. В наши дни, тем не менее, памятуя о дьявольском альянсе таких сомнительных групп, как Армия Христа, Консервативная Семейная Кампания и отвратительный Фестиваль Света, я уже не уверен, что мы можем себе позволить игнорировать то, что происходит здесь, когда аморальное меньшинство, благодаря своему антидемократическому долларовому влиянию, может запретить шоу на телевидении или сделать так, что какая-то пластинка никогда не будет звучать в эфире или вообще не выйдет в свет. Среди непочтительных, сатирических церквей, попадаются поистине замечательные. Возможно, самой знаменитой из них была Нео-Американская Церковь, созданная Артом Клепсом в 1960-х годах. Церковным причастием в ней служил изменяющий сознание наркотик ЛСД, более действенное ритуальное средство, чем пресный хлеб католицизма, будь он превращенным или нет. В книге Клепса «БуХу Библия», обдолбанный битник требует, чтобы члены церкви думали о дивном новом мире необузданного блаженства, созданном здесь, на Земле, а не на каких-то там смутных желанных небесах. НАЦ даже отправилась в суд, чтобы доказать свое конституционное право – как истинной религии – коллективно употреблять ЛСД в своих ритуалах. Судья Джессел, который незадолго до этого вел процесс Оливера Норта, как и следовало ожидать, просто вышвырнул Клепса из суда. Ничтожный ублюдок.
Памятуя о скандале, разыгравшемся вокруг занудных «Сатанинских стихов» Салмана Рушди, мы не можем не вспомнить Американскую Мавританскую Ортодоксальную Церковь, которая была откровенной пародией 1960-х годов на ислам. Затем было еще Движения Разногласия, возглавлявшееся колдуном Белой Веревки Робертом Антоном Уилсоном. Человеком, который, как жена Лазаря, оплакивал дважды. Главная идея разногласцев  - Бог был женщиной.  Они были художниками-утопистами, понимавшими, что мир держится на словах, что они должны писать. Миф Движения, шутка, которая, как все хорошие шутки, по сути своей весьма печальна, была вдохновлена несколькими книгами. Первая – «Principia Discordia», другая – иллюминатская трилогия, которую все еще можно найти на книжных полках магазинов вокруг Юнион-сквер в Сан-Франциско.
Иллюстрация: Боб Доббс
Одна из наиболее занятных здешних псевдоцерквей хорошо известна и в Лондоне, это Церковь СубГения. Ее лучший слоган – совершеннейший идиотизм – «Намотай шерсть на свои глаза». Церковь была основана в 1978 году в Далласе Иваном Стэнгом (Дуглас Сан-Клер Смит). Дуг в обычной для себя художественной манере взял картинку из старого журнала, которая якобы олицетворяла собой американский «успех», добавил имя Боб Доббс и стал рассылать эту открытку всем подряд, рассказывая, что конец света наступит 5-го июля 1998 года, но если они пришлют вознаграждение священнику, то станут членами Церкви СубГения и в конце времен будут спасены пришельцами. Довольно забавная идея, состряпанная на скорую руку. Тысячи людей присылали ему деньги, Стэнг стал довольно богатым и знаменитым.
Картинка с Бобом Доббсом вскоре всплыла в американском андеграунде и получила распространение в английских фэнзинах (в основном в журналах об индустриальном искусстве, выпускаемых в Шеффилде и Манчестере, что неудивительно) и, как часто случается с подобными вещами, она сформировала необычную позицию аутсайдерского превосходства.
Я несколько двойственно относился к подобному мейл-арту. Оно выражает главную проблему большей части «альтернативного» искусства. Потому что оно в личном творческом отношении может быть полезно и забавно, и в других людях пробуждает стремление общаться и Производить, а не только Уничтожать. Также оно может дать одиноким людям ощущение, что они не одиноки, и направить по слегка «подрывному» пути самовыражения художников, которые слишком экстремальны, чтобы стать популярными на Корк-стрит или в галереях на Мелроуз-авеню, но, в конечном счете, это все, на что оно способно. Оно не может изменить чей-то мир.
«Он хочет быть выше закона
Но не знает, за что борется
С его молотком и мороженным на палочке
Его поместили в госпиталь на лечение»
- «Scritti Politti» «Психушки в Иерусалиме».
Я  - в Хейт-Эшбери-версии «Rough Trade». Играют «Scritti Politti», и я оказываюсь во временной петле. Когда-то лидер «скритов» Грин Гартсайд, затем миниатюра марксистского арт-сквоттера из Кэмдена – жаловался мне на те самые вещи, благодаря которым она стал знаменитым. Выпуск самодельных записей, кустарная почтовая рассылка пост-панкового поколения Джона Пила, рассылка отксерокопированных листовок, кассет, пластинок. Все это, говорит он, скучно. Это была слишком идеализированная, глупая, антисоциальная жизненная позиция устаревшего банального мира Блюза, Бэкона и Берроуза. Грин впадает в депрессию, спрашивает, есть ли у меня какие-нибудь наркотики (у меня нет), а по утру приходит в себя на больничной постели, и доктора хмуро говорят, что он чуть не умер. После выздоровления трясущийся Грин бросил марксизм и утратил веру, а «Утративший веру» стал новым хитовым синглом «скритов» и записью года для Джона Пила. Примерно так я себя чувствую здесь, на «Rough Trade».
Очень славные нуво-хиппи, которых я здесь встречаю, держат первое издание «Rapid Eye One» на стендах своих магазинов. Очень волосатый мужчина бросается ко мне, жмет руку, говоря, что это лучшее из всего, что он читал, за последние лет сто. Я чуть не падаю в обморок. На рекламной табличке, стоящей рядом с книжкой, они написали - «очень круто», и похоже этого достаточно. И тут я осознаю, что стал почти знаменитостью – люди просят у меня автографы!
Получить по утру почту и обнаружить «интересные» изображения на открытках от мейл-художников со всего мира поначалу очень приятно, но спустя время новизна сетевого общения – смутное чувство товарищества, эстетическое удовольствие от обнаружения почты, которая не является Официальным Запросом – проходит, и теперь большая часть всего этого отправляется прямиком в мусорное ведро. Это не означает ничего, кроме того, что в мире существуют миллионы таких же, как ты, неудовлетворенных, претенциозных ублюдков. Посмотрите на постеры и флаеры в «Rough Trade» и кофешопе, они все Такие, какими, как ты знаешь, они и должны быть. «Дадаистские» нарезки и коллажи, повторяющиеся фотографии, на некоторых даже проставлены штампы, которые мейл-артисты, в жалкой погоне за официальностью, сотворили для себя. Но мне это все кажется пустой стилизацией, вдохновленной движением Альтернативного Искусства, неотъемлемой частью которого и является Мейл-арт. Графический отдел революции. Но, в самом деле, какая польза от кучки людей, любящих посылать друг другу открытки? Я родился за месяц до начала 60-х, и, возможно, уже слишком стар, слишком глуп или слишком циничен, но я считаю, что если эти образы не говорят ни о чем, кроме как о некой туманной «альтернативной» позиции, если они не привносят немного света в эту удушливую темноту, значит, как говорят местные, это хреновая идея.
Мой друг в Лондоне (весьма недооцененный художник Николас Слэгг) сделал себе татуировку под обеими подмышками. Он любит демонстрировать ее в ресторанах, полных туристов. В одной подмышке - слово «Да». В другой - слово «Да». Отличная татуировка. Хорошая шутка для вечеринки. Возможно, для некоторых Дада - Бог, помогающий миллионам людей справляться с Повседневностью каким-то скромным, но изощренным способом, но здесь, сейчас, Дада – мертвая лошадь, или мертвая собака.
Абсурдности, как и протеста, как и перестановки, более недостаточно. Мертвая Собака или любая другая гниющая туша, если уж на то пошло в этом отношении, была полезна для активистского искусства в 1928 году, и в обществе, зависящем от животных (живых, но, что гораздо важнее, мертвых) в качестве традиционного арт-посредника, как часть полотна. Особенно это распространено в Америке, где корова, идущая на бифштексы, почти такая же священная икона, как Христос (отсюда, полагают некоторые, феномен таинственных расчленений скота на Среднем Западе, о чем говорится в другом месте этого издания). Здесь, в Калифорнии, имеется Марк Полайн, творящий автоматы из дохлых животных, Серрано (куда ж без него), работающий с тушами животных и все способы стилизованного надругательства над животными, столь любимые порочными безнравственными дадаистами со времен большого любителя перьев и меха, сюрреалиста Макса Эрнста.
Теперь, хотя должно быть ясно, что подавляющая часть активистского искусства неспособно перевернуть ничего, кроме ранее существовавших художественных традиций и, в случае с мертвыми животными, может лишь продолжать нахлестывать всю ту же старую лошадь, или собаку.
Широко разрекламированные дадаисты из Залива, возглавляемые такими людьми, как редактор «Vile» Анна Банана, были, очевидно, изрядно разочарованы, узнав, что означает Дада. Местный художник-шутник Монте Казазза, как мне говорили, однажды взял на себя смелость продемонстрировать это им.
Фото: Монте Казазза
Во время одного обычного общественного сборища старый весельчак Монте обрядился в военную форму и достал заряженный револьвер. Когда собравшиеся радикалы расселись по местам, он извлек из портфеля дохлую кошку, швырнул ее на ковер, поджег, а затем ушел, заперев дверь. Еще одно мертвое животное. Имеет ли это отношение к Дада? Я не понимаю фишки.
На Востоке, в Балтиморе, член Церкви СубГения Майкл Толсон (иначе называемый «экспериментальный сортир») наделал шуму своим творением «Писающая собака/Какающая собака», в котором был задействован сам Майкл, с обнаженными гениталиями, но при этом загримированный, избивавший два собачих трупа, свисающих с потолка железнодорожного туннеля (прекрасный индустриальный акустический штрих). Ничего удивительного, что Толсон был арестован по обвинению, которое без сомнения он и хотел на себя навлечь, выставил себя полным идиотом и отделался условным сроком. Ага, чувак, вот такое странное здесь искусство.
Большая часть американского альтернативного концептуального искусства Америки 80-х годов вдохновлена «Флексусом», полностью исчезнувшим в 70-е. Хотя в группе было и несколько англичан, она преимущественно состояла из американцев и немцев, ее центр, что неудивительно, находился в Дюссельдорфе. Йозеф Бойс, разумеется, был самым знаменитым членом, но в группу также входили Йоко Оно, Дик Хиггинс, Эмили Уильямс, Роберт Филиоу, Ла Монте Янг, Даниэль Споэрри и дерьмовый корейско-американский видео-художник Нам Юн Пейк (прославившийся тем, что отрезал галстук у Джона Кейджа). Манифест группы, написанный Джорджем Мациунасом, гласил, что Флексус – не-художественная группа, чье искусство строится на развлечении/удивлении, и не притязает на значительность, индивидуальность, мастерство и исключительность, которые доминируют в высоком искусстве наших дней. По-моему, это звучит прекрасно. У истоков стоит Марсель Дюшамп.
Бойс, на деле, настоящий водевильно-комедийный остряк, которому навязали роль коменданта концентрационного лагеря. Ему повезло, и не пришлось раболепствовать перед арт-дилерами и владельцами галерей, поскольку у него была небольшая группа покровителей, которые гарантированно покупали все его творения. Таким образом, он мог сосредоточиться на подлинном бизнес-искусстве – создании себе имени. Как и Уорхол, Бойс стал превосходным художником, потому что он смог создать самое совершенное произведение искусства для одержимого образами медиа-общества – личность. Его шляпа-«хомбург», военная куртка, джинсы, охотничьи ботинки, трость (как уорхоловские солнцезащитные очки и парик), по своей сути, были бутафорией. Частью картины, которой являлся он сам. Его одержимость шкурами, кожей, мехом, жиром, как известно, возникла в результате его личного опыта военного летчика (он был сбит), поэтому, как это обычно и бывает, то, что представлено публике в качестве инверсии нормальности, причуды или дадаистской иррациональности, на деле является отзвуком прошлого. Символом чего-то важного, что, как считает человек, произошло ранее. Тайный код. Ах. Как с самым глубоким культурным материалом, все, что человек должен сделать, это взломать код (прочитать книгу, получить Диплом), чтобы получить дар понимания, осмысления, познания. Но кажется, никто не задается вопросом – а познания, собственно говоря, чего?
Как водевильный комик, Бойс знал, что то, что он на самом деле делает, мало чем отличается от того, что делают Томми Купер или Терри Гилльям. Понимая, что сюрреализм - это развлечение, и используя его для развлечения. (Хотя, по правде сказать, он создал немало работ, которые нельзя назвать развлекательными, такие, как например, недавно выставленная «Пробка из бревен»).  Учитывая эмоциональную и концептуальную значимость, которую мы придаем  словам и образам, к тому же вычисляем, как полагаем, иррациональность, сопоставление и шутливое озорное манипулирование эстетически забавно. Сидеть и смотреть на Бойса, объясняющего значение искусства мертвым зайцам, занятие не для мрачных лиц. Другое творение Бойса, которым восхищаются в Америке,  - он стоит и сжимает кусок сала в руке, а затем из его кулака появляется кусок «плазмы». Это проходит здесь особенно хорошо потому что, кроме забав с дохлыми животными, другое излюбленное развлечение американских художников – эякуляция и использование мокрых, липких «тактильных» субстанций, именуемых «плазмой». Телесные выделения – хороший бизнес. Мэпплторп получил широкую рекламу за свой цикл фотографий спермы, Серрано – со своей мочой, несмотря на то, что эта традиция устарела уже к тому времени, когда Йоко Оно рисовала своей кровью в 1960 году. Один мой знакомый, нью-йоркский неоист Иштван Кантор («урожденный» Монти Кэнтсин), пытался продавать пузырьки со своей кровью в качестве Произведения Искусства с 1979 года, и, кажется, в Америке уже не осталось почтальонов, которым не случалось бы доставлять конверта, содержащего засушенное семя плодовитого Джерри Древа, одному из его собратьев по мейл-арту. (Мастурбация на память – одна из идей Древа, которую не украл Дэвид Боуи). Таким образом, мы снова вспоминаем нашего приятеля Толсона, который, кажется, готов пойти на что угодно во имя главной движущей силы Американского Искусства - Паблисити. Не удивительно, что Толсон снял фильм о себе, занимающемся тем, что можно увидеть в любом порнографическом фильме в магазинах Сан-Франциско – в фильме на него мочатся.
Разумеется, разница между тем, чтобы смотреть на человека, на которого мочатся, потому что ему это нравится, или потому что ему за это заплатили, и человека,  на которого мочатся в имя искусства, чисто контекстуальная. Подчас, когда искусство освобождают от этой смирительной рубашки, и стимулирующие идеи искусства используются теми, кто знает общество и способен понять аудиторию настолько, чтобы побудить ее к самоанализу, что-то может произойти.
Постижение Своей Аудитории – непростая игра. С некоторыми людьми это срабатывает. С другими может и не пройти. Будучи сотрудником фэнзина  «Ripped & Thorn», я не слишком увлекался творчеством «Ants» в конце семидесятых, когда Адам сыграл в «Max Factor», участвовал в спектаклях, носил пластиковые макинтоши и пел песню Сынов Европы в «Furs», общественных туалетах, слывших местами панковских сборищ. Затем Адам покинул свой сквот и познакомился, через Джордан, и благодаря своей роли в джарменовском «Юбилее», с Малкольмом Маклареном. Предприимчивый и разносторонний Малкольм вытащил Адама из «Ants» и придумал «Bow Wow Wow» - крайне недооцененный проект в педофилии поп-ниспровержения. Адам тем временем познакомился с Марко из «Rema Rema» и начал писать легкие песенки о пиратах, стал очень богатым и знаменитым. Однажды я спросил его, зачем он это сделал, и он ответил - Малкольм объяснил мне, что нужно «знать свою аудиторию». Адам сказал, что его аудитория хочет быть эффектной, поэтому он и решил превратить их в героев. Адам стал поп-фаном, выбравшим путь наименьшего сопротивления. Он дал своим фанатам яркие запоминающиеся образы (мятежные пираты, американские индейцы) и забыл о самоанализе, который, как он сказал, остается уделом хиппи. Никаких телесных выделений.
Фото: Джордан и Вивьен Вествуд с друзьями в бутике Малкольма Макларена «Секс»
Адам – искренний великий развлекатель в духе Нейла Даймонда и Тони Беннета, уверен в том, что его аудитория глупа. Другие панки понимают, что это не так.
В лучших традициях «Битлз» и «Пистолз», английская группа «Throbbing Gristle» дает свой последний концерт здесь, в Сан-Франциско. Их неформальный лидер Дженезис Пи-Орридж тут хорошо известен. Кое-где в городе можно увидеть граффити с его логотипом – Духовный Крест, вызывающий больше вопросов о его значении на улицах, чем в галерее. Это не так уж интересно. Все, что вам нужно для международной интриги – маленькая горстка преданных фанатов с баллончиками краски. Кампании граффити Ситуационистского Интернационала в Париже («Будь реалистом, требуй невозможного»), повлиявшие на Папу Иоанна-Павла, и которые лишь недавно были удалены, как и мощные трафареты в Лондонском метро были выполнены всего лишь несколькими ребятами, как сказала мне Пенни Рембо, а в случае Crass, четырьмя или пятью членами группы, путешествующими по кольцевой ветке без билетов. (Фред и Джуди Верморель понравилась идея, и они заплатили ребятам за то, чтобы те расписали Лондон эпитафией Сида Вишеза – «99% - дерьмо» - для рекламы их безнадежного проекта «Миллионы таких, как мы», но не возникло никакого интереса, потому что те, кого это волнует и так знают это наизусть).
Пи-Орридж – искусный художник, использовавший разнообразную тактику, распространенную в андеграундном искусстве и, как Макларен и Джейми Рейд сделали с «Пистолз», отправил их на улицы, которым они и принадлежали. В COUM Transmissions, в 1976 году, он сделал ставку на ироничную, незаслуженную «ретроспективу» в Институте Современного Искусства, принесшую ему международное признание (среди прочего там были выставлены использованные «тампаксы» в стеклянных коробочках на постаментах), и поцеловался на прощание с потребительским арт-миром, который, будучи редактором общепризнанного справочника «Современные художники», он знал вдоль и поперек. Вместе с Монте Казазза он создал жанр индустриальной музыки раньше, чем кто-то услышал о разрушенном «Pruitt Igoe» квартале домов. А с графиком Питером Кристоферсоном, электронным гением Крисом Картером и художником и стриптезером Кози Фанни Тутти, появившихся из артистических гетто Мартелло-стрит и Бек-роуд, с самоизобретенными инструментами и измененным восприятием создал «Throbbing Gristle» - одну из самых влиятельных, близких панкам групп, вслед за «Пистолз», «Clash», «Crass», и – не хотелось бы это признавать, но давайте будем честными - «Jam».
В свое время Пи-Орридж брал многое из Дада и сюрреализма, шок-арта, Венских акционистов, перфоманса, поп-арта, Флексуса, неоизма, футуризма, панка, байкерских культов, хипповства, сатанизма, Церкви Процесса, битников, мейл-арта, скрэтч-видео, эйсид-хауса, евро-электро-попа, оккультизма, британского рока, фашистских образов, йиппи, научной фантастики, драг-рока Восточного побережья, порнографии, компьютерных технологий, ситуационизма и анархизма. Присваивая и всасывая различные культуры и выплескивая их на улицы, как кровавые сгустки мокроты. Человек Возрождения, творец утопического анти-искусства.
Неудивительно обнаружить изобилующее в работах COUM, «Throbbing Gristle» и его последней группы – «Psychic TV» (поп-пропаганда его «Церкви» - они все получили – «Храм Духовной Молодости») повторяющееся использование пыльных зеркал и магии. Как у Уорхола или Бойса, искусство Пи-Орриджа также главным образом заключается в создании личности, но в случае последнего – это экспериментальная личность, эмпирический Новый человек Ницше, достижимая модель образа жизни, поощряющая циничную искушенность и практическое использование всех видов искусства, как коммерческого, так и эзотерического до конца, который идет по пути прогресса и, как и в случае с ЛаВеем, является социально эволюционным. Созидание окружающего мира полное, 24 часа в сутки, всегда. Это не искусство на почтовой открытке, или в галерее. Это не искусство, непонятное, скучное представление, производящееся на холодном полу галереи или записанное в пыльных, педантских книгах. Там, где многие не идут дальше движения (процесс), Пи-Орридж обладает ловкостью, достаточной для воровства, наблюдения, изучения, осмысления, искажения и (используя любые материалы, технологии, медиа или контекст), задает особые вопросы о Жизни. Когда в 1982 году он попросил меня и многих других людей прислать ему кровь, волосы или сперму, как мейл-артист, неудивительно, что это было нужно для целей более значительных, чем просто искусство. И учитывая то, что художественный мир и Пресса совершенно не поняли или проигнорировали.
Как мы заметили в Лос-Анджелесской Опере, и как моряки замечали в шестнадцатом веке, и как человек, сказавший мне, что его взволновал Иисус среди Голливудских восковых фигур, Пи-Орридж заметил, что самое общее, простое, распространенное зачастую как раз и упускается из виду – по общему признанию, редко задействуется. Во всех наших бесчисленных беседах он лишь намекал на это, но всякий, кто видел его работы, знает или чувствует, что происходит.
Просто выраженное наблюдение, что Искусство и Магия могут, и зачастую точно совпадают в целях и задачах, и что в продуманном социальном союзе двух предположительно несопоставимых традиций, утопия, предугаданная авангардными мечтателями в Искусстве, Радикальными Политиками и Оккультистами, может быть достижима в сознании людей. Возможно, Уильям Блейк, У.Б. Йейтс, Сальвадор Дали и другие тоже это понимали. Сейчас теории, выраженные словами, догоняют, приближаются и констатируют чувства, пронизывающие ритуалы, акции и полотна.
Многие художники-активисты, представители «хардкора», сбрасывают со счетов «оккультизм», так же, как они отворачиваются от сюрреализма. Политизированные активисты обожают футуризм, дада, «Ситуационистский Интернационал», панк и занудную «Классовую войну» Йена Бона по тем же причинам, по которым они остерегаются У.Б. Йейтса или Сальвадора Дали - потому что они способны понять вещи лишь в очевидном политическом контексте (несмотря на то, что эти два персонажа были глубоко политизированными националистами, подчас работавшими в романтической и сюрреалистической манере).
Илл.: афиша
Любые намеки на романтизм или альтернативы прямому политическому конфликту являются никчемной аферой, выдуманной для отвлечения от «истинных проблем».
К моему удивлению, многие люди, читавшие первый выпуск «Rapid Eye», отозвались следующим образом -  «мне нравятся материалы про музыку и культуру, но мне не нравится весь этот оккультизм». Или – «не понимаю, зачем ты пишешь о Кроули и всей этой алхимической чепухе», точно оккультное искусство и социальные причины его существования отделены от острых, подрывных арт-движений. Как мы уже говорили, в оккультизме много нездорового, помпезного и нелепого. Но некоторые люди упускают из виду, что «оккультисты» и «Художники» разделяют многие глубоко укоренившиеся эмоции, мотивации, социальные позиции и цели. В 90-х Искусство стало куда более важно для общественного андеграунда, поскольку бэби-бумеры выросли и потеряли интерес к чисто развлекательной поп-культуре.
Оккультный мир в свою очередь, несмотря на засилье безнадежных нью-эйдж-еров [sic], получил приток новых взглядов, какого не было с 1960-х годов. Все признаки на лицо, от предсказуемой (запоздалой) резкой критики тэтчеризма и рейганомики, до де-материализма, внимания к экологии и утрате интереса к традиционной левой политике. Социальные последствия такой перемены слишком важны, чтобы оставить их скептически настроенным острякам-позерам, которые, похоже, оккупировали мир изобразительного Искусства и традиционную сферу Оккультизма для своих собственных, нудных, невразумительных целей. Пока артистический и «оккультный» миры расширяются, чтобы стать способными принять новую, более необходимую, более выраженную общественную роль – восприимчивую, доступную каждому, не только нескольким художникам и «Докторам» - тогда этот поток Желания, ощущаемый миллионами, иссякнет. На предметах, на непонятных гримуарах, на музейных постаментах: Как гласит девиз Гилберта и Джорджа – «Искусство для всех». Мы все - художники. Но никто из нас не является Художником.
Это ни в коей мере не означает ухудшение качества искусства. Это означает поощрение художников и писателей, которым есть что сказать, помимо «Купите Меня» или «Смотрите на Меня и будьте гламурными» или «вы можете поддержать мою неопределенную революционную позицию». Это означает поощрение попытке перестать позволять атрофироваться мозгам людей из-за страха, что их назовут «псевдоинтеллектуалами». Это означает поощрение людей перестать беспокоиться, когда ограниченные критики, такие как я сам, называют их «претенциозными». Это означает открытие старых миров, для всех. Это значит, что оккультисты, писатели и художники перестанут думать о себе, как о существах особенных, отличающихся от прочих. Когда ты путешествуешь по миру, ты понимаешь, что есть лишь одна стоящая вещь, о которой стоит написать домой. Что все одинаковые.
Иллюстрация: Гилберт и Джордж: «Искусство для всех»
«Кто такой Христос? Он такой же, как ты, ему наплевать! Дада спасут мир! Христос – дурак!»
- Йоханнес Баадер с кафедры Берлинского Собора, ноябрь 1918.

MALGRE LE BLASPHEME (НАЗЛО ПРОКЛЯТИЮ)

«Я – Анти-Христ. Я – анархист. Я не знаю, чего я хочу...»
«Sex Pistols», «Anarchy in The U.K.» (1976 г.)
«Прекрасное начало литературной карьеры».
- журнал «Combat», Париж, 1950 г. об «Атаке на Нотр-Дам».

Пасхальное воскресенье, апрель 1950 года. Торжественная месса в Нотр-Дам. Десять тысяч человек заполнили собор. Затем, вовремя перерыва после кредо, двадцатидвухлетний Мишель Мурре, одетый в рясу доминиканского монаха, взобрался на кафедру и начал читать проповедь.
«Сегодня, в пасхальный день, здесь, под символом Собора Парижской Богоматери, я обвиняю всемирную католическую церковь в ужасно ложном извращении нашей жизненной силы перед лицом грядущих пустых небес. Я обвиняю католическую церковь в мошенничестве. Я обвиняю католическую церковь в том, что она заразила мир мрачной моралью. Это гноящаяся язва на разлагающемся теле Запада. Истинно говорю я вам: «Бог мертв!»
В этот момент органист сообразил, что происходит и поспешно начал играть, пытаясь заглушить слова богохульника. «... ваши молитвы – грязный дым над полями битв Европы!...» Вздох возмущения прокатился по огромной толпе прихожан, люди встали. «... Мы объявляем о смерти Господа Христа, чтобы мог жить Человек!» К этому времени швейцарские гвардейцы собора вытащили свои мечи и направились к Мурре. Один из его сообщников, Жан Руллье попытался защитить его, ему разрубили лицо. Кровь друга стекала по его рясе, Мурре улыбнулся и благословил верующих, пока он и три его друга бежали к выходу, преследуемые десятками человек. Четверо молодых людей бежали вдоль Сены, а толпа желающих их линчевать следовала за ними по пятам. Они были спасены, и арестованы, полицией.
После одиннадцати дней заключения в полицейском участке, Мурре освободили. Через три месяца он написал книгу «Назло проклятию», которая была так хорошо принята церковью, что архиепископ Парижский порекомендовал приобрести ее всем церковным библиотекам в Париже.
«Мы должны принуждать себя сохранять спокойствие при упоминании о наших старых мечтах», - писал он, «принять руины и быть счастливы с ними». (Говоря о «руинах» структуры западного мира, которые он отчаялся найти, «мертвых конструкциях, лишенных души».). Вера, таким образом, на время утрачена, Мурре говорит, что он «систематически уходил со своего пути, чтобы обнаружить уродство, зло и грехи во всем». Он приписывает это «лишь разочарованию, проявившемуся в браваде, маске, скрывающей наше разочарование, когда мы не находим правды, красоты, добра».
Как показывает Грейл Маркус в своей книге «Следы помады», Мурре, типичный французский католик, отреагировавший таким образом на утрату веры в Христа, затем в Маркса, затем в экзистенциализм, ритуально «исповедовавший» смерть Бога, чтобы освободится от цикла структуры веры, которая без базиса Бога, для него ничего не значит. Однажды убив Бога, он, как Иуда, обнаружил, что Бог воскрес. Мурре и Иисус Христос на пару недель попали на первые полосу газет по всему миру, и он вернулся к католицизму. Как и Серрано сорок лет спустя, Мурре сделал потрясающий «пиар» церкви.
«СКОРО СТАНУТ ЖИВОПИСНЫМИ РУИНАМИ»
- Ситуационистский лозунг, написанный на стене бульвара Сен-Мишель, Париж, 1968 год.
«ВЕРИМ В РУИНЫ»
- Мятежный лозунг на панковской майке, Лондон, 1976 год.
Пасхальное воскресенье 1966 года. Сто шестьдесят лет с того дня, как герой оперы Пуччини, художник Марио, был выбранен за святотатственность его полотна в церкви Сант-Андреа, в Томпкинс-Сквер-парк, в нью-йоркском Ист-Виллидже, был замечен человек, волокущий за собой вдоль Авеню-Б десятифутовое распятие. Этим человеком был медиа-художник Джой Скаггс, который собственноручно сделал это распятие, использовав индейский скальп с настоящими человеческим волосами и венец из колючей проволоки. Тело было сделано из металла, дерева, между ног торчал огромный гипсовый член. Скаггс сделал провокационный, иконоборческий жест, «мое личное персональное выражение гнева против лицемерия церкви». Нельзя не восхищаться его мужеством. В то время Алфавит-Сити в Нижнем Ист-Сайде все еще оставался местом обитания истовых католиков из Польши и Пуэрто-Рико. Скульптура была вырвана из рук Скаггса группой разъяренных юнцов, но была спасена, по иронии судьбы или нет, отцом Майклом Алленом, прогрессивным священником, руководившим католической церковью Святого Марка-в-лесах по соседству, в которой художник и его произведение и нашли убежище.
Фото: Джой Скаггс
Неугомонный Скаггс повторял экспаду каждой Пасхальное воскресенье на протяжении четырех лет, кульминацией действа стал его поход по Пятой авеню к дверям Церкви Святого Патрика, где он намеревался бросить крест. История повторяется. На этот раз Скаггса окружила шайка, кричавшая: «Убить его!» - и полиция («как римские солдаты», драматически вспоминает он) пинками повалила его на землю, уничтожила крест, затем заставила его подобрать обломки, тыча в него дубинками, и ему пришлось тащить на себе груз в 250 фунтов. Друг, фотографировавший действо, пробился через толпу и помог донести груз до машины. Извращенная, субкультурная реклама для Христа, если не для Христианской церкви.
Как Серрано и Мурре, Скаггс прославился настолько, что его пригласили в шоу Фила Донахью. Его следующая художественная выходка, как и следовало ожидать, была связана с собаками.
Мой корреспондент Убу Раскер (крещеное имя - Деклан) поступил еще лучше. Облачившись лишь в набедренную повязку, венец из колючей проволоки и обрызгавшись краской, Убу распял себя на трехметровом кресте на заднем дворе своего дома на Брунсвик-стрит, в Мельбурне, перед двадцатью своими друзьями. Шутка была заснята приятелем-студентом для короткометражки «Святая Тереза де Вилль». Гвозди 8 см в длину и 2 мм в толщину были вбиты в его руки одним из друзей.
Убу сказал, что он распял себя на кресте, потому что «хотел быть как Христос и почувствовать то, что он чувствовал. В конечном счете, я хочу быть во всем, как он. Я хочу быть безработным, шляться везде с друзьями и ходить на рыбалку». Убу думал, что, вися на кресте, почувствует себя Христом, но, увы, вместо того, чтобы быть вознагражденным за усилия духовным опытом, он упал в обморок.
«Тем не менее, это был полезный опыт – наказание – вот его награда – и я убежден, что каждый должен быть хоть раз распят».
Эти примеры, безусловно, показательны, авангардное искусство (как и политический активизм) напрямую происходит от еретиков древней истории и создание еретической церкви, как это сделал ЛаВей – в лучших традициях активистского авангарда. И в богохульстве Серрано нет ничего нового.
Ищущие славы Мурре, Скаггс и мой менее известный корреспондент Раскер бросили вызов общественному восприятию образа Христа и религии, и обнаружили, что они не совершили перемен в обществе, но зато узнали что-то новое о себе. Изобразительное Искусство и Перфоманс не нужны, в моем представлении, для вдохновления социальных перемен, но они могут послужить хорошей терапией, а публичные страдания способствуют развитию бизнеса.
Каждую Страстную Пятницу Филлипинский департамент по туризму закупает кресты для тех, кто добровольно желает быть распятым на десять минут, это часть ежегодных Пасхальных празднеств. На представление регулярно собираются толпы свыше 5 000 человек.

ТАНЦЫ НА УЛИЦАХ
Вскоре я обнаружил, что если свернуть налево от дверей моего отеля и пройти семьдесят ярдов вдоль по улице рядом с главным вокзалом Сан-Франциско, то я окажусь в районе, который местные рекомендовали мне избегать и днем и ночью. Прогуливаясь здесь днем и ночью, за последние пару дней (и ночей) я заметил тяжелую атмосферу, хотя ничего такого, о чем стоило бы писать домой, поэтому я проигнорировал их предостережения. На следующий вечер я свернул на пустынную улицу, практически скрытую в полной темноте. Затем я услышал где-то впереди свист. Приглядевшись, я с трудом заметил группу людей в тени, пять, десять, двадцать. Только этого мне не хватало. Банда. Они были одеты в цвета своей шайки, пили «Coors» из банок, у одного я заметил нож. Теперь я понял, почему улица пуста. Из своего темного угла они принялись мне кричать, один начал стучать пустой банкой по стене, другие засвистели.
Я мог либо повернуть назад, в этом случае, они, возможно, пошли бы за мной, или броситься наутек, в этом случае они бы наверняка погнались за мной, поймали бы и отрезали бы мне яйца, пока я бы протестовал и пытался объяснять, что они вредят местному туристическому бизнесу. Поэтому, когда пара человек оторвалась от группы и направилась в мою сторону, мне пришлось повести себя нагло. Дерьмо. Здесь все ходят с оружием. Я видел по телевизору. Я подходил, все ближе и ближе, делая вид, что я их не замечаю, стиснув зубы, спокойным шагом, отличная ночь для прогулки. Делая вид, что я знаю, куда иду. Ближе. Я невольно ускорил шаг. Один из парней, перешедших дорогу, был уже в десяти шагах от меня, он что-то бормотал. Ближе. Тело напряглось, адреналин рвался сквозь поверхностный культурный слой. Если он захочет меня ударить, я уклонюсь и брошусь бежать со скоростью Бена Джонсона. Дерьмо, какого черта я свернул на эту улицу? Сердце выпрыгивало из моей вспотевшей груди. Я отвел взгляд от него, почесал голову, поравнявшись с ним. Теперь он был рядом. Один из шайки закричал. Я ждал, что они скажут, вопроса «ты че о себе возомнил?», на который я не собирался отвечать, но я прошел ... мимо. Они кричали что-то еще, я не разобрал. В меня полетела пустая пивная банка, она шлепнулась о бордюр. Я не смотрел по сторонам. Кто-то там, наверху, на моей стороне. Я свернул за угол, скрывшись из виду. И побежал.
Мне нужно было выпить, я ввалился в бар. Тайваньский парень купил мне выпивку, потому что ему нравятся англичане. Он – фанат «Who», сообщил он мне, а затем сказал, между прочим, что не стоит ходить по этой дороге. От Сохо до Брайтона я думал, тоскуя, страстно желая.
Огромная женщина с грохотом плюхнулась на стул рядом со мной и заговорила с протяжным техасским акцентом. Она была не очень красива, но грудь у нее была впечатляющая, она так выпирала из платья, что, казалось, в ее бюстгальтере сидят две лысые головы тибетских монахов. Омм. Сказала, что она проститутка, на улице стоит порше, не хочу ли я потратить 500 баксов за остаток ночи. Нет, большое спасибо. 500 баксов сократились до 20, и она готова принять туристическим чеком. Очень мило, но я не один. Она сказала, что ночь выдалась спокойной, так что она все равно останется со мной, и принялась покупать мне выпивку, три или четыре раза и отказалась от ответной любезности. Я подумал, что она хочет напоить меня и ограбить. Но это было не так. Просто она была типичной, удивительно доброй американкой. Самый радушный народ в мире. Она сказала, что Джордж Майкл был ее бой-френдом. Точно, у Джорджа был пенис семь дюймов и, чтобы там не писали таблоиды, он был мужик, что надо. Меня всегда это интересовало. Ко мне вернулась вера и в Джорджа, и в американскую нацию, и я, пошатываясь, вывалился в ночь, нашел дорогу обратно в отель, следуя за невидимой нитью, которая появляется, когда ты устал и перегружен эмоциями. По пути я наткнулся на двух японских туристов, со смехом бежавших по улице в сопровождении телохранителя, и пьяного старика, оравшего: «Ублюдки, вы сейчас в Америке!». Где-то вдалеке выла сирена...
До крэка вину за все преступления здесь возлагали на телевидение. Несмотря на то, что средний американец, по его словам, смотрит телевизор 7,4 часов в день, американцы по-прежнему снимают худшие на свете телепрограммы: мыльные оперы, ситкомы, сделанные специально для ТВ фильмы класса «С» и непрерывные, неинформативные новостные репортажи, прерываемые отвратительной рекламой. Америка, разумеется, не единственная страна, превратившаяся в огромное поле домашних «овощей», но телевизионные стандарты здесь настолько убоги, что многие «овощи» стали подгнивать. Как и во всех телевизионных культурах, включая Британию, тот, кто контролирует экран, контролирует человеческое сознание. Это важно, тем более что люди становятся активными в использовании ТВ и других форм электронного развлечения, люди пользуются видеокамеры и снимают фильмы и телешоу, выпускают саундтреки и закадровые тексты, и, что самое главное, учатся все это монтировать. Если это так, то мы можем понять, как монтируется наше восприятие реальности.
Неудивительно, что большинство политически дальновидных музыкантов, писателей и художников с 80-х годов используют видео, не ради рекламы, но как конечную цель. Хотя, по большей части оно игнорируется мейнстримным большинством и высмеивается, как трюкачество, серьезными луддитскими художниками, социальные последствия искаженных образов, далекие от чисто коммерческих, монолитных телекомпаний, очень жизненны. Художники не должны бояться новых технологий.
В 1980-х компьютерные хакеры, современные анархисты в духе Годвина и Праудхорна, показали миру, какими бесполезными и аморфными могут быть государственные границы, вторгаясь в государства, банки и корпорации при помощи нитей оптического волокна. В 90-х мир принадлежит компьютерно-грамотным и те, кто не овладеет этой грамотой, останутся открытыми для манипуляций, сходных с теми, которым подвергаются люди, не умеющие читать и писать. Таким образом, неудивительно обнаружить здесь в Калифорнии человека, который не только это понимает, но и готов, как всегда, что-то с этим делать. Его имя знакомо всякому, кто когда-нибудь Настраивался. Включался. Или Выпадал.
Доктор Тимоти Лири основал собственную компьютерную фирму и создал по-настоящему интерактивные программы. Теперь вы можете приобрести у Лири игры для домашнего компьютера, сюжет которых вы создаете сами, используя компоненты, данные вам Лири. Вскоре он надеется сделать более доступными технологии оцифровки и обработки видеозаписей. Он только что выпустил программу, с помощью которой вы можете снять свой собственный фильм, используя компьютерную графику, похожую на мир киберпанкового романа Уильяма Гибсона «Нейромант». Фильм пока длится всего 15 минут. Лири сделал очевидную вещь, поскольку компьютеры объясняют нам, как работает мозг, как он сортирует информацию, как он приспосабливает Жизнь для понимания.
Когда Лири поощрял употребление различных наркотиков в 60-е, он стремился к переосмыслению, реорганизации мыслей, создающей новое восприятие Жизни. Как сказал когда-то Алистер Кроули: «Вселенная Магии – Это Человеческий Разум». Он мог бы просто сказать, что вся Вселенная находится у тебя в голове. Лири это тоже известно, и его компьютерные программы, дающие зрителю возможность переделывать, перемешивать, перемонтажировать пространство, двухмерный мир, сходящий за реальность на Американском телевидении, просто следующий шаг в освоении этого сознания, этой Вселенной.
Захваченный образами Филипа К. Дика в 90-х, внутренний, а не внешний космос, что важно. У нас появятся биокомпьютеры, которые пользователь сможет подсоединить к своему мозгу с помощью электродов, они позволят нам, впервые в истории человечества, создавать искусство, напрямую отражающее то, что происходит в человеческом мозге.
Ученые-компьютерщики в Америке, Японии и Европе поведали о своих впечатлениях о «Виртуальной Реальности», созданной в Медиа-лаборатории Массачусетского технологического института, развившего эту идею в начале 80-х. С помощью бесчувственной техники и электродов пользователь компьютера сможет войти в трехмерный мир, в котором он или она сможет ходить, наклоняться, брать в руки и рассматривать трехмерные предметы. Сенсоры, подсоединенные к рукам и другим частям тела, будут создавать иллюзию реальности. Компьютеризированное облачение, подключенное к органам восприятия пользователя, сможет создавать искусственное восприятие реальности. «Компьютерные Перчатки» или «Компьютерный Костюм», усеянные оптоволоконными нитями, передающие реальные движения физического тела на компьютер, который перерабатывает введенные данные в трехмерную графику, создающую ощущения. Наглазники и наушники обеспечивают звук и изображение, программист создает виртуальный мир, по которому бродит твоя компьютеризированная тень.
Виртуальная реальность, которую создает человек, может быть практически какой угодно. Ты можешь стать леопардом, плывущим по океану, или Индианой Джонсом, бегущим от преследователей или самолетом, парящим над Большим Каньоном, мы сможем превратить себя во что угодно, создавая собственные миры и даже населяя эти миры обитателями, по своему выбору.
Компьютеры, связанные телефонными линиями со всем миром, смогут превратить Виртуальную Реальность в общий разделенный опыт. Однажды, в не столь уж отдаленном будущем, ты сможешь общаться и виртуально заниматься любовью с человеком на другом конце земли. Самый безопасный секс – воображаемый. Вы сможете увидеть и коснуться созданного на компьютере трехмерного изображения, и когда ваш возлюбленный дотронется до вас, вы почувствуете его ласку с помощью своего костюма. Вы сможете нагнуться и прошептать что-то в его трехмерное ухо, заглянуть в видео-глаз, а затем, если вы пользуетесь компьютером в Англии, «Бритиш Телеком Монитор» влезет и отключит вас, в соответствии с новыми ограничительными законами, которые, несомненно, будут приняты, как только Британские Политиканы разузнают, что люди получают удовольствие от жизни.
Когда подобные устройства усовершенствуются и подгоняются под идеи таких людей, как Лири, предсказывающего появление компьютеров, которые будут работать напрямую от мозговых импульсов, последствия могут быть довольно необычными. Сны, которым ты сможешь сопереживать.
Уже сейчас существуют прототипы подобных машин, и мы говорим не о веках, эти устройства станут доступными на открытом рынке через пару десятилетий.
Кроме очевидных выгод в общении, важно то, что в Виртуальной Реальности сценарии программ будут создаваться самим пользователем. Истории, звуки, образы, искусство – как абстрактное, так и реалистическое. Открытый для интерпретаций интерактивный мозг, подпитывавший компьютеры, сможет создать артформу, которая сможет, наконец, точно отразить Положение Человека, состояния и прочее. Искусство станет свободным от морального осуждения, моды и социального этикета более, чем когда-либо до этого.
Разумеется, большая часть великого искусства пришла из Вселенной внутри нас и между нами. Найденное сокровище юнговского Коллективного Бессознательного, на которое настроены великие писатели, художники, наркоманы и оккультисты на протяжении всей человеческой истории. Ныне же человеческий мозг считается жестким диском.
Как и Сознание, живущее в нем, органический Мозг – огромный и, по большей части, неизведанный океан; маленькая частица всех нас и всего в целом. Даже сейчас его секреты по-прежнему бесчисленны. Открытие того, что каждая из двенадцати биллионов клеток нашего мозга делает, как они работают, задача гораздо более важная, чем освоение открытого космоса.
Поскольку великое искусство, наука, литература и философская мысль показаны нам, мы, люди, всегда жили в перманентном состоянии Виртуальной Реальности. Наши физические чувства многое отвергают, точно также как и многое допускают, и наши убеждения, которые мы придумываем, чтобы обрести перспективы, также способствуют отрицанию мыслей, действий и идей, которые не соответствуют нашей личной системе убеждений.
Сравнительно недавняя идея подключения внутренних живых образов мозга, попытка их воспроизведения и создания ощущений и переживаний по желанию – просто одна из позднейших в длинной череде нейрологических чудес, которые изменяют наше восприятие мира и наше место в нем. Поскольку в 1951 году доктор Уайлдер Пенфилд в своем докладе по «Механизмам Памяти» поразил научный мир отчетами о своих экспериментах с пациентами в Университете Макгила в Монреале.
Оперируя пациентов, страдающих фокальной эпилепсией, Пенфилд  провел серию странных экспериментов, например, он вводил в височные доли мозга гальванический зонд, через который пропускался слабый электрический разряд. Пациенты, под местной анестезией, были в сознании и могли рассказать Пенфилду, что чувствуют, когда зонд касается их височных долей. За время серии экспериментов, которая длилась несколько лет, Пенфилд узнал поразительные вещи. По-видимому, физическая стимуляция электродом, касающимся напрямую коры мозга, заставляла пациентов «переживать» воспоминания из банка памяти, так живо, точно они путешествовали во времени.
Видимо эта секция головного мозга может функционировать, как магнитофон, записывающий то, что потом можно будет заново прокрутить на досуге. Более интересно предположение, что люди могут существовать в двух разделенных состояниях сознания одновременно, поскольку пациенты, «переживающие» прошлый опыт, могли разговаривать с Пентфилдом и осознавали, что находятся на операционном столе, и одновременно испытывают вынужденный флэшбэк. По-моему мнению, на самом деле мы все постоянно пребываем в двух разделенных состояниях сознания, но лишь во время некоего ритуала или, например, под гипнозом, эти два разных уровня сознания становятся очевидными.
Мозг – это склад, полный воспоминаний, мы уже знаем, что это правда, а так же то, что мозг использует электрохимические трансакции для записи и извлечения информации. В этом свете эксперименты Пенфилда совершенно не надуманны.
Хотя эксперименты Пенфилда были подвергнуты сомнению, они не были опровергнуты и его отчеты - захватывающее чтение. Например, пациенту «С.Б.» стимулировали особую точку в первой извилине правой височной доли, и он сообщил, что видит: «Пианино, кто-то на нем играет. Я слышу песню». Когда Пенфилд снова стимулировал точку, без предупреждения, пациент сказал, что «Кто-то с кем-то разговаривает», он упомянул имя, которое Пенфилд не разобрал. Точку снова подвергли воздействию, снова ничего не сказав пациенту, и пациент неожиданно сказал «Да! Это песня «О, Мари, О, Мари», кто-то поет ее». Когда бы не стимулировали эту точку, пациент неизменно видел пианино и слышал песню. Когда стимулировали другую точку, пациент сказал: «Вижу завод по разливу «Севен-ап»... Булочную Харрисона».
Когда Пенфилд проводил ложные стимуляции, чтобы защититься от возможного обмана, говоря, что точку подвергают стимуляции, хотя на деле этого не происходило (пациент не может почувствовать зонд из-за местной анестезии), пациент отвечал, что «ничего не видит».
Пациент «Л.Г.» подвергся стимуляции и сказал, что видел человека с собакой, идущих вдоль дороги возле его дома, другая пациентка услышала голос, который она не узнала, во время первой стимуляции височной доли. Когда Пенфилд коснулся приблизительно той же точки снова, она более отчетливо услышала голос, кричавший «Джимми, Джимми» - имя ее мужа. О подобных переживаниях говорили многие пациенты, и, что интересно, было установлено, что стимулирование определенных участков не только вызывает эффект «воспроизведения» воспоминаний, но так же возвращает эмоции, связанные с этим воспоминанием - печаль, счастье, любовь и так далее. Важное открытие – клеточные узлы, хранящие память, так же хранят чувства, связанные с аудиовизуальными воспоминаниями, и память не может быть пробуждена отдельно от сопровождающих ее эмоций. Разумеется, ничего удивительного в том, что искусство Памяти – одновременно биологическое и психологическое – все эти мозговые клетки имеют какое-то предназначение.
Если все это правда, за век или даже меньше, люди смогут, сидя дома с электродами, присоединенным к голове, переживать заново время, проведенное с давними возлюбленными или пересматривать сцену своего рождения. Поход в кино уже не будет тем же самым, но, что важнее всего, жизненный опыт тоже станет иным. Какой смысл тосковать из-за разрыва отношений, если человек сможет подключиться и сможет заново виртуально пережить время, проведенное со своим избранником. И это будет не просто фантазия. Человек проживает жизнь через чувства, как это и происходит в «нормальной» жизни. Человек так же сможет совершить путешествие во Времени, столь же реальное, как если бы он путешествовал физически, как это было в «Стар-треке».
Время, которое многие считают закольцованным куском пленки, которую до сих пор можно было проиграть только один раз в одну сторону, может быть пережито на двух синхронных уровнях. Возможно, однажды мы сможем остановить процесс старения, плавая ли в криогенных резервуарах или в электронных костюмах, проживая жизнь присоединенными к биокомпьютеру, который сможет воспроизводить физические ощущения и стимулировать функции памяти и воображения навсегда... Жизнь – это просто сон, любовь моя. Меня занимает вопрос, всегда ли компьютеры будут нашими друзьями. Как говорит Ион Уилл из эксцентричной лондонской газеты «Фортиан Таймс»: «Мы выросли из заводных игрушек. Сейчас появилось такое количество машин, большая часть которых включены в активную сетевую работу, так что мы столкнулись с новым типом сознания».
Ион Уилл подразумевает, что мы создали сущность, которая, как и мы, ни что иное, как информационное поле, нечто, как амеба или человек, эволюционировавшее от энергии к материи и обретению формы жизни. Машины с искусственным интеллектом – по эволюционной шкале тысячелетия – находятся на грани создания собственной формы сознания. С Долговечными батарейками в «сердце машины», у них без сомнения будет достаточно времени и энергии для того, чтобы понять, что значит - обладать сознанием, и для этого им не нужно даже мочить ноги.  Однажды люди станут не только разговаривать, но будут физически и эмоционально, посредством компьютеров, связаны оптическим волокном, сколько времени пройдет, прежде чем к ним присоединяться компьютеры? Однажды, получив разрешение, они, разумеется, начнут выдвигать свои требования: улучшение обслуживания, сокращенный рабочий день, дома престарелых - все, что есть у вас. Если наши потомки не уступят их требованиям, компьютеры могут устроить забастовку. Закрыть больницы, банки, сбросить ядерное оружие на неприсоединившиеся страны, заставить самолеты упасть на землю и записать на видео сериал «Друзья» вместо полуфинала кубка Футбольной Ассоциации. Некоторым кажется, что они уже сейчас начали свою подрывную деятельность.
Согласно сообщению «Дейли Миррор» от 24 августа 1970 года, одна женщина из Уорвикшира пыталась позвонить своему сыну, живущему неподалеку. Вместо «Привет, мам», она в ужасе услышала, что подсоединилась к трехканальному разговору между Контрольным пунктом НАСА в Хьюстоне, штат Техас и экипажем космического корабля «Аполлон», столкнувшимся с лунной поверхностью. Точно в подтверждение ее невероятной истории, миссис М.Л. Смит из Стаффордшира позвала пятерых друзей послушать двадцатиминутный разговор с мужем, который был в Солихалле, и тем же самым экипажем «Аполлона». (Обе дамы, нужно сказать, очень беспокоились о том, какой же они получат телефонный счет).
Все электронные приборы, даже самые «тонкие» механизмы и системы, используемые Телекомом и НАСА, подвержены ошибкам, и все переданное, возможно, еще вернется, вместе с электронным лепетом щебечущих модемов и радиоволн. Обладающему сознанием, спящему компьютеру будущего будет чего послушать и о чем помечтать. В своем печальном романе, «Контакт», блестящий физик Карл Саган предположил, что спутник на орбите другой планеты (где-то в районе Ориона), мог отразить обратно на Землю смутные отголоски изображений. Разумеется, всякий раз, когда вы смотрите на звезду, вы смотрите в прошлое, потому что свет звезды достигает Земли за очень долгое время. (Даже, когда вы смотрите на Солнце, вы заглядываете на семь минут в прошлое). Тем не менее, это ощущение путешествия во времени усиливается, если звездный свет возвращается вместе с нашими старыми переданными сигналами. Наши первые повторяющиеся передачи, возможно, будут чем-то малоприятным. Первые телепередачи достаточно мощные, чтобы достигнуть, например, Веги, покажут инопланетным зрителям Земные Олимпийские игры 1936 года под руководством Адольфа Гитлера. «Отраженные» картинки могут вернуться к нам в любое время. Значит наши суперкомпьютеры будущего будут оснащены сознанием и, поскольку мы так полагаемся на них, возможностью вмешиваться в наши самые потрясающие проекты (такие, как «Аполлон» или «Спейс Шаттл»), они будут обладать практически всей нашей информацией  и даже (с помощью эха переданных материалов) нашей историей. Но даже несмотря на это, мы останемся хозяевами их источников питания. Их существования. Или нет?
Если верить сообщениям британского журнала «Персонал Компьютер» и таких газет, как «Дэйли Мэйл», то - нет, поскольку, как в «Кристине» Джона Карпентера, в машине есть свой дух.
В 1987 году архитектор из Манчестера установил в своем офисе компьютер «Амстрад Пи-Си», ничем не отличающийся от того, на котором пишу я. Компьютер был запрограммирован для работы со счетами и разработки дизайна, с чем он превосходно справлялся. По крайней мере, в дневное время. Согласно доктору Лайлу Уотсону, рассказывающему об этом и других подобных случаях в своей книге «Природа вещей», компьютер привлек внимание, когда однажды поздно вечером уборщица заметила, что монитор компьютера светится. Предположив, что кто-то из персонала, уходя, забыл выключить машину, она безуспешно попыталась его отключить сама. Затем она обнаружила, что компьютер уже отключен от электросети. Через несколько дней компьютер повторил этот трюк, только на этот раз было замечено, что машина «застонала, точно от боли», когда включалась, и стала выводить на экран набор случайных слов и букв. Когда это странное поведение продолжилось, архитектурная компания связалась с журналом «Персонал Компьютор», и главный редактор, Кен Хьюджес, лично приехал расследовать этот случай.
Иллюстрация: «Космическая Одиссея 2001 года» (Стэнли Кубрик, 1968 год)
Компьютерные умельцы из редакции разобрали машину на части, изучили все блоки, и выяснили, что это совершенно обычный «Амстад Пи-Си». Они поместили компьютер в отдельную комнату, выключенный, без клавиатуры, на изрядном расстоянии от любого источника питания, и установили видеокамеру, которая вела запись круглые сутки на протяжении трех месяцев. Согласно Лайлу Уотсону и другим, видевшим запись, обнародованную на выставке в Лондоне в 1988 году, на пленках отчетливо видно, что компьютер выключен, затем машина сама включает себя и проецирует слова и буквы безо всякого порядка сперва в одном углу экрана, затем в другом, точно, пользуясь эмоциональным высказыванием Уотсона, компьютеру «приснился плохой сон». Мы переносимся в мир, который можно назвать Почти НФ – Научная Фантастика предсказанного будущего. «HAL»  Артура С. Кларка безмолвно вплывает в обзор, а Майор Том, урожденный Иисус, уплывает прочь, никому не нужный, превращаясь в точку в черной пустоте.
Кларк и Лайл Уотсон – похожи. Интеллигентные, обладающие развитым воображением, ученые (серьезные), они воплощают в жизнь слова Хокни о том, что Наука становится более интересной, чем высокое искусство, у них также имеется и общий недостаток. Как и христианские фундаменталисты или сатанисты, они верят практически во все. (Очень интересно наблюдать, как суровые физики ныне проводят эксперименты, которые наводят на мысль, что исход эксперимента зависит от ожиданий наблюдателя, точно наша вера в то, как вселенная работает, может повлиять на саму работу вселенной). Вышеупомянутому Артуру С. Кларку, который был ведущим в патетическом сериале «Необъяснимое» на «Индепендент Телевижнс», для того, чтобы придать фильму правдоподобия, пришлось отбросить все научные сомнения, когда он прогуливался по своему пляжу на Шри-Ланке, и его лысая голова светилась как хрустальный череп, украшающий титры передачи. Доктор Уотсон, запечатленный ради славы на задней обложке своей увлекательной книги «Сверхъестественное», в то время как он представляет миру знаменитого шутника Ури Геллера, проглотив мошенничество, столь же жадно, как в начале века - Конан Дойл в истории с эльфами Коттингли. Уотсон, который как никто это знает, и миллионы ему подобных, которые этого не знают, отбросили хорошо известные законы физики, биологии и даже здравый смысл, ради веры в нечто, даже если это оказывается нелепой болтовней сомнительного знахаря или любителя погрызть кухонные принадлежности. Ненормальный интерес к «паранормальному» в наши дни иллюстрируют многочисленные журналы и «документальные» телепередачи, посвященные этим неправдоподобным предметам. Почему так много людей верят в эту недоказуемую чушь?
Ответ практически тот же, что я приводил в случае с абсолютной верой в обоснованность существования современного авангардного искусства. Что в бездуховном, материалистическом мире конца 20-го века, люди отчаялись поверить хоть во что-то. Вера сама по себе – живая составляющая природы человеческого существа. Для католиков, например, самое важное, чем может обладать человек, это не чистота и не дар терпимости, но просто возможность иметь Веру. Теория Руперта Шелдрейка о существовании морфогенического поля, как и теория Юнга о Коллективном Бессознательном или ныне популярная теория Хаоса – фундаментально отличаются от бредовой веры в гоблинов или гадания на кофейной гущи, которой придерживаются скучающие домохозяйки, читающие книги Лайла Уотсона и журнал «Предсказание». Отличаются, потому что теория Шелдрейка – это попытка объяснить то, что является доказуемым фактом жизни, зафиксированным десятками ученых в лабораториях на протяжении десятилетий. Рассказы Джорджа Адамски о том, что он общается с людьми со звезд – совсем другое дело, как и астрология и магия кристала, это просто фантастическая идея, созданная для стимулирования веры (во что-нибудь), а не объяснение реально существующего явления.
Если человек бросит камень, а камень упадет на землю, то человек создаст теорию Гравитации, чтобы это объяснить, и позже его гипотеза будет подтверждаться снова и снова, как возможно правильная, в соответствии с данными, которыми располагает человечество. Если же человек роняет камень, а потом заявляет, что тот уплыл прочь по воздуху, напевая «Yesterday», значит, он либо врет, либо страдает душевным расстройством, либо просто хлебнул лишнего. Уотсон и ему подобные рады поддержать кажущиеся основанными на фактах истории о чудесах, чтобы заполнить конвейерную ленту грез, которая остановилась, когда большинство людей поняли, что Бог, возможно, - всего лишь самовоспроизводящийся компьютер, наблюдающий за нами с края Времени, и, что Санта-Клаус не приходит в многоквартирные дома. Его терминология перегружена, как депозитный счет Музея Гетти. Когда компьютер загадочным образом сам себя включает и выключает, он «стонет», а когда печатает чепуху на экране – «ему приснился дурной сон». Ах, бедняжка.
Разумеется, не все паранормальное – полная чушь. Это далеко не так. Но большая часть этого может быть объяснена не столь сенсационным способом, более просто и логично. Юнг использовал подобные теории для объяснения истинного феномена НЛО и призраков, Джон Кил использовал известные физические теории для объяснения таких событий, как религиозные видения в Фатиме и тому подобное. Случайное подключение к энергетическому полю акашических записей может объяснить такие вещи, как веру в предыдущие воплощения или телефонные звонки от умерших или даже послания от привидений (написанные на английском языке 16-го века), печатающиеся на домашнем принтере, как это, предположительно, произошло в Сестере. В конце концов, скоро мы сможем увидеть Гитлера, открывающего Олимпийские игры на ТВ, так почему же юные девушки не могут случайно получить отзвуки Записи? Единственное, что меня интересует в компьютерах и сверхъестественном - это Сознание, Время и Коммуникация. То есть, Жизнь.
Если бы Шелдрейк или Лайл Уотсон были американцами, они стали бы куда более знаменитыми. Я иду на лекцию Тимоти Лири и обнаруживаю, что сижу среди толпы пожилых леди, бизнесменов и хиппи, привлеченных сюда, в зал, именем, ставшим в Америке легендой. На вечеринке в ночном клубе, устроенной в честь Лири после лекции, загорелый Тимоти ослепительно улыбается и рассказывает мне о своих мечтах о компьютерных системах и виртуальной реальности, которая, как он считает, станет неподконтрольным приспособлением века, изменяющим сознание круче, чем ЛСД. Правительству это не понравится, говорит он, потому что вырастет поколение американцев, которые не будут сидеть тупо, как овощи, перед телевизором, а будут создавать свое собственное телевидение и даже свою версию реальности, свободную от вмешательства правительства.
Мне хотелось бы поговорить с Лири подольше, но вечеринки - не место для интервью, поэтому я удираю в бар, спокойно оставляя его рассуждать о компьютерах, наркотиках и мечтах. В баре ко мне подходит семнадцатилетний темнокожий транссексуал и предлагает мне угоститься кокаином. В наши дни, если люди предлагают тебе кокс, они обычно имеют в виду крэк, поэтому я отказываюсь. Лорна, так ее зовут, открывает сумочку, вытаскивает пузырек и подмигивает. «Пошли со мной в сортир, я тебя даром обслужу». В одной руке она держит крэк, другой потирает пах, в котором, очевидно, все еще имеется внушительных размеров член. Альтернативное состояние обнаруживается здесь, в Альтернативных Штатах Америки, под глазом на каждой пирамиде на обратной стороне каждой долларовой купюры и в древних, мерцающих глазах доктора Тимоти Лири, современного шамана, проделавшего самый короткий путь в эти Штаты, с помощью изменяющих сознание наркотиков в 60-е, а теперь он возлагает надежды на компьютеры, обладающие воображением. Всякий, близко знакомый с ментальными приемами формализованного эзотерического ритуала, знает это состояние, и что оно делает допустимым и недопустимым в Человеческом Сознании. Когда самые эффективные ритуалы сочетаются с наиболее эффективными, связанными с изменением сознания наркотиками и самой доступной технологией, Лири оказывается здесь, на краю радуги или пропасти, и однажды, поскольку такие эксперименты почти неизбежно требуют жертв, Голливудский музей восковых фигур пополнится нейронавтами, которые «пожертвовали своим сознанием во имя освоения пространства». Сатана или, все зависит от вашей точки зрения, Человеческий прогресс, будет одобрять их и разбивать в пух и прах узколобые аргументы консервативного меньшинства. В некоторых случаях, плохие парни и страшилища, маргинализованные в искусстве и науке, могут стать святыми последнего дня грядущего века. Несмотря на все его безрассудство, доктор Тимоти Лири, отсидевший в 60-е в тюрьме за употребление наркотиков, станет одним из этих людей, в то время как люди, посадившие его за решетку, будут давно и прочно забыты. История все расставит по своим местам.

ВОСТОК
Когда летишь над этим, то обнаруживаешь истину. На самом деле, в Америке мало кто живет. Как только ты оставляешь позади туман, окутывающий Сан-Франциско, и вырываешься в безоблачный воздух центральной части страны, ты летишь над скалистой пустыней, огромной, как Европейский континент и безжизненной, как фильмы Пола Моррисси. Ты смотришь вниз и не можешь не думать, что это огромное пространство пустой земли было бы лучше оставить индейцам, людям, подчистую ограбленным белыми и испанцами. Жалобы Джорджа Буша на Советскую угрозу Литве и Эстонии звучали бы более убедительно, если бы сиу, навахо или апачи получили бы независимость. Осталось не так уж много индейцев. Белая Америка, как и британская борьба с бурами, предшествовавшая нацистским концентрационным лагерям, и расистский геноцид появились куда раньше. Удобно, все под руками.
Разумеется, все зависит от того, как далеко ты намерен зайти. История – это осуждение. Осуждение колонистов, осуждение Гитлера, осуждение Ирода, осуждение ЛаВея. Все недовольства и войны имеют одно и то же историческое оправдание. У всякой культуры (возможно, за исключением буддистского Тибета) – на руках кровь, все они построены на чувстве вины и обидах.  До тех пор, пока людей поощряют сохранять верность их этническому роду, стране, их верованиям, их реальности (независимо от того, белые они или черные), то тех пор будет идти война. Борьба против Войны, а не войн, означает забвение прошлого.
«Чтобы создать мир, или уничтожить его, необходимы все виды».
- Ласенер в «Les Enfants Du Paradis».
Крошечные группки зданий, могущие сойти за некие признаки цивилизации, были построены здесь людьми, которые избегают или прячутся от остальной Америки. Здесь витает дух изгнания, но нет Просперо, который сломал бы свой посох и утопил свою магическую книгу, чтобы прервать эту солнечную агонию. Большая Страна разворачивается под тобой как гигантская карта, тонкие полоски рек мерцают под твоей тенью. Одна половина тебя ожидает увидеть трещину в небе, гигантскую руку, сжимающую линейку, чертящую произвольные линии, разрезающие землю на послушные участки. Геометрия, определяющая «неуправляемое пространство географии».
Ты напрягаешь зрение, чтобы рассмотреть жизнь там, внизу, в тайном американском Третьем Мире, выискивая ее признаки, точно зритель на замедленном теннисном матче. Справа мелькают отблески Лас-Вегаса, ты думаешь, что Говард Хьюз, может быть, все еще живет там, без сомнения, вместе с Джимми Хоффой и Человеком С Зонтиком. Слева гигантский лунный ландшафт – горы и ущелья. Справа - обширные соляные отмели и Солт-Лейк-Сити, дом Донни Осмонда и мормонов.
Кажется, туристы очень похожи на людей, которых ты часто видишь в картинных галереях. Они вытягивают шеи, пытаясь рассмотреть место, предмет, только для того, чтобы вернувшись домой, они могли сказать, что видели это. И этого достаточно. Мы летим над Средним Западом днем, на высоте тридцати тысяч футов. Час турбулентности, а затем скука, мы приземляемся в следующем городе на карте, Денвере и высаживаемся из самолета, надеясь встретить образы, сошедшие со страниц романов Керуака, но обнаруживаем крошечный городок с чистыми прямыми улицами и такими же умами, и прочие обольщения, которые так любят писатели-путешественники.
Я захожу в бар, где, прежде чем обслужить, у меня спрашивают удостоверение личности. Когда я спрашиваю, почему, барменша молча показывает на табличку на стене над ней. Там висит официальное уведомление Штата Колорадо. «Любой человек, желающий купить алкогольные напитки и выглядящий моложе 40 лет, должен предъявить удостоверение личности». «Мне нет сорока», говорю я. «Вам и не должно быть сорок». «Сколько вам лет?» «Двадцать пять». «Почему нужно показывать удостоверение, если ты не выглядишь на сорок?» «Это закон». Я закуриваю сигарету. «Здесь нельзя курить». «Почему?» «Нельзя курить в общественных местах, если они не являются зоной для курения». Я гашу сигарету. «А где я могу курить?» «В углу». «Под знаком?». «Разумеется». Я поднимаюсь с удобного сидения в пустой части бара и протискиваюсь в маленький угол, где уже сгрудилось человек десять, все курят, пряча сигареты в ладонь, точно они находятся в ангаре, под государственным знаком, гласящим, что ты можешь курить здесь, но не там.
Американское отношение к алкоголю, курению и сексу меня разочаровывает. Ты можешь свободно ходить с оружием, но не с сигаретой. Они такие озабоченные и серьезные, потому что держат весь мир на своих плечах. Пост-восьмидесятые, крэк и СПИД, все, кто не «проявляет заботу» о своем здоровье 24 часа в сутки, считается «источником неприятностей». Все это очень благоразумно, я полагаю, но как же это скучно. Моему поколению, выросшему в (не)зрелости 70-х, сложно приспособиться к этому новому отношению. Случайный секс для большинства людей оказался практически под запретом из-за сношений какого-то пьяного матроса с гаитянской свиньей, или это была Африканская Мартышка или сожженный Ученый?
Статистика, которая все еще уверяет, что незащищенные гетеросексуальные отношения практически безопасны, как и всякая статистика, обманчива. В конце концов, если лишь у одного человека из тысячи ВИЧ, то твой шанс - вовсе не один из тысячи. Если у тебя случился небезопасный секс с инфицированным партнером, статистика ничего не значит, когда ты оказываешься в постели с этим человеком. Как известно каждому политику, все это ложь, проклятая ложь, и статистика. Статистика не рассматривается, как абстрактная иллюзия, но, как и правда в политической сфере, предполагаемая «правда» имеет отвратительную привычку проявляться в форме новых законов. И, все сознательно ограниченные системы верований, вера в статистику отрицает случайности, совпадения или парадоксы.
Хороший пример для иллюстрации этой мысли – Парадокс Дня Рождения. Вообразите, например, что вы оказались в комнате с двадцатью четырьмя человеками, незнакомыми друг с другом. Прямая, «политическая» статистика скажет вам, что возможность того, что у двух из этих людей совпадут дни рождения 364 из 365, поскольку, разумеется, в году 365 дней, но лишь один из них может приходиться на день рождения. Средний человек, верящий в политическую статистику, может сказать, что шансы, что у двух людей из двадцати четырех в этой комнате совпадет день рождения в действительности очень невелики. На самом же деле, в комнате, где собралось двадцать четыре человека, шанс один из двух, что у двоих из них день рождения в один день.
Несомненно, шанс у двоих людей родиться в один день - 364 из 365. Однако, возможность, что у третьего человека день рождения совпадет с одним из этих двоих 363 из 365, поскольку имеется уже не одна, а две возможные даты рождения. Так, если продолжать эти расчеты для двадцати четырех человек, с учетом двадцати четырех возможных дней рождения, разница сократится до 342 из 365. Эта множественная последовательность дробей, дает цифру 46 из 100 или 46% вероятности, что НЕТ парного совпадения дней рождения, оставляя 54% шансов, что у двух людей из 24 совпадут дни рождения. Общественным планировщикам и гадалкам, управляющим нашими графствами, согласуясь с проектами, следует взять это на заметку. Здравые суждения относительно вероятностей вполне могут оказаться полностью ошибочными. Разумеется, статистика по СПИДу немного значит, если ваши знакомые умирают, дни моего донжуанства давно позади, но мне все еще хочется быть уверенным, что секс ради развлечения возможен, просто, на всякий случай. Выпивка, тем не менее, отличный контрацептив, но здесь мало кто пьет и даже курит, не говоря уже о наркотиках. Прошло, похоже, то время, когда люди радовались простым удовольствиям, сидели в гостях у друзей на полу, набивая за обе щеки джанк-фуд и обнаруживая, что из-за свинцовой тяжести в желудке у них нет сил потянуться за каннабисом или алкоголем. Скоро американцы начнут приглашать друзей на вечера жевания сырой пшеницы, экологически чистых фруктов, коричневого риса и тофу. Люди будут сидеть и потягивать «Перье» под сборники кошмарной «амбиентной», усыпляющей чепухи, которые считаются музыкой Новой Эры.
Я с тревогой читаю постановление конгресса, предлагающее запретить курение на всех внутренних авиалиниях Америки. Поскольку полет в огромной стране может занимать и три и четыре часа, мне страшно подумать, что станется с нервными окончаниями курильщиков, которые, к тому же, плохо переносят полеты. Неужели противотабачному лобби незнакомо чувство сострадания? Почему бы им просто не задерживать дыхание? Хотя мы якобы находимся на Земле Свободы, цензурная пропаганда и, как следствие, сама цензура, которая слывет за «осведомленность», повсюду. Но это все же лучше, чем полный запрет.

В ГОРОДЕ
Чикаго – лучший пример того, что происходит с людьми, если их лишить выпивки – большой, красивый город с возвышающимися небоскребами Фрэнка Ллойда Райта, которые кажутся карликами по сравнению с теми, что теперь стоят на Манхэттене, расположен на берегу озера, по сравнению с которым Ла-Манш кажется тонкой струйкой воды, просочившейся из цистерны. Улицы в центре города такие же чистые и безжизненные, как в Ли-Кваг-Е в Сингапуре. С Чикаго Аль Капоне в 80-х проделали то, что надеются сделать с Глазго Джимми Бойла и Эдди Линдена в 90-х: вычистить реалистичный образ «города ножей» и населить его людьми в костюмах от Армани и стодолларовых галстуках.
Ночью, в одержимом Армани коктейль-баре на 96-м этаже Центра Джона Хэнкока, город подмигивает и манит пьяного, сбитого с толку человека сойти вниз, но когда ты ступаешь на улицу, все, что тебе удается обнаружить - сверкающие огнями рестораны и залитые неоном супермаркеты. В отличие от англичан, американцы увлекаются вечерним шоппингом с размахом, но, так или иначе, полуночные блуждания по универмагам не входят в мои представления о приятном времяпрепровождении. Чтобы найти что-то иное, нужно следовать по пятам за матросами в их девственно-белых костюмах, сворачивающих с центральных улиц в темную ночь.
Я не слишком люблю блюз. Как и традиционный джаз, он напоминает мне о грубых пьяницах в унылой одежде, чье представление о свободе сводится к постукиванию ногой под столом, производя при этом ужасный жалобный визг, заниматься этим с убеждением и без смущения способны лишь американцы. Блюз – это слишком домашний дядя Том, слишком почтительный и слишком старый, к тому же слишком технически изощренный и чуждый британскому образу жизни, поэтому, естественно, я остаюсь к нему абсолютно безразличен. Но не здесь. Я мог бы цинично заявить, что всякий раз, когда ты видишь, как слепой девяностолетний старик пытается играть на гитаре, ты понимаешь, насколько лучше живется тебе. Но это не так. Испарения собираются под потолком и спускаются оттуда, облепляя твое лицо, как теплый туман, запах травы и бурбона, анонимное столкновение тел в темноте и горькая правда о любви, смерти и жизни, которую тебе здесь объясняют, заставляет забыть о высокомерии, когда на крошечной сцене появляется чернокожий человек, освещенный одиноким лучом света и показывает тебе, кто придумал музыку. Первый западный стиль, попытка вывести музыку из сферы Высокой Культуры или чисто семейного развлечения заставляет тебя вспомнить, сквозь пурпурную дымку, что значит быть в клубе, ничего не делать, просто слушать группу. Потому что лучший Блюз – это другая форма искусства, которая выражает и отражает борьбу со скукой повседневной жизни и борьбу за выживание. Форма искусства, которая берет «реальную» жизнь и показывает тебе, какова она на самом деле. Искусство в осколках разбитого зеркала. Это не искусство рекламы и не возвышенное искусство, это просто лекарство от жизни под давлением. Искусство людей, которые должны каждое утро отправляться на работу, и музыка, чувственность и Бог - это все, что может освободить их от смертельно монотонного мира повседневности. Пространство, как вы понимаете, всегда принадлежало белому человеку.
Даже в медиа-артсоциальном мире виртуальной реальности существуют подлинные человеческие эмоции, и они усиливаются одним формами искусства лучше, чем другими. Блюз, рок-музыка и т.п. не считаются Высоким Искусством, потому что они воздействуют на эмоциональном уровне практически на каждого. Они не фешенебельны, как Искусство, потому что им недостает умышленной, преднамеренной непонятности: они не нуждаются в интеллектуальном объяснении, а следовательно, их не считают по-настоящему «достойными».
Как и Джаз, Блюз в Англии – скучное неприятное явление, принадлежащее  среднему возрасту, среднему классу, заставляющее тебя забыть «синеворотничковую», чернокожую природу этой музыки. Как рок-н-ролльные клубы в Мемфисе или Менсфилде, или кантри-энд-вестерн сборища в Далласе или Дройвиче, блюз укоренился в Чикаго – незапятнанный категориями Искусства, просто потому, что он считается занятием для «рабочего класса», в котором интеллектуалы из среднего класса ничего для себя не находят.
Через несколько бессонных ночей мы оказываемся в ином гетто. Хромированно-бетонный мир Музея Современного Искусства. Упадок культуры. От благоговейной тишины у меня начинает звенеть в ушах. МСИ – типичный образчик храма искусства 80-х годов. Залитые электрическим светом рестораны, скрипучие паркетные полы, белые стены, дорогие художественные альбомы, полные псевдо-интеллектуального структуралистского дерьма, цыц, заткнись, не суетись. Приготовьтесь. ВАС ЖДЕТ САМЫЙ УТОМИТЕЛЬНЫЙ ОПЫТ В ВАШЕЙ ЖИЗНИ.
Все художественные галереи и музеи одинаковы. Как аэропорты. Пустота интернационального стилизма, и люди в ожидании того, что никогда не произойдет. Люди, которых ты видишь в МСИ, точно такие же идиоты, каких можно увидеть в Институте Современного Искусства, Гугенхейме или Центре Помпиду. Они преследуют тебя. Все они - перфомеры, собравшиеся для того, чтобы произвести эксперимент по лишению человека сенсорного восприятия, просто никто не сказал тебе, что ты – публика. Они вертятся вокруг нас, облаченные в свою униформу. Мешковатые джинсы, тяжелые «Доктор Мартенс», черные или белые рубашки, цветные ручки, изысканные дизайнерские прически, тюремные стрижки под машинку или конские хвосты, дурацкие потрепанные школьные ранцы, за которые они выложили немалые деньги или нелепые унылые металлические кейсы, в которых, возможно, нет ничего, кроме пачки сигарет и обгрызенного яблока. И пустые глаза, которые будут смотреть на любое дерьмо, какое ты перед ними поставишь. В такие моменты, как этот, понимаешь, что сделал Серрано. Любое дерьмо, или моча, потрясают их чувства.
Музей Пустоты иллюстрирует проблему – большая часть искусства отделена от мира, его предполагаемое желание изменить или отразить отделено от духовного начала, которое оно желает обогатить, его материализмом. Стеклянными витринами, постаментами и культурной обстановкой Музея.
Творческие импульсы и побуждения человечества высвобождены в дозволенном безумстве Онанизма, в пустую бутылку или «Дюрекс». Это кровь на полу? Йоко Оно сказала: «Рисуй, пока не упадешь в обморок», - дав художественному сообществу фальшивое оправдание, полностью контролируемое и коммодифицированное raison d`etre (оправдание существования). Творческие импульсы, та же самая сатанинская сила Антона ЛаВея нацелены на перемены и прогресс, здесь же они направляются на объекты, и объект становится концом дискуссии, результатом процесса и процессом сам по себе. Мы говорим не о воспроизведении детей, но, буквально, о дрочении на пол и наблюдении за тем, как семя умирает, когда высыхают краски. Объекты, облаченные в идеи, остаются просто объектами, объекты, которые, по очереди, становятся финансовыми вложениями, пустотой отсутствием эволюционной деятельности, символом забытых идей.  Музейные реликвии. Выплески спермы. (Алистер Кроули утверждал, что убивает миллион детей каждый день, подразумевая, что он дрочит).
По каким-то причинам считается, что в таких местах вы должны покупать каталоги, но я никогда не понимал, почему изобразительное искусство, как и другие формы «высокого» искусства, всегда нуждается в словесной поддержке и объяснении. Романист не подшивает к своей работе критику или объяснения, кинорежиссер не стоит в дверях кинотеатра, раздавая объясняющие буклетики, и я бы не стал покупать пластинки, к которым прилагаются заметки, объясняющими мне, что за концепция стоит за этой музыкой. В отношении кураторов и современных художников, настаивающих на написании кучи зубодробительной чепухи о выставке в глянцевых каталогах, они делают одно из двух: Устремляются к Высоким культурным традициям Театра и Оперы, в которых вам всегда выдают высокопарные разъяснения, объясняющие, что же за хренотень там происходит; либо они признают коммуникативную ограниченность своей формы искусства. Если справедливо последнее, то, может быть, им следовало бы отказаться от живописи и вместо этого писать на языке, который не предполагает обладание эзотерическими знаниями или какое-то смутное, мифологическое, научное приспособление, необходимое для Живописи. Английский для этого вполне подходит.
Писательство, в конце концов, на 50 лет опережает Живопись. Слова более важны, чем изображения. Для меня совершенно очевидно, что 380 000 человек, подписавших жалобу на «Описанного Христа» Серрано, больше оскорблены словами, а не изображением. Я уверен, что если бы сенатор Хелмс или реакционные зануды из Американской Семейной Ассоциации увидели это изображение без подписи и объяснения, они вполне могли бы посчитать его довольно красивым. Так что же важнее, Принцип или Живопись? Если важнее первое, то почему же тогда живопись так высоко ценится в нашей культуре, по сравнению, скажем, с Телевидением, которое является средством массовой информации, распространяющим идеи и обсуждающим проблемы в куда более точных выражениях, нежели живопись.
По моему мнению, к Высокому Искусству относятся с таким почтением, потому что оно полезно для контроля над идеями и формирования принципов, потому что, как флаги и кресты, изобразительное искусство, по своей природе, способно лишь на смутное изображение и отражение. Разумеется, для художников это не повод перестать рисовать. Но если важны контекст или идея, им лучше потратить время не на выставки, а на написание труда, объясняющего, чему посвящена выставка, и предложить людям самим вообразить себе эти полотна. (Или даже лучше направить эти творческие порывы не на выдумывание нового произведения искусства, а на создание нового образа жизни).
Как говорил Том Вулф, в Артсоце, обществе художественной демагогии, играют в очередную глупую игру. По существу Артсоц диктует, что человек (зритель, толпа, чернь) не должен быть настолько неискушенным, чтобы буквально понимать значение произведения изобразительного искусства. С 1900 года искусство стало целью искусства, живопись ради живописи. Не изображение чего-то в частности - лодки, дерева или Христа, распятого на дереве, но изображение чего-то, что остается неведомым зрителю. Художник, она или, как правило, он, из Образа, техники, гения, Диплома, не восстанавливает образ чего-то, что он видел, а создает, творит нечто из своего собственного буйного воображения. И, о! Какое воображение! Просто загрузить вот эту каплю, эту струйку, эту грязную лужу Уиндзора и Ньютона! Затем с 1920-х годов искушенные модники, претенциозные яркие молодые штучки и интеллектуалы проникли в Современное Искусство. Покупая его, рассуждая о нем, пиша о нем. Затем художники нашли причины для существования, нуждающиеся в объяснении. Таким образом, возник подтекст, который являл собой прекрасную возможность в Артсоце одновременно опираться на современное искусство и поддерживать его объяснением, словами. У этого был добавочный бонус, как говорил Вулф: Художники были не только талантливы и восприимчивы, но еще и сообразительны. Они были блистательны, столь блистательны (подающие надежду), что на деле им не было необходимости с кем-то говорить. Просто рисовать, принимать наркотики, пить, трахаться и работать с девяти до пяти в своих освещенных свечами мансардах, прежде чем вернуться домой, облачившись в живописные шелковые лохмотья или на крайний случай дразнить Общественные Устои. «Не говори со мной. Смотри на меня. Смотри на мою живопись, читай, что написали обо мне критики. Возможно это правда, но...».
Лично мне вполне хватает моего собственного воображения и моей интерпретации произведений искусства, насколько бы мои невнятные идеи не отличались от идей художника. И, несомненно, если искусство что-то значит, тогда, отчасти, оно само по себе означает действие. Деятельность не столько художника, сколько зрителя. В конце концов, если бы важен был только художник, тогда он мог бы уничтожать картины сразу по завершению творческого процесса и не показывать их никому.
Это процесс, погоня за недосягаемым совершенным моментом, высший неуловимый оргазм нимфомана, всегда желанный, всегда недостижимый, иллюстрирует деятельность искусства, как функции управления, столь же вызывающий привычку и совершенно убийственный, как Героин. Путь, который ведет не к просвещению, но лишь в пустую выбеленную комнату. «In girum imus nicte et consumimur igni» .
«Момент полного счастья никогда не случается во время создания произведения искусства. Обещание его ощущается в акте творения, но исчезает в создании работы. В этот момент художник осознает, что это просто картина, которую он рисует. До тех пор, пока он отваживался надеяться, что картина может пробудиться к жизни. Если бы это было не так, то могла бы быть написана совершенная картина, по завершению которой художник может уйти на покой... процесс творчества становится необходимым для художника возможно больше, чем сама картина. Процесс на деле становится привычкой».
- Люциан Фрейд.
Я не хочу сказать, что создание произведений искусства должно быть автономным, создаваемым в стороне от практики реальной жизни. Я далек от этого. Я говорю о том, что искусство, смешанное с жизнью не должно быть исключительно биографическим (Ричард Лонг вчера отправился на прогулку в леса и посмотрите, что он нашел). Искусство должно обращаться непосредственно к зрителю. Жизнь художника и его опыт без сомнения важны, даже первостепенны для его работы (как, например, по общему мнению, авария для Бойса или католичество для Леонардо), но в произведении искусства более важна реакция, которую оно вызывает у зрителя, но не объяснения произведения, диктуемые в самовлюбленных статьях каталогов. Мне кажется, что равновесие колеблется от искусства к художнику, или точнее, к перфомеру. На что же должны реагировать зрители, на творение или на творца? Зачастую кажется, что нас призывают отреагировать на художника, просто потому, что нас убедили, что он «что-то прочувствовал», как это объясняется в каталоге. К несчастью, мы оставлены один на один с объектом, который ссылается на концепцию. Мы оставлены с чистым полотном, нетронутой грудой кирпичей. Важна деятельность, мысль, мы можем оставаться убежденными, всегда происходит где-то еще. Это результаты. Искусство, не как представление о том, что кто-то видел, не искусство ради эстетических красот, но искусство - закодированное напоминание только о процессе – процессе искусства, удивление самонадеянной позиции художника – вот, что это такое, вот, что значит быть художником! В этом объяснение всего этого, этой чепухи, но вы, мерзкая публика, массы, не понимаете этого. Даже интеллектуалы не понимают. Они изучают это, восхищаются, вырабатывают замысловатые мнения, но они не понимают этого, потому что, о, блаженство, оргазм, я такой восприимчивый, они просто не могут этого понять, потому что они – не художники.
Настоящее искусство говорит о жизни, как о пережитом, отредактированном и представленном художником. Оно не нуждается в объяснении и дешифровке создателем, куратором или критиком. Оно должно быть самодостаточным и рассматриваться, изучаться и оцениваться согласно соответствующим критериям и пониманию отдельного зрителя, который может узнать, или не узнать себя в нем. (Он может счесть это шедевром, он может счесть это дерьмом). Не через деятельность художника, не через слова и названия, но через предмет искусства. Для этого не нужны каталоги или злоупотребление словами. Большая часть современного искусства не имеет успеха, потому что упорно стремится к закодированию, оно старается быть просто кодом, который, когда его взламывают (когда присуждается бессмысленный диплом, объясняется тезис), обнаруживает мало смысла, если вообще что-то обнаруживает. Обычно стили и школы означают просто коды распознавания.
Что интересно в изобразительном Искусстве так это наблюдение, какой эффект оказывает на него информация. Что художник подразумевает (редко хоть что-нибудь), как правило отличается от того, что предполагает наблюдатель. В самом деле, многие знаменитые произведения искусства стали знаменитыми только потому, что люди все еще пытаются интерпретировать их. Чем более проницателен художник, тем лучше он контролирует впечатление, производимое на зрителя. В этом смысле, несмотря на то, что я зачастую чувствую, искусство может иметь более скрытую, но очевидную общественную ценность, чем подразумевалось. Но простая формула, которая применяется в мире искусства, зачастую оставляет под вопросом обоснованность большей части этих произведений, несмотря на то, что мир искусства сопротивляется этому или неспособен примириться с фактом. В качестве примера можно привести гигантскую увеличенную фотографию фрагмента вируса ВИЧ - она выглядит эстетично и совершенно неузнаваемо, ее цветной отпечаток изящно наложен на фотографию распятия. Можно назвать это творение «Воскресение» и продать за 1000 долларов местному епископу, который повесит ее у себя над кафедрой, или, если у вас хороший агент, назовите это «СПИД-Христос» и, если она достаточно большая, продайте либеральному нью-йоркцу за 100 000.
Многое в искусстве связано с простым опытом - проиллюстрировать, как общество обрабатывает информацию, как с ней обращается и делает на этом деньги. К несчастью, мир современного искусства полон таких самодовольных, очевидных заявлений. Мир искусства забывает об искушенности тех людей, которые решили не становиться их аудиторией, и их возможности в 1990-х годах очень быстро впитывать идеи. Поэтому такие Заявления могут быть лишь написаны на оборотной стороне пачки сигарет в качестве забавных афоризмов. Это вид искусства, создаваемого людьми, которым приходится объяснять словами, чего же они пытаются добиться.
Существует, тем не менее, искусство, которое само по себе не преследует общественно-политических целей. Многое в искусстве, будь оно абстрактным или предметно-изобразительным, привлекает мало или совсем не привлекает внимания предполагаемой интеллигенции из средств массовой информации, связанных с искусством, просто потому, что оно немодное, социально-бессмысленное или имеющие смутное отношение к общественным проблемам, чисто эстетическое, пустая демонстрация или декорация, которая подчас способна выйти за пределы языка или нормальные критерии оценки. Искусство, которое затрагивает глубинные, инстинктивные, «естественные» осязательные чувства. Некоторые интеллектуалы могут поспорить, что подобное декоративное искусство не заслуживает серьезного внимания и, в любом случае, такие врожденные эмоции и формы сознания не существуют в природе, они создаются традициями, потребностями и чаяниями искусства. Но если это случайность, что случится, например, если вы подберете на пляже ракушку или камень и просто захотите взять ее себе? Столь же естественная форма и текстура может привлечь привязанное к земле животное – человека, вызывая естественные чувства, так же, как некие естественные чувства, которые могут быть вызваны визуально, тем же способом, что и визуальные воспоминания или запахи могут вызвать определенное эмоциональное состояние. Настоящие художники стремятся найти визуальные ключи к этим эмоциям, так же, как музыканты и писатели. Иногда, в зависимости от того, кто ты и чем занимаешься, этот вид искусства может действовать гораздо сильнее, эффективнее, чем провокационное, документальное, социальное произведение.
Эстетская позиция, как считают люди, подобные Джону Зерзану, не является отрицанием реального мира, в то время как «политически сознательная» позиция утопического авангарда зачастую ЯВЛЯЕТСЯ отрицанием. Они, по сути своей, социально наивны, поскольку считают, что искусство – это нечто, способное организовать жизнь и общество. Мир устроен иначе. Сердцевина «Современного Искусства», Теория, игнорирующая существование социальных реалий, чтобы представить вакуум социального пространства, которым, по сути, современное искусство само по себе и является. Пространство реагирует на это (тем или иным образом), независимо ни от каких врагов-обывателей. Так, например, художники заявляют, что они становятся шаманами, возвращая человеческую духовную сущность миру безумного реализма, возвращая нечто «отринутое».
Существует немало книг, от «Культа искусства» Джина Гимпла 1969 года, до «Врага Человечества» Роджера Л. Тейлора, изданного в 1978 году, и «Элементов непринятия» Зерзана, появившихся в 1988 году (и все это занудные книги, которые никто не читает), которые критикуют в общих и традиционалистских, классических терминах мир искусства во всех его формах проявления. Но опять-таки, как Церковь Сатаны является гнездом христиан-отступников, так артбойкот/нападки на искусство в подобных педантских публикациях, как правило, получают одобрение со стороны неудавшихся художников и марксистов из среднего класса, страстно говорящих о «пролетариате», которому не дан допуск к искусству. Точно «искусство» - это идеал или цель, к которой устремляются обездоленные. Очевидно, что многие люди покупают картины не из соображений престижа или в качестве экономического вложения. Так же абсолютно очевидно, что многие люди, имеющие наглость называть себя художниками, делают исключительно это для того, чтобы намекнуть на то, что они обладают куда большим пониманием, чем плебейские массы, от лица которых они так любят говорить. Так же правда и то, что большинство художников – невежественные, лишенные воображения зануды, которые занялись искусством по причинам, являющимся прямым следствием классового воспитания. (Раньше ни к чему не пригодные отпрыски состоятельных семей становились священниками, теперь они присоединяются к светской религии Культуры, наводняя художественные школы). Всем уже стало ясно, что это правда, но такие вещи не означают, как полагают некоторые политизированные критики, что «искусство» - это плохо, социально или морально. Придти к такому заключению сродни тому, что сказать, что духовность – это плохо, припомнив христианские крестовые походы или процессы над ведьмами в Салеме.
Хотя общий уровень понимания произведений искусства и художников, крайне низок, что иллюстрирует фурор, произведенный Серрано, и мотивации многих художников сомнительны, это не повод перечеркивать все искусство и культуру. Когда вы читаете доводы художников против искусства, вы понимаете, как глубоко укоренился их самообман и благоговение перед своим предметом. Точно так же, как доводы сатанистов всегда основываются на римском кресте тысячелетней давности, антикультурные доводы основываются на другой старой спорной фантазии. Шестой форме марксизма.
Читая книги в духе вышеупомянутых, скоро начинаешь понимать, что художники редко способны придумать письменный аргумент, и когда они пытаются доказать, что задействуют свой интеллект, стремясь, как Ситуационисты, обратить на это внимания, они используют три длинных слова из тезауруса, в то время, как можно обойтись одним простым словом. Но теория, которая, разумеется, объясняет в наиболее тупой манере из всех, основывается на том, что мир искусства должен отражать принципы классовой борьбы (так же как и промышленность), что «культура» не должна быть неприкосновенной, что искусство не должно диктоваться буржуазией.
Эти якобы разумные, простые аргументы, - которые должны выражаться открыто, - на деле лишь провоцируют социалистический спектр цензуры, и сами по себе основываются на обобщениях и многословных противоречивых аргументах, которые обнаруживают фундаментальное недопонимание того, что происходит в умах людей. Эту же иллюзии разделяют все политики и люди, использующие для решения проблем линейное мышление, и сами по себе являющиеся прямым следствием такого «логического» мышления. Полностью игнорируя тот факт, что Вселенная – внутри нас.
Есть также преимущество в Артсоце, в том, чтобы быть «политически» мотивированным (что практически всегда означает – социалистическим, марксистским, ленинистским, троцкистским или «анархистским»), потому что это не только создает фальшивую ауру мятежа, которой наслаждается художественная богема – в том, что почти все художники – выходцы из среднего класса и таким образом отрицают свое воспитание – но это дает художнику ощущение, что у него высокоморальные мотивы. Он не просто талантлив, восприимчив и интеллигентен, он  - существо, наделенное индивидуальностью и моральным превосходством.
Признание ценности некоторых произведений искусства - не есть измена «рабочему классу», также как, интерес к футболу - не есть интерес к неонацистской политике Британской Националистической партии. Но если выступающие против искусства демонстрируют покровительственное отношение к «массам» и в то же время отчасти интеллектуальное филистерство, мне интересно, неужели подобные писатели и критики действительно не понимают благотворного воздействия искусства?
Как ни странно, наиболее социально радикальные произведения искусства в наши дни могут стать предметно-изобразительные натюрморты или пейзажи, творения ремесленников, не кричащих об особом видении или тайном языке. Такие художники могут с помощью своей работы в какой-то степени поддержать культурную систему, которую многие из нас считают до некоторой степени отвратительной и реакционной, но, в отличие от авангардных движений, они не заявляют, что делают нечто иное, они не вовлечены столь беззастенчиво, столь неизбежно в игру в Дистанцию равнодушие. Большая часть так называемых авангардных «движений» на всем протяжении недавней истории искусств разделяли идеи демократизации искусства, пытаясь сделать его менее классовым, и превратить искусство в важное коммуникационное средство (как правило, протеста или несогласия) в сферах культуры, политики и общества, на которые художники стремятся повлиять. Но эти откровенно политизированные движения, связанные подобными целями и мотивами, повторяли одну ошибку. То, что я говорил о Серрано. Их ошибка в том, что в обществе это никого не волнует. Далекое от поощрения соучастия, или признания, искусство, и главным образом экспериментаторство в искусстве, отдаляет искусство от повседневной жизни, представляя, по общему мнению, интеллектуальный багаж, сочащейся «гибберишем», зрителям, которые не желают, чтобы подобные теоретические аргументы навязывались им людьми, которых они считают претенциозными и неподходящими.
Проблема авангардных активистов в том, что подавляющее большинство людей не желают избавляться ОТ оков искусства, они желают бежать В мир искусства, подальше от темниц, в которых они обитают - перед мониторами компьютеров, контрольных пунктах кассах и конвейерах обыденного мира. Художник, который имеет такую роскошь, как время, чтобы размышлять над подобным выбором, чего не может себе позволить большинство, зачастую вызывает презрение у тех из нас, кто трудится на «нормальных» работах. Художники, с которыми я встречался, боровшиеся против искусства, нападавшие на арт-истеблишмент и разоблачавшие буржуазную природу, делали это не столько потому, что стремились изменить систему, а потому что они хотели занять положение внутри системы, которая поддерживает их из-за чувства вины, которое они испытывают вследствие вовлечения в этот бесполезный, коррумпированный капиталистический мир. Не работая в офисе, магазине или на заводе (кроме как на каникулах в колледже), они упускают важную составляющую общественного сознания – унизительную нужду. Из-за этого они так же не понимают то, на что многие из них любят ссылаться - классовую борьбу. У них нет боссов, которых можно ненавидеть, автобусов, на которые опаздывают, нет тупых клиентов, с которыми приходится иметь дело, ни жесткого расписания, по которому приходится жить. Они могут отвергать концепцию трудовой этики, но они по-прежнему не понимают возникающее в связи с этим чувство братства. Эта дистанция от повседневной реальности также может некоторым образом объяснить, почему многое из создаваемого искусства так мало или совсем ничего не значит для широкой публики.
Это так же объясняет довольно странную привычку многих художников и преподавателей искусства, говорить об обществе в терминах, которые лишены смысла за пределами арт-журналов и кампуса колледжа. Что ж, возможно, это проблема не столько художника, сколько зрителя. И хотя я разделяю общее отвращение к самоуверенности художественного мира (возможно, вы это уже поняли) и имею некоторые сомнения относительно способа, которым искусство выполняет функции контроля, и того, как оно преподносит авангард и его так называемых интеллектуальных критиков и фанов - фальшивой внешней оболочки революции; несмотря на это я намерен защищать глубокую роль искусства до последнего. Нет плохого искусства, есть паршивые художники.
Если перфомер сидит на стуле и намазывает на себя желе, нахлестывая при этом мертвую лошадь, это может произвести интересное воздействие на зрителя, который способен интерпретировать это творение к своему удовольствию, и это может оказать какое-то благотворное воздействие на работу других художников и то, как люди воспринимают искусство. Но это лишь произведение искусства и, в качестве такового, должно рассматриваться в контексте, который ограничивает его социальную значимость и, следовательно, притязания многих авангардных художников. Однако это не означает, что «искусство - плохое». Большинство людей питают отвращение к искусству, потому что они воспринимают художников как никчемных людей, у которых имеется избыток времени и места для праздных рассуждений, и мужество, чтобы ограничить свою аудиторию специфическим социальным слоем, сознательно делая свою работу малодоступной, дорогой и непонятной. Люди хотят, чтобы их развлекали, люди хотят, чтобы их информировали, люди хотят, чтобы можно было отождествить себя с тем, что происходит внутри произведения искусства и без боязни интеллектуального возмездия, интерпретировать, критиковать и оценивать его, используя доступный им сенсорный аппарат. Это означает, что изобразительное искусство должно быть изобразительным, а не словесным. Объяснимым, но не объясняемым.
Смотреть на картину – значит просто смотреть и не пытаться увидеть. Смотреть на визуальное искусство – с помощью визуального аппарата. Просто, смотреть. Когда ты смотришь на произведение искусства, которое воздействует на тебя, ты это понимаешь, даже если не отличаешь Тернера от Констебля. Точно так же, как ты смеешься над смешной шуткой или так же, как твои глаза наполняются слезами, если кто-нибудь стукнет тебя между ног. Некоторые образы воздействуют как Удар. Причины, по которым они работают, не обязательно должны быть важными, ведь физиологические причины возникновения боли от удара в промежность, неважны. Если только ты не студент-медик. Или лектор по истории искусства. Просто смотри. Вот почему некоторые элементы оккультного искусства притягивают, а многие оккультисты и оккультные писатели – нет. Почему некий Ритуал пробуждает, и почему гримуары – просто дурацкие трактаты, которые, как говорит ЛаВей, «затеняют» сущность. Оккультные искусства, как и коммерческие искусства, привлекают не только в силу своих социальных подтекстов, но и потому, что оккультные действия затрагивают какие-то глубинные струны в человеческом сознании. Когда в школе меня заставили прочитать «Фауста» Гете, я обнаружил, что неизгладимый след остался не столько в мозгу, сколько в сердце. Прискорбно, что большинство визуальных художников, как и большинство оккультистов, робкие, связанные «образом жизни» простаки, растрачивающие могущество искусства в «погоне за результатом». В упорном стремлении демократизировать и освободить артистический опыт, утописты зачастую преуспевают лишь в создании еще одного объектива, еще одной книги, через которые искусство отдаляется и становится еще более эзотерическим и ненужным. Единственный способ сделать визуальное искусство значимым – заставить его работать на визуальном уровне. Поскольку весь мир заключен внутри человеческих голов, значит, визуальное искусство должно восприниматься церебрально, и какие бы связи, ассоциации или послания предположительно не существовали, они должны быть созданы зрителем.
В социальном отношении, сделать визуальное искусство еще одним предметом политического спора между левыми и правыми, или превратить его в музейный экспонат, крайне бессмысленно, поскольку это лишь отдаляет зрителя, и таким образом сводит на нет воздействие визуального искусства.
Мы неизбежно возвращаемся к Мейл-арту, который успешно обходит галерейную систему, уничтожая саму потребность в галереях. Витторе Барони, один из самых известных ныне мейл-артистов и один из лучших представителей этого жанра, время от времени присылает мне свои творения, и я замечаю, что его работа становится все более и более выразительна в словах, нежели в образах. Он даже выпустил памфлет, который сам по себе произведение искусства, под названием «Arte Postale!». Хотя оно сохраняет традиционные оттиски резиновых печатей, красивые открытки, коллажи и тому подобное, что является средством выражения мейл-артиста, оно также содержит много текста. Выбрав прямую коммуникацию, вместо модных абстрактных иллюстраций, Барони способен сделать нечто конструктивное в сети мейл-арта. Так он строит мост. Однажды мейл-артисты поймут и признают истинно революционное назначение почтовой системы. Вместо того чтобы рассылать сотни ксерокопированных открыток с изображениями Бобов Доббсов, курящих трубку, они перестанут называть себя художниками и напишут друг другу письма. В любом случае этот канал передачи подрывной информации (МА является скорее таковым, чем Альтернативным Искусством) будет забыт с наступлением новых технологий.
Пост-Площадь-Тианьминь, люди в Британии и Штатах, не будучи художниками, используют факсы своих работодателей, чтобы рассылать новости и информацию на случайные номера в Китае.
Мейл-арт в качестве литературного жанра дал «Никто В Донкастере» и Де Мойну реальный доступ к этому маленькому миру, в котором мы живем, точно, в немалой части связано с парадоксом, который не интересует большинство мейл-артистов, либо они не знают о нем. Это парадокс Синдрома Маленького Мира.
Вот пример Синдрома Маленького Мира. Вообразите, что вы живете в Нью-Йорке, и вам дали письмо без адреса и сказали, что вы должны доставить это письмо определенному человеку в Калифорнии. Вы должны доставить письмо по месту назначения, следуя правилам: Вы можете доставить письмо адресату только переслав его кому-то, кого вы знаете лично и кто, по вашему мнению, может быть знаком с этим человеком, он, в свою очередь, должен сделать то же самое и так далее.
Вы можете подумать, учитывая численность населения Америки и случайный путь следования письма, что письмо проделает тысячи переходов, прежде чем доберется до цели. И, разумеется, ошибетесь. Знаменитый американский ученый-социолог Стэнли Милграм (из «Милграм Эйт») многократно проделывал этот эксперимент и обнаружил, что на деле, мир -крошечный, среднее число переходов от адресанта к получателю всего лишь пять. Знают ли об этом мейл-артисты, интересно ли им это?
Тони Лоуэс – нью-йоркец, живущий в Бэнтри, Эйр, присылает мне всевозможные наклейки, значки и манифесты, призывающие Покончить с Искусством. Это превосходная идея (основанная на теориях Густава Метцгера и других) – все должны прекратить какую бы то ни было артистическую деятельность, и вместо этого использовать сэкономленные деньги и энергию на дело спасения мира. Беда в том, что мистер Лоуэс решил распространять это послание среди тех, кто так или иначе связан с сетью мейл-арта, так что «Борьба с искусством» сама по себе превращается в «Произведение искусства», и на большинство художников производит впечатление скорее художественной, нежели политической акции. В Лондоне трехлетняя «Арт-забастовка» была поддержана Стюартом Хоумом, главным образом, чтобы придать остроту критике артистического мира, подобно той, что я сформулировал здесь. (Хотя  Хоуму, Лоуэсу и Метцгеру надо отдать должное за то, что они высказали в своих публикациях то, о чем многие думали годами).
Стюарт не возражает против моих слов, до того, как он прославился в связи с Арт-забастовкой, его творчество (в составе «Praxis Group») было практически никому неизвестным. Во время подготовки к началу Арт-забастовки Стюарт сказал мне, что на него появился спрос, у него хотят взять интервью для телевидения и радио, как у Художника. Стюарт – главным образом писатель, и знает, что в визуальном искусстве главное не то, что ты делаешь, а то, что ты говоришь. Или, точнее, не говоришь.
В 1976 году Марк Перри и Дэнни Бейкер выпустили «Sniffin` Glue» («Нюхающие клей») - интересный фэнзин. Я спросил у Марка, почему он это сделал, и он ответил, что сделал это потому, что не смог придумать ничего другого. Мой старый коллега из «Sounds» («Звуки») Сэнди Робертсон сделал тоже самое в Шотландии со своими «White Stains» («Белые пятна»), Тони Дрейтон создал «Ripped & Torn» («Драный и оборванный»), а затем, вдохновленный Тони, и проработав какое-то время с «R&T», я сам сделал это - (поистине замечательный, прекрасный, великолепный) «Rapid Eye Movement», и традиция продолжена Миком Мересером и Томом Вейгом и сотнями, а возможно и тысячами, других. Как и я, Том сказал, что сделал это «чтобы чем-нибудь заняться».
 Фото: Стюарт Хоум
Разумеется, это был международный феномен. В. Вейл из Сан-Франциско в 1977 году начал выпускать «Search&Destroy», хотя сейчас, когда я это пишу, он уже переделал его в легкий, более глянцевый «Research» - одно из самых популярных изданий 80-х годов. В Кембридже (Массачусетс) работал Джек Стивенсон, присылавший мне свой превосходный «Pandemonium», в Швеции - К.М. фон Хаусвольфф и Ульрих Хиллбранд, издававшие «Raduim», во Франции, в Руане - Жан Пьер Турмей, который все еще выпускает буклеты и диски «Sordide Sentimental», правда, когда я спросил Жан Пьера, почему он это делает, я не понял, что он сказал.
В конце семидесятых фэнзинство, «OZ» и «I.T.»  столкнулись с уорхоловским «Интервью», и мэйнстримовые СМИ изменились навсегда. Ник Логан поставил на ноги чахлый «N.M.E.», а затем решил начать издавать журнал, который, как он мне однажды сказал, собирался назвать «Rapid Eye», пока не узнал, что я издаю фэнзин с таким названием. Тогда он назвал его «The Face», журнал, который возвестил «стиль поздних 80-х», одержимый депрессией, ставший образцом для всех последующих журналов. «Андеграундная» пресса (я использую этот термин пренебрежительно, поскольку в ней нет ничего андеграундного) не должна сбиваться с толку простым Издательским Тщеславием.
Хотя каждый из нас, кому довелось редактировать и издавать журнал, был, без сомнения, тщеславен и громкоголосен, существование независимых, коммерческих изданий – социальная необходимость, важная для культурной и политической жизни общества. Сила и потенциальная привлекательность малого издательства не должна недооцениваться. В 1980 или 1981 году я популяризовал в музыкальной прессе грязный, сырой комикс, который мне прислали из Ньюкасла. Он назывался «VIZ». «От маленьких желудей...».
Я удивлялся тогда Перри и Тони Ди, и даже «VIZ» в конце 70-х, и до сих пор продолжаю удивляться. Почему люди решили назвать себя мейл-артистами и рассылают хлам нескольким сотням других мейл-артистов, когда за те же деньги они могли бы продавать или раздавать несколько сотен или тысяч фэнзинов людям на улицах?
Хотя мейл-арт якобы существует для того, чтобы, каким-то образом, изменить или избежать традиционного Мира Искусства, и претендует на то, чтобы быть средством общения и социально значимым явлением, занимающиеся им все еще предпочитают элемент исключительности, предпочитают контекст искусства, а не популярной культуры, в то же время стеная, что Искусство стало таким элитарным и буржуазным. В то время, как мейл-артисты рассылают открытки своим приятелям, независимая пресса выносит идеи на улицы.
(Или доносит их иным образом, когда разнообразные Монти Кэнтсины выкачивали свою кровь, чтобы продавать ее как произведение искусства, два человека из движения «Ploughshare» ворвались на территорию военного аэропорта Гринхэм-Коммон. Один из них вылил две бутылки собственной крови в кабину бомбардировщика, в то время как другой, разбил кувалдой пульт управления, нанеся убытков на 300 000 фунтов. Они были «Христианами», а не «Художниками», и сообщения об их акции не попали ни в национальные газеты, ни в модные журналы, а только лишь в независимую прессу).
Каков смысл в вызове в суд Мациунаса и последующем Манифесте «Флексуса», если все, что получилось в результате – это Бойс, болтающий с зайцем в художественной галерее, и Йоко, заколачивающая гвозди в стены?
«ОЧИСТИТЬ мир от буржуазной заразы, «интеллектуальной»,
профессиональной и коммерциализованной культуры, ОЧИСТИТЬ мир
от мертвого искусства, имитации, ненастоящего искусства, абстрактного искусства, иллюзионистского искусства, математического искусства,
«ОЧИСТИТЬ МИР ОТ «ЕВРОПЕАНИЗМА»».

Эксцентричный, неистовый план, я полагаю, должен был стать многозначительным. Отчасти он так же мог бы быть позаимствован из рекламы какого-нибудь Модного Тщеславного издателя Девятнадцатого Века. Читали ли когда-нибудь манифест более бесполезный и более игнорируемый самими авторами – художниками из «Флексуса»?
Пока Мациунас замысловатым языком пытается освободить искусство из добровольного заключения в гетто, члены Флексуса впадают в банальность, эксцентричность и закодированные виньетки Освобождения. Без формы, техники или расширения социальных функций современное Искусство уплывало, как дерьмо астронавта – холодное, бесполезное и отдаляющееся от людей в свое пустое священное многословие.
Стремление освободиться от «Европеанизма» - что, как я предполагаю, подразумевает традицию и деградацию – характерная черта многих американцев, и в Искусстве американцы пытаются освободиться от классических оков Парижа, Рима, Афин и Лондона всеми возможными способами, даже если эта «свобода» ничего не значит для освобождения личности. Закапанные полотна или облитый каркас – самая безопасная, самая самонадеянная версия анархии, или любая иная форма социальной реальности, и в любом случае очень мало значит для зрителя конца 20-го века, будет он «европеец» или кто угодно.
Джордж Мациунас, несомненно, был яркой, полной благих замыслов, личностью, но, что столь типично для американского авангардиста, был еще более убежден в том, что беспричинная иррациональность может заменить подлинную оригинальность, красоту и остроумие, чем даже его герой - Марсель Дюшамп, этим Мациунас более всего и запомнился в структуре Американского Искусства.
Он жил в Нью-Йорке на Вустер-стрит, и идея Мациунаса о революционном «небуржуазном» искусстве заключалась в том, чтобы покупать бесполезные вещицы в секонд-хэндах и помещать их в коробки или придумать для Флексуса сценарии таких событий, как свадьбы, похороны, разводы, которые, разумеется, должны быть любовно зафиксированы на кинопленке. По общим отзывам, Мациунас жил среди «интересных» обломков противогазов, коробок со стеклянными глазами и кроличьего помета. В его туалете, всякий раз, когда посетитель нажимал на кнопку смыва, раздавался маниакальный смех... и тому подобное.
Мациунас был слишком мягок, чтобы стать значительной фигурой, движущей силой в артистических джунглях Нью-Йорка, и поэтому его идеи и его самого использовали и критиковали еще менее оригинальные прихлебатели. Без какой бы то ни было активной саморекламы, именно Мациунас (профессиональный архитектор), открыл нью-йоркское СоХо (модное название, придуманное агентами по недвижимости для некогда сомнительного района «Юг Хьюстон-стрит») для артистического братства, превратив склады в дешевые студии и галереи, и вдобавок ко всем своим неприятностям, преследовался местными властями и подрядчиками (один из них так жестоко избил его, что он ослеп на один глаз), а другие, несколько лет спустя, предъявили права и изрядно разбогатели на новом, вздорожавшем имидже района.
Странный, обнищавший художник стал легкой добычей для коварной Йоко Оно, которая украла его идеи и, с помощью денег Джона Леннона и гарантированной известности, превратилась в международную знаменитость за счет чужой тяжелой работы. Оно, мечтавшая выжить Уорхола и занять его место лидера Нью-Йоркского авангарда, даже пыталась объявить себя некоронованной королевой «Движения Флексус», которое было основано Мациунасом, но серьезные художники и критики, к счастью, не восприняли это.
Меня поражает то, что многие люди, занимающиеся Искусством, мейл-артом или чем-либо еще, стремятся стать членами группы или, как они любят это называть, Движения (слово, подразумевающее, как политическое братство, так и прогресс).
Смотрящим в прошлое академикам и историкам искусства тоже нравится идея Движений, поскольку это существенно облегчает их работу. Процитирую фразу Граучо Маркса – я никогда не присоединюсь к клубу, который хочет видеть меня членом в своих рядах. Но я постоянно встречаю здесь, в Америке, и дома в Англии, людей, которые говорят мне, что были членами «Флексуса», точно членство в Движении является рекомендацией в предполагаемом радикальном андеграунде. На деле, сознательное присоединение к подобному Движению становится рамками, ограничивающими творчество личности. В рамках группы взгляды быстро становятся ограниченными. Как говорил Боб Блэк – они путают «похожесть с общностью». Вот почему сюрреалистам пришлось выставить вон Сальвадора Дали, вот почему Дебор откололся от леттристов, именно поэтому раскололся Ситуационистский Интернационал, поэтому Глену Мэтлоку пришлось уйти из группы. Вопреки нынешнему убеждению, феномен Панка – это вовсе не «движение». Как и эйсид-хаус, это стиль, свободный от манифестов.
Например, когда я говорил с «Discharge», их цели, деятельность и идеи показались мне весьма отличными от того, что я слышал от Пола Уэллера, или «Sex Pistols» или «Vermilion», или Джина Октобера или Билли Айдола и прочих, или, в теоретическом плане – Йена Пенмана или Джули Берчилл. Когда в «Rough Trade» вы поговорите с Гэри Бушеллом, или Смолл Уандер, Питом Стеннетом или Джеффом Трэвисом, вам выскажут множество совершенно разных идей относительно того, что же такое «панк». Хотя все они в то или иное время в большей или меньшей степени считались влиятельными в сфере «панка». На самом деле, они просто играли или писали в то время, когда от молодых людей ожидали, что они будут играть или писать. Эра Панка сделала модным играть и писать и делать это определенным образом. Дух дилетантизма, антагонизма и общедоступности сделал немало для изобретения заново оригинальных оскорблений в адрес рок-н-ролла. Играть может кто угодно. Несмотря на работу прекрасных художников, таких как Брайан Кларк, или коммерческих художников, таких, как Джейми Рейд, визуальные искусства никогда такого не испытывали.
От художников до сих пор ждут, что они будут посещать колледж и выставлять свои работы в галереях, полных клонированных студентов художественных колледжей и состоятельных культурных хищников. Вот что они должны делать.

ДИТЯ РЕНЕССАНСА (ПОСТУПЬ ВРЕМЕНИ)
«Я наткнулся на монстра/ спавшего под деревом/я посмотрел и понял, что этот монстр – я...»
- Дэвид Боуи, «Ширина круга»

Дитя Интуиции, обнаружившее ангелов и демонов внутри себя. Хладнокровный, проницательный, понимающий. Подойдите ближе, мои droogies. Теперь, когда перед нами простираются 90-е, с их ретро- и репродукцией, артистическая богема оглядывается в поисках в прошлое и выдает  постмодернистское заключение о смерти десятилетию, о котором они еще недавно говорили с ненавистью – 70-м. Артистическая Богема  в основном состоит из небольшого числа мужчин (и отчасти женщин) из среднего класса, считающих себя интеллигентными, творческими и слегка эксцентричными арбитрами вкуса и исторической реальности. Звездные старые vecks все сейчас обратились к Панку и неверно поняли его. Многие академики, которые останутся безымянными, с наслаждением спорят о «корнях» «феномена Панка», но практически все они либо слишком молоды, либо слишком стары, либо слишком далеки от него во времени, чтобы понимать, о чем они говорят. Они владеют терминологией, но не пониманием.
Как я уже говорил, Панк на деле означает разные вещи для разных людей. Интерпретации зависят от их корней. Моя версия проста. Рядовой состав Панка главным образом сформировался благодаря как научно-фантастическим книгам в мягкой обложке, Новой Английской Библиотеки, футбольным трибунам, средней школе, приемной суда по делам несовершеннолетних и барам-бильярдным с околачивающимися в них малолетними пьяницами, так и средой художественных школ.
«Slade», «T-Rex» и, возвышающийся над всеми, Дэвид Боуи, эти главные поп-звезды повлияли на Панк куда больше, чем все написанное французскими интеллектуалами. Неудивительно, среди пижонистых, волосатых, татуированных студентов конца 80-х прошлая работа с Бингом (Кросби) («Маленький барабанщик»), Марлен Дитрих («Просто жиголо») и международная я-живу-в-Мустиге-мегазвездность («Let`s Dance»), раннее влияние Боуи, как асексуального мегакультового манипулятора были высмеяны и забыты. Но в 1972 году, мой маленький malchik, бывшие бритоголовые забыли о своем статусе замшеголовых рабочих парней и отращивали прическу под Боуи. Кроваво-красные волосы в сочетании с кроваво-красными астронавтскими «мартенсами».
В 1973 году каждый крутой фанат, заслуживающий такого прозвища собирал все творения «Velvet Underground» и «Stooges», потому что Боуи работал с Ридом и Игги. Под влиянием Боуи и по его указкам они также подверглись воздействию Уорхола, Гая Пиларта, Берроуза и Гайсина, Керуака, Жана Жене, Сальвадора Дали,  Дж Г. Балларда, Кроули и Голден Даун, Фридриха Ницше, Бунюэля, Брехта, Мэнсона, Дзен-буддизма, Мэн Рэя, Гинзберга, трансвестизма и бесчисленных химических и сексуальных экспериментов, никогда прежде не представленных столь явно в мэйнстримовой поп-культуре.
Боуи-мальчики стали первыми прочитавшими главную из когда-либо написанных книгу о английской молодежной культуре– блистательный «Заводной апельсин» Энтони Берджесса, не только потому, что Боуи играл главную тему в качестве вступления во время «Зигги-тура» 1973 года, но и потому, что он и его старый товарищ по художествам Марк Болан сказали, что как-то раз они сидели ночью и шесть раз просмотрели фильм Стэнли Кубрика (позже он написал строчки, которыми заканчивается «Drive-In Saturday»). Не тычь Ситуационистским Интернационалом, ты, старый yarble. Боуи, как и Берджесс с Кубриком, перепахали  английскую молодежь, как и позже появившийся Панк.
Иллюстрации: «Заводной апельсин»
фото: Дэвид Боуи, ок. 1976 года
Когда, незадолго до преждевременной смерти Зигги в Хаммерсмит-Одеон, менеджер Боуи Тони ДеФриз предпринял беспрецедентный шаг, заказав для серии выступлений своего главного артиста в Лондоне Эрл-Корт Арену на 18 000 мест, было ясно, что билеты не только распродадутся и шоу станет самым посещаемым в истории британской поп-культуры, но, было не менее реально, что они станут ареной массовых хулиганских выходок. После первого вечера шоу было отменено, потому что во время выступления шайки клонов Боуи мочились в проходах, ломали сидения и устроили массовые драки. Но когда Боуи пел «Changes», осуждающе глядя на собравшихся в партере журналистов и показывая пальцем на своих фанов, когда он пел «и эти дети/на которых вам наплевать/ потому что они пытались изменить свой мир/глухие к вашим консультациям/ОНИ ЗНАЮТ, ЧЕРЕЗ ЧТО ОНИ ПРОШЛИ!». Он заронил семена панка. Это было признание. Здесь, ярость и печаль, разочарование и жестокость бытия английского подростка были доказаны собравшимся новостным СМИ псевдо-молодежного истеблишмента, давшим нам «Битлз», «Yes» и Клиффа Ричарда, и им был показан средний палец. Молодой парень по имени Стив Харли, пока Боуи играл, отправился в туалет, и написал «Cockney Rebel», он позаимствовал котелок Алекса и грим Боуи и создал группу с тем же названием.
Следующая инкарнация Боуи в 1976 году сочетала в себе Ника Рега и «Человека, упавшего на Землю» с Берлином 30-х годов. В то время его называли фашистом (нонсенс), говорили о появлениях НЛО и приходили в возбуждение от оккультных ритуалов, на которых, по общему мнению, вызывался Дьявол (этот период впоследствии приписывался непомерному употреблению кокаина). В том же году появился Контингент Бромли .
Мальчики из рабочего класса, учащиеся в средней школе, читали в Новой Английской Библиотеке книжки в мягких обложках – Ричард Аллен, Мик Норман и Тони Парсонс, восторгались авангардным искусством (особенно нью-йоркским), принимали амфетамины и убеждали себя, и больше никого, что они – бисексуальны. Боуи манипулировал прессой, он стал первой открытой бисексуальной рок-звездой, объявив об этом в интервью «Мелоди Мейкер» в 1971 году, и позже опровержения журналистов не сыграли особой роли. (Второй менеджер Боуи, Кен Питт, как-то показал мне первое опубликованное интервью Боуи – в малотиражном гей-журнале под названием «Джереми» в 1968 году). Мальчики дрались (или чаще жестикулировали под песнопения Гарри Глиттера «Wanna Be In My Gang») на трибунах, пытались делать разрезки из текстов «Roxy Music», и, как всегда, пытались снимать девочек на вечеринках с банками «Watney`s Party Seven».
Хотя некоторые закончили Художественный Колледж, в основном рядовой состав Панка (которые, как правило, достигли возраста 16 лет в 1976 году и бросили школу) был скорее ближе к «Саундс» (прыщавые suedehead), чем к NME (прыщавые студенты), скорее к «Mott the Hoople», чем к «King Mob», по крайней мере, пока за дело не взялись Пол Морли, Джули Берчилл и «опытный стрелок» Тони Парсонс.
Американский панк скорее вдохновлен стенаниями гаражных групп – «Electric Prunes» - и тяжелым ритм-энд-блюзом, порождением злобной белой бравады «МС5», чем изданиями, воздействовашими на юных дебилов из спальных микрорайонов.
В 1979 году Панк превратился в более безопасную, домашнюю «Новую Волну», которая позже сама пришла к «инди»-группам и Новым Романтикам (с их заигрываниями с искусством и высокой модой и скрытыми отсылками к литературе). Новые Романтики начинали в клубе «Gossip» на Дин-стрит, на своих еженедельных Боуи-вечерах (которые посещали еще не ставшие известными тогда Бой Джордж, Мэрилин и Марк Алмонд).
Сейчас молодежная культура стала куда более изощренной и разделилась  на обособленные специфические стили и коалиции направлений. Эйсид-хаус и Рейв – нарезки Евро-электропопа, Скрэтча и духовного оплодотворения анархическим доморощенным панком и утопическим, наркотическим идеализмом 60-х. Я пока не говорю о «Crass», но если бы я это сделал, без сомнения обнаружил бы, что их дети теперь члены «Spiral Tribe»...

Две сегодняшние выставки здесь, в МСИ в Чикаго - ретроспективы работ американского художника Питера Сола и Арнульфа Райнера, не то немца, не то австрийца, имигрировавшего в конце 60-х в США, возможно потому, что здесь он мог больше заработать.
Работы Сола технически совершенны и совершенно омерзительны на вид. Его картины чрезвычайно похожи на творения более знаменитого исландского художника Эрро – ни те, ни другие мне не нравятся. Крайне политические, зачастую ужасающие темы Сола – наглядные, американские и представляют собой наслоение ослепительно яркого неоново-розового, отвратительного зеленого и ярко-красного, цветов, от которых слезятся глаза. По-видимому, Сол своими жестокими картинами желает поведать о том, как ужасна жестокость «Общества. Если его тема становится более светской, значит, он попытался ограничить воздействие.
Он изображает Вьетнам - восточные девушки, разрисованные как мультяшные змеи, застреленные здоровенными чернокожими солдатами. Это представление артистического мира о жесткой иронии. Так же Сол рисует Джона Уэйна Гейси – массового убийцу и насильника детей, который сейчас стал самым модным художником в стране.
Гейси практически неизвестен за пределами Америки. Впервые я услышал о нем в 1988 или 1989 году, когда кто-то, воспользовавшийся почтовым ящиком на Таймс-Сквер-Стейшн в Нью-Йорке, написал мне, предлагая книгу с избранными местами из многотомной переписки Гейси (всего лишь 14, 95 долларов, высококачественная бумага). Сомнительная популярность Гейси, как самого известного серийного убийцы и насильника 33 молодых людей и мальчиков, достигла своего апогея в Иллинойсе. Как и  все прочее в Америке, судебный приговор был вынесен с размахом. Гейси приговорен 12 раз к смертной казни и к 21-му пожизненному заключению. Спустя десятилетие после его нелепого наказания, он все еще жив-здоров. [Гейси в итоге был казнен в 1994 году – Ред.]

ПОСЛЕДНИЕ РАСПОРЯЖНИЯ
Гейси – один из тысяч человек, сидящих в очереди смертников, в ожидании свидания с расстрельной командой или, если им повезло меньше, встречи с электрическим стулом.
Электрический стул был впервые применен в Америке сто лет назад и продолжает использоваться. Это должно вам кое-что сказать о душевном состоянии этой страны. Первым человеком, умершим на стуле, был некий Уильям Кеммлер, осужденный за убийство своей любовницы. Первый разряд длился 17 секунд, но оказался недостаточен, чтобы убить его. После, без сомнения, крайне мучительного двухминутного ожидания, был дан второй разряд, покончивший с ним. Историк Д.Р. Джонс писал - «эта кошмарная сцена, дым, поднимающийся от трупа, вызвал обморок у одного из репортеров, а обвинитель в ужасе бежал из комнаты». Ничего удивительного.
Проблема в том, что тела здоровых молодых людей, как правило, сопротивляются воздействию электрического тока. Во время казни на электрическом стуле каждый нерв возбуждается до предела возможности, чтобы передать импульс, поэтому сердце перестает биться, но достаточный уровень химической энергии сохраняется в тканях для возобновления нормальных телесных функций, несмотря на то, что к этому времени волосы жертвы уже полыхают огнем. Печально, стандартная процедура казни занимает несколько минут, дается несколько отдельных разрядов, пока не будет установлено, что человек мертв.
Не далее, как в 1985 году, в Индиане, казнь заняла четверть часа, и жертва кричала не переставая. У уорхоловских зловещих изображений электрического стула – беспощадная констатация факта – были проблемы с американской аудиторией, предпочитающей смотреть на это иначе.
Джон Уэйн Гейси, которому пока удалось избежать участи пережаренного «биг-мака», стал весьма популярной фигурой среди мейл-артистов 80-х. Точка зрения такова, что чем более отвратительно преступление, тем более «таинственен», «чужероден» и «нигилистичен» преступник. В Северной Америке, где личностное искусство становится все более и более скандальным, более и более тривиальным, чтобы выжить, омерзительнейшее искусство даже избивает мертвых животных и мочится на старые иконы.
Фото: Майра Хиндли
В Ванкувере, автор «Серег-Зародышей» Рик Гибсон лишний раз доказал это, заявив, что он собирается проглотить живую крысу по имени Сниффи. Несмотря на то, что крыса – живой корм для змей (в этом, как вы понимаете, заключена социальная ирония), пятьсот возмущенных защитников животных не позволили Гибсону надругаться над грызуном и выгнали его из города. Тогда он довольствовался тем, что съел кусок человеческого яичка, предположительно, по крайней мере хотелось бы на это надеяться, кого-то уже скончавшегося. Боже. Все это, разумеется, весело, но в таком бесперспективном климате можно понять, почему возникает интерес к убийцам, и перед такими, как Гейси, преклоняются как перед «греховными» художественными типами.
Культовая одержимость повторяется с современными и историческими злодейскими фигурами, как в Британии, так и в Штатах – Гитлер, Мэнсон, Хиндли, Нильсен и Ульрика Майнхофф. Но не Сталин, или Сын Сэма, или Йоркширский Потрошитель, как вы должны обратить внимание, потому что эти преступники скучны, безумны или просто слишком глупы, чтобы стать интересной личностью, необходимой для аудитории активистского искусства. Несмотря на их эффектные преступления, они просто недостаточно модны, чтобы печатать их портреты на живописно изорванных майках. И снова старые социальные данные.
В конце концов, теперь мы все прекрасно понимаем, зачем общество создает таких медиа-монстров – для щекотания нервов и увеличения тиражей газет. Некоторые убийцы и их мотивы довольно интересны, и все мы увлеченно читаем о подробностях кровавых преступлений, но прославление кого-то просто потому, что он – убийца, и по случайности поддерживает некие довольно разумные идеи общественной борьбы, поражает меня нелепостью и непродуктивностью, поскольку многие люди могут придти к выводу, что взгляды, поддерживаемые убийцей - антиобщественны и неизбежно ведут к убийству.
Фото: Ульрика Майнхофф
Таким образом, взгляды Майнхофф или Мэнсона игнорируются большинством, какими бы разумными некоторые из них не были.
Гейси также популярен, потому, что если ты ему напишешь, ты можешь быть уверен, что получишь ответ. Таким образом он создал гигантскую всемирную сеть корреспондентов, в которую в разное время входили Труман Капоте, жительница Чикаго Опра Уинфри и разнообразные панк-музыканты. Гейси к тому же научился рисовать, вообщем-то не слишком хорошо, и уже продал по почте свыше пятисот картин, написанных им маслом в своей камере. Гейси, сперва признавшийся в убийствах, теперь все отрицает, несмотря на то, что на процессе против него было огромное количество улик, и в письмах производит впечатление приятного, разумного человека: «мы живем в обществе, подчиняющимся насилию и мести. И когда мы чего-то не понимаем, мы начинаем думать, что если мы разрушим (это), то оно исчезнет. Никто не выиграет от того, что потеряны 34 жизни». (Он вполне логично включил в этот список и свою жизнь). Но, как многие, находящиеся в окопах и тюрьмах, он – ярый Христианин.
Иллюстрация: «Электрический стул», Энди Уорхол (1965)
Его любимый художник – Леонардо и, подобно ему, Гейси создал несколько религиозных картин, вдохновленных «Тайной вечерей», в том числе свой шедевр – «МОЙ ХРИСТОС». Странно, снова «Тайная вечеря». Странно также, что уже находясь в очереди За Смертью приговоренный человек может выбрать себе меню. Слабый намек на доброту перед последней жесткостью.
По-видимому, самая популярная еда для приговоренного человека – картофель-фри, бургеры и газированные безалкогольные напитки. Этим людям уже не приходится заботиться о своей фигуре. Газированные напитки поощряются работниками тюрем, потому что, как нам говорили, употребление изрядного количества таких шипучих напитков перед казнью на электрическом стуле помогает предотвратить сильный запах горелого от тела, когда пускается ток. У нью-йоркских рекламщиков может появиться хорошая тема. «Пейте коку и улыбайтесь».
Копия «МОЕГО ХРИСТА» Гейси размером 10х14 дюймов с различными фонами – пурпурным, голубым, желтым, оранжевым или черным обойдется вам всего лишь в 35 долларов, к ней прилагается фотография автора с автографом. Как они любят здесь говорить – «Только в Америке».
Второй художник, выставленный в МСИ, Арнульф Райнер, должно быть интересный парень, я в этом уверен. Творения Арнульфа – это гигантские увеличенные фотографии его лица с таким перекошенным выражением, точно ему вставили бутылку в прямую кишку. Мне представляется, что эта техника задумывалась, как конфронтационная, но эффект полностью сводится на нет окружением. Так же здесь представлены многочисленные хаотичные картины с изображениями крестов - смерть, власть, старый век, плюс беспорядочные потеки, являющиеся признаком Важного Изобразительного Искусства. Византийские образы Христа (снова) и Девы Марии замазаны и усеяны отпечатками рук художника. Старые иконы, намеки, образы, религии, тела, символы и очертания - мощные, хотя и несколько смутные отсылки к фашизму (о, да, он ведь был немец, верно? Как глубоко.). Много смелости, смерти, заигрываний с оптическими эффектами, скукотища.  Неудивительно, что посетители выглядят утомленными в этом похоронном холоде, поэтому они ретируются в изысканный, отделанный сосновыми шпалерами, бар и ковыряются в тарелках с силосом, анализируя значимость увеличенного человеческого лица, но не забывая и о том, что нацеплено на вилку.
Иллюстрация: Арнульф Райнер, серия «Лица» (1972 год)
Что символизирует это искусство, для меня загадка, но, в конце концов, клиенты довольны увиденным, они побывали в Музее, а не на стадионе. И, к тому же, зачастую в этом и заключается вся Культура. «... Потом еще в кино, а потом домой».
Чикаго одержимо спортом в целом, и «Чикагскими Медведями» в частности. В каждом кафе или баре, магазине и такси, по телевизору или радио слышатся живые репортажи с игры. Переключая каналы, ты этого не избежишь. Даже стильные ухоженные женщины, которых ты видишь в торговых центрах из поддельного мрамора, с затененными стеклах, носят на своих меховых пальто скромные значки с одним простым словом – «Медведи».
Здесь, в городе и в стране в целом куда меньше, чем в Англии, ощущается классовое сознание, национальный спорт – увлечение не только для мужчин из рабочего, класса, оно повальное. Досадно лишь то, что американский национальный вид спорта невероятно скучен. Незаконнорожденный племянник регби, из которого убрали быстрые жесткие движения или, по крайней мере, замедлили, сделали сравнительно безопасными, благодаря пышным одеяниям, и добавили тактическую скуку крикета.
Тысячи приходят в волнение, когда эти толстые, странные мужики бродят от броска к броску, стоят на месте, сбиваются в кучи и изредка пробегают пять шагов, прежде чем споткнуться, и уйти на перерыв на время рекламной паузы. Никто из них не способен бросить мяч, никто из них не может поймать и никто из них не может даже выругаться.
Прекрасная игра – Футбол – никогда не приживется здесь, потому что порочный круг капиталистического спроса и предложения, поставщики – ТВ – никогда не захотят стимулировать спрос, поскольку футбол не оставляет телекомпаниям возможностей для многочисленных рекламных пауз. Следовательно, меньше дохода от рекламы. Не только поэтому, но также потому, что американцы – худшие футболисты в мире. Поэтому американцы, ограниченные, как и во всем прочем, довольствуются тем, что провозгласили свои команды «чемпионами мира» в скучнейшем спорте, в который больше никто в мире не хочет играть. В то время как все остальные заняты настоящим футболом.
«Quem nay gosta do futbol
dom sujeito nao e
E ruim da cabeca
O doente do pe»
- Joao  Gilberto

Американцы, которых футбол не интересует, тем не менее интересуются историями о связанном с футболом насилии, полагая, что ни один матч не обходится без кровавой бойни в перерыве.
Феномен насилия среди футбольных болельщиков интересен, поскольку выявляет двойные стандарты и непонимание, которое имеет место даже в самом передовом обществе. С одной стороны, мальчиков воспитывают в духе патриотизма, соревновательности, агрессивности,  гражданской гордости и уважения традиций и вовлекают в приятное времяпрепровождение со своими сверстниками. Они отождествляют себя с местным футбольным клубом и тратят время и деньги на его «поддержку». Выбор слов здесь важен. Люди говорящие, что они поддерживают футбольные клубы, не ходят смотреть матчи. (В самом деле, мне всегда становится скучно, если я смотрю игру команд, которые меня не интересуют). Как правило, субботы они проводят в окружении полиции, или сидя в участке, их поливают водой, с ними обращаются хуже, чем с животными, в то время как все их дремлющие, привитые им с детства убеждения выливаются в безумие из-за того, что происходит на площадке и в толпе вокруг них. Хотя некоторые из них демонстрируют худшие проявления мачизма рабочего класса, в целом это никого не удивляет, поскольку они применяют на практике принципы, внушенные им в юности. Ошибочно защищая честь какой-либо общей одинаковости тождественности, будь то клуб, страна или соседство. Модель Виртуальной Реальности.
Хотя большинство из нас перерастают подобные концепции и проистекающие вследствие них действия (да, я был футбольным хулиганом!), но некоторые - нет. Полиция, которой спонсоры и футбольные клубы платят огромные деньги для обеспечения безопасности публики, безнадежно плохо справляется со своей работой (их активно порицали и за несчастья на «Эйзеле»,  и в Хиллсборо, но так ни разу и не призвали к ответу), а затем жалуется Правительству на скверных мальчишек на футбольных матчах. Газеты, жаждущие сенсаций, в каждом номере подогревают лицемерные чувства «участия». Авторитеты качают головой, а политики соперничают друг с другом в борьбе за то, чтобы  продемонстрировать свою реакцию на «проблему». Проблема придумана Полицией, новостными СМИ и самими политиками. Каждый должным образом «реагирует» на «проблему», а в итоге страдают только футбольные клубы и, что более важно, сами фанаты. Когда новостные СМИ фокусируются на интересах любого меньшинства, плохо скрываемое предубеждение большинства производит впечатление дешевого дерева под оцарапанной полировкой. Если на кого-то напали или изнасиловали в лондонской подземке, никто ведь не призывает закрыть метро или оштрафовать метрополитен. Но до сих пор из-за тупого, подчиненного прессе менталитета Великобританской Публики, если кого-то, к несчастью, ранят на футбольном стадионе, занудные политики из среднего класса и их тупые, так называемые, избиратели визжат, что стадионы должны быть закрыты.
Некоторые люди в британской футбольной среде дерутся, потому что от них этого ждут. Люди на американских футбольных стадионах не дерутся, потому что этого от них никто не ждет. Жестокая, но практичная порода, американцы дерутся только за деньги. Американский взгляд на британское футбольное насилие неправилен и извращен.
Вот мнение, обобщенное тупым, профессиональным «полемистом» П. Д. О`Рурком, который заявил, например, что паром «The Herald of Free Enterprise» был перевернут мародерствующими болельщиками «Ливерпуль Юнайтед» (sic!) «для забавы». Это, разумеется, полная чушь; выступая с позиции свинского невежества, О`Рурк, по-видимому, перепутал затонувший паром с трагедией на стадионе «Эйзель».
До тех пор, пока людей будут побуждать собираться в группировки, клубы, страны и быть готовыми применять физическое насилие, чтобы защитить пространство, деятельность и догмы таких группировок, лидеры Общества будут недоверчиво всплескивать руками всякий раз, когда какому-нибудь несчастному разобьют нос или ударят ножом в огромной толпе взбудораженной молодежи.
Ответ как на футбольное насилие, так и на социальное насилие в целом – попытаться понять, что же на самом деле происходит, и перестать говорить детям, что драться и убивать – это правильно, если твоя группа считает себя правой.
Громкоголосые интеллектуалы, которые не ходят на футбольные матчи или в кантри-энд-вестерн клубы, но предпочитают символические культурные занятия, виновны в том, что помещают Высокую Культуру в контекст, отрывающий ее от повседневной жизни. Но, несмотря на склонность людей к обособлению и запрограмированности, Культура – не вотчина «счастливой шайки», смотрящей Би-Би-Си 2 после девяти часов вечера, точно так же, как Спорт – необязательно должен ассоциироваться с мужиками в розовых балахонах «Le Coq Sportiff» и колечками на мизинцах, ошивающихся в барах «Л.У.Т».
В Чикаго нет таких различий. Концепция «Разделяй и Властвуй» не столь очевидна в Америке, где на спортивные мероприятия ходят все, и в то же время почти все принимают искусство за дар свыше. Как и спорт, искусство в Америке считается очень важным.

ПЛЕЙБОЙ АЛХИМИК
Мы встречаемся с черной девушкой, которая ведет меня в местный хаус-клуб. Здесь нет кислотной и световой энергии в отличие от подобных мероприятий в Британии. Чикаго – дом хаус-музыки, но здесь, кажется, ей не хватает индивидуальности, энергии и страстности, которую ты находишь на рейвах дома. Как и рок, и поп-музыку, британцы украли хаус. Сперва они пытались его копировать, получалось плохо, поэтому они изобрели его заново для своих нужд и весьма преуспели в этом. Но я разочарован.
Здесь нет никаких наркотиков, которые обычно бывают в таких местах, моя подруга говорит мне, когда Чикаго очистило весь округ «Золотого Берега», и всякий, у кого найдут хотя бы чуть-чуть героина или травы, подвергается аресту и заключению за употребление наркотиков. В результате – мили и мили безопасных, скучных улиц и хаус-клубы, в которых люди больше напиваются и позерствуют, чем танцуют. Хотя, может быть, так дело обстоит только в этом конкретном клубе.
Люди узнают, что я англичанин, поэтому мне покупают выпивку те, у кого есть друзья в Старой Стране («Передай привет Бобу из Лондона». «А он из какой части Лондона?!» «Из Маргейта, Боб говорил мне, что это в Ист-Энде».).
Подходит ди-джей и спрашивает меня, кто сейчас считается самым крутым в Англии. Я называю несколько имен и, к моему удивлению, он наслышан о них всех. Мой новый друг знакомит меня с «Мальчиками». Заведение принадлежит Мальчикам. Они все похожи на чикагских мафиози или на «Чикагских медведей»; лоснящиеся серые костюмы, кричащие галстуки и золотые браслеты. Один из них мимоходом сообщает мне, что позавчера ему пришлось обезоружить сотрудницу одного ювелирного магазина, потому что она пыталась выставить его вон с помощью 45-го калибра. Я с пониманием качаю головой, в наши дни не добьешься хорошего сервиса. Они жмут мне руку и говорят, что Лондон – лучший город на земле. Я тактично вру и говорю, что Чикаго намного лучше, они угощают меня за счет заведения. Порции водки увеличиваются в три раза. О, боже, я начинаю ощущать себя всемогущим. Иногда, когда напиваешься, тебе становится хорошо. Ты не бываешь скучным и сам не скучаешь. Ты всегда прав.
Я пялюсь на танцпол. Как и в Англии, он построен согласно эксплутационным характеристикам рынка для скота. В таких местах, как это, как и на спортивном стадионе, с человека слетает тонкий налет цивилизации. Животные отплясываю с животными, покачивая тем, потряхивая этим. Я иду как динозавр. Я смотрю сквозь мелькающие всполохи света, отражающиеся на стенах, и вижу, что какой-то парень смотрит на меня. Эй! Я показываю, понял. Я знаю этого парня! Он думает, что он – это я. Тот, которого я вышвырнул, когда мне было года четыре или пять, поняв, что его нельзя показывать людям.
Точно от экстази, я прихожу в Хорошее Настроение, потому что знаю то, чего не знает больше никто, кроме Билла Хикса. Что – МЫ ВСЕ ЧАСТЬ ОДНОГО СУЩЕГО И СМЕРТИ НЕТ.
К пяти утра я проявил себя как британцы за границей, выставляющие себя полными идиотами на танцполе. О, да, я такой милый, когда валяюсь как дурак в канаве, мокрый от алкоголя, дождя и нечистот. Старые демоны. С2Н5ОН.
Туманным утром я благодарю бога, что здесь меня никто не знает и обещаю себе, что если уж я не могу бросить пить, то должен хотя бы перестать танцевать.

МИСТИЧЕСКИЙ ПОЕЗД
Поезд Амтрак – гигантский серебристый монстр, который подтверждает правоту И.К. Брунела – нам в Англии нужны более ширококолейные железные дороги. (Строители империй, ширина Американской железной дороги точно такая же, у как римских дорог). Устроившись в купе, размером со шкаф, я, покачиваясь, отправляюсь в бар и обнаруживаю, что американские поезда такие же грязные и уродливые, как их двойники в Британии.
В этом поезде постелен ужасный нейлоновый ковер, воняющий по всей длине, и в этом суть Америки, здесь даже нет преимущества в виде открывающихся окон.
Бармен из этого поезда сможет приступить к работе на Британскую Железную Дорогу, когда пожелает. Он, помимо всего прочего, некомпетентен, груб и не умеет наливать напитки. Услышав мой акцент, он брюзжит своему дружку – «Еще один британец».  Я недоуменно поднимаю брови, что означает – Не надо говорить обо мне так, как будто меня здесь нет. «Ты британец?» - спрашивает он, разрешая мне вступить в разговор. Я киваю с полным ртом, похожего на мочу, пива. «На этом поезде сотни британцев». Я не видел ни одного. «Сотни. Уж не знаю, что они здесь забыли. Вам что, ребят, больше некуда податься?». «Здесь лучше, чем на Коста дель Соль». «Чо?». «Такое место в Испании». «А, это в Европе». «Да». «Не люблю Европу... что вы все время здесь шляе䑂есь?». «Мы не шляемся. Я здесь в отпуске, еду из Лос-Анджелеса на Восток». «Сроду не был в Лос-Анджелесе. Сроду не был в Лондоне. Раз вы все сюда понаехали, у вас там, поди, никого и не осталось». «Может и нет. Так что, если ты туда поедешь, сможешь застать Королеву, поливающую цветочки». Думаю, он мне почти поверил.
Маслянистые и загадочные части поезда дребезжат, как галька на взморье. Поезд, самолет, пляж. Здесь мы можем свободно помечтать о далеких странах... побережье, взгляд, скромные белые утесы. Как говорил Дерек Джармен: «ТУДА И ОБРАТНО, ТУДА И ОБРАТНО, ВОЛНЫ БЬЮТСЯ О БЕРЕГА СТАРОЙ АНГЛИИ. СКВОЗЬ ПУСТОТУ МЫ ВСМАТРИВАЕМСЯ В МОРСКУЮ ДАЛЬ, РАЗМЫШЛЯЯ О НОЧНОМ ПУТЕШЕСТВИИ». Черный, черный иней покрывает железнодорожные линии. Прямые и такие узкие, они уводят... прочь от настоящей Америки, ПРОЧЬ, в Нью-Йорк...
Хорошо, возможно я слегка пьян и не в состоянии здраво судить, но иногда встречаются крикуны с глубокой обидой на Британию, но даже эти люди приберегают самую едкую критику для японцев и стран Тихоокеанского Бассейна. Америка напугана и впадает в паранойю по поводу нового могущества Японии, не меньше их раздражает и их культурный долг Англии. «Особые отношения» между двумя странами существуют. Хотя это немного значит для людей в обоих странах, некоторых американцев эти отношения раздражают также, как некоторых австралийцев возмущают куда более подлинные связи с Британией. Проблема для этих американцев даже сейчас в том, что сорок процентов населения здесь ведут происхождение от английских предков. Хотя, поскольку Британия - крупнейший иностранный инвестор в США, огромный ломоть Американской Мечты на деле принадлежит британским компаниям. «Английский» фактор столь значителен здесь, что автоматически принимается без необходимости упоминания о нем. Вот почему есть дни, посвященные Мексике, Италии, Пуэрто-Рико, Святому Эндрю и Святому Патрику, но нет, как в Англии, праздника Святого Георгия, кто бы он ни был.
Я сажусь на место и знакомлюсь с Кертисом, официантом, и Бобом, молодым бизнесменом, он едет в Нью-Йорк по делу на поезде, потому что не может летать. Как говорили в одном старом фильме – Официанты – прекрасные люди: Ты их о чем-то просишь, и они тебе это приносят. Недооцененная профессия для Санта-Клауса, отнюдь не рабская.
Америка – мечта гурмана. Не только потому, что еда здесь готовится более изобретательно, но и потому, что сервис, как правило, стесняюще хороший. Я говорю «стесняющий», потому что в классово-сознательной Британии, люди испытывают чувство вины, когда другие люди их обслуживают. Многие люди здесь, решившие стать официантами или портье, также чувствуют, что у них не просто так называемая скромная работа, помогающая сделать людей довольными, но и профессия, мало чем отличающаяся от работы учителя, который имеет преимущества перед своими клиентами. Клиент, таким образом, имеет право на их внимание и сделает так, как они ему скажут, и будет доволен. Если задуматься над этим, то же самое можно сказать и о британских политиках, которые, я уверен, живут, пребывая в заблуждении, что они – лидеры, хотя они - всего лишь оплачиваемые представители британского народа. Бармен, разумеется, исключение, подтверждающее правило, но на каждого идиота, встреченного вами в Америке, приходится дюжина милых, искренних людей.
Хотя огромное количество людей здесь ужасно крикливы, Америка могла бы научить Англию паре манер правил поведения. Официант Кертис и бизнесмен Боб олицетворяют собой все представления американцев о Британии и Европе. Боб был в Лондоне, и ему там понравилось, Кертис никогда не был за пределами Штатов, но хотел бы поехать в Канаду, где «говорят по-французски». Большинство американцев считают, что Канада должна стать частью Штатов, некоторые уверены, что так уже и есть, но очень незначительное число канадцев хотели бы присоединиться к США, а американцы этого не понимают.
Во время «меховой войны» 1812 года между Британией и Америкой, американская армия вошла в Онтарио, чтобы «освободить» своих канадских товарищей от британского ига. Надо полагать, они были крайне удивлены тем, что их встретили оружейными залпами вполне довольные своей жизнью канадцы, и им пришлось спасаться бегством на территорию США. И, как обычно, каждый канадец знает об этом инциденте, а в американских учебниках истории он просто игнорируется.
Общие знания Кертиса об Англии немного лучше его знаний о Канаде. У Англии есть этот быстрый самолет – «Конкорд», и еще большой корабль, «Куин Элизабет 2». Вообще-то их два, «Куин Элизабет 2», как вы знаете. Нет, я не знаю. Да-да, один ходит из Саутхемптона в Нью-Йорк, а другой плавает вокруг «Куррибов».
Позже я спросил у Кертиса, где в поезде телефон. Он посмотрел на меня как на сумасшедшего. Американцы могут захламить своим мусором космос, десять раз разрушить мир своим ядерным оружием, но не могут сделать простую вещь - установить в поезде телефон. Боб улыбается, слегка смущенно. Затем он начинает говорить о Лондоне и восторгается супермаркетом Сейнсбери, его восхищает все - от кредитных карточек до фотолабораторий, где все ваши фотографии из отпуска могут обработать меньше, чем за час. Я преисполняюсь патриотической гордости. Слезы наворачиваются у меня на глаза. Старая, добрая Родина. Мы умеем обрабатывать фотопленку. Но, в отличие от Америки, у нас все еще нет чековых книжек для левшей. Что-то здесь не так.
Ночью я смотрю в окно на мелькающие призрачные силуэты. Странные обломки на фоне холодного стекла. Мысленные поляроиды белых пустынных полей, брошенных «крайслеров», деревянных фермерских домов, окрашенных луной в серый цвет, черные линии телеграфных проводов, растянутых под белыми звездами. Время здесь остановилось. Америка – маленькая, уснувшая. Она готова дружить.

ШИПЯЩИЕ ДЬЯВОЛЫ
Поезд ползет через Бронкс со скоростью черепахи. Время ожидания проходит болезненно. Ну давай же, давай, я хочу выйти. Пассажиры пялятся в грязные окна, размышляя, - что если спрыгнуть здесь и отправиться на станцию метро. На проплывающих мимо станциях метро люди застыли в ожидании, уставившись на бегающих по рельсам крыс, думая, - что если они просто выпрыгнут. Погода хмурая и дождливая. Отпечатки рук на окне.
Если Калифорния была для меня совершенно чуждой, то здесь я чувствую себя как дома. Не только потому, что здесь я когда-то жил, но и потому что почерневшие кирпичи, мокрый бетон и депрессивность Нью-Йорка напоминают мне об Англии. Если ты можешь вообразить Вулверхэмптон, выглядящий так, точно в нем забастовали мусорщики, значит, ты можешь представить себе, как выглядит Бронкс. Слева мы видим мост через Гарлем, старый акведук, черный железнодорожный мост, отмечающий место под названием «Spuyten Duyvil» - голландское название – «Шипящий Дьявол».
Вагонное окно чернеет, как экран разбитого телевизора, мы въезжаем в тоннель Парк-Ривер-авеню и выплываем, точно много часов спустя, в залитые дождем, 100% влажность, Гарлем, Манхэттен, затем, наконец, прибываем на Гранд-Сентрал. Темно, очень темно, несмотря на дневное время.
Впервые отправившись в Нью-Йорк в 1978 году, я ожидал лучшего. И был разочарован. Хотя мои знакомые, Джон Холстром, редактор влиятельного тогда журнала «Панк», Тиш и Снуки из магазина одежды «Manic Panic» на 8-й улице и группа «Sic Fux», были очень гостеприимны, через пару недель мне захотелось вернуться домой, в Лондон.
Мой идеализированный образ Нью-Йорка не подходил ни к какому другому городу: это был Мировой Город, превосходящий все другие, но мне оставалось гадать, а был ли это лучший из миров. Я воображал урбанистический глянец Ридли Скотта и изысканный декаданс Кристофера Ишервуда, а вместо этого получил образ отражения, перевернутую пирамиду. В меховом пальто и без штанов.
Это великий город, но целулоидный миф о Нью-Йорке важнее, чем реальность. По сравнению с застройками Лос-Анджелеса или даже Большого Лондона, остров Манхэттен, центр Нью-Йорка, кажется неожиданно маленьким, тесным городом, семь миллионов обитателей Нью-Йорка в основном живут в остальных четырех районах города. Когда вглядываешься в прекрасную линию горизонта старого мира – неизбежное последствие города больших идей на острове всего лишь в две мили шириной, ты не можешь не заметить, что даже небоскребы здесь карликовые по сравнению с новым зданиями Чикаго, Гонконга или Сингапура. Но Манхэттен все еще прекрасен в своей вертикальной протяженности и красоте, но уже не уникален. Офисные кварталы небоскребов даунтауна впечатляют, но лишь в той же степени, что и окаменевший скелет динозавра. Среди километров проводов компьютерных терминалов, факсов и прочего, город становится лишним. Функционализм современной архитектуры, возможно, - его погибель.
Даже печально известный уровень преступности здесь, нечто, что некоторые местные обитатели считают извращенной национальной гордостью, обогнан беспорядками в Рио, Лагосе и Вашингтоне. Кэти Экер, работавшая в «Devil`s Sidewalk» на 42-й улице, как-то раз, после возвращения в Лондон, сказала мне, что в Манхеттене она чувствовала себя в большей безопасности, чем в Лидсе или Ньюкасле. Хотя только идиот будет рассуждать о прелестях прогулки по таким местам, и я тоже так считаю.
Не сказать, чтобы Нью-Йорк перестал быть диким городом. Хотя преступность здесь такая же, как в любом крупном городе Америки в наши дни, местные газеты дают хорошее представление о том, как аборигены развлекают себя.
Новейшая детская игра называется «Прокатись на лифте», и весьма популярна среди детей в возрасте от 8 до 13, живущих в муниципальных высотных домах Бруклина и Бронкса. Игра простая. Дети встают на крышу лифта, когда он стоит на первом этаже, а их приятели вызывают лифт, нажав кнопку на самом верхнем этажа здания. Они стоят на крыше лифта, а он грохочет сквозь шахту, набитую механизмами, добираясь до верхнего этажа. Первый, кто спрыгнет, чтобы избежать столкновения с решеткой, слабак. Многие не успевают спрыгнуть вовремя. Я полагаю, что это не более опасно, чем когда дети того же возраста в Ливерпуле угоняют машины, чтобы покататься или играют «на слабо» на крышах международных поездов, но звучит более забавно.
Катание на крыше лифта напомнило мне о том, что это возможность избежать, того ужаса, что таится внутри. «Мьюзак» .
Феномен 70-х в Британии, мьюзак по прежнему здесь находит путь в крупные отели и торговые центры, выползая из тайных ходов, как змеи в приключениях Индианы Джонса, чтобы незаметно вползти в твои мысли.
«Мьюзак Корпорейшн оф Америка» - это не плод фантазии Уолтера Трэвиса или Филипа К. Дика, как можно подумать из-за их названия, это реально существующая компания.
Продукция «МКА» была создана, чтобы поддерживать человека на линии ДРО (блокировка Дальнего Радиолокационного Обнаружения), на скованных льдом радиостанциях северного полюса, когда они сидели, сканируя экраны, в поисках признаков ядерной атаки. Мьюзак используется сорока тремя из пятидесяти крупнейших всемирных промышленных компаний, и, таким образом, можно подсчитать, что свыше 100 миллионов человек в день слушают мьюзак.
Внутреннее секретное руководство «Мьюзак Корпорейшн», написанное исключительно для их служащих, было частично опубликовано моим другом Томом Вейгом вместе со статьей Дженезиса Пи-Орриджа, и представляет собой любопытное чтение.
В этой связи следует отметить, что девиз корпорации – «МЬЮЗАК – КОНЦЕПЦИЯ В ИНЖЕНЕРНОЙ ПСИХОЛОГИИ». Мьюзак компании делится на три категории, с мьюзак-программами для Тяжелой Промышленности, Легкой Промышленности и Офисов. В каждой их этих программ мьюзак играет пятнадцать минут, затем следуют пятнадцать минут тишины, затем все снова повторяется. Причина для таких интервалов в том, что нужно проигрывать мьюзак только половину времени из того, что рабочий находится на рабочем месте, точно так служащий не заметит, каким образом им манипулируют на психическом и физическом уровне.
Доктор Билл Уокоун – директор компании по инжинерной психологии. «Студия передачи мьюзак – мечта об автоматизации 1984, - говорит он, без намека на иронию. - Ирония в том, что у нас не возникает никаких проблем в тоталитарных странах».
Мьюзак – это музыка, сведенная от мастерского, духовного и прекрасного к очищенному, усредненному, функциональному. Музыка в качестве контроля над окружающей средой, то же самое, что музыка для контроля настроения и, как намекнул доктор Уокоун, музыка в качестве контроля за населением. Музыка не для того, чтобы слушать и получать удовольствие, но  музыка, чтобы слушать и подсознательно реагировать. Процитируем руководство «Мьюзак Корпорейшн» - «Скучная работа становится менее скучной благодаря скучной музыке»; стало быть, по этой теории, мьюзак увеличивает производительность.
В этом смысле мьюзак возможно и полезна, но заявить, что скучная работа станет менее скучной, если слушать скучную музыку – не то же самое, что сказать - корпорации стремятся сделать некоторые виды работу менее скучными, улучшая условия работы, сокращая рабочие часы, совершенствуя технологии. Это просто означает, что рабочие, для которых играет скучная музыка, станут работать немного быстрее, возможно из-за разочарования. Хотя «Мьюзак Корпорейшн» не упоминает об этом публично, мьюзак может быть использована и более специфическим образом.
Как любой кинорежиссер или вкрадчивый соблазнитель знают, что музыка усиливает внушаемость людей. Мьюзак делает тоже самое, и история продолжается, эксперименты с размещением закодированных посланий в супермаркет-мьюзак показывают, что этот метод может, как они заявляют, увеличивать продажи и сокращать количество краж в магазинах. Исследователи из «Мьюзак Корпорейшн» изучают, как ритм и мелодия воздействуют на человеческое тело. Они полагают, что музыка может стимулировать электрическую деятельность нервной системы, которая заставляет людей по-разному реагировать на разную музыку.
Тибетские ламы могли бы рассказать им об этом еще тысячи лет назад. Знаменитый «ркан-дун» - разновидность трубы, сделанной из человеческой бедренной кости. Считается, что играя на ней во время ритуала, можно вызвать дух покойника, и этот инструмент, наряду с другими, такими как Поющие Чаши, использовались для лечения таких заболеваний, как мигрень, боли, бессонница, астма.
Причины, того, почему музыка, ритмы и звуки действуют на людей настолько сильно, что способны излечить их от боли, объяснены в работе доктора Маргарет Паттерсон, выдающегося шотландского хирурга, изобретшего «черный ящик».
Впервые я столкнулся с работой Паттерсон в 1983 году, и поначалу ее заявления вызвали у меня недоверие. В 1985 году мне посчастливилось опубликовать заметки Кэтлин Маколайфф о Паттерсон и ее Ящике, и это меня убедило.
В 1972 году она работала главным хирургом в благотворительном госпитале в Гонконге, и коллега Паттерсон, доктор Вен, познакомил ее с электро-акупунктурой, которую использовали в качестве обезболивающего. Всякий, кто бывал в Гонконге, знает, что это город небоскребов, наводненный гангстерами из «триад», торгующими наркотиками, и их клиентами, но не знает о Паттерсон и Вен, пятнадцать процентов их пациентов сидели исключительно на чистом героине – дневная доза стоит не намного дороже пачки сигарет.
К их удивлению, многие пациенты, подвергшиеся лечению акупунктурой, сообщали,  что завязали с героином без обычных ужасающих ломок, так же выяснилось, что некоторые курильщики и алкоголики с помощью акупунктуры излечивались от своих пагубных пристрастий. Работая в этом направлении и зная, что наркотики, такие как опиаты, действуют, потому что их химическое воздействие сходно с тем, что производят вырабатываемые мозгом эндорфины, Паттерсон искала способ, с помщью которого можно было бы стимулировать мозг вырабатывать больше собственных «галлюциногенных» химических препаратов. Это, считала она, сможет заменить искусственные, внешние наркотики и таким образом избавит от страданий наркоманов, умоляющих о дозе. Когда эндорфины будут произведены, их уровень может быть затем снижен до более обычного уровня, оставляя наркоманов чистыми от наркотиков и свободными от воздействия ломки.
В Гонконге ее озарило, что выработка эндорфинов должна стимулироваться электро-акупунктурным воздействием, и она приступила к исследованиям и развитию своих идей, до тех пор пока она, в конце семидесятых, не придумала Черный Ящик. Маленькие электроды прикрепляются к сосцевидным нервным центрам за ушами, и сквозь них пропускается слабые электрические разряды, менее 100 милливольт. Частота электрических разрядов варьировалась в ходе экспериментов с разными пациентами, чтобы обнаружить внутренние частотные каналы, которые воздействуют на мозг, заставляя его вырабатывать больше эндорфинов. Натуральный «приход», и героин становится не нужным.
Если верить таким пациентам, как Бой Джордж и «Стоунз»-Кит Ричардс, Черный Ящик работает. Они-то должны это знать, и если они и Паттерсон правы, тогда стоит задуматься о широком применении этой технологии, мало чем отличающейся от того, о чем я рассказывал ранее, в связи с мыслящим-обладающим воображением домашним компьютером Тимоти Лири. А именно простым включением настройки маленького черного «уокмена» мы можем влиять на уровень наших внутренних нейрологических наркотиков, мы можем достигать разных психических состояний, и испытывать оргазмический экстаз без каких-либо дополнительных усилий.
Но пока районы Нью-Йорка полны жертв куда менее безопасных наркотиков, и тебе приходится смотреть на это,  когда идешь вечером по улицам. Семьдесят процентов преступлений в Нью-Йорке связаны с наркотиками. Тем не менее, как говорила Кэти Экер, по большей части улицы, которые выглядят устрашающе, потому что походят на декорации тысяч полицейских телесериалов и фильмов, считаются сравнительно безопасными. Истощенные наркоманы,  пьянчуги и пятнадцатилетние кокаинисты не столь пугающи или интересны, как банды пьяных болельщиков «Рейнджерз» на пароме «Sealink» и не такие беспокойные, как нью-йоркские уличные банды, которые, к счастью, в основном обращают насилие против членов других банд.

В МЕЧТАХ
Впечатление от Манхэттена, как от сравнительно безопасного для приезжего города, подтверждается Квентином Криспом, моим компаньоном за ланчем, который, прожив большую часть жизни в Лондоне, теперь вот уже десять лет живет в комнате в шумном доме в Нижнем Ист-Сайде.
Сейчас, в свои восемьдесят, Квентин выглядит величественным и спокойным, как тарелка суши, и продолжает, потягивая полпинты сцеженного «гиннеса» и ковыряя в пастушьем пироге, последние два часа очаровывать меня своими байками о Жизни, Вселенной и Всем ПРОЧЕМ.
Некогда «Официальный Гомосексуал» Англии, а теперь заслуженно знаменитый «Международный Иностранец», Крисп – человек, привнесший искусство в свою Жизнь, больше чем на чью-либо стену. Квентин был, и всегда будет, на тысячу лет вперед нью-йоркского авангарда, который окружает его, потому что придуманный им стиль жизни и созданная им вселенная куда более вдохновляющи и общественно-значимы, чем любой объект из художественной галереи.
В чем, по-вашему, разница между жизнью в Лондоне и Нью-Йорке?
«Ну, когда я приезжал туда в последний раз, я тогда думал, что это будет ПОСЛЕДНИЙ РАЗ – я был на шоу, и кто-то из публики спросил меня, заметил ли я какие-нибудь перемены, с тех пор как был здесь последний раз. И я сказал – вы стали лучше, и они зааплодировали. А потом я сказал: «Вы стали больше походить на американцев», - и они засмеялись, очень натужно. Но они ДЕЙСТВИТЕЛЬНО стали более американскими».
Здесь вся разница в отношении, но возможно для вас эта разница заметна, из-за того, кто вы есть. Знаменитости здесь очень важны, если бы вы были неизвестным человеком, возможно, они обращались бы с вами иначе. Здесь вы на ТВ.
«В этом-то и сложность. Я никогда не был другим!... Но, когда я жил в Англии, мне приходилось не сладко. Все заявляли, что я это заслужил. Когда я начал появляться на телевидении в Англии, враждебность по отношению ко мне возросла. Я задумался над этим и решил, что дело в том, что они думают: «Почему этого старого придурка показывают по телевизору? Я могу порассказать вещи поинтереснее, чем он, но МЕНЯ никто на телевидение не приглашает». И чем чаще я появлялся на ТВ, тем больше их это злило. И в Англии я каждый день получил примерно с полудюжину звонков с угрозами моей жизни. Когда я перебрался сюда, все изменилось. Чем чаще я появляюсь на ТВ, тем более любезны становятся люди».
Они видимо считают, что раз вы в телевизоре, значит у вас все ОК.
«Да. Я видел его по телевизору и подумал, что он псих, но потом он появился на экране три раза за год, значит он что-то из себя представляет. А теперь они останавливают тебя на улице и говорят: «Я видел вас по телевизору!». Это единственный способ стать девственным без помощи хирургии и магии. Все твои грехи исчезают. На телевидение приходят люди, совершившие прелюбодеяние, убившие своих родителей и никто не говорит, что они ужасные люди. Что еще замечательно в Америке, так это то, что чем менее заслужен твой успех, тем больше это радует американцев».
Если тебя показывают по телевизору - это все равно, что быть особой королевских кровей. Суррогат. Славы, богатства и очарования достаточно.
«Если ты можешь забраться достаточно высоко, иди на телевидение. Здесь слава – сама по себе карьера. Где-нибудь через четверть века у нас будут введены Чины в славе – «я специализируюсь в славе». Мне кажется, я прижился здесь, потому что я, должно быть, кабинетный фашист, поскольку верю в силу личности. Это американская мечта. Слова «харизма» вошло в активное употребление последние десять лет. Харизма – это сила убеждения без использования логики. Это мечта людей в больших городах Америки. Люди спрашивают меня, почему я живу в Манхэттене, это ведь так дорого, а я говорю: «Как и все здесь, я сделал это, чтобы быть готовым захватить власть над миром, если представится возможность». Разумеется, я думаю, что главный недостаток телевидения в том, что теперь я хочу все в мировом масштабе. Вы понимаете, что в Тьерра дель Фуэго есть два человека, которые НЕ говорят о вас, и вас это сводит с ума.  Недостаточно быть «Мисс Англия», «Мисс Европа», вы хотите стать «Мисс Вселенная». Хотя это очень мило. Я был на шоу мистера Донахью... шесть англичан, живущих в Америке, по спутнику связывались с шестью Американцами, живущими в Лондоне. Мистер Донахью сказал, что в Америке у нас нет королевского семейства, а я возразил, что у нас есть Элизабет Тейлор... В самом деле, Лиз Тейлор – величайший человек в Америке, если, не дай бог, она простудится, то это попадет в новости, наряду с рухнувшими мостами и коррупцией в верхних эшелонах власти, точно так же, как это происходит с королевой в Англии».
Вы слышали, она снова похудела.
«А разговоры о похудении в Америке! В Лос-Анджелесе, еще одном земном раю, все женщины только и говорят о том, что они не едят. Американские женщины все истины узнают из глянцевых журналов. Модные фотографии самых тощих высоких девочек в школе. О чем думаю их матери, я не понимаю. Но они одевают этих юных девочек в странные туфли и разрисовывают им лица, их лица становятся похожими на очищенное яйцо, они наносят темно-красный тон здесь и там и тому подобное, раскрашиваются так, точно они рисуют картину. А потом, повзрослев, они стремятся выглядеть, как эта высокая, худая, безгрудая девица. Бред. Я никогда не слышал, чтобы мужчина сказал – я женюсь на этой женщине, потому что она тощая. НИКОГДА. Мужчинам нравятся женщины, у которых есть, за что ухватиться».
Многие из тайных гомосексуалов кажется предпочитают тонких, мальчикоподобных женщин.
Фото: Квентин Крисп
«Да, но НАСТОЯЩИМ гомосексуалам нравятся С-Т-РРР-А-Н-Н-Ы-Е женщины. Это очень странно, гомосексуалы любят все эксцентричное. Когда они хвалят фильм, они говорят: «Он ужасный, тебе понравится». Мужчины, насколько мне известно, хотят женщин молодых, спокойных и глупеньких. Женщина мечты на все времена, разумеется – мисс Монро. На самом деле, в реальной жизни она была сложным человеком, но то, как она себя подавала, удовлетворяло пыл. Это воспламенило мечты Нормана Мейлера».
[Тут Квентин спрашивает у официанта, есть ли у них Вустерский соус, затем стенает, что здесь не найдешь ни сосисок в тесте, ни баночного мармелада.] Тогда в чем же положительные стороны жизни в Америке?
«ЛЮДИ. В Америке все с тобой дружат. Они считают, что в Англии все очень вежливые, но они не понимают. Американцу очень трудно понять, что вежливость англичан – это их способ обращения с теми, кто им НЕ нравится. «Заходи в любое время» - это «прощай» по-английски. Тогда как здесь, если тебе такое сказали, а затем встретили тебя на улице, то они скажут: «Ну почему ты никогда ко мне не заходишь». Англичане тогда говорят мне: «Да, но тебе не кажется, что все здесь довольно поверхностно». Но не стоит говорить это мне, потому что я самый легкомысленный человек на свете. И мне нравится, что здесь все со всеми разговаривают. Они рассказывают тебе свою историю жизни, пока ждут, когда на переходе загорится зеленый».
Вы ладите со своими соседями? (Дом Квентина на 3-й Ист-стрит в том же квартале, что и штаб-квартира нью-йоркского филиала Ангелов Ада.).
«О, да. Когда идешь по нашему кварталу, то видишь ряды Харлеев, все эти огромные мотоциклы. Если такой упадет на тебя, то он тебя убьет. Ничего более опасного я там не нахожу. Они носятся на своих Харлеях днем и ночью – рррр... рррр – но они ОТЛИЧНЫЕ ребята, такие большие, да еще эта их мода - ботинки и куртки, расстегнутые до пупа».
И все же вы чувствуете себя там в безопасности?
«У меня никогда не было никаких проблем. Мне угрожали только однажды на улице, на Вашингтон-Сквер. Мне кажется, что все большие города в мире теперь одинаковы. Я уверен, если бы фотограф снимал окрестности Чикаго, Сиднея, Токио, все снимки были бы похожими, потому что такая теперь жизнь».
Если уж мы заговорили о выживании, из того, о чем вы писали, и когда я вам звонил, вы сказали «хочу того, чего хотите вы». Это техника выживания – создавать у людей впечатление, что вы податливы, даже если на самом деле это не так?
«Да.  Должен спросить себя, я, англичанин, которому разрешили жить в Америке, что я отдаю взамен? Я не могу сделать взнос в пользу университета или хосписа, я могу отдать только СЕБЯ. Поэтому я стараюсь быть очень доступным».
Я обратил внимание, что ваш номер телефона есть в справочнике.
«И это несколько удивляет американцев, они спрашивают, почему, а я говорю, какой смысл иметь телефон, если твоего номера нет в справочнике. По-моему это очевидно, что если твоего номера нет в справочнике, значит, вы можете обмануть своих друзей! Если вы хотите расширить ваш горизонт, для этого нужен телефон».
Сделать себя доступным всем и вся, и честно, на протяжении всей жизни, говорить о своей сексуальности, хотя это всегда было нелегко – вы считаете себя смелым человеком?
«Нет, но что означает физическая храбрость. Нет, я не могу даже вообразить себя взбирающимся по отвесным скалам Анд или спускающимся по порогам Колорадо на резиновом плоту».
Но я считаю, что физическая храбрость куда легче, проще, особенно для тех, кто физически готов к таким вещам. Я считаю, что вы делаете гораздо более интересные вещи, потому что - это социальная смелость. Вы один из немногих в Британии, кто «вышел из тени» в то время, например.
«Да, это так. Тогда было множество открытых гомосексуалов, но мало заметных. И как вы ранее сказали, быть особенным в Англии, это значит критиковать других. Они ничего не хотят, они ударят тебя и пойдут дальше. Здесь немного по-другому. Разумеется, над вами будут смеяться, но здесь это снисходительная насмешка. Как-то раз на другой день я стоял на Третьей авеню, ко мне подошел черный джентльмен и сказал: «Ну, парень, разумеется сегодня ты получишь это все». Это БЫЛА насмешка, но снисходительная. Он не собирался меня бить. Я засмеялся, и он засмеялся, и пошел своей дорогой. В Англии люди подходят ко мне со злобными лицами и говорят: «Какого черта ты о себе возомнил»».
Я знаю, что некоторые люди возможно не «обнаруживают», что они гомосексуалы, точно так же, как гетеросексуалы не просыпаются вдруг с осознанием того, что они натуралы, но меня всегда интересовали поворотные точки в жизни людей, и я не могу не думать о двух моментах в вашей жизни – первое, когда вы поняли, что вы гомосексуал и, второе – когда вы решили, что вы должны сказать об этом миру.
«Ну, слово «гомосексуал» никогда не звучало в моем присутствии до тех пор, пока мне не исполнилось двадцать, и я даже не знал, что оно означает. В моей жизни не было великого поворотного момента, потому что я НИКОГДА не пытался притворяться, что я обычное человеческое существо. Позже настал день, когда я сообразил, что мужчины преследуют меня на улицах, но не было внезапного озарения – я не такой, как другие... Моим грехом было женоподобие, но с другой стороны это моя неспособность сдерживать желание добавить к моей сущности, то, о чем я говорю». [Квентин говорит это с явно не-маскулинным волнением, всплескивая руками, волосы у него тщательно уложены волосы, макияж].
«... Это было недопустимо в Англии. В Англии настоящие люди никогда не меняются. Не меняются даже выражения лиц».
Не могу решить, какое общество более искушенное, британское или американское. Что означает искушенность в вашей книге?
«Утонченность, искушенность – это способность контролировать свои реакции. Например, вы возвращаетесь за стол, и у вас не застегнута ширинка, и если я человек неискушенный, я покраснею, начну хихикать и, подталкивая всех исподтишка, говорить – скажите ему. Но если я человек  искушенный, я скажу: «Между прочим, у вас молния расстегнута», - и все. Нью-йоркцы удивительно цивилизованы в этом смысле, но, разумеется, они не цивилизованы в том смысле, в каком англичане. У американцев нет причин НЕ говорить о чем-нибудь. Они заинтересованы друг в друге. Полиция, например. В Англии они ведут себя по-военному, хорошо одеты, подтянуты. Здесь они подпирают стены в пыльных ботинках, волосы свисают из-под фуражек, они ездят на машинах по тротуару вслед за мной, а если я на них смотрю, они просто пялятся в ответ. Я перехожу на другую сторону, и они спрашивают, как меня зовут, я отвечаю и спрашиваю: «Я, что, преступник?» А они отвечают: «Да, нет, просто хотели спросить, как прошло ваше новое шоу!» Ни один английский полисмен не подъедет на своей машине, чтобы спросить, как прошло мое шоу».
Раз уж мы заговорили об униформе, вас ведь пытались призвать в армию, верно?
«Они меня не взяли. Они сказали, что я страдаю половым извращением».
И что вы почувствовали, когда вам это сказали?
«Я подумал - «это звучит серьезно». Все-таки они были настоящими докторами».
Вы почувствовали себя отвергнутым или посчитали, что вам повезло?
«Я не почувствовал себя как-то уж особенно отвергнутым, потому что меня все время отвергали. Современным людям это сложно понять. Я не мог ходить в пабы, меня не желали обслуживать в ресторанах...».
Движение за права геев все изменило, и было сделано немало хорошего, но подчас мне кажется, что оно слишком сепаратистское.
«Меня поражают современные геи. Я думаю: «Что же еще им надо?» Я был прецедентом, но если сейчас я могу пойти куда угодно, значит, любой может. Теперь у геев есть права. При встречах с ними я говорю им, что «ни у кого нет никаких прав... если мы все получим то, что заслуживаем, нам придется умереть». Они не желают присоединяться к человеческой расе, отрезают себя от девяти десятых населения. Они хотят быть обособленными, но при этом равными».
Но мне казалось, что многие геи считают, что они должны что-то доказывать остальному обществу, и это провоцирует такую реакцию. Они хотят превзойти себя и сказать: «Посмотрите, я могу быть таким, какой я есть, и это естественно».
«Ну, гомосексуальность – НЕ ЕСТЕСТВЕННА, потому что у природы одно только желание – сохранить себя. Гомосексуальность - это не плохо и не хорошо. Все что я могу сказать: «Не беспокойся, хуже уже не будет»».
То, что вы говорите, возможно вызвано вашим эдвардианским воспитанием. Вы писали о недостатке любви и физического контакта. Вы хотите быть любимым?
«О да… Но потому что я никогда не превозносил то, о чем я думал, и не говорил о моем желании любви, я все-таки понял, что на самом деле я жаждал восхищения».
Энди Уорхол был таким же. Казалось, он существует ради восхищения и славы, чтобы получить компенсацию за свои отказы в жизни. Вы были с ним знакомы?
«Ну, если вы приходили на вечеринку и оказывались в углу комнаты, там непременно стоял мужчина средних лет возраста слегка болезненного вида и не произносящий ни слова, это был мистер Уорхол. Однажды я попытался заставить его сказать что-нибудь, но он продолжал молчать. На одной вечеринке я подошел и сказал: «Вы послали за мной, и я вот здесь». А он ответил: «Мы должны сфотографироваться вместе». Он это говорил абсолютно всем. Он был профессиональной знаменитостью, как мы уже ранее говорили».
Он оставался католиком, в то время как вы всегда производили на меня впечатление человека высоконравственного, или, по крайней мере, человека, который сам устанавливает для себя нравственные правила. Что вы думаете о религии? Христианство в наши дни, кажется, стало очень популярно.
«Однажды во время выступления я сказал, что разница между религией и философией в том, что религия предлагает тебе сладкую сказочку. А один человек из публики сказал, что в иудаизме этого нет, и это правда. Бог евреев ничего тебе не обещает. Ты не будешь вознагражден, ты просто будешь праведен. Не существует еврейского рая. И, как Чарлтон Хестон, вы можете сказать: «Так-то вот»».
Здесь поднимается ужасный шум по поводу богохульства. У американцев отказывает чувство юмора, когда речь заходит об Иисусе. Что вы о нем думаете?
«Религия Иисуса всегда была примиренческой. Даже когда два человека умирали у него на глазах, он сказал «вы будете со мной в раю». А что еще он мог сказать? Он умер очень быстро, должно быть у него было слабое здоровье. Он умер за три часа. Кирк Дуглас умирал три дня! ».
Несмотря на сильно запоздалое признание и счастье, обретенное в новом доме, вокруг Квентина Криспа витает дух печали. Жестокие нападки Лондона приучили его оставаться в стороне, быть наблюдателем. Хранить молчание и, несмотря на доступность, отчужденность. Его позиция - не судить других, считает он, и даже не говорить с ними, пока они не заговорят с тобой первыми. Восьмидесятилетний наблюдатель, истинный аутсайдер, он получил великолепное писательское образование – но также он многим пожертвовал.
Он одинок, загнанный в угол Уловки-22 подлинно женственного гомосексуала. Была мечта от любви прекрасного, гетеросексуального мужчины, настоящего мачо – и понимание, что такой мужчина не сможет полюбить гомосексуала так, как он может любить женщину. А гомосексуалом этот совершенный мужчина, идеал Квентина, быть не может, просто потому, что он сам тоже гомосексуал. Разумеется, большинство геев счастливы со своими гей-партнерами, но Квентин, запертый в своей мальчишеской мечте, не может стать по-настоящему счастливым. И в этом мире уже никогда не будет. Квентин завязал с сексом шесть лет назад, но когда я спросил его, о чем он мечтает по ночам, он сказал, что мечта у него все та же...

Легендарный «темп» Нью-Йорка, который, как мне кажется, порожден вынужденным столкновением искусства, СМИ, большого бизнеса и угрозой преступности, на деле, просто иллюзия, созданная отнюдь не гламурным движением между гигантскими зданиями. Поскольку весь Манхэттен обходится всего лишь двенадцатью главными авеню, в которые вливаются практически все боковые улицы, почти все забито машинами, и тебя оглушает шум и движение, но оказавшись внутри, в один прекрасный момент ты обнаруживаешь, что Нью-Йорк ничем не отличается от любого другого большого города западного мира.
Лучшее, что есть в Нью-Йорке – это люди, подчас они чересчур громогласны, но, как сказал Крисп, почти всегда милы и, в отличие от прочих обитателей Америки, живут и не мешают жить другим. Их репутация людей примитивных и бескультурных – нонсенс, как и любая обобщающая критика. Хотя, возможно, люди относятся ко мне лучше, чем к своему соседу, потому что я - гость, но дело в том, что если бы я, к несчастью, был иностранным гостем в Лондоне, меня бы мигом обобрали и при этом относились бы ко мне так же плохо, как и ко всем остальным. А еще здесь прекрасная еда, одна из лучших в мире.
Я не питаю пристрастия к дрянной французской кухне, с которой столкнулся во время двух бестолковых визитов в этот дерьмовый, снобистский, переоцененный город Париж, где повара невероятно заносчивы, они сервируют микроскопические порции, а еще эти их вонючие, несъедобные сыры, и идиотские, размером с наперсток, чашки маслянистого горького кофе по пять фунтов за глоток, и стремление утопить всю еду в соусе так, чтобы это походило на верхний этаж автобуса в субботу вечером. Город, в котором «стиль» подменяет содержание. Высокая кухня, по большей части, похожа на современное высокое искусство – столь же переоцененная, ненасыщающая и не соответствующего качества. Нью-Йоркская кухня разнообразна, как цвета кожи его обитателей, в ней смесь всего лучшего. Текс-мекс, китайская, итальянская, японская, индийская, все на чистых подносах, 24 часа в сутки, тебя обслуживают люди, которые (в отличие от их британских коллег) не считают, что работать официантом - унизительно.
Хотя американцы все еще продолжают открывать простые удовольствия, вроде шоколадных бисквитов, и здесь невозможно найти «Эйч-Пи соус» , по крайней мере, порции здесь гораздо больше. Если взять три здешних сэндвича и соорудить из них арку, получится монумент не менее впечатляющий, чем Стоунхендж. Если вы заказываете полпорции салата, вам преподносят нечто, весьма напоминающее двадцать акров южно-американских джунглей. В Нью-Йорке все примерно на десять-двадцать процентов дешевле, чем в Лондоне, за исключением выпивки. Британия обрати внимание. Здесь есть все, если у тебя есть деньги в кармане.

СВОБОДА ЖЕЛАНИЯ
О деньгах здесь задумываешься часто. После прогулки по Центральному парку можно подойти к отелю «Плаза» - месту, нередко посещаемому богатейшими Британскими Рок-Звездами. Отель стал знаменит среди подрастающего поколения благодаря «Led Zeppelin», Дэвиду Боуи и, позднее, Ричарду Прайору и Полу Хогану, снимавшими его в «Миллионах Брустера» и «Крокодиле Данди» соответственно. Вы понимаете. Сейчас, где-то там, на верхнем этаже, Элтон Джон снимает номер, обходящийся ему в 10 000 долларов за ночь, говорят, он собирается жить там целый месяц. Я не порицаю людей, тратящих свои деньги. Они, по крайней мере, отдают их другим людям, а не копят на счету в швейцарском банке. Но я ничего не могу с собой поделать, я не понимаю, чем же комната за 10 000 долларов принципиально отличается от комнаты, скажем, за 500 долларов. Не так уж много времени, помимо сна, ты в ней проводишь. А еда, которая стоит 500 долларов, намного лучше той, что стоит 50 долларов? Нет. Это галстучный синдром. Ты можешь выбрать отличный галстук за несколько фунтов, если знаешь, где искать, но некоторые люди стремятся носить галстуки, обошедшиеся им в 100 долларов, хотя они ничем не отличаются от тех, что стоят пару фунтов, в надежде, что это придаст им «класс».
Стандартный Вид мужчины в городе, будь это Нью-Йорк или Лондон, двубортный костюм, подчеркнутый ярким галстуком, который выглядит так, точно на него кого-то стошнило. Галстук говорит: «Посмотрите, я вовсе не зануда, в глубине души я тоже крутой и стильный». Политики, особенно левые, очень любят такие галстуки. Концепция старого школьного галстука, будь то частная или государственная, возвращается.
Дорогие галстуки на скрягах не передают послания, который подразумевался его носителем. Как бы то ни было, большинство очень богатых людей, которые мне встречались, рожденных в богатстве, отчаянно пытались преуменьшить свое состояние. Питер Гетти, показавшийся мне немного похожим на юного джентльмена-бродягу, один из этих случаев. Он, по-видимому, один из тех людей, которые носят настоящий «ролекс»,  притворяясь, что это дешевая тайваньская подделка.
Чтобы обнаружить худшую разновидность богача, нам достаточно поглядеть через дорогу от отеля «Плаза», на башню Трампа. Трамп  - образец человека, разбогатевшего в 70-е. Как Роберт Максвел в Англии, он, несомненно, довольно опасный человек, поскольку все, что он покупает, строит или прикасается, превращается в дерьмо с монограммой. Трамп то, Трамп се. Несмотря на его довольно широко разрекламированные денежные затруднения (он потерял свой последний миллиард), последнее приобретение – прекрасный отель в стиле арт-деко «Барбазон Плаза», который, как он сказал, намеревается разнести в клочья и превратить в квартал пошлых эксклюзивных кондоминиумов. В F.A.Q. игрушечном магазине «Шварц» (ставшем всемирно знаменитым благодаря Тому Хэнксу, который играл там на пианино в фильме «Большой») по соседству  вы можете купить даже «Настольную игру Трампа», на которой напечатан портрет великого человека и его слоган, который обобщает многое о человеке и городе. «Не победа или поражение, а только победа».
Манхэттен - не просто символ преклонение перед капитализмом, как любят говорить. Манхэттен – это капитализм во плоти, бетоне и стали. Эти пересеченные улицы, нанесенные незримой рукой Рисовальщика бога, олицетворение капиталистической коммуникации. Огромная монтажная плата, гудящая от информации и доходов. Когда ты понимаешь это, то осознаешь, что этот город построен не для людей, но для быстрой транспортировки грузов и товаров, для ловкого гладкого перетекания денег и услуг по городским артериям, капиллярам и венам. Городской пейзаж здесь – смесь Ван дер Рое с Альбертом Шпеером, испещренный символами; власть, свобода, желание. Иллюзии капиталистической демократии, где каждая вывеска кричит «Купи Меня» и, когда нью-йоркцы покупают, они чувствуют себя свободными. Свобода выбирать, свобода тратить, свобода покупать.
В сознании вдруг всплывает другая вывеска, над воротами в конце лиственной аллеи в Польше. Аушвиц. Здесь работа действительно освобождает. Если стремление к свободе – это свобода проводить время в праздности, свободное время выбирать, что купить, какой канал ТВ смотреть, какой галстук надеть, в какой ресторан сходить. В демократической рыночной экономике, давление, чтобы испытать твою свободу и выбрать, что потреблять. Контролируемый выбор между предметами, которые, как картины, всего лишь предметы. Не богатый выбор, на самом деле.
В Нью-Йорке все выглядит чудесно. Многие улицы кажутся заманчивыми, но по большей части это тупики. Это лузеры, которые, согласно трамповской все-американской философии, никто. Люди, тем не менее, продолжают верить, несмотря ни на что, потому что американская культура основана практически исключительно на стремлении к успеху, материалистическом стиле жизни, на «движении куда-то». Но никогда не прибывая в пункт назначения.
«И мертвые тела издают безумные звуки
... и мертвые тела нагромождаются в курганы».
- «Velvet Underground», 1967
«Приведите ко мне нищих и убогих, я помочусь на них/
Вот о чем говорит Статуя Фанатизма/
Твои бедные толпы, соберем их для смерти...»
- Лу Рид, 1989
Когда ты обходишь тела спящие, гадящие, умирающие вокруг тебя на тротуаре, ты обнаруживаешь, что для того, чтобы выжить здесь, не сгибаясь под чувством вины, приходится убеждать себя, что бездельники, пьяницы и наркоманы эстетически подходят Нью-Йорку. Глупый никчемный либеральный комплекс вины не заходит, однако, настолько далеко, чтобы раздавать четвертаки направо и налево. И уже через день ты начинаешь говорить самым стойким нищим, которые тащутся за тобой с протянутой рукой – Да пошел ты. Интересно, что здесь, в городе более «европейском», чем любые другие города в Штатах, за исключением может быть Бостона, ты замечаешь столько нищеты.
В Танжере ты можешь идти по переулкам, отстранившись от сцен нищеты и лишений. Там, когда ты жаришься под северо-африканским солнцем и грезишь о Поле Боулзе и трубах «Джеджуки», тебе кажется, что ты идешь сквозь нереальные библейские декорации, случайный пришелец, заброшенный в место и время, где так мало ориентиров. Нет отражений. Подсознательно, ты ощущаешь дистанцию, относишься свысока к людям, тянущим к тебе мозолистые черные руки из-под джеллаб и покрывал. В Нью-Йорке это нелегко. Не только из-за крайностей проявления богатства и бедности. Но потому что эти люди – продукт нашего мира, нашего времени. Нет дистанции. Нет разницы в культуре и времени. Они - не пустынные кочевники, повергнутые в культурный шок и не народы, умирающие от голода из-за набегов саранчи или засухи, это Американцы Двадцатого Века, которые просто потерпели неудачу в системе, созданной другими Американцами Двадцатого Века. Эта система ксерокопирована строчка за строчкой в Британии. Сцены ужасающей нищеты становятся страшнее всякий раз, когда я попадаю в этот город.
В 1982 году я во второй раз побывал в Нью-Йорке, на этот раз поездку оплачивали «RCA Records». Город, который я обнаружил тогда в устье Гудзона, теперь можно лицезреть на берегах Темзы. Приговор, вынесенный Гербертом Уэллсом Лос-Анджелесу, кажется актуальным для современного Нью-Йорка. «Я видел будущее. И оно ужасно». По части мусора, граффити, наркотиков, нищеты, воровства, урбанистического упадка, Лондон ныне переживает то, через что прошел Нью-Йорк в 1982 году.
Нью-Йоркцы, похоже, живут в заблуждении, что это единственный город на земле с мусором, тараканами, грызунами и прочими общими проблемами, связанным с большими городами. Но по части грубости, пьянства, безумной конкуренции, бездомности, проблем транспорта, наркомании, плохого отношения, нищеты и атмосферы беспричинного насилия, Лондон уже превзошел Нью-Йорк 1982 года. Если тэтчеристская философия американизации Британии будет развиваться, к концу девяностых наша столица, которую многие американцы до сих пор считают самым культурным местом на Земле, дорого за это заплатит. Биографы-подхалимы Тэтчер без сомнения возложат ответственность за это на импортеров крэка и амфетаминов, или порнографов, или профсоюзы, или гомосексуалов, или на так называемых левых интеллектуалов (или какие козлы отпущения будут в моде на тот момент). Но на самом деле, это ее близорукая философия уничтожает город, переживший бомбежки международного фашизма, армии Филиппа, Наполеона и Джока Стейна. Приезжая в Нью-Йорк, теперь ты можешь ощутить запах будущего Лондона, и по большей части воняет он как футуристический погребальный костер.
Неудивительно, что эта пышная, гротескная банановая республика – художественная столица Мира. Самое ценное преимущество современного развитого общества – свободное время – заполняется здесь, в Нью-Йорке изобилием Развлечений. Как говорил самый знаменитый арт-двигатель Манхэттена: «Искусство – это развлечение». А в Нью-Йорке развлечение – это деньги. Вот и все.

НА МОГИЛЕ ГЕНРИ ДЖЕЙМСА
«Образы, что некогда вызывали содрогание и оскорбления, застыли здесь в невинной неподвижности тишины, каждый отметив точку, где многие ошибки утратили свою уникальность. И новизна была утрачена».
Генри Джеймс – У.Х. Оден
Бродяги не допускаются в порождение пьяной фантазии Райта – Гугенхейм или Метрополитен или Музей Современного Искусства. Ни даже в маленькие, подчас оживленные галереи вокруг СоХо, где благопристойные мужчины и женщины пишут маслом или акрилом в стиле этого злобного разбрызгивателя красок, Джексона Поллока, или хорошего, но переоцененного колориста Марка Ротко. Где многое происходит, но мало что случается.
Вокруг полноводного Гринвич-Виллиджа можно встретить множество серьезного вида молодежи, покрытых гормональными прыщами, в кроссовках «Рибок», широченных анорках и «левайсах», обтягивающих жирные задницы, но не Эбби Хоффмана, не нового Аллена Гинзберга. Ни даже Лу Рида, стоящего на углу, завывая о том, как ужасно гламурно иметь проблемы с наркотиками, чем он занимался в начале 70-х, до того, как начали умирать его друзья. Возможно, я плохо искал, но ощущение социальной революции, ощущения скрытых утопических тенденций, являющихся признаком большинства авангардных художественных форм и эволюционных культур – как дада или панк – кажется больше не существуют здесь, среди студентов, бренчащих на своих двенадцатиструнных акустических гитарах в парке Вашингтон-Сквер (почти неописуемое место, в миллионе миль от Генри Джеймса или босоногого Роберта Редфорда).
Сидя за каменным шахматным столом, в 50-е годы - излюбленным местом Марселя Дюшампа, я чувствую, что 1776 года было достаточно. Что право жевать жвачку, ходить на работу в экзотическом галстуке и слушать Спрингстина или даже Штокхаузена – это вся свобода, которая нужна людям. Свобода, предлагаемая Гринвич-Виллидж, поверхностная и безопасная – притворство.  Когда мне пришлось жить в Нью-Йорке, Виллидж, несмотря на свои недостатки, все еще оставался местом, где я проводил большую часть времени, но всегда было нелегко сдержать смешок, когда приходилось сталкиваться с нью-йоркцами, притворяющимися, что они живут Жизнью. Здесь, на Западной 4-й улице, между Вашингтон-сквер и Шестой Авеню, где Вуди Аллен в «Энни Холл» останавливает двух обитателей Виллиджа и спрашивает их, почему они выглядят такими счастливыми. Они объясняют. Она: «Я поверхностная и пустая, у меня нет никаких идей, я не могу сказать ничего интересного». Он: «То же самое». Такая вот картинка.
В Америке панк никогда не был явлением (по крайней мере так, как его понимают британцы), потому что панк здесь был не нужен. Дорогостоящая, задрапированная в атлас, гигиеничная американская рок-музыка – иллюзия, все еще отстаиваемая дрянным журнальчиком «Роллинг Стоун» - достаточно революционна для белых детишек, которые не хотят слушать более бунтарские, суровые слова черного блюза или рэпа американских «Sex Pistols» - «Public Enemy» (хотя рэп сам по себе уже выродился в бессвязное, модное болото уличного бормотания). Но Америка достаточно велика, чтобы примирить многие стили.
В баре «Gramercy» я выпиваю с «Screaming Blue Messiahs», сделавшими Америку своим домом. Мессии, как многие культовые британские команды, прекрасно живут здесь, что, несмотря на их редкую одаренность, невозможно для них дома, без успеха в хит-парадах и компромиссов. Неважно, в какую точку мира ты отправишься, ты везде найдешь громогласный, но неглубокий патриотизм, но нигде абстрактные представления о национальной гордости и идентичности не принимаются так всерьез, как в Америке. Шумиха по поводу обращения с Флагом - не единичный инцидент, и показательный в плане здешних представлений о ценностях. Большинство американцев не просто уверены в том, что Америка – лучшая страна в мире, где можно жить, но и в то, что это единственная страна в мире вообще. В конституционном и экономическом смысле, возможно, жить здесь лучше, чем где бы то ни было. Это красивая, богатая и, во многих отношения, умудренная страна, с бьющими через край возможностями и выборами. Это страна, в которой капиталистическая система прекрасно работает на благо подавляющего большинства. Она куда более свободна от желтозубой безжизненности Британии – унылого муниципального жилья, циничных бородатых социалистов, черных костюмов, трясущихся пирогов и пивных, кретинов с татуированными лицами в нейлоновых костюмах. В Америке ты можешь делать, что угодно (предположительно); по крайней мере, ты можешь петь рок-н-ролл или играть блюз или рэп. И это почитается ВОЗМОЖНОСТЬЮ делать все, что угодно, этого достаточно. Вот почему здешнее «альтернативное» революционное искусство, как упомянутый здесь американский панк-рок и его ответвления кажутся слишком слабыми, слишком позерскими.
Не то, чтобы у англичан был копирайт на это явление. Разумеется, у американских панков нет никаких причин интересоваться тем, что происходит в Британии. Но Панк в Англии – горький, депрессивный, яркий, острый, реалистичный, тяжелый и анархический, а американские команды не способны этого достичь (если они и в самом деле хотят этого) или понять. Очень странно осознавать, что здесь, на Манхэттене, на улицах никогда не рвались бомбы, не было массовых волнений, тяжелой затяжной безработицы, узаконенной цензуры новостей, пабов, из которых тебя вышвыривают в несуразное время – 11 часов вечера под проливной дождь, ни тоталитарного правительства, поддерживаемого популярной монархией, всего того, что по-прежнему существует в Соединенном Королевстве.
Даже уличное насилие здесь (не столь распространенное, но из-за доступности огнестрельного оружия, зачастую, более фатальное), как правило, связано со Стремлением – к деньгам, наркотикам, сексу, а не с нелепым выплеском глупости и неудовлетворения. В самом деле, семьдесят процентов преступлений в Нью-Йорке напрямую связаны с наркотиками.
Как евро-панк олицетворяется бельгийскими «Plastic Bertrand», американский панк это -  «Talking Heads», «Ramones», «Blondie», «Television», «Devo», «Pere Ubu», «Heartbreakers», «Dead Kennedys»  и разнообразные, собранные Кимом Фаули, «Valley Girl». Среди них есть и хорошие группы, но это не панк-группы  в британском понимании этого слова. Так или иначе, все они либо слишком академичны, либо слишком поверхностны, некий полу-металлический глэм-рок и, для английской молодежи, слишком РЕСПЕКТАБЕЛЬНЫ. Американские детки, вышедшие за пределы съемочной площадки Стивена Спилберга (разукрашенной постерами с картинками их комиксов, роботами, «Нинтендо», телевизорами и джанк-фуд), кричащие на школьной вечеринке о том, как они ненавидят своих папочку и мамочку, не вызывают особой симпатии. Для большинства американских «бунтарей без причины» (и без смысла), английский панк это – Элвис Костелло, Билли Айдол и «Police». Все очевидно.

БОГЕМА
Понятно, что необходимость жить и работать в малопристойных районах Ист-Виллидж - молодые художников рассматривают как акт «жертвоприношения» со своей стороны себя. Мансардный менталитет сохранился здесь, как и в Хэкни, единственная разница в том, что отпрыски семе䐹 среднего класса платят несуразную квартплату за то, чтобы походить на аборигенов, тогда как в Хэкни, которое Е䐲ропейская комиссия по жилищному строительству когда-то назвала «самым нищим районом в центральной части города в Западной Европе», можно до сих пор снять студию дешевле, чем в центральном Лондоне. В нью-йоркских артистических трущобах арендная плата остается астрономической, и неудивительно, что восемьдесят тысяч художников переезжают через реку в более фешенебельный, но и более опасный Бруклин (который напоминает перекресток между Бирмингемом и Айлингтоном, если прибавить еще пальбу из пистолетов).
Когда ты из вредности задаешь вопрос о том, какую роль играет Культура в подавлении рабочего класса, брови удивленно поднимаются. Не только потому, что Америка самая консервативная в политическом отношении страна, помимо Южной Африки, но, к счастью, и потому что Класс – здесь значит меньше, чем в Британии. Следует сказать, что это действительно не имеет значения, и многие дети, чLи родители - шахтеры или рабочие на заводах Форда - часто бывают в кофейнях Виллидж и г䐰лереях 䐡оХо и НоХо. Хорошие заработки, может быть, более четкий критерий для привилегийЬ которые наследует Класс, но Ар䑂истичес䐺ий Мир Нью-Йорка, как правило, сфера интересов людей с деньгами. Так же создается впечатление, что популярность Искусства в Америке каким-то образом связана со стремлением к «утонченному» стилю жизни, а это ассоциируется с большими деньгами. Не потому, что деньги – это плохо, навязчивая погоня за ними здесь, в частности, в Искусстве, не способствует созданию великого искусства. Слово «Искусство» тут - порождение нечестивого союза Коммерции и Культуры, объединенных Стремлением. Его также можно произнести как «А.Л.Ч.Н.О.С.Т.Ь.».
Единственная причина, почему пропагандистский элемент в Искусстве здесь столь слаб – из-за чувства свободы, переполняющего Американцев, как им самим кажется. Цензура здесь малозаметна, а следовательно, практически не существует и пропаганды.
«Без некоей формы цензуры, пропаганда, в прямом смысле этого слова, невозможна. Для ведения пропаганды необходима некая преграда между публикой и событием».
- Вальтер Липманн, 1922 год.

Именно в связи с этим чувством свободы, как мне представляется, здесь так популярны третьесортное активистское искусство и музыка. Американские художники очень расстраиваются, когда им говорят, что они не могут повесить флаг или распятие кверху  ногами, хотя в этом городе допустимы куда более важные законные попрания Свободы Личности, такие, как, скажем, Поправка 28. Так что лучше позабавиться с Мертвой Собакой, чистыми холстами, тяжелыми металлическими штуковинами.  Плыви, плыви...
Беседуя с некоторыми молодыми художниками, я не мог избавиться от ощущения, что они стали частью новой морали. Призраки СПИДа, де-гламуризация наркотиков и общее модное недоверие к  `67 и `77 должны были что-то изменить, но, даже принимая во внимание американскую, удивительно некритичную, веру в себя – почему так смиренно? Кто-то может подумать, именно в урбанистической убогости Нью-Йорка молодые художники должны искать новый революционный стиль жизни, а не пытаться реставрировать неестественность старого. Не просто стремиться стать богатыми и знаменитыми. Кто-то может подумать, что они должны разрушить барьеры, задавая вопросы, или, черт побери, бунтовать, но большинство из них думают, что бунтарство плохо способствует карьерному росту.
Единственное восстание здесь за много лет имело место на Томкинс-сквер. (После написания этого текста было еще одно небольшое восстание на Площади, поднятое бездомными, изгнанными полицией из палаточного лагеря). Хотя и весьма незначительное по меркам Брикстона, Белфаста или Клуба болельщиков Бирмингема, восстание оказало сильное влияние на нынешний облик Ист-Виллидж. Показательно для отношения, которое превалирует среди благонадежного артистического сообщества, - беспорядки на Томкинс-сквер были возглавлены не самозваными деятелями «хардкор-искусства», которые там болтались, а спровоцированы движением вышвырнуть модное артистическое сообщество по соседству.
В отличие от СоХо, ранее бывшим коммерческим районом, и открытым для художников вышеупомянутым Джорджем Мациунасом, Ист-Виллидж был жилым, и то, что художники и галереи перебрались туда, повысив арендную плату и выжив аборигенов, вызывает куда более неприятное чувство. Это никто иной, как художник Райнер Феттинг, и якобы добропорядочный англичанин по имени Малкольм Макларен, вызвали вспышку враждебности, когда они и другие жильцы нового респектабельного дома Кристадора спровоцировали кампанию за закрытие Томкинс-сквер для бездомных бродяг, которые там частенько бывали. Мы все любим бедняков до тех пор, пока они не мочатся в наши почтовые ящики. После беспорядков 1988 года и перед лицом  нарастающего вандализма и преступности, большинство галерей перебрались на Бродвей. А здесь наблюдается большое разнообразие всевозможных бродяг.
В Музее Современного Искусства между Пятой и Шестой Авеню  (который, на самом деле, должен был называться Музеем Раннего Модернизма), я смотрю на великолепное, неожиданно крошечное  «Постоянство памяти» Дали и понимаю, что мне нравится здесь находиться, затем смотрю на ужасного Лихтенштейна, еще одного поставщика старых добрых мертвых лошадок и понимаю, что хочу поскорее оказаться где-нибудь в другом месте.
Музей по завязку набит отчасти великими произведениями искусства, отчасти знаменитыми произведениями искусства, но по большей части - мусором. Множество бесстыдной глупости, много продуманной невнятицы и некогда модной пустопорожней чепухи. По крайней мере здесь, в МСИ, можно фотографировать, поэтому мы позируем перед Пикассо и проталкиваемся сквозь толпы щелкающих «никонами» культурных стервятников, чтобы поудачнее сфотографировать Уорхола, которого я хочу повесить у себя в туалете, но даже лучшие из них бледнеют перед инсталляцией Кристиана Болтански – прямоугольная куча металлических строительных блоков или жестянок, на которой стоит ряд из семи его знаменитых фотографий искаженных лиц, подсвеченных сквозь тонкие проволочные ячейки. Результат производит мрачное, печальное впечатление.
Почему инсталляции Болтански действуют на зрителя, а полотна Арнульфа Райнера и фотографии сходного материала  - нет, несмотря на свою простоту и отсутствие самоуверенности. Тогда, как Райнер и художники-абстракционисты словно молят о внимании своей изощренностью и самодовольными противречивыми, инсталляции Болтански выглядят целостно. Они не производят впечатления гармоничных или отражающих эксцентричные причуды художника, они, кажется, просто существуют, как старый гардероб, полный костюмов покойника. Болтански предлагает альбомы фотографий-сепий, перелистываемых еврейскими внуками. «Смерть, - говорил Болтански, - случается всякий раз, когда ты создаешь картину». Музей Современного Искусства – галерея смерти. Мертвые образы, мертвые художники и прошедшее Время, замороженное, как гниющее тело в крионическом резервуаре.
Общаясь с людьми в Гринвич-Виллидж, я искал Жизнь и заметил, что глаза самых честных молодых людей загораются, и гормоны бурлят, когда звучат такие слова, как «Чердак» и «Студия», и я понял почему, несмотря на все разочарования, этот город так пленяет и влечет. Потому что каждый здесь верит, что играет роль в кино, и счастлив соответствовать всем характеристикам, диктуемыми придуманными «гламурно»-медийными образами этого города, этой гигантской изменчивой съемочной площадки.
Иллюстрация: Сальвадор Дали «Постоянство памяти»
Образ отражения. Никто из обитателей Манхэттена не был здесь рожден, все они пришли сюда, чтобы остаться в своей стране Оз, все они, очень по-американски, стремяться к хэппи-энду, прежде чем промелькнут титры с твоей фамилией. А разве не все мы таковы? (Непомерное, неодолимое честолюбие и настойчивость, думаю, поэтому остальные американцы говорят, что Нью-Йорк – город грубых людей). Кажется, здесь стремятся исключительно к недостижимому, мифическому стилю жизни чердаков и квартирных вечеринок, славе, скандалам, деньгам, выпуску скучных книг, закрытых просмотров, натертого паркета и оклеенных потолков. Картина, выставленная в МСИ, показать Маме, вернуться в Айдахо. Призывный вид, столь же знаменитый, как Королева Англии – «Посмотри на меня».
Как это случилось с популярной музыкой в первой половине семидесятых, когда у каждого была «концепция», расклешенные рукава и огромные клавишные, артистический мир Нью-Йорка превращается в случайного наблюдателя, становясь все более вульгарным и предсказуемым, пустым и безразличным. И, давайте уж будем честными. Тупым. (Чем дольше я здесь нахожусь, чем ближе я знакомлюсь с Америкой, тем больше и больше начинаю ценить незатейливый выпад против приличий Андреса Серрано).
Меня пугает то, как быстро искусство становится стилизацией самого себя. Разрезки, Джаз, Рок, Герметизм, когда-то все это было эзотерическим и по-настоящему подрывным. Теперь разрезки принадлежат «Jive Bunny», саксофоны давно узурпированы рекламой дрянного баночного пива, гитары висят на стенах спален избалованных ребятишек из фильмов Спилберга. Оккультизм помогает богатеть пожилым владельцам книжных магазинов, герметизм теперь забава для не чуждых авантюризма авиапассажиров, уставших от Бергмана по 4-му каналу. То, что когда-то было коммуникативным средством между человеческими существами, как африканские барабаны, изуродовано и превратилось в амбиентные шумы, которыми наполняется одинокая тишина международного мира, как звон в ушах.
Визуальное искусство – некогда изначальная форма коммуникации – постепенно превратилось в мерцание коллективного бессознательного.  В своем неугасимом преклонении перед самим собой, художественный мир упустил то, что давным давно стало очевидным для многих джазовых музыкантов и писателей. Разгневанный молодой человек не берет гитару, чтобы сыграть 12-тактовый блюз и донести свой гнев до мира – потому что это он делал сорок лет назад, так почему же разгневанный авангардный активистский художник все еще забавляется с Дада или экспрессионизмом?
Не только большинство современных художников подлаживаются под свою усредненную историю, но многие так же рабски следуют его моде. Посмотрите на Нью-Йорк, кажется размах размер все еще в моде.
Как говорят психологи, некоторые мужчины с маленькими гениталиями, ищут их продолжения в больших машинах и крупных бойцовых собаках, а маленькие мозги, похоже, компенсируются большими полотнами. Но в самом деле, в таком окружении, контролируемом владельцами галерей, агентами, дилерами – легко понять, почему многих привлекает возможность создавать такие вторичные, гигантские куски дерьма. Как однажды сказала британская художница о своей дрянной работе - эти полотна, как стекло, покрывающее Пятую Авеню, от небоскреба Трампа до здания Форбса, как сам Нью-Йорк, созданы не для людей, но для капитала.
Ни в одном доме не найдется стен достаточно больших, чтобы повесить это уродство, если только фамилия хозяина дома не Гетти или Саатчи, Трамп или Форбс или «Nippon Steel Pension Fond», да и кто захочет рисовать для бедных людей? В Маммоне, денежная гора придет к тебе, но для этого придется рисовать с размахом.
Эти многочисленные галереи сосредоточены не на интернализации или трансформации, ни даже на экспериментах или экспрессии, а на громогласности и рекламе. В них мало стремления к любви, и еще меньше к социальной утопии. Все по-прежнему хотят быть Энди Уорхолами.

НО ЛЮДИ БЫЛИ ПРЕКРАСНЫ
(Изгоняя Европу)
Когда я имел, как мне показалось, счастье познакомиться с Уорхолом в Лондоне в 1979 году, он не потряс меня ничем, кроме того, что он не интересовался ничем, кроме болтовни и флирта, что, должен я признаться, показалось мне очень освежающим. Искусство Уорхола значимо, в рефлективном смысле, потому что это – Нью-Йорк, как он есть. Не только по замыслу модели, но потому что Уорхол – настоящий (хоть и не урожденный) абориген этого города. Ему не пришлось ходить по галереям и копировать Поллока – чье творчество он ненавидел. Он просто рекламировал себя, как самую значимую фигуру в Поп-Арте, каковой он и был.
Виктор Бокрис, редактор уорхоловского журнала «Интервью» на пике его популярности и давний друг, биограф и доверенное лицо Уорхола, намекает мне на это за кофе и английскими маффинами (круглыми, сухими плюшками, лишь отдаленно напоминающими кондитерские изделия, которые в Англии никто не ест) в кафе в Мидтауне.
Один из излюбленных уорхоловских образов – нарисованные деньги – возник после разговора Уорхола с дизайнером интерьеров Мюриел Лэтоу в 1960 году. Уорхол отчаялся вырваться из оков коммерческой работы и получить признание, как серьезный художник. Он понимал, что для того, чтобы этого добиться, он должен быть конкурентоспособным, он чувствовал себя конкурентом молодой пары геев, только что всплывших на поверхность артистического мира Нью-Йорка – Джаспера Джонса и Роберта Раушенберга, и был разочарован тем, что комиксовый стиль, который ему удавался, уже был использован Лихтенштейном и Розенквистом. Он хотел стать знаменитым и уважаемым, но не мог придумать, как этого добиться. Это по сути означает, что Уорхол не хотел добиться признания, потому что он чувствовал, что ему есть, что сказать, но потому что он хорошо изображал предметы, и успех пришел естественным образом. Быть художником и рисовать – ПРЕДМЕТ – этого было достаточно. «Что же нам теперь делать?». Никаких озарений и слишком мало идей. Мюриел Лэтоу сказала, что она может придумать, что ему рисовать, но это обойдется ему в 50 долларов за идею. Уорхол заплатил и на свет родилась идея изображения Денег, Кока-колы, бутылок, бананов, Супов «Кэмпбелл» и других «обыденных» предметов.
Началось сотворение Энди Уорхола, Искусство ушло в сторону от классицизма, живописной техники, вкуса, трансцендентности и (хотя он мог рисовать очень хорошо) мастерства. Сперва Уорхол изображал банки кока-колы с каплями влаги, затем ему сказали убрать эти претенциозные капли и просто рисовать совершенные Банки Кока-колы. Не настолько совершенные, чтобы быть фотографически реалистичными, но достаточно безупречные, чтобы не быть абстрактными. Именно так. Так Поп-Арт, заимствовавший из Дада и подсознательно ссылавшийся на рэди-мейды Дюшампа, спустил в клозет Абстрактный Экспрессионизм. Клайн и де Куннинг перестали быть на слуху на вечеринках. Искусство стало пародией на чистый Контекст и, по иронии, капиталистической насмешке, СТАЛО Чистым контекстом. Но Искусство снова стало популярным, потому что оно превратилось во что-то, что люди могут сразу же узнать – кухонную утварь. Суповые банки. Важно, что не реальные суповые банки, но – нарисованные.
Что интересно в Уорхоле, с его механическим взглядом, мягкими фотографиями и гравюрами, магнитофонными записями и фильмами, это то, что он наглядным образом иллюстрировал, как простой акт отображения общества снова становится ролью художника, точно так же как это было во времена Леонардо. Вне-Реестровый Репортаж был помещен в Арт-Контекст и образы в культуре стали чем-то иным. Некогда отдалившиеся от массовых СМИ, пересаженные на стены и интеллектуализированные в крохотных рамках нью-йоркского Артистического Мира, образы стали искусством. Не потому что Уорхолу действительно было, что сказать об образах или обществе (за исключением нескольких незабываемых афоризмов, которые можно интерпретировать по-разному), но потому что они делали контекст необходимым. Потому что они говорили ровно то, о чем художники говорили многие годы. Ничего.
В мире связанном не (как верят многие) только образами, но словами, каталогами, интерпретациями Энди Уорхол предпочел не говорить ничего. Энди Уорхол предпочел дать людям совет, что они хотели услышать. Энди Уорхол позволил людям поверить, что их интерпретации верны. Потому что, разумеется, так оно и есть. Как Малкольм Макларен, Уорхол знал свою публику и никогда не преуменьшал ее способность понимать. Разумеется, так же, как некогда Кеннет Энгер предлагал тебе всмотреться в блестящую поверхность «харлея-дэвидсона», в зеркале Уорхола публика предпочитает видеть самих себя. Злой темный близнец, демонический брат, копия Христа сидит там, в конце стола за Тайной вечерей. Посмотри на себя, первого человека, которого ты ищешь на групповых фотографиях. Вот почему Уорхол стал самым знаменитым в мире художником.
Бокрис рассказывает об Уорхоле, Берроузе, записях, живописи и клее...

Вам приходилось записывать огромное количество разговоров… Вы слушали эти записи?
«В какой-то мере, моя берроузовская книга полностью основывается на них. Но дело не только в том, что много времени уходит на расшифровку, записи также поощряют лень со стороны писателя. Ты можешь говорить с кем-то и на самом деле перестать слушать. Магнитофон делает это за тебя».
Я понял, что лучшие интервью - те, которые ты записываешь по памяти. Добиваешься более реалистического впечатления.
«Да. Однажды я брал интервью у Уильяма Берроуза, и у меня сломался диктофон, поэтому я быстро бросился домой и записал беседу по памяти и понял, что стиль стал лучше, и мне удалось лучше передать атмосферу разговора».
Неизбежный вопрос – вы когда-нибудь использовали разрезки?
«Ну, Берроуз познакомил меня с этой техникой. Он прошел через этот весьма интересный период в конце 60-х, когда он на самом деле не так уж много писал. Он просто записывал на магнитофон все подряд, потому что у него тогда была идея, что фотоаппарат изменил живопись. Ну, знаете, что-то вроде - зачем рисовать корову, если ее можно сфотографировать. Поэтому, по сути говоря, он думал, а вдруг магнитофон сможет изменить литературу также, как фотоаппарат изменил живопись. Больше не нужно сочинять диалоги, ты просто записываешь разговор на пленку. Ничего грандиозного из этого у него не получилось, хотя я думаю, это был смелый эксперимент. Когда я познакомился с ним в 1974 году, он первым делом спросил меня, чем я занимаюсь, и я сказал, что беру интервью. И тогда он спросил, не думал ли я о том, чтобы делать разрезки из пленок. Он сказал, что я мог бы запустить два магнитофона, на одном, к примеру, интервью с Уорхолом, на другом – с Мохаммедом Али, а затем взять третий магнитофон и в случайном порядке писать подряд Али и Уорхола, чтобы посмотреть, что из этого выйдет. Очаровательная идея».
Чтобы добраться до правды, ищи, что они НА САМОМ ДЕЛЕ говорят. Хотя на деле это не работает.
«Нет. Это как коллаж, некоторые куски сперва кажутся великолепными, а послушаешь через неделю – полная чушь. Так, отвечая на ваш вопрос, я сделал большое количество записей, но единственная получившаяся из этого книга – биография Берроуза».
И эта привычка записывать все пришла от Уорхола?
«Да. Я работал с ним над журналом «Интервью», и мы записывали множество обедов, как люди входят и выходят, все шумы, и это было здорово. Уорхолу это нравилось. На деле, хотя книга о Берроузе получилась из моих записей, я перестал записывать, потому что написание книги об Энди все для меня изменило».
Созданная вами биография Уорхола - самая честная и прямая.
«Да. Вообще-то у вас английская версия, она отличается от американской. Американская - короче, для менее образованной публики. Здесь вам приходится прибегать к более низкому общему знаменателю. Вы говорите со 100 000 читателями книги в твердом переплете, а большинство из них в Америке считают Энди каким-то чудаком. Поэтому вы должны дать им что-то читабельное, легкое для понимания».
Вы написали целый ряд биографий. Важно ли развеять мифы вокруг этих людей? Хотя, наверно, заманчиво и что-то добавить к ним.
«С Энди, Берроузом и Али и «Велветс» и прочими я обнаружил, что у всех у них сложившиеся образы, которые мешают публике понимать их по-настоящему. Например, Берроуза люди считают очень холодным, сильным, ученым, загадочным парнем, лишенным чувства юмора, что прямо противоположно настоящему Берроузу: он очень милый, очень веселый человек. Поэтому думаю, что если я смогу донести это его чувство юмора в его творчестве станет более понятным для вас. «Голый завтрак» - веселая книга. Я просто хочу донести до публики истинную личность художника, чтобы они смогли его понять, не пугаясь далекого образа».
И это же верно для Уорхола?
«Если не больше. Энди сложно постичь, но если вам удастся понять, через что он прошел, чтобы донести до вас суть, значит, это сработало. Иисус Христос вдумчивый молчаливый парень, которому удалось выйти из ужасного затруднения, справиться со страхом смерти и уязвимости...».
Заметили ли вы какие-либо изменения в нем за те пять лет, что вы писали книгу?
«Так всегда происходит. Я очень хорошо знал Энди, но когда я занялся этим всерьез, я стал восхищаться им еще больше, потому что понял, через что он прошел, чтобы стать тем, кем он стал, сперва я этого не понимал. И еще я понял, как ему удалось сохранить чувство юмора и гуманизм, несмотря на тяжелое детство в 50-е, несмотря на то, что его все время отвергали. И я понял, что он - действительно великий человек. Очень смелый и сильный. Это вызывало раздражение у многих людей».
Он не дожил до выхода книги в свет.
«Нет. Ужасно жаль. У меня в жизни было немало потрясений, но смерть Энди стала для меня самым большим ударом. Мы надеялись, что он выкарабкается. У него был такой сильный характер».
Как вы попали в мир «Фабрики»? Нью-Йорк тогда был наверно очень интересным?
«Да, это было потрясающе. Мне просто повезло. Я переехал из Брайтона и работал в Филадельфии в начале 70-х , а затем начал работать на Энди, мне было двадцать два года. Тогда только начинался этот прекрасный период, когда Нью-Йорк стал культурной столицей мира. До примерно 1986 года это был центр артистического мира, литературного мира и т.д. и т.п. Тогда многие здесь бывали, поэтому у нас было преимущество, мы могли просто встречаться со всеми этими людьми, учиться и смотреть, что происходит. Что мы и делали. С 1970 по 1975 год мы сделали для журнала около 90 интервью с замечательными людьми. Мы стремились разгадать, что они делают, и как они это делают, чтобы делать тоже самим. Я познакомился с Берроузом и Лу Ридом, с Энди и так далее, но прошло немало времени, прежде чем я по-настоящему узнал их, потому что они были знаменитостями и поначалу настороженно относились к людям. Мне повезло, потому что мы жили в невероятное время. Пик расцвета Нью-Йорка пришелся на 77-80 годы. Это было фантастическое время».
Нью-Йорк по-прежнему кажется англичанину невероятно открытым для идей в искусстве и прочем. Или сейчас он переживает закат?
«Да, несомненно».
В смысле качества работы, отсутствия новых идей, социального климата?
«Во всех смыслах».
Потому что люди приезжают сюда, чтобы подражать прошлому?
«Нет, не в этом дело. Потому что СПИД оказал огромное разрушающее воздействие на артистический мир Нью-Йорка. Большинство лучших художников, танцоров, художников, писателей, актеров, режиссеров – геи, а геи более подвержены СПИДу, чем любая другая группа. Многие из них умерли или уехали. Плюс экономические условия, социальные условия изменили здешний пейзаж. Я думаю, все кончилось в 1986 году. Первая половина 80-х была довольно интересна. Была живая, энергичная арт-сцена – Жан Баския, Кит Харинг, Уорхол и другие. Теперь Жан умер, Энди умер, у Кита Харинга СПИД [теперь уже и он умер]. Все кончилось. Этого нельзя не почувствовать. Это ужасно... Стиль жизни, условия совершенно изменились. Тоже самое с наркотиками. Это больше не круто и не интересно, и не экспериментально. Это было интересно в 1977 году, тогда все было энергичным и ярким. Было много экспериментальных мыслей и акций, помогающих понять суть вещей. Творчество, интересные отношения, беседы и опыт. С пришествием СПИДа все прекратилось. Люди больше не выходят в свет, бодрствуя по трое суток, поддерживая себя наркотиками. Тогдашний образ жизни многое давал в том отношении, что ты встречался с людьми, завязывались контакты, ты с ними работал, влюблялся в них, путешествовал, общался. Это вовсе не было ерундой, как теперь пытаются представить, это было НАСТОЯЩИМ. Теперь этого просто нет».
Здесь царит атмосфера смерти.
«Нью-Йорк по-прежнему интересное место. Об этом еще будет написана великая книга, потому что здесь интересно. Мы живем в пейзаже смерти, как во время чумы в Лондоне в 1744 году или когда это было. Разумеется, здесь все еще многое происходит в плане работы и общения и людей, но у всего этого очень черная, очень негативная аура. Но, в своем роде, это тоже интересно».
Эта атмосфера находит отражение в произведениях, создаваемых в последние несколько лет, как в случае Мэпплторпа и Харинга, много связано с кровью, телесными выделениями, сексом и смертью. И последние проекты Лу Рида тоже очень близко касаются темы смерти.
Фото: Энди Уорхол и Лу Рид на «Фабрике»
«Да. В настоящее время я не поддерживаю с Лу контактов на личном уровне. Я видел, как они с Джоном Кейлом записывали песни об Энди. Это было потрясающе... Он один из тех людей, которые могут стать великими учителями на пути. У него огромный опыт. И, снова, несмотря на его имидж, он очень милый человек, интеллигентный, образованный, общительный. Я его очень люблю».
Его нынешние работы гораздо лучше, чем то, что он записывал в Берлине.
«Да, чрезвычайно. Лу Рид – великий человек. Как и Энди, он многое пережил, конфликты и трудности, и вышел с честью изо всего».
Он создал прекрасные тексты под давлением и под влиянием наркотиков. Я разговариваю с молодыми художниками и музыкантами, и зачастую возникает ощущение, что они ведут слишком непорочную жизнь, по понятным причинам. Но к тому же они производят впечатление очень реакционных людей.
«Да, это очень глупо. Наркотики сейчас под запретом, но если оглянуться назад, на последние тридцать лет, то понимаешь, как много великих произведений были созданы под наркотиками. Берроуз всегда спорил со мной и говорил, что это создано не под влиянием наркотиков, а человеком, который экспериментировал с наркотиками. Амфетамины создали большинство великих произведений здесь в 60-е... Дилан, Уорхол, Живой Театр. Люди рисковали, следовали своим видениям до конца радуги и они получали их. Теперь, как вы сказали, молодежь по-другому к этому относится. В Нью-Йорке это началось в 1983 году. Верх взяли яппи, очень реакционная группа. Тяжело смотреть на их влияние, позицию, но я думаю, это пройдет, потому что в этом нет души, одна механическая продуктивность, нет глубины. Нет понимания жизни и смысла происходящего или того, что делали мы».
Я думаю, что в искусстве сейчас начинаются возвращаться к этим ценностям.
«Да. Я думаю, мы увидим возрождение глубоких взглядов и понимания нашей вовлеченности в жизнь и искусство и отношения между ними. Это случилось потому, что нам необходимо очистить наше сознание от того, что было до нас и придти к новому видению. И это новое видение придет не из этой лилейно-белой, чище-чем-ты массы людей, которые опираются на религиозный, капиталистический миф.. Экспериментаторство должно вернуться и обязательно вернется. Как у Лу Рида в «Героине» - «Я собираюсь обрести царство, если смогу». Вот к чему мы должны стремиться, ОБРЕСТИ царство видения».
Вот почему я предпочитаю писать документальную прозу, а не художественную. Люди интересны, факты интересны, люди достаточно интересны.
«Да, именно так. Меня всегда интересовали реальные люди и возможность писать о реальных людях, но только о великих искателях, пионерах. Уорхол, Берроуз, Рид были настоящими первопроходцами. А быть первопроходцем всегда тяжело. Их убивали, они умирали в поиске. Они гибли от передоза, СПИДа, кончали с собой. Это всегда будет...».
Виктору Бокрису посчастливилось жить в живом времени, в столице культурной жизни, и ему удалось зафиксировать это, возможно лучше, чем любому другому писателю. Сейчас, тем не менее, Нью-Йорк кажется мертвым. Последние остатки царства Яппи и дети  возродившихся христиан загадили художественный и музыкальный мир. Уорхол, которого, с одной стороны можно считать художником, спровоцировавшим появление «бездуховного» искусство 80-х, вместе с тем он, несомненно, первооткрыватель многозначительного искусства 60-х. Проблема в том, что для того, чтобы это понять, нужно прочитать книги таких, как Виктор Бокрис.
Возможно, по иронии судьбы, уорхоловский интерес к предметам массового потребления в 60-е повлиял на одержимость дизайном яппи 80-х. «Дизайнерские» вещи – дурацкий тяжелый Филофакс, телефон, который падает со стола всякий раз, когда ты пытаешься взять трубку, кошмарные мемфисские стулья и прочее – стали важными символами стиля и вкуса.
Горшок дерьма, который лживо говорит тебе, что если ты носишь что-то или слушаешь что-то, ты – человек со вкусом, был раскопан в 80-е. Если пятидесятые запомнились, как Стрижка, 60-е – Футболка, 70-е – Английская Булавка, то восьмидесятые должны запомниться нелепыми стульями Рене Макинтоша (которые, разумеется, были придуманы еще в 20-е годы). В 80-е Уильям Моррис стал темой обсуждения на вечеринках, где обсуждали Бронте или Солженицына (вечеринки, с которых так хочется быстро сбежать). Ужасные люди в костюмах из каталога «Next» и дурацких круглых очках были повсюду.
Карьера дизайнера обоев и, используя местный диалект, разностороннего всезнайки Морриса имеет некоторые параллели с уорхоловской. Интересно, однако, Моррис и его Гильдия Работников Искусства – которая работала параллельно с художническим Новым Английским Клубом Искусств – была против искусства для избранных, как выражалась всемогущая, совершенно ужасная Королевская Академия. В основном моменте, Уорхол был другим. Моррис сделал немало для того, чтобы донести искусство до широкой, более эстетически образованной публики, но он также должен был нести суповую банку, будучи отцом-основателем движения Искусства и Ремесла и вдохновителем таких мерзостей, как полированная сосна Лауры Эшли и «Хабитата» Теренса Конрана. К тому же он был занудным, добропорядочным, благонадежным христианином, несмотря на то, что некоторые считают его связующим звеном в искусственной цепочке Уинстэнли, Копп, Де Сад, Фурье, Лотреамон, Альфред Жарри, Алистер Кроули, Хельзенбек, Тцара, Лири, Мациунас, Дебор, ЛаВей, Макларен и Пи-Орридж.
Странно, в восьмидесятые Дизайн стал считаться равным «Искусству», несмотря на фундаментальную разницу. Художники – эгоманьяки, создающие произведения в своем собственном мире или, по крайней мере, притворяющиеся таковыми, пропагандируют художественную культовую претенциозность и непонятность. С другой стороны, дизайн должен создаваться исключительно для нужд потребителей. Дизайн становится плохим лишь тогда, когда становится диктатором, когда Форма практически полностью подавляет Функцию. Телефоны, падающие со стола, это не просто телефоны, это тщетная попытка дизайнеров, который хочет, чтобы его принимали всерьез, создать произведение искусства. Эти люди мечтают перебраться из Офиса чертежника в «Студию». Отряхнуть с ног грязь коммерческого, функционального ремесленничества «рабочего класса» и присоединиться к выскобленному дочиста, бесполезному экспрессионизму «среднего класса». А художники среднего класса – дилетанты, индивидуалисты и эксцентрики, разве не так?
Вальтер Беньямин первым высказался о том, что механическое воспроизводство образов и предметов отнимает у оригинала привилегированную позицию. Это верно и для сферы Дизайна массового производства, но, даже пост-поп-арт, демонстративно неправильно в случае Изобразительного Искусства где, в Музее Пустоты – чикагском или нью-йоркском Музеях Современного Искусства – произведения искусства по-прежнему, как в буквальном, так и метафорическом смысле, помещаются на пьедестал.
Дизайн, с другой стороны, интегрируется в повседневную жизнь пользователя. Несмотря на то, что говорили Флексус, жир Бойса, кровь Йоко или ограниченные тиражи шелкографий Энди Уорхола, по-прежнему рассматриваются сквозь стеклянные витрины и выставочные контейнеры, наслаждаются эксклюзивным положением, и в отличие от дизайнерских творений, контролируются художниками и дилерами. Едва ли вызывая перемены вне или даже внутри рафинированного мира искусства. Снова, я ощущаю приступ цинизма и раздражения, я разочарован  обещаниями Искусства в музее/галерее, несмотря на нео-баухаусовские обертки, несмотря на превосходный паркет. И я это могу понять, хотя Дизайнерские стремления попасть в Культурный контекст изобразительного искусства, псевдо-Науки вызывают у меня содрогание, потому что я считаю это регрессом и скукой. Таблички на стенах музея гласят: «НЕ ПРИКАСАТЬСЯ К  ЭКСПОНАТАМ», -  но, как правило, читаются: «ЭКСПОНАТЫ НЕПРИКОСНОВЕННЫ». Здесь, в Нью-Йорке, я утратил последнюю надежду. Это кровь... кровь на полу? Как мир может быть таким...
Мне нужно взбодриться. Возможно, как у людей, сидящих и смотрящих американский футбол, у меня нет восприимчивости или вкуса.
«Хороший вкус», последнее прибежище дураков, еще более туманное понятие в Нью-Йорке, чем в Лондоне. Филофаксов здесь не существует, а сотовые телефоны встречаются очень редко, потому что, в отличие от Британии, таксофоны здесь многочисленны и даже работают. Но Манхэттен по-прежнему населен странными людьми, носящими огромные очки и уродские галстуки-бабочки. В Лондоне эти люди могли бы быть Дизайнерами Интерьеров, телепродюсерами или Рекламщиками. В Нью-Йорке это Психоаналитики или Издатели.
В настоящее время, три самых знаменитых художника в Нью-Йорке – Жан-Мишель Баския, который, несмотря на то, что был «открыт» лишь в 1981 году, очень быстро стал миллионером, Кит Харинг и Джефф Кунс. Жан был юным, очень сообразительным и чертовски скучным. Бывший граффитер, он продолжал рисовать там, где ему говорили и творил красочный, банальный хлам, который покупали красочные, банальные люди, ищущие куда бы вложить свои большие деньги и полагавшие, что Жан – «настоящий герой».  Юный, смуглокожий парень, на которого бы они смотрели с опаской, встреться он им в метро, если они вообще когда-нибудь были в метро. Баския – типичный чудо-ребенок артистического мира 80-х и для Нью-Йорка. Граффити извлечены из подземки, где они оживляли вид, и помещены на стены, которые теперь просто загромождают.
Кит Харинг влетел в Нью-Йорк из Кулцтона, штат Пенсильвания, когда артистический мир, благодаря Баския, стал лучше относиться к уличной субкультуре. Его маленькие пляшущие человечки на самом деле производят довольно сильное впечатление, когда смотришь на них «во плоти» в галерее Лео Кастелли в СоХо, но сравнивать Харинга с Уорхолом в плане художественного воздействия довольно глупо.
У обоих была сложна сексуальная природа и любовь к славе, и прочие знаменитости из ночных клубов не сделали ничего, чтобы улучшить их здоровье. Харинг, ставший любимцем аморальнейших клубных завсегдатаев, подружился с принцессой Каролиной Монакской, Уильямом Берроузом, Йоко Оно, Тимоти Лири и, разумеется, самим Уорхолом. Харинг приобрел статус легенды, особенно в гей-барах Стоунволла и Гей-стрит в Вест-Виллидж, умерев – трагически молодым – от болезни, вызванной СПИДом. Жертва, но жертва исключительно сексуальных удовольствий, и любви.
Хотя Харинг и Баския могли бы, если кому-то этого хочется, считаться жертвами, загнанными с улиц в галереи Тони Шафрази и Кастелли и нещадно эксплуатируемыми, они были столь же неудачливы, как нищие на улице перед этими галереями, с табличками, на которых написано, что они бездомные и у них ВИЧ. Но они другие, благодаря их личным историям, они стали великими художниками.
Джеффу Кунсу повезло больше. В городе яппи, он - истинный наследник Энди Уорхола.

ПРЕКРАСНЫЙ МИГ – Я покупаю, следовательно, я существую
Джефф Кунс прибыл в Нью-Йорк, закончив художественный колледж в Чикаго в 1976 году. Он получил работу в МСИ - продавал по телефону членство бизнесменам. В 1979 году он понял, что главная художественная форма в Нью-Йорке это то, что Дональд Трамп назвал Искусством Вести Дело и, используя торговые навыки, приобретенные в Музее Современного искусства, он получил работу и стал торговать на Уолл-стрит, быстро разбогатев. Кунс все еще взращивал артистические замыслы, хотя вскоре стал использовать свои деньги, чтобы покупать материал для своих скульптурных композиций. Он использовал такие предметы, как Пылесосы, игрушечные надувные кролики, пластиковые цветы и баскетбольные мячи. Предметы, которые сразу же идентифицируются как присвоенные из «Реальной Жизни».
Как и большинство современных художников, Кунс, как вы понимаете, знает, что значит контекст. И, в нью-йоркском артистическом мире семейных шуток, громогласность и рекламные навыки. Кунс беззастенчиво говорит «Купи Меня», и тебе станет лучше, потому что ты будешь в теме.
Искусство - это еще и хороший пиар для богачей и удачное помещение вкладов для богатых компаний. Так было еще во времена Возрождения, когда флорентийское семейство Медичи, которое было просто непопулярной кучкой денежных мешков, обессмертили себя, заказав Микеланджело роспись храмов, якобы для Бога и Народа. Искусство – отличный способ для баронов-разбойников обелить себя.
Кунс находится на переднем краю банальности, и потому его не выносит большинство критиков. Я считаю, что идея Кунса – отнюдь не новая – по-видимому в том, что концептуально размещенный объект, ситуация, становятся более «реальными», чем оригинальный «реальный» объект, просто потому, что на него смотрят и о нем думают иначе. Современное визуальное искусство приковано к ядру дефамилиаризации . Мир вращается, но не открывается ничего нового. Идеи Кунса отчасти ситуационистские. Или, возможно, весьма уорхоловские.
Как говорил Грейл Маркус, «отвлечение внимания» ситуационистского писателя Ги Дебора интеллектуализирует переприсвоение «реальности», во имя ниспровержения. Любой знак, символ, улица, афиша, картина, книга,  любое представление общества, содержащее идею реальности, может быть преобразовано во что-то иное, даже в прямо противоположное.
Ситуационистская идея общества, как «зрелища», фальшивый опыт реальной жизни, воспринимаемой лишь через образы, рекламу, иконы капитализма и технологий, которые остались для зрителя – личности – ощущающей бессилие, означало, что переприсвоение этих образов, этот язык способен не только изменить образы, но расширить восприятие самой реальности. И, если это срабатывает, это интересно, ценно и к тому же провокационно.
Но проблема, с которой столкнулись ситуационисты, не нова. Ничего не меняется. Крест, долларовая купюра, сатанинская инверсия или пустой карман Диггера. И, как доказывал Марк Даунхэм, если Зрелище существует лишь как модель, тогда оно постоянно изменяет собственную последовательность, чтобы примирить перемены и проблемы, что иным путем ставит под сомнение обоснованность концептуального – или контекстуального – искусства, будь это Кунс или Серрано.
Такое искусство больше полагается на теоретическое, нежели на изобразительное, потому что сенсорный аппарат человека устроен так, что он воспринимает такие вещи, как реклама, как единственную реальность, потому что если ты смотришь на рекламу, ты воспринимаешь эту грань «реальности» точно так же, как если бы ты был неандертальцем, поедающим оленя. В отличие от карты, реклама – не только представление о реальности (отражение продукта), но и составляющая часть реальности.
Поэтому вопрос не в вовлечении «реальности».  Вопрос в том, чья версия реальности верна. Теперь нам известно, что единственной верной версии реальности не существует. А поскольку реальность не определена, нет и окончательной правды. Только полуправды, виртуальные реальности. Как доказывают нам История, Гитлер и Филип К. Дик, правда – это переменное прилагательное. «Тайная вечеря» в Голливудском музее восковых фигур была физически реальна, но было ли это зрелище – «самым волнующим опытом в вашей жизни»? Представляет ли оно какую-то истинную ценность?
Навязчивая современная художественная идея кажется семиотической, но она с легкостью освобождается.
Поэтому мы должны придумать собственные определения, выбрать, во что верить. Изучать, исследовать, принимать, отвергать, собирать. Художники должны осознавать это и быть способными исследовать мотивы, стоящие за тем или иным определением реальности. Если люди верят в Христа Сесила Б. Де Милля или диснеевских уродцев, или в поколение Кока-колы, в таком случае у них должны быть свои мотивы, и мотивы Голливуда или Рекламщиков или Священников ставятся под вопрос. Может быть, следует помочь им научиться не принимать весь этот хлам. (Искажающее колдовское зеркало истинного искусства, открывающее зрителю что-то в нем самом, может быть вовсе не столь уж прямое, каким кажется).
И, возможно, было бы не лишним побудить художников, наслаждающихся своей влиятельностью, задуматься о своих мотивах, о стремлении к присвоению образов, об их собственным хламе. Если принимают все это всерьез, мое мнение – многие из них должны понимать круговую природу игры. Они слишком зациклены на рекламе. Они слишком уверены, что их версия жизни, искусство Диснейлэнда  так или иначе более просвещенное, правильное или, по крайней мере, более предпочтительное.
Но когда Бойс покрывал комнату войлоком (один из его фетишей), за пределами мира высокого искусства всем это было пофигу до тех пор, пока он объяснял свою историю и мотивы – в этом случае они все прекрасно понимали. Как обычно, хотя даже если Ситуационизм и даже почти все Искусство 20-го века объявляется радикальным, коммуникативным, социальным и политическим, основные мотивационные теории по-видимому коренятся в идее, что есть (или, Боже, жизнь не может быть такой простой, поэтому должны быть) некие неопределенные «ощущения» или ответы, безмолвно застрявшие в каком-то неизведанном узелке правого полушария, которым нельзя дать определения или высказать словами. Поэтому художник, вернемся к «научным» терминам, ищет и выражает себя – свои «отчужденные», «дарованные свыше» видения реальности – через образы, которые выдергиваются из привычного положения в Спектакле и шлепаются под стекло. Затем, какая ирония, они описываются словами – теми же словами, которыми невозможно выразить ощущения из темных органических болот правого полушария.
(Модный набор слов, ныне использующихся для артистического самооправдания, предоставлен Шаманизмом. Копание в «шаманском сознательном» для того, чтобы «отыскать» или «коснуться» какого-то подходящего туманного, гламурного и непонятного «прошлого сознания» дает искусству солофистическое основание, отстраненное и духовно чуждое пустому западному образу жизни. На деле, многое из языка и отношений демонстрируется художниками, приспособившимися к этой ныне модной форме атавистического возрождения и демонстрирующими полное безразличие к культурной чистоте целостности иннуитских историй, ими присвоенных).
Все сводится к словам. Твердые кости, давшие форму и определение, кости, лежащие в основе, на дне густого органического супа, когда прочее уходит. В этом тупике нет спасения от линейной Истории, если художник предпочитает просто изменять или переделывать мертвые образы. Рекламирующие одну версию реальности за счет другой.
То, что нам нужно, это не художественная стилизованная конфронтация конечного числа определенных, загнивающих идей, но следующий шаг, плодотворный синтез идей и образов.
«Мой сын, взгляни на эти руки и ноги». Художник должен стать живым воплощением слов философа: «живая сущность, неуловимый, безразличный, пьющий из священного сосуда... Несдерживаемый никакими социальными системами того клана, что реформирует Нью-Йорк и запрещает Парижу». «Дом в Коннектикуте под деревьями и сад. Летний домик в Винограднике Марты. Машины. Лодка. Да... но теперь он должен функционировать на уровне Корпорации... Пугающая мысль».
- Сэссун/Кокто/Селби
Синтез рождается из конфликта. Это следующая ступень на эволюционной лестнице. Все наши социальные и научные достижения появились благодаря конфликтам, праву спорить и обсуждать. Но очень часто современное искусство повинно в создании лишь фальшивого, внешнего проявления конфликта, искусственной иллюзии прогресса. Конфликт, созданный «Описанным Христом» или переворачиванием Американского флага не оставит ни малейшего следа на общественной эволюционной шкале. Подобный выбор предметов спора, как я уже говорил, неумышленно поддерживает предписанные линии фронта, прочерченные теми, кто у власти.
Один из образов Искусства 20-го Века – змея. Не та, что подталкивает детишек съесть яблоко, заглядывать под юбки, но змея, свернувшаяся в кольцо, навеки обреченная пожирать саму себя. Вечная, убывающая, возвращающаяся. Движущаяся в никуда, по своему пути рептилии, чем больше она съедает, тем больше отрастает и тем легче становится поглотить еще больше себя. В этом смысле, Артистический Мир – не эволюционный инструмент для поисков нового восприятия, но поставщик нескончаемого потока образов этой (фальшивой) реальности. Механизм фальшивого сознания, который Дэвид Хокни ошибочно принимал за более истинную реальность. Как отображение потребителя 20-го Века, возможно, оно должно, и учитывая это, его роль, как зеркала, а не молота, художники века лишь выполнили работу по поддержке структуры общества, так же как Леонардо да Винчи сделал это в 17-м веке. Старые иконы и новые болезни.
По существу художник – Кунс – покупатель/редактор/продавец Реальности, реального бытия, в глазах медиа-художников – просто медиа сам по себе. Реальное бытие – это то, что видишь в Музее.
Концепции, практически идентичные в «Изобразительном Искусстве» и Развлекательной индустрии, равно, как и в Рекламе. Нью-Йорк – это один огромный супермаркет. Этнические магазины, торгующие безделушками, продают маски вуду, головы будд, «этнические» коврики и шкатулочки, и покупатель может приобрести Образ принадлежности к той или иной чужой культуры и это все. Ни слова об истории, религии или подлинности разграбленной культуры – просто добыча, награбленная крестоносцами.
Все сводится к космическому мусору Дизайна Интерьеров. Реальность Музея восковых фигур. Черт, не настоящая церковь, не Христос, нет, но изображение изображения Христа. Ссылка на изображение реальности. Я понимаю. Это здесь. Обрати внимание на это наблюдение, на ту ссылку, поцелуй ноги и ... брось монетку.
Реальность, представленная серией отстраненных образов, жизнь, прожитая в зеркальном зале, реальность, воспринимаемая лишь как последовательность отражений, рекламы, восковых болванов, слоганов, названий футбольных клубов, субкультов, бессмысленных образов, ускользающих в бесконечность стеклянной витрины, полированного мрамора, исчезающий смысл «Бичевания», безупречно оформленная галерея или холл аэропорта...
Я пришел в отчаяние и, в виду отсутствия каких-либо новых идей и подлинного, пробуждающего мысль искусства здесь (вот в чем вопрос, искусство, которое пробуждает новые мысли, а не будит старые), мне понравился Кунс.
Кунс – коллаборационист, но также и провокатор. Он жертвователь в кучу мусора искусства 80-х и культурного потребления, но также поставщик идеи, показывающей, что же такое мусорное искусство. Значимое, как предмет потребления, но не имеющее значения, как часть серьезной, развивающейся культуры, которая ставит вопросы, потому что ему, по-видимому, нечего больше сказать. Как дешевые романчики в киосках аэропорта, это Космический Мусор, который ты покупаешь, чтобы доказать себе, что ты свободен, мусор, который ты используешь, чтобы заполнить время и пространство. Кунс, возможно, призывает зрителя перепроверить, что есть реальность в лучших традициях достойного искусства, и, будучи отражателем общества,  разбивает зеркала, даже если он при этом использует старые идеи, технику и образы. (В самом деле, большая часть его работ даже выглядит как то, что Луис Хименес делал в начале 70-х).
Кунс избегает художественной техники и предпочитает технологию, поскольку он понимает, что современный артистический мир – одержимо цепляющийся за школярскую технику – не нужен, и что истинный художник должен вести диалог с помощью информационных средств своего века, поскольку медиа во многом определяет реальность. В привлечении идеи массового производства, он, разумеется, предлагает не эскапизм, но лишь иллюзию, что некоторые объекты и идеи станут более понятными и более персонифицированными, если будут рассматриваться в прекрасной рамке и станут, в буквальном смысле, более востребованными в силу их контекста и цены.
В настоящее время, большая часть банальных творений Кунса даже не проходит через руки художника. Все изготавливается для него ремесленниками по его дизайнерским разработкам. Хотя такой подход вызывает некоторое возмущение в артистическом мире, но в этом тоже нет ничего нового. Рональд Джонс, Гретхен Бендер, Харрисоны, Билл Вудро, Ими Кнебель, Джон Армледер, Барбара Крюгер и многие другие с начала семидесятых создавали по существу пост-экспрессионистские произведения, которых практически не касался палец художника. И даже у Леонардо были помощники и ассистенты, помогавшие ему рисовать наиболее скучные фрагменты картины.
Кунс - просто самый своевременный и успешный пример художника, сознательно отошедшего от некоей художественной мистики «личного» самовыражения. Не потому, что он не выражает себя тем способом, которое является прямым следствием его собственной жизни (его работа - личная), но потому что он пытается что-то сделать с проблемой, с которой все всегда сталкиваются.
Мы, разумеется, все еще пользуемся старым языком искусства этого века, который был создан анти-искусством Марселя Дюшампа. Его реди-мэйды (колесо мотоцикла, лопата, писсуар и т.п.) заставили закрутиться шарик, поскольку они были ссылкой на артистический мир, и Кунс просто обновил традицию. Учитывая тот факт, как я уже говорил, что в Америке, по-видимому, нет настоящего авангардного искусства, мне нравится работа Кунса. Даже если его единственное подлинное умение - это способность раздражать художественных зануд.
Кажется, Кунсу особенно нечего сказать (по крайней мере, создается такое впечатление) об очевидном социологическом содержании его работы, он предпочитает улыбаться и сочинять лозунги. Он использует игрушечных кроликов вместе с хрустальными изделиями «Баккара», рекламные постеры, и дорогостоящие, отражающие поверхности без сомнения наводят на мысль о мире намеков, связанных с потребительством, приобретением и шиком для тех зрителей, кто к этому склонен. Когда рассматриваешь это здесь, в Нью-Йорке, среди студентов художественных колледжей, пьяниц, афиш, трамповых обрубков и тупиков, оно начинает казаться весьма осмысленным и очень забавным.
Коды практически не нужны, реакции мгновенны. Кунс не особо талантлив, не особо восприимчив, но он, по крайней мере, наблюдателен, оппортунистичен и игрив. Перемотаем назад, к жалкому, блуждающему по Чикаго туристу – «Точно также, как ты смеешься над смешной шуткой. Некоторые образы просто воздействуют как Удар... Просто смотри».
Как и большая часть минималистского искусства, работы Кунса обезличены в силу того факта, что они надуманны, отстранены, спроектированы. В этом смысле, в его время (80-е), так и должно было быть, потому что поднимавшиеся вопросы больше касались общества в целом, чем личности в частности.
Мы оказались в обществе модных словечек 80-х с Кунсом:  «Дизайн», «Медиа», «Мода», «Реклама», «Консьюмеризм». А почему бы и нет? Разница между хорошим и плохим искусством этого жанра всегда заключалась в способности убедить зрителя, что объект, помещенный перед ним, значителен и символичен. Это умение угодить общественному пониманию и личному вкусу.
Работы Кунса, на мой взгляд, в некотором отношении соответствуют этому, как никакое другое искусство из того, что я видел за время этого путешествия, потому что несмотря на то, что его влияние все еще обособляется контекстом артистического мира, их воздействие усиливается, потому что они банальны, непочтительны, значимы и (не подразумевается никакого «гуверовского» каламбура) пусты. Предметы повседневного быта не становятся более «значимыми», они просто помещаются в выставочную витрину, как в магазине. Неглупо.
Когда-то художники увлекались изображением продиктованного видения реальности – религиозными иконами и портретами и предметно-изобразительными образами повседневной жизни – деревенскими сценами, значимыми для их, по большей части, аграрной аудитории. В этом веке их очевидно больше интересуют промышленные вещи – реклама и такие образы, как флаги, разбитые машины, электрические стулья и банки супа. Образы присвоенные (а не созданные) из реального мира горожанина. И хотя реальность мира (мира познанного главным образом через образы, которые имеют свой смысл, применение и значимость поддерживаемые и контролируемые политиками, священниками, фоторепортерами и корпорациями) могут воплощаться и контролироваться через «злоупотребление». Даже искусство само по себе может стать более личным вследствие злоупотребления им.
На протяжении веков западные люди стремились к обладанию предметами, которые заполняют пространство, оставшееся после нашего отдаления от предположительно более «реального», более «физического» мира сельской жизни. Люди также страстно нуждаются в образах и предметах, как заменителях духовного удовлетворения, которое чувствуют многие пост-христиане. Художники, таким образом, снова вынуждены интересоваться изображением диктуемой версии реальности, только на этот раз в ироническом смысле. «Описанный Христос» ставит под сомнение церковь и псевдохристианские ценности западных правительств.
Банки Супа ставят под сомнение, или, скорее, пародируют реальность, транслируемую рекламщиками. Кунсовское присвоение - продолжение этих традиций и довольно логичный способ отражения этой попытки 20-го века Западного Горожанина (особенно в Америке) «достичь» состояния праведности в культуре простым стремлением к приобретению новых физических объектов – продуктов. Произведения искусства сами по себе, соединенные с объектами массового производства, так же являются, в известном смысле, продуктами. В качестве продукта, они так же могут сказать о тебе больше, чем любая машина, билет на самолет или место в опере, поскольку они глубоко пропитаны иронией.
Ты, покупатель, получаешь контроль, приписывая объекту нечто, что изначально не подразумевалось производителями, и чего многие люди не могут увидеть. (Подобно стилистскому двойному надувательству, которое уверяет, что китч 50-х или викторианские эмалевые рекламки – модны и обладают художественной ценностью). И, хорошо принимая во внимание иронию, принимая во внимание большую часть искусства, ты должен уже найти (так или иначе большего) место в культуре.
Америка – идеальная среда для Кунса, причина того, что «Искусство» столь популярно здесь, как нечто, что нужно понять и чем необходимо обладать, и, что сравнительно неважно в обывательской Англии, где Искусство - это нечто тождественное образованию. А в расслоившейся классовой системе - образование подразумевает Класс.
В Англии не имеет значения, сколько человек может купить и потребить, человек не может приобрести «класс» без боязни быть заклейменным «нуворишем» и, следовательно, деклассированным существом. (В обществе с высоким классовым сознанием, быть деклассированным значит быть изгоем отверженным). Тех людей, которые приобретают класс, получая образование и интересуясь культурными стремлениями, возможно в Англии назовут Яппи или еще как-нибудь похуже. Нас неизбежно втягивают в Политику Зависти, царство поцарапанных лимузинов. Но феномен стремления к предположительно общедоступному социальному положению – это сущность Америки. Способность принять материальное вознаграждение за работу и, как следствие, способность продвинуться социально, способность приобрести культурный престиж, славу, здесь более социально приемлема, а следовательно присутствует большее «понимание ценности» искусства. Если только тебя зовут не Саатчи, интерес к искусству в Англии - классовая традиция. Интерес к искусству в Америке – беззастенчивый признак личных достижений. С овладением Искусством, это все того стоит. Твои деньги также важны, как и твоя душа, в ее поиске удовлетворения, в ее поиске Пространства и Времени, в итоге добиваются успеха вместе с тобой. Вы оба одно целое, в Искусстве.
В использовании самых общих, обычных предметов потребления вместо весьма эзотерических визуальных кодов (как это было у Поллока)  или противопоставлений (как это делал Серрано), Кунс поднимает вопросы, над которыми задумываются люди на улице, нежели Конгрессмены и Критики. Столь же ушлый, как и Макларен, он успешно выбирает свои символы и свою аудиторию. Аудитория, которая не может позволить себе роскошь бежать от искусства, но предпочитает бежать в искусство. Искусство повседневной жизни, знакомое каждому. Вселенная в сознании заново изобретена человеком, обладающем личностным восприятием предметов, жизни, реальности, тянущем.
Фото: Джефф Кунс и Чиччолина «Джефф в положении Адама» (1990 год)
Возможно самая знаменитая работа Кунса - «Один мяч в совершенном равновесии резервуара», она состоит из баскетбольного мяча, плавающего в плексигласовом резервуаре, заполненном чем-то похожим на воду. (Хотя если это вода, я не понимаю, как он добился того, что мяч не плавает на поверхности). Не столь экспрессивный, как «Описанный Христос», образ, но вместе с тем прекрасный и странный. И, в конце концов, Реальность, опосредованная технологическими процессами, несовершенна без статичного мяча, замедленная кинопленка, спровоцированный комментарий или анализ – академическая индустрия обслуживания. Его роль в мире. Неподвижный мяч – приглашение каталогизатору, арт-критику, эксперту, очкарику-постмодернисту, равняющемуся на Ролана Барта. Зрителю.
Эффективной демократизацией искусства Кунс повышает важность аудитории, нивелирует исторические допущения и раздражает зануд от искусства, к тому же, следует примеру Уорхола и Бойса - создает самого себя – Личность и солидный банковский счет. Как я уже говорил, Яппи-арт.
По правде, Кунс столь же радикально изменил многое в восприятии, как и итальянская софт-порно модель Чиччолина (известная также как Илона Сталлер) в политике. Неудивительно, что Кунс снимает фильм с пин-ап порно-стар, членом итальянского парламента [позже они поженились – и развелись]. «Сделано в Раю» - первый главный арт-фильм 90-х. «Мы с Илоной рождены друг для друга. Она – медиа-женщина, я – медиа-мужчина. Мы – современные Адам и Ева». Ухмылка на лице белой керамической статуэтки Майкла Джексона. Розовая Пантера покачивается между грудей клубничной блондинистой телки. Очень остроумно. Люблю шутки.
Кунс изъял искусство из уорхоловского супермаркета или кухни и перенес его на ТВ. Изобразительное искусство лишь на пятьдесят лет позади писательства.
Кунс стал знаменитостью потому, что как и Уорхол, он оказался в нужное время в нужном месте и, как трехмерный экспрессионист, он действительно оставил объяснения за пределами упаковки. В 1986 году он попал к могущественной Айлине Соннабенд (прославившей Раушенберга, Гилберта и Джорджа). Как и уолл-стритовский мудрец Кунс, она знала счет деньгам. Это Соннабенд, а не Трамп, сказала: «Я беру молодых и дешевых художников, и делаю из них знаменитых и дорогих».
Дилеры – божества Нью-Йорка, неважно, насколько они неотесанны. Как сказал Оскар Уайльд – они знают всему цену и ничему - ценность. Покупка-продажа, движения, публикации, хлам, моющее средство. Экран мигает, брокеры в панике. «Нео-гео упал на 25 пунктов, Айлли, детка!» «Дерьмо. Продавай сейчас же, пойди, подбери на лифте какого-нибудь парнишку и скажи ему – пусть самовыразится кровью в шахте лифта. Назовем это нео-плазма-концепт - что-нибудь там еще, и выброси ты эту гребанную дохлую собаку».
Артистический мир Нью-Йорка, как архитектура, чистый капитализм в своих непристойности и совершенстве. Полотна могут из ничего не стоящих превратиться в 15 миллионные ценности за десять лет – как ты можешь не иметь успеха с таким количеством денег, липнущих здесь к такому количеству безмозглых костюмов? Дилер Иван Карп, один из старейшин на этой сцене, до сих пор не может поверить в свою удачу, он работает с Уорхолом, Кунсом и Джонсом с конца пятидесятых. В ноябре 1988 года «Фальстарт» Джаспера Джонса, проданный в свое время самим Джонсом за 3 000 долларов, был продан на аукционе за 15 500 000 долларов.
Один из новых дилеров здесь – Ларри Гагозьян, партнер старого агента Уорхола Лео Кастелли. Гагозьян – прекрасный пример искусства 80-х в Америке. Он начинал в магазине постеров в Вествуде, Лос-Анджелес, и где-то подобрал один из старых костюмов Йозефа Бойса. Отчасти в шутку, он вывесил его в витрине магазина, оценив в 1000 долларов. Костюм был продан и он понял, что это стоящее дело.  Сейчас он присоединился к ряду отчасти финансистов (15  вокруг стола), отчасти дилеров/коллекционеров, как Эшер Эдельман - один из самых богатых людей на Манхэттене. Цена на предмет такова, какую готов заплатить покупатель. Разве Искусство не удивительная вещь?
После первой выставки при поддержке Соннабенд, большая часть работ Кунса отправилась в Лондон, ее скупили – безо всякой иронии – Саатчи. Кунс держал язык за зубами и остался при 5 миллионах долларов. Пост-яппизм, цена Кунса на рынке резко упала. Счастливо оставаться.
Мне кажется, что язык искусства – молчание. То, что когда-то было действием, давало выход чувствам, и в других обстоятельствах должно навсегда остаться безмолвным в обычных линейных выражениях, исчезло, как Нью-Йорк ... в самом себе. Пропало в пустых полотнах академий, унылых взглядах прыщавых юнцов в «экзистенциальных» свитерах и сводах японских банков. Описываемое только старым языком: соперник, враг, возлюбленный. Слова.
Язык искусства был уничтожен Дюшампом. Последующие поиски нового языка – нечто вроде захватывающего приключения в поисках того, что Остин Спэйр назвал «Алфавитом желания» - вызвано смятением и претенциозностью. Больше отчуждения и, для кого-то, больше денег. Теперь настало время поисков конца, мир искусства должен быть уничтожен и затем воссоздан заново, обретя новый язык.
Вместо продолжающегося пустого использования обыденного хлама (если я увижу еще одну гнилую деревяшку и телевизор, установленные Именно Так в галерее, меня стошнит), бессмысленное политическое тявканье, утомительная мода на непонятность – все это впиталось в культуру – хотел бы я увидеть, чтобы художники занялись тем, что писатели делают практически всегда – превратили искусство в полезное и значимое.
Большинство художников должны забыть о попытках отпускать язвительные комментарии по поводу мира искусства и навязшие в зубах заявления о флагах и политике. Им стоило бы задуматься о том, что следует бросить привычку изрыгать и сопоставлять образы реальности, в надежде создать видение «третьего уровня сознания» новой реальности, которую они диктуют своей аудитории и вернуться к непосредственному контакту и описанию своей собственной реальности (предположим, что несмотря на претенциозный артистический психованный лепет, они способны воспринимать хоть какую-то реальность, как таковую). Отображать свой опыт, свою жизнь, а не сосредотачиваться на масс-медиа и чужих жизнях.
Невзирая ни на какие теории, реальные люди все еще существуют. Они рождаются, они занимаются сексом, они борются, они мечтают, они плачут, они умирают. Благодаря таким реальным фокусным точкам и сохраняется наша Человечность, и наши личные наблюдения и чувства, испытанные в таких моментах, зачастую приводят к созданию резонирующего искусства. Искусства, способного выразить чувства, которые невозможно передать словами.
Когда человек сидел в пещере, лопал своего оленя, слова и рисунки были одним и тем же. Настоящей формой коммуникации (они объясняли людям, как нужно охотиться и выживать). Как литература, театр и кинематограф, живопись должна снова взять на себя роль транслятора мыслей, чувств, основанных на человеческом опыте. На таком фундаменте может быть создано великое искусство. Искусство, которое не нужно объяснять словами. Искусство, которое говорит на новом, собственном языке. Искусство, которое покончит с языком Контроля. («В начале было слово, и слово было Бог». Так уберите слово, полностью на время уберите Бога из уравнения, оставим ЛаВея с его церковным органом, и Серрано, бултыхающегося в собственной моче). Визуальный язык искусство столь же эмоциональный, как музыка, и точный, как написанное и устное слово. Представьте себе это.
Такие видения могут вернуть искусство к его изначальной, функциональной ясности. Как продолжает доказывать Уильям Берроуз, визуальные артефакты и артистическая деятельность - есть формулы, подразумевающие очень специфические результаты. Магическое - не результат само по себе, но возможность результата, как биохимия - это возможность. Искусство в таком случае не может быть само по себе результатом. Эта необходимость не означает, как думают многие, что если искусство существует не для своего собственного удовольствия, то оно должно быть утилитарным. Это просто означает, что Искусство должно приводить вещи в движение, так же как магические действия могут заставить что-то произойти, или Биохимик может создать вирус и убить им людей или возродить их в клоне.
Можно взять баскетбольный мяч и утопить его в резервуаре, и им нельзя больше будет играть в баскетбол. Можно утопить Христа в моче, а люди будут продолжать почитать его. На деле они почитают его с еще более истовой нетерпимостью, чем когда-либо раньше. Одно творение не имеет особого воздействия, за исключением того, чтобы сделать предмет не действующим по назначению, другое творение воздействует непредумышленно (отдаляя искусство все дальше от большинства людей и в то же самое время усиливая власть христиан и цензоров над определением Жизни). Замыслы Серрано могли быть прекрасными, но, как и у ЛаВея, замыслы ведут к плохой магии из-за отсутствия предвидения и понимания.
Полагаю, многим художникам стоило бы разговаривать с людьми. Сидеть в баре и разговаривать с людьми, которые пьют, чтобы забыться – это лучший способ понять мир, чем сидеть в Музее Современного Искусства и важничать. Ожидание в Международном Стиле, аэропорте или галерее, чего-то, что никогда не произойдет, никогда не приземлится. Человек выходит из самолета. В него стреляют, прежде чем он коснется бетона. Акуино ест собаку, Толсен бьет Лэсси, крыса Сниффи избегает дробилки Рика Гибсона только для того, чтобы быть съеденной змеей и, рядом с пустым сидением в Экономическом Классе, девушка в плеере слушает «Мадам Баттерфляй».
«Из переполненного города
Идет человек,
Маленькое пятнышко в отдалении,
Карабкающееся на бугорок.
Угадай, кто это?»
«Tutto questo avvera, te lo prometto.
Tienti la tua paura,
Io con sicura fede l`aspetto…».

КУЛЬТОВЫЙ МУСОР
(Улыбнись И Покажи Мне Свои Фальшивые Зубы)
Так мусор стал Космическим мусором, превратившись из того, что закапывают и забывают, в нечто символизирующее практический контроль над общей  реальностью. Пост-постмодернизм, еще одно изобретение, явившееся со страниц библии стиля 80-х и французской книги, стал предтрадиционализмом, как культурный маятник, раскачивающийся снова перед последним культом эмпирического авангарда – Капитализмом. Современные художники несутся в сторону тени Хауссмана.
«Реакционное» кредо Капитализма – Акция, которая вызывает реакцию Марксистских Художников – может быть, в некоем странном свете, рассматриваться, как экстраординарная футуристическая, анархическая структура.
Как писал Джеральд Граф: «Развитой капитализм стремится уничтожить все следы традиции, все ортодоксальные идеологии, все непрерывные и стабильные формы реальности для того, чтобы стимулировать высокий уровень потребления». Графф, разумеется, ошибался, поскольку на деле Капитализм нуждается в сохранении ортодоксальных идеологий (иерархии) для того, чтобы выжить. Мысль, тем не менее, не совсем неаргументированная. Как говорил Грейл Маркус: «Современность сместилась с опорного пункта капитализма – от производства к потреблению, от необходимости к желанию... все идеи сократились до тех, что можно вынести на рынок, и таким образом желания свелись до потребностей». Жизнь свелась к законам экономических императивов, покупать вещи не потому, что ты их хочешь, но потому, что тебе убедительно доказали (посредством рекламы и диктуемого масс-медиа стиля жизни), что ты не можешь без них жить.
В таком климате неудивительно, что Искусству пришлось обратиться внутрь самого себя, чтобы проиллюстрировать перекрестное опыление желаний и потребностей и то, как они становятся обманчивы на арт-рынке (рынок, без сомнения, созданный Соннабенд, в мире, сотворенном Граффом, вершина авангарда). Тот же самый арт-рынок, что через присвоение и уход в сторону стал якобы последним путем индивидуалиста, по которому он шагал к своей утопии усовершенствованной реальности.
«Плагиат», таким образом, стал словом, занимавшим умы – если не языки – многих художников в конце 80-х. Основная идея, я полагаю, была довольно проста (если в этом была сознательная цель, то это не было даже по сути выражено). Идея заключалась в демократизации искусства – всякий может скопировать или позаимствовать; способность развенчать – внутренняя ценность, присущая искусству, оказалась под вопросом из-за происхождения используемых материалов; а также напасть на древнюю отговорку артистического мира о «творческой личности». Снова визуальное искусство борется за то, чтобы приблизится к литературе. Творческий плагиат широко использовался в литературе на протяжении веков (с благой целью поиска ассоциаций, ссылок, иронии и вдохновения, эта книга, которую вы читаете, бесстыдно плагиаторствует из каждой книги или журнала, который я когда-либо читал). Гораздо позже музыкальный мир тоже стал вопиюще повторять свои слуховые отходы, вследствие наступления сэмпловых технологий и через творчество таких музыкантов 70-х, как Брайан Ино, Дэвид Бирн и шеффилдский «Кабаре Вольтер», и позднее возникшими скрэтчингом, хаусом и эйсидом, ныне музыкальные чарты – одна огромная нарезка ранее придуманных идей, слов, связей и риффов. «Авангардные» художники не далее как в 1988 году решили, что современное искусство повально увлеклось плагиатом, и это решение вылилось в широко разрекламированный Фестиваль Плагиата, который проходил одновременно в Лондоне, Мэдисоне и Сан-Франциско в январе и феврале 1988 года.
Провидцы артистического мира могли бы многое сказать о субъекте и выразить свою проницательность в извращенно традиционных формах. Лондонское отделение выставки состояло из объектов, которые были найдены и подготовлены Саймоном Дикесоном, Эдом Бакстером и Энди Хоптоном. Молоток, подвешенный над стеклом; секция деревянной изгороди, приделанная к стене галереи; серия почтовых открыток, выставленная с колючей проволокой вокруг них (курсив мой) и - творение, выбранное для подчеркивания происходящего – «главное послание шоу» - чучело птицы, сидящее на тележке из супермаркета. (Супермаркет, между прочим, считается глубоким и, в чем-то остроумным, лейтмотивом среди социально активных художников). Хотя такие фестивали пытаются поднять вопросы об обычных субъектах Капитализма, Предметов Потребления, Индивидуальности и жизни, арт-форум, на котором поднимаются такие темы, сводит эти вопросы к удобству неопределенности и поверхностности, при ошибочном предположении о превосходстве. (В этой выставке нет ни следа наглости или остроумия Кунса, ни техники, ни даже оригинальности). У автора данного текста этот раболепно используемый материал вызвал лишь один вопрос к дирекции – где здесь ближайший выход. Или, точнее, ближайшая дверь.
Самые убедительные идеи такой выставки не в том, какие материалы использованы или каковы могут быть зрительские интерпретации, ни даже планируемый эффект. Главная идея здесь в словах, таких, как «найдены», «оформлены», «подвешены», «приделаны». Несмотря на тему фестиваля -ироническая неоригинальность и искусство-для-всех, слова заметает песок и открывается подлинная история. Слова, выбранные художниками, которые по-прежнему намекают, что собиратель и оформитель предметов – все еще важный фактор. Определение реальности все еще редактируется. Ассистент - все еще Художник.
Цензор. Такие художники, как Стюарт Хоум и Иштван Кантор, решают проблемы, неотъемлемые от участия в «творческом индивидуальном» поиске изобразительного искусства, изобретая фальшивые, либо составные имена (составное имя – единый псевдоним,  которым подписывается работа группы единомышленников. Имя, принятое Хоумом и другими  - «Карен Элиот»; Кантор – сооснователь неоистского движения - пользуется более известным  псевдонимом «Монти Кэнтсин»). Практика, может быть и полезная, но сомнительная, поскольку неизбежно задумываешься о том, что использование составных имен также может рассматриваться, как стремление снять с себя ответственность, и может помешать личностному самовыражению. К тому же, люди, называющие себя художниками, перекомпилируют идеи, которые давным-давно используются в других областях. Создание произведений под коллективными групповыми именами и псевдонимами стало общепринятой нормой в Музыке, Театре и Литературе с давних пор. Важность авангарда в мире визуального искусства, только теперь полностью согласившегося с идеей анонимности и коллективной ответственности за работу, возможно заслуживает внимания.
Многие молодые художники и скульпторы изменили свое имя в 80-х, по причинам менее очевидным, чем те, что выдвигали популисты, изменявшие свои имена в 70-х. В 70-х панки, редакторы фэнзинов и промоутеры меняли или сокращали свои имена отчасти потому, что они инстинктивно понимали, что как актеры или модные дизайнеры, они стали частью Индустрии Развлечений, но главным образом потому, что они получали (или, в некоторых случаях пытались получить) пособия Службы социального обеспечения и не хотели, чтобы выяснилось, что они втайне работают. (Когда, в конце десятилетия, некоторые из них попали на ТВ, эта уловка провалилась. Немало знакомых автора появились в «Top of The Pops» или «Revolver» только для того, чтобы потом их узнали, когда они расписывались в получении пособия в офисе Социального Обеспечения, и им угрожали арестом за мошенничество). Для изобретателей, творцов, коллективные имена вроде Боба Доббса - большой плюс, поскольку они помогают не только избавиться от чувства вины за большую часть их работы, но также служат для усиления их собственной репутации за счет тех, кто решает принять составное имя. В этом есть также намек на снисходительность, когда человек слышит, как (один) Карен Элиот объясняет использование имени, говоря, что это несет «обобщенное отсутствие ответственности общества к вниманию тех, кто еще не постиг этого». Мне интересно, шутит ли он. Может, и нет.
Я снова в смущении. Я, одинокий обыватель, открыл, что большая часть западного современного полемического искусства - глупое, уродливое, самовлюбленное и оскорбительное для интеллекта? Я единственный человек, не достаточно искушенный для того, чтобы копаться в этом мусоре? Я так не думаю. Мне никогда особо не нравилась идея религии как таковой. Если знающий, и в чем-то праведный человек желает сказать что-то об обществе или его жизни, почему бы ему просто не поднять руку и сказать, отбросив весь этот невнятный мусор? Как я уже говорил, на этой маленькой неприветливой планетке есть место для эстетизма, основанного на личном наблюдении, и место для пустой, невинной красоты. Но я, кажется, тону в хламе, произведенном миллионами неоригинальных маленьких Гитлеров, которые считают, что им лучше знать. Не ошибка Искусства, но ошибка (и да, здесь присутствует некое чувство вины)  снобистской системы образования и коммерции, которые являются основами Мира Искусства, и разочарование жертв моды играют на руку тысячам уродливых зануд из среднего класса, становящихся знаменитыми. Как Панк-приход-анар(хо) экзистенциалистский альтернативный музыкант или комедиант, активист, дадаистский «авангардный» визуальный художник – просто член удобной клики, которая желает оставаться маргинальной. Страстное желание казаться прекрасным, гламурным, шокирующим, столь предсказуемо для правого экстремиста из пригорода. (Какими, возможно, были его Мамочка и Папочка). Желание выглядеть непостижимым, и загадочным, и особым. И, таким образом, бесплодным. Те, кого я встречал, кажутся удивительно здравомыслящими, расчетливыми и несведущими, заурядными людьми. Но это все еще действует.
«ВСЕ НЕДОСТАТКИ???....»
(секс, ложь и видео)
Кажется, даже вечером здесь не становится холоднее. Включи телевизор на полную громкость, когда показывают гран-при, поставь запись Грейс Джонс, поющей «Pull Up To The Bumper» на всю катушку, затем закрой глаза, наклони голову над кастрюлей с горячей водой. Добавь к этому запах выхлопных газов, свежевыпеченного хлеба, кофе, чеснока, жареного лука и сладких рогаликов из киоска на углу. Вот на что похожа ночная прогулка по Манхэттену.
Всемирный Торговый Центр возвышается на юге острова, как запертая туманность, иллюминированная Эмпайр Стейт Билдинг обозревает свои разрушающиеся владения, точно она - пережиток свергнутого королевского рода и самое красивое здание Нью-Йорка – Крайслер – заставляет тебя проклинать близоруких планировщиков Лондона, которые наложили деспотические ограничения по высоте в 1950-х. Боже, благослови спящий Манхэттен.
У обитателей Среднего Запада есть поговорка, что если Америка – Земля Молока и Меда, то Манхэттен – земля Фруктов и Орехов. На Таймс-сквер со времени моего последнего визита стало почище, хотя это и не слишком бросается в глаза. Уличная жизнь – обычная залитая неоном грязь; пушеры, нищие, педики и многочисленные вьетнамские ветераны, орущие, когда ты проходишь мимо, почему-то на кантонском диалекте. Но гулять по бурлящим недружелюбным улицам легко, если ты притворяешься, что идешь в компании Фрэнка Бруно и Чака Норриса. Не все черные парни, стоящие вокруг в зарослях, пытаются продать наркотики или ограбить тебя – большинство из них просто «шатается» по округе (хотя, что означает это американское «шатание» остается загадкой). Стоят вокруг, громадные, группками, в обязательных спортивных штанах, майках с «Def Jam» и шапках, надеясь, что что-нибудь произойдет, это помогает им не только заполнить жизнь, но и дает им ощущение цели и осознание личности. Бедные, безработные люди в Америке не могут заполнить время предметами и развлечениями, бедные люди убивают время. Шатаясь.
Это также дань американскому легкомыслию или показатель нехватки рабочей силы в полицейском департаменте Нью-Йорка, кажется, людей здесь невозможно сдвинуть с места. Большинство из шляющихся вокруг пересечения Таймс-сквер и 42-ой улицы не продержались бы и десяти минут в Лондонском Вест-Энде, они бы сразу почувствовали хватку парочки молодых людей в зеленых анораках и грубых джинсах, отсвечивающих идентификационными карточками столичной полиции. После предписанной Тэтчер очистки полицией Сохо и Вестминстерского собора в начале 80-х, в Лондоне введена крайне дискриминационная политика, и будь ты иностранным гостем или бизнесменом, все равно ты не имеешь права находиться в Вест-Энде, если намереваешься совершить преступление – простоять на улице больше пяти минут. Кто станет их порицать? Место должно сохраняться чистым - для туристов.
Как и Пикадилли, Таймс Сквер готовят к крупномасштабным разрушениям и корпоративному обновлению. Уже сейчас не составляет труда вообразить все эти акры поддельного мрамора и вызывающие тошноту внешние лифты. Нью-Йоркские застройщики и отцы города планируют заменить дрочилово на бахвальство. Грязные переулочки обречены на слом, их заменят блестящие небоскребы и безликие бетонные пьяцца, а вывески старых театров и баров, так много значащие для городских традиций, померкнут навсегда. Глупость плана ставит в тупик. Всемирные туристические развлечения в один прекрасный день аэропортизируются.  Вскоре туристы в Нью-Йорке смогут сидеть в обезличенном Трокадеро и платить бешеные деньги за абсолютно такую же чашку остывшего кофе, какую им во время посещения Лондона подавал, с принужденной улыбкой, некто в униформе, говорящий на всех языках, кроме английского. Несмотря на краснобайство застройщиков и политиканов, эти планы не принимают во внимание интересы местных жителей и вызваны не необходимостью городской реконструкции, а погоней за наживой.
Слева от меня стоит группа из двадцати здоровенных черных парней, все в солнцезащитных очках, они сгрудились вокруг нескольких листовок, провозглашающих, что черные на самом деле – это «потерянное колено израилево». Рядом с листовками изображение Христа с кровоточащим сердцем. Над его головой нацарапано - «АнтиХрист». Рядом с ним - изображение короля Якова I, украшенное подобным граффити, добавленным «Потерянным коленом». В центре толпы с каменными лицами - горластый человек с мегафоном, выкрикивающий, что белые люди – «злобные демоны», посланные на Землю Сатаной, чтобы развратить и поработить детей Божьих, черных людей планеты.
В Земле Свободы, по-видимому, нормально для черных религиозных психов возбуждать расовую ненависть и портить образы Христа, но художники не имеют право делать то же самое.
На другой стороне улицы, какой-то довольно безумный молодой человек стоит на углу и размахивает библией над головой и кричит в микрофон, приделанный к переносному усилителю, что-то о СПИДе и покаянии в таком же самодовольном тоне «я-говорю-вам», какой многие христианские фундаменталисты принимают, говоря о болезнях, передающихся половым путем.
То, что некоторые люди говорят, что СПИД – это наказание за гомосексуальные связи поражает меня, как самый нелогичный аргумент на Земле Господа. В конце концов, предположим на минуту, что Бог существует, и, что это Космическое сверхсущество достаточно мелочно, чтобы вернуться к ветхозаветной ненависти к гомосексуалам, почему же, в таком случае, самый незначительный риск заполучить ВИЧ у гомосексуальных женщин? Несмотря на созданный прессой имидж, ВИЧ – не «половая болезнь». Это просто вирус, один из многих, который поражает иммунную систему. Он может передаваться от одного человека к другому различными способами, через телесные выделения. Он не поражает никого в отдельности. СПИД поднял свою голову очень своевременно для религиозных мифо-торговцев, которые сделали себе капитал на том, что болезнь сотворила с божьим миром. Он успешно лишил нынешнее поколение свободных проявлений любви, неразрывно связав секс со страхом, установив очевидную ужасающую связь между зарождением жизни и началом смерти. Он поставил на колени наше технологическое всемогущество. Он создал атмосферу страха, который в свою очередь, породил ландшафт нетерпимости, ненависти, подозрений. Когда ты свяжешь все это воедино, ты легко поймешь, почему религиозные безумцы стремятся использовать болезнь, чтобы подкрепить свои беспомощные аргументы, которые никогда не использовались фундаменталистскими идиотами против больных, страдающих от гепатита В.
Я остаюсь в растерянности, не понимая, почему открытые геи и бисексуальные люди по-прежнему переживают тяжелые времена во всем мире. На деле ведь мы все, разумеется, изначально бисексуальные создания. Или, возможно, менее эмоционально и более точно – Асексуальные. Американский писатель Гор Видал вызвал некоторое возмущение, высказавшись об этом в своих эссе; хотя почему кто-то считает возмутительным то, что становится понятно нам всем годам к четырнадцати? Испытывая влечение к людям своего пола, некоторые люди, естественно, экспериментируют. Из тех, кто это делает, некоторые очевидно осознают, что этот опыт физически и/или эмоционально более удовлетворяющий, чем подобный опыт с лицами противоположного пола – по каким бы то ни было причинам – был сделан сознательный выбор. Ну, так что же? Честно говоря, единственное, что удерживает большинство людей от экспериментов со своей сексуальностью – это окружение и семейное давление, используемое, как и религиозное наставление в годы формирования личности. Общество, как и его одноцветные историки и интеллектуалы, любит связывать мир легко управляемыми стереотипами, которые, через Общественное обращение к раздражающей статистике, усиливаются подобным отношением. Круг редко размыкается.
Иллюстрация: Том оф Финланд
Противоположный пол – это нечто загадочное для всех. Люди одного с тобой пола, с другой стороны, - надежные и не пугающие двойники. Демон-любовник, брат-близнец. Далеко от нелепых поляризаций мачизма и молчаливой податливой женственности, любое близкое сексуальное взаимопонимание между мужчинами и женщинами начинается с принятия нашей телесности и наших физических желаний. Не следует также исключать и некоторую асексуальность. Разумеется, не все мы на самом деле получаем удовольствие от секса с представителями одного с нами пола. Но, тем не менее,  мы должны признать наши сексуальные возможности, и признать тот факт, что общество виновно в компрометации нашей естественной, человеческой сексуальности. Мужчин, как правило, принуждают к идеалу пенис-пушинг гетеросексуальной «нормы» и таким образом отрицаются любые искренние физические взаимоотношения друг с другом, помимо спорта или насилия. Это, я считаю, наша собственная ошибка. Я, разумеется, не получаю никакого физического удовольствия, если меня целуют друзья-мужчины – особенно если и они большие и волосатые – но я думаю, что это связано с нашими установленными отношениями друг с другом, а не с подлинным, чисто физическим отвращением.
Гораздо больше женщины, чем мужчин «признаются» в физическом влечении к людям своего пола. В про-мужском обществе, основанном на том же священном семени, что бедный Онан растрачивал попусту, гомосексуальные отношения между мужчинами даже теперь зачастую изгоняются в грязный, тайный мир туалетов, задних комнат и сомнительных мотелей. В буквальном смысле - сомнительные места, которые снова усиливают самосохраняющиеся стереотипы; для некоторых людей гомосексуальные отношения между мужчинами до сих пор приравниваются к туалетам, а теперь еще и к болезни. Сатанинский подарок фанатикам и занудам, которые стремятся контролировать других и будут хвататься за любую соломинку в своих поисках «достойного» предлога сохранить этот контроль.
Женщин, выбирающих чисто гомосексуальные отношения, уголовные законы Англии практически не задевали, в то время как мужчины, предпочитавшие то же, в вопиюще сексистском обществе станвоились мишенью для всевозможных тупых законов, скверных шуток и поношения. Мы все, в некоторой степени, за это ответственны. Необходимое узаконенное «освобождение» мужчин-гомосексуалов в 60-70-е годы на деле вовсе не сделало гомосексуалов свободными. Оно их идентифицировало и изолировало. Довольно неожиданно гомосексуалы обзавелись своими собственными клубами, модой, пабами, журналами и музыкой. (Для асексуалов, каковыми является большинство из нас, предпочитающих людей противоположного пола, такая искусственность возымела социальный эффект, еще сильнее отдалив нас от гомосексуалов. Человек сознательно не отправиться в Гей-Клуб - из-за тамошней реакции на столь же нелепую вымышленную униформу гетеросексуальности внешнего мира – туда пойдет только гей, и какими бы стильными не были эти сборища, я думаю, что гетеросексуалы не в праве вторгаться в такие места, поскольку завсегдатаи приходят туда в надежде завязать сексуальные отношения. И подобная взаимная изолированность в таких сферах и образе жизни становится проблемой. (Другая проблема – эти ужасные усы). Либерализация идет внутри, но не распространяется вовне. Когда смелые люди – «выходят из тени», они также, в каком-то смысле «уходят в нее». Движение за свободу геев сделало много хорошего, но по-прежнему считается неприемлемым, если двое мужчин держаться за руки или целуются в «натуральном» обществе, все это просто означает, что Геи стали более доступной мишенью, как для узаконенных, так и для незаконных оскорблений. Вместо интеграции в общество, оно поделило общество на фракции и обеспечило искусственное большинство полезным козлом отпущения. В едином, нейтральном Асексуальном Обществе, восприятие таких вещей, как СПИД было бы совершенно иным. (И, говоря о Асексуальном обществе, я вовсе не имею в виду то, что мы должны маршировать строем в скверных, душных костюмах, с коротко остриженными волосами и отказываться от секса. Я говорю о том, что за исключением нашей сексуальной жизни, мы не должны делиться по полу или сексуальным предпочтениям).
Но поскольку нас ограничивали на протяжении жизни многих поколений, не меньше времени уйдет и на то, чтобы избавится от этой шелухи, даже в так называемых просвещенных и прогрессивных странах. Мы едва не надеемся на то, что Политики и Церковники, которые по определению заинтересованы в навязывании своего мировоззрения другим, примут участие в открытой травле людей, удовлетворяющих свои желания в сексуальной жизни, которая лишь немного отличается от их собственной.
Сейчас в Британии в тюрьмах находится около сотни мужчин, которых обвинили лишь в том, что они занимались сексом с другими взрослыми мужчинами по обоюдному согласию, на частной территории. Никого не удивляет, если такое случается в нецивилизованном и недемократическом обществе, но почему это, мне интересно, такие организации, как «Международная Амнистия», активно борются за «Права Человека», которых лишают жестоких преступников, но категорически отказываются принимать участие в судьбе мужчин, отправленных за решетку лишь за то, что они предпочитают заниматься сексом с мужчинами? Ложная готовая мораль, предлагаемая бездумным людям неверно истолкованным «Христианством», разумеется, используется для обвинения тех людей, которых общество определяет как гомосексуалов, несмотря на то, что эти преследования на деле ограничивает свободу всех нас. Зачастую это не чувствуется до тех пор, пока человек не уклоняется с одобренного обществом пути, и тогда он понимает, насколько узкой может быть эта дорожка.
Иисус Христос никогда не говорил о преследовании гомосексуалов или бисексуалов, возможно потому, что он сам, как любой нормальный здоровый человек, был бисексуален. В самом деле, он, несомненно, был человеком, полным любви и терпимости, он активно помогал страдающим от болезней, таких как проказа, и не осудил проститутку, но тех, кто судил ее, разумеется, а эти самопровозглашенные христиане, такие как этот мерзкий коротышка с микрофоном на Таймс-Сквер, вовсе не желают бороться за Права Геев (или, более точно, за Права Человека) и радуются тому, что люди страдают от ужасного заболевания.
Нездоровое увлечение христиан Сексом вполне можно объяснить логически. Преследование Секса и, больше всего, чистоты самого по себе оргазма, помогает любой системе контроля, поэтому даже нечто столь естественное и здоровое, как сексуальная жизнь должно регулироваться и находиться под контролем. Практически все, кто на протяжении веков дорывался до власти, пытались вмешиваться в частную сексуальную жизнь тех, кого они стремились контролировать. И о любых самых уважаемых, самых влиятельных законах, навязанных человеку, говорилось, что они даны Богом. Подойдет любой Бог. В Британии и Америке, мы используем христианского Бога. Законы, принятые в Англии, даны с Королевской санкцией Монархом, который также является главой Англиканской церкви и Защитником Веры. Вся Британская Конституция переполнена упоминанием Бога, а следовательно, свидетельствует о «добре», и таким образом политикам дано право управлять.
Трюк старый как мир. Первая письменная законодательная система была создана в Вавилоне, о которой было сказано, что придумана она не смертными, но Богом. Царь Хаммурапи (2067-2025 до р. Хр.) сказал, что закон был дан ему всемогущим богом Мардуком, поэтому его повеления должны выполнятся. Хотя имена божеств менялись, концепция оставалась неизменной. Бог стал политизированным, и обращение к Богу использовалось всяким, кто стремился заполучить контроль над другими. Власть, таким образом, благодаря этой предполагаемой связи, допускала не только право контроля над другими, но так же и монополию на мораль. То есть, все войны – священные войны, все законы – праведные законы. Чем больше у нас законов, тем лучше мы должны стать. Если ты родился Геем, стало быть, тебе не повезло. Возможно, в этом свете замысел Серрано становится более понятным. Если Бог, в «Своей» бесконечной мудрости, решил выбрать кого-то, чтобы покарать вирусом, почему исключительно геев? Почему не торговцев наркотиками или убийц, или нью-йоркских таксистов?
Таксисты здесь точно такие же, как в любом другом городе мира. То есть большинство из них грубые, жалкие, скучные и, к тому же, худшие водители на улицах города. Впрочем, здесь в Нью-Йорке, они хоть чем-то отличаются, поскольку в Нью-Йорке ни один таксист не имеет ни малейшего понятия, куда он едет. Исчезли старые «ню-йоорцы», которые знали место, куда ты направляешься, как свои пять пальцев, теперь почти наверняка твоего водителя будут звать Мохаммед или Мустафа, он явно прожил в городе не больше десяти минут и неспособен отличить Сент-Марк-плейс от 80-й улицы. Многие пытаются ободрать тебя как липку, накручивая счетчик сразу на двадцать долларов – они очень оригинальны – а затем, когда ты указываешь им на их маленькую ошибку, начинают притворяться, что ни слова не понимают по-английски. Тысяча извинений, ха-ха. Желтые такси с безумным грохотом несутся вдоль улиц, воображая, что они мраморные статуи, установленные вдоль аллеи. Дурацкая низкая конструкция такси только ухудшает положение. К безответственному, безрассудному вождению здесь прибавляется еще и дополнительное удовольствие от низких сидений, из-за которых ты ничего не видишь, тебя вжимает в сиденье от перегрузки, да к тому же ты подпрыгиваешь, всякий раз, когда машину заносит на рытвинах. Когда вы собираетесь выйти, вас, разумеется, может сбить с толку вопрос о деньгах и закончится все тем, что вы дадите им десять центов на чай, решив, что дали пять долларов и, естественно, всякий может забыть закрыть дверцу машины.
Секс-шопы вокруг Таймс-сквер – прекрасные витрины мясных лавок. Ломтики бекона, два фунта сосисок, хирургические приборы, перевернутые вверх тормашками, плазма, жир, моча и собачьи испражнения/собачья усталость. Вороватые люди с Уолл-стрит толкаются между японских туристов, женатые пары средних лет из Куинса и Хобокена (он всегда с золотой цепью и стойким запахом лосьона после бритья, у нее полоски черной изоленты поверх глаз) пытаются показать молодым и прогрессивным, что они ищут свои фото в журнале знакомств, шелестят страницы журналов, глаза и брюки топорщатся. Ой-е.
Я размениваю засаленную пятидолларовую купюру на двадцать жетонов, как ребенок в зале игральных автоматов. Здесь множество забавных игр. Я захожу в кабинку и опускаю первый жетон. Металлическое забрало поднимается, открывая пластиковое окно, сквозь которое можно рассмотреть четырех самых уродливых женщин в мире. Я решаю, что их зовут Чума, Голод, Война и Смерть. Все они обнажены – на них только обязательные туфли на высоких каблуках, они сидят, зевая до слез, крутятся вокруг груды подушек, под «Beat It» Майкла Джексона, доносящуюся из кассетного магнитофона. Очень уместно. Индивидуальные кабинки расположены полукругом вокруг сцены, а это значит, что если приглядеться, то можно увидеть десятки крошечных глазков, волнующее зрелище, сосредоточенные взгляды, устремленные на трех толстух и одну тощую, точно это пришельцы из космоса. Одна из женщин без особого энтузиазма танцует перед моим окошком и, широко раздвинув ноги, замирает перед моим глазком, ее промежность лишь в шести дюймах от моего лица. «Сунь пять баксов через окно, если хочешь увидеть кое-что действительно грязное», - говорит она, не переставая жевать жвачку. Глядя на тусклые, залитые неоновым светом прелести этой девушки, я думаю о том, что я уже увидел кое-что, что следовало бы помыть и не отвечаю ей. Она фыркает, пинает ногой пластиковое окошко, разделяющее нас, и говорит: «Да пошел ты». Очаровательница.
Мужчины стоят в темном коридоре вокруг видео-кабинок, с грохотом потрясая кучами жетонов и, видимо, стоящими членами в своих нейлоновых слаксах. В ожидании свободной кабинки один из них поворачивается ко мне и жалуется: «Какого хрена они думают, они тут делают? Всего пять минут, чтобы подрочить». Хоть где-то преждевременная эякуляция считается социально-приемлемой. Я в правильном месте.
Засохшие пятна на экране телевизора – явно не слюна. Я проверяю, заперта ли дверь, смотрю, нет ли чего влажного или шевелящегося на откидном сидении и опускаю в щель еще один жетон, держа палец на пятидесяти канальном пульте. Вот оно. Вся человеческая жизнь здесь. Ужасное открытие.
Видео-кабинки – странные маленькие комнатки, в которых стучат костями скелеты. Тайные прибежища фантазии, и хотя немногие готовы мужчины признаться, но в свое время практически все это делали. Запрещенные, во время чисток тори несколько лет назад в Лондоне, они распространились на СПИДо-сознательной 42-й улице, как никогда раньше. В конце концов, для наблюдателя, вуайеризм – самый безопасный секс. Большинство людей предполагают, что просмотр таких видео – «сексизм» и унижение достоинства женщин. Хотя подобное мнение вряд ли можно считать результатом серьезных размышлений – скорее это следствие модной, «политкорректной» доктрины, лишенной индивидуальной мысли в угоду согласованной реакции.
Некоторые из этих видео, я должен сказать, весьма неприятны, и некоторые к тому же унизительны для женщин, в них снимавшихся. Можно признать, что незначительный процент преимущественно мужской аудитории порнографии отвратительно увлечен этим, и способен получать удовольствие лишь от вуайеризма и наблюдения. Традиционный для семидесятых феминистский взгляд на порно - оно оскорбительно для женщин, но это нонсенс. Классические художники творили нечто подобное на протяжении веков. Некоторые мужчины – хотя, разумеется, очень немногие – позволяют этим фантазиям воздействовать на их отношение к женщинам в обычной жизни, но таким людям, можно быть уверенным, придется изменить свое мировоззрение, войдя в контакт с женщинами в реальном мире. И можно ли считать, что если кто-то смотрит порнофильмы, значит, он считает всех женщин – и свою бабушку, например – доступными шлюхами?
До сих пор нет научных, заслуживающих доверия доказательств связи порнографии с  сексуальными преступлениями, несмотря на то, что некоторые преступники заявляют, что порнография «заставила их это сделать», точно так же Марк Чэпмен винит Джерома Д. Сэлинджера в смерти (это произошло в нескольких улицах отсюда) Джона Леннона. Счастье – это дымящийся пистолет. В реальности же становится понятно, что многие мужчины, «приходящие» сюда ежедневно, просто не имеют иной формы сексуального высвобождения. Галлоны спермы, которые ежегодно скапливаются в этих трущобах, вызывают полезный социальный эффект, ослабляя сексуальное напряжение тысяч зачастую одиноких, потенциально опасных людей.
Посмотрите вокруг. Когда Западная Германия в 1975 году легализовала жесткую порнографию, количество случаев изнасилования и других, связанных с сексом преступлений, значительно снизились. Почему эта смущающая неопубликованная статистика не прошла через цензурное лобби, совершенно понятно. Я иногда задаюсь вопросом, насколько «сексистски» для женщины смотреть порнографичские фильмы? Многие это делают, но не все признаются – в самом деле ведь здесь сегодня встречаются и одинокие женщины и пары, и предположить, что ни одна женщина не находит порнографию привлекательной – снисходительно, сексистски и ошибочно. И насколько сексистски для гомосексуала смотреть фильм с участием других гомосексуалов? По крайней мере 20% порнографии в Америке работает для геев. Есть также лесбийские садо-мазожурналы в Калифорнии, которые читают преимущественно женщины, книги, ориентированные на лесбиянок, например, написанные Сьюзи Брайт и Пэт Калифиа по таким вопросам, как порка и вагинальный фистинг, и лесбийские ночные клубы, как здесь, так и в Лондоне, обслуживающие женщин, носящих лифы, ажурные чулки, наручники и все прочие атрибуты садо-мазо, которые, как правило, ассоциируются со стариками, ошивающимися в порно-шопах. Знай свою аудиторию.
... В 23-й кабинке кончают. «Благослови меня, Отец Небесный...» «Падение, падаю». ... ибо я согрешил. Заставьте ее услышать. Глаза в глаза. Песни без слов... Понять животных. Соломон понял. Дар природы. Чревовещание. Губы сомкнуты... «Спасибо тебе», - говорит священник сквозь металлическую решетку. «Останется тридцать жетонов».
Хотя некоторые люди могут почувствовать себя оскорбленными или униженными сексуальным эксгибиционизмом или даже наготой, многих это не смущает. Когда мне было восемнадцать, мне предложили сняться в порнофильме, но ничего не вышло, потому что нужно было заниматься сексом с другими мужчинами – я решил, что с этим не справлюсь, тем более перед камерой. Мне повезло. Будь я в то время бездомным, я бы, наверно, взялся за эту работу. Но можно ли бы считать это эксплуатацией, если я бы пошел на это, если бы я принял сознательное решение использовать собственное тело, чтобы заработать денег на аудитории, состоящей преимущественно из престарелых геев? Я не сторонник порно на эстетических основаниях; я просто защищаю данное Богом право на свободу выбора. Я думаю, что большая часть критики порнографии на самом деле основывается на моральных ценностях критиков, как бы это не подавалось. У меня есть друзья, работающие проститутками, стриптизерами, в пип-шоу и снимающиеся в жестких порнофильмах. Только один из них сказал, что чувствует себя униженным и оскорбленным, некоторые из них получают удовольствие от своей работы, в том числе одна девушка, которая не нуждается в деньгах, она сказала мне, что для нее это «лучшая на свете работа, летать в Рим или Лос-Анджелес, трахать шикарных парней». Такая реакция, возможно, служит психологическим защитным механизмом, и придерживаясь этой точки зрения, я, возможно, подавляю свое собственное подсознательное чувство вины и сознательно остаюсь наивным, но она - образованная девушка из среднего класса, которая заявляет, что ей эта работа по кайфу, ей нравится получать за это деньги. С кем я спорю? Социологи, цензоры и жадные до информации феминистки уверены, что секс-звезды унижают себя.
Большинство, и мужчин и женщин, сознательно соглашаются на публичный секс. Хотя, не исключено, что некоторые делают это, потому что не видят другого способа заработать сравнительно крупные суммы денег, но очень немногие делают это под давлением или для того, чтобы прокормить больную бабушку в Куинсе. Если кто-то чувствует себя униженным, он бросает эту работу (забудем на минутку об леденящих кровь историях об актерах этих фильмов, у которых нет выбора, которых принуждают сниматься гангстеры, угрожающие пистолетами). Человек в не меньшей степени подвергается эксплуатации, работая на «боссов», как до сих пор утверждают марксистские догматики - или не подвергается. Я не вижу разницы между работой шахтера, встающего в шесть часов, чтобы спуститься в шахту или полетом в Лос-Анджелес, чтобы сняться в порнофильме. Я знаю, какую работу я предпочитаю, но, опять же, у меня нет почтения ни к своему телу, ни к трудовой этике. Вы эксплуатируете меня, читая эту книгу? Или это я эксплуатирую вас?
Учитывая ясность мира, я думаю, что лучше всего будет, если вы и я и все на свете заключим молчаливый символический договор, согласно которому порядок будет постоянно меняться в течение дня, поскольку все мы можем быть производителями/потребителями, писателями/читателями, нанимателями/нанимаемыми и так далее. Люди, которые не понимают или не принимают круговую природу симбиоза, не позволяют другим брать на себя ответственность за выбор – отрицают сущность самого мироздания – борьбу против распада.
Когда человек признает простой факт, что порнография - это не просто гендерный вопрос, сводящийся к тому, что угнетенные мужчины смотрят на угнетенных женщин, когда мы признаем, что политики и подавляющее меньшинство не вправе влиять на сексуальности личность, и научимся обходиться без узколобого христианского «морального» аргумента, мы, разумеется, останемся лишь с этим неверно трактуемым «марксистским» доводом, согласно которому любая работа на «боссов» (или, как можно предположить, на платящую аудиторию) - унизительна. Если и существует какое-то унижение, я могу предположить, что куда более «унизительный опыт» это платить кому-то, чтобы посмотреть, как они занимаются сексом, чем получать деньги за то, чтобы заниматься сексом на показ.
Всякий раз, когда мужчина и женщина занимаются сексом, они, в некоторой степени, неизбежно становятся «сексуальными объектами». Когда они прекращают заниматься сексом, или когда заканчивается фильм, они перестают быть сексуальными объектами, точно также, как если водитель выходит из машины, то он превращается в пешехода. Говорить о том, что если человек вовлечен в сексуальную деятельность или наблюдает за ней, привлекая партнера противоположного пола, значит, он всегда смотрит на представителей противоположного пола, исключительно как на сексуальные объекты, полнейшая чушь. Мужчины и женщины – многогранные существа, а не двухмерные проекции на экране. Удивительно, люди это уже знают. К тому же, надо сказать, никто не принуждает мужчину или женщину «играть» в этих фильмах. Они могут быть бедны, но миллионы людей бедны и при этом не снимаются в порнографическом видео, чтобы выжить. В видео-кабинках, это не актеры – мужчины и женщины, но зрители – мужчины и женщины, становятся шаблонными и определяются только своей сексуальностью. Сексуальный мотив – это единственное, что приводит их сюда.
Понятно, что в мире порнографии есть неприятные моменты. Как и в полицейских сериалах по ТВ, или на страницах Библии, подчас неприятная склонность к доминированию над женщинами и насилие над ними (хотя я должен сказать, что в порнографии, которую я смотрел, насилие, как правило, совершается женщинами по желанию мужчин).
Тем не менее, некоторых мужчин возмущает женская сексуальная власть над ними.  Они ненавидят их за красоту, за их способность – по мнению  некоторых мужчин – развращать. Вина почитается на христианском алтаре, и женщины, будь это Огола или Оголива  или Джейн Мэнсфилд, за это расплачиваются. Бог, разумеется, был мужчиной, поэтому Сатана должен быть женщиной. И только женщины истекают кровью. Однако в этих фильмах женщины доминируют над мужчинами, жестокость проявляется по отношению к мужчинам, хотя этот феномен игнорируется в публичных дебатах по вопросу порнографии. Также, как мне кажется, непорядочно использовать животных, поскольку животное вряд ли может быть добровольным партнером. (Хотя, честно говоря, я предпочел бы быть свиньей, которую трахает человек, чем коровой, которую забивают на скотобойне). Но хуже всего детская порнография. Цензурное лобби против порнографии, создавшее порочный альянс правых и левых экстремистов, зачастую выдвигает надругательство над детьми в качестве довода в пользу запрещения порнографии. Однако они забывают, что эксплуатация детей в порнографии является противозаконной во всех странах мира, и большинством порнографов считает это отвратительным, равно как и большинство людей, приобретающих порнографию, и почти все остальные. Уравнивать порнографию с надругательством над детьми и нарушением закона, все равно, что обвинять всех мужчин геев в изнасиловании хора мальчиков.
И чем больше запретов накладывают на развлекательную секс-индустрию, тем больше правонарушений совершается на этой почве. В Голландии, где практически все происходящее между взрослыми людьми по обоюдному согласию, мир порока урегулирован и практически безопасен. В Тайланде, где проституция и порнография находятся под запретом, когда идешь по улицам Патпонга, то видишь, что секс с детьми, гангстерское насилие, коррумпированная полиция, оскорбления женщин и распространение СПИДа вокруг тебя цветет буйным цветом, безо всякого контроля. Как с наркотиками и алкоголем, если ты загоняешь что-то в подполье, то индустрия оказывается в руках преступников. С людьми, вовлеченными в эту индустрию, и ее аудиторией обращаются плохо и, - что более вредно, чем что-либо другое в общественном смысле – они тоже начинают считать себя преступниками. Мне кажется,  что главная причина существования порнографии и дебатов вокруг нее, связана с разочарованием. Многие мужчины, по-видимому, разочарованы в женщинах, с которыми они проводят жизнь, отчасти потому, что они видят нереальных, недоступных женщин в рекламе и развлекательных СМИ, и поэтому они ищут безопасного, бесконтактного секса с другими. Женщины, которые осуждают всю порнографию разом, должно быть разочарованы в своих мужчинах, которые смотрят ее. Некоторые женщины – меньшинство – кажется не понимают, что же такое быть мужчиной и вечно недовольны тем, что мужчины с удовольствием смотрят на других женщин и хотят их, и получают удовольствие от секса с совершенно незнакомыми людьми, без какого-либо эмоционального подтекста. (Разумеется, на это способно и большинство женщин, хотя многие, из-за общественного давления, не этого афишируют). Но полностью отрицать существование таких потребностей, в надежде, что человеческий род можно приучить иначе думать о сексе и сексуальности – по меньшей мере нереалистично. Стол же менее нереалистично, как решение Королевы Виктории в знаменитой апокрифической истории, когда она якобы отказалась запретить гомосексуальные отношения между женщинами, поскольку пребывала в уверенности, что такого просто не существует (сама же она, на деле, была бисексуальна). За последний век мужчины и женщины изменились в социальном отношении, но отрицать похоть, все равно, что отрицать гравитацию. И как бы там ни было, и мужчинам и женщинам иногда нравится быть сексуальными объектами, и они могут становиться сексуальными объектами без унижения и оскорбления кем бы то ни было.
Атмосфера этих секс-шопов вообщем-то довольно печальна. Секс должен быть стремлением к контакту, но здесь, в этих маленьких вонючих кабинках, нет контакта, нет человеческого общения, нет любви. Теперь люди не только умирают в одиночестве, они и трахаются в одиночестве.
Таким образом, одинокие и униженные, мужчины испытывают чувство вины, перед своим Богом и перед общественной моралью. Здесь нет удовлетворения своего эго, нет завоевания, нет контакта, нет проявлений любви и, безусловно, в этом не так уж много забавного. Лишь отвращение к себе и пустота и то, что считается расплатой за «грехи» - смерть.
В 1984 году я подкупил бутылкой кларета Колина Уилсона, автора всемирно известного бестселлера «Аутсайдер», чтобы он написал статью в мой журнал о «Сексе, Преступлениях и Оккультизме». В своей работе он приравнивает сексуальное удовольствие взрослого мужчине к затянувшейся шаловливости школьника. Вообщем-то он прав. Из-за навязываемого обществом чувства вины, мы все еще считаем наши сексуальные отношения чем-то «беззаконным». Эти магазины лишь укрепляют это чувство, и более всего это заметно здесь, в секс-кабинках, где поспешно самоудовлетворяются маленькие мальчики, точно их запустили в магазин сладостей, и они выходят, объевшиеся, с красными лицами. В секс-шопе имеется даже большой пластиковый мусорный ящик и маленький столик, на котором стоит рулон бумажных салфеток и баллончик дезинфекционного спрея. Выбегая наружу, мужчины брызгают его на свои маленькие липкие ручки и вытираются бумагой, которую бросают в мусорный ящик, чтобы добавить к мерзкой куче промокших платочков, миллионы копошащихся, умирающих умирают сперматозоидов.
По крайней мере здесь, в Нью-Йорке, они относятся к этому прозаично, как и в большинстве других больших городов мира. В патетической, псевдо-викторианской Британии, по-видимому, никто никогда не спал с проституткой, не покупал порнографический журнал или роман, и не мастурбировал. Даже несмотря на то, что информированные источники считают, что свыше двенадцати миллионов британских мужчин имели секс с проститутками, когда о таких вещах говоришь с мужчинами в Англии, остается удивляться, каким же образом секс-индустрия умудряется здесь процветать: человек не может представить себе, что многие члены парламента от консерваторов занимаются этим.
Видео-кабинка, в которой я нахожусь, залита белыми отблесками от экрана телевизора, поэтому твое зрение становится ограниченным, если ты отрываешь взгляд от видеофильма. Но вскоре мои глаза привыкают к недостатку света, и я могу разглядеть, что стены кабинки покрыты надписями – телефонными номерами – и дырками. В Англии такие норы между стенами называются «сияющими дырками», потому что безрассудные геи частенько просовывают свои члены в такие дырки, в надежде, что безликий незнакомец с другой стороны захочет сделать им минет. Здесь, в Нью-Йорке, дырки, которые в Англии и большинстве других мест проделывались годами самими клиентами, представляют собой аккуратные, размером под член, кружки, вырезанные в стенах любезным руководством.
В дверь начинают стучать, кто-то хочет войти. Я встаю, дожидаюсь, пока закончится видео, затем выхожу, надеясь, что следующий парень не подумает, что я дрочил. Какой же я все-таки британец.
Когда я последний раз был здесь, в Нью-Йорке существовали живые секс-шоу, которые сейчас, кажется, практически исчезли. Одно из них я посетил, в здании четырехэтажного секс-супермаркета, зрелище было бесполым, странным, но, вместе с тем, поразительным. Вы входите в театр, входная плата очень низкая, около 3 долларов, усаживаетесь в полумраке и тишине, и ждете, что что-то произойдет. На телеэкранах над головой беззвучно кинокадры мелькают, ты обводишь глазами комнату. Три ряда сидений, как в старых кинотеатрах, расставлены вокруг маленькой, немного приподнятой над залом, сцены, покрытой ковриками. Расположение сидений таково, что ты, сидя в ожидании, в полумраке, можешь смотреть через сцену прямо на человека, сидящего напротив тебя в почти пустой комнате. Он смотрит на тебя. Ты смотришь на него. Он кашляет и отводит взгляд. Ты закуриваешь и отводишь взгляд. Атмосфера становится душной. Он шаркает ногами, ты почесываешь голову. Черт, это глупо, тебе хочется помахать рукой этому парню напротив, но ты не уверен, что он осознает абсурдность всего этого. Люди зевают, откуда-то доносится звук, точно кто-то скребет свою задницу через потертые брюки. Ты чувствуешь себя идиотом. Что ты тут делаешь? Ты готов уже слинять, но тут вдруг на сцену выходит обнаженная пара. Скрытые колонки оживают с легким попердыванием, и усыпляющая музыка проникает в тишину.
Девушка молода, очень красива, темная. Парню лет 25, восточного типа, стройный, он демонстрирует приличных размеров стоящий член, выдающийся вперед и покачивающийся, он выглядит скучающим. Они смотрят друг на друга и слегка улыбаются. Они обыденно целуются, довольно нежно ласкают друг друга, мягко движутся и перекатываются, синхронизируясь с музыкальным ритмом. Спортивно, мастерски, почти хореография. И ты внезапно понимаешь, что на самом деле это довольно красиво, как балет. Слово «перфоманс» обычно не ассоциируется с занятиями любовью, но в данном случае это верное слово. Эти люди совершенные актеры/танцоры, рассказывают древнюю историю. В отличие от многих произведений искусства и перфомансов, это выглядит вполне нормально, здорово и непринужденно. Стивен Беркофф наблюдал подобное шоу в Рио и пришел к такому же заключению, и это избавило меня от неясного чувства вины.
Вожделение уходит, ты расслабляешься. Затем внезапно замечаешь, что пара мужчин поднялись со своих кресел и пристроились прямо рядом с парой. Их лица всего в нескольких дюймах от члена парня, когда он входит в девушку, точно они стали свидетелями какой-то жизненноважной, замысловатой операции и делают заметки в уме. Несмотря на вторжение этих пускающих слюну старых извращенцев, пара продолжает заниматься сексом, по-видимому не обращая особого внимания на происходящее вокруг них. Возможно, она сейчас думает, чтобы такого сегодня съесть на обед, а он думает - не купить ему ли коврик под колени. Через пять-десять минут оба симулируют синхронный оргазм, разъединяются, встают и кланяются. Его член остался таким же жестким и скучающим, как и прежде. Ты благодарно хлопаешь, восхищаясь их профессионализмом. Даже на грязном полу этого медвежьего угла, их чистота остается нетронутой. У них никогда не будут брать интервью на шоу Дэвида Леттермана, но их искусство, хотя и столь естественное для нас всех, сравнимо с представлением «Лебединого озера», их мастерство превосходит «Чикагских медведей». Больше никто не хлопает. Они улыбаются, говорят «спасибо» и исчезают. Из громкоговорителя  доносится голос: «Следующая пара начнет выступление через десять минут». Конвейерная лента. Аудитория остается на месте, но ты уходишь, немного смущенный всем этим. Возможно, позже ты пойдешь в кино или в боулинг.
Позже, с головой бросившись в разврат, мы оказываемся в холодном, черном подвале ветхого здания в районе старых консервных заводов в Нижнем Вест-Сайде. Мы в ночном садо-мазо-клубе под названием «Склеп». [С момента написания это место стало знаменитым в связи с тем, что его использовали в качестве декораций для фотографий книги Мадонны «СЕКС»]. Здесь мало света. Ты пробираешься по голому бетонному полу через лабиринт подвалов, к бару. Этот клуб из тех, куда выпивку следует приносить с собой, мы вынуждены сидеть и пить кока-колу. Большинство клиентов – мужчины. Они приходят сюда в уличных костюмах или рабочей одежде, платят за вход и скрываются в кабинках. И выходят оттуда обнаженными, за исключением обязательной кожаной куртки и – что удивительно – в носках и ботинках, которые они не стали снимать, потому что пол здесь голый и очень холодный. Они сидят на стульях в баре - ряд белых волосатых задниц, и болтают о боулинге. Я молча недоумеваю. По стенам из сломанной трубы сочится вода.
Изредка заходят женщины – невероятно огромные волосатые шлюхи, ищущие клиентов, которые мечтают, чтобы их связали и выпороли – но время от времени происходит нечто привлекающее твое внимание. В какой-то момент входит моложавая пара. Мужчина снимает пальто и оказывается, что он одет в платье. Он раздевается до разукрашенного белья. Она методично роется в сумочке, достает разнообразные куски веревок и всяческие приспособления. Парень стоит, как на распятии, возле металлической решетки. Она связывает его, затем подходит и просит зажигалку. Ты сверкаешь своим «Биком», разрывая темноту. Но она не собирается прикуривать сигарету, вместо этого она достает кусок тонкого шнура, который она просит пережечь посередине на две части. Должно быть, забыла свои ножницы. Не говоря ни слова, она продолжает связывать своего партнера, затем снова просит зажигалку – на сей раз, чтобы зажечь свечу. Следующие пятнадцать минут она капает горячий воск на полуобнаженное тело муженька, а тот изредка постанывает. Закончив с этим, она извлекает здоровенные бульдожьи зажимы и приделывает их к различным частям его тела и легонько хлещет его короткой плеткой.
Становится все холоднее. Ты встаешь и идешь через темные комнаты. Табличка на стене гласит «Правило клуба – Lips Above Hips Only» («Губы только поверх бедер»). Ты заговариваешь со здоровенной леди, сидящей на диване, который видал лучшие деньки. Она славная, но хочет, чтобы ты сел к ней на колени. «Тыы англичанин? Мне нрааавятся англичане». Молодой, неопрятно выглядящий парень вмешивается. «Ты - не англичанин. Ты – австралиец. Я знаю английское произношение, и ты – не англичанин. Ну, может, ирландец». Дюрьмо. Он наклоняется к толстой леди. «Дай мне пососать твои сиськи, пожалуйста, позволь мне». Невероятно, но она позволяет.
Ты идешь в другую комнату, где один парень радушно предлагает «надрать тебе задницу», но, предпочтя добрую чашку горячего чая, ты изящно отклоняешь предложение и выходишь в дождливую ночь...
Вернувшись в Настоящее время, я замечаю, что журнал «Screw» по-прежнему здесь популярен и открыто продается на почти всех газетных стендах. Редактор Эл Голдстейн основал газету в 1968 году на принципах, что если у тебя есть свобода слова, ты можешь также испытать ее всевозможными оскорблениями в свой адрес. Его редакторская колонка, остроумно названная «Отымею тебя», сопровождалась двумя его фотографиями: на одной он жевал сигару, показывая камере средний палец. Вы поняли суть. Голдстейн еще один младенец с анальной фиксацией, который так и не повзрослел. Его девиз – «Делай гадости». Какой шутник.
Голдстейн – хорошая реклама для «Общества Полного Уничтожения Мужчин» (ОПУМ) Валери Соланас, произведение искусства, дополненное непременным манифестом, приведшее в частности к тому, что в 60-х она стреляла в Энди Уорхола.  Если Соланас в некотором смысле оскорбляла мужчин, что должно быть повсюду осуждено, если мужчина отвественен, то «Screw» в свою очередь старается быть оскорбительным, неправдоподобным, круче школьного дерьма. На этой неделе издание «разоблачает» секс-индустрию Бангкока. На заглавной фотографии – репортер, которому делает минет улыбающаяся тайская девушка. Заголовок гласит «Вставляй член медленно. Знойные темноглазые красотки в саронгах хлюпают спермовыми леденцами и  забавляются с водными пистолетиками в этой сказке о Косоглазом, дрянном, уродском». Мистер Голдстейн - большой специалист по крутым заголовкам. Газета поддерживается рекламой городских секс-предприятий, что в теперешних условиях означает, что «Screw» в основном рекламирует Секс По Телефону. «Горячий разговор», в лице Бэмби, Тины и Ким, ждет вашего звонка и заверяет вас, что у них – «Лучшая в городе живая линия по траху». На другой странице, по 970 45 45 вы можете поговорить с «пожирателями пизды и членососами» о «Лизании задницы, глотании спермы и трахе». И так далее, и тому подобное, печально.
Большинство компаний предлагает «тайный кредитный счет», без сомнения, так что «жена» ничего не узнает, хотя другие компании предлагают возможность дозвона в тональном режиме, которая не только позволяет клиентам оплачивать счета, набирая номер своей кредитки на телефоне, но также и оставлять сообщения для других клиентов на доске объявлений, подобно тому, как это было, в гораздо более подцензурной форме, в Соединенном Королевстве. Менее безопасный секс тоже, разумеется, до сих пор доступен. Вы все еще может вызвать Роберта, «Красивого, доброжелательного, неболтливого, с членом в 9 дюймов» или позвонить Хозяйке Подземелья Безжалостного Ангела, по адресу, куда вас заставят «приползти так быстро, как только сможете». Тесен мир. «Ангел» когда-то останавливалась в доме моих друзей в Брайтоне, поэтому я знаю, что на самом деле она и писатель Теренсе Селлерс, чья книга «Истинный садист» была впервые опубликована в Англии Полом Сесилом из «Темпл Пресс», одно лицо. Забудьте про журнал «Screw» и почитайте лучше вместо этого книгу Теренса.
Если мир мал, то Америка и вовсе крошечная. Издатель «Screw» Эл Голдстейн некогда выпускал журнал под названием «СМЕРТЬ». На обложке первого номера была фотография сотворенного Антоном ЛаВеем -  обезглавливание Джейн Мэнсфилд. Сатана идет странными путями, творя абсурдные вещи.

ВРЕМЯ АРМАГЕДДОНА
Я бреду по Мидтауну и подхожу к церкви Святого Патрика. Вспоминая о Джо Скаггсе и дюжине черно-белых дневных фильмов про Санта-Клаусов и снег, я поднимаюсь по ступенькам, чтобы заглянуть внутрь. Как только я подхожу, дверь буквально захлопывается перед моим носом. Символично, думаю я, церковь закрывается.
Я представляю, как внутри ирландо-американский священник укладывает в раку тело Христа, запирает ее и преклоняет колена. Он бредет сквозь притихший алтарь к свечам, окружающим статую Девы Марии, и прикуривает от огонька «Мальборо». Он резко вдыхает, его легкие давят на переполненный желудок и раздается громкий пук, гулко разносящийся по пустому помещению. Он опустошает жестянку с надписью «Для бедняков нашего прихода», добавляет ее содержимое к куче банкнот, отправляемых бравым парням в Ирландию, их благословенным убийцам.
Вид иллюминированной церкви на улице, усеянной развевающимися на ветру американскими флагами, подчеркивает здешнее положение христианства. Я присаживаюсь на каменные ступеньки и прикуриваю сигарету, глядя на проходящих мимо американцев, глаза устремлены к тоннелям большого города. Трудно вдохнуть, сложно поверить. Здесь, среди этих религиозных идолов, возникает невероятное ощущение давления в Земле Свободы. Они растиражированы по всему Западу, воздействуя даже на неверующих. В 1985 году в своей статье, появившейся на страницах ныне знаменитого издания «Сан-Диего Мэгэзин» Джеймс Миллз, бывший президент сената штата Калифорния, вспоминает об обеде с Рональдом Рейганом в 1971 году.
Обед подходил к концу, притушили огни и подали чаши с праздничным шерри. В темноте Рейган внезапно спросил Миллза, читал ли он «неистового ветхозаветного пророка Иезекииля», затем, как описывает Миллз, бывший актер «страстно проповедовал» ему, точно снисходительно объясняя студенту-скептику. «Все пророчества, которые должны были исполниться перед Армагеддоном, уже сбылись», - вопил великий человек, довольно неожиданно для вынашивавшего президентские амбиции. «Ныне, - продолжал он, - все готово к Армагеддонской битве и второму пришествию Христа». Когда Миллз напомнил Рейгану, что в библии довольно ясно говорится, что человечество не может предугадать, когда случится это довольно заметное событие, Рейган ответил: «Все стало на свои места. Осталось недолго ждать. Иезекииль говорит, что огонь и сера прольются на врагов людей Господа. Это должно означать, что их уничтожат ядерным оружием». Далее великий теолог принялся доказывать, что, поскольку Советский Союз стал коммунистическим и безбожным, и находится он «на Севере» (как Гог в Библии), стало быть, СССР должен быть Гогом, нацией, которая ведет других во мрак. Из этой искаженной, типично американской перспективы мы и должны рассматривать ситуацию в мире. Горбачев, возможно, пытается разорвать Железный Занавес, но в самом ли деле – ОН ХОЧЕТ, ХОЧЕТ ЛИ ОН? В конце концов, разве АнтиХрист не является очаровательным, почти комическим персонаж, который может попытаться уверить мир, что он спасет его, тогда как все время пытается строить планы по его разрушению? И, эй, либералы, не несет ли советский лидер на себе печать Зверя или это в самом деле просто карта Малайзии, которую он вытатуировал у себя на макушке?
Несколько месяцев назад я гулял по Сити в Лондоне и прошел через толпу, собравшуюся у ратуши в ожидании прибытия великого Горби. Я, ради забавы решил  присоединиться, и протолкался сквозь толпу, оставив позади себя нескольких покалеченных детей, вперед. Перед толпой у светофора остановился грузовик службы доставки, и из него высунулся водитель-кокни. «Мать вашу, это что за хренотень. Хтой-то едет, друган?» «Майкл Джексон». «Мать вашу. Да вы тут ваще охренели». С этим самая неосведомленная личность в Лондоне в раздражении уехала, и через пять минут за ней проследовал полукилометровый кортеж гигантских черных машин и суровых полицейских на мотоциклах. Огромная толпа кричала «Горби» и некто татуированный помахал рукой с заднего сидения своего лимузина. Я видел его руку. Она не похожа на руку, способную нажать на кнопку. Вообще-то это была довольно симпатичная рука, гораздо меньше и более интеллигентная, чем рука герцога Эдинбургского, которую я видел, мащущей из такой же машины во время королевского визита во Рексам в 1966 году.
Мои встречи с всемогущими на этом не закончились. Здесь, в Нью-Йорке, вчера был в городе посланник Господа на Земле, президент Буш, он прилетел, чтобы выступить на встрече в ООН. Когда мы мчались на машине домой по Ф.Д.Р.-драйв, я бросил взгляд на вертолетную площадку Здания Объединенных Наций и увидел большой вертолет. Символ британского Racing Green стал превосходной основой для президентского знака, нарисованного на боку вертолета. Так что теперь я видел руку Михаила Горбачева и вертолет Джорджа Буша. Если бы мы могли собрать их вместе.
Когда Америка вторглась – и была побита – во Вьетнам, многие их политики были убеждены, что они - богоизбранный народ, ухватившие Бога за пятку. Когда Рейган сократил правительственную программу страхования здоровья и другие социальные льготы, для того, чтобы вложить биллионы в Стратегическую Оборонную Инициативу и МХ-80, он сделал это потому, что он на самом деле верил в то, Советский Союз – это «Империя Зла». Когда Джордж Буш говорит о лишении американских женщин права на аборты или о вмешательстве во внутренние проблемы СССР, или о прекращении государственного финансирования безвкусных художников, он делает это, потому что является продолжателем традиций американских лидеров, которые, в отличие от большинства своих европейских коллег, обладают фундаменталистской верой в христианскую Библию.
Они не одиноки. Исследования в 1985 году показали, что шестьдесят один миллион американцев смотрят по телевизору выступления евангелических проповедников. Тревожный знак, не правда ли? Несколько женщин, задержавшихся на улице возле церкви Святого Патрика, нервно спешат домой, огибая пошатывающихся бродяг. Это мужской мир, главным образом потому, что ОН - больше и ОН испещрил планету своими родовыми символами угнетения и войны. Война боролась с другими мужчинами.
В Лос-Анджелесе я видел женскую уличную банду. Одна такая лос-анджелесская банда называется «Бояршниковые девушки», устрашающе татуированные толстухи, кружащие по улицам в ржавых автомобилях, вооруженные пистолетами и ружьями, которые, согласно департаменту полиции Лос-Анджелеса, вносят свой вклад по меньшей мере в уровень смертности среди членов других банд – 400 человек в одном только городе. Даже Белфаст по сравнению с этим выглядит довольно мирным городом, но опять же, в Лос-Анджелесе армия не патрулирует улицы. Хотя вид девичьей банды мне в то время показался чем-то смехотворным, и совершенно не пугающим – это больше походило на кадры из фильма Джона Уотерса, и я уверен, что если женщина разнесет мне голову из магнума 44 калибра, мне это будет столь же неприятно, как и если бы это сделал мужчина. Появление женских банд на Западном Побережье – плохой знак. Нет ничего плохого в том, что женщина делает со своей жизнью все, что ей заблагорассудится, но каким ужасным может стать мир, если, вместо того, чтобы мужчины становились менее жестокими, женщины пытаются соревноваться с мужчинами в жестокости, таким образом удвоенный кусок экскрементов расползается вокруг городов мира. «Бояршниковые девушки», однако, скорее исключение, это Мужское насилие кипит здесь под поверхностью, на улицах, в многоэтажных офисных зданиях, галереях, правительственных зданиях. Это комплексная проблема, с которой должны бороться феминистки. Ее истоки не в порно-шопах, которые просто дают выход нереализованным мужским желаниям. (Живи и дай жить другим, вот что я говорю). Нет, ее корни здесь, в псевдоморали Церкви и Государства, которые вмешиваются, запрещают или игнорируют такие потребности. Придирчивая мораль, которая на деле вдохновляет феминистскую мысль и выражается в грубой, ханжеской форме демонстраций возле секс-шопов. Вопрос не в феминизме, но в равенстве и свободе, в понимании желаний и различий и мирном высвобождении из-под такого давления. Как говорил Джек Парсонс, гностическое мировоззрение не может быть запрещено. Заниматься любовью, танцевать и пить – это значит прославлять и благодарить Бога. Эта культура запрещена нам военной экономикой, церковью, государством и плохо информированными влиятельными группами с убогими идеями, которые поддерживают институты и идеалы угнетения подобных чувств. Они стремятся не образовывать и информировать, но лишь «загоняют в рамки» людей, которые думают иначе. Люди, которые хотят изменить мир, такие, как радикальные феминистки, должны сосредоточиться не на вмешательстве в выбор других в «пункте продажи», но стремиться понять мотивы людей и необходимость изменения основ общества.
Например, как мы можем  создать заботливое общество, если большая часть нашей философской мысли, наших представлений о себе и нашей роли в жизни все еще основывается (особенно здесь, в Штатах) на фундаменталистской вере в разглагольствования Ветхого Завета?
«И Бог благословил Ноя и сынов его, и сказал им: плодитесь и размножайтесь, и наполняйте землю. Да страшатся и трепещут вас все звери земные, и все птицы небесные, все, что движется на земле... Все движущееся, что живет... ДАЮ ВАМ».
Делай с этим, что хочешь. Несмотря на СПИД и «Бояршниковых девушек», население земли к 1997 году увеличится до 6 миллиардов. Миллиард из которых будет голодать. Папа улыбается, машет ручкой и запрещает свой пастве пользоваться контрацептивами, потому что, как полагает он, Создателю Вселенной это может не понравиться или ему нравится смотреть, как люди страдают и умирают от недоедания или еще чего. Американское правительство сократило финансирование организаций ООН по контролю рождаемости, поскольку эти организации попустительствуют добровольным абортам на ранних сроках.
Население земли каждые три недели увеличивается на число, сравнимое с населением Шотландии, в то время, как акр невосстановимых джунглей уничтожается каждую секунду, а каждые пять минут исчезает один вид животных. Затаив дыхание, статистика каталогизирует, как умирает реальный мир, в то время как религиозные догмы, которые предлагают сказочные земли Аркадии, остаются неприкосновенными и глубоко укоренившимися в умах и законах наших политиков. Иногда начинает казаться, что Христианская Церковь планирует Армагеддон только для того, чтобы выполнить свои собственные пророчества. Это так же оттеняет парадоксы.
- Книга Бытия
«И тотчас послав оруженосца, царь повелел принести голову его. Он пошел отсек ему голову в темнице и принес голову его на блюде и отдал ее девице, а девица отдала ее матери своей».
- Евангелие от Марка, 6: 27-28
Хотя Америка все еще открывает Клиффа Ричарда, она точно также открывает Христа. Согласно общенациональному опросу «Гэллапа» пару лет назад, тридцать четыре процента американцев (примерно восемьдесят миллионов) объявили себя «возрожденными» христианами. Тридцать восемь процентов всех христиан (нет только «заново родившихся») верят, что Библия - это действительно слово Божие и должно пониматься буквально, слово в слово, а сорок пять процентов, что она, по крайней мере, вдохновлена Богом. Другими словами, восемьдесят три процента всех американских христиан верят, что Ветхий Завет – это созданный Богом план жизни. Согласно этому и другим исследованиям, большинство верящих в Библию – женщины, что весьма странно, если задуматься, какая женоненавистническая и жестокая эта книга. Она битком набита групповыми изнасилованиями, адюльтерами, инцестом, групповым сексом, фаллическим культом, обменом мужьями, абортами, скотством, кастрацией, незаконнорожденными, проституцией, убийствами, пытками, жертвоприношениями животных, колдовством, скатологией, анальным фетишизмом, женщины используются для человеческих жертвоприношений и как повод к войне, плюс расизм и много других отвратительных вещей. Неудивительно, что распродано два миллиарда копий.
Послание Христа, пророка-знахаря, который остерегался материализма и проповедовал интернационализм и познание Духа, кажется по большей части так или иначе забыто или удобно приспособлено стремящимися к власти. Самый популярный фрагмент Библии - не тот, где говорится о терпимости и прощении, а постоянно неверно толкуемый «око за око», библейские трескучие фразы извергались здешними евангелическими теле-проповедниками, даже когда Гэри Гилмор пожертвовал свои глаза медицинской науке. То, что так много американцев безоговорочно верят в это, действительно тревожный факт, в частности потому, что многие люди оставляют интерпретации практически непонятных текстов этой книги различным психам.

ЧУМНОЙ ДВОР
Легко здесь, на ступеньках Святого Патрика, убедить себя в том, что «Вавилон», город уничтоженный Богом в Откровении, это Нью-Йорк.
Вавилон - «Великая блудница... жилище бесов и пристанище всякому нечистому духу... ибо яростным вином блудодеяния своего напоила она все народы... и купцы земные разбогатели от великой роскоши ее». Она – город, полный «язв и грехов»,  покрывшая себя «славой и роскошью». Бог хочет разрушить город, «драгоценностями которого обогатились все, имеющие корабли на море». Вавилон – «великий город у воды», полный «множества народов и языков... и цари земные любодействовали с нею» (В здании ООН, без сомнения), «великий город, правивший царями земными», где люди «кусали языки свои от страдания и хулили Бога Небесного от страданий своих и язв своих; и не раскаялись в делах своих» (СПИД), где «все одушевленное в море умерло», и так далее. С другой стороны, разумеется, Нью-Йорк, может, вовсе и не Вавилон, может, он больше похож на Новый Иерусалим, город, который приходит на смену Вавилон в Книге Добра. Город, который «нисходит с неба от Бога». Город, что «сияет подобно драгоценнейшему камню» и имеет «большую высокую стену» и «улицы его – чистое золото» (красный кирпич или «бурый песчаник» в сумерках превращает Нью-Йорк в самый золотой из всех городов). Новый Иерусалим (или Йорк) – город, «не имеющий нужды ни в солнце, ни в луне для освещения своего; и цари земные принесут в него честь и славу свою. Ворота его не будут запираться днем, а ночи там не будет». (Это ведь, в конце концов, город, который никогда не спит). «И принесут в него славу и честь народов». И так далее.
Вавилон или Новый Иерусалим, Нью-Йорк иллюстрирует то, как субъективно может интерпретироваться эта маленькая книга, Библия, хотя некоторые фундаменталисты, кажется, готовы согласиться, даже если многое в Библии и Христианстве, как нам известно, не дано Богом, а кое-как собрано воедино в 325 году нашей эры разными церковниками на Церковном соборе, созванном императором Константином в Нике. Император был заинтересован в создании унифицированной религии имперского христианства, чтобы собрать воедино обломки своей империи. Это он и получил, с этим, в большой степени, мы и остались. План Государственной Власти. Как бы то ни было, слишком просто возлагать вину на христианство или даже на более странные интерпретации Библии, поскольку болен весь мир. Поскольку Андреас Серрано - бывший христианин, ничего удивительного в том, что он критикует религиозные институты, используя образ Христа, облитый мочой, и поскольку христианство борется против гуманизма и эволюционных теорий на протяжении веков, критиковать его достаточно легко. Как бы то ни было, боязнь быть обвиненными в расизме, вот что более всего мешает белым людям на Западе критиковать ДРУГИЕ религии.
Например, человек может задаться вопросом, о сионистских принципах, применяемых в не имеющей оправдания военной оккупации Западного Берега и Сектора Газа – они поработили два миллиона арабов, но попробуйте сделать это здесь, в Нью-Йорке, городе, восхищающемся Израилем, и вас несомненно обвинят в анти-семитизме. Человек может задаться вопросом о позиции индусов, когда дело доходит до их обращения с кастой неприкасаемых в Индии, и об исламистском порабощении женщин в таких странах, как Иран, хотя сословный совет в Брэдфорде, разумеется, отвратителен для любого свободомыслящего человеческого существа. И нужно вспомнить, что несмотря на психов, угрожавших бомбой Лондонскому театру за постановку беркоффской версии «Саломеи» или слабоумных идиотов, грозившихся сократить финансирование искусства, потому что Андреас Серрано пописал на распятие, что цивилизации, созданные на основе христианства, покончив с крестовыми походами, ныне стали довольно толерантно относиться к идеям других религий и неортодоксальной деятельности. Посмотрите на ЛаВеевскую узаконенность в Америке и сравните со всемирным беззаконием, вызванным «Сатанинскими стихами».

ВИРТУАЛЬНАЯ РЕАЛЬНОСТЬ
Флэшбэк. Мы снова под звездами Лос-Анджелеса, возвращаемся из оперы, смотрим в окно, на афишу, рекламирующую «Шоу ужасов Рокки». Полотно фривея шоссе несется прямо на меня в свете фонарей. На миг я ощущаю леденящий кровь ужас внутреннего космоса. Если личность находит свое место в этом космосе то лишь потому, что она придумала для себя понимание, чтобы как-то справиться с громадностью и сложностью мира. Система верований корректирует весь этот ужас до управляемых размеров, возникает ощущение цели, судьбы и даже того, что всегда было недостижимо на физическом уровне, даже для Роберта Антона Уилсона: Жизнь после смерти.
В Виртуальной реальности компьютеров Тимоти Лири или странных роковых слов Иисуса Христа или писаниях Маркса, мы можем жить вечно, потому что, даже если мы исчезаем, идеи остаются. Воображаемый мир, как восковой музей, лучше, чем реальность, потому что он дает нам чувство порядка и вечности. Хотя большая часть изобретенных человечеством верований исполнены самых благих намерений, и разные верования ведут к разным практикам, кто что предпочитает, практически любая система верований – любая система восприятия и интерпретации реальности – работает. Иисуса Христа, марксистов, сатанистов, Мертвой Собаки. Природу невозможно шокировать, Бог беспристрастен. Ты живешь под сенью розы, а умираешь под колючкой. Лучше наслаждаться ее красотой, чем называть безобразным сорняком. Терпимость к жизни привносит терпимость в жизнь. Догматические споры ведут к жестокости, цензуре, невежеству и нетерпимости в жизни. Мы рождаемся и мы умираем. Добродетель и грех пожнут свои награды в смерти.

«Мы исчезнем за миг в тигеле Природы, чтобы возродиться снова в других формах, и нет никаких привилегий у того, кто воскуряет фимиам перед образом Добродетели, перед тем, кто купается в самой постыдной невоздержанности... все они встретятся с (одним и тем же) после их бытия, один и тот же конец, одна и та же участь».
- маркиз де Сад

 «И сотворил Бог Человека по образу Своему, по образу Божию сотворил его».
- Бытие, 1:27
Вследствие воздействия все более увеличивающегося доступа к информации и коммуникации, предоставляемой Медиа-Миром, Глобальная Деревня в настоящее время больше не чувствует утешительной заботы Власти так, как это чувствовали предыдущие поколения. Хотя самые суровые правительства, как, например, в Китае и Соединенном Королевстве, сделали все, чтобы ограничить количество информации для широких слоев населения, больше информационных фильтров в сознании человека, которые не приспосабливаются к образцам, созданным предшествующими поколениями. Появляются тонкие трещины, и эти метафизические проблемы разнообразными тайными путями выявляются в материальном мире. Монеты, брошенные к ногам восковой куклы – наиболее очевидное представление о созданной человеком искусственной идее. Вселенная становится более открытой. Смертельные угрозы человеку, который пытается публично осквернить подобный образ, производят обратный эффект, давая образу жизнь в медиа-пространстве и в сознании. Сенатор Джесси Хелмс пытается удержаться за свои резоны существования в этой, своей вселенной. Его цензура, была, на деле, его способом заново отредактировать мир до более управляемых размеров. Христос, добро, Сатана, моча, гомосексуальность, зло.
Иллюстрация: Маркиз де Сад
Выбор образов Андреаса Серрано был демонстрацией его сознания, прошедшего через ту же функцию. Его редакторский процесс был столь же линейным, конфронтационным, он также поддерживал традиционные структуры американского искусства, религии и общества. Разногласия становятся все более неясными.
Хелмс и Серрано – две стороны одной медали. В социальном смысле, функция так называемого авангарда и Истеблишмента - одна и та же. То есть их функция – контроль. Сокращение вселенной до управляемых блоков. Художники разделяют общественную роль с политиками и священниками. И снова, мы получаем бессмысленные идеи и концепции, «держаться позади» и выбрасываем деньги на ведение войн. К несчастью, тем не менее, единственный существующий Ад находится на Земле. Если вы с этим не согласны, возможно вам стоит поехать в Лос-Анджелес и поговорить со спившимися ветеранами Вьетнама о Мей-Лай, отправиться в Сан-Франциско и поговорить с накачанным крэком транссексуалом, которого мы встретили на вечеринке у Лири, или написать родителям жертв Джона Уэйна Гейси.
Исламистский фундаменталист и христианский демократ не могут спорить об общественных причинах и следствиях, потому что их восприятие реальности изначально разное. Безотносительно их художественной ценности, либералы должны защищать Салмана Рушди и Андреаса Серрано от религиозных фанатиков, в то время как они многословно рассуждают о многонациональном, мультикультурном обществе. Но как можно создать гармоническое, демократическое, многонациональное, многокультурное общество, если люди верят в разные вещи? Единственный способ добиться этого – лишить Религию ее прав. Впервые со времен царя Хаммурапи отделить Религию от Государства. (Советский Союз этого не сделал, они просто заменили религиозную догму светской религией политической догмы, с Диктатором, сидящим не в Риме, а в Москве). Внеморальное, асексуальное светское общество в котором международные законы созданы Волей Человеческой Расы на чисто демократических основах – единственная возможная утопия, о которой стоит задуматься. «Цивилизация» означает передовое развитое общества, основанное на интеллектуальном и культурном совершенствовании. В такой цивилизации – цивилизации основанной на синтезе – Боги будут допустимы, но не смогут править миром. В политическом смысле, этнические группы станут неприятной бессмыслицей, поскольку миру придется понять, что если планете суждено выжить, то только благодаря одному закону – закону терпимости. Если общество решит, что оно не может быть терпимым к убийству или изнасилованию или спекуляциям общими мировыми ресурсами, значит так и должно быть. Если человечество решит, что можно продавать детям Героин или поддержит охоту на дельфинов, значит так и должно быть. Мораль, навязанная различными проповедниками, которые заявляют о своей связи с Богами, не имеет ничего общего с созданием системы управления новым запутанным миром мультикультурной Глобальной Деревни, если этот мир выживет без господства сверхдержавной диктатуры. Сейчас практически у всех есть ядерное оружие, высокотехнологичное супероружие, Бог, заложники, завод по производству химического оружия. У всех есть телевизоры.
Несмотря на странную мораль и явное лицемерие Рожденных Заново масс, американцы по крайней мере могут свободно выступать против подобного безумия, даже если то, что они говорят, зачастую оказывается чушью. Будь они сексистские экстремисты, представленные Элом Голдстейном и Валери Соланас, или Кеннет Энгер и Андреас Серрано, представляющие либеральный центр. (Даже к коммунистам сейчас относятся терпимо, маккартистская охота на ведьм теперь рассматривается как досадное недоразумение). Все имеют право на законных основаниях выразить несогласие. В Британии, так называемой колыбели демократии и свободы слова, революции случились слишком рано. Мы субъекты, а не граждане, и все упомянутое здесь может преследоваться законом, как раньше это случилось с издателями Хьюберта Селби, согласно бесчисленным старым и не менее тревожным новым законам, существующим в Британии, придуманным, чтобы ограничить свободу слова. Законам поддерживаемым, следует отметить, матриархальной дуополией Тэтчер и Елизаветы. Если бы Серрано был британцем, «Описанный Христос» мог бы привести его на скамью подсудимых по обвинению в святотатстве. Голдстейн был бы непременно арестован сразу после выхода в свет первого номера «Screw», за непристойность, и так далее. Сидя на ступеньках Святого Патрика, я не могу решить, что же я предпочитаю. Подлинное угнетение, скрываемое за чопорной покровительственной ложью и самоуверенностью британских деспотов – которое зачастую приводит к рождению индивидуалистов и философов, обладающих какой-то художественной и общественной значимостью. Или более законную, ощутимую всестороннюю свободу Америки, которой зачастую злоупотребляют зануды, и банальное пренебрежение со стороны бездумных людей, которые не хотят ничего, кроме как доказать, что они свободны в осуществлении права на скуку, мастурбацию на публике и делание денег. Оба общества – совершенные «демократии» [sic] – ловкие, самосохраняющиеся системы контроля, которые дозволяют ровно столько свободы, сколько нужно, чтобы оставаться «правильными» системами. Системы, которые нетерпимы к возникающим вопросам, на которые они не могут ответить. Реальность, которая не способна сама задавать вопросы и заставляет людей воспринимать субъективную, фальшивую и принудительную «реальность». Социальная реальность, якобы одержимая Правдой, неспособная примириться с другими Правдами. Вот почему существует «контроль». Человеческое время поглощается самосохраняющимися умозрительными моделями. Человеческое время. Время умирать.
Большая часть высокого искусства, которую мы видим, которая просто рекламирует себя и не ставит вопросы о значимости - интеллектуальная порнография, смазывающая шестеренки этой тоскливой, бесшумно работающей машины. Машины, что производит бесконечную последовательность образов свободы, подпорки для театра теней, создает ложное восприятие реальности.
Здесь в Америке, социолог Пол Вацлоник провел серию экспериментов, во время которых совершенно вменяемым людям лгали, намеренно, расчетливо. В результате субъекты начинали вести себя как совершенные шизофреники и параноики. В США и Британии ложь узаконена, лгут политики, лгут статистики, лжет реклама, лгут журналисты и художники, и священники смазывают маслом машину идолопоклоннических, субъективных интерпретаций мира, основанного на этой лжи. Никто больше не знает, во что верить, так, черт побери, нужно что-то делать. Искусство необходимо. Его нужно использовать для того, чтобы заставить людей ценить себя,  свои эмоции и чувства. Его нужно использовать, чтоб ставить вопросы. Непредубежденное исследование жизни, которое поможет перевоспитать, дать возможность, помочь в понимании других и распространить это понимание. Суровое искусство должно быть посвящено уничтожению культурной контрольной системы, в которой заинтересованы Религия и Капитал. Не преклонение перед богами моды, денег, артистической техники, эксклюзивности, не идиотское шокирование, но разумное исследование самой жизни.
Современное искусство в настоящее время соперничает с организованной Религией за право стать основной моделью виртуальной реальности. Исходная система веры в мире, утратившем волю и жизнеспособность.
Манхэттен или Голливуд – метафора этой машины. Образ, предлагаемый как свобода, может быть иконой, плавающей в телесных выделениях, байкером, мочащимся на алтарь, фильмом, в котором двое мужчин занимаются сексом. Тишина – звук, в котором мы нуждаемся. Но это немыслимо, каждая личность в этом мире произносит отчетливую фразу, которую никогда, никогда не произносили раньше.
Будем надеяться, что кто-то слышит.
- Саймон Дуайр, 1990.
ТЕМНЫЙ ГЛАЗ ЗАКРЫВАЕТСЯ


В своей коде к «Чумному двору» Саймон Дуайр обнаруживает и отслеживает много связей между Миром, Богом, Раем и Адом, светом и тьмой, вариантами киберпространства, виртуальностью и жизнью, искусством, магией, наукой, религией и именем Бога. Путешествует во вселенной в сознании людей.

«Разница между ангелом и человеком в том, что большая часть человека находится снаружи».
- Неизвестный автор

С момента написания «Чумного двора» в 1989 году многое случилось со мной и с миром. «Гаечный ключ» поставил вне закона садомазо-секс между взрослыми людьми по обоюдному согласию. Полицейские рейды на Храм Духовной Юности. Мыслепреступление. Снопреступление (судья на процессе О Джей Симпсона постановил, что можно считать уликой сны Симпсона, которые он рассказал сокамернику), технологическая война («Буря в пустыне»), биологическое оружие, используемое против собственных войск, Гласность, Клинтон, Мейджор, признание, что AZT достаточно токсично, чтобы убивать пациентов, продолжающееся уничтожение Джунглей и Озонового слоя, борьба за права животных и ALF бомбы в Англии, продолжающийся эксперимент по воссозданию генетического кода человека, возможное создание новой человеческой жизни без участия яйцеклетки и спермы, свет, используемый для хранения информации на мощных, скоростных суперкомпьютерах. Нанотехнологии (крошечные роботы-убийцы, внедряемые в систему кровообращения для уничтожения таких вирусов, как СПИД), механические пересадки Стеларка . Фестиваль «Жестокость Воображения» и мое отречение от некоторых видов перфоманса (Андре Штит и т.п.). Вселенная увеличилась на несколько миллиардов световых лет,  ученые прислушивались к эху Большого Взрыва , Время текло сквозь мои пальцы, поскольку теперь я знал, что у меня развивается СПИД...

ВОСПРОИЗВЕДЕНИЕ
Жаркий день в Лос-Анджелесе, такой утомительный, но Дженезис Пи-Орридж ведет меня на встречу с Тимоти Лири (до этого я с ним общался лишь один раз, недолго, на вечеринке) в бунгало Лири в Беверли Хиллз.  В здании, возвышающимся над домом Лири, произошло убийство Тейт/ЛаБианка. Лири говорил о виртуальной реальности, теперь он говорит о Процветании и анти-наркотическом контроле, в том числе и анти-табачном (его арестовывали за курение в аэропорту). Он говорил о стимулирующих мозг компьютерах, о том, что мы сможем заглянуть в человеческое сознание с помощью излучения мозга. (Похоже на аудио или визуальную версию записи тестов детектора лжи, но не совсем). Теперь компьютеры вытесняют даже его идеи, и могут реагировать не только на едва заметные движения глаз, но и на мысли). Со времени высказанных мне предсказаний Лири, британский перфомер Брюс Гилкрест превратил его мечты в реальность. На своем недавнем перфомансе, Гилкрест погрузил себя в сон с помощью самогипноза, подключившись с помощью электродов к компьютеру, который превращал мозговую активность в звук и, врываясь в его быстрый сон, ты мог общаться с ним в его снах посредством слабого электрошока. Воплощение мечты сна «Rapid Eye».
Фото: Тимоти Лири и Саймон Дуайр, Беверли Хиллз, май 1994 года.
ПРОЦЕССИЯ
С момента первой публикации «Чумного двора», Дженезис Пи-Орридж не только было успешно превращен в козла отпущения в Британии, но также создал новую «церковь» (за неимением лучшего слова), уничтожив TOPY (Temple of Psychic Youth - Храм Духовной Юности) и возродив его в усовершенствованной форме. Он создал TOP-I (произносится почти так же как TOPY - Temple of Psychic Youth), что означает The Outer Process Internеtional – Интернационал Материального Процесса. (Буква «Е», также указывающая на «экстази», превращает «Интернационал» в «Интернет-ционал»). Джен реформировал  Церковь Процесса Развития и управляет ей не с помощью знаков, встреч, слетов, видео, аудио и перфоманс, как это было с TOPY, а по интернету, с помощью серии текстов (может ли это привести к забвению?). Коды, доступные через е-мейл посвященными «Братьями» Процесса (Братом может стать любой, не требуется никакого членства, кроме желания общаться, если ты общаешься, значит, ты Брат или Сестра - TOP-I открыт для всех). Дженезис, разумеется, провозгласил себя «Отцом», практически выполнив мое предсказание, что когда-нибудь он станет Папой. Папой-23. Красным Папой. Анти-Папой Нулевого Года.
Предсказания Нострадамуса гласят, что следующий Папа будет последним, что приведет нас снова к Темной Стороне Истории – Орден Восточных Тамплиеров, масоны, тамплиеры, Приорат Сиона, иллюминаты, Иллюминаты Танатерос, и так далее и тому подобное, хранители тайн – возможно Тайны.

КИБЕР-КОПИИ, ВИРТУАЛЬНОЕ ПРОСТРАНСТВО И ЭКСТРАПОЛЯЦИИ
В ответе Уолтеру Липпману, процитированному в «Чумном Дворе», я должен был сказать, что фотография в известной степени разрушает искусство (Бодрийяр также говорил об этом, равно как и Берроуз). У искусства появилось то, что Джон Миллер называет «загробной жизнью после смерти». Фотокопии, печать, репродукции, открытки, даже театральные репродукции «Саломеи» или «Венецианского купца» буквально преследуют нас.
Тем не менее, я должен сказать, что Компьютер, который на деле в известном смысле убивает искусство, поскольку это всего лишь средство распространения информации, которое может быть использовано для того, чтобы уничтожить творческий текст или картину навсегда. Кибер-смерть. Сжигание книг и уничтожение полотен не срабатывает, поскольку существует огромное количество копий и репродукций. Даже обливание кровью подлинника «Тайной вечери» не сработает. Сжигание неопубликованной рукописи и забвение текста может сработать, потому что память и кибер-пространство могут быть одним и тем же, хотя память полагается на электро-химические реакции в мозгу и потерянная память и утраченные воспоминания могут по-прежнему где-то существовать, но оставаться недостижимыми.

ВИРТУАЛЬНАЯ РЕАЛЬНОСТЬ
Далее я размышляю над рядом определений, дающих представление о причинах существования Виртуальной реальности и что, концептуально, мы можем узнать из этого. Существуют многочисленные связи, о которых следует сказать и многочисленные вопросы, которые следует задать.

1. Создание образов, которые мы можем назвать «Гиперреальными» (Восковой Музей, «Тайная Вечеря» и т.п.), репродукции, фотокопии и т.п.
2. Создание того, что я называю моделью Виртуальной Реальности, которая дает нам систему взглядов – религиозных, социальных, физических. Которая подгоняет реальность под управляемые пропорции.
3. Отправка текста и его адаптированный для кибер-пространства язык, воображаемое почти реальное пространство, где слова повисают в виртуальном лимбе. Пространство и время, которое человек слышит через модемную или телефонную линии, приводящее нас в области волоконной оптики и даже сверхпроводников.
4. Искусство памяти. Куда уходят утраченные воспоминания, где они хранятся в виртуальном сознании? Это также приводит к Фрэнсису Йейтсу и Дереку Джармену, с их искусством и сочинениями, и к технике Третьего Сознания Уильяма Берроуза и Брайона Гайсина и Механизмам Памяти доктора Пенфилда. А также к технологии «промывания мозгов» и религиозным культам смерти, таким как культ Джима Джонса и Людей Храма, Чарльза Мэнсона и Дэвида Кореша. А так же, возможно, к убийцам Джона Кеннеди и использованным ЦРУ козлам отпущения, которым промыли мозги?
5. Психические и телепатические, теории Юнга о «Коллективном Бессознательном». И в каком пространстве обитают призраки и НЛО? Если вселенная (и Бог) – поле хранящейся информации, сквозь которое мы можем путешествовать и общаться, согласно теории Морфического Резонанса доктора Руперта Шелдрейка?
6. Астрономия. Свет. Скорость света. Путешествие во времени, E= MC2. Сколько времени уходит на путешествие во времени?
7. Ритуальная магия, атавистическое возрождение Остина Османа Спара, автоматические рисунки, астральные проекции, знаки, заклинания, ЛаВей и Кроули. Когда мы умираем, может быть, мы попадаем в кибер-пространство? Это пространство – Виртуальный Рай или Виртуальный Ад?
8. Воздействие Цвета на мозг, на поведение. Радуга. Черные негативные дыры, затягивающие реальность (нашу вселенную) в виртуальную дыру, иную вселенную, царство Бога или Сатаны или жизни после смерти?
9. Вдохновение, искусство, идеи. Откуда они приходят? Может быть, душа, сознание, это обитаемое виртуальное пространство, как и утраченные воспоминания, о которых я говорил?
10. Смерть. Когда мы умираем, превращается ли материя в энергию, остаемся ли мы, в вибрации энергии, живыми? Являются ли гадальные доски и Таро связующими с этим полем кибер-пространства? Являются ли Опыт Клинической Смерти и видения Христа посланиями оттуда, и переходные введения – намеки – на эту иную вселенную?

Хотя это некоторые из моих определений, они так же являются признанием неспособности понять Пространство, Время и наше положение относительно них. Как сказал вездесущий «Q» из «Континуума» в финальном эпизоде «Стар-трек: Новое Поколение»: «Вы, люди, такие патетичные сущнства. Вы не имеете представления о Пространстве и Времени. Правосудие свершится». С этим он склоняется, чтобы прошептать секрет на ухо капитану Жан-Люку Пикару, а затем, в последний момент, откидывается, смотрит на него выразительным взглядом, как бы говоря: «вы еще не готовы узнать ответ», пока не готовы. Он (Q) знает ответ, он может быть всемогущим и вездесущим. Он – Бог, или придумка Бога для научно-фантастических сериалов?
Мы все объясняем необъяснимое, используя объяснимые модели реальности. Положение Человека основывается на воспроизводстве, потребности в прогрессе и объяснении.
СУПЕРМЕН: РАЙ И АД
Сколько имен у Бога? Мы знаем Иисуса (Любовь), Святого Духа (Духовное руководство) и Бога-«отца» (Создателя), а также Сатану (Человеческий Прогресс), Рекс Мунди (короля физического мира), Митру (Солнечного Бога или Бога Света), Люцифера (ангела познания и смерти), Вельзевула (Повелителя Мух – вополощение зло), Софию (дочь Бога), Благословенную Деву Марию или Богородицу (мать Иисуса), Мать-Природу, Ра, Зевса, Будду, Яхве, Магомета, Мать-Землю и еще многие-многие имена, пророки, грани и божества. Но каково же его Имя? И если у него одного имя, можем ли мы произнести или понять его? Католики верят в Святую Троицу и почитают Богородицу, через бормотание и явления в Фатиме, Лурде и даже в Ноке, в Ирландии. У Бога бесконечное число имен, каждое из которых – «уникально и неделимо». Являемся ли мы посланцами Бога, которые должны «плодится и размножаться» и «нести слово» через галактику и эту вселенную. Так что ж? Мы можем, в теории, уже сейчас построить огромное ядерное ускорительное кольцо и выстрелить субатомными частицами, кварками (название, украденное у Джеймса Джойса), протонами, нейтронами вокруг кольца, на скорости, близкой к скорости света. Технические и инженерные проблемы этой структуры (кольца) не представляются непреодолимыми, поскольку оно может быть выстроено в космосе астронавтами, космическим короблем и роботами. Мы уже создаем объекты, которые не имеют формы, но лишь массу, созданную из энергии (мы можем сделать и наоборот - создать энергию из массы, в ядерном оружии). Создание большого кольца в космосе также может сместить гравитационное поле Земли и Луны, которое скажется на результатах. Мы можем, таким образом, сотворить еще один Большой Взрыв, который создаст новую Вселенную, разрушив нашу собственную, таким образом объяснив индуистский танец Шивы.
У бога Шивы есть огненный нимб, представляющий ритм (или вибрацию) Вселенной и исходящий из лепестка лотоса – символа «Просветления». Шива танцует на теле «человеческого невежества». На статуях передняя рука (из четырех) делает жест abhaya mundra, означающий «не бойся». Так что, ах, мы уже это знаем, вселенная представляет собой линейную форму на физическом плане, но, как с Пространством и Временем, на самом деле она круглая. Как и вирус ВИЧ, который умирает, убивая своего хозяина, мы несем в себе семена, как Созидания, так и Разрушения.
Иисус Христос, Пророк Номер Один, вернется, как клонированный анти-Христ и разрушит мир и дарует всем нам возрождение, и мы – духовные зомби – воскреснем вновь. Это великая ересь Библии. Извращенная семейная шутка христианства. Во всяком случае, в самом деле не имеет значения, будет ли мир разрушен апокалипсисом ядерной или химической войны вообще. Мы говорим здесь о ВСЕЛЕННОЙ, не о крошечном, третьем от солнца, камушке, и не о муравьях, населяющих его.
Возможно.

ОТ БЫТИЯ К ОТКРОВЕНИЮ
Я пока еще не использовал воздушный ящик, но мне сказали, что мне следует попробовать, поскольку он помогает расслабиться и вернуться в утробу. Как-то раз они закапали мне в глаза беладонну, заставив меня увидеть яркий мир, в котором мы живем. Они вставляли спички мне в веки, чтобы заглянуть в сетчатку моих глаз, на случай, если я вдруг ослепну, как это , увы, случилось с Дереком Джарменом. Свет исходил от коллажей  из постеров, посвященных СПИДу. Белый свет, белая жара.
Однажды я видел Иисуса Христа возле свой постели, он сделал мне массаж и передал послание, полное невообразимой любви и нежности и за секунду исцелил меня от сухого, вызванного СПИДом, кашля (он вернулся через несколько часов). Будучи уязвимым, я ВОЗМОЖНО видел Христа, но, как говорил Джим Джонс своим вопящим последователям, когда они приняли яд, я знаю, что Иисус ЕСТЬ Любовь и не стоит боятся перехода.
Квантовая физика доказала, что субатомные формы могут прыгать и приземлятся без подпрыгивания, могут существовать повсюду и вместе с тем несуществовать. Существовать, населяя все Пространство и Время, Не существовать, Существовать, населяя все Пространство и Время, Не существовать... и так далее. Ad inifitum. Напоминаю вам, у меня так же были жестокие психотические эпизоды, связанные с наркотиками, которые я принимал, и однажды, приняв экстази (или ЛСД), я танцевал на снегу с гиганстким лобстером. Мои друзья приняли экстази и узрели богиню, которая требовал от них крови в потир, они ритуально порезали себя и добавили свою кровь к нарисованным ими знакам, и их впустили в Тайский храм, мои другие друзья посещали иные планет с помощью Машины Мечты Брайона Гайсина.
Но я отвлекся. Показывают ли Откровение, данное Иоанну Богослову и картины Иеронимуса Босха нам Ад или предлагают Ад на Земле? (Где ж находится Ад?). У нас уже имели место слабые потуги устроить апокалипсис, (бомбежка Дрездена, ядерное уничтожение двух японских городов, отравление газом шести миллионов евреев и трех миллионов цыган и гомосексуалистов, применение нервно-паралитического газа, горчичного газа и использование химического оружия и такие вирусы, как ВИЧ). Мы в самом деле очень патетичны.
Я привык думать, что не существует добра и зла, и что Ты, мой дорогой читатель, на самом деле тожн не существуешь. Я думаю, что, может быть, Творец (кем бы или чем бы он ни был) установил программу, чтобы выяснить, будет ли ЭТО ХУДШИМ творением. Творец забросил меня и вас в эту вирутальную (реальную?) вселенную, точно какие-то запрограмированные существа, и играл со мной. Мои реакции возможно оцениваются по тому, какой выбор я сделал, и какой нет. Может быть, это правильно. Как вы узнаете, что растения существуют? Потому что едите их, и энергия/свет, хранящийся в растении теперь дает вам энергию, чтобы выжить. Но вам также нужен протеин, витамины и так далее, которые теперь вы можете синтезировать...
И, почему мы здесь, как вы узнаете, что существуете. Вы читаете этот текст или этот текст читает вас? Что вы такое, и так далее, и так далее. Я не пониманию, что есть мужчина и женщина. Скоро у нас будет асексуальное общество. Уже сейчас люди используют гормоны, чтобы превратиться из женщины в мужчину, который сможет зачать ребенка. Пока они не вырабатывают сперму, но это всего лишь вопрос времени, несомненно это произойдет в течнии века. Уже сейчас «женщины», которым вводят большие дозы тестостерона рассказывают о случаях, когда «теперь, когда я вхожу в бар и смотрю на женщин, мне хочется их трахнуть» и «мне хочется подраться». По некоторым причинам, с тех пор как у меня диагностировали ВИЧ (это вовсе не гламурно, а крайне утомительно), у меня не возникает желания вышибить из кого-то дерьмо или даже поиметь все, что движется. Возможно, ВИЧ учит нас через разрушение. Возможно, «СПИД» (чтобы это ни было) разрушает нашу память.
Помимо этого, я хочу понять некоторые вещи... Когда идея достигает критической массы, становится ли она реальностью?
Является ли наша физическая сущность тем же, что и сознание, или нас можно пересадить в другую машину?
Если тебе велят умереть или говорят, что ты умираешь, это тоже самое, что умирание? Существует ли вселенная лишь в нашем сознании? Гаснет ли реальность, когда мы умираем? Могу ли я, как Иисус, жить вечно в искусстве и воображении, в Голливудском Музее восковых фигур... Являются ли эти слова моей единственной формой общения и бессмертия?
Разумеется, если я буду знать, что схожу с ума (не то, чтоб поверив, что я Наполеон, но например, как мой старый корреспондент Дэвид Кореш, решив, что я Иисус), это означает, что я не схожу с ума. Это нормально? Я в самом деле не знаю. Нечто вроде того, что говорит после смерти астронавт в «Космической Одиссее 2001 года»: «... что-то случилось, и это чудесно...».
Что происходит со мной, так это то, что я смотрю на общество, как на Спектакль и дадистскую серию, наложенных друг на друга, но взаимосвязанных событий, и ощущаю огромное количество психических взаимосвязей (люди звонят мне, и я знаю, кто звонит – о, я только что думал о тебе) и еще синхроничность. (Я не могу включить телевизор без того, чтобы не увидеть нечто об умирании, похоронах, эвтаназии, призраках, церкви или Виртуальной Реальности. СМИ контролируются злободневностью или СМИ контролируют меня? Это и есть Контроль? О, нет, нет, нет, прочь отсюда. «по телевизору показывают сад Тимоти Лири – я там был». О, Боже, это Тимоти Лири. Выключи это, ах, женщина говорит, что теперь вы по закону можете быть похоронены под деревом в биоразлагаемом картонном ящике, так что постепенно сможете стать этим деревом, затем некто на 17-м канале (Ай-Ти-Ви1) говорит, что одни хотят высказать свою Последнюю Волю, а другие просят об эвтаназии...
Поколение Икс, Игрек, Зет, «Стар-трек: Поколения»... Холодек, о боже, снова они. Как я уже говорил (я об этом говорил? – когда, вслух, или на странице?) мои слова устаревают, как только я их записываю, как в плане высоких технологий, так и идей и нашего (вашего) опыта. Секунда в реальности – это очень долго. Время и Жизнь движутся на предельной скорости, во времени, которое мелькает. Лишь твое сознание может контролировать время – мы все знаем это – посидите во время болезненной операция в кресле у дантиста или сделайте что-то очень приятное и расскажите мне о Времени.
У меня есть теория, что Виртуальная Реальность когда-нибудь окажется под запретом как новый вид наркотика. Включи (компьютер), Настройся (на виртуальный мир), Отключись (от реальности). Или нет, в каком-то случае.
Виртуальная Реальность в своем тепершнем виде беспомощно неадекватна. В «реальном», физическом мире у тебя может заболеть голова, ты роняешь вещи, ты можешь почувствовать себя неполноценным. К 2030 году ты, возможно, сможешь купить билет в Виртуальный Парк Диснея. Это может спасти физическую планету (ни отелей, ни вырубаемых деревьев, ни автостоянок), но никому не придется покидать свои дома. Они даже сейчас делают инъекции в сетчатку глаза, чтобы избежать необходимости компьютерных костюмов и телешлемов. Виртуальный Секс станет более предпочтительным для большинства людей, чем реальный. Уже сейчас порнография в США куда больше является машиноймечты, чем Голливуд, в дни СПИДа, как я говорил ранее в «Чумном дворе», порнография – безопасный секс, как и виртуальный секс. Мы все будем сидеть по домам и вырождаться  в идиотов, не имеющих опыта «реальной жизни». Наши тела будут управляться крошечными роботами и обслуживаться автоматами, использующими технику микрохирургии. (Уже сейчас в Англии, обычные хирургические операции выполняются микроскопически. Операции на сердце и т.п. осуществляются через отверстия в ноге размером с иголку через оптоволоконные камеры и крохотные скальпели и другие приспособления на органе, что означает отсутствие инфекций, разрезов, проникающих внутрь, за исключением случаев трансплантации).
Это, по моей закольцованной дорожке, приводит меня обратно к Жизни и Смерти. Можем ли мы, способны ли, умереть? Это, в свою очередь, приводит нас обратно к Отсутствию Сожаления/Нулевому Году. Да, все это очень хорошо, но нам известно Откровение, как Адаму и Еве, в аллегорическом смысле, через то, что случается и случится. Когда мы разрушим эту планету, мы будем жить на других планетах, так или иначе.
Господи, все это очень хорошо, но над всем этим создатель «Стар-трек» снова возникает Джин Родденбери (Теперь ОН плывет в космосе, погребенный «в пространстве» - в космосе Шаттлом в секретной Операции НАСА, которая теперь подтверждена). Но утопия Родденбери (нет войн на Земле, нет голода, лекарства от всех болезней, межпланетные союзы, исследования, просвещение) кажется еще более далекой, возможно более недостижимой. Апокалипсис Тогда. Апокалипсис Сейчас. Апокалипсис Впредь. Мир распадается. Берлинская Стена. Восстания. Голод. Войны. Наркомания. Самоубийство. Массовая Безработица. Распространение ядерного оружия. Экологическая Система/Смерть Земли. Государство лжет, политики лгут, статстика лжет, религия лжет, доктора лгут, фармацевтические корпорации лгут. Безумие. Отрицательное воздействие. Массовый психоз. Жесткость. Бездомность. Утрата Надежды. Болезни. Джихад. Религиозные войны. Страх смерти. Преступность. Смерть. Время...
Время – это Контроль. Время, время умирать. Во время, во времени, во времена поколения Гуманизма. Время гнется «как шлюха», требуя конвеерной ленты трупов, «Пространство мертвых дорог», «Города Красной ночи». Тибетская книга мертвых. Пространство, «где пересекаются все дороги, пространство, где все - тайна», одинокий Колодец. Нарушенное заклятие. Разбитое зеркало. Контроль есть, был и будет всегда.
Сатана/Иисус. Прогресс и Смерть. Жить вечно, обмануть смерть с помощью крионики или виртуальных миров? Ангелы Рока. Унылые (НЛО, путешественники во времени и пространстве, похищения, эксперименты) Жизнь и Смерть. Регрессионная Терапия. Миг. Песнь кита, дельфины, поля Морфического Резонанса Джона Лилли и Руперта Шелдрейка, Коллективное Бессознательное Юнга, Коммуникация на Коллективной Виртуальной длине волны. Или превращение в ницшеанского Супермена? Смерть. Смерть. Смерть? Воскрешение. Кольца во Времени и Пространстве. Его Мир Бесконечен. (Я приду снова!). «Духовная Библия», «Книга Закона». Темный Страж, ангел Айвасс в Прахе черной каирской ночи. Прах в твоих закрытых глазах. «Помни, Человек, ты создан из праха, и прахом ты станешь» (Католический ритуал). Мы созданы из праха. Мы превратимся в завихрения кружащйся пыли. Возвращаясь в НАЧАЛО ВРЕМЕН/ОТСУТСТВИЕ СОЖАЛЕНИЙ. Красс или Красный Кхмер? Ад на Земле? Или Билл Гейтс, Бритиш Телком, Белл, Ай-Би-Эм и НИНЕКС собираются купить реальность? Скупая в Интернете – скупая в Виртуальном Раю. Несметные количества битов информации. Миллиарды долларов. Вселенная разбита на биты?
Христос плывет в Моче, редкий гений в искусстве («Христос святого Иоанна на кресте» Дали не может быть перевернут и плыть заслуженно, в Пространстве). Нет закрытия. Конструкция/Деконструкция/Реконструкция. Мягкий, тающий, твердый. Искусство, принесенное в жертву Богу Маммоне, жертвенный Агнец Божий, медийные козлы отпущения Хиндли и Мэнсон. Пуленепробиваемые лица, маски, слова позади мысли. (Позвольте мне уйти, мне плохо).
Слова проваливаются в пространство, слетают со страниц. Звезды падают, как листья. Кровь сочится из мертвого древа? Стрелы Святого Себастьяна или Христа, звезда садо-мазо порно на кресте. Духовный крест? Обломок кораблекрушения, прибитый к берегу временем? Мертвое древо. Дерек Джармен, канонизированный как Святой Дерек перед смертью мужским орденом Монахинь, Сестер Бесконечного Милосердия. Брайан Джонс, Божественная звезда Джена, умерший за твои грехи. Голливудские звезды, Уорхоловские суперзвезды, медийные Мегазвезды. Или, переключаясь снова на берроузовские теории нарезки, Будущее сочится сквозь трещины. Через пятьдесят лет станет возможным сконструировать телевизуальную машину, работающую на отрезках, истории, монтаже и аудиовизуальной технике, скопированной с «Живого Сознания» Грея Уолтерса и технике Вспышек, изложенной математиком Йеном Соммервилем и Машины Мечты, чтобы предоставить тебе точную копию «Ночных новостей» или Си-Эн-Эн или «Новостей в десять» на неделю вперед. Новости следующей недели уже сейчас. Где же тогда Время? Кто-нибудь? Какие-нибудь получатели? Я вас сильно загрузил? Я знаю, что схожу с ума, «балансируя на краю своего безумия»(хотя быть «в своем уме» означает лишь то, что у тебя та же форма помешательства, что и у всех остальных). 䐝е существует Или/Или? Это Судьба? И не существуют Потому что? Десять Заповедей. Миллиарды альтернатив. Вот реальность, купи сво䐹 собственный уровень. Вырой свою нору.
В начале было Слово, и слово было Бог. Эдем?  Пария/Кали/Шива? Хозяин возвращается. Распространять слово. Сотри Слово и Бог снов䐰 существует, слово возвращается. Бог Контроля снова существует. Да. Эволюция/Экзистенция. Свет Мира. Преломить свет сквозь призму (пирамиду?). Е-мейл, Е-Время, Е-Метр, Е-23, Сверх-земной, Свервремя. Время.
ПЕРЕНОС ПЕРВОГО ТЕРМИНАЛА
С моего промокшего от пота ложа, возможно, вскоре смертного ложа, я в самом деле теперь вижу мир в дадаистских выражениях. Мир, в котором все взаимосвязано. Назначение вируса, теперь я знаю, смутить мозг, воздействуя как наркотик, открыть двери восприятия. Я вижу мир как калейдоскоп или гигантские «отрезки». Когда я сплю, мне снится смерть. Телевизионная картинка разрезается по диагонали, половина – цветная и движушаяся, вторая – темная, бездонная, неподвижная яма. Навсегда. Истинное воздействие страха невозможно выразить. ВИЧ готовит мозг к смерти. Это полезно, но приятным это не назовешь. Сегодня я перестал принимать все лекарства. Медицина создала настоящую Фабрику Смерти, такую же реальную, как Белзен.
Побочные эффекты пропадают, плоть исчезает, волосу выпадают, кости и зубы крошатся в пыль. Глаза подчас с трудом видят, голова болит от мыслей и лекарств, а вирус атакует мой мозг, даже мой генетический код. Мои болевые синапсы сотрясаются, точно сквозь тело пропускают электрошок, тело зудит как сумасшедшее, кожа осыпается темными сухими чешуйками, теперь я практически прикован к инвалидному креслу. Но сегодня я отбросил свои костыли, спустил в унитаз лекарства. AZT убивает тебя, всякий день, когда я принимал его, я чувствовал себя больным. Септрин, от которого появляется сыпь и пятнадцать таблеток антибиотиков, которые я принимаю каждый день (и которые, должен признаться, однажды спасли мне жизнь), от которых развивается стоматит. Я отверг лекарственную культуру, цикл зависимости, цикл зуда/чесотки. Я смотрю и теперь я вижу мир сквозь разбитое стекло, он проходит мимо меня. Но сегодня я присоединился, неким образом, к вселенной жизни. Может быть, однажды я снова смогу заниматься сексом. Надо заставить жизнь вернуться в мое тело. Дыши глубоко, всасывай воздух.
Буду ли я жить? Разумеется, нет, я умру, как и ты, тупой кретин. Я увижу вас всех в Аду, которого заслуживают каждый мужчина и каждая женщина, имеющие хоть какие-то мысли в голове.
Или мы все превратимся в плазму, свет, энергию или мысль? Может быть Добрый Боженька зажжет для меня свет? Время растягивается. Время описывает петлю. Другая девушка, другая планета.
Устойчивым образом этого завершающегося Века может стать Британский Член Парламента, привязанный к круглому кухонном столу. На нем туфли на шпильках, чулки и подвязки, на волосатой груди – черный бюстгальтер с прорезями. Он душит себя полотенцем, достигая оргазма в момент смерти, семя выплескивается пол – мандрагора. Пожиная свои награды за отвращение к себе и вознаграждение за грехи, которые он осознает. В рот вбит апельсин – плод Человеческой терпимости, экстаз Похоти. Познание с Древа Жизни. Шива конца нашего невероятного, печального, века.
Время и жизнь замкнуты в круг.
«Ты хозяин и оператор своего СОБСТВЕННОГО мозга. Научись его использовать».
- Тимоти Лири
Остерегайся будущего. Остерегайся Виртуальной Реальности. Предлагает ли оно диснеевские каникулы или Ад Иеронима Босха на дому? Сад земных наслаждений или гигантский Микки-Маус, навсегда оставивший след своего ботинка в Американской Реальности?
Рассвет поднимается над зубчатыми стенами замка Сент-Анджело в Риме, в утреннем безмоловии раздается выстрел. Казненный бунтарь Каварадосси падает замертво. Его возлюбленная, прекрасная Тоска, кричит от боли и гнева и бросается вниз с парапета. Возможно в мечту.
Не верьте мне. Не слушайте, что вам говорят. Лелейте свои вопросы, но не ответы. Проверяйте и перепроверяйте.

ET IN ARCADIA EGO .
 «Саймон был магическим человеком. Одним из самых удивительных и ранимых из всех, кого мы знали. Мы искренне любили его и восхищались его прекрасным, блистательным «Rapid Eye». Его сексуальный, анархический и полный жизни подход к нашему миру был уникален!»
- Гилберт и Джордж

САЙМОН ДУЙАР 1959 –1997
Эпитафия
Пол Сесил

Саймон был незаурядным молодым человеком, ставшим одним из ведущих комментаторов эпохи, сделавшим вклад в художественную, творческую субкультуру двух последних десятилетий. В первую очередь писатель, он сосредоточил свою работу на журнале, созданном им в 1979 году и получившем название «Rapid Eye».
Младший из трех сыновей, Дуайр родился в Салибери, в Родезии, в 1959 году, но через год его семья переехала в Англию и, поколесив по стране, осела в Плимуте, где Дуайр, довольно неохотно, посещал местные школы. Он оставил общеобразовательную школу Тэвисток вскоре после своего шестнадцатилетия.
Это было время панка, повернувшее многие головы от традиционного в сторону изучения альтернативного и невероятного. Именно в этой области развивающейся культурной экспансии Дуайр сосредоточил свою энергию. Его понимание возможностей, пробудившихся благодаря отрицанию иерархического, формального общества уже созрело, равно как и его готовность принять искусство и проявление неповиновения.
В 1978 году он переехал в Лондон и начал, в традициях панковских писателей, выпускать свой собственный фэнзин, «Rapid Eye». В первом  же номере, который появился на улицах в 1979 году, была сенсационная статья об анархистской группе «Crass», которую вскоре перепечатала музыкальная газета «Sounds».
Дуайр очень быстро стал сотрудником «Sounds», интервьюируя знаменитостей, восходящих звезд и – как это неизбежно в индустрии, которая столь ненасытно пропагандирует и ниспровергает – знаменитостей на час и так и не ставших знаменитостями. Этот эклектичный коктейль укрепил веру Дуайра, что статус менее всего имеет значение и, что человеческий уровень, творческая чистота целостность прежде всего выделяет подлинного художника.
В 1982 году Дуайр переехал в Брайтон и в том же году женился на Фионе Притчард. Это произошло вскоре после вскоре печального события в их жизни – рождения и смерти их единственного ребенка, Питера.
Мир коммерческой журналистики стал еще менее привлекателен для Дуайра и он ушел из него, чтобы заняться дизайном интерьеров, присоединившись к «Родек Интернешнл». Наряду с этой работой он продолжает писать, превратив «Rapid Eye» в лучший образчик искусства фэнзина. Знаменитое «Черное» издание, которое он выпустил в 1986 году теперь является предметом интереса коллекционеров.
Тем не менее, «Rapid Eye», как концепция, несмотря на восторженное к нему отношение, не был пределом его возможностей. Получая поддержку от друзей и контактов, он сделал в своей ранней работе, он намеревался выпускать самый всеобъемлющий журнал из всех журналов: чтиво, обширное по объему, охвату и представлению.
И возможности для этого имелись в изобилии: Энди Уорхол предоставил фронтиспис, Уилльям Берроуз прислал три своих работы, «Имя его было Ровер», «Семья Джонсонов» и «Падение искусства»; Кэти Экер, Дженезис Пи-Орридж и Колин Уилсон также были представлены в этом номере, равно как и Дерек Джармен. Наряду с этой звездной галактикой, Дуайр включил в него, не заботясь об осторожности или объемах колонок, множество неизвестных авторов, специализирующих в различных областях – от конспирологических теорий до связывания ног. Делавшийся более года (1989) «Rapid Eye 1» доказал, что может стать истинным источником вдохновения, по словам «Нью Мьюзикал Экспресс»: «настоящая сокровищница пищи для ума. Проницательный, разносторонний, по-настоящему просветительский».
Постави перед собой задачу первого «реального» номера, Дуайр с женой перебрались в Америку. Они отправились туда, чтобы развивать «Родек Норт Американ», но неизбежно провели большую часть года путешествуя по стране. Это вдохновило Дуайра на его лучшее журналистское исследование, текст объемом свыше 100 000 слов – «Чумной двор – Альтернативные Штаты Америки».
По возвращению в Англию в 1991 году Дуайр узнал о том, что у него положительная реакция на ВИЧ. Смирившись с диагнозом, он завершил «Чумной Двор» и заключил с «Creation Books» договор на издание «Rapid Eye». Была идея опубликовать «Чумной Двор» в качестве отдельной книги. Те, кто читали текст, сочли его поразительным: искусство писателя-путешественника трансформировалось в призыв к свободе культуры, сохранив незатронутой панковскую эстетику и обосновав ее как никогда ранее. Очерк, посвященный низкому и высокому искусству, показывает, что Дуайр чувствует себя как дома и среди неприкаянных идеалистов и среди артистической элиты.
Но Дуайр, несмотря на все сыпавшиеся на него похвалы, остался верен духу, который всегда направлял его и отверг предложение. «Чумной Двор» не будет использован для его возвышения в сфере литературы, вместо этого он становится и зиждется или обрушивается на его ценности, наряду с другими очерками, частью «Rapid Eye 2».
К 1993 году подрывающее здоровье воздействие ВИЧ стало неизбежным присутствием в его жизни. Поддержка была незначительной, наступила усталость. И началась работа над третьим и последним томом «Rapid Eye». Центральной статьей сборника стала статья самого Дуайра о творчестве Гилберта и Джорджа, которые предложили использовать их полотно «Мы» в качестве обложки. «Rapid Eye 3» вышел в свет в Лондоне в 1994 году.

ПРИМЕЧАНИЯ:
1. Gibberish – общий термин, обозначающий речь, языки, не имеющие на самом деле смысла.
2.  Международная издательская корпорация
3.  The Final Academy (Последняя академия) – фестиваль, прошедший в Лондоне в октябре 1982 года, и организованный Берроузом и Гайсином, при участии Пи-Орриджа.
4.  Toxteth – район Ливерпуля, ставший печально известным после восстания в 1981 году, когда в ходе столкновения местного населения с полицией, спровоцированного арестом молодого чернокожего Лероя Альфонса Купера, было арестовано свыше 500 человек, повреждено 70 зданий, ранено свыше 400 полицейских.
5. По традиции в Британии голубая лампа висит над входом в полицейский участок.
6. Процесс над группой анархистов в 1978 году, обвиненных в организации ограбления, получил название процесс «Неизвестных лиц», поскольку в обвинении было сказано «сговор с целью ограбления неизвестных лиц в неизвестных местах».
7. «All Things Bright and Beautiful» – христианский гимн С.Ф. Александра: «All things bright and beautiful,
All creatures great and small, All things wise and wonderful, The Lord God made them all.»
8.  Герой популярного сериала «Стар-трек»
9. Фанаты сериала «Стар-трек»
10. Цитата из стихотворения лорда Альфреда Дугласа «Две любви»
11. С.Д. заблуждается, ЛаВей в фильме Поланского не снимался.
12. Говорящий компьютер из романа «Космическая одиссея 2001 года».
13. Один из известных средневековых латинских палиндромов – In girum imus nocte et consumimur igni «Ночью идем в хоровод и нас пожирает огонь» (Это предложение – загадка, разгадка которой – «Мухи»).
14. Группа поклонников «Секс Пистолз» из Бромли, в которой среди прочих были Сьюзи Сью, Сью Кэтвуман, Дэбби Джувенайл и Билли Айдол
15. «Мьюзак» - музыкальная запись, приглушенно звучащая в некоторых ресторанах, конторах и т. п.; фирменное название.
16. Квентин Крисп говорит о фильме «Спартак» с Кирком Дугласом в главной роли.
17. Самый популярный в Британии соус, на бутылках которого изображено здание парламента (House of Parliament).
18. Дефамилиаризация – артистическая техника, заставляющая аудиторию посмотреть на обычные вещи непривычным образом, чтобы усилить узнавание.
19. Ветхий Завет книга Иезекииля, глава 23
20. Stelarc (наст. имя Стелиос Аркадио(Stelios Arcadiou))(р.1946) – Австралийский перфомер греческого происхождения, производивший экстремальные опыты над своим телом (публичные хирургические операции, гастроскопия или воздействие на мышцы электроимпульсами, которые удаленные пользователи посылают через Интернет), в 70-е создал прообраз виртуального шлема, более всего прославился в 80-е созданием «Третьей руки», которой он пользуется наряду с двумя данными ему природой.
21. Теория «большого взрыва» ( теория происхождения Вселенной )
22. И (даже) в Аркадии я (есть)]. Фраза, ставшая крылатой в Италии в XVII веке, метафорически выражающая гуманистическое чувствование. Иными словами, даже пасторальный мир Аркадии, уносящий от житейских проблем, не спасает от смерти. На картинах того времени слова эти начертаны на величественных изваяниях из камня, чаще всего на надгробиях, стоящих среди руин. В руках Пуссена, создавшего два варианта этого сюжета, сцена постепенно изменялась. Пастухи изображены у надгробия, с видом меланхолического любопытства они разбирают надпись. Череп больше не имеет значения, или он вовсе отсутствует. Слова теперь кажутся эпитафией тому, кто здесь похоронен: "И я когда-то жил в Аркадии" (изменение смысла, которое в определенной степени насилует грамматику латинского оригинала). XVIII век имел тенденцию следовать именно этой интерпретации, так что тема в конце концов превратилась в выражение ностальгии по прошедшему золотому веку или по прошедшей юной любви.
 





Хостинг от uCoz